Текст книги "Неврозы у детей"

Таким образом, неверно отождествлять стресс с нервным напряжением. Стресс – не только душевное волнение или нервное напряжение. Это прежде всего универсальная физиологическая реакция на достаточно сильные воздействия, имеющая свои механизмы, симптомы и фазы, имеющая, наконец, свою целесообразность.

Деструктивный стресс, или дистресс (distress), являясь источником многочисленных негативных переживаний, ухудшает протекание психофизиологических функций, приводит к заболеваниям и дезорганизует поведение человека. Дистресс – это разрушительный стресс, демобилизующий и дезорганизующий. Это негативный тип стресса, с которым организм не в силах справиться. Дистресс, как правило, является следствием длительного стресса, когда мобилизация и расходование адаптационных резервов происходят непродуктивно. Если дистресс не удается предотвратить, то возникают соматические и психические расстройства, требующие активной терапии. К симптомам дистресса относят: постоянную усталость, рассеянность, повышенную возбудимость, ухудшение памяти, нарушения сна, потерю аппетита, болевые ощущения в области головы, спины, груди, живота, утрату чувства юмора, снижение витального настроения и пр.

Эустресс же, напротив, мобилизует, активизирует внутренние резервы человека, улучшает протекание психических и физиологических функций. Это активизирующий стресс. Он приводит к улучшению памяти и усилению концентрации.

Искусство саморегуляции как раз и заключается в умении использовать преимущества эустресса и в умении избегать дистрессов. Так как находиться в «мобилизованном» состоянии постоянно невозможно, то организму необходим отдых, чтобы созидательный эустресс не перешел в разрушительный дистресс. Поэтому для любого человека важно уметь регулировать потоки стрессоров, соблюдая оптимальное для себя равновесие между спокойным существованием и нервным напряжением.

Поиски рецептов, с помощью которых можно было бы справляться со стрессом, продолжаются с того времени, когда это понятие ввел Г. Селье. Одной из наиболее значимых теорий стала (со второй половины прошлого века) теория копинга американского психолога А. Маслоу (1908–1970). Под «копингом» (от англ. to соре – «справиться, совладать») подразумеваются постоянно изменяющиеся когнитивные и поведенческие попытки справиться со специфическими внешними или/и внутренними требованиями, которые оцениваются как «напряжение» или превышают возможности человека справиться с ними. Копингповедение отражает готовность индивида решать жизненные проблемы, так как при выборе активных действий повышается вероятность устранения воздействия стрессоров на личность. Это поведение направлено на приспособление к обстоятельствам и предполагает сформированное умение использовать определенные средства для преодоления эмоционального стресса [Maslow, Frager 1987]. По Р. Лазарусу, копинг-стратегии (совладающее поведение) – сознательные усилия личности в ситуации психологической угрозы для совладания со стрессом и другими порождающими тревогу событиями [Lasarus 1966].

Для совладания со стрессом каждый человек использует собственные стратегии (копинг-стратегии) на основе имеющегося у него личностного опыта (личностных ресурсов, или копинг-ресурсов). Совладающее поведение и является результатом взаимодействия копинг-стратегии и копинг-ресурсов. Успешность адаптации к стрессам определяется степенью развития копинг-ресурсов; при низком развитии формируется пассивное дезадаптивное копинг-поведение, происходит социальная изоляция и дезинтеграция личности.

С. Фолькман выделяет несколько видов копинг-ресурсов:

1. Физические (здоровье, выносливость и т. д.).

2. Психологические (убеждения, самооценка, локус контроля, мораль и т. д.).

3. Социальные (социальные связи человека и другие виды социальной поддержки). (Автор подразделяет их на личностные и средовые копинг-ресурсы.)

4. Ресурсы личности:

– ресурсы когнитивной сферы – возможности, позволяющие оценивать воздействие социальной среды, окружающей человека;

– Я-концепция, или представление человека о себе;

– интернальный локус контроля – умение контролировать свою жизнь и принимать на себя ответ ственность за нее;

– аффилиация – умение общаться с окружающими, определенная социальная компетентность, стремление быть вместе с людьми;

– эмпатия – умение сопереживать окружающим, проживать вместе с ними какой-то отрезок их жизни, накапливая при этом свой собственный опыт;

– позиция человека по отношению к жизни, смерти, любви, одиночеству, вере;

– духовность человека;

– ценностная мотивационная структура личности.

