Текст книги "Что рассказать вам об Иваре Маккое?"

– Это курица? – не поверил я своим глазам.

Несмотря на напряженность момента, Ирс времени не терял. Образ большой сочной курицы с румяной корочкой он определенно взял из памяти кого-то из нас. И вышло очень похоже, если бы не одна деталь. Идеально красивая, как с картинки, эта курица пахла… навозом.

Мы с Иваром переглянулись, и он даже слегка улыбнулся. А потом бесстрашно отломил жирную ножку и впился в нее зубами.

– Ну как? – поинтересовался я, с опаской принюхиваясь.

– Ожидаемо, – усмехнулся Ивар, поморщившись.

И действительно. Вкус у курицы соответствовал запаху.

– В ваших воспоминаниях это был превалирующий аромат, – стал оправдываться Ирс. Мне показалось, что он расстроился. – Я определил его как предпочтительный. И было довольно сложно его воссоздать.

– На этот счет можешь не волноваться, – заверил его Ивар со смешком. – Сходство стопроцентное.

Ирс промолчал. Его ответом стал робот с целой флотилией пробирок.

– Сначала первый ряд, – на этот раз его голос звучал сосредоточено и даже немного азартно. – Это базовые вкусы. И дальше ряд за рядом справа налево. Комментировать необязательно.

Обилие и разнообразие созданных им вкусов восхищало и ужасало одновременно, потому как далеко не все были приятными. Так что комментировали мы как раз много, громко и чаще всего нецензурно. Тем более что сами пробирки ничем не пахли, и мы понятия не имели, что в итоге окажется на языке. Хорошо, если что-то вроде лимонного сока, но я точно помню, что там было и нечто, похожее на бензин, и ядерно горькая редиска, и жидкость для прочистки труб, и полировочная паста.

Когда пробирки закончились, у нас бурчало в животах и кружилась голова. Мы надеялись на хороший ужин после всех мучений, но Ирс не спешил порадовать результатами своих изысканий.

– Я совместил все наиболее приятные для вас вкусы, но конечный результат почему-то похож на образец из категории «полное дерьмо», – сообщил он через пару минут. – И даже если убрать половину вкусов, все равно выше категории «херня» подняться не получается.

Мы с Иваром переглянулись и покатились со смеху.

– Откуда ты это взял? – спросил Ивар сквозь смех. – Эти категории?

– Органолептические свойства, плюс реакция мозга, плюс вербальное выражение чувств. Что-то не так? – Ирс вполне похоже изобразил недоумение. – Я выделил двадцать четыре категории, начиная с «полный п***ц» и заканчивая «просто ох***ть, как круто – с восклицательным знаком».

– Вот теперь я верю, что ты ученый, – фыркнул Ивар. – Это же надо…

– Может, будет легче, если мы сами попробуем составить вкус? – предложил я. – Дай чистую пробирку.

– Ты собираешься снова все пробовать? – скептически посмотрел на меня Ивар.

– Ну уж нет! – я решительно отмел эту мысль. – Ирс, ты можешь их маркировать? И убрать все «дерьмовые» категории.

– Конечно, – отозвался тот.

Через пару минут прилетел еще один робот. Он унес большую половину пробирок, а на остальных сделал пометки.

– Наверное, с базовых надо начать, – я взял у очередного робота колбу и вытащил первую пробирку из держателя. – Соленый, – прочитал этикетку.

Ивар задумчиво потер подбородок и неуверенно протянул руку к пробирке «мясные ассоциации».

– А что мы готовим? – поинтересовался, добавив пару капель в колбу.

– Густое рагу с картошкой, – я достал «кажется, вроде как овощи», «сладкий» и «о, а это совсем как картошка». – Кислого вкуса там вроде не было, да?

Это рагу было самым частым блюдом у нас на ферме. Простое, сытное и дешевое. Приемная мать бросала в большую кастрюлю обрезки мяса, кости, хрящи. Добавляла овощи, все подряд, какие нашлись: мелкую картошку, кривую морковь, треснувшую капусту, мятые помидоры, подвядшие кабачки. Главное, все хорошенько почистить, порезать помельче и тушить несколько часов. После целого дня работы в поле мы уминали это рагу за обе щеки, благо на порции родители не скупились.

