Текст книги "Одинокий волк. Бег в неизвестность"

– Нет, он ещё дышит, нужно срочно врача.

Но единственный врач, уходил от нас, да и вряд ли он будет исправлять то, что натворил сам.

– Он умер, – слова как гром прогремели над нашей улицей.

– Да сколько будет сходить с рук этому докторишке?

– С ним нужно рассчитаться…

– Убить его…

Через какую-нибудь минуту все повторяли то же, и толпа повалила дальше с ревом и криком.

Они уверенно шли к дому Ламберта, с глазами полной ненависти и решимости, и сбили бы с ног и растоптали в лепешку всякого, кто попался бы на дороге.

Толпа сбилась в кучу перед забором Ламберта, и шум стоял такой, что самого себя нельзя было расслышать. Дворик был небольшой. Кто-то крикнул:

– Ломайте забор! Ломайте забор!

Послышались скрип, треск и грохот, ограда рухнула, и передние ряды валом повалили во двор.

Ламберта там не оказалось, видно предвидя такой сценарий, он предпочёл затеряться на площади, о чём доложил толпе один из мальчиков. Толпа развернулась и рекой полилась туда. Жажда мести всё сильнее разгоралась в их душах, и поквитаться лично с горе лекарем хотел каждый взрослый житель нашего посёлка.

Возможно, сегодняшний день стал последним днём в жизни Ламберта, но всё происходит не так как хочется. Пусть даже хочется это большинству.

Ламберт стоял на помосте, где проходили казни и наказания провинившихся жителей, такой спокойный, решительный. Шум утих, и толпа отхлынула обратно. Ведь перед самим помостом стояли вооружённые энергетическим оружием, Выродки. Те открыли бы огонь, даже не задумываясь, ведь мыслить это было не в их правилах

Ламберт все еще не говорил ни слова – просто стоял и смотрел вниз. Тишина была очень неприятная, какая-то жуткая. Лекарь обвел толпу взглядом, и, на ком бы этот взгляд и остановился, все трусливо отводили глаза, ни один не мог его выдержать, сколько ни старался. Тогда Ламберт засмеялся, только не весело, а так, что слышать этот смех было омерзительно, все равно, что слушать скрежет пенопласта по стеклу. Потом он сказал с расстановкой и презрительно:

– Подумать только, что вы можете кого-то убить! Это же курам на смех. С чего это вы вообразили, будто у вас хватит духу убить мужчину? Вы вообразили, будто можете напасть на меня? Да настоящий мужчина не побоится и десяти тысяч таких, как вы, – смелость самого лекаря стоявшего за спиной вооруженных солдат, просто бесила. Он смелым был, пока на дворе светло, и он прячется у кого-то за спиной. В тёмное время суток он с оглядкой передвигался по улицам, постоянно боясь получить чем-то тяжелым по голове, за прошлые свои «заслуги». Сейчас же он чувствовал себя властелином посёлка, в небе завис тяжелый крейсер. А где-то чуть дальше корабли Хранителей, которые прилетели по его зову. Сейчас смелость просто сочилась из него, а главное он чувствовал свою безнаказанность.

Хотя если бы в толпе преобладающим количеством были мужчин, то Ламберт, мог и не дождаться своих покровителей, но здесь были почти одни женщин, не считая детей, которым просто не чем было заняться и они со стороны рассматривали напыщенность лекаря.

Толпа ни чего не оставалось, как просто разойтись по домам. Я тоже собрался быстренько добраться до дома, но рука Дороти схватила меня за плечо, я даже вздрогну, и нечего удивительного в ходе последних событий я стал бояться даже собственной тени.

– Вик, что ты здесь делаешь?

– Что и все…

– За всеми не гоняются с целью похитить.

– У него нет пока смысла похищать меня. По крайне мере, пока вон те корабли не приземляться.

– Я бы на твоём месте не была бы столь уверенна.

– Дороти, я же не игрушка, меня в карман не положишь. Ну, похитит он сейчас меня, и что будет делать? Меня нужно кормить, где-то держать. Так что пока кораблики в воздухе, то я относительно в безопасности. Я им нужен живой…

– Всё равно Вик, нужно соблюдать осторожность. Я за тебя сильно переживаю.

Когда мы подошли к нашему дому, то тело Дэрика, уже убрали. Но вот пятно как напоминание о недавней трагедии всё ещё отчётливо виднелось на земле.

