Текст книги "Жена ювелира"

Она должна быть хитрой, осторожной и смелой. За ней следят шпионы, посланные герцогом Глостерским, самым влиятельным и, как говорят, самым безжалостным человеком в Англии. Ощущение опасности подстегивало ее, и потому она трепетала от возбуждения, готовясь посетить лорда Гастингса.

Джейн пришла в его апартаменты в назначенное время. Один из слуг, одетый в блестящую ливрею, церемонно впустил ее. Джейн тут же окружили кланяющиеся мужчины и женщины, которым, очевидно, сказали, что их хозяин ожидает очень важную персону. Затем она увидела Кейтсби, друга Гастингса. Он узнал Джейн, поклонился ей и тут же ушел. «Интересно, – подумала Джейн, – когда двор начнет шептаться по поводу того, что Джейн Шор и лорд Гастингс находятся в интимных отношениях?»

Появился сам Гастингс; безукоризненно одетый, он выглядел очень изысканно. Годы смягчили черты его лица. Он приветливо улыбался, но был очень бледен, и Джейн заметила, что его щека нервно подергивается.

– Джейн, как это мило, что ты пришла!

– Нет, милорд, это вы очень любезны, что приняли меня. Он махнул рукой, отпуская слуг, и когда они остались одни, сказал:

– Почему бы тебе не называть меня Уильямом, коль скоро мы собираемся стать друзьями?

Она засмеялась:

– Друзьями! После стольких лет… Уильям?

– Многих напрасных лет. Слишком многих, чтобы принимать их во внимание. – Он проводил ее в небольшую, но элегантно обставленную комнату. – Но годы пощадили тебя, Джейн, – добавил он.

– Да и вас тоже.

– Как мило с твоей стороны говорить мне это. Но давай же пройдем к столу, и я велю немедленно подавать ужин.

Она села за стол, а он дернул за шнур колокольчика. Слуги подали разнообразные блюда. Все было просто превосходно, словно Гастингс хотел сказать: «Вот смотри, и я могу развлекать тебя так же, как это делал король».

Джейн заметила, что он не мог удержаться, чтобы не сравнивать себя с королем; несомненно, он питает большие надежды и считает этот ужин тет-а-тет началом отношений, к которым он так давно стремится.

Молчаливые, бесшумно ступающие слуги и служанки внесли украшенных перьями жареных павлинов. За ними последовали перепела и жареные фазаны, утки и филей говядины. Были тщательно подобраны лучшие вина. Все было так, словно он хотел показать себя эпикурейцем, видевшим смысл жизни в утонченных удовольствиях.

Пока они ели, Гастингс поддерживал легкий разговор, и лишь после того как были отпущены слуги, он положил локти на стол и, серьезно посмотрев на нее, спросил, не чувствует ли она себя одинокой, ведя такой замкнутый образ жизни.

– Замкнутый образ жизни? – переспросила она. – Откуда вы знаете, как я живу?

– Я делаю выводы. Скажи мне, нет ли у тебя…

– Покровителя? – Она беспечно рассмеялась. – У меня нет, зато у Англии есть.

– Я рад этому, Джейн. Я надеялся…

Она постаралась перевести разговор на другую тему.

– Милорд… Уильям, сейчас наступили смутные времена. Он пожал плечами.

– Протектор Англии – сильная личность, а Англия, как и ты, Джейн, нуждается в сильном покровителе.

– Но ведь у Англии есть король, разве не так?

– Он всего лишь маленький мальчик. Джейн, я о многом хотел бы поговорить с тобой, и я пытался сделать это с тех пор, как ты пришла, но, поверь, это нелегко. Ты знаешь мои чувства к тебе. С самого начала…

– О, Уильям, как все это напоминает мне прошлое! Я вспоминаю то время, когда была юной девушкой и мой отец водил меня смотреть на торжественные процессии.

– Я участвовал в одной из них.

– Вы посмотрели на меня… и так все началось.

– Джейн, ведь ты бы не согласилась на этот ужин со мной, если бы не считала меня своим другом?

– Я ваш друг, Уильям.

– Ты же понимаешь, что мне от тебя нужно нечто большее, чем дружба.

– Тогда, Уильям, давайте говорить откровенно.

