Текст книги "Ануш для искушения"

В скором времени мое настроение могло омрачиться. Лежа в постели, я буквально готовилась ко сну. Ночью во время сна тело тьмы могло сыграть очередную злую шутку со мной. Предположение о связи между двумя прошедшими снами и новостными фактами меня приводило в ужас. Можно ли было мне думать, что я непричастна к трагедиям?

И вот теперь предстоящей ночью во сне я могла ожидать от себя все, что угодно. Тем более что я встретилась с Джэем и его супругой наяву, чего так долго добивалась ночью.

Меня передернуло от снова появившегося в теле озноба. Я повернулась на бок. С головой накрылась одеялом и, неприкрытыми оставляя нос и рот, приступила к чтению молитвы «Отче наш», помня ее наизусть после многолетнего посещения церкви.

* * *

Всецело погруженная в жуть происходящего со мной, я нехотя проснулась. На теле почувствовала капельки холодного пота. С вернувшимся пониманием того, что я нахожусь в своей комнате, обратила внимание на звук будильника сотового телефона и тут же его отключила. Я села на кровати и поджала под себя ноги.

Слово в слово и шаг за шагом сон повторился. Но, когда проснулась, поняла, каким ужасом предстали события, снова произошедшие этой ночью. Там, во сне, я чувствовала себя иначе и отныне я упивалась во сне происходящим.

Хватая пульт, я включила телевизор. Новости вещали о ночном кошмаре, от чего у меня сильнее заледенило в душе. Врачи так и не смогли спасти ни будущую маму, ни ее внутриутробного младенца. Имя жертвы не называлось, а значит, это могла быть и Айя.

Я швырнула пульт в телевизор. Врезаясь, он развалился на части, которые разлетелись по сторонам. Дрожащими руками я закрыла лицо, обессиленная, свалилась на подушку и приглушенно завопила от безысходности.

Холодный душ не помог привести чувства в порядок. И только общение с сокурсниками во время завтрака, где я не смогла есть, а выпила чай, более-менее отвлекло меня. Иначе мне, удрученной мыслью о ночном кошмаре, впору бросаться с какого-нибудь многоэтажного дома, чтобы облегчить душу. Конечно, я помнила, что моя смерть не сможет предотвратить происходящего по ночам, тем более такая, а, следовательно, в дальнейшем может статься и так, что начнут происходить куда более чудовищные трагедии, нежели посягательство на мать с нерожденным ребенком.

Уже путаясь в неоднократных попытках справиться с волнением, после завтрака я отложила запланированные дела и побежала в поисках Джэя, чтобы справиться об Айе.

Вчера между ними заходил разговор, что он часами просиживает в одной из библиотек в поисках новых истин для научных изысканий. Из-за невозможности взять манускрипты на дом он вынужден, как выразилась Айя, пропадать в библиотеке. Разыскивая Джэя, я еще не знала, подойду ли к нему. Мне достаточно было увидеть его за книгами, и я бы поняла, что она в порядке.

Я вошла в привычную для меня библиотеку, до наших дней хранившую средневековый образ, и спешно направилась по длинному коридору. Следуя меж многовековых стен, где архаика убранств весьма логично уживается с новшествами технической мысли, я почувствовала особую дрожь, непонятно откуда проявившуюся во мне. За полгода столь обыденные для меня портреты на стенах, откуда взирали королевские особы, прочая знать и ученость, теперь, как мне казалось, они по-особому смотрят на меня, провожая взглядом. Я опустила голову и, продолжая идти, урывками исподлобья разглядывала читателей.

Джэя нигде не было. Я решила заглянуть в комнату отдыха, предполагая застать его за чаепитием.

– Ануш, – услышала я позади себя; остановилась у входа и обернулась. Это был Джэй.

– Я увидел, как ты направилась сюда, и решил с тобой испить чаю в перерыве.

Джэй смущался, но старался этого не выдавать.

– С Айей все хорошо? – спросила я об очевидном, иначе бы не увидела его в библиотеке.

