Текст книги "Фомка-разбойник (cборник)"

Глава III Схватка

Прошел год. У собак рождались щенки. Базарная стая росла. Вожаком ее по-прежнему оставался Бандит.

Городские псы все чаще делали набеги на базар, все дружней и лютей отбивала их нападения стая. Больше всех лютовал Бандит: если чужой пес не сразу пускался в бегство, Бандит опрокидывал его и загрызал насмерть.

Беспризорники, сновавшие по базару, видели эти драки. Бандит, ни разу не потерпевший поражения, стал у них героем. Не любил его один Садрейка, татарчонок. Когда затевалась драка, он всегда ставил против Бандита. И всегда проигрывал.

– Нечисто дело, – говорил он товарищам. – Бандит не силой берет, не ловкостью. Ему такой фарт, будто у него талисман.

И вправду, из города приходили бывало псы еще здоровей Бандита. Случалось даже, они опрокидывали базарного вожака на землю и уж хватали его за горло, чтобы совсем прикончить. Но каким-то чудом Бандит, весь израненный и окровавленный, вскакивал на ноги и так злобно накидывался на противника, что тот отступал.

Товарищи смеялись над Садрейкой.

– Талисманов нынче нет, – говорили они. – Бандит первый боец в городе. Любого пса уберет, хоть сам приведи ему на потеху.

– И приведу! – сердито отворачивался Садрейка.

Крепко, как заноза, застряла у него в голове мысль стравить с Бандитом такого пса, что справился бы с непобедимым вожаком. Зорко стал присматриваться Садрейка к встречным псам. В конце концов, его выбор пал на одного из молодых псов базарной стаи – серого волкодава[25]25
  Волкодавами называют крупных овчарок.


[Закрыть].

Лучше трудно было найти противника Бандиту во всем городе. Кончики лохматых ушей пса свисали вниз, выдавая в нем породистую степную овчарку. Совсем еще молодой, он ростом уже не уступал Бандиту, а грудью был даже пошире. Его страшным клыкам мог бы позавидовать матерый волк.

Длинная шерсть, курчавясь на груди и боках, не скрывала буграми вздымавшихся под кожей мускулов.

У светло-серого волкодава голова была черна, как в саже вымазанная. За нее Садрейка и дал волкодаву прозвище Карабаш[26]26
  Кара-баш – по-татарски – черная голова.


[Закрыть]. Только разве по этой голове, словно приставленной псу от другой собаки, Тайка и могла бы теперь признать своего дружка: так вырос когда-то вскормленный ею щенок-подкидыш.

Трудная задача встала перед Садрейкой: ведь Карабаш был пес из стаи и ему в голову не приходило ощерить клыки на своего вожака. Однако и страха большого молодой волкодав перед Бандитом не выказывал. Это давало Садрейке надежду.

Он стал прикармливать Карабаша: каждый день на площади делился с ним своим скудным завтраком маленького нищего. Подходили другие псы, Садрейка их отгонял.

И скоро Карабаш стал считать своим правом получать ежедневно в полдень кусок хлеба или мяса из рук мальчика.

Тогда Садрейка велел своим товарищам помоложе привести Бандита на площадь в назначенный час. Мальчишки нашли вожака и приманили его кусочками хлеба. Это было в полдень – Карабаш как раз ждал своего завтрака.

Садрейка кинул ему большой мосол на глазах у Бандита. Карабаш поймал подачку на лету и стал грызть. Бандит подошел, оттолкнул его и завладел куском.

Карабаш заворчал, но кинуться на вожака не посмел. На помощь ему пришли мальчишки.

– Вззы! Вззы! – науськивали они, показывая на Бандита.

Этот звук возбуждал Карабаша. Его рычанье становилось все громче, мускулы сами собой напряглись, шерсть на спине поднималась.

– Рррр! Вззы! – подзадоривали мальчишки, подражая клокотавшему в его горле рычанью.

– Айда! – громко вскрикнул вдруг Садрейка, и возглас этот хлестнул Карабаша как плетью. Пес прыгнул и вцепился в волосатый загривок вожака.

То было неслыханным нарушением закона стаи. Бандит мгновенно пришел в ярость, рванулся и стряхнул с себя Кара-баша.

Карабаш отскочил, но не побежал, а грудью и зубами встретил врага. Мальчишки свистели и улюлюкали.

