Текст книги "Одинокий волк. Бег в неизвестность"

Если пиратская братия и перемещалась по посёлку, то с оружием их туда не пускали, это я точно помню, да и зачем ему заходить вглубь леса, то тоже оставалось загадкой. Ещё запах, который я уже один раз почувствовал, я не знал, что может так пахнуть, но он повторился опять и только тогда когда появились эти странные люди. Неужели я брожу где-то возле посёлка или это они тогда так близко подошли к нему?

Все мои размышления сводились к тому, что я был права и есть другие люди и видимо где то не далеко их место пребывания. Но вот наличие оружие почему-то меня беспокоило очень сильно, ещё капюшон плаща, который закрывал лицо.

Даже если здесь есть другие жители, то чем они могут быть лучше?

Я слышу ещё шаги и опять замираю. Я только надеюсь что с земли меня не видно. Зато мне прекрасно видно как три тёмных силуэта останавливаются у костра в десяти метрах от моего дерева. В руках у них фонарики, и оружие. Сквозь ветви видны то чей-нибудь ботинок, то рука. Я замираю, боясь даже вздохнуть. Заметили меня? Нет, пока нет. Их мысли заняты другим. Самое главное, что они могут делать ночью в лесу? Даже это удерживает меня от желания показаться им.

Следующее пару часов я лежу, не смыкая глаз.

«Может, слезть с дерева, да и самому потихоньку дать деру?» – глупая мысль проникла в голову и прогнала оттуда все, включая сон, усталость и жажду.

Даже к телу стали притекать силы, но здравый смысл воспрепятствовал этой идее. Но находиться рядом по-настоящему опасно.

– Где он, может быть? – поинтересовался один из сидевших у костра.

– Чёрт его знает. Мы уже вышли на его след. Дождёмся утра и найдём этого чересчур резвого мальчишку.

Мысли о побеге стали просто невыносимыми. Потому что в сердце проснулся страх и… жажда истины. Ищут меня и это пугало, ещё сильнее. Значит, я был прав, когда решил покинуть дом, но вот не учёл только одного, что они меня найдут, и им никто не помешает меня забрать. Судорожная дрожь окутала всё тело. Меня просто лихорадило, пробивая на озноб.

«Бежать! Надо бежать! Пока темно надо бежать! – тревожным речитативом билась единственная мысль. – Меня уже ищут! И если найдут, убьют? Или нет, я им нужен живым. Но зачем? А они найдут. Обязательно. Им нужно только дождаться рассвета».

В глазах потемнело от горького чувства безысходности. Затем все тело пронзила неожиданная боль, словно на кожу плеснули кипятком, а земля резко бросилась в глаза. Шорохи послышались совсем рядом, и в нос ударил терпкий запах пота, перемешанный с бессильной яростью. Эмоции имеют свой особенный запах, и в данный момент горький запах ярости и злобы почти заглушал собой все остальные.

Из-за деревьев вышли ещё несколько людей. Скользнув равнодушным взглядом по кустам, после переведя взгляд на дерево, на котором спрятался я.

В небе еще темно, но уже чувствуются первые признаки рассвета. Я начинаю думать, что все-таки меня нашли. И тут я их слышу: несколько пар ног внезапно переходят на бег. Человек у костра, видимо, задремал: она даже не успевает броситься наутек.

Я вижу, как странное животное в прыжке сбивает его с ног, остальные пробегая мимо него, пытаются догнать остальных людей, которые спасаются бегством.

Я никогда не видела таких животных. Они похожи на огромных волков, только какой волк способен, прыгнув, приземлиться на задние лапы и удержать равновесие? Какой волк подманивает членов своей стаи передней лапой как ладонью? Все это я вижу издалека. Уверен, что в близи откроются и другие, более страшные подробности.

Глухой удар. Хриплый выдох. Вопли, переходящие в крик. Я от страха сильнее жмусь к дереву.

Я закрыл глаза, чтобы не смотреть вниз, но дикий рык, крики и стоны, звериные и человеческие вперемежку, слышны даже через зажатые руками уши.

He знаю, сколько времени длился этот кошмар, наверно, не меньше часа.