– Я всё понял, теперь из дома ни шагу, – меньше всего мне хотелось, чтобы из-за меня пострадал кто-то ещё.

Весь остаток дня мы с Дороти провели дома. Она готовила ужин, я вначале читал ей вслух, лёжа на шкуре, после она заставила меня писать. Люк вечером как ни странно не появился. Возможно, он искал решение столь важной на это момент проблемы. Может что-то ещё заставило его изменить ставшим традицией, правилам. Что бы то ни было, но без него стало скучно.

Но самой ужасной была ночь. Постоянно мучил кошмар, где у меня на глазах убивают Дэрика, и после Ламберт гоняется за мной по всему посёлку, превращая его в место, кровавой бойни. Он убивал всех, кто пытался за меня заступиться, а тот, кто не мешал ему, то те просто тыкали в меня пальцем, говоря, что я виноват во всех этих смертях. Кода он поймал всё же меня, то я проснулся. Я был весь мокрый и меня всего трясло. Боясь шевелиться, чтобы не разбудить Дороти, я тихо лежал, всматриваясь в темноту.

Я хорошо понимал, что отсрочка скоро закончится. Дороти, мама и папа, так просто меня не отдадут, а значит, их ждет та же участь, что Дэрика. Мне пришла в голову единственно правильная мысль на тот момент. По крайне мере мне она казалась правильной. И я решил её утром превратить в жизнь.

Бег в неизвестность.

Утро этого дня не чем не могло бы отличаться от другого утра другого дня, за исключением, что сегодня я собирался убежать из дома. Убежать в неизвестность, с твёрдым чувством того, что за лесом есть другие люди, и они хоть как-то смогут нам помочь, даже если не мне, то моей семье, и всем тем, кто проживает в этом посёлке. Хоть это и казалось абсурдным, но по крайне мере, это было лучше, чем сидеть и ждать когда, тебя заберут Хранители. А они заберут, и это было только делом времени.

Быстро встаю и направляюсь на кухню, без аппетита съедаю свой завтрак, возвращаюсь назад в комнату и одеваюсь. Хоть родители и ругаются за это на меня, то менять свои привычки я пока не стал. Одевшись и водрузив на себя свой нож, я беру рюкзак и складываю туда свои вещи. Первым опустил злополучный медальон, после пустую фляжку для воды, которую хотел предварительно наполнить, но в доме её осталось совсем чуть-чуть, решив, что наполню её в озере или ещё где-нибудь. Возвращаюсь на кухню и обуваюсь, после сажусь на скамейку возле стола.

Хотя время убегает, я позволяю себе пару минут посидеть на кухне. На плите стоит ещё тёплый завтрак, на столе лежит скатерть. Всё как и в обычный день, но сейчас дом вместо уюта и тепла почему-то внушает страх и опасения, здесь я не чувствую себя в безопасности, а наоборот в какой-то ловушке.

Родители сейчас на работе, Дороти в школе. Я не оплакиваю свою старую жизнь здесь, Я ещё не знаю, что теряю или что приобрету, я даже не пытаюсь об этом думать. Тут я имел то, что называется семья, её любовь и тепло, которое она мне дарила. Теперь я знал, кто я, знаю, для чего я живу, знаю, что все это плотно сплетается в одно – мою жизнь, которая может причинить боль и страдания им, тем, кто спас меня младенцем и воспитал до десяти лет. Мне жаль, что я не могу вернуться всё на место, потому что эти дни, а точнее годы, кажутся гораздо более безопасными, чем то, что возможно получу в будущем, и есть ли оно у меня.

Я оглянулся на наш маленький домик, и медленно пошёл прочь. Взамен себя я оставил своей семье спокойствие и безопасность, ведь если не будет меня, то охота Ламберта на мою семью не будет иметь смысла.

Дороти – ей будет лучше без меня. Она сама уже давно привыкла к боли. К тому же у нее остался ее родной отец и мама. А что касается моих чувств, вряд ли сестре интересно то, что творится у меня в сердце. Зачем им тот, который приносит проблемы и сеет вокруг себя смерть? Тот, который приносит неприятности.