Карабаш был снова отброшен в сторону, но его зубы в кровь рассекли губу и щеку Бандита.

– Кончай его, кончай! – кричал Садрейка.

Кудлатая морда Бандита покрылась кровью. Бандит осатанел. Он ринулся с такой силой, что сам не удержался на ногах и вместе с Карабашем покатился по земле. Псы сплелись в один большой рычащий ком черно-серой шерсти.

Несколько мгновений невозможно было уследить, кто наверху, кто внизу. Потом Карабаш – весь окровавленный – вскочил на ноги. На левом плече его чернела большая рана. Это, однако, не помешало ему еще раз прыгнуть: Бандит, поднимаясь, открыл горло.

– Готов! – крикнул Садрейка. Он видел, как челюсти Карабаша сомкнулись на горле Бандита. Но в тот же миг Карабаш с болезненным воем отскочил в сторону, повернулся и словно слепой помчался прямо на толпу перепуганных мальчишек. Бандит был уже на ногах и кинулся за ним.

Толпа рассыпалась: псы, вздымая пыль, пронеслись через широкую площадь и исчезли за домами.

Бандит вернулся на базар через час. Язык вывалился из его окровавленной пасти. Дыша тяжело и хрипло, он прошел мимо притихших мальчишек и устало опустился на землю, Карабаш с этого дня больше на базаре не показывался. Садрейка опять проиграл.

Карабаш счастливо спасся от разъяренного вожака. У Бандита было плохое чутье и, потеряв быстроногого беглеца из виду за углом улицы, он скоро сбился со следа.

Теперь Карабаш не мог вернуться в стаю: раненого и ослабевшего, Бандит сейчас же прикончил бы его. Карабаш стал бездомным бродягой.

Таких бездомных псов-одиночек много бродило по улицам. Они не собирались в стаи, не признавали никаких законов, кроме закона силы, жили воровством и грызлись друг с другом и с дворовыми собаками.

В первые же дни Карабаш испытал на себе все трудности такого житья. Прячась и оглядываясь, он пробирался на задворки, рассчитывая там на помойках утолить голод. Но в каждом дворе были свои собаки, и они охраняли даже хозяйские отбросы. Неписаный закон – твое и мое – силен среди собак, хозяйские псы не подпускали чужих к своим дворам.

Людям и в голову не приходило бросить кусок бездомному псу.

С каждым днем Карабаш терял силы от голода. Он теперь жил у городской свалки, куда подводами свозили со дворов всякий мусор. Тут удавалось иногда раскопать обсосанные рыбьи кости, куски перепрелой кожи, иссохшие мослы, кое-как еще пригодные в пищу. Но каждый кусок приходилось брать с бою, на все стороны отбиваясь от собиравшихся на свалку псов-бродяг. К счастью для Карабаша, все это были такие же, как он, обессиленные голодом и болезнями псы, и ни один из них не мог сравняться с ним ни ростом, ни смелостью. Не раз он ловил на себе их жадные, нетерпеливые взгляды, когда где-нибудь в укромном уголке зализывал свою рану. В рану попала грязь, плечо распухло и болело. Псы-бродяги видели, что Карабаш болен, и ждали только часа, когда он совсем обессилит, чтобы наброситься на него и разорвать.

Раз на свалку пришел, громыхая цепью, Бандит. Карабаш увидал его первый, скользнул за кучу мусора и побежал. Ему показалось, что Бандит кинулся за ним.

Никогда еще Карабаш не испытывал такого страха. Ни разу не оглянувшись, он добежал до ближайшего дома, свернул в улицу – и стал кружить по городу, стараясь запутать свои следы. Он хорошо знал, что не справится с Бандитом. Он знал теперь то, о чем смутно догадывался Садрейка: знал, какой талисман защищал Бандита от смерти. Бандиту можно было искусать все тело, но это – не смертельные раны. Смертельную рану противнику собаки наносят в горло. А горло-то и было защищено у Бандита его талисманом – обрывком толстой железной цепи, против которой бессильны самые крепкие зубы.

Карабаш бежал и бежал, пока не выбился из сил.

Он провел эту ночь на краю города.

Утром он принялся разыскивать себе пищу. Скоро он увидел высокий плетень на яру, одинокую избушку за ним – и смело вошел в калитку, отогнав залаявшую на него собачонку. На дворе он сразу почувствовал себя как дома.