– Было немного. От помидор, – Ивар капнул маленькую капельку из пробирки «не такое кислое, как предыдущая дрянь». – Ну, давай, – он поболтал колбу, смешивая жидкости. – Попробуем.

Он макнул палец в смесь и сунул его в рот. И тут же скривился.

– Пересолил, – покачал головой.

– Неважно, Ирс может учесть, что соли нужно меньше, – я тоже попробовал. – Не хватает чеснока, но он скорее как запах, а не вкус.

– С ароматами, боюсь, будет еще труднее, – сказал молчавший до этого Ирс. – А первый образец рагу уже почти готов.

Образцов понадобилось пять, но зато пятый был прямо совсем хорош – на «охренеть с восклицательным знаком», как выразился Ивар. Или мы уже были такие голодные, что умяли всю тестовую порцию и солидную добавку к ней.

Когда же еда осела в желудках приятной сытостью, Ивар снова глянул на пробирки и с улыбкой поинтересовался:

– Ну что? Десерт?

В общем, это стало нашим любимым развлечением в следующие дни. И должен сказать, получалось у нас в итоге гораздо лучше, чем у тех, кто программировал пищевые синтезаторы в пилотном корпусе. Хотя, наверное, Ирс еще дополнительно корректировал наши шедевры, беззастенчиво копаясь у нас в мозгах.

В тот день и в следующий больше ничего особенного, вроде бы, не происходило: мы с Иваром «готовили», ели, спали и рассказывали Ирсу про людские праздники и обычаи. Он ничего почти не знал о нашей расе, кстати. Потому что не лез в Сеть, боясь наткнуться там на пропаганду насилия и подстегнуть защитные Системы к более решительным действиям.

А на третий день Ирс вдруг поинтересовался за завтраком:

– Когда ваш организм получил столь существенные поломки в генетическом коде? Это было сделано намеренно? Я исправил их, но если нужно, верну все обратно.

Мы с Иваром переглянулись.

– О чем ты? – спросили едва ли не хором.

Если честно, ответа Ирса я не понял и даже пересказать его сейчас не смогу. Но смысл был такой: он что-то с нами сделал – нашим генным инженерам и не снилось.

– То есть, мы будем дольше жить? – уточнил я. Это было единственное, что я ухватил.

– Вы будете жить столько лет, на сколько рассчитаны ресурсы ваших организмов, – вот эту фразу я почему-то запомнил отчетливо. – Около трехсот земных лет. Схему износа и обновления клеток я тоже поправил: процесс должен быть равномерным, чтобы не допускать преждевременного отказа органов и развития патологических процессов.

Если по-простому, то нам больше не грозило в старости тратиться на слуховые корректоры или нано-хрусталики для глаз – с этим даже наши генетики ничего не смогли сделать.

Это если коротко пересказать. На самом деле, Ирс объяснял долго и подробно. Я особо не вникал. Один такой разговор перетек в следующий и еще, и еще… Они с Иваром скакали с темы на тему, и вскоре я окончательно перестал даже пытаться следить за их беседами. А вот Ивар все спрашивал и спрашивал Ирса, пока окончательно не начинал разбираться в том, о чем шла речь. Тогда у него начинали гореть глаза, и я неизменно вспоминал то самое – «я стану пилотом».

Но такое бывало не очень часто. Ивар снова замкнулся в себе. Не так серьезно, как три года назад – я за него уже не боялся, – но все же. И на этот раз я хорошо понимал причину.

Да, все верно… Ирс. Он оказался отличным парнем – если так можно сказать про робота, древнего, как… у меня даже определений подходящих нет.

Знаете, терять друзей в бою – это больно. И тут только одно поможет – перехватить излучатель покрепче да стрелять, пока заряда хватит. Потом ты… смиряешься, что ли. Это война, и потери неизбежны. Но когда выясняется, что они погибли напрасно, напоровшись на защитные Системы забытого кем-то робота…

Исследовательская Станция! Ис-сле-до-ва-тель-ская. Нас всех едва не перебили усовершенствованные барометры.