– Да, – ответил он растерянно. – Ты так сильно волнуешься, что на тебе лица нет.

– Прости, прости. Просто… Просто… – повторяла я, отводя взгляд, и мысленно перебирала, о чем бы мне сказать далее. – Слышала об очередной трагедии и она так сильно вчера переживала, что я подумала…

– Нет-нет, Ануш. Все в порядке. Вчера я отвез ее к маме. Сегодня утром мы созванивались. Так что не стоит так волноваться.

Я посмотрела на него, в ответ Джэй улыбнулся, меняясь в лице.

– Ануш, пойдем-ка, попьем чаю?

– Джэй, собственно, я только это и хотела узнать и для того искала тебя тут, да и мне надо спешить, – заговорила я быстро, сумбурно, смотря себе под ноги. Осознав, что сбивчивость и путанность совсем заведут меня в тупик, я попыталась успокоиться. – Джэй, я не знаю, от чего я больше волнуюсь. Вернее, я знаю, но, когда снова вижу тебя, ты отбираешь у меня силы. Нет, ты не подумай ничего такого, я просто боюсь остаться с тобою наедине…

Джэй взял меня за руку, этим жестом остановив беспорядочную речь. Он огляделся по сторонам, убедившись, что в коридорчике мы одни, опустил голову и, глядя мне в глаза, кратко сказал:

– Подожди снаружи.

Я кивнула.

Он оставил меня, а я отправилась к выходу.

Ожидать долго мне не пришлось. Джэй вышел с увесистым портфелем и направился прямо ко мне. Вид у него был не менее сосредоточенный, чем мой.

– Я в машину положу.

Он указал на портфель.

– Может, переедем в более спокойное место? – неуверенно спросила я.

– Пожалуй. Нам будет лучше поговорить, не озираясь по сторонам.

Мы решили выехать за город. Я намеренно заняла место на заднем сиденье. Джэй покидал одну за другой улочки города, не спеша, как и подобает любому в городе транспорту, и молчал. Этому я радовалась. Не зная, о чем пойдет разговор, я хотела подольше побыть с мыслью, что у меня, как и прежде, есть Джэй. Он вполне мог запретить встречаться с ним. А так, пока он находился рядом со мной, его присутствие согревало меня, и я по-детски нежилась в приятных ощущениях.

Молчаливая езда напомнила поездку в Мексике, когда мы возвращались из отдаленной общины. Только за окном теперь улыбалась солнечным светом весна, согревая здания Кембриджа, которые ассоциировались у меня с множеством крепостей, собранных в одной точке Земли. Стоя невдалеке Друг от друга, они походили на молчаливых старожилов Средневековья.

Город продолжал жить своей жизнью, как и много веков назад, ничего не меняя в ритме и не вникая во вновь происходящие процессы в природе. Как и подобает местным жителям, они в свойственной им манере, с британской вежливостью и учтивостью, переходили дорогу, делая это не спеша, а Джэй услужливо пропускал их и, загодя притормаживая, вселял в них уверенность как в пешеходов. Повсюду сновали велосипедисты. Рассекая спицами воздух, они демонстрировали нескончаемость движения жизни в этом городке. И, конечно же, от взгляда не могли ускользнуть университетские колледжи. Выдающимися мыслями они «отшлифованы» в комфортабельные системы, где, как и прежде, вот уже столетиями происходят таинства получения знаний, а Божий дар ума и таланта воспитывается самой аурой, сотворенной многими деталями внутреннего окружения: все это олицетворяет рай для ученого ума.

Вот только ныне мне это виделось иначе. А вершина знаний мира, воплощенная в этом городе, не являлась для меня полной, хотя процесс знаний в стенах колледжей неразрывно связан с духовностью.

Мы миновали жилые корпуса с оригинальной архитектурой. Последним на окраине города стоял могучий старый каштан в центре небольшого средневекового дворика. Он выглядел по-весеннему красиво и словно застолбил за собой границу Кембриджа в этом направлении.