5. Ресурсы социальной среды:

– система социальной поддержки – окружение, в котором живет человек (семья, общество);

– социально-поддерживающий процесс – умение находить, принимать и оказывать социальную поддержку [Lazarus, Folkman 1984].

И. М. Никольская и Р. М. Грановская считают, что для совладания необходимо соблюдать по крайней мере три условия: 1) достаточно полно осознавать возникшие трудности; 2) знать способы эффективного совладания именно с ситуацией данного типа; 3) уметь своевременно применить их на практике (2000). Исследователи полагают, что «…эффективность совладания зависит от того, является ли срабатывание данной защиты ситуативным или это уже элемент стиля личного реагирования на трудности» (цит. по [Духновский 2003]).

С. В. Духновский пишет: «Н. С. Видерман (2000), рассматривая основные подходы исследования копинг-поведения, выделяет три подхода к пониманию его определения. Первый подход характерен для психоаналитической школы. Копинг-процессы рассматриваются как эго-процессы, в своей основе направленные на продуктивную адаптацию личности в затруднительных ситуациях. Функционирование копинг-процессов предполагает включение моральных, социальных и мотивационных структур личности для совладания с проблемой. В случае неспособности личности к адекватному преодолению проблемы включаются защитные механизмы, способствующие пассивной адаптации. Защитные механизмы определяются как ригидные, дезадаптивные способы совладания с проблемой, препятствующие адекватной ориентации индивида в реальности. Копинг и защита функционируют на основании одинаковых эго-процессов, но являются разнонаправленными механизмами в преодолении проблем (Haan N., 1977).

Второй подход определяет копинг как качества личности, которые предполагают использование относительно постоянных вариантов ответа на стрессовые ситуации. Billings A. G., Moos R. H. (1984) выделили три способа совладания со стрессовой ситуацией: 1) оценка ситуации; 2) вмешательство в ситуацию; 3) избегание ситуации.

Третий подход – копинг выступает как динамический процесс, который определяется субъективностью переживания ситуации. Lazarus R. S., Folkman S. (1984) обозначили психологическое преодоление как когнитивные и поведенческие усилия личности, направленные на снижение влияния стресса. Авторы выделили активное и пассивное копинг-поведение. Активная форма копинг-поведения (активное преодоление) является целенаправленным устранением или изменением влияния стрессовой ситуации, ослаблением стрессовой связи личности с окружающей средой. Пассивное копинг-поведение (пассивное преодоление) – интрапсихические способы совладания со стрессом с использованием различных техник психологической защиты, которые направлены на редукцию эмоционального напряжения, а не на изменение стрессовой ситуации [Там же 2003]».

Стрессоустойчивость, таким образом, представляет собой совокупность личностных качеств, позволяющих человеку переносить значительные интеллектуальные, волевые и эмоциональные нагрузки (перегрузки), обусловленные особенностями профессиональной деятельности, без особых вредных последствий для деятельности, окружающих и своего здоровья. Немаловажным фактором в этих процессах является психологическая защита. И хотя речь о ней пойдет ниже, некоторые аспекты психологической защиты целесообразно отметить в этой главе.

Р. Плутчик считает, что механизмы психологической защиты выступают как производные эмоций – базисных средств адаптации. При этом защитные механизмы характеризуются биполярностью (противоположностью) в зависимости от знака лежащих в их основе эмоций (например, радость – печаль). Р. Плутчик совместно с Г. Келлерманом предложил так называемую «специфическую сеть» взаимосвязей между различными уровнями личности: эмоциями, защитой и диспозицией (наследственной предрасположеннолстью к психическим заболеваниям) [Plutchik, Kellerman 1989].

У детей формирование психологических защит идет в принципе по тем же механизмам, что и у взрослых. Однако каждый защитный механизм вначале формируется для овладения конкретными инстинктивными побуждениями и связан, таким образом, с определенной формой индивидуального развития. Выделяют несколько форм защитного приспособления ребенка: защитные автоматизмы (простые и сложные поведенческие реакции и первичные психологические защитные механизмы, такие как крик, мышечные спазмы, пассивный протест, отрицание, проекция), защитные поведенческие реакции (отказ, оппозиция, имитация, компенсация, эмансипация, замещение, вытеснение, отчуждение, сновидение, сублимация, регрессия) и семью как среду, определяющую развитие защиты. На этой базе у ребенка формируются осознанные стратегии совладания, используемые им и во взрослой жизни [Никольская, Грановская 2006].

