Текст книги "Фомка-разбойник (cборник)"

Глава одиннадцатая

 
А из-за моря, моря да моря синего,
А из того же раздольица великого,
Ай выбегает суденышко малешенько.
 

О. Э. Озаровская. «Пятиречие»

Север улегся. – Кочегар. – Пасть Вселенной. – Прощальная песенка Валентина. – Шаланда уходит на север. – Зигфрид освободит Брунгильду. – Вперед.

Утром проснулись в каюте – светло, не качает. Покойствует широкая гладина воды: север кончился.

«Гусихин» давал свистки, делал последние приготовления к отходу.

Я пошел за кипятком, стал в очередь против кочегарки.

В четырехугольном черном провале за загородкой работал молодой кочегар. Размеренным размахом рук он метал в жерло печи тяжелые длинные поленья, в глубине печи взметывался огонь – и светлые волосы кочегара вспыхивали неистовым золотом. Кочегар работал весело, в чистой белой рубахе, в золоте волос.

Накидав дров, он поднял длиннейшую кочергу из чистого серебра и спокойно стал шуровать ею в глубине огненной пасти.

* * *

Потом мы с Валентином поднялись на палубу – бросить последний взгляд на Хэ.

Там, на горе около голой рощицы деревянных крестов вились дымки, копошились люди.

Тут начало владений полуночного льдистого океана. Последняя утлая полоска земли, а дальше – только небо да вода. Пустота между ними – разинутая пасть Вселенной. Дунет из нее север – как смертью дыхнет из межпланетных пространств.

Нелегкое, ох нелегкое дело – завоевать Север! Сколько уж смелых человеческих жизней сглотнула эта жадная пасть. И сколько еще сглотнет.

Валентин оперся о перила, меланхолически напевает себе под нос:

 
Иногда бывает
Так больно и обидно:
Плывешь, плывешь —
А берега не видно.
 

Одна из моторно-парусных шаланд среди черных лодок распустила паруса, затукала и плавно двинулась в море – прямо на север.

Кто-то маленький на ней замахал нам шапкой.

Мы помахали в ответ.

– Якимыч, – сказал Валентин, – в Ныду поехал.

«Ныда, – подумал я. – Ведь это еще дальше на север. И все-таки там фактория Госторга. И там опять – «берега не видно».

Еще дальше на север, на Ямале, против Тазовской губы – Новый порт. И там люди живут.

Вспомнился моряк, с которым разговорились по дороге сюда. Ведь вот влечет же его чем-то эта жизнь, вернулся назад.

На самом севере Ямала будет эту зиму экспедиция Рыбтреста зимовать: командир с глазами под крылечком, юный радист, кок, Пузатых.

Дальше – необитаемый остров Белый, ледовитое Карское море – и Новая Земля.

На Новой Земле – опять самоеды, две радиостанции.

За Новой Землей снова океан, льды – и Земля Франца-Иосифа. И там уже высадился, укрепился человек: там новая советская радиостанция, самая северная в мире. Планомерно и неотступно человек все дальше проникает на север.

Мне стало вдруг весело:

– Какой же тут Конец Земли?

И разве есть вообще Конец Земли?

Или конец стремлений человека?

Мелькнули опять перед глазами знакомые лица – моряк из Нового порта, капитан Иван Иванович, работник Госторга с ржаными волосами. Вспомнился Комитет Севера в далеком Свердловске и склоненное над синей картой острое лицо Василия Николаевича, и лица астраханцев-ловцов. Все эти лица слились в одно лицо – лицо молодого кочегара в золоте озаренных пламенем волос. И, как песня, встал жизнерадостный образ Зигфрида – теперь такой понятный и близкий образ.

И так сразу спокойно и ясно стало: нет человеку конца, одолеет новый человек Север, освободит закованную в холодные латы Брунгильду от тысячелетнего сна. Он под самым полюсом пшеницу посеет, пустит там ребят ползать и сладкую выведет для них землянику.

Разинутая пасть Вселенной – только ворота в неизведанное.

Оторвется новый человек от родной Земли, полетит в ракете Циолковского в эфир, через межпланетную пустыню – открывать новые небесные земли.

Весело проводил я глазами на всех парусах уходящую в открытое море черную шаланду.

Она стала величиной с лодочку, потом с орех, потом со шляпку гвоздя – и ушла – как гвоздь вколотили – в прямую тонкую линию, разделившую воду и небо.

В рубку прошел командир.

Он открыл деревянный ящик и взглянул на хронометр. Я видел, как черная тонкая стрелка прыгнула по белому лицу циферблата – точь-в-точь как на больших вокзальных часах в Ленинграде.