– Именно этого я хочу.

Гастингс поднялся, подошел к ней и наполнил ее бокал. Он положил руку на обнаженное плечо Джейн. Рука Гастингса была горячей, а прикосновение – ласковым. Она подняла его руку и отвела в сторону.

– Да, – промолвила она, – давайте поговорим.

Он придвинул свой стул поближе и облокотился на стол, наблюдая за ней.

– Эта ночь, – наконец проговорил он, – счастливейшая в моей жизни, с тех пор как Эдуард привел тебя ко двору. Ты должна верить мне, Джейн. Я никогда не переставал корить себя за то, что сделал. Простишь ли ты меня, Джейн?..

Она слегка прикоснулась к его руке, а он схватил ее руку и задержал в своей.

– Вы просите прощения у меня? – спросила она. – Но я сама должна просить прощения у вас. Я относилась к вам враждебно, злобно упрекала вас. Поэтому прошу, давайте не будем просить прощения друг у друга.

– Твои слова всегда ранили меня, – ответил он, – но я никогда не забуду, что у тебя в руках были иные, более сильные средства, которые ты могла бы использовать против меня. Другой на твоем месте загубил бы мою карьеру. Ведь Эдуард прислушивался к твоему мнению, разве не так? Люди говорили, что во времена Эдуарда двор был тебе обязан многим больше, чем кому-либо другому в стране. В твоей власти было сделать так, чтобы меня разорили и изгнали из двора. О, Джейн, ты не только самая милая, но и самая справедливая женщина.

Ее глаза внезапно наполнились слезами.

– Нет, – быстро молвила она и сразу же почувствовала себя несчастной и пристыженной.

– Да, – настаивал он. – Нет такого человека в Лондоне, который бы не согласился со мною. Ты самая прелестная из женщин, и я люблю тебя.

Она не смела взглянуть на него.

– Нам еще о многом надо поговорить, – запинаясь, произнесла она. – Не забывайте, Уильям, что это я пришла поговорить с вами.

– Ты пришла сюда, чтобы рассказать мне о своем одиночестве, Джейн. Я тоже одинок. Почему бы нам с тобой не утешить друг друга, если мы в этом так нуждаемся? – Он вдруг рассмеялся. – Утешить! Разве то, что мы могли бы дать друг другу, не дурно называть утешением? Разве о райском блаженстве можно говорить как об утешении? Давай забудем прошлое, Джейн.

– Тогда мы были совсем другими людьми, Уильям. «Да, – подумала она, – мы были совсем другими. В то время я не пришла бы к нему с такой целью. Тогда я была честна и у меня было чувство собственного достоинства. Но я изменилась, так же как и он; только он – в лучшую сторону, а я – в худшую. Дорсет изменил меня, довел до звероподобного состояния. Женщина не должна позволять так себя использовать».

А он продолжал говорить, прося прощения за того Гастингса, который в дни своей безрассудной, полной приключений молодости пытался похитить ее и для этого строил опасные планы. Он закрыл лицо руками.

– И вот тогда я потерял тебя, Джейн, на многие годы. Я виноват в своей жестокости, я виноват в том, что мстил ювелиру. Как часто я терзался мыслями о том, что сам отдал тебя Эдуарду! Я, добровольно и совершенно по-глупому, отдал ту, которую страстно и нежно любил.

– С этим покончено, и все забыто, – мягко сказала Джейн. – Мы уже не молоды и не безрассудны.

– А поскольку мы уже не молоды и не безрассудны, давай не упускать предоставленный нам случай.

– С такими вещами не стоит торопиться. Я пришла сюда поговорить не о себе. Я хочу попросить вашего совета. Я в смятении. Прошу вас, Уильям, помогите мне с этим делом, и тогда… может быть, мы сможем подумать и о… нас самих.

Она увидела, как в глазах его блеснула надежда. Разве она не сказала ему: «Помоги мне в этом деле, и я стану твоей любовницей»? Неужели она выразилась так откровенно грубо? Что с ней стало, если она трепещет при мысли об объятиях этого человека?

– Скажи мне, дорогая, что тревожит тебя? – спросил Гастингс.