Настоящий кошмар слышать охотника, пока твари измываются над ним: его крики, мольбы и наконец, лишь слабые жалобные стоны. Мне уже всё равно, кто он, и что делал. Я только хочу, чтобы его страдания закончились.

Этому нет конца. Постепенно у меня не остается ни воспоминаний, ни надежд на завтрашний, даже сегодняшний день. Только настоящее, которое будет всегда таким, как есть. Только холод, и страх, и жалобные стоны умирающего внизу незнакомца.

Самое страшное ещё впереди и я это осознаю, когда зверь закончил истерзать тело незнакомца, направился к дереву, где сидел я.

Крупный зверь с шелковистыми смоляными завитками шерсти, разбегается и пытается вскочить на дерево. Могучие задние лапы подбрасывают его с такой силой, что он не допрыгивает до меня всего несколько сантиметров, несмотря на то, что чудовище, безуспешно цепляясь когтями за шершавый ствол дерева, начинает со скрежетом съезжать вниз.

Окровавленные губы растягиваются в зверином оскале. Он встаёт на задние лапы, что делает его до жути похожим на людей. И есть в нём что-то еще, что-то страшное, от чего волосы дыбом встают, только я никак не могу уловить что именно. Массивный зверь тычется мордой в дерево, постоянно, что-то нюхает и лижет кору, царапает её когтями, при этом издаёт рычание вперемешку с каким-то клокотанием. Должно быть, так они общаются, другого объяснения я просто не нашёл.

На секунду чудовище застывает на месте, и тогда я понимаю, что именно в облике зверей не давало мне покоя. Зеленые, горящие ненавистью глаза не похожи на глаза волка или собаки. Они не похожи на глаза ни одного животного из всех, что я видел. Потому что они человеческие.

Эта мысль едва доходит до моего сознания, когда я замечаю ошейник с гравировкой, выложенным разноцветными камешками, и правда открывается мне во всей своей ужасающей полноте. Эти твари порождения людей, но для чего?

Глаза меня беспокоят теперь меньше всего. Гораздо важнее, что у них в голове. Судя по тому, что он просто убил человека, но не стал использовать его в пищу как делают большинство зверей, и теперь он пытается убить меня, означает, что делает он это не ради добычи себе пропитания. Может потому что они нас ненавидят, что мы люди, а они кто? А может они, за что-то мстят нам. А если они просто выполняют, чью ту команду? Но зачем?

И я пытался дойти до тех, кто создал этого монстра, и попросить их о помощи. Мне стало жутко и страшно. Обида комком подступила к горлу. Что делать я просто не знал. Голодный и без воды я недолго мог просидеть на этом дереве. Тот же мог находиться здесь очень и очень долго.

С моих губ срывается крик отчаянья, и рука едва удерживает меня от падения. Вовремя вцепившись в сучок, я карабкаюсь дальше, не забыв прихватить свой рюкзак. Долго я не просижу, это точно. Я открываю рюкзак и достою остатки кроличьего мяса. Но они с таким запахом, что даже если я буду умирать с голоду я не смогу их съесть, да и умру я раньше от обезвоживания, если, обессилевший не свалюсь ночью с дерева. Я просто выкинул остатки кроличьего мяса, так как от запаха меня стало тошнить. Зверь схватил кусок и понёсся прочь. От удивления я даже перестал дышать. Я проводил его удивлённым взглядом, насколько это было возможно, и быстро стал перебирать план своего действия.

Взглядом я заметил, что остальная стая убегает, следом за тем, кто скрылся с моим куском протухшей крольчатины.

Уже утро и начинает светать, воздух наполняется птичьим гомоном. Пару минут я еще выжидаю в той же неудобной позе, хотя мышцы уже дрожат от напряжения, затем взбираюсь на сук. Надо слезать вниз и идти дальше, а какое-то время я просто сижу. Внезапно птичьи трели смолкают. Затем одна птица издает пронзительный тревожный крик, где-то вдалеке происходит раскат похожий на гром и всё стихает, становится так тихо, что тишина давит на голову.

