Текст книги "Венец для королевы проклятых"

Глава 7

Наутро Гвендилена проснулась рано. Ночью у нее начались месячные, но боли она почти не чувствовала, и кровотечение было не слишком обильным. В который раз она убедилась, что Гила отлично знает свое дело… А потому стоит послушаться ее совета и провести этот день в постели – на всякий случай.

Решив так, Гвендилена потянулась за колокольчиком. На звонок явилась Летта – уже умытая, причесанная и свежая, как полевой цветок весенним утром.

– Доброе утро, госпожа Гвендилена! – по обыкновению затараторила она. – Прекрасный день сегодня! Подать вам умыться? Какое платье вы желаете надеть – синее шелковое или зеленое с золотыми кружевами? Вчера Гильда, старшая горничная, научила меня делать новую прическу с локонами, очень красиво, и, если вы хотите, я могла бы…

– Нет, – прервала ее Гвендилена, – пойди и скажи ее высочеству, что я покорнейше прошу позволения оставаться в постели сегодня. Моя красная роза опять расцвела, и шипы жестоко исцарапали меня, – сказала она, чуть понизив голос.

Этой жеманной фразой в замке было принято обозначать обычные женские недомогания. В родной деревне любую девушку просто назвали бы лентяйкой, вздумай она лежать целый день из-за такой ничтожной причины, но среди изнеженных благородных девиц подобное поведение было делом обычным.

– О да, разумеется! – Летта понимающе кивнула и вышла.

Оставшись в одиночестве, Гвендилена блаженно потянулась под одеялом. «Наконец-то можно как следует выспаться! – подумала она, нежась в теплой постели. – Неизвестно, когда еще удастся в следующий раз…»

Но спать ей пришлось совсем немного. Гила заходила проведать ее, принцесса Эвина прислала фрукты и сладости с пожеланием скорейшего выздоровления, потом Летта принесла обед. Пока Гвендилена ела, она успела рассказать ей все новости – фрейлины Эма и Файла поссорились, не поделив черепаховый гребень, любимая собачка принцессы родила пятерых щенков, а маленький принц Римеран опять бросил в наставника грифелем… Расправляясь с аппетитной куриной ножкой, Гвендилена слушала ее вполуха. По правде говоря, неумолчная болтовня служанки порой сильно раздражала ее.

– А еще – Лейр Сладкоголосый, наш певец, слег в горячке! Лекарь Фаргус говорит, что, скорее всего, не выживет.

Услышав имя Лейра, Гвендилена почему-то заволновалась.

– Лейр? Очень жаль… Неужели его болезнь так опасна? – осторожно спросила она, вытирая губы салфеткой.

Летта всплеснула руками.

– О да! Лихорадка азим почти всегда смертельна, в наших местах это все знают. Десять дней человек горит, будто в огне, никого не узнает, бредит, а потом впадает в беспамятство и лежит, как мертвый. Если очнется, будет жить, но такое редко случается. Вот мой дядя в прошлом году…

Она могла бы говорить еще долго, но Гвендилена остановила ее.

– Иди, Летта! Я устала, хочу побыть одна, – вымолвила она, – можешь доесть это, если хочешь, – она показала на фрукты и сладости.

– Да-да, разумеется, – спохватилась девушка, – простите, госпожа, даже моя мать всегда говорила, что я много болтаю!

Она быстро, ловко собрала посуду и удалилась, осторожно ступая на цыпочках.

Глава 8

На следующий день Гвендилена поднялась с постели здоровой и бодрой. Жизнь ее вошла в обычную колею, но что бы она ни делала – служила госпоже, нянчилась с детьми, постигала тайную науку Гилы или даже разделяла ложе с принцем, – мысли ее почему-то все время возвращались к певцу Лейру. Она вспоминала его лицо, потрескавшиеся губы, остановившийся взгляд, длинные пальцы, беспокойно шарящие по одеялу… А еще – горячечный шепот: «Эвина, любовь моя!»

Принцесса была весьма расстроена болезнью певца. Она требовала, чтобы лекарь навещал его ежедневно, и посылала слуг справляться о состоянии молодого человека, но с каждым днем ему становилось все хуже. Как-то Гвендилена застала госпожу в слезах, и на расспросы о причине ее огорчения она не пожелала ответить. Видно было, что Лейр ей тоже не совсем безразличен!