– Маленький король, Уильям. Ведь он, по сути дела, не более чем узник в Тауэре.

– Нет, нет, Джейн. Он не узник. Он находится в государственных апартаментах в ожидании коронации.

– А его мать, его брат и сестры содержатся в святилище женского монастыря?

– Содержатся в святилище? Не забывай, что они там по собственному желанию.

– Потому что боятся выйти оттуда. Гастингс пожал плечами:

– Королева виновата в том, что замышляла мятеж. Это стало ясно, когда она поспешно бежала в монастырь, узнав, что ее план сорвался.

– Замышляла мятеж?

Щеки Джейн разрумянились. Вино возбуждало ее, оно оказалось крепче, чем она думала, и Джейн подозревала, что Гастингс знал об этом. Она вдруг вспомнила о снотворном, которое он вручил Кейт. Конечно, она должна помнить обо всем, чтобы не наделать глупостей.

– Мятеж против кого? Против короля? Или его дяди? Тут есть разница, и вы должны это понимать.

– Нет, Джейн, разницы нет. Умоляю тебя, дорогая, если ты собираешься говорить об этих вещах, говори потише. Шпионы есть повсюду. Не забывай о том, что совсем недавно ты была в самых дружеских отношениях с одним из членов семьи королевы.

Джейн зарделась, а он поспешил добавить:

– Прости меня, Джейн. Ведь с этим покончено, не так ли?

– Не говорите больше об этом.

– Хорошо, не буду. Но помни, дорогая: ты вне подозрений до тех пор, пока будешь вести себя благоразумно. Его светлость герцог Глостерский очень хорошо к тебе относится. Мы говорили с ним о тебе.

– Вы говорили обо мне?

– Да. Он помнит о том, что ты сделала когда-то для него и герцогини. Я тоже многое никогда не забывал и… не забуду.

– Хорошо, что вы предупредили меня. Я буду осторожнее. Но, Уильям, друг мой, я повторяю: принять сторону маленького короля – это значит быть не на стороне герцога Глостерского.

– Ты что-нибудь слышала, Джейн?

– То, что он сговаривается со Стиллингтоном отнять корону у сына Эдуарда.

Гастингс изумился.

– Как ты узнала об этом, Джейн?

– Такие новости быстро распространяются. Скоро весь Лондон будет об этом говорить.

– Я не знал, что это уже просочилось.

– Я слышала, Стиллингтон заявил об этом на Совете. Уильям, что стало с друзьями Эдуарда, поклявшимися в верности ему? Ведь они обещали защищать его сына. Эдуард не мог предположить, что его брат, которому он так доверял, повернется против мальчика.

– Ты так горячо защищаешь маленького принца, Джейн…

– Потому, что люблю его. Он и его брат часто играли у меня. Я люблю детей, а эти мальчики были почти моими детьми. Вы верите в историю, которую Стиллингтон рассказал Совету?

– Я не знаю, чему верить. Но если он сказал правду, то Ричард Глостерский – полноправный король Англии, Ричард III, поскольку сын Георга из-за предательства отца был лишен гражданских и имущественных прав.

– Но ведь Ричард клялся в верности сыну Эдуарда?

– Это так, но если слова Стиллингтона будут доказаны, то не Ричард должен будет соблюдать верность молодому Эдуарду, а, наоборот, Эдуард – Ричарду.

«Гастингс прав», – подумала она. Но что будет с маленьким Эдуардом, которого она любит как собственного сына? Что будет с Дорсетом? Как ни странно, во время встречи с Гастингсом, которого Джейн так сильно ненавидела, ей приходилось постоянно напоминать себе о Дорсете – он все больше и больше отступал на задний план. Вспоминая о маркизе, она видела жесткую усмешку на его устах и невольно сравнивала ее с мягкой улыбкой Гастингса. А ей так нужна была нежность: она всегда стремилась к любви, нежной и страстной.

И вдруг Джейн поняла, что сейчас происходит то, чего она уже давно хотела, – она покидает Дорсета. Она зашла в тупик, не зная, что ей делать: любить или ненавидеть, дразнить или сдаваться. «Ах, эти глупые мужчины! – подумала она. – Черт бы их побрал с их раздорами! Какая разница, кто король: Эдуард или Ричард? Почему мы все не можем быть добрыми и любить друг друга?»