Они поймут. Должны понять. А если не поймут, все равно простят. Ведь я просто хочу им счастья, которого не будет, если я останусь. У них своя жизнь, в которой мне нет места. Теперь, когда у меня есть медальон и нож, пусть я даже не знаю для чего это всё нужно, и какую такую тайну, хранят они, что взрослые хотят помимо дорогих безделушек получить ещё и ребенка, и не останавливаются не перед чем. Это, каким нужно быть моральным уродом, чтобы опуститься, до низости в желании завладеть всем этим. На ходу вытирая слезы, которые стали накатывать волнами и перебарывая желания остаться. Появившись на кромке песка, я перешёл на бег.

И я побежал. Путь по пустыни я преодолел его, как никогда быстро. И вот лес с его прохладой и таинственностью.

Остановившись на краю леса, я в последний раз оглянулся. Возможно, чтобы попрощаться с этим местом, с моим отцом, мамой и Дороти, возможно с теми временами, которые мы провели там, потому что понимаю, что, скорее всего, никогда не смогу вернуться сюда. Возможно, только так они смогут снова дышать в полную грудь. Часть меня, на самом деле не волнует, что будет со мной. Я полон решимости, добраться до конца леса. Мгновение спустя я скрываюсь за деревьями.

Я даже не думал тогда что за вымышленным мною спасительным лесом, в самом деле, скрывается опасность, подстерегающая ребёнка на каждом шагу. Я просто хотел убежать от всех тех проблем, которые свалились на меня, но большая их часть только ждала меня. И первая проявилась уже здесь. Я не вольно вспомнил, что в этом путешествии мне нужно будет, что-то есть, и возможно пригодится одна из ловушек, которые мы с Дороти здесь установили, поэтому первым делом пошёл осмотреть ловушки, которые она ставила. Я иду и аккуратно перезаряжаю каждую ловушку, понимая, что никогда не смогу так же, как она, своими тонкими пальчиками их приспособить и главное правильно рассчитать то место где должен пройти зверь и ещё я понял, что они пусты и пропитания мне не светит. Оставалась последняя ловушка, которую мне доверила поставить сестра и я направляюсь к ней.

– Чудо – вскрикиваю я, видя в неё кроличью тушку.

Я бы мог похвастаться, что поставленная мной ловушка сработала, но хвастаться было не перед кем, а главное в глубине души я хорошо понимал, что большая часть заслуги все-таки принадлежит не мне, а сестре. Я также аккуратно снимаю, её и пытаюсь в точности запомнить, как она поставлена. Память прочно хранит тот первый и последующие уроки, где я самостоятельно её устанавливал. Я забираю её, можно было бы взять ещё одну и сестра не стала бы на меня обижаться, но я всё равно не решаюсь этого сделать. Ведь прекрасно понимаю, что это питание для целой семьи, пусть я уже и не являюсь её частью, но поступить с ними плохо просто не имею право, просто даже из-за той доброты и тепла которое мне было отдано ими.

Разделав тушку не далеко от места её снятия, даже не заботясь о том, что на запах могут придти другие дикие звери, я помещаю её в рюкзак и продолжаю свой путь, о чём я тогда точно не подумал это о воде. Хотя я думал о ней ещё даже дома, но сейчас, из-за волнения я просто забыл. Мне надо было сделать небольшой крюк и подойти к озеру, чтобы наполнить фляжку водой. Но я этого не сделал. Страх что за мной могут погнаться был настолько сильным, что я пошёл прямо. Не вольно примятая трава привлекла моё любопытство, ведь кто-то здесь ходил, и скорее всего это люди, звери таких следов не оставляет. Возможно это кто-то из посёлка, как и мы, искал себе пропитание, но его путь должен был пройти мимо нашего силка, а тушка осталась не тронутой. Чувство любопытства одолевала меня, и я пошёл, может даже потому, что путь, который я наметил себе, совпадал с этим.

Хотя, по правде говоря, особого плана у меня не было. Просто идти прямо пока не кончится лес. А уверенность что там будут люди, сильно жгло душу, и подталкивало на не обдуманный поступок.

Пройти надо было немного, и увидеть то, что я даже не предполагал. Даже если бы я увидел мертвого жителя, который по неосторожности погиб в лесу. Меня бы ужаснуло, но не удивило бы. Но тут в сетке в метре от земли висел волк.

Это был настоящий волк – огромный, вдвое крупнее любого волка, лобастый, с торчащими клыками, похожими на ножи. Глаза горели красным огнем, как угли костра, с которых сдули пепел. Возможно, вот такой зверь и перегрыз горло управляющему.