Командир быстро занес что-то в судовой журнал и наклонился к трубке в машинное.

– Вперед, – сказал командир.

Железный «Гусихин» вздрогнул, послушно повернулся и медленно пошел от берега.

Страна зверей

Без человека

Поднимается, встает волна-небоскреб и падает, дальше встает и дальше падает. Идет дни, идет недели, месяцы: от южных полярных вод через горячий пояс тропиков в ледяные широты севера. Тысячи, тысячи километров воды, нигде ни краю, ни конца – Великий океан.

И вдруг впереди торчит из пучины черная спина камня. Волна не замедляет и не прибавляет ходу. Тяжкой водяной грудью спокойно нацелилась в черную спину: смахнуть и двинуться дальше, дальше, дальше.

Пала, ударила в камень и разбилась. И бегут потоки, бегут струи, огибают неподвижную каменную спину.

Другая, новая волна бьет в черный камень и разбивается.

Волна за волной бьет в камень. Его без устали грызут бешеные буруны.

Камень стоит.

Проходят лета и зимы. Проходят столетия.

Проходят сотни тысяч лет.

А камень стоит.

Медленно-медленно выпирают его из глубины океана подземные силы. Иногда толчками. Тогда по камню пробегает судорога, он вздрагивает, как живой.

На нем целая страна – горы и долины. Зимой их заваливает снегом. Летом низкая тундра долин обрастает, как шерстью, травой. Трава выше леса: деревья тут чуть поднимаются над землей.

Летом в речки и озера из океана идет рыба. Она так густо набивается в реки, что вода выходит из берегов.

Миллиарды морских птиц покрывают прибрежные скалы.

Но главное в этой стране – звери.

Сухопутный зверек – голубой, остромордый, пушистый. С лису ростом. Он роет норы в сухой тундре, многотысячными стаями шатается по берегам.

Длинный, узкий, как обрывок громадной змеи, ныряет в волнах толстомордый зверек. Стадами играет в воде. Карабкается на скалы короткими перепончатыми лапками, к груди прижимает детеныша.

Летом выползают из воды бурые звери ростом с человека, с ушами, свернутыми трубочкой, с плоскими культяпочками вместо ног. Ковыляют по суше с трудом. Их миллионы. Они необозримыми стадами лежат на прибрежном песке и камнях, выводят гладких черных детенышей. Осенью с ними уходят в воду – исчезают до весны.

Иногда в воде замелькают вдруг косые черные плавники, черные спины зверей, похожих на громадных акул, и тогда все другие морские звери спешат выбраться на берег.

А в мелкой воде под берегами, в подводных лугах спокойно пасутся стада огромных неповоротливых животных беловатого цвета. Их безногие тучные детеныши лениво сосут под водой молоко матерей.

Днем и ночью, зимой и летом гремит океан. И на радость голубым сухопутным зверькам волны с разбегу вываливают на берег богатую поживу: трупы огромных морских чудовищ, груды рыб, всякую мелкую подводную живность и съедобные водоросли.

Давно уже кипит людская жизнь по берегам океана. Воды его по всем направлениям бороздят лодки и корабли. Мореплаватели составляют карту океана; каждой части его, каждому месту на нем, каждому животному в нем дают свои имена.

Но долго еще они не подозревают об одиноком зверином камне.

Он скрыт зимой снежными вьюгами, летом – дождями и туманами. Редко-редко выглянет солнце, осветит неподвижную черную спину среди сверкающей воды.

У камня нет имени.

Нет имени и у его зверей.

И звери живут хорошо.

Встреча

В 1741 году судно командора Беринга заблудилось в Великом океане, потеряло в тумане другое судно и сослепу наткнулось на неизвестный остров.

Командор Витус Беринг – в России звали его попросту Иван Иваныч – вел экспедицию, задуманную еще Петром Первым. Задача была – выяснить, отделена ли проливом на севере Азия от Америки. Выполнить эту задачу командору Берингу не пришлось.

Страшная буря долго валяла корабль по волнам. Больные моряки совсем выбились из сил. Когда увидели черный камень впереди, решили, что погибли.

Волна-небоскреб подняла беспомощный корабль и швырнула его через подводные скалы в спокойную заводь. Люди перебрались на берег. Они были рады даже этой дикой земле.

А звери были удивлены. Они никогда не видали людей и не умели бояться их.

Ленивые беловатые животные, что паслись на подводных лугах, позволяли трогать себя руками.

Толстомордые звери, похожие на обрывки змей, подплывали к самому берегу, короткими перепончатыми лапками поднимали детенышей.