Я быстро слезаю с дерева, понимая, что здесь я в полной ловушке, а если мне суждено умереть, то лучше не от голода, а так я оставляю себе маленький шанс на спасение.

Я уже совсем собралась идти дальше, как вдруг вспоминаю о силке. Не совсем благоразумно проверять их сейчас, когда зверьё может вот-вот вернуться, тем не менее, просто взять и уйти я не могу.

Разум говорит, что лучше потерять ловушку, но сохранить жизнь. Да и что туда кто-то попал, в такой ситуации, это маловероятно. Но вот проверить вещмешок и тело покойного незнакомца это было бы не плохо. В другой ситуации мне было бы противно даже подходить к изуродованному трупу, а искать что-то в его вещах, просто недопустимо и в мыслях. Но это было раньше, сейчас совсем другое дело.

Видно, рассудок оказался сильнее страха, и засел во мне слишком крепко. Да и соблазн велик, что если там есть что съестное, а главное вода?

Судорожно озираясь, я ковырялся в вещмешке – есть ли что-то, что может мне протянуть ещё какой-то промежуток времени в моём затянувшемся походе, а главное вода? Риск оправдан были две круглые пачки, фляжка, запасные обоймы к энергетическому ружью, лежавшему рядом с трупом.

«Глупо умереть, так не успевши воспользоваться оружием» – подумал я и, взял ружьё. Прислушался. Тишина. Нет даже признаков, на какое-то движение.

Я быстро складываю всё обратно в вещмешок, пробуя на ощупь его, и понимаю, что тот в отличие от моего рюкзака непромокаем. Решив вначале съесть содержимое одного из пакетов, а потом посмотреть, что же есть во фляжке. Я быстро поднимаюсь и спешу покинуть это место. То, что провизии оказалось мало, указывает на то, что они не собирались меня долго искать, или есть ещё кто-то у кого более полный запас еды.

Продукт названия, которого я не знаю, был очень вкусным, но он сыграла со мной злую шутку: раздразнила аппетит, но не позволила наесться досыта. Я быстро съел второй, и понял, что и тот не насытил мой желудок, тот только жалобно урчал и просил ещё. Решив, что теперь можно просто попить, я опускаюсь на колени, снимаю вещмешок и достаю спасительную фляжку.

Я сжимаю фляжку между ладонями, прижимаю к губам, но увы она хоть и не пуста, то что в ней налито вряд ли меня бы спасло от жажды, это был алкоголь. Названия я его не знал, но очень крепкий, так как обжёг мне всю полость рта, как только успел попасть внутрь.

Надо же было отправиться в путешествия без воды, но имея фляжку с алкоголем. Возможно у кого-то из его напарников, во фляжке и оставалась вода, то теперь это тайна. Я уже порядочно отдалился от них, да и возвращаться на то место просто не хотелось, да и куда они убегали от зверей неизвестно, но жажда давала знать, всё сильнее и сильней.

Все мои мышцы напряжены от усталости и обиды. Если здесь сейчас появится стая диких зверей, то шансы залезть на дерево у меня будут явно не велики. Мне следует встать, начать двигаться, изо всех сил работая конечностями. Но вместо этого я сижу, столь же неподвижно, как дерево рядом со мной, пока лучи солнца, пробившись сквозь зелень леса, не коснулись моего лица. Я не могу бороться с солнцем. Я могу лишь беспомощно наблюдать, как меня уносит в день, которой готовит для меня столько неизвестного и поэтому пугающего.

Я делаю большие усилия над собой и чтобы не упасть духом, решаю продолжить своё путешествие.

Все суставы ноют, а левая нога была неподвижна так долго, что мне приходится несколько минут шагать, пока ощущения постепенно возвращаются к ней. Спирт все-таки немного попал внутрь, и хоть это сильно и не ощущалось, но мне как ребенку, который первый раз соприкоснулся с этим, было немного плохо.

Духота леса, слабость меня измотали полностью, я уже не верю в то, что моё путешествие сможет благополучно закончиться. Я просто иду не на что не надеюсь, где-то в глубине души, даже не осознавая этого, я просто хочу умереть. Я даже не знаю, что продолжает мною руководить, и заставляет меня продолжать этот путь, но я бреду.