Хозяева спали еще. Он нашел под крыльцом плошку с остатками чьей-то еды, съел их и спокойно разлегся на крыльце.

Хозяйская собачонка прыгала кругом него и заливалась возмущенным лаем: как смел этот чужой пес ворваться в ее владения и съесть ее обед! Послышалась возня в избе. Дверь открылась, – и Карабаш с радостным визгом кинулся на грудь показавшейся на пороге женщины.

Женщина взвизгнула, и дверь захлопнулась. Пес был оглушен и перепуган не меньше хозяйки: ведь это была совсем не та женщина, которую он ждал увидеть. Та была худая и бледная, эта – краснощекая, толстая, и от нее не пахло сырым запахом стирки.

Но Карабаш не ушел. Он остался ждать, когда выйдут настоящие хозяева дома. Он бегал по двору, обнюхивал землю и постройки, – искал запах маленьких детских следов, пока не открылось окно и рука толстухи не плеснула в него кипятком. Как огнем ожгло ему задние ноги, и он закружился на месте, стараясь лизнуть их языком.

– Завертелся! Не любишь! – кричала толстуха из окна. – Другой раз не придешь!

Но Карабаш и не отходил далеко от знакомой избушки. Какая-то сила притягивала его сюда и преодолевала в нем страх. Как только ему удавалось немного утолить голод, он бежал к высокому плетню на яру и все нюхал, нюхал землю.

Тех следов, что искал, он не находил. Только раз он почуял в заросшей бурьяном канаве памятный ему запах. Он кинулся в траву – и вытащил тряпичную куклу. Скуля и подвывая, пес долго лизал ее и легонько, ласково теребил зубами, пока ветхие, истлевшие от сырости тряпки не расползлись по ниточкам.

Гонимый тоской и голодом, он снова пробрался к знакомой избе. Хозяйская собачонка не выдала его своим противным лаем: она куда-то отлучилась со двора.

На открытом окне стояла тарелка. От нее шел пар, и валил такой вкусный запах, что у голодного пса свело кишки. Хозяйка гремела чем-то у плиты.

Карабаш подкрался к окну, одной здоровой передней лапой оттолкнулся от земли – и зубами схватил кусок жареного мяса. Треск опрокинутой тарелки слился с криком хозяйки. Пес отпрянул. Но раньше чем он успел доковылять до калитки, на ходу заглатывая добычу, толстая женщина выскочила и погналась за ним, размахивая ухватом.

Карабаш выбежал на улицу, но не успел пробежать и десяти шагов, как разом остановился: погромыхивая цепью, шел ему навстречу Бандит.

Псы заметили друг друга одновременно. Бандит кинулся вперед. Карабаш повернул – и ткнулся прямо в ноги настигавшей его женщине. Толстуха взвизгнула и во весь рост растянулась на земле, чуть не задавив собой пса. Карабаш метнулся во двор.

Бандит показался в раскрытой настежь калитке. Тогда Карабаш разбежался и прыгнул через плетень.

Плетень стоял на самом краю яра. Яр был высок и крут. Внизу бежала река.

Карабаш ударился боком обо что-то твердое, подскочил – и пошел чесать по круче спиной, грудью, боками, пока не докатился до самого низу.

Вода всплеснула у него над головой, и он не слышал, как лаял наверху Бандит.

Глава IV Встреча

Шел месяц за месяцем. На базаре давно забыли Карабаша. Садрейка видел еще две драки Бандита и разгадал наконец тайну его побед. Он собрал товарищей и сообщил им, что завтра доставит такого зверя, который в два счета уложит Бандита.

Ночью выпал снег – уже не первый в тот год.

Утром Садрейка явился с большим мешком за спиной. В мешке что-то ворочалось и сердито урчало. Мальчишки старались разгадать, кого принес Садрейка, но тот отмалчивался.

Пошли за Бандитом. Как только пес показался, Садрейка развязал мешок на середине площади и вытряс из него зверя прямо в снег.

Зверем оказался большой сибирский кот с широкими лапами, густой бурой шерстью и злыми зелеными глазами. Упав в снег, он сейчас же вскочил на лапы, отряхнулся, зажмурился – снег ослепительно искрился на солнце – и поднял хвост трубой.