Он уже не пытался выбраться, видно силы его покинули, и он только смотрел на меня. В глазах его не было злости, а лёгкая неприязнь, отчуждение и желание, чтобы его муки как можно быстрее закончились.

Сеть, в которую он попал, была из толстых канатов, такими в посёлке не пользовались. А значит, кто-то из посторонних охотился на волков, а именно на них не было сомнения, ведь и ловушка была расположена не далеко от нашего силка, а значит, хищник, почуяв запах кролика, шёл к нему. Всё было рассчитано, вот только кто это рассчитал, было загадкой.

Я вынул из ножен охотничий нож и подошёл ближе к волку. Тот даже не рычал и не пытался сопротивляться, может, ему было обидно, что его убьёт мальчишка, но он этому не препятствовал.

Я резко полоснул остриём лезвия по канату, не с первого раза, но канат удалось перерезать, повторив процедуру до тех пор, пока крупное тело зверя вывалилось на землю. Он встал на ноги и только теперь я понял, что как всегда, с присущею, только мне, манерой, сглупил. Рост его превосходил все мои ожидания и если он нападет, то даже будучи в измотанном состоянии, мне в этом столкновении ничего не светит, и даже нож по сравнению с его зубами, как иголка по сравнению с копьём.

Но тот нападать не стал, он развернулся и тихо побрёл в другую сторону. Мне тоже не резон было задерживаться здесь, если я не интересен волку, то тем, кто за ним охотится, будет интересно, кто порезал их сеть, да и боязнь погони опять окутала меня. Нужно было идти вперёд и только вперёд.

Лес постепенно меняется. Среди сосен появляются другие деревья, некоторые мне знакомы, других я никогда раньше не видела. Доносится какой-то звук. Я вытаскиваю нож, готовый защищаться, но это всего лишь белка, которая перепрыгивает с ветки на ветку. Сестра как-то приносила книжку, и там был рисунок, где ребёнок кормит белку, и она спокойно сидит у него на руке. Здесь же она представляла только одно – еда. Но поймать её было невозможно, да и сколько мы охотились с сестрой, белки никогда не попадались. Да и встретилась она только первый раз, хотя сестра говорила, что они здесь водятся в очень большом количестве.

– Рада встрече, – шепчу я, даже прекрасно понимая, что она меня не слышит, но как-то приятней ощущать, что есть кто-то живой и он не охотится на тебя.

Местность идет под уклон. Это мне не очень нравится. На дне лощин я чувствую себя будто в западне. Впрочем, выбора нет; я двигаюсь дальше. Как ни странно, я совсем не чувствую усталость, а мысль о том что за лесом другая жизнь придаёт мне силы.

И только теперь я замечаю, как сухо у меня в горле и во рту, облизываю потрескавшиеся губы. Я шёл целый день даже пусть по прохладе леса, но я был в движении, много потел. Хоть мне и не привыкать к этому. Вот только когда я хотела пить дома, всегда стояла бутыль в дальнем углу дома, куда не попадала солнце от большого окна. И где вода постоянно была прохладной, даже когда с сестрой были в лесу, то сестра всегда находила какой-нибудь ручеек.

И только теперь я вспомни об озере. Пока я не захотел пить, то о нём я даже не вспомнил. Вдруг в этом лесу больше нет воды. От этой мысли меня передернуло, и по спине побежали мурашки. Сильно захотелось вернуться, но ноги стали ватными и не хотели меня слушаться. Умереть в лесу от жажды это не входило в мои планы. Судорожно думая как мне поступить. Ведь возвращение даже к озеру, это почти целый день пути, в голове судорожно мелькала мысль, что здесь должна быть ещё вода.

Надвигаются сумерки, и на душе у меня от этого становилось ещё паршивей. Деревья слишком редкие и хилые, толком спрятаться негде. Сосновые иглы под ногами приглушают шаги, зато на них не видно следов животных, значит трудно понять один ты тут или кто-то уже открыл на тебя охоту. И я все еще продолжаю спускаться вниз в лощину, глубже и глубже. Кажется, она бездонная. Взглядом, окидывая деревья, в голове постоянно слышу голос сестры, деревья самое безопасное место для сна. Никогда нельзя ложиться на земле. В данный момент, для меня сейчас главное найти высокое дерево.