Впервые за полгода я покидала город. За прошедшее время я полюбила его и уже не представляла возможным ежедневно не ощущать «привкус» старинной плесени. Он был приятен и вводил сознание в трепет при мысли, что тут сделано большинство громадных научных открытий, а жили и работали одни из самых великих ученых, начиная от Исаака Ньютона. Здесь придумали интегральное исчисление, открыли ДНК, нашли электрон и многое-многое другое, что сегодня определяет облик нашей цивилизации. Но если бы в этом присутствовала гармония развития, мне бы не пришлось стоять перед головоломкой обуздания Чувства Сгущенной Вражды. Без нее Взрослая Жизнь, наверное, никогда бы не искушала меня любовью к женатому человеку, и я просто нашла бы свое счастье с Джэем. Судьба подвела бы меня к нему, и никого бы иного он не встретил на своем пути. И уж тем более Взрослая Жизнь не поставила бы меня между очевидным выбором – жизнью и смертью – там, в погребальной камере, когда я искушалась желанием жить дальше.

За пределами города, после кладки бесформенных красных камней с высокими трубами каминов и узкими окнами из неровного стекла, начали простираться вечнозеленые поля с прудами, утками и цаплями.

По загородной дороге мы довольно быстро добрались до места. Джэй припарковал машину недалеко от Кэм, оставшееся расстояние мы преодолели пешком, как и прежде, не произнеся ни слова. Выйдя на узкую для двоих дорожку вдоль реки, мы не решались заговорить. Каждый из нас ждал. Мы робко разглядывали то диких гусей, плавающих в реке, то берег, пышущий нарциссами и какими-то еще полевыми цветами, которые проснулись к настоящему параду оттенков радуги после довольно долгой холодной, пасмурной и дождливой зимы.

– Я искал тебя. Мне сказали, что вы уехали в аэропорт и приедете очень поздно. Оставить для тебя записку о моем срочном отъезде тоже не представлялось возможным. Все произошло неожиданно, не так, как я планировал. Я знал, что меня отвезут в общину майя на следующий день, и планировал встретиться с тобой накануне отъезда. Но сложилось так, что я уехал именно вечером.

Джэй замолчал. Мы брели, ногами задевали свисавшие к дорожке цветы, и мне захотелось взять его за руку, вместо этого я едва смогла заговорить:

– Я переживала за тебя. Все, чему в общине майя мы стали свидетелями, живет во мне до сих пор. Это связано с тем, как ты сблизил те факты, допуская, что трагедия возможна по отношению к твоей жене.

– Там мне еще долго многое напоминало об этом. Особенно место захоронения под домом. А потом… стихло, что ли, – предположил он и пожал плечами.

– И ко мне? – вырвалось уже само собой естественное и долгожданное.

Джэй тут же остановился, прижал меня к себе и вопросил полушепотом:

– Боже, что Ты с нами делаешь?

Обнимая его за спину, мне хотелось как можно плотнее оказаться в его объятиях. Именно этого я так долго ждала, мечтая о первой встрече после долгой разлуки. Наконец-то я снова могла слышать стук его сердца, который ритмично отбивал чувства ко мне: все и без остатка.

У меня кольнуло в груди. Молниеносно прокатившаяся мысль заставила высвободиться из его объятий.

– Извини, Ануш, – растерялся Джэй; вместе с тем угадывалось, что ему непонятна моя смена в настроении.

– Джэй, я знаю, что именно сейчас это будет выглядеть как глупость с моей стороны, но я подумала о маленьком сердечке твоего малыша. И… – я старалась не плакать, но голос у меня задрожал. – И как нам быть, Джэй? Я не хочу этого и уже не смогу без тебя. Как я должна поступить? Где мне попросить совета? У кого?

Слезы сами покатились по щекам. Ничего во мне не изменилось. И только вопросы, терпеливо ожидавшие ответов, продолжали выстраиваться в очередь.

– Я глупая, да?

Мы смотрели в глаза Друг Другу, и я понимала по его взгляду, что ему не менее тяжело, чем мне.