Ивар мог часами сидеть неподвижно, глядя в окно. На меня тоже порой накатывало, стоило вспомнить Леонарда и других погибших парней… И чтобы отвлечь нас от тяжелых мыслей, Ирс сделал нам спортзал.

К чему быстро привыкаешь в десанте, так это к ежедневным нагрузкам, и через несколько дней вынужденного безделья мы уже не знали, куда себя деть. Пытались отжиматься, приседать, по Станции бегать.

– Хрень это полная, – сказал я, сделав полсотни отжиманий и даже не запыхавшись. – Ирс, нам нужен полигон.

– Нет, скорее, спортзал, – поправил меня Ивар. – С тренажерами. Чтобы можно было регулировать нагрузку.

Такие были у нас в Летном. Только пилотам нужна была не сила, а выносливость. Мы в основном занимались на беговых дорожках и в центрифугах. На Новом Техасе были спортзалы, один совсем недалеко от нашей съемной квартиры. Но мы так уставали на стройке, что даже вывеску особенно не разглядывали.

Это я к чему рассказываю. К вечеру Ирс сообщил, что все готово. Чуть дальше по коридору от нашей комнаты появился новый проем в стене. Мы с Иваром с нетерпением поспешили туда.

Теперь-то я навидался всяких спортзалов, есть с чем сравнить. И поверьте, увидав то же, что и мы, вы бы подумали о чем угодно, но не о том, что попали в «качалку». Ни зеркал, ни стоящих в ряд массивных тренажеров, ни штанг или гантелей там не было. Это была совсем небольшая комната. Стены серые, свет приглушен. Из стены, противоположной ко входу, торчали два выступа, чем-то напоминающие скамьи.

За основу Ирс взял стандартные принципы тренировки. Только вместо грузов, противовесов, блоков и прочих деталей была сама стена. А беговой дорожкой стал весь пол комнаты. Подчиняясь заданному Ирсом алгоритму, он двигался быстрее или медленнее. А из стены появлялись новые выступы, или, наоборот, проваливались ниши. Это выглядело странно, но тренироваться в этом спортзале оказалось удобно и эффективно. Лег на скамью – ноги тут же зафиксировались в стене, а на плечи лег груз – качай пресс сколько угодно. То же самое с жимами и прочими упражнениями.

Первый раз мы проторчали в спортзале чуть ли не двенадцать часов, пока Ирс просто-напросто не деактивировал комнату, да и в остальные дни провели там немало времени.

А еще я не сразу, конечно, но все же понял, что Ирс дает Ивару лекарства. Однажды я случайно взял его стакан, перепутав, и Ирс шепнул мне прямо в мозг:

«Поставь, пожалуйста: это для Ивара».

Я возмутился было, чем он там вздумал пичкать моего брата, но Ирс объяснил, что пытается восстановить сильно пострадавшую от эмоционального потрясения нервную систему.

«Это нужно для того, что ему предстоит», – неопределенно добавил он.

Я грешным делом решил, что он имеет в виду наше возвращение на Землю, но оказалось, что всё не так просто.

Если я не ошибаюсь, это был то ли десятый, то ли одиннадцатый день нашего пребывания на планетоиде. Корабль должен был строиться еще примерно столько же. Я хорошо помню то утро. Мы по очереди приняли душ, позавтракали и с жаром обсуждали какую-то ерунду – кажется, лошадей или, может, буйкотов. Обычно Ирс всегда участвовал в наших разговорах, но не в этот раз. Он дождался, пока мы поедим и вдруг спросил:

– Ивар, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – Ивар поднял взгляд на потолок – почему-то нам было удобнее разговаривать с Ирсом, обращаясь куда-то вверх. – А почему ты спрашиваешь?

– Дело в том, что у меня есть для тебя сюрприз, – ответил Ирс, почему-то сделав тон голоса неуверенным. Мы тогда еще не поняли, почему. – Я правильно употребил это слово? – помедлив, уточнил он. – Имеется в виду приятная неожиданность.

Жизнь научила меня, что сюрпризы чаще бывают неприятные. Поэтому я поднялся вслед за Иваром. Если Ирс и хотел, чтобы я оставался на месте, свое мнение он предпочел оставить при себе.

