Текст книги "(не) Желанный покровитель"

27. Под контролем

27

Аня

Стараюсь не думать о ловушках и прочей дребедени. Скорее всего, Агурский нагоняет страху. Ну кому придет в голову вызывать меня на кладбище вечером? Кошусь на сидящего рядом Глеба. Он рассержен. Вон, зубы сжимает и лоб хмурит. И движения какие-то нервные. Опять я виновата! Но ничего не могу поделать. Жить по правилам Агурского я не собираюсь. Не на ту напал, дядя!

– Ася уже дома, или нам нужно заехать за ней? – спрашивает он ненароком и накрывает своей ладонью мою. Чувствую, как меня накрывает волной жара. Предательского и пульсирующего.

– Мама забрала, – лепечу, стараясь унять поднявшееся желание.

Закусываю губу. Сейчас главное – не думать о сидящем рядом мужчине. Естественно, я не стану жить монашкой. Но и Агурского в роли любовника не представляю.

Только не он!

Большой властный человек внушает мне страх. Но иногда к этому страху примешивается и желание провести ладонью по мрачному лицу. Разгладить морщинки.

Порш несется по улицам города, распугивая спешащие по левому ряду машины и заставляя прохожих оглядываться. А что? Впечатляет! Сумасшедше крутая тачка и полное пренебрежение к ПДД. Ясно, что за рулем отморозок, и нужно держаться подальше.

– Аня, – тихо зовет меня Глеб. – Пока едем, подумай, что нужно взять на первое время. У тебя мало времени на сборы.

Егоршино! Чтоб оно пропало!

– Я не хочу никуда ехать, – шиплю глухо. – Кому мы с Аськой нужны? Не придумывайте…

Крепкие пальцы чуть сжимают мою ладонь.

– Прекрати упрямиться. Хоть раз прислушайся к здравому смыслу.

– То есть к вам?

Слышу легкий смешок, плавно переходящий в кашель.

Проняло вас, Глеб Александрович!

Закрываю глаза, стараясь утихомирить невесть откуда поднявшуюся страсть. Нужно подумать о чем-нибудь нейтральном! Скажем о ботиночках, увиденных мною в «Симфонии». Могу их купить. Но считаю барством тратить уйму денег на обувку. Они сносятся так же, как и ботинки за семь тысяч, если не быстрее. Хотя… Кому я вру? Павлик позаботился о нас с Асей. И деньги с его проектов регулярно поступают на мой счет. Можно было бы купить ботинки по кредитке. А потом за два месяца закрыть долг. Но как только я решилась на этот отчаянный шаг, позвонила Стелла и сообщила две просто ужасные новости. Во-первых, мой паспорт она отдала Агурскому. А во-вторых, ботинки уже купили. Я даже не поняла сразу, из-за чего расстроилась больше. Паспорт Агурский вернет. Даже хорошо, что ему удалось отобрать его у Стеллы. А вот ботинки ушли. Не дождались меня!

– Я хотела бы получить свой паспорт, – вскидываюсь на Агурского. Смотрю внимательно, ожидая, что этот важный господин тотчас же вернет мне мой документ.

– А я его в офисе забыл, – пожимает плечами Глеб. – Пришлось за тобой на кладбище ехать.

– Давайте заедем, заберем, – предлагаю я. – Он мне может понадобиться.

Вру, не краснея. Паспорт я отдала Стелке на две недели. При условии, что при первой же необходимости она мне его привезет. А потом заберет снова. Но знать об этом Агурскому не полагается.

– А ты без него заснуть не сможешь? – усмехается Глеб и, поймав мой оторопелый взгляд, отрезает спокойно. – Завтра заберем. Будем на работу ехать, заедем.

– Хорошо, – выдавливаю из себя. А сама мысленно готова загрызть Стелку. Подруга называется! Сдала врагу мой самый главный документ. А если он его в ЗАГС отнесет и там брак оформит…

«Не паникуй раньше времени, – останавливает меня внутренний голос. – Агурский – не идиот. Зачем ему номинальная жена? Вон, любая кинется на шею, только предложи.

– Зачем ты отдала Асю в садик? – вздохнув, спрашивает Глеб. – Ты же можешь претендовать на долю Павла… Тебе нет нужды работать.