Сев отдохнуть возле дерева, я краешком взгляда улавливаю кустик с красными пятнами похожими на плоды. Я ползком перебираюсь к нему, и срываю одну ягодку.

Верчу их между пальцами. В голове звучит голос сестры: «Только не такие ягоды, волчонок. Ни в коем случае не ешь такие ягоды».

Но мой мозг отказывается её слушать, и я глотаю их, мне очень хочется есть и мне уже просто всё равно умру я от ягод или от голода. Что по мне, то лучше от ягод.

Плоды оказались на удивление сочными с кисловатым вкусом. Я горстями запихиваю их себе в рот, желудок одобрительно урчит, и во рту пропадает сухость. Как же мне повезло, что я сел отдыхать под этим деревом, иначе бы я просто прошёл бы мимо и не увидел спасительных ягод. Не знаю, сколько я успел их съесть, но мне вдруг резко стало плохо.

«Возможно от переедания», – промелькнула в моей голове мысль, и я решаю пока остановиться и немного отдышаться. Постепенно, ползком я добираюсь обратно до дерева.

Крепко зажмуриваюсь и дышу ртом, стараясь унять тошноту. Но у меня это не получается и я извергаю всё, что успел съесть. Кружится голова и в глазах стоит туман. Нащупываю дерево, прислоняясь к нему, сажусь. Часто дышу. Это настолько кошмарно, что я уже не уверен в реальности происходящего. Поджимаю колени к подбородку и жду смерти.

«Всё скоро закончится, надо только подождать», – вспыхивает напоследок в больном, помутившемся сознании и я проваливаюсь в бесконечный кошмар. В бреду мне видится моя сестра, которая подходит ко мне и гладя меня по лицу, нежно шепчет.

«Почему ты меня никогда не слушаешься? Я же говорила тебе, что не нужно есть эти ягоды. Тебе нельзя спать волчонок. Вставай. Ты сильный. Вставай, ты меня слышишь?!»

Я открываю глаза и возвращаюсь в реальность, еще более страшного полубодрствования. Очнувшись от одного видения, я не успеваю подумать: наконец-то закончилось, как подступает следующее, не менее мучительное.

«Ты сильный. Ты справишься. Помнишь, что ты обещал? Ты клялся, что если я поправлюсь, то ты будешь меня слушаться во всём. Так держи же обещания. Слушай меня. Проснись и попытайся встать. Ты у меня сильный».

Чувствую, как мое тело разрывается на части, оно просто горит, с меня струится пот, и одежда мокрая, то ли от дождя или росы, то ли от пота.

– Я хочу домой, Дороти, – произношу я жалостливо.

«Ты попадёшь домой. Обещаю», – слышу я голос сестры в помутневшем сознание. Я даже чувствую руку, которая дотрагивается до моего лица, и она почему-то влажная.

– Я хочу прямо сейчас, я устал. У меня нет сил…

«Ты не должен сдаваться. Вик, ты справишься».

Когда прихожу в себя, я какое-то время не двигаюсь, словно боюсь разбудить новый приступ галлюцинаций. В конце концов, понимаю, что их больше не будет: весь яд вышел из организма, оставив его разбитым и беспомощным. Продолжая лежать на боку в позе эмбриона, я подношу ладонь к глазам и понимаю, что я плохо вижу даже собственную руку в нескольких сантиметрах от моих глаз. Чтобы просто выпрямить руки и ноги, требуются огромные усилия. Медленно, очень медленно принимаю сидячее положение. Я облокачиваюсь на дерево, возле которого присел, и пытаюсь глубже дышать. Я пробую щеку, которая почему-то и в правду очень влажная и липкая.