Мальчишки смеялись: хоть и велик кот, но куда ему до Бандита! Садрейка молчал: у него был свой расчет. Только бы стравить пса с котом – кот не станет кидаться врагу на горло, а выцарапает ему глаза.

Но стравливать Бандита с котом не пришлось: Бандит сам кинулся на него. Кот широкими прыжками пустился от него через площадь. Успей он достичь ближней лавки – и псу не достать его.

Бандит помчался наперерез. Услыхав, что пес догоняет его, кот остановился, повернулся и выгнул спину.

И вдруг пес на всем бегу свернул. Через мгновение кот и Бандит мчались в разные стороны.

Там, куда несся Бандит, одна за другой вышли из-за лавочек две крупные серые овчарки. Бандит бросил кота, чтобы расправиться с ними.

Передняя овчарка остановилась и спокойно оглянулась на свою подругу, словно не замечая, какое чудовище на них мчится.

– Карабаш! – пронзительно крикнул Садрейка.

Ошибки быть не могло: у передней овчарки голова была точно в саже вымазанная.

Бандит был уже близко. Карабаш сморщил верхнюю губу и молча показал зубы. Густая шерсть у него на загривке поднялась, и он весь сразу точно вырос.

Бандит ринулся на него – грудью сшибить с ног. Но Карабаш легко отскочил, и Бандит скользнул мимо него по снегу на вытянутых лапах.

Бандит был дворнягой и дрался как дворняга: вернувшись, он вскинулся и пал врагу на спину передними ногами. Карабаш неожиданно припал к земле – передние ноги противника скользнули ему по спине, – и снова выпрямился. Бандит кубарем полетел в снег, все четыре ноги его мелькнули в воздухе.

В тот же миг Карабаш быстро и точно полоснул его зубами по левой задней. Мальчишки вздрогнули от страшного воя Бандита.

Когда Бандиту удалось подняться, он не мог уже продолжать драку: сухожилия на его ноге были перерезаны, как ножом.

Карабаш не стал его преследовать.

Садрейка от восторга орал во весь голос. Скоро к нему присоединилась вся толпа мальчишек: теперь Карабаш стал их общим любимцем.

Вторая овчарка, не принимавшая участия в драке, подошла к Карабашу и ласково положила свою острую морду ему на спину. Шерсть на загривке волкодава опустилась.

* * *

Кто победил вожака, тот сам занимает его место. Так исстари повелось у волков, так водится и у сбившихся в стаи собак.

После победы над Бандитом Карабаш по праву стал вожаком базарной стаи.

Бандит не показывался больше на базаре. Он стал псом-бродягой. Хоть и хромой, он был еще так страшен, что от него разбегался весь собачий сброд, промышлявший на помойках и свалках. Во всем городе он боялся одного Карабаша.

Карабаша боялись все, даже люди. Самый отчаянный из беспризорников – Садрейка, и тот не решался подходить к нему близко. Карабаш не лаял, не ворчал, только молча показывал зубы – и от него отскакивали все.

Он одичал за те несколько месяцев, что его не было в городе. Вот что случилось с ним после падения с яра.

Вынырнув, он заработал ногами и поплыл. Ему удалось переплыть широкую реку.

Нарыв на его плече лопнул еще во время прыжка через плетень. Чистые волны реки омыли рану. На той стороне реки он скоро нашел себе пищу: мышей, карбышей, зайцев, птичьи гнезда.

Он остался жить в степи. Тут быстро проснулись все врожденные его способности, дремавшие в городе. У него оказалось прекрасное чутье. Он очень скоро научился находить норки мышей и карбышей, скрадывать дичь против ветра, неслышно подкрадываться, распутывать хитрые петли зайцев.

В степи ему не раз пришлось драться с овчарками, охранявшими стада. Это у них он перенял прием, который помог ему победить Бандита: защищая свое горло, припасть мордой к земле и снова вскочить на лапы, когда противник этого меньше всего ожидает.

Охота отучила его лаять зря и без толку, колотить хвостом по траве и кустам: это только распугивало дичь. Заряд дроби, полученный им от случайно встреченного охотника, окончательно убедил его, что люди ему – враги. И уж он не задумался бы теперь перервать глотку тому, кто протянул бы руку к нему или к его добыче.