Эта история вполне могла бы послужить темой для красивой и грустной баллады вроде тех, что Лейр распевал когда-то. Жаль, конечно, что ничего подобного ему уже не сочинить… Умереть молодым – печальная участь, но еще печальнее – уносить с собой в могилу талант и любовь, которой так и не дано было расцвести!

* * *

Ночь перевалила за середину, и полная луна стояла высоко в темном небе. Лежа рядом с любимым, утомленная и счастливая, Гвендилена смотрела на ее серебристый лик, пытаясь различить на нем тайные письмена, как учила ее Гила. «Только в полнолуние можно узнать свою судьбу и изменить ее к лучшему», – часто говорила она…

Принц легко прикоснулся к ее груди.

– Лунный свет тебе к лицу! – улыбнулся он. – Жаль, что при свете дня мне приходится изображать верного супруга.

В его голосе явственно звучала горечь, и Гвендилена почувствовала, как сердце ее затрепетало от радости. Конечно, показывать ее нельзя ни в коем случае…

– Принцесса Эвина – достойнейшая из достойных женщин! – кротко проворковала она. – Она прекрасная жена и мать, к тому же очень добра и набожна…

– Перестань, – усмехнулся принц, – преданность госпоже – прекрасное качество, но здесь ты можешь не притворяться! Святые хороши в храме, и нигде более. Но ничего не поделаешь – она моя законная супруга, и только смерть может разлучить нас.

– Только смерть? – тихо спросила Гвендилена. Она часто думала о том, что среди бесчисленных микстур и настоек Гилы наверняка есть и яды… Но просить ее помощи в таком деле было страшно, а самой ей никогда в них не разобраться.

Принц Хильдегард нахмурился.

– Она – королевская дочь! – резко ответил он. – Пусть младшая, но все же… Обоснованное подозрение в измене – вот единственный повод расстаться с ней.

Он коротко, зло рассмеялся.

– Увы, она верна мне! Верней собаки. И потому останется моей женой навсегда. К счастью, она не слишком докучает мне…

Лик луны вдруг закачался перед глазами Гвендилены, и на его поверхности явственно проступило прекрасное лицо – то, что она когда-то видела в темных водах озера Трелоно. Все, о чем она так напряженно думала в последние дни, вдруг сошлось воедино, как сходятся кусочки головоломки стале, что любит собирать маленький принц Римеран.

«Ну да, конечно, как я сразу не догадалась… Лейр влюблен в принцессу, и она тоже неравнодушна к нему. Было у них что-то или нет, не важно, но, если Эвину заподозрят в измене, ей конец! А Лейр все равно умрет, и рассказать он ничего не сможет…»

В ту ночь Гвендилена заснула счастливая и умиротворенная. Она еще не знала, что именно должна сделать, чтобы бросить тень на принцессу, но какая-то часть ее разума была совершенно уверена, что ответ отыщется сам собой, если только быть внимательной, смотреть по сторонам и видеть знаки, которые посылает судьба.

А главное – надо действовать быстро, пока Лейр еще жив.

Глава 9

– Это платье нужно спрятать до весны, это – отложить и переделать, а это – отдать бедным…

Громкий, резкий голос толстухи Калеа резал ухо. С тяжелым вздохом Гвендилена покосилась на ворох одежды. Работы здесь до вечера, а то и до ночи…

Каждый год, когда летняя жара сменялась осенней прохладой, принцесса устраивала разбор своего обширного гардероба. Обычно фрейлины ждали этого дня с нетерпением – часто кому-нибудь из них доставались неожиданные подарки! – но сегодня Эвина была просто сама не своя. Утром заходил лекарь Фаргус, и по его мрачному лицу сразу было понятно, что у него дурные новости.

Так и оказалось.

– Ваше высочество, вы поручили мне сообщать о состоянии певца, – произнес он с поклоном.

– Да-да, конечно, – принцесса старалась держаться спокойно, но руки, нервно комкающие кружевной платочек, выдавали ее волнение, – надеюсь, вашими стараниями ему стало лучше и он еще порадует нас своими песнями?

Но Фаргус только сдвинул кустистые седеющие брови.

– Лейр без сознания. Увы, кризиса ему не пережить… Он слишком слаб. Простите, ваше высочество, я сделал все, что мог.

