Текст книги "И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной"

Я хочу, чтобы вы верили мне, Варюша, верили, что это не попытка обмануть вас.

Вот то, что может знать только Анатолий из 1965 года.

Мы оказались вместе с вами впервые на скамейке в нашем Боговещенском парке примерно числа 15-го сентября, сразу после шестого урока в нашей школе. Вы подошли к скамейке, а я уже сидел на ней, и я сразу вас не заметил.

На вас были светлое пальто и белый берет. И вы сказали мне, что любите осень, и спросили, люблю ли осень я. А я смутился и что-то пробормотав, ушел.

Потом мы встретились с вами в Новогоднюю ночь. Мальчики были в темных очках, кожаных перчатках, галстуках-бабочках – помните? А девчонки – все, кроме вас, из медучилища. Вы оказались в нашей компании по приглашению, но пригласил вас – не я. Вас пригласил Ратик Белоперов.

А вот проводил домой вас тогда – я. И вы не выполнили своего обещания поцеловать меня в ту ночь… Помните, вы воспользовались уловкой – мы подошли к вашему дому в половине шестого утра, ранее же вы обещали поцеловать меня в шесть. И поэтому сказали: «Хочешь поцелуя – жди не улице до шести часов!»

А я ждать не стал. Потому что любил другую, Варя! И ничего бы не изменилось, поцелуй вы тогда меня, или нет. Хотите знать, как развивалась т а временная линии жизни Толи и вас?

Если бы не произошло то, что произошло (то есть сущности одного и второго Монасюка не поменялись местами), линия жизни развивалась бы так. Вы очень любили бы меня, Варя, и добивались бы встреч со мной, а я бы уклонялся. Потом – я бы уехал из Боговещенки, а вы вышли бы замуж за Белоперова. Вас ожидали бы тяжелейшие жизненные невзгоды: пришлось бы пережить арест мужа, осуждение его на много лет, а потом вы вместе с ним исчезли бы из моего поля зрения.

Так бы было, Варя, об этом хорошо помнит моя вторая половина. Та, которая прожила жизнь без вас, поняла к 60-летнему возрасту, чего лишилась, отказавшись от вас, и так захотела изменить свою и вашу жизнь, что, надеюсь, смогла это сделать.

Так будьте счастливы с ним вместе, Варвара Рукавишникова! А может быть – и с ним, и со мной?

Варя! Я так хорошо помню вас – в вашем белом берете, красном шарфе, такую молодую и ослепительно красивую!

Я искренне рад за вас, ребята! И если на данный момент у вас что-то разладилось – срочно встречайтесь, обнимитесь – и в койку!

И любите друг друга так, как если бы ничего в вашей жизни никогда не менялось.

Хотя теперь вы, наверное, далеко не юнцы?

Счастья вам!

Ваш Анатолий Монасюк

P.S. Я почему-то уверен, что рано или поздно это письмо окажется в вашем времени. А так как такая черта, как педантизм, наверняка свойственная Анатолию в любом времени, я кладу письмо в свою папку с документами – уверен, такая же папка будет и у вас.

На отдельном листке пишу несколько слов, чтобы вы могли провести экспертизу (ну, если вы, Варя, не поверите моему письму) и получить подтверждение, что письма написано мной и именно много лет назад.

Я сложил рукопись романа в «дипломат», еще раз перечитал письмо Варе.

Что ж, пожалуй, И Н А

Э Т О М

В С Е!!!

Эпилог

Варя ничего этого не знала. Она встречалась в Барнауле с однокурсниками, пыталась веселиться и забыть Анатолия.

Ничего у нее не получалось…

И тем не менее, Варя не хотела встречаться и говорить с мужем. Она ненавидела его!

Варя позвонила Юле, поздравила ее с наступающим Новым годом, но, как и говорил Юле Анатолий, о муже она даже не упомянула.

И Юля насторожилась.

Утром 30 декабря Анатолий Монасюк уже был в Барнаульском аэропорту. Не торгуясь, он нанял легковую машину до Боговещенки.