А Гастингс тем временем продолжал:

– Есть серьезные основания считать, что Стиллингтон говорит правду.

– Герцог Глостерский мог и сам сочинить эту историю.

– Мог, если бы захотел.

– А вы полагаете, что он бы не захотел?

– Я полагаю, что он человек чести.

– Честь? Что такое честь?! То, что для одних людей зло, для других кажется добром. Ричард клялся своему брату защищать его мальчика. Милорд, неужели вы не понимаете, что Ричард настроен отнять корону у невинного ребенка и надеть ее на себя? – Она положила руку на его плечо и с удовлетворением отметила, что ее прикосновения было достаточно, чтобы отвлечь его от мыслей о герцоге Глостерском. – Уильям, вы присягали на верность Эдуарду. Ваша верность – это то, что я больше всего в вас ценю. Если вы сейчас оставите короля, разве я смогу по-прежнему верить в вашу честность?

Гастингс вдруг схватил и приподнял ее. Ее лицо оказалось на одном уровне с его лицом.

– Что ты имеешь в виду, Джейн? Скажи мне правду. Что ты имеешь в виду?

– Вы обещали хранить верность Эдуарду, – тихо произнесла она. – Если вы оставите его сына, я никогда не смогу доверять вам.

– Но ты никогда не должна вмешиваться в такие дела.

– Тогда отпустите меня, милорд, я пойду. Он покачал головой:

– Ты не уйдешь, Джейн. Ты останешься со мной. Ты останешься навсегда.

– Нет, – проговорила она, но сама знала, что собирается остаться, и знала, что хочет этого. – Могу ли я остаться, если вы готовитесь предать сына Эдуарда – маленького мальчика, которого я люблю!

Он прижал свои губы к ее губам.

– Какое это имеет отношение к нам с тобой? Боже мой, как же я стремился к тебе! Как я мечтал о тебе… И вот наконец ты пришла.

Джейн подумала: «А я ведь тоже мечтала. Что за кошмар! Неужели все это время меня тянуло к нему?»

– Вы должны ненавидеть меня, Уильям, за то, что я сказала вам, – медленно проговорила она. – Герцог Глостерский – ваш друг, и вы очень привязаны к нему. Вы будете верны ему до самой смерти, более верны, чем были верны мне.

Она услышала его голос, исполненный страсти, но мягкий и нежный.

– Ненавидеть тебя? Порой мне казалось, что я ненавижу тебя, но только потому, что я любил тебя больше, чем себя. Ты права, когда говоришь, что Ричард Глостерский мой друг, но что значит дружба в сравнении с любовью? Что значит Ричард Глостерский в сравнении с Джейн Шор?! Моя Джейн, только моя… Джейн, по которой я тосковал и о которой мечтал все эти долгие годы. Ты пришла ко мне, и ты останешься со мной. Ты больше никогда не покинешь меня.

– Я не знаю, – нерешительно проговорила она, – я не могу сказать…

– Ты мое безумие, – шептал он ей, – безумие, овладевшее мной на многие годы. Это должно было случиться, Джейн. Я всегда это знал. Я очень любил Эдуарда до тех пор, пока он не привел тебя ко двору и не показал, что намерен оставить тебя там. И тогда я возжелал его смерти. Так я любил тебя.

– Это была ненастоящая любовь, – настаивала она. – Если бы ваша любовь была настоящей, я бы полюбила вас, когда вы пришли ко мне в Чипсайд. А я возненавидела вас с тех пор именно потому, что вы пытались обмануть меня.

– Неужели ты полюбила бы меня, если бы я вел себя по-другому?

– Мы обещали друг другу не говорить о прошлом. Теперь я доверяю вам. Хотя, если вспомнить, что случилось когда-то, мне бы следовало вас остерегаться.

– Все, что происходит между нами, должно быть с твоего добровольного согласия. Я уже не тот глупец, каким был раньше.

– Тогда, я думаю, мне лучше уйти.

– Прошу тебя, останься. Я еще не сказал всего, что хотел. Ты пришла ко мне, потому что беспокоишься о маленьком короле. На что ты надеялась? Чем я могу быть полезен?