Сколько времени я пробыл в беспамятстве? Судя по тому, как у меня затекли ноги и онемели суставы, прошел не один час. Возможно, даже больше двух. Когда я потерял способность ясно мыслить, было утро. Сейчас дело к вечеру. Во рту стоит всё тот же приятный привкус, который я запомню теперь надолго. Я подтягиваюсь к ветке, которая свисает почти до самой земли, и срываю листок. Осторожно беру губами, и начинаю медленно его жевать. Горечь растекается по рту и согревает кровь воспоминаниями о лете, о родных лесах, о сестре. Почему-то на ум мне приходит наш разговор в моём бредовом состоянии. Она даже здесь пыталась мне помочь, ведь если бы я уснул, то возможно на всегда. Но у меня нет сил, продолжать этот путь, я ребёнок который не рассчитал свои возможности.

Я встаю, с глаз текут слёзы, но нужно идти. Просто идти дальше. Если раньше я постоянно спускал в лощину, то теперь мне предстояло подниматься вверх, но если учесть моё состояние, то это было равносильно подвигу.

Я был полностью разбит: физическая усталость и нравственное потрясение и отравление довели меня до полного изнеможения. Я едва волочил ноги и с трудом брел. Отсутствие воды усиливает мою жажду. Я внимательно смотрю по сторонам, пока продолжаю свой путь наверх, но безуспешно.

После приблизительно ещё одного километра вижу конец линии деревьев и предполагаю, что я добрался до вершины холма.

– Возможно, с другой стороны мне повезет больше. Найду источник или еще что-то.

Небо, бывшее с утра ясным, к вечеру покрылось серыми тучами, и вскоре начался мелкий дождь, который не прекращался.

Что было делать? Идти дальше? Или искать ночлег? Ночь надвигалась, холодный дождь пронизывал меня, и я чувствовал, что мои ноги стали как деревянные. В дожде было приятно то, что теперь можно было получить хоть какую-то влагу. Но было и не приятный момент, промокшая одежда долго будет сохнуть в тени деревьев, а так как телу будет в ней так же не комфортно, я просто её снял и положил в вещмешок, который по моим предположениям был непромокаем.

Разбитый усталостью, с ногами, которые постоянно зудели от большого пройденного пути, я голышом, дрожа от холода, залезаю на ближайшее дерево и пытаюсь укрыться в его листве. Сильно хочется спать, но вряд ли можно уснуть, когда на тебя постоянно капают холодные капли дождя. Чтобы хоть как-то скоротать время я вначале ловлю их ртом, после слизываю их с листьев, но в итоге мне это быстро надоедает. Завтра возможно где-то в расщелине или ещё где-то я найду воду. Но нужно дождаться рассвета. Было уже очень поздно, а я все еще не мог уснуть. Воспоминания окутывают мой разум и поглощают все мои мысли.

Каким вкусным казался мне теперь горячий суп, который варила Дороти, и который мы ели по вечерам всей семьёй, даже когда Дороти варила его без мяса! Как приятно сидеть лежать на шкуре и читать книги! Какое наслаждение лечь в постель и укрыться одеялом до самого носа!

Не постепенно, а сразу, я засыпаю, моё тело настолько адоптировалась к прохладе капель дождя, что уже не реагирует так сильно и эмоционально, сквозь сон, я только успеваю услышать, как с веток падают капли и где-то не далеко, шумит переполненный ручей. Но я уже сплю.

На следующее утро я встал очень рано. Еще не рассвело, и небо было черное, без единой звезды. Казалось, что-то огромное и темное нависло над землей и должно ее раздавить. Холод и дрожь всего тела способствовали моему раннему пробуждению.

Быстро одевшись, я осознаю, что поступил вчера правильно, когда снял одежу и спрятал в вещмешок, если мне теперь холодно, то сухая одежда теперь согревает меня, а если бы я поступил по другому, то мне сейчас бы пришлось продолжать с вой путь в мокром. Радостный за свою изобретательность, я направился в ту сторону, откуда слышались звуки переполненного ручья.

Я прошёл деревья-великаны, миновал мелколесье, рощу молодых березок, ориентируясь на отчетливо слушаемое журчание.

Он находился на верхушке холма, сбегает своей извилистой струйкой куда-то вниз, дальше вверх видны горы, скорее всего там он и берёт своё начало.

Ручей выныривал из-под камней, бежал десятка два шагов по песочку, прятался за деревом и убегал куда-то вдаль

«Интересно, это те горы, которые расположены рядом с посёлком или другие?» – проскакивает мысль, когда я опускаюсь на колени и хочу попить.