Не боялся он теперь и серого врага – волка: с двумя пришлось ему встретиться в разное время в степи, и обоих он одолел. Одичалый, он сам теперь стал похож на матерого волка и страшен стал людям как волк.

Любил он теперь на всем свете одну только свою серую подругу – овчарку.

Однажды, когда он только что догнал и задушил зайца, она выползла из кустов тощая, вся исполосованная плетьми. Голодными глазами она впилась в убитого зайца и униженно виляла хвостом. Карабаш бросился было на нее, но она опрокинулась на спину, выкинула сигнал – «сдаюсь!»

Он не был голоден и скоро подпустил ее к зайцу. Поев, она пошла за Карабашем, и больше уже они не расставались: вдвоем охотиться оказалось удобней.

Потом подошла зима. Птиц стало мало, мыши скрылись под землю, трава полегла и покрылась снегом. Добывать пищу охотой стало трудно. Вместе с подругой Карабаш перешел реку по льду и вернулся на базар.

Тут они вырыли себе нору, жилось им сытно. И непонятно с какой тоски, в лунные зимние ночи Карабаш выходил на площадь, поднимал к небу черную морду и выл протяжно и жалобно. Чем-то отличался его вой от жуткого волчьего воя. Была ли в нем тоска по снежным просторам степей? Или тоскливое воспоминание о человеке-хозяине, о нежных детских ручках, когда-то гладивших его лохматую голову, когда сам он был еще веселым маленьким щенком?

* * *

Уже началась весна, когда новое событие опять на новый лад повернуло спокойную жизнь Карабаша.

У серой подруги его родились щенята. Их было пятеро. Мать грела их в норе, почти из нее не вылезая, и никого, даже Карабаша, не подпускала к детям. Карабашу приходилось теперь доставать пищу и для себя и для нее. Первое, что ему удавалось добыть, он всегда приносил ей, клал у входа в нору и тогда только бежал промыслить что-нибудь и себе на обед.

Воровать он не воровал, но когда однажды тучный торговец попробовал палкой отбить у него упавший с прилавка крендель, Карабаш зубами вырвал у него палку из рук и так рявкнул на торговца, что тот от страха едва ноги унес.

Скоро после этого на глазах того же торговца случилось неожиданное происшествие.

К лавке его подошла девчонка-нищенка. Она протянула руку и сказала:

– Толстый, дай хлебца?

Торговцу не понравилось, как она просила: он привык, чтобы ему кланялись и вымаливали униженно.

– Развелось тут вас! – крикнул он зычно. – Пшла вон, воровка!

– Я у тебя воровала? – задиристо огрызнулась девочка. – Жалко кусочка? Вон у тебя сколько калача.

– Есть, да не про твою честь! Проходи, проходи, рвань! Я вот тебе!..

– Обожди, толстопузый! – отскакивая, пригрозила девчонка. – Умрешь – черви тебя съедят!

– Ах, ты!.. – начал было разозленный торговец, но осекся: заметил пробегавшего мимо Карабаша. В голове торговца мелькнула злая мысль. Он схватил со стойки кусок калача и кинул его псу.

– На вот! Видала: псу дам, а ты слюни глотай!

Калач упал перед носом Карабаша.

Одним прыжком девочка была рядом и как крикнет:

– Не смей!

Волкодав, уже разинувший было пасть, так и сел на задние ноги. Страшные зубы его щелкнули в пустом воздухе. Девочка протянула руку и подняла калач.

– А ты видал, жадюга: пес-то добрей тебя! – крикнула она оторопевшему от удивления торговцу. Он никак не мог понять, почему грозный волкодав не оторвет у девчонки свою добычу вместе с пальцами. Наклонив голову набок, по-щенячьи опустив одно ухо, пес всем своим видом выражал растерянность и смущение.

Девочка внимательно на него посмотрела, оторвала от калача кусочек, кинула псу и крикнула:

– Бери!

Карабаш сорвался с места и схватил кусочек.

– Ты – мой щенуша! – уверенно сказала нищенка и смело положила ему руку на голову.

Громадный пес вдруг поднялся на задние лапы, передними пал ей на плечи и, взвизгнув, лизнул в лицо.

Так нечаянно Карабаш нашел свою хозяйку.

Часть втораяГлава I Тревога

Лунной летней ночью все население степного городка было взбудоражено неистовым многоголосым лаем. Злые сторожевые псы рвались с цепей. Шавки-пустобрёшки, визжа, высовывались из подворотень, готовые, в случае чего, сейчас же нырнуть назад во двор.