– Я надеялась, что вы сможете повидать мальчика… утешить его. Я надеялась, что вы сможете использовать свою власть, чтобы сделать что-нибудь для него, а не против него.

– А я надеялся, что ты пришла, потому что чувствуешь себя одинокой и ищешь моего общества.

– Может, в этом и есть доля правды.

– Останься со мной, Джейн.

– Я сейчас плохо соображаю. Позвольте мне уйти… А в другой раз…

– Ты уже ускользнула от меня однажды, и я не могу допустить, чтобы то же самое произошло сейчас. В тебе уже нет ненависти ко мне, да ее никогда и не было. Признайся, Джейн.

– Тогда это была не ненависть. Я не знаю, что это было, но это чувство было очень похоже на ненависть.

– Когда я целую тебя, ты трепещешь, Джейн… Я нужен тебе.

Он действительно был ей нужен. Она была одинока и хотела быть любимой. Она желала нежной, а не жестокой любви. Она должна избавиться от Дорсета, и Гастингс укажет ей путь. Ей нужна была преданность Гастингса, чтобы залечить раны, которые ей нанес Дорсет своим грубым обращением.

Джейн посмотрела на Гастингса. Если это ненависть, то она как-то странно действует на нее, можно сказать, даже возбуждает… и привносит чувство, какое-то особенное и по-своему прекрасное.

Гастингс улыбнулся, он торжествовал.

* * *

Неужели она играла роль – роль любовницы Гастингса? Как легко и приятно было ее играть! Как приятно было выбегать ему навстречу, когда он возвращался к ней, просить его беречь себя, когда он уходил, отвечать на его поцелуи!

«Настанет день, – думала она, – и я презрительно посмеюсь над ним. Я скажу ему: "Теперь, милорд, вы понимаете, как заставили меня страдать. Интересно, сколько брошенных вами женщин испытали то, что вы испытываете сейчас!"»

И все же, когда он уходил на заседание Совета, она рыдала настоящими слезами. Она замирала от ужаса, когда слышала шаги у дверей. Потому что сейчас они были больше чем любовники, они стали заговорщиками. Этого оказалось так легко добиться, когда он лежал возле нее, удовлетворив свою страсть и расслабившись, лишившись своей силы, как Самсон, когда ему остригли локоны. Как просто было привлечь его на сторону маленького Эдуарда, заставить его поверить в то, что Стиллингтон и герцог Глостерский сами придумали историю об Элинор Батлер! Гастингс любил ее очень сильно. Разве его интересовал герцог? Его интересовала только Джейн Шор. Он был абсолютно счастлив, добившись той цели, к которой стремился многие годы.

Взволнованная своими отношениями с Гастингсом, Джейн вскоре почувствовала безразличие к политике. Ее мысли сосредоточились на Гастингсе – ее возлюбленном: Гастингс-политик, ставший теперь главой новой тайной партии, отступил на задний план. Она не сознавала всех масштабов дела, инициатором которого в значительной мере была сама. Гастингс привлек на свою сторону очень важных людей. Они тайно собирались в его доме и порой просиживали до ночи. Джейн не задумывалась, какие планы они строили, ее сердило лишь то, что они отрывали Гастингса от нее.

Время от времени Гастингс рассказывал Джейн, что уже сделано, пока она не закрывала уши и не отказывалась слушать. Тогда он смеялся и целовал ее, радовался, что она держится в стороне от политических споров, потом забывал обо всем, и они наслаждались своей любовью.

Джейн окончательно порвала с Дорсетом, потому что с Гастингсом она была невероятно счастлива. Так же хорошо ей было только в первые месяцы жизни с Эдуардом.

Гастингс говорил: «Иногда я боюсь, что все это мне приснилось, что я проснусь и не найду тебя рядом. Правда, Джейн, я так счастлив, что живу как во сне!»

Он был прав. Все это было похоже на сон. Странный, волнующий, пленительный сон ненависти… или большой любви.