Над песком поднимался водяной бурунчик, а в шаге от него песок был уже сухой. Положив на траву фляжки, я встал на четвереньки, чувствуя, как ладони погружаются в песок, припал ртом к воде. Ледяная вода обожгла рот, от холода заломило зубы. Я торопливо сглотнул, на зубах заскрипел песок.

Первый глоток был живительным, второй отдавал песком, третий был вообще гадостным, а после четвертого меня едва не вывернуло наизнанку. Я поднял голову, и увидел ВОЛКА, что находился десятью шагами выше по течению прямо посреди ручья. Он купался. С него текли струи воды и ила. Плескание в ручье ему доставляло удовольствие.

Бежать просто не было смысла, и мне только оставалось надеяться, что он не заметит меня или на то, что тот сыт и костлявый мальчишка не интересен ему.

Закончив принимать ванну, волк поглядел в мою сторону, надежда, что он не заметит меня, треснула как стекло от удара камня. Оставалась надежда, что он сыт?

Можно попытаться взять энергетическое ружьё, но оно в четырёх метрах от меня вместе с рюкзаком. Опрометчиво было его так бросить. Да и смог ли я выстрелить?

Волк толи прочитал мои мысли, толи он, правда был сыт, полакал воды и скрылся в зарослях. По-хорошему нужно встать, взять свои вещи и бежать. Но куда можно бежать в лесу, где волков медведей, змей очень много. Пытаясь убежать от одного, обязательно попадёшь в объятия другого. И если этому ты уже не интересен, то неизвестно как поведёт себя другой. Я продолжаю сидеть, только взгляд пугливо бродит по кустам, где скрылся волк. Я дождался, когда муть, которая появилась благодаря утреннему туалету волка пройдёт, начинаю пить.

Насытившись воды, я предусмотрительно делаю запас, хотя сам для себя решаю, что мой путь пройдёт по ручью. Так у меня постоянно будет вода, да и возле водоёма можно всегда, встретить кого-нибудь мелкого зверя и добыть себе пропитания, и хоть ловушки у меня нет, но есть энергетическое ружьё, которое я таскаю с собой. Но, а то, что я не умею им пользоваться, то это меня нисколько не огорчает. Попробую научиться, как только попадётся цель. Я ещё раз осмотрел своё оружие, найдя предохранитель, снял его. Ружьё тихо и монотонно загудело, и я окрыленный таким маленьким, но для меня ощутимым успехом, с новыми силами, устремился в путь. Теперь моя дорога опять шла под уклон.

К илистым берегам, густо заросшим водными растениями, уступают каменные глыбы, которые становятся тем крупнее, чем дальше я иду вниз по ручью. Да и ручей постепенно становился шире, правда кой-где он снова сужался, но это было недолго и чем ниже, тем сильнее он простирал свои объятия.

Любуясь чистым небом и пригревающим меня пока ласковым солнышком, я продолжаю идти вдоль ручья вниз по холму. В одном месте на берегу замечаю следы мелких зверей, отпечатавшиеся в грязи. Здесь были, судя по опечатавшим следам в сыром иле, кролики, которые приходили на водопой, но уже давно. Отпечатки глубокие, значит, земля была сырой и мягкой, а сейчас она уже почти высохла под утренним солнцем. До сих пор можно было не заботиться о том, как идешь: я легкий, а на сосновых иголках следов не останется. Но вспоминаю тех не прошеных гостях, которые явно вели охоту за мной и сумели выследить. Теперь я снимаю ботинки и носки и продолжаю путь босиком по дну ручья.

Прохладная вода приятно освежает и бодрит. Появляются уже камыши, и из них выплывает утка. Удача явно на моей стороне. Я подстреливаю её, это совсем нетрудно при таком близком её появлении, и на ходу подбираю свою первую добычу. Желудок просит, чтобы я её съел прямо сырой, хотя здравый смысл противоречит ему и предлагает пожарить на костре. Продолжая свой путь, я ощипываю её на ходу, а сам ищу, где можно остановиться с поправкой, на сон.