По его виду стало понятно, что он не знает, как ему вести себя со мною, и я попросила:

– Можно, я к тебе снова прижмусь?

Он шагнул ко мне и нежно заключил в объятия. Так мы простояли довольно долго.

Кто смог бы осудить нас? В жизни есть моменты, отнесенные к исключительной Воле Господа, где судить – явное Его предназначение, а значит, сейчас и самые красноречивые слова обернутся глухонемым звуком для души.

* * *

Главное отличие Кембриджа от так называемых краснокирпичных университетов в Англии – это существующая система личных наставников, персонально прикрепленных к студенту. Такого рода знак английского характера, пополнивший историю культуры Британии, как нельзя лучше подошел ко мне. Мы с Джэем решили, что я тоже стану приверженцем индивидуальных занятий.

Конечно, он не вызвался делать это официально. Иначе это стоило бы мне целого состояния. Просто участники семинара воспринимали наше общение как мое желание продолжить углубленное познание цивилизации майя. Что было логично после нашей совместной экспедиции. Надо отметить, с этого самого момента я стала лидером в познаниях цивилизации майя среди сверстников. И только мы с Джэем знали о другом.

После обретения подобного «статуса» наших встреч, мы могли не обрекать себя на долгую разлуку и видеться хоть каждый день, что с удовольствием делали.

Между нами ничего не происходило в физическом плане. Абсолютно. Ровным счетом ничего. Мы не встречались тайно и не держались под столом за руки. Мы с достоинством ни на минуту не забывали о браке, но все же душой нам хотелось быть вместе.

Правда, иногда чувства брали свое, и мы готовы были сорваться на поцелуй, но в последнюю минуту разум возвышался над нами и наши стыдливые начинания не находили продолжения.

В отношениях наступал тот период, когда в жизни нам давалась возможность обрести новое лицо. Если угодно, то новый смысл. Судьба уготовила для нас жизненный этап, где рано или поздно, после всех без исключения сравнений, нам необходимо будет сделать вывод. Неизбежно он должен быть единственно правильным и в конечном итоге отражать нашу сущность.

Если в этой связи уместно упомянуть о человеческой личности, то неминуемо мне хочется сделать сравнение. Так как человек сотворен по образу и подобию Бога, то Он, как никто другой среди нас, способен понять глубину и неповторимость личности. А следовательно я могла надеяться на снисхождение с Его стороны в силу моего индивидуального, отдельно взятого случая. Восточная православная церковь воспевает о Господе Иисусе Христе, говоря: «Он сугуб естеством, но не ипостасью». Именно поэтому я рассчитывала, что Он скажет: «Виновна, но заслуживает снисхождения».

Что происходило в голове у Джэя, я не могу сказать. Во время встреч мы больше не откровенничали о чувствах. Нам достаточно было находиться рядом. К тому же мы прекрасно понимали, что, оттягивая время, мы не породим скоропалительных решений.

Я же еще и радовалась, что он не гонит меня от себя. Мало того, если учесть то обстоятельство, о чем когда-то говорил мне Джэй, что приверженцы индуизма ревностно относятся к проникновению в их семьи иноверцев, и несмотря на это, я до сих пор с ним, то я понимала, насколько у него серьезны чувства ко мне. И, естественно, я не призывала его ни к чему. Кто сможет расстаться с женой, воплотившей в себе твоего первенца? Если об этом спросить у меня, то подобный поступок – сродни безумию того же оголтелого, слепого во всем маньяка, что совершает чудовищные преступления у нас в городе… Кем могла оказаться и я…

Начиная со следующей ночи, как я побывала с Джэем на берегу Кэм, мне перестал сниться один и тот же сон. И вместе с этим в городе вот уже неделю ничего не происходило. Мне оставалось гадать: связаны ли меж собой оба факта или они происходят своим чередом, а «затишье» во снах не более чем случайность?