* * *

Но был человек, наблюдавший за влюбленными расчетливым взглядом. Его звали Кейтсби. Этот честолюбивый человек слыл близким другом Гастингса и пользовался его доверием. Он сделал хорошую карьеру, в основном благодаря помощи Гастингса, но смотрел вперед и ждал еще больших побед. Будучи доверенным лицом Гастингса, Кейтсби знал, что этот вельможа переметнулся на другую сторону. Кейтсби считал это безумием и был уверен, что Гастингса околдовали. Разве Гастингс сможет добиться успеха, если его противник – самый умный и хитрый человек в Англии? Кейтсби пришлось решить, чью сторону принять, и он выбрал герцога Глостерского.

Нет, он не сообщил об этом Гастингсу. А почему, собственно говоря, он должен был сообщать ему. Проще ходить на совещания, вникать в планы заговорщиков. Протектор уже приметил Кейтсби и похвалил его. Великий человек похвалит его еще больше, когда Кейтсби раскроет ему заговор, который замышляет против него Гастингс.

Гастингс – дурак, влюбленный дурак. Похоже, он едва ли сознает опасность, угрожающую ему. Если Кейтсби когда-нибудь и приходилось видеть человека, которого просто тянуло к пропасти, так это был Гастингс. Заманивала же его красавица Джейн Шор. Как же он глуп, если позволил женщине убедить себя выступить против могущественного герцога Глостерского, потому что герцог не простит предательства, не поможет и многолетняя дружба – герцог думает только об Англии.

Любой человек на месте Кейтсби, если у него достаточно ума, оставил бы своего патрона ради будущего короля Англии, а Кейтсби был умен. Не прошло и недели после первого визита Джейн к Гастингсу, как Кейтсби направился к Кросби-Холлу и попросил аудиенции у протектора, подчеркнув, что ему чрезвычайно важно встретиться с герцогом наедине. Его сразу же проводили к Ричарду.

За последние недели Ричард очень изменился. Он выглядел бледнее обычного, его взгляд стал тревожным, недоверчивым, порой вороватым.

Его глубоко потрясла история, рассказанная Кейтсби. Холодные глаза вспыхнули таким гневом, что Кейтсби съежился.

– Ты смеешь обвинять Гастингса… в предательстве!

– Милорд, Ваша светлость, я знаю это наверняка. Гастингс доверил мне свою тайну. Его околдовала Джейн Шор, которая, как известно Вашей светлости, была любовницей Дорсета. Она теперь с Гастингсом день и ночь. Она ведьма, Ваша светлость, а ведьмы могут совратить даже сильных мужчин и отвлечь их от выполнения своего долга. Он пойдет, куда бы она ни заманила его, а она манит его к предательству.

Ричарда охватила тревога. Он ведь считал Гастингса своим самым надежным другом.

– Это, должно быть, ошибка, – с грустью проговорил он.

– Хорошо, если бы это было так, Ваша светлость. Я тоже любил Гастингса, но эта женщина просто околдовала его.

– Настоящие мужчины не поддаются колдовству, Кейтсби, и не теряют свое доброе имя. Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

Ричард закрыл глаза. Жара в этот день действовала угнетающе. Он чувствовал себя усталым и больным. На кого же можно положиться, если даже Гастингс предал его? Теперь он никогда никому не будет доверять. А Гастингсу еще вчера он бы доверил свою жизнь.

– Можно допросить его домочадцев, Ваша светлость, многие в курсе дела.

– Ты прав, Кейтсби.

– Я полагаю, что угодил Вашей светлости, сообщив такую весть.

– Ты сделал единственно правильную вещь, Кейтсби. Долг каждого здравомыслящего человека разоблачать предателей. Теперь иди, но держи язык за зубами. Я полагаюсь на тебя, Кейтсби.

– Вы не пожалеете об этом.

Ричард выждал, пока Кейтсби удалился. Вдруг лицо его сморщилось. Только не Гастингс! Только не его старый, испытанный друг! Гастингс был одним из самых талантливых политиков и одним из самых почитаемых друзей Эдуарда. Ричард считал, что унаследовал эту дружбу. Но если Кейтсби не солгал, то Гастингс в этот самый момент готовит против него заговор.

Нахлынувший гнев затопил его печаль. Гастингсу придется пожалеть об этом. Главное, нельзя терять времени. Он должен сам разобраться в этой истории, и если все подтвердится, он знает, как ему поступить.