– Что ж, ступайте, – принцесса поежилась, будто от холода, и глаза ее вдруг погасли, как у старухи, – мы будем молиться за него.

Весь день она была печальна и бледна. Казалось, ее мысли витают где-то далеко… Фрейлины напрасно ждали подарков – Эвина как-то позабыла об этом. Пожаловавшись на головную боль, она удалилась в свою спальню, и теперь разбором нарядов принцессы руководила толстуха Калеа, а уж у нее-то нитки не выпросишь!

Но Гвендилена об этом не думала. Раскладывая вещи, она чувствовала, как противно дрожат руки. Если Лейр умрет сегодня, его тайна умрет вместе с ним, и для нее возможность изменить свою жизнь к лучшему будет упущена – скорее всего, навсегда! Она почти физически чувствовала, как драгоценное время утекает капля за каплей… Совсем как в тот вечер, когда маленький принц Римеран смотрел в потухающий очаг на кухне.

– Гвендилена, ты слышишь меня? Куда ты положила чулки и сорочки? Вещи нельзя разбрасывать где попало, иначе потом ничего не найдешь!

Гвендилена вздрогнула от неожиданности. Сварливый голос Калеа звучал как скрежет железа по стеклу, но в этот момент девушка готова была расцеловать ее от радости. Наконец-то решение было найдено!

«Вещи нельзя разбрасывать… Разумеется, иначе они могут оказаться совсем не в том месте! А что, если какую-нибудь вещь госпожи найдут совсем не там, где она должна быть, – например, в постели ее верного певца Лейра? Что тогда подумают о ней? О том, что она благоволит к нему, и так известно многим, но это – вполне достаточный повод, чтобы обвинить ее в измене!»

– Простите, госпожа Калеа! Я… просто задумалась! – пролепетала Гвендилена, опустив глаза долу. Даже суровая толстуха смягчилась.

– Ну хорошо, хорошо… Но впредь – будь внимательнее!

– О да, разумеется! – Гвендилена присела в реверансе. – Я буду очень стараться.

Она аккуратно сложила в сундук ночную сорочку с кружевами, потом другую, с вытканным на подоле цветочным узором… Но стоило Калеа отвернуться, Гвендилена ловко спрятала в рукаве пару подвязок с вышитой монограммой принцессы.

* * *

Ночью Гвендилена долго лежала, прислушиваясь к шагам и шорохам в коридоре. Дело, что она замыслила сегодня, недоброе и опасное, не давало ей сомкнуть глаз ни на миг. Было очень страшно – вдруг ее поймают? Вдруг кто-то из слуг заметит, как она заходит в комнату певца? Или принц пришлет Яспера за ней, а тот не застанет ее на месте?

Но если упустить этот шанс, другой уже не представится! А значит, придется терпеть и лгать, угождать госпоже – возможно, всю оставшуюся жизнь.

Наконец Гвендилена решилась. Накинув простое темное платье, она спрятала в рукаве кружевную подвязку принцессы с ее монограммой и тихой тенью выскользнула прочь.

Она шла по темным коридорам, стараясь унять лихорадочно бьющееся сердце. Вот и знакомая уже дверь в комнату певца… Гвендилена на миг застыла на пороге, потом, собравшись с духом, вошла.

Внутри царил полумрак. Лишь тонкая восковая свечка горела на столике у кровати, и в ее неверном, мерцающем свете Лейр, неподвижно лежащий на спине с закрытыми глазами, выглядел почти стариком – таким изможденным и осунувшимся, словно его болезнь продолжалась уже много месяцев. На миг показалось даже, что он уже умер. Напрасно Гвендилена старалась убедить себя, что, если даже так, покойников бояться глупо, они не могут причинить вреда, и опасаться надо живых людей… Но почему-то от страха у нее дрожали колени, хотелось бросить все и бежать прочь.

«Что ж, ты можешь уйти, – услышала она знакомый тихий, шелестящий голос в голове, – можешь уйти и оставить все как есть, а потом всю оставшуюся жизнь жалеть об этом, плача в подушку по ночам!»

«Ну уж нет!» Стиснув зубы, Гвендилена сделала шаг вперед, потом другой… Оставалось совсем немного, но половица под ногой предательски скрипнула, и Лейр открыл глаза.