Собаки точно обезумели. С улицы в улицу, из квартала в квартал перелетало это безумие, широкой волной мчалось от одной окраины к другой. В несколько минут им был охвачен весь город.

От собак оно передалось другим животным. Ржали лошади, бились в стойлах, копытами в щепки кроша доски. Скрипуче ревели верблюды. Деревянными голосами кричали ишаки, мычали коровы, куры с кудахтаньем хлопали крыльями. Даже кошки в домах задирали хвосты, воинственно выгибали спины, готовясь ринуться на невидимого врага.

Люди вскакивали с постелей, в чем были бежали на двор. Их оглушал неистовый рев и крик. Хозяева кидались к своим животным. Но даже всегда спокойные коровы никого не подпускали к себе. Они бесновались и бились, охваченные ужасом перед ведомой им опасностью. Люди были бессильны помочь им.

Многие из горожан говорили потом, что сами испытали в эти минуты необычайно жуткое чувство. Страх носился в темноте. Невозможно было понять, откуда грозит опасность, какая она? Но что опасность была близко, в этом не сомневался никто: слишком велик был ужас животных.

Вдруг в центре города раздались торопливые револьверные выстрелы. Там волной вскинулся остервенелый собачий лай – и стремительно покатился по главной улице. А через несколько минут в конце ее кто-то гулко ухнул из большого охотничьего ружья.

Вскоре после этого дикий хаос лая, рева, мычанья стал заметно утихать. Первыми успокоились коровы и верблюды, за ними – ишаки и лошади. Одни шавки-пустобрёшки, отважно теперь выскочив на улицу, долго еще брехали в пустую лунную мглу.

Люди до самого рассвета не расходились по домам. Кучками собирались они у ворот, полуодетые, взволнованно обсуждали странное ночное происшествие. В том захолустном городке жизнь протекала мирно, сонно, и всякое неожиданное событие было праздником.

Вести передавались из уст в уста, как по телефону. Через пять минут после выстрелов все уже знали, что так всполошило животных.

В город забежал волк.

В степи вокруг города волки совсем не были редкостью. У дальних хуторян и казахов они круглый год резали скотину.

Зимой стаями приближались к окраинам. Но с самого того времени, когда после голода горожане снова обзавелись овчарками, ни разу не было, чтобы волк летом, да еще в одиночку, осмелился ворваться в город.

На городских улицах волка ждала верная смерть. Горожане недоумевали: что могло заставить осторожного зверя покинуть степь? Причиной тому – это всем было ясно – не мог быть голод: летом в степи много добычи всякому зверю.

Еще больше поразило воображение жителей, что волк остался невредим. Он отбился от всех собак. Трое милиционеров и один охотник стреляли в него, но безуспешно. По прямой, как стрела, главной улице зверь пересек весь город и ушел в степь.

Наконец совсем ошеломили граждан подробности встречи с волком самого вожака базарной стаи – Карабаша. Об этой встрече в один голос рассказывали двое очевидцев – ночные сторожа. Волк пробежал мимо них, но они, вооруженные одними колотушками, не решились его остановить.

«За волком, – рассказывали сторожа, – целой оравой гнались собаки. То одна, то другая из них нагоняла его и набрасывалась. Но зверь оборачивался, быстро – куда попало – наносил собаке удар зубами – и прибавлял ходу. А раненая собака с воем отставала и больше уж не кидалась на него».

Сторожа видели, как впереди волка выметнулся из-за угла Карабаш, и решили, что теперь-то уж зверю пришел конец: громадный волкодав ринулся ему навстречу и загородил путь. Однако волк и не думал сворачивать – бежал прямо. И когда он был уже в нескольких шагах от пса, Карабаш вдруг круто повернул и отскочил в сторону. Он пропустил мимо себя зверя, даже не сделав попытки его остановить.

Ночь была очень светлая, сторожа действительно могли видеть все эти подробности. Не доверять их вполне согласным рассказам нельзя было. И вот, едва только весть о странном поступке Карабаша докатилась до окраин, оттуда пополз нелепый, жуткий слух.