* * *

В уединении спальни Джейн помогала Гастингсу готовиться к заседанию Совета. То поддержит камзол, то принесет ему обувь, то смахнет воображаемую пылинку с его одежды – все это лишь ради удовольствия прикоснуться к нему.

Теперь она знала правду. Она любила Гастингса. Ей хотелось объяснить ему свой безответственный, злонамеренный поступок, рассказать о том, как она собиралась завлечь его, заставить себя полюбить, а затем бросить его и посмеяться над ним, как он когда-то много лет тому назад посмеялся над ней.

Бесполезно пытаться что-то объяснить. Для объяснений не было времени, время есть только для счастья. Столько его потрачено попусту!.. Теперь каждое мгновение для них должно быть радостным, ибо исполнились желания их сердец, а что еще может просить от жизни человек, будь то мужчина или женщина?

Порой его пугало такое огромное счастье, и тогда Джейн смеялась над ним. Она была готова сполна насладиться выпавшим на ее долю и заслуженным ею по праву блаженством. Она учила и его так же к этому относиться.

Сейчас, когда она суетилась вокруг него, они то и дело замирали и улыбались друг другу, восхищенные своей близостью, от души смеялись без видимой причины, просто от переполнявшего их счастья.

– Джейн, я должен поторопиться, – сказал он с неохотой, – не то я опоздаю.

– Ты не опоздаешь. Барка уже ждет тебя у ступеней.

– Я не могу заставлять герцога ждать.

– О, он достаточно терпеливый.

– Терпеливый, но не всегда.

– Но, милорд, вы так умны, что сумеете наилучшим образом объяснить свое опоздание.

– И что же, по-твоему, я должен сказать ему? Милорд герцог, прошу прощения за мое опоздание? Но Ваша светлость задержались бы сами, если бы вам пришлось прощаться с самой прекрасной женщиной в мире?..

Они с наслаждением посмеялись, как смеются счастливые люди.

– Не оправдывайтесь передо мной, сэр, – со смехом сказала Джейн. Вдруг она стала серьезной, обвила его руками и вгляделась в его лицо. – Уильям, порой мне становится очень тревожно.

– Тревожно? Но почему, Джейн?! Ей-богу, бояться нечего. – Он нежно поцеловал ее. – Я очень скоро вернусь. Выглядывай и жди, когда подойдет барка. Я вернусь прямо к тебе.

– Но ты едешь в Тауэр, а мне никогда не нравилось это место. Оно навевает непреодолимую тоску. Я помню, как маленький Эдуард говорил, что в его стены замуровывали маленьких детей. Я знаю, что я глупая, но мне бы очень хотелось, чтобы эта встреча состоялась не в Тауэре.

– Ты не должна тревожиться, любимая. Клянусь, что скоро вернусь. Не нужно бояться, эта встреча была намечена несколько недель тому назад.

Она посмотрела на него с серьезным видом:

– Еще до того, как ты перешел на другую сторону? Он засмеялся.

– Послушай, Джейн. Правда на нашей стороне. Мы не замышляем измену. Мы боремся за права Эдуарда V. Бояться Тауэра должны только предатели.

– Только предатели? Через ворота предателей прошло очень много невинных людей, Уильям!

– Как непохоже на тебя впадать в уныние, и я не позволю тебе этого. – Он приподнял ее и поцеловал. – Ну же, Джейн, поцелуй меня. В полдень я уже буду с тобой.

Она поцеловала его и спустилась с ним к барке.

– Обернись и помаши мне рукой, Уильям, – попросила она. – Смотри не забудь.

– Забыть тебя, любимая? Я никогда не мог тебя забыть, и ты хорошо об этом знаешь.

Он уехал. Она наблюдала, как лодочник везет его вниз по реке, по направлению к Тауэру. Гастингс помахал ей рукой. Джейн продолжала стоять на берегу, не отрывая глаз от барки. Вдалеке виднелась крепость, нависшая над городом подобно огромному стражу. Она вздрогнула и подумала, что, может быть, и Анна Невилль сейчас наблюдает, как Ричард направляется на Совет в Тауэр.