Идя за роботом, мы пересекли почти всю Станцию и оказались перед глухой стеной.

«Ирс, ты что задумал?» – спросил я. По спине пробежал неприятный холодок. Стена скрывала от нас то самое помещение, где мы с Иваром очнулись в первый день на металлических столах. – «Решил его ещё чем-то накачать?»

Ответить Ирс не успел. Потому что в эту самую минуту стена стала прозрачной, и я увидел белую комнату и стол. На нем лежал человек в таком же, как у нас, комбинезоне.

Сначала я подумал, что это кто-то из нашего взвода, а, может и из отряда. Но потом Ивар вдруг странно всхлипнул, и я его узнал.

– Ты издеваешься?.. – спросил Ивар надломившимся голосом. – Это что, робот?..

Ирс не ответил. Зато человек на столе открыл глаза, сел и поспешно заморгал, прикрываясь рукой от яркого света. А потом увидел нас и улыбнулся – такой до боли знакомой открытой улыбкой.

– Привет! – Леонард здоровый и невредимый махнул нам рукой. – Где это мы?

Я с трудом отвел от него взгляд и посмотрел на Ивара. Внутренности сплелись в тугой узел, и меня будто зазнобило. И с Иваром, наверное, творилось то же самое, потому что он так и стоял в проходе, замерев на полушаге, собираясь то ли рвануть вперед, то ли отпрянуть. И лишь щека дергалась.

А вот Леонард в ступор впадать явно не собирался. Устав ждать от нас реакции, он легко спрыгнул со стола, с любопытством поглядел на зависшего перед его лицом робота, а потом шагнул к нам.

– Парни, у вас такой вид, будто мертвеца увидели, – улыбнулся он.

«Кто это?» – вот первое, что я тогда подумал.

Это ведь просто не мог быть наш Лео. Лишь жалкая копия, пародия. Оболочка похожа, но вот что внутри?..

Страшнее всего, что он был неотличимо похож. Манера двигаться… Ну, знаете, таким широким шагом, полностью расправив плечи, нисколько не стесняясь своего роста и броской внешности. Я не смогу объяснить точнее, но поверьте, его невозможно ни с кем перепутать. И перед нами был тот, кого мы с Иваром помнили все эти годы.

– Это не робот, Ивар, – ответил Ирс вслух, на невысказанный вопрос. – Мои технологии позволяют…

– Что за…? – Леонард заозирался, задрал голову в поисках источника звука, а потом с недоумением оглядел свой комбинезон и обернулся к нам. – Это что за херо… мантия? – спросил озадаченно.

И вот тут Ивар сломался. Вы понимаете, за свою жизнь мы слышали это словечко только от одного человека. И этот человек стоял сейчас перед нами – хрен его знает каким чудом.

Как в замедленной съемке Ивар сжал кулаки, неловко шагнул вперед, да так и застыл. Леонард непонимающе вскинул брови и сам решительно направился к нему, сходу сгребая в охапку.

– Эй, ну ты чего? – улыбнулся он. – Это сколько же я тут провалялся?

Ивар открыл было рот, чтобы ответить, но не смог выдавить ни звука. Он вцепился в плечи Лео с такой силой, что едва не порвал на нем рубашку из чудо-ткани Ирса. А потом поднял руки, обхватил его за плечи и вдруг начал ощупывать, будто искал переломы.

– Живой… – выдохнул с совершенно непередаваемой интонацией.

– Живой, – подтвердил Леонард с такой привычной усмешкой. – А вы что, уже похоронили меня, смотрю? – он весело мне подмигнул из-за плеча Ивара.

Вот только, в отличие от него, ни Ивару, ни мне как-то не до веселья было.

Не знаю, сколько мы стояли так: я столбом и Ивар, вцепившись в Леонарда. А потом я буквально заставил себя отмереть. Через силу сделал шаг и похлопал Лео по плечу.

Нормальное плечо. Теплое, твердое. Вот только узел внутри затянулся еще туже. Потому что по-настоящему поверить в то, что Лео вернулся, я смог, только коснувшись его.