– Мне не нужны ваши деньги. А ребенок ходит в детский сад, чтобы общаться со сверстниками. Слово такое «социализация» слышали?

– Нет, – отрезает Глеб. – Ничего не понимаю. Какого тебе торчать на работе, если бабла полно?

– Это самореализация, Глеб Александрович.

Хочу еще добавить, как я люблю учить танцам малышей. Как радуюсь, увидев довольные мордашки. Но Глеб перебивает меня.

– Ну какая в ДК самореализация? Не смеши. Хочешь, организуем тебе студию? Отберешь себе самых талантливых…

– Меня и так все устраивает.

– А меня нет!

– Прекратите лезть в мою жизнь…

– Не начинал еще. Но, видимо, придется.

Агурский смотрит на меня снисходительно и заявляет грозно.

– Хватит самодеятельности, Аня.

Не-е! Так мы точно не договаривались. Еще чего! Сидеть под замком и радостно подпрыгивать по команде Глеба? Это точно не про меня. Что бы такое придумать? Как бы отделаться от этого придурка? Но сколько я ни думаю, ничего не выходит. Глеб всегда настоит на своем.

– Даже памятник не пожалел!

Последняя фраза вылетает из моего рта непроизвольно. Но, видимо, она переполняет чашу терпения.

– Что? – рявкает Агурский, уставившись на меня глазами-буравчиками. – Что ты сказала?

– Я думаю, памятник разрушили ваши люди по вашему приказу. Хотите запугать меня и запереть в этом Егорово.

– Егоршино, – цедит Глеб и бросает отрывисто. – Какое глубокомысленное заключение! Мне это зачем? Собственные бабки слить?

– Запугать меня. Вам же нужно запереть меня в Егоршино.

– Мне важно поселить тебя и Асю в безопасности. Наша усадьба подходит для этого лучше всего. Там тихо. А ребенку необходим свежий воздух. А ты уперлась…

– Я хочу жить собственной жизнью. И воспитывать Асю, как нормального ребенка.

– Я не возражаю. Воплоти свои мечты в жизнь. Но только в Егоршино, пожалуйста. Под моим неусыпным контролем.

28. Стопэ, Агурец!

28

Аня

– Вот еще!

Выдергиваю ладонь из плена. Смотрю с вызовом.

– Почему вы мне приказываете? По какому праву? Мы с вами даже не родственники. И Ася моя вам приходится внучатой племянницей. Что вам от нас надо? Говорите прямо!

– Ничего, – спокойно улыбается Глеб, снисходительно убирая с моего лица тонкую прядку. Отмахиваюсь, как от комара. Хотя эта особь мне еще крови попьет. – Нужно успокоиться и трезво посмотреть на ситуацию… Ты чуть не угодила в ловушку! Хватит валять дурака. Сосредоточься на этом.

Снова берет мою руку в свои. Детский сад какой-то, честное слово! Осторожно, но настойчиво освобождаюсь из лапищ Агурского. И вцепившись обеими руками в сумку, заявляю.

– Это вам следует подумать и сосредоточиться. Если до встречи с вами мы с Асей жили спокойно, а через несколько часов ваши враги уже знают о нас и пытаются устранить, то, следовательно, их люди находятся в вашем ближайшем окружении. Вот и думайте, кто! А нас оставьте в покое…

– Возможно, ты права, – вздыхает Глеб, внимательно глядя на меня. – Тогда тем более следует поберечься.

– Самое лучшее – оставить нас в покое. Забыть, что мы существуем. Тогда и ваши враги снова займутся вашей персоной. Если, конечно, они существуют.

– Перестань молоть чушь и подвергать каждое мое слово  сомнению. Мне уже надоело с тобой пререкаться…

Глеб устало трет переносицу, морщится. Будто хочет отогнать прочь неприятные мысли.

– Я не могу тебе все рассказать. Но у нашей семьи есть враги. Сама же считаешь гибель Павла умышленной…

– Но за прошедшие три года никто нас не тронул, – парирую на автомате, чувствую саднящую боль в груди.

– Твои измышления не лишены логики, – скупо кивает Агурский. – Вот только вывод один. Кто бы ни был наш враг, он сегодня поднял голову. А значит, нам следует вести себя осмотрительней.