Чуть позже обеда Анатолий уже выходил из машины в поселке Заготзерно и, как и ожидал, не застал Варю у ее мамы. Он оставил толстую папку с рукописью романа и письма из прошлого на ее имя.

– Людмила Олеговна, позвоните ей, пожалуйста, и скажите, что я привез бумаги, которые все объяснят ей. И хорошо бы ей быть дома в Москве в Новогоднюю ночь. А вы не знаете, у кого она в Барнауле?

– Нет, она сказала, что постарается встретиться со всеми, с кем сможет…

– Значит, найти ее я не смогу… Ну, тогда с наступающим вас!

– Толя, а как же она успеет…

– Не знаю! У меня самого билет на самолет на Москву через восемь часов… Не успеет – значит, не судьба! Помните, я вам когда-то говорил, что судьбу не выбирают…

Через несколько минут Анатолий уже возвращался на той же машине в аэропорт.

Дома он перерезал телефонный провод и отключил звонок входной двери.

Потом положил на стол свое письмо, пошел в спальню и лег на кровать. Подумав, он набрал на сотовом телефоне номер Юли.

До Нового года оставалось несколько часов.

– Юль, с Новым годом тебя! Ты не думай, со мной все будет в порядке. Я думаю, на днях приедет Варька, вот вы все и обсудите. Ты попроси у нее, чтобы она дала тебе почитать мой роман.

– Толик, что происходит? Я сейчас же еду к тебе! Я тебе один раз помогла, помогу и теперь!

– Моя нежная Юленька, мой настоящий друг! Теперь – другой случай, и мне не может помочь никто! Кроме меня самого! Так что прощай, я целую тебя!

Монасюк отключил телефон, разобрал его и достал из системы сим-карту.

И бросил разобранный телефон на стол.

Потом прошел в спальню и лег на широкую семейную кровать. Он устроился поудобнее, закрыл глаза, приготовился и сосредоточился на своих внутренних ощущениях…

– х-х-х-х-х-х-х-х-х-

Варя вернулась домой в Заготзерно лишь утром 31 декабря, чтобы встретить Новый год в отчем доме. Людмила Олеговна так и не смогла дозвониться до нее.

Она прочитала роман, письма и бросила искать машину.

Она вылетела в Москву тем же рейсом, что летел Анатолий. Но – сутками позже…

В самолете она вновь и вновь перечитывала роман и письмо.

Она вбежала по лестнице подъезда и увидела у своей двери на полу в уголке словно бы комочек из яркой ткани – Юлька!

Она открыла дверь, зашла и прошлась по комнатам. Было тихо, в комнатах никого не было. Лишь холодным огнем сверкали лампочки электрогирлянды на елке в углу, зажигались и гасли.

Варвара медленно сняла пальто, потом вернулась в подъезд, разбудила Юлю и ввела ее в квартиру.

– Он должен быть дома… – бормотала Юля. – Звонок не работает, я била ногами, пока каблуки не сломала. Варь, он должен быть дома…

– Идем, идем… – Варя ввела Юлю, которая спотыкалась на подламывающихся под ней сапогах. – Нет его уже здесь, нет…

Она закрыла дверь, и отвела Юльку с детскую. Скоро Юля спала в бывшей комнате детей.

А Варвара Петровна Монасюк, 58 лет, профессор и доктор наук, подошла к столу и взяла в руки письмо.

На нем лежала записка:

«Включи, пожалуйста, рекордер – DVD-диск уже внутри. Найди в меню главу 22.

Варвара нажала несколько кнопок на пульте управления рекордером – экран телевизора вспыхнул, и оттуда вдруг зазвучала песня «Варя-Варь».

Но пел ее, конечно, не ее Толя, а исполнитель по фамилии А. Церпята.

Она послушала песню, потом выключила телевизор…

Послесловие

Варвара Петровна медленно закрыла последнюю страницу. Аккуратно свернула письмо и положила его поверх рукописи.