Темные жители окраин шептали друг другу на ухо, что пес отступил не зря: волк-де был не простой. А одна древняя старуха-знахарка – бабка Секлетея – так прямо во всеуслышание заявила, что совсем это не волк был, а нечистая сила. И тут же, хрипя и кашляя, старуха изрекла темное пророчество: – Быть над городом беде!

В центре города люди образованные встретили суеверный бред старухи смехом и шутками, да так посмеявшись, скоро и забыли ту тревожную ночь и волка.

Жизнь города вошла в привычную колею, опять потекла спокойно, однообразно и скучно.

* * *

Во всем городе одна только Тайка долго не могла забыть странного поступка Карабаша.

Случайная встреча с лохматым другом на базаре была для нее большой радостью. Теперь девочка почти не расставалась с ним.

Скоро после того, как Тайка потеряла своего щенка, на нее с матерью посыпались несчастья. Избу пришлось продать. Денег хватило не надолго. Потом пошли по миру: матери становилось все хуже, она уже не могла работать. Весной мать свалилась на улице и больше не встала.

Тайку из милости взяли к себе дальние родственники. Они плохо обращались с сиротой. Ей часто доставались тумаки, пощечины и попреки, что она даром ест чужой хлеб.

Тайка была непокорная и смелая девочка.

Она убежала от родственников и стала жить одна.

По дворам подавали плохо. Нередко приходилось ей засыпать голодной, притулившись где-нибудь в развалинах старых домов. На базаре беспризорникам жилось сытней. Но там хозяйничала артель Садрейки. Садрейка девчонок не любил за то, что ревут и воровать не хотят, в артель свою их не принимал и с базара гнал. Тайке удавалось пробираться на базар тайком от мальчишек.

Так было, пока Тайка не встретилась с Карабашем. С этого дня разом все изменилось. При нем никто не смел ее пальцем тронуть: волкодава мальчишки боялись как огня. На задах у лавочек Тайка устроила себе домик из пустых ящиков и поселилась на базаре. Она быстро обучила Карабаша тем фокусам, которые он знал щенком: «служить», держать кусочек хлеба на носу, ходить на задних лапах. Она заставляла его проделывать эти фокусы перед базарной толпой – и люди охотно кидали ей медяки: им нравилось, что громадный и страшный пес так послушен маленькой девочке.

Тайка всегда теперь была сыта сама и досыта кормила Карабаша и его подругу – серую овчарку. Овчарка скоро тоже привыкла к ней и даже подпускала ее к слепым еще своим щенятам.

Щенков было пять. Один из них больше всего нравился Тайке: у него была такая же большая темная голова на сером теле, как у Карабаша. Чуть у него прорезались глаза, он стал уже играть, и Тайка часами возилась с ним.

Лето стояло жаркое, дожди выпадали редко. В домишке из ящиков хорошо было бы жить Тайке, если б не страх: она боялась милиции.

Беспризорникам часто приходилось удирать от милиционеров. Тайка им ни разу еще не попадалась, но от мальчишек слышала, что взрослых они запирают в тюрьму, а ребят – в детдома. Что такое детдом, она хорошенько не знала. Мальчишки рассказывали, что оттуда не вырвешься. Там, говорили, заставляют вставать, ложиться, есть по звонку, мести и мыть полы, мыться самим. Не дают ни драться, ни курить, ни купаться, когда захочется, и велят работать.

Больше милиционеров Тайка боялась только бесов. Бесов она никогда не видала, но много слышала о них от других беспризорников. Теперь, когда кормильцем и защитником ее стал Карабаш, Садрейка принял ее в свою артель. Каждый вечер беспризорники собирались под крышей у больших базарных весов.

Садрейка был мастер рассказывать про страшное. Он был грамотный, выменивал у одной базарной тетки книжки на ворованные вещи и пересказывал их ребятам.

У тетки все книжки были про нечистую силу, колдунов, талисманы и клады.

Садрейка знался и с бабкой Секлетеей, знахаркой: она давала ему иногда какие-то таинственные поручения. От него Тайка и услыхала зловещее предсказанье старухи, что над городом стрясется беда. Садрейка толковал ребятам, что бес, прибегавший в волчьей шкуре, еще вернется в город и тогда начнется. Что начнется – Садрейка не говорил, но от этого было только еще страшней.

И часто, засыпая в домике из ящиков, Тайка прислушивалась к ночным звукам: не началось ли уже в городе?