Я судорожно пытаюсь найти место для ночевки. Ночные хищники уже выползают из своих обиталищ; время от времени слышны их завывания и уханья. В этот раз охотиться буду не я, а они. И как не хотелось стать их добычей. Возможно, как раз сейчас идя по моему следу, меня выслеживает целая стая.

Место мне выбирать особенно не приходится. Хоть и стали попадаться высокие деревья то нижняя ветка находилась высоко и дотянутся до неё, я просто не мог. Поиски могут и затянутся, и поэтому мне нужно поторапливаться, я ускоряю шаг, и уже не смотря себе под ноги, выискиваю место для своей первой ночёвке в лесу.

Наконец нахожу подходящее дерево, не очень высокое, зато ее окружают несколько других, и за их висячими густыми ветвями легко укрыться.

Я подпрыгиваю и хватаюсь за нижний сучок, потом подтягиваюсь и потихоньку вскарабкиваюсь на неё так же не спеша, я забираюсь наверх по толстым сучьям до развилины, достаточно прочной, чтобы устроить на ней постель. Задача непростая, однако, мне удается более-менее удобно расположиться. На соседнюю ветку я помещаю рюкзак, сам устраиваюсь в развилке.

Устроившись как можно удобнее, если это вообще возможно, я достою тушку кролика. Никогда не приходилось его есть сырым, но выбора нет, даже зная про то что возможно подхватить какую-нибудь заразу, это меня не останавливает. Лучше быть больным и сытым, чем голодным и здоровым, но самое неприятное что мясо жёсткое, и впившись в него зубами не сразу можно откусить кусок. Вспомнив про нож, я начинаю отрезать куски и мельчить их. Сырое, да и ещё жёсткое мясо жуется с трудом, даже не смотря на то, что я режу его мелкими кусочками, но желудок начинает его перерабатывать, хотя и высказывает, своё недовольство, но выбора у меня нет. Кой-как съев немного сырого мяса, я ощущаю, что больше не смогу, но этого должно хватать, я запихиваю тушку обратно в рюкзак и понимаю, меня еще мучает жажда.

Чтобы отвлечь себя от этих мыслей и желаний я пытаюсь уснуть, погрузившись в мир сна, ведь сон, беспамятство это тоже избавление. Если бы и мне забыться вместе с ним! Но я не смогу слишком бешено колотится в груди сердце, страх начинает окутывать всё тело. В лесу я один, да ещё и ночью ни разу не был, но ведь всё когда-то бывает первый раз, ах как хотелось, чтобы это первый раз наступил как можно позже или вообще его никогда не было. Лежа и пытаясь себя заставить уснуть и тем самым хоть немного восстановить сил и забыть, что сильно хочется пить. Мне кажется, что время совсем не движется. И только едва заметное движение луны в небе указывает на то, что время не застыло навечно.

Усталость всё же одерживает верх над страхом, и мои глаза постепенно слипаются, и я погружаюсь в мир сна. В мир, где нет страха, а есть только тихое спокойствие и безмятежность, где всегда хорошо и ты ощущаешь заботы родных, даже если ты находишься очень далеко от них.

Проснувшись утром, я долго не мог сообразить, где я. Усаживаясь поудобней, я протер глаза и осмотрелся – лишь тогда я вспомнил, что произошло и где я нахожусь. Был прохладный серый рассвет, я продрог, и хотелось есть. Отягощающая тишина леса было проникнуто восхитительным чувством покоя. Ни один листок не шевелился, ни один звук не нарушал спокойствия леса. На листьях и травах бусинками блестела роса. Далеко в глубине леса крикнула какая-то птица; отозвалась другая; где-то застучал дятел. По мере того как белела холодная серая мгла, звуки росли и множились – везде проявлялась жизнь. Лес стряхивал с себя сон, и всё живое принималось за работу. Маленькая зеленая гусеница проползла по мокрому от росы листу. Время от времени она приподнимала над листом две трети своего тела, как будто принюхиваясь, а затем ползла дальше. К этому времени птицы распелись вовсю как безумные. От того что я здесь был не один, становилось менее страшно. Обманчивая иллюзия предавала оптимизма.