С командором Берингом был зоолог Стеллер. Он определил всех зверей острова, назвал их всех по имени.

Сухопутные пушистые зверьки, близкие родственники лисицы – голубые песцы. Перепончатолапые толстомордые зверьки, похожие на бобров, – морские выдры. Стадами выходившие на берег бурые звери с ушами трубочкой – родственники морских львов, морские коты. А огромные беловатые подводные животные, еще никогда не виданные людьми, оказались родственниками слонов. Они получили от Стеллера имя морских коров.

Тяжело пришлось мореплавателям в стране зверей. Корабль их скоро разбило о скалы. Пришлось зимовать на острове.

Убивали зверей. Питались мясом тучных морских коров, огромных китов, выброшенных на берег, морскими ужами, морской капустой – водорослью. Отбивались от голубых песцов; это была серьезная опасность: песцы нападали тысячами. Их пушистыми шкурками моряки крыли крыши ям, где жили. Болели и мерзли.

Умер командор Беринг. Умирали матросы.

К весне из семидесяти семи человек команды осталось сорок шесть.

Оставшиеся в живых из обломков корабля сбили небольшое судно и на нем добрались до материка. Попали на Камчатку.

Черный камень был нанесен на карту и получил имя несчастного командора Беринга.

Грабители

Слух об открытом острове, о дикой стране, набитой зверями, побежал по берегам океана. Смелые охотники, богатые купцы снаряжают корабли в опасный путь за легкой наживой.

Скоро они открывают неподалеку от первого второй остров, поменьше. На нем такие же звери и такое же множество. В скалах выломали несколько кусков меди.

Новый остров назвали Медным, а оба вместе – Командорскими островами.

Человек хозяйничает в стране зверей жестоко, как волк, ворвавшийся в овечью закуту. Безрассудно, без счету и толку избивает зверей.

До прихода людей в стране зверей не было ни одной мыши. Рыжие куцехвостые мыши прибыли в трюмах кораблей и быстро расплодились на островах.

Ни один хищник не может погубить столько песцов, сколько их губят мыши. Песцы едят мышей, заражаются от них страшной кишечной звериной болезнью и мрут.

Каждый корабль, побывав на островах, увозит с них тысячи шкур морских котиков, бобров и песцов. Бьют без разбору молодых и старых зверей, самцов и самок. Морских коров бьют на мясо и кожу.

Нет, не хозяевами пришли люди, а ворами.

Что же сталось?

Через двадцать лет после появления первых людей зимовавшие на острове Беринга промышленники уже не видели на нем ни одного бобра.

Исчезли и морские котики. Промышленники совсем перестали туда ездить.

Но как только люди прекращают свои набеги, звери опять возвращаются на острова, и с удивительной быстротой разрастается там звериное население.

В 1786 году охотники снова посетили острова и вывезли оттуда восемнадцать тысяч котиковых шкурок.

В этом же году была убита последняя морская корова. С ней навсегда исчезла с лица земли целая порода этих беззащитных подводных животных. Нигде больше на земном шаре они не водились.

В 1799 году русское правительство сдало промысел на островах Российско-американской компании. Уже через четыре года в руках компании скопилось семьсот тысяч котиковых шкур. Компании невыгодно выкинуть на рынок такую массу шкур: это надолго обесценит котика. Компания выбрасывает в море все семьсот тысяч шкур…

В 1826 году американцы с Алеутских островов перевозят на Командорские острова охотников. Алеуты поселяются здесь и становятся замечательными промышленниками. Они знают жизнь зверей, как свою. Теперь уже их руками торговцы продолжают истреблять зверей.

В 1871 году русское правительство сдало промысел на островах американскому торговому дому «Гутчинсон, Кооль и Кº».

Американцы дали зверям свободно размножаться, промышляли с расчетом.

И через двадцать лет стадо котиков на островах выросло до миллиона голов.

Но американские торговцы старались только для себя. Когда срок их хозяйничания на островах окончился и Россия отказалась сдать им промысел на новый срок, они перебили половину всего звериного населения.

С этого времени американские, английские, японские, даже гавайские шхуны делали налеты на острова. Русские сторожевые суда не могли угнаться за легкими, крылатыми шхунами хищников.

Больше всего досталось зверям во время японской войны. Японские суда захватили русские сторожевые и отдали острова на разгром хищникам.

Совершенно отрезанное от мира население островов Беринга и Медного вооружилось до последнего человека и защищалось, как могло. Дрались алеуты хорошо и не раз отбивали нападения шхун.

Но хищники, чтобы отвадить котиков от островов, выливали на воду смолу и керосин. Котики не терпят их резкого запаха и уходят.