– Да что с вами? – Лео прищурился и внимательно посмотрел на меня, а потом на Ивара. Нахмурился, отклонился назад, осматривая нас еще раз, теперь уже с ног до головы. То, что не бросилось в глаза при первом взгляде, теперь стало очевидно. – Ты изменился… – Леонард даже пощупал бицепс Ивара для верности, а потом разглядел и морщины на его лице – которых, конечно же, не было раньше. – Объясните, наконец, что происходит?

Ивар молчал – лишь медленно разжал пальцы. Ирс тоже не спешил прояснять ситуацию, хотя сам всю эту кашу заварил.

– Сейчас две тысячи сто сороковой год, – решился сказать я. – Три года назад твой шаттл был сбит. Я вывел Ивара из боя, и после трибунала нас отправили в десант.

Скажи кто-нибудь такое мне, я бы… Не знаю даже. Охренел бы. Не поверил бы точно. Решил, что все вокруг надышались бензиновых паров и дружно бредят. Или что я сам получил по башке, валяюсь в медкапсуле и брежу. Но в собственную смерть поверить – да ни за что. Это не шок даже, это полный… Ну, полный, короче.

Но Лео справился неплохо: лишь растерянно провел рукой по волосам и непроизвольно отступил назад.

– Черт… – выдохнул он. – Три года… Как же вы без меня?

Знаете, наверное, в тот момент, после этого вопроса я и осознал, почему смерть Лео так подействовала на нас. Он ведь не спросил о том, что с ним случилось, где он сейчас и как так вышло, что он воскрес, раз уж был сбит. Его волновало совсем другое: как мы со всем этим справились.

Нужно было видеть Ивара в тот момент. Надо же, я ведь искренне считал, что он стал прежним за эти два года. И только тогда я понял, что ошибался. Прежним он стал ту секунду, когда улыбнулся и покачал головой.

– Никак, – сказал с трудом.

– Неправда, – мы все не сразу могли подобрать тогда слова, вот и я долго молчал, прежде чем встрять. – Не слушай его, Лео. Перед тобой командир взвода, у которого самые лучшие показатели за всю историю десанта.

Леонард неверяще на меня посмотрел.

– Кажется, мне надо присесть, – заключил он растеряно. – А вам – рассказать мне всё с начала.

– А тебе, Ивар, – выпить лекарство, – добавил Ирс. – Оказывается, приятные новости – ничуть не меньший стресс для человеческого организма.

– Лучше принеси нам последний вариант виски, – попросил я его. – И поесть чего-нибудь.

Ирс уже добавил третье кресло и третий прибор на столе. Роботы сновали туда-сюда, принося тарелки с жареным мясом, тушеными овощами и еще какой-то едой – разумеется, синтезированной, но многое вы бы не отличили от настоящего. Последний тащил в манипуляторах бутыль с янтарного цвета жидкостью.

– Это что, эпоха терминаторов всё же наступила? – пошутил Леонард. Он поймал одного из роботов и с интересом потыкал пальцем его «пузико». Робот смешно задергался, ухватил его манипулятором, но сбегать не спешил.

Тут я подумал, что, скорее всего, так и есть. Потому что оживший Леонард, хотя и обладал его памятью и внешностью, биологически наверняка был не совсем человеком. Вот только спрашивать напрямую при Иваре я не стал. Впрочем, уверен, он и сам подумал примерно о том же. Но тогда, кажется, ему было на это наплевать.

Дальше мы сели за стол, и я стал рассказывать всё то, что уже рассказал вам, потому что Ивар говорить отказывался. Ирс заставил его выпить лекарство, но что-то я не заметил, чтобы оно сильно помогло.

Покончив с едой, мы перебрались на диван. Ирс снял затемнение с панорамных окон, и сейчас, в лучах заходящего солнца, планетоид напоминал обычную земную пустыню. В какой-то момент лекарство все-таки подействовало, и Ивар устало привалился боком к спинке дивана.

– Ирс, он же просил не усыплять, – заметил я, откупоривая бутылку и наливая нам с Лео.