– Эвина… Моя госпожа… – тихо вымолвил он, – вы пришли… благодарю. Я счастлив.

Гвендилена чуть не вскрикнула от неожиданности, но потом сообразила, что Лейр по-прежнему не узнает ее, принимая за принцессу! Что ж, так даже лучше.

– Да, я здесь! – прошептала она. – Я пришла к тебе, мой верный рыцарь, твоя любовь и преданность тронули меня. Я с тобой, я не покину тебя!

Лейр протянул к ней руки… В его глазах было такое жалобное, молящее выражение, что Гвендилена не выдержала. Просто уйти сейчас было бы невозможно! Она присела рядом с ним на ложе и, положив руку ему на лоб, долго еще приговаривала что-то ласковое и успокаивающее. Бедный больной скоро успокоился и затих, закрыв глаза и вытянувшись во весь рост. Дыхание его стало ровным и глубоким, и на губах появилась легкая улыбка.

«По крайней мере, он умрет счастливым…» – рассеянно подумала Гвендилена. Она спрятала подвязку среди скомканных, сбившихся простыней и тихо, на цыпочках, вышла из комнаты.

Глава 10

Утро выдалось ненастным и пасмурным. Небо заволокли серые облака, и море, накатывая на камни, ревело, словно дикий зверь в бессильной ярости.

Ночью Гвендилена почти не спала. Стоило лишь смежить веки, и тут же ей казалось, будто на нее наваливается нечто огромное, темное, похожее на грозовое облако, давит и душит, грозя смертью… Она просыпалась в холодном поту, судорожно хватая губами воздух.

Едва рассвело, она потянулась за колокольчиком. На звонок явилась Летта – сонная, отчаянно зевающая, в полном недоумении, отчего ее разбудили так рано.

– Что случилось, госпожа? – спросила она.

– Ничего! – резко ответила Гвендилена. – С каких пор ты начала задавать вопросы? Подай умыться, принеси платье, сделай прическу – ту, с косами… Да не стой как колода, шевелись!

Летта прикусила губу. «Давно ли ты сама подметала полы и чистила котлы на кухне?» – говорил ее взгляд. Причесывая Гвендилену, она слишком сильно дернула прядь волос, и та, не сдержавшись, ударила ее по лицу.

– Простите, – пролепетала девушка, прижав ладонь к покрасневшей щеке. В глазах ее стояли слезы. Раньше такого никогда не случалось…

На краткий миг Гвендилене стало стыдно. Совсем недавно веселая хохотушка Летта была для нее почти подругой! Она преданно ухаживала за ней, развлекала своей болтовней, а главное, помогала освоиться во дворце, обучая новым премудростям…

– Впредь будь осторожнее, – процедила Гвендилена, – вот, возьми!

Она протянула девушке маленькую брошку в виде бабочки с цветными камнями. Глаза Летты тут же вспыхнули радостью.

– Благодарю вас, госпожа! – пролепетала она, припав губами к ее ладони.

– Ну хватит, перестань! – Гвендилена поспешно отдернула руку. – Прибери здесь да постели свежие простыни.

Направляясь в покои принцессы, она нарочно сделала крюк, чтобы как бы случайно пройти мимо комнаты певца Лейра. Прямо сейчас, немедленно ей совершенно необходимо было удостовериться – жив ли певец или уже скончался?

«Если он умер, подвязку, наверное, уже нашел лекарь или слуги, что должны выносить тело, – размышляла Гвендилена, – но что будет потом? Вдруг вместо того, чтобы донести принцу о неверности его жены, нашедший спрячет подвязку или отнесет принцессе? Или просто не заметит, приняв по глупости за ненужную тряпочку? Тогда все пропало!»

Дверь была распахнута настежь. Гвендилена робко заглянула внутрь – да так и отпрянула. В комнате стоял полный разгром – все вещи разбросаны в беспорядке, разбиты драгоценные вазы, и сломанная лютня валялась на полу… Ложе было пусто, лишь на скомканной простыне остались пятна крови.