– Вот и ведите, – бухчу как старая бабка и, отвернувшись к окну, смаргиваю слезы.

Пашка, миленький! Что же ты наделал?! Предчувствовал беду и все равно поехал.

Будто снова слышу голос в трубке. Пустой и совершенно беспристрастный. Никаких сожалений или сантиментов. Все четко по делу.

– Анна Владимировна? Кем вам доводился Павел Васильевич Демин?

Доводился! В прошедшем времени! Бьет по нервам, как набатом.

– Доводится… муж… – шепчу еле слышно. Чувствую, как в животе толкается Аська. Инстинктивно прижимаю ладонь к маленькой выпирающей пяточке.

– Вам надлежит приехать на опознание…

– Что? – переспрашиваю, не в силах поверить.

– Труп приезжайте опознать! – гаркает в трубку полицейский.

– Чей?

– Демина Павла Васильевича. Погиб он.

– Как?! Где?! – исступленно кричу в трубку и, услышав короткое «ДТП», медленно съезжаю по стенке.

Три проклятые буквы, разделившие жизнь на до и после. В глазах темнеет, и я проваливаюсь в небытие.

– Нужно срочно ехать в больницу, – хлопочет надо мной мама. Плачет, бьет по щекам и отпаивает водой.

– Павлик, – шепчу пересохшими губами. – Нужно к нему ехать.

– Сначала в больницу, Аня, – тихо, но твердо приказывает мама. – Паше уже ничем не поможешь.

– Ладно, – киваю, чувствуя резкую боль внизу живота. – Заедем к Паше, потом в больницу.

– Нет, – мотает головой мама. – Я уже вызвала скорую. Перестань торговаться. Лучше подумай о ребенке. Если поедешь на опознание, потеряешь и его. Паша бы точно этого не одобрил.

– Тогда ты поезжай, ладно? – прошу мать, обнимая ее руку и прижимая к губам. – Я думаю, это ошибка…

– Конечно, родненькая, – прижимает меня к себе мама и гладит по голове. Обнимает меня как маленькую и ревет, не утирая слез. Так и сидим на полу до приезда скорой.

– Постельный режим! – постановляет доктор, запирая меня в отделении почти на два месяца.

Словно мумия, я лежу на кровати и смотрю в потолок. Даже проститься с любимым не смогла. Да и допустили бы меня к гробу эти чванливые Пашкины родственники? Большой вопрос. Хотя, наверное, смогла бы пройти вместе со Стеллой. Но как бы то ни было, мне удалось ненадолго сохранить в секрете свою беременность.

– Ненавижу вас, Агурские! Как же я вас ненавижу!

Я провожу в больнице больше месяца и попадаю на кладбище лишь на сороковой день. Долго сижу у могилки. Реву. И поддавшись дикому исступлению, подхватываю с дорожки комья грязи и, упав на колени, яростно замазываю ненавистную фамилию. Вытираю слезы тыльной стороной ладони, глажу выбитое в мраморе лицо любимого и сама готова лечь рядом.

– Ты только посмотри на этот ужас, Глеб! – слышу со стороны визгливый голос. – Прогони ее, сейчас же!

Тяжело поднимаюсь с мраморной плитки и, оглянувшись, замечаю разъяренных Пашиных родственников.

– Эй, подожди! – кидается за мной Агурский. Следом за ним пыхтят охранники. Все те же бессменные Юра с Сашей.

Спешу к машине, припаркованной неподалеку. И точно знаю, что Агурский обломается. Из черного Мерса с иногородними номерами выскакивают двое. Один – водитель и охранник. Другой, мрачный мужик с одутловатым лицом и седыми патлами по плечи, Пашкин отец. Василий Павлович Демин.

– Стопэ, Агурец! – рычит он, доставая из наплечной кобуры пистолет. – Аня, быстро в тачку! – командует мне.

Оглядываюсь на своих преследователей. Сталкиваюсь взглядом с Агурским. Нутром чувствую, как он жадно ощупывает меня глазами, и спешу укрыться в спасительное нутро машины.

– Да все нормально, Вася, – замирая на месте, поднимает вверх руки Агурский. – Езжайте с богом!