Решив, таким образом, вопрос о еде, я должен был теперь позаботиться о ночлеге. К счастью, погода стояла прекрасная, и спать под открытым небом было даже приятно. Надо только найти такое место, где бы можно было спрятаться от волков, и от охотников, но в последнем случае ещё и от невиданного зверья. Охотников за мной я боялся гораздо больше, чем волков, и зверья. Если я прекрасно понимал чем мне грозит встреча с животными. И я мог хоть как-то себя обезопасить, даже тем, что влезу на дерево, плюс винтовка. То я не как не мог понять, зачем я нужен охотникам, и спастись от них на дереве я не мог, да и выстрелить в человека, пусть даже угрожающему мне я не сумел бы.

Дорога тянулась бесконечно, я уже ощипал полностью утку и взглядом продолжал искать удобное, а главное безопасное место. Последние лучи заходящего солнца исчезли, а я все еще не находил ночлега. Теперь я шёл в большом лесу, который там и сям перемежался прогалинами.

Как сказочные изваяния, цепенеют над водой сосны. Черные кроны их таинственны. Ни звука в пустынных аллеях. Мягкая хвоя скрадывает шаги, и напряженная, зыбкая темь впереди, прогалина на которой возвышались гранитные глыбы. Место было печальное и заброшенное, но я подумал, что эти глыбы гранита могут послужить мне на пользу и защитить от ночного холода. Свернув с ручья, я стал пробираться среди камней. Вскоре я увидел большую гранитную глыбу, образующую как бы пещеру. Ветер нанес туда много сухих сосновых игл. Ни о чем лучшем я не мог и мечтать. У меня была постель, где я мог растянуться, и крыша, которая при этом меня укрывала.

Я вышел из своего будущего пристанища и собирал хворост, чтобы разжечь костёр, после вернувшись назад, я сгрёб всю хвою в угол, делая себя там постель, а посередине развел костёр.

Как приятно ощутить тепло, и свет яркого пламени. Пока он прогорал образуя угли, которые мне нужны были для того чтобы пожарить себе утку, я вернулся к ручью, где распотрошил и промыл её. После оглядел свою одежду, которая было пыльная и грязная после стольких дней путешествия, то я решил постирать и её, да и сам помыться в прохладной воде. После сидя возле костра и жаря себе ужин я понял, что жизнь после стольких неудач, сжалилась надо мной и дала немного еды, воды, и спокойствия. Даже сон, который мне предстоял, пройдёт не на жестком дереве, а на мягкой еловой подстилке, хоть ей и далеко до кровати, на которой я спал дома, но при сегодняшних обстоятельствах, она мне казалась царской ложей. Только омрачало одно, я уже столько дней путешествую, но, а признаков жизни людей даже и не встретил.

Правда, попадались следы человека. Первый раз это были зарубки на дереве, наполовину заплывшие, возможно это и не человек сделал, но как хотелось верить в то, что это следы охотника, и не тех, кто пытается поймать меня. Как хотелось верить, что живут еще люди на этой земле, не считая нашего посёлка!

Придаваться уныния мне долго не пришлось, и через не большой промежуток времени я вгрызался в немного ещё сырую ножку утки. Хоть можно было немного подождать, но сил терпеть же не было. Не хватало только соли и куска хлеба на ужин. Но об этом следовало забыть.

Насытившись от пуза и запив ужин водой из фляжки я оставил остатки немного сыроватого мяса утки доходить в потухающих углях, а свою одежду досыхать рядом, сам при этом голышом, закутался в покалывающую моё голое тело хвою. Ужин, тепло и усталость способствовали быстрому погружению в царства сна.

Пробуждаться под щебетание птиц, ощущая тепло еловых иголок, наверное самое приятное, из всего того что мне пришлось пережить за это время. Я быстро встаю и разгребаю золу. Ещё немного теплые остатки мяса, будоражат мой аппетит, и я быстро с ними расправляюсь. После одеваю на себя высохшую одежду и радуясь тому, что мне удалось выспаться и восстановить силы, плотно позавтракать, и при всём при этом не стать чьей-то добычей, надеваю на спину вещмешок, беру ружьё и выхожу под утреннее солнце. Но вместо его тёплых и радостных лучей, мне в лицо смотрит холодное и печальное дуло энергетического ружья.