Таким образом, психологический стресс (как в виде действие сверхсильных раздражителей, так и в виде более слабых, но постоянно действующих психотравмирующих раздражителей, вызывающих длительное состояние психического перенапряжения) является одной из самых весомых причин возникновения невротической реакции и может привести в конце концов к стойким болезненным переживаниям неудачи, внутренним конфликтам, чувству недостижимости жизненных целей, невосполнимости потери и т. п. Более того, стрессогенное детство (постоянные ссоры и конфликты в семье, неуважительное отношение к личности ребенка со стороны родителей, развод с «делением» ребенка) способствует формированию у него таких черт характера, как неуверенность в себе, боязливость, тревожность, застенчивость, мнительность, робость, нерешительность. И это необходимо учитывать, говоря о профилактике возникновения нервно-психических расстройств, особенно в детском возрасте.

Глава 3
Понятие о психической травме

В Википедии дается простое и вполне понятное определение: «Психологическая травма, или психическая травма (психотравма), – вред, нанесенный психическому здоровью человека в результате интенсивного воздействия неблагоприятных факторов среды или остроэмоциональных, стрессовых воздействий других людей на его психику».

Автор монографии «Психическая травма» М. М. Решетников (2006) говорит о том, что во всех многочисленных руководствах по нервно-психическим нарушениям невозможно найти не то что раздел, но даже сколько-нибудь подробное описание такого важного в психологии, психиатрии и психотерапии понятия, как «психическая травма». Между тем расстройства психогенной природы психиатрами и психотерапевтами всех эпох и всех научных направлений неизменно связывались с патогенным воздействием психической травмы. М. М. Решетников пишет: «Понятие “психической травмы” впервые появилось в научной литературе в конце XIX века, но ее признание в качестве самостоятельной нозологической единицы растянулось почти на 100 лет, а дискуссия вокруг этой проблемы была настолько захватывающей, что заслуживает отдельного изложения и анализа» [Решетников 2006].

Следует все же сразу оговориться: психическая и психологическая травма – не суть одно и то же. При психической травме происходит повреждения (кем-то или чем-то) психики, приводящие к заметному нарушению ее нормального функционирования. При травме же психологической выраженных нарушений функций психики не происходит и у индивида остаются возможности быть адекватным и успешно адаптироваться к среде.

Несмотря на то что о психической травме так или иначе говорили практически все специалисты в области научной психиатрии и психотерапии, а история вопроса насчитывает уже более века, на сегодня не существуют ее систематизированной классификации. И это не случайно, поскольку за прошедшее время остались только разрозненные данные немногочисленных исследований психической травмы (от работ французского психиатра В. Маньяна, американского психолога Соммера, немецкого философа, психолога и психиатра К. Ясперса, русского психиатра П. Б. Ганнушкина до исследований А. Н. Молохова, Г. К. Ушакова), приводимых, как правило, без учета особенностей личности. Так, А. Н. Мо-лоховым было выделено три этапа в развития представлений о психической травме: 1) «психологический», для которого характерен акцент на травмирующем факторе без связи его с психическим и соматическим преморбидом (K. Jaspers; K. Schneider); 2) «клинико-описательный», когда было осуществлено определение основных клинических форм психогений (П. Б. Ганнушкин и др.); 3) «патофизиологический», когда в основу концепций психогений были положены идеи И. П. Павлова и его школы [Ганнушкин 1933; Молохов 1963; Ушаков 1978; Ясперс 1997; Magnan 1903 (Маньян 1995); Schneider 1928, 1955; Sommer 1968].