Это было так странно, что девушка попятилась назад, прикрыв рот рукой, чтобы не вскрикнуть, лихорадочно пытаясь сообразить, что же все-таки произошло здесь. «Куда подевался Лейр? Если он скончался, то почему тело вынесли так быстро? Откуда кровь? И к чему устраивать такой погром в его комнате? А если жив…»

Додумать она не успела. Усатый стражник в плаще с золотым крестом бесцеремонно отстранил Гвендилену в сторону и принялся рыться в сундуке, доставая и складывая в мешок какие-то книги, тетради, исписанные листы…

– Что случилось? Лейр умер? – спросила девушка.

– Нет… Но лучше бы ему умереть! – мрачно ответил стражник. – Для тех, кого обвиняют в измене, это единственный выход.

Гвендилена с трудом устояла на ногах. Сердце глухо стукнуло и упало куда-то вниз.

– А где же он? – севшим чужим голосом спросила она.

Стражник отвел глаза.

– Где-где… – недовольно проворчал он, – в тайном подвале! Там умеют развязывать языки…

Стражник замолчал, сообразив, что сболтнул лишнее, и, словно опомнившись, рявкнул:

– Проходите, не задерживайтесь, молодая госпожа! Нечего вам стоять тут.

Повторять дважды ему не пришлось. Гвендилену как ветром сдуло… Она не шла – летела по длинному коридору, и гулким эхом отдавались ее шаги. Мысли метались, словно стая перепуганных крыс, запертых в горящем подвале и не находящих выхода из него.

«Почему, ну почему Лейр выжил? От этой лихорадки – как ее там? – всегда умирают, и лекарь говорил… Что же теперь будет? Под пытками люди признаются в чем угодно, значит, Эвине конец! А что, если он не признается? Что, если он видел и узнал меня? Нет, нет, об этом лучше не думать, будь что будет… Но почему же он все-таки выжил? Я не думала, что все так получится!»

Она готова была расплакаться от растерянности и отчаяния, когда снова услышала тихий голос в голове. Сейчас он показался ей таким теплым, родным, спасительным…

«Успокойся и вытри слезы! Жаль, конечно, что Лейр, вместо того чтобы спокойно умереть, оказался в пыточном подвале, но теперь уже ничего не поделаешь. Держи себя в руках, если не хочешь сама оказаться там! Что сделано, то сделано, и теперь придется вести свою игру до конца… И выиграть! Если, конечно, ты хочешь жить».

Постепенно Гвендилена и в самом деле успокоилась. Сердце перестало частить, дыхание стало ровным, и противный комок, стоящий в горле, исчез… Но главное – ясной стала голова, и ощущение паники оставило ее.

Гвендилена подумала о том, что на всякий случай стоило бы избавиться от второй подвязки с монограммой. Лучше всего было бы незаметно спрятать ее среди других вещей принцессы… И поскорее, пока за ней не пришли!

Она развернулась и почти бегом бросилась назад, в свою комнату.

* * *

Ветер разогнал облака, и в небе выглянуло солнце, обещая ясный день. Войдя к себе, Гвендилена застала безмятежную картину – все вокруг заливали солнечные лучи, раскрытая постель сияла белоснежными свежезастеленными простынями, и легкий бриз чуть колебал кисейную занавеску. Летта беззаботно напевала, прибираясь и раскладывая вещи по местам, но, застав ее за этим безобидным занятием, Гвендилена едва сдержала крик. В руках девушка держала ту самую подвязку принцессы с монограммой!

– Что это у тебя? – спросила Гвендилена, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Вот… Я раньше никогда не видела таких подвязок у вас! Только вторая куда-то запропастилась, никак не могу найти.

– Отдай мне это! Отдай сейчас же! – крикнула Гвендилена.

– Да, конечно, как скажете, госпожа… – испуганно залепетала девушка, – я только хотела найти вторую… Тут такая красивая вышивка!

Гвендилена почти вырвала подвязку у нее из рук и выбежала прочь.

* * *

Она очень торопилась и все же опоздала.

В покоях принцессы царил полный разор. Стражники в серых плащах джедри-айр с золотыми крестами спокойно, деловито рылись в сундуках, шкафах и ящиках. Драгоценные платья из шелка и бархата, детские рубашки и штанишки, пеленки и игрушки, разбросанные по полу, выглядели растерзанными и жалкими.