И война кончилась, а хищничество все продолжалось.

В эти годы впервые основательно были обследованы русским ученым жизнь зверей и промысел их на Командорах. Ученый – его фамилия Суворов – прожил на островах два года и написал о них большой труд.

В 1911 году в американском городе Вашингтоне Россия, Англия, Америка и Япония согласились на пятнадцать лет прекратить морское хищничество.

Это помогло, и звери снова понемногу начали возвращаться в свою страну.

1917 год. В России начались революция и гражданская война. Четыре года – с 1917 по 1922 – власть на Дальнем Востоке переходила из рук в руки. Хищники не дремали. И когда наконец пришла Советская власть на Командоры, на обоих островах осталось всего пятнадцать тысяч котиков и тысячи две песцов, а бобров было так мало, что за год их добывали не больше двадцати штук.

Новые хозяева

Новые люди по-своему взялись за дело, и новая жизнь началась в стране зверей.

Новые хозяева наладили правильный промысел и приставили к диким зверям пастуха. Пасти диких зверей хитро, не то что домашнюю скотину. Простой пастух пересчитал, сколько голов у него в стаде, выгнал стадо на травку, смотрит, чтобы вволю ел скот, и его охраняет. То же делает и звериный пастух, только скотина-то у него похитрей.

Ученый пастух у диких зверей – профессор Иогансен. Называется он помощником начальника Командор по промыслу.

1 октября 1931 года профессор Иогансен делал свой отчетный доклад на заседании дирекции АКО, АКО – это Акционерное камчатское общество, руководитель хозяйства Командорских островов.

Профессору Иогансену – звериному пастуху – пришлось отвечать на множество разнообразных вопросов. Некоторые из них совсем не касались зверей.

– Много ли меди на острове Медном? – спрашивали профессора.

– Нет, меди немного. Геологическая разведка показала, что медь залегает там тонкими прожилками в очень твердых горных породах.

И вопрос о меди сразу перестает интересовать собрание: нет расчета добывать медь там, где ее так мало и на разработку ее потребуется много сил.

Но вот профессор поминает водоросль морскую капусту, и собрание сразу настораживается.

Много ли там морской капусты?

Много. Особенно на восточном берегу острова Беринга. Там, бывает, штормами ее выбрасывает на берега бухт целые валы толщиною в метр, даже полтора, длиной в пятьдесят метров и больше.

Такое количество водорослей – это богатство.

Мало того, что от морской капусты отлично жиреют свиньи. Морская капуста еще содержит в себе йод. Прежде Россия ввозила йод из-за границы. Теперь СССР добывает его у себя из морских водорослей.

Профессор Иогансен предлагает на месте сжигать кучи водорослей: йод добывается из их золы. Легкую золу будут увозить с собой пароходы.

Собрание принимает это предложение.

И вот из отбросов моря, из куч водорослей, прежде без всякой пользы сгнивавших на островах, новые хозяева создают новую полезную статью хозяйства.

А как обстоят дела с жильем?

Жилища были плохие на островах. Люди жили в плохоньких «фаршированных» домишках из досок. Юрташки промышленников были маленькие, темные, неудобные.

За последние годы отстроены новые юрташки – просторные, светлые, теплые, крепкие. Совсем иначе чувствуют себя в них промышленники.

Перестраиваются и дома в селениях.

Но вот беда: своего леса на островах нет. Выкидняка мало бывает. Значит, и стройматериал и топливо – все надо возить на пароходе.

Найти бы на месте такое, из чего можно дома строить…

– Позвольте, профессор. Говоря о геологическом строении островов, вы, кажется, помянули туфы[40]40
  Т у ф ы – вулканические породы, образовавшиеся из грязевых потоков лавы; служат строительным материалом.


[Закрыть].

– Да, туфов много на островах.

– Так вот нам и замена леса.

И следует постановление: использовать местные туфы для стройки.

Теперь вопрос о стройке будет разрешен. Надо разрешить вопрос и о топливе.

– Однако вы сказали, профессор, что на острове Беринга есть торф. Нельзя ли разрабатывать его кустарным способом и обеспечить острова своим топливом?

– Нет, кустарным способом тут ничего не сделаешь. Тундра у нас молодая: сравнительно недавно заросшие травой озера. Во многих местах торф еще не успел образоваться. В некоторых местах он лежит незначительным слоем – в тридцать – сорок сантиметров. Надо послать на остров специалиста по торфу. Он произведет розыски при помощи бурения. Может быть, найдет толстый слой торфа под песком. И травяные болота придется осушить, чтобы начать настоящую разработку торфа.