Ее глаза были сухи. Что толку – тихо плакать, или визжать и бросаться на стены? Все – сказано, и все теперь уже случилось.

Конечно, если б знать заранее…

Она вспомнила слова романса, который когда-то пел для нее ее Толя. Тогда, когда явился в далекий теперь 66-й год, чтобы завоевать ее и попытаться сделать счастливой:

 
…НО КАК ЖЕ ТЫ МОГЛА – ТЫ РВАЛА МОЮ ДУШУ
ТЫ ЗНАЛА НАШ ПРЕДЕЛ, А Я ЕГО НЕ ЗНАЛ…
 

Вот только все оказалось наоборот – свой предел знал он, Толя. А она – не знала, и поэтому разорвала и его душу, и нити, которые привязывали эту душу и к ней, и к этому миру.

Перед ее глазами так ярко, так явственно проявилась картина – май, зеленые, шумящие молодыми листочками деревья, и среди них – высокий чистый голос Толика, сопровождаемый звоном гитарных струн.

Который пел для нее, и как теперь стало понятно, про свою грядущую судьбу. Пронзительно четко встали перед глазами строки романса, который он спел тогда, когда она, такая дурочка, поцеловалась с лейтенантом, просто, чтобы позлить его:

 
ХОЛОДНЫЕ ГЛАЗА,
И В НИХ ЗАСТЫВШИЙ СВЕТ,
И ГОРЬКИЙ КРИК РАЗРЕЖЕТ ТИШИНУ
ТЫ НЕ ЖАЛЕЛ СЕБЯ,
НЕ ЗНАЯ СВОЙ ПРЕДЕЛ,
И ВСЕ ПЫТАЛСЯ ОБМАНУТЬ СУДЬБУ…
УХОДИТЕ… ВЫ ЧАСТО БЕЗ СПРОСА УХОДИТЕ,
С УЛЫБКОЙ ПРОЩАЛЬНОЙ
В ДАЛЕКУЮ ВАШУ СТРАНУ,
УХОДИТЕ… ОЙ, ЧТО-ТО ВЫ ЧАСТО УХОДИТЕ,
НАЗАД НЕ ВЕРНЕТЕСЬ,
ТРЕВОЖА ЛИШЬ ПАМЯТЬ МОЮ.
 

Ей хотелось закричать, позвать кого-то, сделать хоть что-нибудь… Но что толку в этом теперь?

«С любимыми – не расставайтесь, не расставайтесь ни на миг!» – всплыла в ее памяти строчка стихотворения, и она, качая головой, тихонько заплакала.

Последнее письмо

Моя милая, любимая Варюша!

К сожалению, только теперь я понял, что только твоя любовь, твоя близость ко мне давали мне возможность и любить тебя, и существовать рядом с тобой.

Скорее всего, эта ночь – моя последняя ночь. И завтра меня уже не будет.

Круг замыкается – именно этой ночью я когда-то вспомнил тебя во времена нашей юности, понял, что вместе с тобой тогда, в 1966 году, потерял свою счастье. И я страстно возжелал изменить свою жизнь. Что бы попытаться вернуть утраченное.

И что-то в нашей Вселенной дало мне такую возможность. Но при условии нашей взаимной любви. Ведь не случайно все произошло именно в ту ночь, когда ты сказала Толе Монасюку: «Если ты проводишь меня, в шесть часов я тебя поцелую…»

Наверное, именно в тот момент я и вспомнил тебя, и захотел вернуться к тебе, чтобы изменить твою и мою жизни.

Так что движущая сила всех перемещений и превращений – это наша большая и искренняя взаимная любовь.

Может быть, если бы ты сейчас была рядом, если бы держала меня за руку, если бы я чувствовал твою любовь, мог прижаться этой ночью к тебе, все бы и обошлось, но…

Наверное, так предопределено. Помнишь, как сказано у Сережи Есенина: «Оборвутся рельсы у ворот погоста…»

Вот и обрывается моя нынешняя жизнь…

Только не будет скорее всего для меня ни ворот, ни погоста.