– Я не усыплял! – запротестовал Ирс. – Наоборот, еще стимуляторов добавил, чтобы помочь организму справиться с эмоциональной нагрузкой. Показатели его жизнедеятельности несколько противоречивы. Пульс, дыхание, уровень определенных гормонов и ферментов приближен к оптимальному для его антропометрических и физиологических параметров, но кардинально отличается от его обычного состояния. Наверное, проще всего объяснить это тем, что Ивар позволил себе расслабиться, а до этого постоянно находился в напряжении.

Лео нахмурился.

– А теперь расскажи мне правду, Джей, – попросил он тихо. – Что с вами стало, когда я… черт. Я что, действительно умер?

– Похоже, не совсем, – так же тихо ответил я и залпом выпил то, что было у меня в стакане.

Я не очень-то и хотел рассказывать ему о десанте. Обо всем, что с нами там случилось. Я, если честно, и вспоминать об этом не хотел. Но едва начал описывать хорошие моменты – наши с Иваром удачи и достижения, – как меня будто прорвало.

Наверное, жестоко было – вывалить на него все это. Но только вспоминалось и как Ивар стрелял, сидя у меня на закорках, и как впервые взял гармошку. Как он находил слова, заставлявшие нас выкладываться на тренировках, как на ходу менял тактику, как раньше всех видел ловушки. И как встал под плеть, а потом сажал подбитый шаттл ценой собственной руки…

– Наши парни в двух рубашках родились, – выдохнул я. – Ведь в тот самый раз именно Ивар был их пилотом.

Ивар шумно вздохнул, будто услышав меня, и улыбнулся во сне. Совсем как когда-то давно на ферме, даже во сне уверенный, что добьется своего.

А вот Лео больше не улыбался. Между бровей залегла глубокая складка, глаза, без того темные, совсем почернели. Вообще, его открытое лицо всегда было очень выразительно, а сейчас он, к тому же, и не думал скрывать свои чувства, и я хорошо видел, как ему больно всё это слышать. И хотелось выплеснуть эту боль – всю сразу, за один раз, – и больше никогда, никогда о ней не вспоминать.

Когда я выдохся, надолго повисло молчание. А потом Леонард сказал:

– Я вроде и слышу тебя, Джей, но просто не представляю, через что вам пришлось пройти. Вы просто феноменальные люди. Удивительные.

– Да я-то что, – усмехнулся я. – Я обычный…

Мы оба посмотрели на спящего Ивара.

– Как ты это сделал, Ирс? – спросил вдруг Лео. – Как вернул меня?

– Я отвечу на этот вопрос, Леонард, но позже, – ответил Ирс извиняющимся тоном. – Прости.

– Видимо, что-то совсем гадкое, – усмехнулся Лео и добавил после паузы: – Спасибо. Хоть я и понимаю, что это было сделано не ради меня.

– Ты не прав, Леонард, – резко возразил Ирс – вот уж не ожидал, что он на такое способен. – Я был бы счастлив вернуть всех. Но я не могу.

Мы не стали спрашивать, почему. На тот момент это казалось очевидным.

Зачем о себе? Вам же не про меня нужно. Вообще, вам же вроде сказали, о чем надо спрашивать, а вы какой-то балаган вокруг Ивара устроили. Хотя, может, и правда, так лучше дойдет…

Давайте только сразу договоримся: я не собираюсь рассказывать о личном. Никаких лишних вопросов, ок? Отлично.

Я родился в семье потомственных колонистов. Не тех, что приезжают в надежде на легкие деньги и в погоне за мечтой на уже освоенные и заселенные планеты, а тех, что первыми ступают на неизведанные чужие земли. Такая авантюра – всегда громадный риск, но если он себя оправдывает, то неизменно с лихвой. Почет, уважение, деньги – на новых территориях этого добиться легче, особенно, если у человека есть голова на плечах. У моего прадеда все было в избытке – и смекалки, и знаний, и духа авантюризма. А еще деловая жила – крепкая, как магистральная труба. Построить водоконденсирующий завод на планете практически без воды – о да, это был джекпот.

Давайте поясню. Как известно, основные условия для колонизации – наличие на планете воды и атмосферы. Времена, когда человечество хотело засадить Марс деревьями, давно прошли. Сейчас главное две вещи: сколько людей можно будет распихать по планете и как дорого это обойдется. Нет толку от планет, даже самых удобно расположенных, если для их освоения придется завозить воздух и воду.