Рассказывать обо всем Джэю я так и не решилась. Настолько уже много всего произошло со мной, что я не знала, с чего начинать рассказывать. Да и признания не были бы полными, умолчи я о трех жутких однотипных снах. Мне тяжело представить: Джэй, и без того стоя перед дилеммой, еще и сталкивается с моим откровением. А уж когда он смотрел на меня с любовью, я гнала от себя любые желания признаться, боясь его испугать или, что хуже, оттолкнуть от себя.

* * *

«Ануш, извини, сегодня на семинаре мы не сможем встретиться, 00:00 A.M.»

Только что я отключила в сотовом телефоне будильник и прочитала смс от Джэя, полученную в 00:00 часов, когда уже спала.

Накануне, лежа в постели, перед сном, как только я ни представляла наступивший день, в мыслях перебирая варианты, чтобы продлить нашу встречу после семинара. Сегодня последний день учебы на этой неделе, и я строила планы. Ничто не должно было помешать, ну хотя бы повторной прогулке на берегу Кэм, и, что служило пределом мечтаний для меня, после – совместного ужина, как случилось неделю назад, но только теперь без Айи.

Солнечный луч, упиваясь ароматом желтой радости, тем временем добрался до моего окна, скользнул к щеке и обогрел меня теплом. Я зажмурила глаз, будучи ослепленной с одной стороны. Закрывая оба века, улыбаясь, я подставила солнечному свету лицо, поднимая подбородок.

Я просидела так пару минут, что, на удивление, ободрило меня. Новый день только зарождался и, собственно, ровным счетом еще ничего не было известно. Семинар – это не весь вечер и далеко не весь следующий за этим выходной день. Так что грустить пока рано. Имея номер сотового телефона, я всегда могу позвонить Джэю. С тех пор как мы обменялись номерами, прошедшей ночью Джэй впервые этим воспользовался, значит, и мой повод еще настанет.

Обнимая себя этой мыслью, я «запорхала» по комнате, готовя необходимое к учебе, да безмерно радовалась жизни, по сравнению с которой смс так мало значила.

В середине дня во время большой паузы я плюнула на ожидание «подходящего повода» и набрала его номер. На затяжной вызов Джэй так и не ответил.

Спустя примерно пару часов я получила от него сообщение:

«Ануш, извини, Я нахожусь в одном из графств Кембриджа. С раннего утра принимаю участие в очень важной для меня встрече. Только по окончании смогу пользоваться телефоном в полном объеме. Но я тут подумал, в общем, не могла бы ты мне помочь? Судя по настроению Айи, она недолго пробудет у мамы. Я бы хотел подготовить ей подарок-украсить детскую спальню. Ты не представляешь, как она переживает и волнуется: первенец, а тут еще и такие чудовищные события. Если не сможешь помочь мне, в любом случае я тебе признателен. Спасибо. Джэй».

«Проглатывая» строчки, в конце я не обнаружила в себе однозначной реакции на сообщение. Точнее, я не знала, как на такое реагировать. Медленно я перечитала еще. Затем еще и еще. Прочитав четыре раза, я запомнила сообщение дословно и не более того – это никак не породило во мне однозначную реакцию.

Выдаваемый на семинаре материал для усвоения буквально отскакивал от последних, присланных эсэмэской, слов Джэя, засевших в голове. Я пыталась осмыслить серединную часть его, на мой взгляд, тривиального предложения. В какой-то мере оно мне даже показалось особо пошлым. Эту часть сообщения можно было трактовать по-разному. Возможно, он хочет встретиться со мной недвусмысленно наедине и не знает, как это сделать? А другие предложения могут выглядеть как непристойные и прямо станут указывать на это. А так – предлог вполне благовидный. И когда мы окажемся бок о бок, чем-то занимаясь, соприкасаясь друг с другом, всякое между нами может произойти. Мое воображение зацепилось за рассуждения, и я почувствовала легкое возбуждение. У меня слегка закружилась голова: наедине с мужчиной и не с кем-нибудь, а с любимым…

Когда мне представился наш первый поцелуй, у меня нашлась охлаждающая мысль. Я предположила, что Джэй таким образом, тоже недвусмысленно, во время встречи даст мне понять, кто для него более важен. И когда он начнет об этом говорить, я, должно быть, буду полностью готова вполне разобраться во всем.