Не думай – я не жалею ни о чем! Так, как я прожил эти годы рядом с тобой, может быть, никто в мире больше не жил и жить не будет. Ведь ты столько лет была неиссякаемым источником нежности для меня!

И не жалей меня! Думаю, я просто исчезну – физически. Просто для меня в какой-то момент во время сна наступит темнота, которую я не почувствую.

А потом не будет ничего.

Прощай. любовь моя! Я не жалею ни о чем – я ведь фактически прожил целых две жизни! Разве что, возможно, нужно было любить тебя еще сильнее, быть с тобой еще внимательнее и нежнее.

Я уверен лишь в одном – и один из тысячи человек не испытывает такого счастья, какое я испытал рядом с тобой.

Я так люблю тебя, моя радость! И жалею лишь, что не могу еще хотя бы раз почувствовать вкус твоих сладких губ и увидеть блеск твоих дивных голубых глаз, и ощутить аромат твоей кожи…

Твой Анатолий.

P.S. А твой букварь все-таки открыл я!

Но песню «Варя-Варь!» я больше никогда исполнять не буду – ни в этой, ни каких-либо других жизнях!

– х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-

1 января 1966 года проснувшийся после новогодней ночи 17-летний Толя Монасюк сделал первым, когда увидел магнитофон «Панасоник», следующее: он нашел кассету с песней «Варя-Варь», вставил ее в приемный «карман» магнитофона, и включил клавишу «Запись», стирая пленку.

Затем полежал некоторое время, прислушиваясь к собственным ощущением, «погонял» мысли и убедился – ничего не случилось с молодым Толей Монасюком, судя по том, как ясно он помнил все свои прожитые 17 лет.

Следом за этим он встал, сел за письменный стол и достал лист бумаги и авторучку. Затем сменил кассету в «Панасонике». Накинул на голову наушники, вывел регулятор громкости «на середину» и включил магнитофон. В ушах стереозвучанием голос Тани Тишинской запел негромким речитативом:

 
«Хотел повеситься, да, видно – не судьба; —
пеньковый галстук оборвался, как на грех…
Налил стакан, присел у краешка стола —
она ушла… Та, что считал он – лучше всех!
Она ушла, а он никак не мог понять —
что означает это слово: «насовсем»?
Она ушла, что б с кем-то заново начать, —
возможно, просто захотелось перемен…
Она ушла, и опустело все вокруг…
Покрылись плесенью обои на стене…
Она ушла – и счастье выпало из рук
и покатилось восвояси налегке».
 

Анатолий быстро писал.

Раздел за разделом, пункт – за пунктом… Голос Танюши тем временем набрал силу:

 
«Он ей писал ночами белыми сонет,
и за нее всегда по полной наливал!..
Он стал седым, хотя по паспорту – брюнет;
любил свой дом, но отчего-то кочевал…
Он с круга первого ушел на круг второй,
возможно, не было бы этому конца, —
он бросил все, и в путь пустился по-прямой,
и вот однажды, ровно в шесть часов утра
он распахнул свое окно, а там – она!
В кустах сирени смехом заливалась…
Допил стакан и оторвался от окна…
Она вернулась! Но – немного опоздала…»
 

Не снимая наушников с ушей, он щелкнул клавишей «Стоп», повернул «Панасоник» обратной стороной и открыл заднюю панель магнитофона. Пластилином прикрепил внутри листок бумаги, на котором было написано «План организации моей будущей жизни».

А ниже – крупными буквами – «Ю Л Я Ч У Д Н О В С К А Я».

Когда через несколько дней Варвара Рукавишникова заглянет по собственной инициативе (ну, типа адресом ошиблась) к Монасюку «на огонек», стоящий прямо перед ней «Панасоник» она увидеть не сможет…

К О Н Е Ц

март 2009 года, г. Барнаул