Как голубой огонек, промелькнула в воздухе крикливая сойка, села на ветку в двух шагах от меня, склонила головку набок и с жадным любопытством уставилась на незнакомого пришельца. Быстро пробежали друг за другом серая белка и другой зверек, покрупнее, лисьей породы. Они по временам останавливались и садились на задние лапки, чтобы глянуть и фыркнуть па нежданных гостей, потому что эти лесные зверушки, по всей вероятности, никогда раньше не видали человека и не знали, бояться его или нет. Теперь уже вся Природа проснулась и начала шевелиться. Длинные копья солнечных лучей там и сям пронизали густую листву. Его горячие, живительные лучи, пробившись сквозь зелённую заросль деревьев, согревали тело и душу. Решив продолжать свой путь, а не возвращаться, как советует мне страх, я слезаю с дерева. Половину кролика я съедаю на ходу сразу же, а остатки кладу в рюкзак.

От мяса перестает урчать в животе, однако жажда меньше не становится. Вода сейчас для меня главное. Но где её найти я не знаю, поэтому продолжаю свой путь с надеждой, что встретится хоть какой-то водоём, даже обычной луже я был бы очень рад, но проведя в путь почти весь день, я даже не обнаружил и признаков воды.

Осмотр ближайшей местности не приносит никакого результата, на небе нет ни единой тучки, а значит, дождя не будет. Единственная мысль, где достать воду, назойливо засела в голове и мешает правильно соображать. Нужно определиться, куда правильно продолжать путь. Очень хочется вернуться домой, но я отгоняю эту мысль, даже просто потому, что я не смогу, скорее всего, найти туда дорогу.

Я не знаю, куда идти Я бреду, не разбирая дороги, до самого вечера. У меня нет страха. Я даже не оглядываюсь по сторонам. От дома я уже так далеко, что меня просто не найти, да и кто меня будет искать? Кому я нужен?

Подумают, что ребёнок в лесу стал легкой добычей какого-нибудь дикого зверя. Но внутри грызла чувство вины, ведь родители по любому будут за меня волноваться. Пусть даже они не биологические, а приемные, но для меня они родные, да и других у меня просто нет.

Возможно, если я дойду до края леса и там встречу людей, то расскажу им, в каких мы условиях проживаем, и они помогут нам. Всем тем, кто живет в этом посёлке, ведь по-другому не должно быть. Поэтому я поступил правильно и мне нужно идти дальше.

Все эти планы я строил, продолжая идти, и потому шел молча. Решить столь важный вопрос оказалось делом нелегким, ведь так хотелось вернуться. Постоянный страх, жажда, плотно сидели в голове и постоянно намекали на то, чтобы я повернул назад пока не так далеко ушёл.

Выхожу на место, освещенное последними лучами заходящего солнца, и поднимаю лицо кверху. В небе нет ни облачка, а значит, дождя, который мог бы мне дать хоть чуть-чуть воды тоже не предвидится. Я облизал языком сухие губы и полость рта и только тяжело вздохнул. Есть не хотелось, и теперь нужно было просто найти место для ночлега. Идя, как я и решил с самого начала, только вперёд, я ищу подходящее дерево, медленно ступая, уставшими ногами по лесной постилке из прошлогодних листьев смешанных с хвоёй, я нахожу то место где можно более-менее безопасно провести ещё одну ночь в лесу.

Устроившись опять на дереве, я хочу просто уснуть, даже есть не охота. Пока я засыпаю, я пытаюсь представить мир, где-то в будущем, в котором нет ни рабства, ни притеснений. Место, похожее на рассказ из книги, которую дала мне прочитать Дороти. Место, где ребенок не будет сам добывать себе пропитание, при этом рискуя жизнью, а будет учиться в школе, не смотря на его пол.

Иногда, когда все вокруг особенно плохо, мне снятся счастливые сны. Как мы гуляем с Дороти по лесу. Сидим с ней на солнце возле озера. Сегодня мне как сестра учит меня плавать. В новом купальнике, она стоит в воде посреди целого моря брызг, которые я извергаю, и учит меня правильно держаться на воде. Как мне с ней легко, беззаботно. Только теперь понимаешь как этого не хватает, того мало, что ты постоянно имеешь, но мало ценим, и когда потеряешь, то кажется, что потеря невосполнима.

В моём сне она улыбается и смеется. Мне кажется, что в эти минуты я самый счастливый на планете. И после на берегу, она гладит меня по голове. Я отчетливо ощущаю прикосновение её нежных рук.