С той минуты я задалась вопросом: способна ли я понимать Джэя? Как тут же во мне проснулась озлобленность к Айе, что очень быстро переросло в ненависть к ней. Столь кардинальное и однозначное отношение наяву я впервые испытала только что. До этого таковое со мной происходило, когда я пребывала вне тела: в древнем городе Чичен-Ица или в однотипных снах. Теперь же, в настоящий момент, наяву, мне не были чужды те ощущения ожесточенности, которыми я упивалась во сне. Сейчас мой приступ недовольства возбуждался тем, что из-за Айи я лишилась фантазий близости с Джэем. Пребывая в таком состоянии, я снова подумала, что если б не ее ожидание ребенка, Джэй давно бы стал моим!

Спешно я предприняла попытку взять себя в руки. Иначе, и я это чувствовала, моя озлобленность будет способна вылиться сейчас же наяву в непредсказуемую ярость и в равной степени, как это происходило со мной в недавних снах, где я вольна была делать то, что захочу. Незаметно для присутствующих я сделала глубокий вдох и проделала долгий выдох. Повторив так несколько раз, параллельно слушая и вникая в то, о чем говорили в аудитории, я более или менее пришла в нормальное состояние и со временем смогла избавиться от злобы.

Под конец семинара меня окутала усталость. Пережив озлобленное состояние, я отрешенно подумала: во время встречи возможно все, что угодно, мне не следовало столь рьяно предаваться фантазиям и настолько сильно будоражить в себе… Меня как осенило! А собственно, благодаря произошедшему я хотя бы смогла определенно понять – вот он момент, когда во мне говорило тело тьмы. Оно впервые проявило себя не во сне!

Семинар закончился, и я с нетерпением вытащила из рюкзака телефон. В ту же секунду сработала подсветка дисплея, указывая на только что принятое сообщение. Я быстро разблокировала телефон и нажала кнопку «читать».

«Извини, ты так и не ответила. Если надумала, мы можем ускорить момент нашей встречи. Подъезжай на поезде, с моих слов ты знаешь, где я живу, В течение часа освобожусь и через пятнадцать-двадцать минут мы встретимся у дома».

Не скрывая чувств, я широко улыбнулась. Тут же спохватилась и глянула на присутствующих. Мое настроение для них осталось без внимания.

На этот раз я нажала на «ответить» и коротко написала:

«Хорошо».

Через двадцать пять минут после того, как ушло сообщение, я сидела в поезде. Сознание радостно воспринимало последние слова Джэя: «Мы встретимся у дома». Я пребывала в каком-то озарении – у меня было весело на душе, я была молода, до беспамятства влюблена, а погода стояла самая хорошая, какая только может быть в распрекрасном весеннем месяце.

Со станции мне надо было идти по ближайшей улице вдоль железнодорожных путей до крайнего к полю дома. Что я и делала: улица петляла, пару раз, не замечая знака, я заходила в тупик и, возвращаясь к прежнему тротуару, с радостным настроением продолжала идти к дому Джэя.

Проходя мимо двориков, я всматривалась и провожала каждый участок, любуясь живописным колоритом, представленным всеми цветами. Все радовало глаз: от цветения лужаек до садов, усыпанных тюльпанами.

И совсем уж неожиданно для моего настроения поднялся ветер, и набежали тучи. Начало быстро темнеть. По мере того, как тучи заволакивали небо, до этого чистое и ясное, света становилось меньше.

Поначалу я подумала, что при всей прелести погоды в Англии не стоит забывать про элементарный зонтик. Дождь вполне может начаться неожиданно и пролить весь день. Хотя в это время года такое случается не так уж и часто. Мало того, я оделась легко, зная, что холодов в этот период практически не бывает. Тем более некоторые местные жители, к удивлению туристов, уже ходили в шортах, что скорее можно отнести к местному колориту, нежели к погоде, но их вид вселил в меня уверенность, и я поехала, надев летний брючный костюм черного цвета.