Гастингс откинулся в барке, думая о Джейн, с нетерпением ожидая того времени, когда сможет вернуться к ней. Странно, что он ощущает такое волнение. Любовь омрачала его жизнь многие годы, и теперь наконец он наслаждался ею. Он смотрел на разбросанные тут и там вдоль берегов реки цветники. В них цвели прекрасные розы, ведь это был месяц роз. Он улыбнулся, глядя на желтые цветки зверобоя, который разросся столь буйно, что оплетал более слабые стебли, вытягивая из них соки. В этом году и трава казалась зеленее, и деревья, густо усыпанные листвой, еще прекраснее. Никогда прежде он не сознавал, насколько красив этот город. Хотя, возможно, он никогда и не был таким красивым, как сейчас. Наверное, этот год он запомнит навсегда, как первый год своего союза с Джейн, год действительно знаменательный не только для него, но и для всего Лондона.

Он подумал о будущем: его ждут счастливейшие годы жизни, потому что Джейн принесла ему такой глубокий покой и удовлетворение, о которых он никогда и не мечтал. Нежная, самозабвенная любовь в сочетании со страстью, большой жизненный опыт, позволявший им отлично понимать друг друга, – вот к чему они пришли теперь. Он придумал милую историю о себе и Джейн. Это был восхитительный любовный роман, полный печали, непонимания и ошибок. Они любили друг друга с самого начала, но тогда он этого не знал. Молодой и горячий, он воображал, что испытывает к ней те же чувства, что и к другим, и этим он настолько разочаровал ее, что она потянулась к Эдуарду. Это так легко понять. Великолепный Эдуард был самым могущественным человеком в стране, обаятельным и неотразимым. Однако все это время она по-настоящему любила Гастингса. Приятная мысль.

Но вот уже величественные серые башни бросают тень на залитую солнцем поверхность реки; барка быстро домчалась, и пока лодочник пытался привязать ее, Гастингс выпрыгнул на берег, поднялся по мокрым, скользким ступеням и поспешно направился в зал заседаний.

Он посмотрел на дворец в надежде увидеть хоть какие-нибудь признаки присутствия в нем маленького короля, но ничего не обнаружил. Ему повстречались лорд Стейнли и епископ Мортон, и они пошли вместе.

После теплого солнечного дня внутри замка, за толстыми стенами было холодно. В большой комнате за столом Совета сидели и ждали люди. Герцог Глостерский запаздывал. Гастингс выстукивал пальцами по столу. Интересно, где протектор? Он редко опаздывал. Какая досада! Его опоздание продлит заседание Совета, и может случиться, что Гастингс не успеет вернуться к полудню, как обещал Джейн.

Он забылся в чувственных мечтах. Ему казалось, что он не в этой мрачной комнате, а в своих удобных покоях. Он представил свою спальню, ставшую такой восхитительной благодаря присутствию Джейн. Она сидит на стуле и расчесывает волосы, переливающиеся в солнечных лучах, как настоящее золото.

Советники встали, так как в комнату вошел протектор. Ричард улыбнулся, хотя и выглядел бледным, под глазами у него легли тени, свидетельствовавшие о бессонной ночи. Гастингсу вдруг стало жаль протектора, жаль его болезненного тела; в Ричарде Глостерском было нечто отнюдь не вызывавшее к нему любви. Гастингс посмеялся над собой. Он, Гастингс, искушенный политик, думает о любви на совещании, созванном протектором, которого он замышляет свергнуть!

В присутствии протектора он почувствовал себя не столь уверенно. Так было всегда. Каким бы непривлекательным, неприветливым и сдержанным ни был Ричард, он внушал уважение. В нем было какое-то холодное благородство. «Если он признаёт историю, поведанную Стиллингтоном, – подумал Гастингс, – то, вероятно, только потому, что считает ее правдой».

Ричард в этот момент обменивался шутками с Мортоном, говорил комплименты епископу по поводу отличной клубники, растущей у него в Элай-Хаузе. Епископ непременно должен прислать ему еще, так как Ричард обожает клубнику. Хитрый Мортон, ненавидевший герцога Глостерского, как мышь кота, подобострастно кланялся ему и обещал прислать лучшую клубнику. Он даже заявил, что немедленно пошлет слугу, чтобы тот собрал ее для герцога.