Вздрагиваю, выныривая из тяжких воспоминаний, и сама себе готова дать по башке.

Елки зеленые! Почему я до сих пор не позвонила Пашиному отцу?! Он наверняка до сих пор торчит у себя в Марбелье. Но точно бы даже на таком расстоянии смог бы отвадить от меня Агурского.

И первым делом, войдя в квартиру и быстро скинув с себя сапоги и пальто, влетаю в туалет. Закрывшись, прислоняюсь затылком к стене. Чувствую холодный кафель и, найдя знакомый контакт, набираю сообщение свекру.

«Папа Вася, мы в беде! Агурский вычислил нас с Асей и хочет увезти в Егоршино. Что делать?»

29. Змей Горыныч Агурский

29

Пашин отец приезжает ко мне в больницу сразу, как только узнает о гибели сына. Меня тут же переводят в палату ВИП и приставляют сиделок. У старшего Демина все решается легко и просто. Он богат, влиятелен и как-то связан с криминалом. Павлик рассказывал, только я не запомнила.

Большой мрачный мужик без всяких проблем проникает в отделение патологии. И, взяв стул, садится рядом с кроватью.

– Ну, ничего, Ань, – шепчет хрипло. – Как-нибудь выкарабкаемся. Теперь на тебя вся надежда. Ты Павкину дочку сохрани. Это сейчас главное.

Морщится, будто от боли. Отворачивается, боясь, что я увижу слезы в глазах. В такие моменты и мужики плачут. А мне велят держаться.

К моим рукам протянуты тонкие трубки капельниц. А вместо обычных иголок к венам присосались катетеры, днем и ночью  пропускающие через себя спасительные для Аськи растворы.

– Мне бы на кладбище, – прошу еле слышно.

– На ноги встань, отвезу, – кивает свекор и добавляет со злой усмешкой. – Агурские забрали Павку. Сами похоронили. Даже проститься не дали. Что за люди…

– Мы запомним его живым, – всхлипываю я.

– А помнишь, как вы ко мне в Марбелью приезжали? – через силу улыбается Василий Павлович. – Хорошо хоть выбрались на пару дней.

Киваю, вспоминая солнечный день, море, и будто со стороны вижу нас с Павликом, идущих в обнимку по кромке воды.

Не представляю, как буду жить без мужа. Растить нашего ребенка и вспоминать… Больше ничего не остается.

– Где будешь рожать, надумала? – спрашивает меня свекор, выдергивая в реальность. – Говорят, лучше всего в Майами. Или ты в России хочешь?

– Да, – лепечу, заикаясь. – Боюсь лететь на таком сроке.

– Тогда нужно найти самый лучший роддом, – бурчит Василий Павлович. – Я все оплачу. И квартиру вам с ребенком куплю. Говори город.

– Мне бы на кладбище, – повторяю, как заклинание.

– Да поедем. Поедем, – успокаивает он меня. И исполняет в точности все обещания.

– Если что-то нужно, звони, Анютка, – чмокает в макушку на прощание. – Пообещай!

– Обязательно, – киваю я. – Вы и так много для нас делаете.

– Это мой долг, – обрывает он меня на полуслове. И смотрит сурово. – Как родишь, дай знать. Приеду с внучкой знакомиться.

А через месяц после рождения Аськи вламывается к нам в квартиру с подарками. Берет на руки малышку и завороженно смотрит.

– На Пашку похожа. Наша порода. Аська – единственная и неповторимая.

Вот только за последние три года жизнь свекра меняется. Он женится на своей давней любовнице. А та одного за другим рожает двух шустрых пацанов. Мужикам проще. Притупилось горюшко, здравствуй, новая жизнь.

– Собирайся быстрее, – рычит Агурский, стоит мне только выйти из сортира. – У меня дел выше головы, а я тут с тобой нянчусь.

– Я вас об этом не просила, – огрызаюсь на ходу и немного нервничаю. Василий Павлович мне не отвечает.

Блинский блин!

Смотрю на Агурского и подмечаю, как у него от злости раздуваются ноздри. Ну, чисто Змей Горыныч! Кто разозлил его, понятия не имею. Но уж точно не я.

Нужно потянуть время. Дождаться ответа папы Васи и уже тогда решить, что делать дальше.