Фрейлины и служанки бестолково метались, будто куры в курятнике, в который забралась лиса. Альдерик, о котором все забыли, захлебывался отчаянным плачем, а принц Римеран молча стоял в темном углу, прячась за бархатной портьерой, так что только глаза блестели. Самой Эвины и маленькой Майвин нигде не было, только опрокинутая колыбель и разбросанные пеленки говорили о том, что они не просто отправились на прогулку по саду.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Анграйв – командир джедри-айр, личной гвардии принца. Высокий, широкоплечий, с грубым, будто топором вырубленным лицом, в покоях Эвины он казался таким неуместным, лишним, даже нелепым, словно лошадь, которую зачем-то ввели в комнату.

– Всем молчать! – зычно рявкнул он.

Стражники вытянулись в струнку, женщины испуганно притихли, даже маленький Альдерик перестал плакать от неожиданности.

– Вы нашли то, что искали? – обратился Анграйв к своим подчиненным.

– Нет, не нашли, – неохотно отозвался кряжистый, широкоплечий парень со шрамом на лбу, – мы перевернули все вверх дном – и напрасно! Этой штуки, ну, с вышивкой… Ее здесь нет. Рыться в женских тряпках – не дело воина! – пробурчал он себе под нос.

Гвендилена похолодела от ужаса. Только сейчас она поняла, что джедри-айр искали в вещах принцессы вторую подвязку – ту самую, что спрятана у нее в рукаве!

Анграйв нахмурился.

– Послушай меня, Тирмат! Если я, твой командир, прикажу тебе, ты будешь искать что угодно и где угодно, хоть в выгребной яме. А если ты еще когда-нибудь позволишь себе произнести лишние слова, я забью их тебе в глотку. Это понятно?

На лице парня явственно отразился страх. Он вытянулся в струнку и выпалил:

– Понятно! Прошу простить за дерзость!

– Хорошо… А теперь – прочь отсюда! Незачем пугать детей и женщин понапрасну.

Стражники поспешно удалились. Анграйв окинул взглядом испуганные, растерянные, заплаканные лица фрейлин и служанок.

– Уберите отсюда детей! – распорядился он. – Да поживее! Как говорят, «у маленьких кувшинов большие уши»! Им не следует слышать того, что будет сказано здесь. Все-таки речь идет об их матери.

Словно спохватившись и вспомнив о своих обязанностях, няньки захлопотали вокруг мальчиков и поспешно вывели их прочь. Удовлетворенно хмыкнув, Анграйв продолжал:

– Итак, да будет вам всем известно – принцесса Эвина подозревается в измене. По приказу принца Хильдегарда, ее супруга, на время дознания она вместе с младенцем, рожденным ею, будет заключена в Северной башне. При ней останется только одна служанка, прочим же приближенным запрещено видеть ее и говорить с ней.

– А что будет с нами? – тоненько пискнула фрейлина Эма. Совсем юная, она казалась сейчас испуганной девочкой…

Файла, вечная подруга-соперница, ткнула ее локтем в бок и прошипела на ухо: «Молчи, глупая!» – но Анграйв даже бровью не повел.

– Это зависит от того, что станет с вашей госпожой, – он говорил размеренно и терпеливо, но в голосе его слышалось нечто такое, от чего у девушек мурашки бежали по спине, – если ее невиновность будет доказана, все останется по-прежнему. Если же нет – благородных девиц отправят по домам, к родителям, а для служанок в замке всегда найдется работа.

Вокруг послышались горестные вздохи и даже сдавленные всхлипывания. Принцесса всегда была добра и щедра к своим фрейлинам, а потому сменить веселую жизнь и не слишком обременительную службу на возвращение в родной дом согласились бы немногие… Даже к служанкам Эвина была снисходительна, и их никогда не ругали и не наказывали понапрасну!

Анграйв выдержал долгую паузу и заговорил снова – медленно, размеренно, будто взвешивая каждое слово:

– И наконец, самое важное. В случае если вам что-либо известно об измене вашей госпожи ее супругу, вы обязаны рассказать всю правду! За утаивание сведений, имеющих значение для дела, равно как и за ложный донос, вы будете наказаны по всей строгости закона.

Он повернулся на каблуках и направился к выходу, громко топая тяжелыми сапогами. Девушки наблюдали за ним, затаив дыхание… Уже взявшись за дверную ручку, Анграйв вдруг остановился, словно вспомнив нечто важное.

– И вот что еще, дамы и девицы… Та из вас, что расскажет правду о своей госпоже, не пожалеет об этом! Только правду… Вы поняли меня?