На Новый Техас мои предки отправились первые. Тогда он еще, конечно, так не назывался. Климат позволял выращивать любые растения и животных, для обеспечения топливом машин и оборудования не нужно было строить заводы и бурить скважины – вся жидкость на планете представляла собой продукт жизнедеятельности местных бактерий и состояла сплошь из легких углеводородов. Фактически – чистый бензин, черпай из тысяч озер ведром и лей в бак.

А вот воды в чистом виде не было ни литра. Атмосфера состояла из все тех же кислорода, азота и водорода, но с добавлением неизвестного еще тогда элемента, связывающего кислород и не дающего ему гореть. Мой отец придумал, как их разъединить. Утомлять вас формулами я не стану, все равно не поймете, но поверьте: там, где родился я, вода стоила куда больше нефти, золота и бриллиантов.

Да о чем говорить, если у нас даже денежным эквивалентом была вода – литры вместо долларов и электронный счет на чипах, вживленных под кожу в основании ладони. У меня, кстати, такого не было. Вместо него был другой – с бесконечным кредитом, потому что наш завод ежедневно создавал «деньги» сотнями гектолитров.

Теперь поговорим о том, что такое деньги. Вот для вас – что они значат? Я так и думал… Только никакой роскоши на затерянной в далеком космосе планетке особо не было. Да, у нас была отличная еда, красивый сад и бассейн – действительно невиданная роскошь для тех мест. Продукты с Земли – кофе, вино, шоколад. Душ вместо стерилизатора. Горничная, садовник. По-моему, на Земле так живут миллионы. А на нашей планете – только моя семья. Поэтому для меня деньги значили совсем другое. Они давали мне то, чего действительно были лишены почти все мои знакомые и друзья: возможности. Связь со всеми населенными планетами, доступ в библиотеки и университеты. Я мог подружиться с человеком в любой точке освоенного космоса и слетать к нему на выходные. Мог оплатить билет от Земли и обратно для понравившейся девчонки. Гонять почтовый шаттл туда-сюда за запчастями для автомобилей – я буквально собирал их по деталям, чтобы потом продать, а иногда и просто подарить. Мне нравилось учиться, нравилось напрягать мозг и тело, но вместе с тем у меня не было ощущения, будто я заперт в клетке. Я мог улететь со своей планеты куда угодно, но мне не слишком-то хотелось. Ведь родители были уже немолоды, а завод требовал постоянного внимания.

Что вы на меня так смотрите? Думаете, каким ветром такого холеного богатея занесло в армию?

Жизнь. Она случается даже с богатыми умными мальчиками вроде меня. Тебе кажется, что ты все знаешь и можешь обмануть систему…

Слухи о войне докатывались даже до нашей планеты. Точнее, не слухи, скорее, какие-то предположения. Кто-то, ожидая в космопорте пересадки на шаттл до самых отдаленных колоний, болтал, что в последнее время слишком много народу идет в армию. Другие говорили о спешно строящихся базах. Один мой приятель рассказывал о разработках оружия.

Я не мог не влезть в Сеть, чтобы выяснить, что же творится. На открытых ресурсах, конечно же, ничего не было. Тогда я решил копнуть поглубже… Копнул, да.

В общем, в результате мне сделали предложение, отказаться от которого я не сумел при всем желании.

Теперь-то ни для кого не секрет, сколько денег тратилось на новые базы и технику, сколько колоний работали только на производство оружия, и о разработках направлений коррекции геномов животных и людей, а тогда у меня холод по спине пробежал, когда я увидел отчеты и доклады.

Родителям я ни о чем рассказывать не стал. Они тревожились, но поверили во внезапно проснувшийся во мне патриотизм. А жажда приключений – это у нас вообще наследственное.

Так я и оказался на рекрутском пункте. В принудительном порядке. Точнее, мне дали выбор: армия или тюрьма. Мой выбор был предсказуем, не так ли?

Интенсивных занятий, отнимавших все мое время в последний перед призывом месяц, хватило, чтобы попасть в пилотский корпус. Особого восторга по этому поводу я не испытывал: кому будет интересно управлять машиной, точно такой же, как и тысячи других, которую невозможно ни апгрейдить, ни оптимизировать настройки.