Тем не менее, о психической травме и ее роли в возникновении болезненных состояний все эти годы писали приверженцы психоанализа и его ответвлений. Так, Отто Ранк (1884–1939), австрийский психолог, один из учеников З. Фрейда, в своем классическом труде «Травма рождения и ее значение для психоанализа» анализирует наиболее глубокий, но неизбежный травматический опыт в жизни каждого человека – травму рождения. В ней он видит важнейший элемент психического развития, причину всех страхов и неврозов, а также рассматривает желание вернуться во внутриутробное состояние как основополагающую силу, управляющую психической жизнью индивида, выдвигая на этом основании концепцию о негативном влиянии родовой травмы на развитие личности и формирование позитивных отношений. Ранк подчеркивал важность аномального влияния на развитие психики в дальнейшей жизни (к примеру, на формирование навыков опрятности), когда формируются модели взаимоотношений в разнообразных жизненных событиях. Он считал чем в более раннем возрасте ребенок получает психическую травму, тем более глубокие слои личности оказываются «деформированными» у него во взрослом состоянии [Rank 1936; Ранк 2009].

Эти взгляды получили свое развитие через полвека в работах американского психолога и психиатра чешского происхождения, врача и исследователя Станислава Грофа, приверженца трансперсональной психологии, автора весьма интересной психофизиологической теории этиологии пограничных психических расстройств. Используя колоссальный опыт по изучению психоделических состояний, вызванных применением наркотика ЛСД, или сходных состояний, вызванных глубоким учащенным дыханием (так называемым холотропным дыханием), и опираясь в том числе на идеи О. Ранка, он выдвинул гипотезу о влиянии процесса рождения на психику человека и ее патологии [Гроф 1992, 1994, 1996]. По Грофу, физиологический процесс родов оставляет глубокий след в подсознании человека. Этот след фиксируется в четырех (в соответствии с этапами родовой деятельности) базовых перинатальных матрицах (БПМ).

БПМ-1 – след от пребывания в утробе матери. Если развитие плода в утробе матери происходит благополучно, то основу этой матрицы составляет идеальное состояние блаженства и покоя. БПМ-1 в жизни индивида воспроизводится в ситуациях, в которых полностью удовлетворены первоочередные потребности. Она проявляется в счастливых картинах раннего детства, влюбленности, познании красоты природы, видов искусства и т. п. Однако идеальные ситуации бывают редко, даже в утробе матери. Если плод крупный, то на поздних сроках беременности он испытывает дискомфорт от механического сжатия и перебоев в работе плаценты. Иногда органы матери, например почки или печень, плохо справляются со своими функциями (что тоже чаще бывает на поздних сроках), в этом случае на мозг плода воздействуют вредные факторы химической и биологической природы (яды, токсины). Наконец, недостаточно серьезное отношение матери к процессу беременности, ее психические (например, учеба, сдача экзаменов) или физические перегрузки также оказывают вредное воздействие на развитие плода. Патологические отклонения развития проявляются в ощущениях опасности, экологических катастроф, конца света и т. п. Кроме того, в этих случаях БПМ-1 может служить матрицей развития родственных психопатологических проявлений: параноидальной симптоматики, ипохондрии, истерических галлюцинаций и смешения фантазий с реальностью.

БПМ-2 – след, связанный с началом родовой деятельности, с первыми схватками. Плод периодически сжимается мышечными спазмами при закрытой шейке матки. Кровоснабжение плода периодически прерывается или значительно сокращается. Ограничивается поступление кислорода и питательных веществ. Проявление БПМ-2 определяется воспоминаниями, связанными с угрозой жизни и целостности индивида (война, травмы, операции и т. п.), с повторным переживанием тяжелых психических травм (отвержение родителями, развод родителей, смерть близких и т. п.). БПМ-2 может служить матрицей развития шизофренических психозов, эндогенной депрессии, чувства неполноценности, алкоголизма, наркомании, псориаза и язвы желудка.

БПМ-3 – след, связанный с процессом непосредственно родовой деятельности. Сокращения матки продолжаются, однако шейка матки раскрыта, и плод постепенно продвигается по родовому каналу. Продолжается ограничение притока крови к мозгу плода, вызванное спазмами матки. Кроме того, на этой стадии может наблюдаться полное пережатие пуповины (она попадает между головой плода и тазовыми костями матери, особенно если таз узкий) и захлестывание пуповины вокруг шеи плода, иногда многократное, что усугубляет ситуацию «удушения». БПМ-3 проявляется в воспоминаниях ситуаций, связанных с борьбой индивида за жизнь, или эпизодов игры (спортивных состязаний) на грани жизни и смерти (драки, военные эпизоды, альпинистские опасности, азартные игры с большими ставками, сексуальные моменты большой напряженности и т. п.). У женщин это воспоминания о ситуациях рождения собственного ребенка. БПМ-3 может служить матрицей развития шизофренических психозов с элементами садомазохизма, тревожной депрессии, сексуальных отклонений, невроза навязчивых состояний, истерии, тиков, заикания, энуреза, психогенной астмы, мигрени.