Набежавший ветер принес с собой нешуточный холод. Меня кинуло в дрожь и я прибавила шаг.

Теперь мне не думалось о превратностях английской погоды. Я вспомнила обсуждения сокурсников перед началом семинара. Первая полоса утренней газеты «The Times» отводилась зародившемуся в атлантическом океане урагану, отличное время которым – вторая половина лета и осень. Отныне же многое не походило на прежние годы, да и весь прошлый век вместе взятый. В статье отмечалось, что активность ураганов продиктована и глобальным потеплением, и повышением температуры океанов, и влажностью, и силой горизонтальных ветров, и атмосферной циркуляцией, и черт знает еще чем, только бы опустошать нашу землю.

Урагану присвоили имя – «Трепет». Он стремился к северным берегам Франции, должен был перекатиться всей мощью через Англию и готовился потревожить Данию.

По значительной части Великобритании разослали предупреждения о возможных ливнях к выходным с последующим наводнением как следствием атлантического шторма. Угроза нависла над графствами Саффолк, Бедфорд, Эссекс, Бэкингем и Кембридж. Даже северный Йоркшир оповестили о возможном наводнении и, в частности, прибрежную деревню Сендсенд. В целях принятия мер подняли и уровень дамбы на Темзе, чтобы этим снизить риск подтоплений западного пригорода Лондона. А жителей города Абердинш, около ста домов, эвакуировали из-за опасной угрозы оползней. Серьезное опасение до проливных дождей вызывала сила ветра – 80 миль в час.

Все говорили о том, что в точности такое жители Англии уже пережили, но нынешний сценарий будет более плачевным, а тогда происходила «репетиция» перед катастрофой, надвигающейся на Англию в сегодняшние дни. Я же во время обсуждений думала о своем и не столь внимательно отнеслась к серьезной информации.

Мне пришлось перейти на бег, этому способствовал поднявшийся ветер, который подгонял меня в спину.

Небо все больше затягивалось мрачными ухабистыми облаками, непрерывно менявшими форму. Под действием устрашающего вида облаков я ссутулилась. Происходившее воспринималось мной как верный признак беды, непосредственно связанный со мной.

Я выбежала к дому, за которым далее простиралось поле. Машины Джэя нигде не было. В одиночестве я стояла у невысоких ворот во дворик, еле удерживаясь на ногах из-за сильного ветра, и никак не могла сообразить, что же делать дальше. Лихорадочно я стала давить на кнопку домофона. На звонок никто не среагировал: как и прежде, в окнах не горел свет, впрочем, как и нигде ранее в домах.

Над полем начали быстро и низко скучиваться серо-черного цвета ухабистые облака причудливо-страшных форм. Раскрыв рот, я приковала взгляд к происходящему на небе. Ветер поднялся еще большей силы. Мне пришлось одной рукой удерживаться за столб от ворот, а другой придерживать волосы. Шум ветра заглушал всю округу. Мне казалось, вот-вот меня сорвет с места и понесет в сторону поля. В воцарившем кошмаре я понятия не имела, как поступить дальше.

На небе в бешеном вращении отделилась от туч серо-черная кучевая масса и, создавая вид изогнутого столба в виде смерча, устремилась к земле. Ударившись о землю, масса бесследно пропала, но на месте удара образовался огненный столб. Огонь приобретал большую вертикальную завихренность, и вскоре сформировался полноценный огненный вихрь. Это явление стало проходить повсеместно на поле. Подобный феномен я никогда раньше не видела. Каждые новые вихри огня достигали разных размеров, и весь этот сатанинский огонь с самым большим среди них в высоту 20-этажного дома пускался в пляс, то сближаясь Друг с другом, то отталкиваясь.