Да еще и в шаттл нас собирались набить до предела грузоподъемности. Я хотел найти местечко потише, где-нибудь сбоку, но заметил двух парней, буквально влипших носами в мутное стекло переборки. И знаете, я просто не мог не подсесть к ним.

Вы бы тоже не смогли. Зря вот вы так улыбаетесь, я знаю, что говорю. Они смотрели на совершенно рутинную процедуру подготовки к взлету как на священнодействие. Я таких горящих глаз не видел даже у тех, кто выиграл в лотерею миллиард. Конечно, мы же с отцом сами эти лотереи и устраивали.

Они были совершенно разные. Если таких, как Джей – честных большеруких добряков – я видел множество, то таких, как Ивар, пожалуй, что и не встречал. Это сложно объяснить. Он ведь мальчишка тогда был совсем. Ни образования, ни воспитания, ни семьи, кроме брата. Вот только я порой терялся перед ним со всеми своими дипломами, сертификатами и почти полученной научной степенью. Потому что пасовал перед искренностью, странной, но по-своему правильной логикой поступков, перед совершенно альтернативным подходом к жизни. Если я мог взломать защитные системы военных архивов, то Ивар, казалось, взламывал саму жизнь. Кроил ее под себя и радовался каждому мгновению, сшивая счастливые минуты в удивительное лоскутное одеяло. И, как фокусник, мог иногда взмахнуть этим одеялом и завернуть вас в свою реальность.

Что же до полетов… Это оказалось в тысячу раз круче любой машины. Трудно объяснить человеку, который не сидел за штурвалом. Быть пассажиром – это совсем другое… Когда пара десятков тысяч лошадей разом приседают на задние ноги, а потом срываются с места, стоит только придавить рычаг газа, – вот где адреналин и все прочее. Даже Джей, наш человек-невозмутимость, после первого самостоятельного полета разве что обниматься с кораблем не полез.

А Ивар вышел молча, сел прямо на пол ангара и принялся записывать в блокнот, где ошибся и с чем надо работать. Со стороны могло показаться, что ему и не понравилось вовсе. Но я-то видел его взгляд, заметил, как подрагивают руки.

Он… знаете, он из тех, кто в небе родился. У него вместо рук – крылья. Он учился упорнее всех, зубрил формулы, запоминал названия деталей, тянул физподготовку, но стоило ему оказаться за штурвалом – он разом оказывался в своей стихии.

Мы подружились крепко. Да уж спрашивайте, не стесняйтесь. Вы не первая. Об этом все спрашивают. Хотите, облегчу задачу? Нет, я общался с ними не из жалости. Нет, мне не хотелось казаться круче на их фоне. И нет, мне не было с ними скучно. Да, и с Кригом тоже. Хотя, конечно, вряд ли мы с ним начали бы общаться, если бы не Ивар.

Со стороны наша дружба, конечно, казалась странной. Да вам и сейчас так кажется, верно? Но дело как раз в том, что Ивар не замечал этого. Понимал, разумеется, но при этом совершенно не обращал внимания. Он не стеснялся ничего: ни происхождения, ни не слишком выдающейся внешности, ни пробелов в знаниях. Вообще ничего. Последнее изо всех сил старался исправить, а остальное будто вовсе не имело значения. Он не пытался понравиться никогда и никому, его не интересовало, как он выглядит в глазах людей, сохнут ли по нему девчонки. Меня всегда это изумляло и изумляет до сих пор. И было так странно… Он знал, кто я такой, прекрасно осознавал разницу между нами – и плевал на это. Напомню: это я подсел к нему и Джею, не они ко мне. Меня лишь благосклонно приняли в компанию. Согласен, звучит забавно. Но тем не менее, так и было. И тут я вас удивлю: я этим почти гордился.

Может быть, именно поэтому первые месяцы в пилотном корпусе стали для меня неожиданно приятными. Впервые моя фамилия больше ничего не значила, как и содержимое карманов, и то, что между ними. Я стал одним из толпы, и тем интереснее оказалось, что те, кто все-таки знал о моем происхождении, так легко его проигнорировали.