– Ну что щенок, добегался? – спрашивает охотник и обладатель смертоносного предмета. Второй стоит чуть поодаль с наглой и ехидной улыбкой.

– Теперь ты пойдёшь с нами.

– Зачем я вам?

– За тебя нам хорошо заплатили, а теперь заткнись и шевели своими ногами.

Аргумент в виде оружия смотрящего в лоб, не позволил мне сказать ничего против. Он забрал у меня из рук винтовку, и взмахом головы показал, чтобы я следовал, вперёд, при этом он хочет что-то сказать ещё, но вместо этого он кашляет, обдавая мое лицо теплой липкой кровью. В отвращении я отшатываюсь назад, и охотник оседает на землю. В его спине торчит копьё. Другой охотник уже успел повернуться в сторону, откуда прилетело копье, и тянулся за своим оружием, которое не предусмотрительно весело у него за спиной.

Я продолжаю, не отрывая взгляда, смотреть на т как первый плавно оседает на землю в свою очередь, стараясь удержаться за меня, но видно его руки уже не подвластны ему и в них, как и во всем его теле утихает жизненная сила.

С трудом отрываю о него свой взгляд и вижу, что второй охотник барахтается в метре от земли в руках какого-то чудовища. В том около трёх метров, а может и больше, по комплекции он равен трем охотникам, а его кулак больше головы жертвы которую он держит за шиворот. Из одежды на нём нечего нет, но даже это не позволяет мне определить мальчик он или девочка, всё тело это сплошное скопление мышц, которые четко образует рельеф, на желтой коже, да и кожа ли это? Левая сторона его лица обвисает, так, словно каждая мышца в нем отмерла. Веко опускается, фактически скрывая глаз. Уголок рта направлен вниз. У меня от всего увиденного просто рот открылся от изумления, такой он огромный охотник по сравнению с ним всего лишь тряпичная кукла.

– Отпусти меня чертов мутант, – болтая ногами, вопит охотник, но безрезультатно.

– Бани любить детей. Бани не дать убить детей, – громким похожим на рык голосом проговорило чудище.

– Я оторву тебе голову, – продолжал вопить охотник, пытаясь достать своё оружие.

– Бани не дать оторвать голову. Бани любить свою голову.

Пока идет препирание мутанта с охотником, то в это время страх шепчет мне в правое ухо, что пора бы отсюда бежать и именно в ту сторону, как она единственно пока свободно, и не прикрыта. Но его никто не слушает, просто моё тело отказывается повиноваться мне, разуму и страху в том числе. И если было бы возможно, то я скорее всего пусти бы здесь корни.

Мутант поднимает свою жертву ещё выше и бросает на землю. Я вздрагиваю от его крика.

– Что ты хотеть делать с мальчик? Ты убить его?

Охотник корчится от боли, видно при падение он себе, что-то сильно ушиб или ещё хуже сломал, но при этом пятится на четвереньках, словно сумасшедшее насекомое. Видно, он так ещё напуган, что превозмогает боль.

– Нет, нет! Это не я! Он мне не нужен! – при этом продолжает он выкрикивать, больше похоже на стон.

– Твой напарник, держать на ребёнка ружьё. Я слышал, – новая реплика искажает его и так изуродованное лицо, прибавляя в нём злость. – Ты хотеть, чтобы он шел с вами. Зачем?

– Нет! Нет, я… – охотник пытается всё дальше отползти от мутанта, то в свою очередь подходит к нему ближе. – Мне он не нужен, меня попросили, его привести домой.

– Ты врать, так домой не звать, – мутант, говоря это, наступает на ногу постоянно отползающему охотнику, чтобы, скорее всего, зафиксировать в этом положение, и чтобы тот далеко от него не уползал.

Для чего бы он это не сделал, но послышался хруст, и охотник взвыл с такой силой, что птицы в округе взлетели со своих мест и поднялись в небо, чтобы поскорее покинуть это место.