* * *

К вечеру переполох в покоях принцессы немного поутих. Несмотря на случившееся, надо было жить дальше и что-то делать… Фрейлины и служанки лихорадочно спешили навести порядок, разложить вещи по местам, словно старались сделать вид, что ничего не случилось. Отчего-то получалось плохо, и комнаты, несмотря на все старания, выглядели покинутыми и сиротливыми, словно вместе с хозяйкой их покинула жизнь и душа.

Дети требовали немало внимания и заботы. Маленький Альдерик капризничал, непрерывно хныкал, отказывался от еды, а к вечеру и вовсе разболелся и слег в постель. Принц Римеран держался лучше, но он не отходил от Гвендилены ни на шаг и требовал, чтобы она снова и снова рассказывала ему сказки – одни и те же, что он слышал уже не раз… Уже засыпая, он все еще продолжал крепко держать ее за руку, так что Гвендилена с трудом высвободилась из его цепких пальчиков.

Уложив ребенка, она и сама еле держалась на ногах от усталости. Очень хотелось спать, но первым делом надо было наконец избавиться от проклятой подвязки!

Вероятнее всего, сейчас это было бы самым лучшим решением, но, сделав всего несколько шагов и чуть подумав, она направилась совсем в другую сторону. У нее оставалось еще одно дело – может быть, самое неприятное за этот долгий, бесконечно долгий день.

Входя в просторную комнату с белеными стенами и сводчатым потолком – рабочий кабинет и постоянное обиталище майордома Скалария, – Гвендилена почувствовала внутренний трепет. Она вспомнила, как оказалась здесь впервые вместе с другими невольниками, привезенными из Терегиста, и на миг ощутила себя такой, как тогда, – измученной, грязной, голодной, обреченной на рабство.

«Это было давно, – твердила она себе, – это было давно, в другой жизни, не со мной…»

Склонившись над толстой счетной книгой, Скаларий что-то писал. Время от времени он отвлекался для того, чтобы сделать какие-то подсчеты, перекладывая разноцветные камешки на доске, расчерченной на клетки, потом снова углублялся в свои записи.

Наконец, заметив ее присутствие, Скаларий поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.

– Простите, что отрываю вас от дел, господин майордом, – смущенно вымолвила Гвендилена, – но мне нужно поговорить с вами!

– Кто вы? – строго спросил он.

– Я… я одна из фрейлин принцессы. Меня зовут Гвендилена.

Всей душой девушка надеялась, что Скаларий не узнает ее… Мало ли людей проходят перед ним каждый день? Но он узнал – сразу же, едва взглянув ей в лицо.

– Гвендилена? Та, что раньше была служанкой на кухне? Привезена из Терегиста? – уточнил он своим обычным монотонным и бесстрастным голосом. – Я помню. Итак, что вам нужно?

Последние слова он произнес, чуть подняв бровь, всем своим видом давая понять, что не намерен тратить время попусту.

Набрав побольше воздуха в грудь, Гвендилена заговорила:

– Мне кажется, моя горничная – ее зовут Летта – и, как бы это сказать… Ну, в общем, она ворует. Когда это были всякие мелочи, я не обращала внимания, но недавно у меня пропала брошка в виде бабочки с драгоценными камнями, подарок принцессы Эвины, и я думаю…

– Я понял вас, – прервал ее Скаларий, – но знаете ли вы, что по закону слуги и служанки, уличенные в воровстве, должны быть наказаны плетьми и отправлены в каменоломни, на вечную каторжную работу?

– Да, я знаю… – голос Гвендилены дрогнул, и слезы подступили к глазам – настоящие, искренние слезы.

Летту действительно было жаль… Но ничего не поделаешь – она видела ту проклятую подвязку, держала ее в руках, а значит – сама подписала себе приговор. Оставлять ее при себе было бы смертельно опасно!

– И все же вы настаиваете? – холодно уточнил Скаларий.

– Да, – Гвендилена вскинула голову, – теперь я свободная женщина и хочу, чтобы все было по закону!

– Хорошо, – Скаларий сделал какую-то пометку в маленькой записной книжке в черном кожаном переплете, – я пошлю своих людей проверить это.

Он снова углубился в свои записи и расчеты, словно давая понять, что аудиенция закончена.