Начиная паниковать, я оторвалась от танцующего огня и посмотрела в сторону дома. В окне второго этажа зажгли свечу. Свет от пламени мягко проявил очертания беременной Айи. Со свечой в руке она отошла от окна и пропала за глухими стенами дома, уводя за собой свет. Оставив попытки придерживать волосы, трясясь от холода и страха, я снова накинулась на кнопку входного звонка: давила и лихорадочно меняла пальцы, пока не поняла, что, наверное, во всем городке нет электричества.

Звать Айю не представлялось возможным. Она плохо слышала, да и шум ветра невозможно было перекричать. Я схватилась за ручку, и ворота во дворик без труда открылись. Вмиг преодолев расстояние до входной двери и не встретив сопротивление следующего замка, мне удалось с ходу ворваться в дом, тут же закрыв за собой дверь. Я повернулась и прильнула к окошку входной двери. От вихревого огня на поле не осталось ни следа.

За дверью бушевал «Трепет», а внутри дома царила тихая домашняя обстановка. Приятно пахло ужином, а несуетливость происходящего разбавлялась размеренным голосом хозяйки, что пела какую-то колыбельную песню на втором этаже.

Спиной прислоняясь к двери, я сползла вниз, на край пухлого ковра в полутемном холле средних размеров.

Стараясь успокоиться, не нашла ничего другого, как ладонью погладить плотный, приятный на ощупь ковер. Он был явно ручной работы и, судя по всему, из Индии. Оставаясь недвижимой, я разглядывала холл. Помимо красивого ковра, справа висело большое зеркало, а слева от меня располагалась лестница вдоль стен. Она заканчивалась на втором этаже, а перила уходили вправо, огородив смотровую площадку.

То, что произошло за дверью, ярко наполняло мои воспоминания прошлого. Мне же предстояло подумать, как поступать в будущем, чтобы оно не окрасилось в не менее яркие впечатления. Мне следовало хотя бы попытаться внятно пояснить Айе мое неожиданное вечернее появление в предполагаемое ее отсутствие. По всей видимости, она приехала сегодня и неожиданно.

Айя продолжала тихо напевать колыбельную, чем-то занималась и не спускалась вниз. Звук захлопнутой входной двери она явно не услышала.

Я подумала об Айе. Она является типичной индианкой. Мне хватило одного вечера общения, чтобы понять это. Однажды я не удержалась и вместо учебной литературы взяла в библиотеке книгу с описанием женщин из Индии. Из всех нас на Земле им наиболее присуща естественность. Они настолько прочно замыкают кольцо своего духовного мира вокруг мужа, его бытия, его увлечений, что после свадьбы для них перестают существовать другие мужчины. Если они и одеваются красиво, то исключительно для мужа. Если они и надевают украшения, убирают волосы, красят пробор в волосах красной краской, сурьмят веки и холят кожу, то тоже только для мужа. А если они учатся петь и танцевать то это связано с тем, чтобы посвящать мужу.

Перед тем, как вспомнить следующее из прочитанного об индианках, я не на шутку обозлилась на нее. У них, если муж жив и здоров, если он предан семье, а там писалось, что в их семьях это как правило, исключения из которого очень редки, женщина счастлива и она ничего больше не желает.

С трудом контролируя себя, в появившемся потоке ненависти мысленно я процитировала их торжественную клятву, запомнившуюся тем, что она не отличалась от нашей, но в устах женщин из Индии клятва наполнялась смыслом: «Клянемся быть вместе и в горе, и в счастье – до того дня, когда смерть не разлучит нас…»

Я вскочила с места. Начала расхаживать по холлу, описывая рваные траектории, будучи исполнена ненавистью к Айе: и как к сопернице, и как к человеку, непосредственно помешавшему хотя бы сегодняшнему счастью. Я думала о том, зачем она приперлась этим вечером?

В своих снах я постоянно вынашивала план расправы с ней и ничего другого во сне не хотела, но Айя никак не попадалась, и мне приходилось квитаться с другими. С жесточайшей ненавистью мелькавшие мысли произносились в голове совершенно точно (в таком состоянии) не принадлежавшим мне голосом: он был другим, по тембру очень низким.