– Аня, что ты застыла? – подгоняет меня Глеб. Снова садится в то же самое кресло, где дрых накануне, прикрывает глаза и трет переносицу.

– Даю тебе пятнадцать минут, – замечает устало. – Время пошло.

«Чтоб ты провалился!» – думаю в сердцах. И войдя в спальню, сажусь на коврик рядом с дочерью.

– Как день прошел, малыш? Что делали в садике?

Слушаю сбивчивый рассказ ребенка, а сама каждую минуту поглядываю на экран телефона. Но мое сообщение в Ватсапе помечено только одной галочкой. Отправлено.

«Где же ты, Вася?!» – вздыхаю, пытаясь понять, почему свекор, не расстающийся с телефоном ни днем, ни ночью, до сих пор не получил мое сообщение.

Подскакиваю с места и, открыв дверцу шкафа, прячусь за ней. Звоню Васе. Но без толку.

– Телефон находится вне зоны действия сети, – тараторит бойкая механическая сеньорита.

– Фак! Фак! Фак! – шепчу разочарованно и сама себя останавливаю.

«А что ты хотела, девочка? Твои личные проблемы никто не нанимался решать моментально. Если бы думала головой, от Агурского уже остались бы мимолетные воспоминания. Да и те бы уже рассеялись!»

Вместо того, чтобы ночью нестись как дура в аэропорт, нужно было сразу звонить Васе. А я, как последняя дура идиотка, устроила гон! Кого хотела обмануть? И почему еще из такси, когда неслась прочь от Агурского, не связалась со свекром? Ответ для меня очевиден. Александра, будь она неладна. Васина пассия, а потом жена. Видимо, у этой дуры в крови – отгонять от богатого и влиятельного мужика любых женщин. Даже двухлетнюю внучку!

– Не суйся сюда больше, – шипит она, стоило нам летом приехать к старшему Демину.

Может, и сейчас отключила телефон мужа или поставила на беззвучный? А потом разведет руками, похлопает глазками и заявит, что даже не приближалась к Васиному смартфону.  Снова гляжу на экран. Но мое сообщение так и остается неполученным. Очень странно.

– Аня, – слышится знакомый окрик. – Пятнадцать минут давно прошли.

Резко поворачиваю голову к дверному проему, где застыл Глеб.

– Я собираюсь, но вы можете выволочь меня за волосы. Напугать ребенка…

– Мне надоело слушать твои глупости. Если через пять минут не передашь сумку Юре, то поедешь без вещей. И тогда пеняй на себя. В Егоршино пока не оборудована детская, поэтому советую собрать что-то для Аси.

– А если нет детской, зачем мы туда едем?

– Не начинай, – обрывает меня Глеб, пожимая плечами. И добавляет равнодушно. – Я думал, ты поможешь ее обустроить…

– Думайте, пожалуйста, за себя. И прекратите манипулировать мною.

– Хватит. Не беси меня, – рыкает он. – Я пытался вразумить тебя по-хорошему…

– Не надо меня запугивать…

– Время, Аня, – цедит Агурский, беглым взглядом ощупывая мою фигуру. – Ты сейчас точно уедешь без вещей. А новые я куплю по собственному разумению.

Тянусь за чемоданчиком, который после нашего скоропалительного выезда в аэропорт не успела разобрать. Складываю туда Аськины игрушки и кое-что из своих шмоток. Слышу, как в комнату заходит мама.

– Не нарывайся, доченька. Нужно решить все вопросы миром.

– Он увозит нас, – всхлипываю, чувствуя собственную беспомощность. – А я не могу дозвониться Васе…

– Как по мне, так Глеб более человечный, – морщит нос мама. – Сама же обещала больше к Васе не обращаться.

– Это из-за Шуры. И я думала, что смогу удрать. Получаса не хватило.

– Думай, как исправить ситуацию. И перестань лезть на рожон. Глеб точно этого не потерпит.

– Ты готова? – снова появляется в дверях Глеб.

– Вроде бы, – вздыхаю тяжко. Стараюсь не смотреть на презрительную гримаску, застывшую на лице Агурского. Пытаюсь не замечать сведенные брови и поджатые губы.

Лично меня резкие перемены настроения Глеба не касаются.

Нам с ним детей не крестить!