БПМ-4 – след, связанный с завершением процесса родовой деятельности. За пиком боли и напряжения, которые сопровождают появление ребенка на свет, наступает внезапное облегчение и покой. В воспоминаниях проявления БПМ-4 являются как бы продолжением ситуаций, связанных с БПМ-3: счастливое избавление от смертельной опасности, воспоминание о преодолении сложных жизненных препятствий или ситуаций, картины возрождающейся природы (весна, восход солнца ранним утром и т. п.), повторное переживание успеха в достижении той или иной жизненной цели и т. д. БПМ-4 может служить матрицей развития шизофренических психозов (мессианский бред, воссоздание мира и т. п.), маниакальной симптоматики, женских сексуальных отклонений.

Таким образом, развитие пограничных психических расстройств, по Грофу, связано с БМП-3, т. е. непосредственно с завершающим процессом родовой деятельности – прохождением плода по родовому каналу. Трудностям этого процесса могут способствовать как психологическая неподготовленность матери к родам, так и неудачное анатомическое строение скелета в области тазовых костей. Не секрет, что эталоном женской красоты для западной культуры последних десятилетий стала фигура с узкими бедрами, анатомическим строением, совершенно не приспособленным для родовой деятельности. Отсюда и возросший процент длительных родов, различные виды родовспоможения в виде психофармакологической стимуляции, ручного выдавливания и т. п., что отрицательно сказывается на здоровье ребенка и матери.

Гроф предполагает, что «переживание настоящего момента искажено частичным проникновением опыта, полученного при рождении… Эмоции и телесные ощущения, которые должны быть полным соответствием рождению, становятся в другом контексте психопатологическими симптомами. Такой человек… в определенном смысле как бы застревает в родовом канале и еще не родился» [Гроф 1992, с. 246].

Барнесс Э. Мур, один из авторов наиболее часто цитируемых словарей во всей современной западной психоаналитической литературе, пишет: «Психическая травма – дезинтеграция или срыв, возникающий в том случае, когда психический аппарат внезапно подвергается воздействию внешних или внутренних стимулов, которые слишком сильны, чтобы справиться с ними обычным способом. При психической травме разрушается так называемый предохранительный “щит”, а “Я” утрачивает свои посреднические функции и становится беззащитным. Возникает состояние беспомощности, варьирующее от общей апатии и ухода в себя до эмоциональной “бури”, сопровождающейся дезорганизацией поведения.

Понятие травмы является неотъемлемой частью ранней теории неврозов Фрейда. В конечном счете он предложил такую формулу для описания развития невроза: ранняя травма – защита – латентность – наступление невротического заболевания – частичное возвращение вытесненного.

В процессе развития психические травмы неизбежны. Некоторые из них могут быть настолько значимыми, что их влияние сказывается на общих свойствах чувствительности индивида ко всем последующим травматическим воздействиям. При этом конституциональные факторы наряду с фиксацией и регрессией в развитии Я и Сверх-Я, основой которых являются проблемы в ранних отношениях со значимыми объектами, обусловливают уязвимость Я. Подобное неблагоприятное влияние оказывают и аккумулирующиеся “легкие” травмы детского возраста, могущие существенно изменить структуру развития и адаптивных способностей индивида. Корреляция травматических воздействий с проявлениями либидинозной фазы, на которую приходится травма, определяет степень риска возникновения болезненного состояния и типологию его проявлений. Успех излечения психической травмы зависит от многих факторов, таких, как внутренняя и внешняя ситуации, возраст, в котором была получена травма, реакция индивида на событие (а не столько само событие), архаические патологические попытки справиться с ним, самооценка и поддержка со стороны объектов.