Что ж, возьмемся и за торф.

Новые хозяева не отступают перед трудностями.

Трудностей много впереди.

Защищенные бухты имеются на западном и на восточном берегах острова.

Надо построить там пристани. Тогда в любой шторм пароходы будут останавливаться в безопасном месте и могут не прерывать погрузки и выгрузки.

Гавани с селением надо соединить дорогами. Дорог нет на острове. Но их можно провести, если доставить на остров тракторы.

Тракторы будут привезены, решает собрание, дороги будут проложены.

Надо лучше обеспечить население молоком, свежим мясом, свежими овощами. На островах родится картофель, репа, редька, редиска, салат. Огурцы, лук, горох не успевают созревать. Значит, надо произвести опыты: ведь за последние годы мы научились подбирать такие семена овощей, что вырастают даже за Полярным кругом.

На Командорах трава в рост человека. А сушить сено трудно: очень сыро. Без запасов корма нельзя увеличивать количество скота.

А если применить силосование?

И на острове Беринга уже вырастают силосные башни, знакомые каждому колхознику в наших краях.

Стадо свиней уже в 1931 году было на Медном в сто голов, на острове Беринга – в полтораста.

Стадо оленей выросло за пять лет в три раза.

Культурное обслуживание населения улучшается с каждым годом.

На каждом острове имеется по школе-трехлетке и параллельные классы для переростков.

На острове Беринга только что отстроена больница. Вся молодежь на этом острове – комсомольцы.

Есть на островах радио. Есть и кинопередвижки. Острова меняются друг с другом картинами, и раз в год пароход привозит им новые фильмы.

Все лучше становится жить человеку в стране зверей.

А как обстоит дело со зверями?

Из записок профессора видно, как внимательно, расчетливо и дальнозорко поставлено Советской властью дикое звериное хозяйство. И вот результаты.

Морской бобер, чуть-чуть было совсем не стертый с лица земли, взят под охрану и спасен. Стадо каланов на острове Медном увеличивается с каждым годом. В 1929 году в один день их насчитывали до ста пятидесяти голов. Через два года – уже до двухсот пятидесяти. Общее количество их в стаде в 1931 году считалось уже восемьсот голов. А ведь в 1922 году было их не больше двухсот!

Командорское стадо голубых песцов к моменту прихода Советской власти насчитывало всего около двух тысяч голов. Промысел песцов все эти годы продолжался. И все-таки стадо росло и к 1931 году выросло до трех тысяч двухсот голов.

Стадо котиков выросло с 15 тысяч голов в 1922 году до 24 тысяч голов в 1931 году. Промысел продолжается, но не мешает стаду расти. Ежегодно на каждую тысячу котиков прибывает сто. По приблизительным подсчетам ученых к 1946 году у нас будет около ста тысяч котиков, а еще через двадцать пять лет стадо достигнет миллиона голов.

К тому времени воздушное сообщение будет так хорошо налажено, что поездка с крайнего запада нашего Союза на крайний восток будет считаться пустяком. И мы тогда – или наши дети – сядем где-нибудь в Ленинграде в аэроплан или дирижабль, пересечем всю страну и опустимся на Командорских островах.

Цветущая это будет страна, и жить в ней будет человеку так же хорошо и удобно, как сейчас в лучших европейских центрах. И все же она останется страной зверей.

Сотни тысяч морских котиков на лежбище будут спокойно разглядывать приезжих, и ни одна пугливая матка не подумает бежать от них в воду.

Морские бобры будут играть в волнах со своими детенышами, не обращая на нас никакого внимания.

Любопытные песцы стадами будут бегать за нами и умильно, как собачонки, вилять пышными голубыми хвостами, выпрашивая вкусный кусочек.

Звериные острова превратятся в парк. Звери забудут страх перед человеком, как забывают они его всюду, где человек их не тревожит зря, не пугает выстрелами.

Только косой черный плавник косатки, мелькнув далеко в волнах, напомнит нам, что мирное житье зверей на островах не отгорожено от мира высокой железной решеткой, как в парке.

Мы своими глазами увидим ту картину, какую видели участники экспедиции командора Беринга, выкинутые штормом на неизвестный остров.

Не придется уж нам только потрогать своими руками стеллерову морскую корову.

Зато, наверно, увидим мы на островах зверей новых, человеком выведенных пород: каких-нибудь необычайных, серебряных или золотистых, песцов, потомков теперешних.

Но много труда надо положить, чтобы из страны зверей, страны прошлого, сделать страну будущего.

Ученый пастух Иогансен в течение круглого года записывал все, что происходило у зверей и людей на Командорских островах.

Вот его записки.