30. Ультиматум

30

Только в половине девятого мы наконец выезжаем в Егоршино. Сказать, что Агурский в бешенстве, ничего не сказать. Сначала Ася попросилась на горшок, потом захотела поесть, после – досмотреть мультик.

– Это ребенок, – пресекаю любые попытки поторопить. – Подумайте, зачем вам такая обуза?

Агурский что-то бухтит себе под нос. Но сдерживается. Хотя мне кажется, он уже на грани. Еще чуть-чуть, и придушит голыми руками.

Естественно, этот драмкружок имени Чехова я могу прекратить за пять минут. Но не хочу. Все еще надеюсь, что Глеба перекроет, и он сбежит. А еще молю свекра.

«Васечка, родненький! Ответь, пожалуйста!»

Но мои сообщения так и остаются отправленными и не полученными.

Какая фигня происходит?

Уже в машине, когда дочка засыпает, а я отрешенно смотрю в окно, в Телеграм приходит сообщение от Стеллы.

– Мать… нам бы завтра встретиться. Поговорить. Срочно надо.

– Хочешь соскочить с темы, Стелс? Гони сразу денежки! – пишу, улыбаясь. Нутром чую, наш недавний спор с Щербетовой аукнется нам обеим.

– Нее, ты чего? Я в теме! – приходят выпученные глаза.

– Что тогда?

– Писать не могу. Завтра заскочу к тебе на работу.

– Ну, хоть намекни…

– Обойдешься. Жди, – быстро печатает Стелка.

– Нас везут в Егоршино. Ты знаешь, где это?

Снова выпученные глаза и смайлики с огнем.

– Конечно. Завтра пришлю к тебе Роберта.

– Он уже в курсе твоих новых идей?

– Нет еще. Сейчас ему напишу.

«Дурдом какой-то, – думаю я, выйдя из чата. – Брату она написать может, а мне – нет. Совсем заигралась в своих шпионов!»

Поправляю  головку заснувшей дочери и украдкой кошусь на Агурского. Он тоже пялится в сотовый. Что-то напряженно читает. Лишь тонкое пиликанье в кармане заставляет его отвлечься.

– Да, – отрывисто бросает в трубку. – Нет. Не смогу. Завтра поговорим.

Даже не прислушиваясь, слышу женский голос. Тоскливый и жалостливый. Ну и ехал бы к ней! Зачем себя и нас мучить?

Отворачиваюсь к окну и, обняв Аську, пытаюсь понять, что все-таки случилось с Васей и как в дальнейшем вести себя с Агурским.

Мне с трудом верится в ловушку на кладбище. Ну кому я нужна? Живу тихо. Выше радаров не летаю. В наследство не вступила. Для кого я могу представлять угрозу?

Скорее всего, это махинации Глеба. Решил запугать. Сам примчался, спаситель хренов. Ну да ничего! Прорвемся!

Прикрываю глаза лишь на минуточку и просыпаюсь от легкого толчка.

– Мы приехали, Аня!

– Мамочка, посмотри, – щебечет выспавшаяся Аська. – Это замок пинцессы.

– А принцесса – ты! – встревает в разговор Агурский.

Вот только этого мне и не хватало. Короны на голове собственной дочери!

– Дядя сказал, я – пинцесса! – радостно тараторит Ася.

– Конечно! – весело заявляет Глеб и, помогая мне выйти из машины, крепко берет за руку. – Пойдем, нас уже ждут, – кивает на крыльцо, где маячат какие-то люди. В каждом движении Агурского сквозят напряжение и мрачная решимость. Заартачься я сейчас, подхватит на руки и лично занесет в дом. В замок Синей Бороды.

– Разуваться на входе не надо, – усмехается тихо Агурский, когда я делаю попытку снять сапоги. Помогает мне снять пуховик. Забирает у Аськи курточку и шапку. Передает наши вещи прислуге. А та исчезает с ними в неизвестном направлении. Интересный поворот!

Ася скачет и с любопытством оглядывается по сторонам. Озираюсь вокруг, но словно не замечаю роскошного убранства. Дворец, твою мать! Хорошо хоть мы с Павликом так и не доехали сюда. А то бы я точно удрала сломя голову.