Последствия травмы могут нивелироваться или выражаться в виде затяжного травматического невроза. Травматический невроз возникает, как правило, после катастроф, аварий, стихийных бедствий, насилия, то есть в тех случаях, когда травматические воздействия выходят за рамки привычных переживаний и ставят человека перед лицом смерти, и представляет собой вызванное стрессом расстройство тревожного типа, часто очень тяжелое. Симптоматика травматического невроза включает: переживания постоянного воспроизведения травматической ситуации (во снах, фантазиях, представлениях), замедление ответных реакций на различные стимулы, ограничение контактов с внешним миром, а также целый ряд дисфорических расстройств, поведенческих и когнитивных нарушений. По мнению английского психоаналитика Ч. Райкрофта, “травматические неврозы или спонтанно излечиваются, или становятся хроническими, или переходят в психоневрозы”. В современной DSM-IV “Diaguostic and Statistical Vanual of mental disorders”22
  Руководство по диагностике и статистике психических расстройств (принятое в США)(англ.).


[Закрыть] травматические неврозы рассматриваются как посттравматические стрессовые расстройства» [Мур, Файн 2000].

Таким образом, основные научные разработки о механизмах психической травмы принадлежат ученым психоаналитического направления, что не удивительно, учитывая особую роль такой травмы в построениях практически всех концепций психоанализа. В подтверждение этого можно привести довольно обширный ряд работ, в которых приверженцы психоанализа рассматривали проблему психической травмы: «Книга об “Оно”» Г. Гроддека (1923); «Тревожность и магическое мышление» К. Одье (1956); «Краткое изложение теории личности с точки зрения объектных отношений» В. Фэйберна (1963); «Was hat man dir, du armes Kind getan?» («Что сделали с тобой, бедное дитя?») Дж. Мессона (1984); «Театры души» и «Театры тела» Д. Ф. Мак-Даугалля (1986, 1989); «Распространенность и эпидемиология. Семейная психодинамика» Ф. Тастина (1990); «Современный психоанализ» П. Куттера (1997); «Внутренний мир травмы» Д. Калшеда (2001); «Базисный дефект» М. Балинта (2002); «Введение в детский психоанализ. Норма и патология детского развития» А. Фрейда и т. д.

М. М. Решетников отмечает: «…Во время первых психоаналитических сеансов Фрейд обращает внимание на то, что в рассказах его пациентов почти всегда выявляется повышенная фиксация на темах и психотравмирующих переживаниях, так или иначе связанных с попытками или результатами совращения их в детстве, преимущественно – со стороны близких родственников, и наиболее часто – дочерей отцами… Позднее признание роли психотравмирующих ситуаций раннего детства, и особенно – детской сексуальной травмы в качестве пускового механизма психопатологии, вошло в число основных постулатов психоанализа (и фактически общепризнанно)… Фрейд полагал, что случаи сексуального злоупотребления со стороны взрослых настолько ранят детей, что они оказываются не в состоянии перенести эти ужасные, непонятные, неизвестные и даже чуждые им переживания, которые в результате вытесняются (из памяти и сознания). Но, поскольку аффективный (патологический) процесс уже запущен и в большинстве случаев не может остановиться, он качественно трансформируется (в симптом) – и вместо вытесненного страдания, по поводу которого ребенку не к кому обратиться, появляется его “заместитель”, который может быть предъявлен, в том числе нанесшему травму взрослому, – та или иная психопатология… Такая психопатология очень нередко в явной или скрытой форме присутствует с самого детства, но главное – ее причина обычно остается недоступной для сознания.

Однако с помощью психоаналитического метода эти воспоминания можно вывести на сознательный уровень, как бы “проявить” вытесненный аффект, освободить его, выражаясь языком Фрейда, от “нагара неестественности” и “зловония”, и затем в процессе психической проработки сделать действительно прошлым, действительно забытым и таким образом преодолеть последствия психической травмы – те или иные симптомы актуального душевного страдания (и их соматические эквиваленты) [Решетников 2006].

В. М. Кровяков высказывает свою точку зрения, говоря о взглядах Фрейда на психическую травму: «Сам З. Фрейд придавал значение травме (первичная сцена и др.). Он, полагая, что ребенок, переживающий насилие со стороны родителя, должен амнезировать насилие, в связи с тем что он зависим от опекуна. Фрейд ввел термин “предательская травма”, считая, что жертва насилия не может позволить себя помнить о травме до достижения возраста, когда она становится независимой.

Развитие концепции травмы в психоанализе не произошло. Основное внимание психоаналитиками было уделено разработки концепции “психологической защиты”. Начиная с З. Фрейда и в последующих работах специалистов психоанализа, изучающих механизмы психологической защиты, неоднократно отмечается, что привычная для личности в обычных условиях защита, в экстремальных, критических, напряженных жизненных условиях обладает способностью закрепляться, приобретая форму фиксированных психологических защит. Согласно представлениям психоаналитиков, психологическая защита представляет собой ряд специфических приемов переработки переживаний, нейтрализующих патогенное влияние, которое эти переживания могут оказывать на сознание. Это феномены типа “вытеснение”, “проекция”, “рационализация”, “сублимация”. В последующем З. Фрейд отказался от травмы как этиологического фактора при истерии» [Кровяков 2005].

Гораздо в большей степени развитие теории о психической травме, по мнению В. М. Кровякова, прослеживается в работах Анны Фрейд (1895–1982), младшего ребенка в семье З. Фрейда, основоположницы детского психоанализа, активно отстаивавшей специфические потребности ребенка. Применяя теории своего отца в аналитических исследованиях детей, находящихся в приюте, она отметила наличие регрессии как «обычного явления», возникающего, по ее мнению, в результате травмирующего опыта (смерть родителя или разлука с ним). Эти регрессии всегда сопровождались потерей значительных достижений в развитии Эго. Дети переставали контролировать свою опрятность, те, кто умел говорить, утрачивали этот навык и недавно освоенные двигательные навыки, а виды игровой деятельности становились примитивными. Дети становились более примитивными существами. Опираясь на свои наблюдения, А. Фрейд рекомендовала вплотную заняться исследованием травматичных событий жизни у взрослых пациентов в ходе психоаналитического процесса.

Еще в 1977 году один из авторов этой книги, проанализировав истории болезни 1000 детей и подростков, наблюдавшихся в Ленинградском городском отделении по лечению неврозов у детей, систематизировал основные психотравматизиующие факторы, приводящие детей к неврозу. В монографии «Неврозы у детей и их лечение» выделяется ряд психотравмирующих факторов, невротизирующих ребенка уже в самом раннем возрасте.

1. Нарушения взаимоотношений в системе «мать – дитя». Обычно это неприятие. В этом периоде оно выступает и как тип неправильного воспитания, и как фактор депривации. Неприятие ребенка отчетливо выявляется с первых месяцев его жизни, и он отвечает на него протестом или страхом и невротическими реакциями.

2. Отрыв от матери в силу разных обстоятельств, восприятый ребенком как психогения. В советские времена это чаще всего было направление ребенка раннего возраста в ясли, но и сегодня по разным причинам (болезнь матери с госпитализацией, отъезд родителей в отпуск, в командировки, отправление ребенка на воспитание к бабушкам и пр.) нередко ребенка с матерью разлучают.

3. Особое место в психотравмирующем комплексе «отрыв от матери» занимает госпитализация ребенка без матери (в стационары различного профиля). Госпитализация – эмоциональный стресс и для ребенка, и для всей семьи. Нескрываемое беспокойство родителей, их озабоченность, переживания, тревожность и страх передаются и самому ребенку. Он остро переживает одиночество, все, что с ним происходит, пропитано чувством страха, поскольку истинный смысл госпитализации ребенку в раннем возрасте недоступен. Госпитализация – одно из самых сильных потрясений детского возраста, особенно для инфантильных, единственных, эгоцентрических, боязливых, невропатических детей. У многих госпитализированных детей во время пребывания в стационаре появляются впервые или обостряются ранее только намечавшиеся вредные привычки: сосание пальцев, обкусывание ногтей (онихофагия), выдергивание волос (трихотилломания), мастурбация. Нередко после выписки из больницы дети младшего возраста амбивалентно относятся к матери: с одной стороны, они не отпускают ее от себя ни на шаг, с другой – агрессивно теребят ее, кусают, бьют. Это проявления «ребенок в стационаре»: протест, отчаяние, отказ и аффективная, но мнимая примиренность.