– Асенька, – шепчет Глеб, присев на корточки перед ребенком. – Нам с твоей мамой нужно поговорить. Это много времени не займет. Посмотри пока мультики…

– Нет, – мотает головой дочка. – Аленка спать хочет… Нужно уложить…

– А? – непонимающе смотрит Глеб.

– Кукла, – тихо подсказываю я.

– Так на диване ей будет удобно, – машет Агурский в сторону итальянской мебели на гнутых ножках. И как только Аська усаживается со своими куклами на понтовый диван из белой кожи, Глеб снова берет меня за руку и ведет в соседнюю комнату.

– Мы заключим с тобой сделку, – тихо и вкрадчиво говорит Агурский. – Мировое соглашение.

От удушливых слез не могу вымолвить и слова. Ожесточенно мотаю головой. Не могу поверить, что я попалась. Не могу дышать и думать связно! Осматриваюсь по сторонам. Не сбежишь. У дверей охрана. Да и дочка играет в соседней комнате. Залипаю взглядом на кабинете. Стены и стол отделаны карельской березой. Дорого-богато. Денег у Агурского до фига. Жадная богатая сволочь! Ему любая родит. Только свистни, сразу набегут желающие. Так почему нужна именно моя дочь? Зачем она ему? Чтобы отомстить мне?

Всхлипываю. Слезы льются по щекам, и я никак не могу сдержаться. Да и кто бы смог, если речь идет о самом дорогом!

– Прекрати. Мне надоели твои выходки, милая, – подскочив, грозно нависает надо мной Глеб. Невидящим взглядом пялюсь на него. Красивый холеный мужик. Только мне кажется, что в нем не осталось ничего человеческого.

Каждое слово припечатывает, словно тяжелая гиря.

– Ты никудышная мать. И любой суд лишит тебя родительских прав. Я в два счета докажу твое плохое отношение к дочери. Без должной осмотрительности, кажется, так это называется… – выплевывает Глеб каждое слово, не давая мне возможности оправдаться.

– Чего вы добиваетесь? – шепчу, вытирая слезы. У Глеба власть и деньги. А у меня ничего, кроме Аськи. И я не могу ее потерять!

Задыхаюсь от близости этого мужчины. От его одеколона и вседозволенности. Мне бы вырваться и снова удрать. Но, кажется, я влипла по-крупному.

– Мы поженимся в ближайшее время. Только так я смогу контролировать тебя и восстановить права на Асю, – отрезает Агурский и, наконец, отлипает от меня. Отходит в сторону. А я глазею на его подтянутую фигуру и накачанный торс. Останавливаю взгляд на коротко стриженном затылке. Глеб, конечно, красив и богат. Но для брака этого недостаточно. Нужно хотя бы испытывать уважение к супругу.

«Ненавижу!» – хочу закричать. Но беру себя в руки и говорю спокойно.

– Мне кажется…

– Твое мнение меня не интересует, девочка. Или брак, или суд. Выбирай. Время пошло, – раздраженно обрывает Глеб.

– Суд вы в любом случае выиграете, – всхлипываю я. – Остается только брак. Но зачем вам жить с нелюбимой женщиной?

– Любви не существует, – отрезает Глеб. – А я тебе предлагаю контракт. Договор о сотрудничестве.

– А без этого никак нельзя обойтись? – заикаюсь от горя и отчаяния.

Агурский медленно мотает головой и смотрит на меня, как удав на кролика. Ищет слабое место, норовя цапнуть побольнее.

Сцепив зубы, утираю ладошкой глаза. Аська не должна видеть меня зареванной.

– Ладно, – киваю, соглашаясь через силу. – Только я внесу в контракт свои условия. И вам придется их выполнять.

– Да ну? – усмехается Глеб. – Озвучь, пожалуйста, хотя бы одно.

– Завтра, – мотаю головой и сама поражаюсь собственной храбрости. – Я устала. Ребенку пора спать. Где наша комната?

– Марфа проводит, – кивком головы отпускает меня Агурский.

И когда я иду по длинному коридору вслед за тучной экономкой, в голове бьется только одна мысль. Фантастическая и крамольная.

«В этом огромном доме можно затеряться и жить своей собственной жизнью. Не встречаться с Агурским годами! Провалился бы он!»