В предутренней дреме я слышу затихающие звуки ее голоса, сама она уже скрылась среди листвы. И еще несколько мгновений после пробуждения во мне сохраняется чувство покоя и теплоты, даже кажется, что в волосах осталось тепло от прикосновения её рук. Но потом оно уходит, несмотря на все попытки его удержать, оставляя меня более грустным и одиноким, чем когда бы то ни было.

Просыпаться не хочется. Все тело наполнено тяжестью, словно в моих жилах течет не кровь, а расплавленный металл, который сковывает моё движение.

Три дня, для меня это много

Нет воли, заняться даже простейшими делами. Я только лежу, уставившись немигающим взглядом на полог листьев у себя над головой. Так проходят часы. И снова выйти из оцепенения мне помогает мысль о Дороти, теперь она уже предстаёт пере домной не смеющаяся, а почему-то плачущая.

Возможно, в мыслях они меня уже похоронили, а ведь так и будет, если я не встану и не продолжу движения. Ведь у всего есть конец, а значит и у леса он будет и мне нужно дойти, хотя бы ради сестры и родителей.

Даю сам себе простые команды: сядь, встань, иди. Медленно выполняю их, как бесчувственный механизм. Продолжая путь, уже просто не осознавая, что делая, но знаю, что нужно идти вперёд, ведь третий день, а значит конец где-то близко.

Местность идет под уклон, вокруг те же птицы, те же деревья. День проходит, и ясно, что беда не за горами. Когда я хочу пописать то моя моча темно-коричневого цвета, да и той почти нет, голова раскалывается от боли, язык пересох. Глаза болят от яркого света, тело ослабевает ещё и от истощения, но есть не охота, да и сырое мясо в пересохшее горло не полезет. Возможно, попробовать разжечь костёр и поджарить его, и хоть я раньше боялся, что огонь или дым привлечет не нужное внимания, то теперь мне просто всё равно.

Снимаю рюкзак, и достаю остатки мяса. Но, увы, мясо отдаёт запашком, да и не удивительно, столько времени пролежать в рюкзаке при такой температуре. С едой всё ясно, теперь нужно опять лечь спать, место я уже присмотрел. Но пока есть ещё немного сил, решаю установить силок, может завтра, пожарю мясо. Если же никто не попадётся, буду искать что-то другое. Вспомнив всё то, что показывал Дороти, я устанавливаю ловушку и иду к своему дереву, где я собираюсь провести эту ночь.

Я плохо спал последние две ночи, точнее спал, но урывками, да и дерево своей твердостью не располагает ко сну. Сегодняшний третий день без воды, да и не ел я весь день, плюс постоянно на ногах, поэтому я с трудом залез на дерево и попытался устроиться как можно удобнее. Рюкзак я повесил на соседний сучок, и уже пожалел, что не выбросил остатки мяса. Постепенно я ощущаю, как пробегает тепло по моим вытянутым ногам, я позволяю своим мышцам расслабиться. Смыкаю веки.

«Интересно храплю я или нет?» – мысль, которая проскакивает в моей голове.

Я хорошо помнил, как храпит отец, но сестра, которая спит со мной в одной комнате ни разу на меня не жаловалась. Почему я вспомнил именно этот момент, я не могу понять, может где-то в глубине моего подсознания проснулась то, что отвечает за безопасность. И если раньше это ложилось на плечи моей сестры, да я её считал, и буду считать своей сестрой, и ни кто меня в это не переубедит. Я её очень сильно люблю. То сейчас за свою безопасность я должен отвечать сам. Заснуть, как я не пытался мне не удаётся. Я, то проваливаюсь в какую-ту тёмную бездну, то судорожно открываю глаза и пытаюсь вслушаться в ночную тишину.

Мой слух вылавливает движение, а точнее шуршание еловой подстилки. Это может быть кто угодно. Вплоть до слуховой галлюцинации, ведь всегда когда находишься в постоянном напряжении и чего-то боишься, то в такие минуты и начинает мерещиться.

Но в это раз я слышу звук сломанной ветки. Сердце бьётся так, что я отчетливо слышу каждый его удар, мне кажется, что тот, кто крадётся, его тоже слышит. Я пытаюсь не дышать, но что толку, сердце набирает обороты и каждый его удар отдаётся в голове.

«Волки» – это первая мысль, которая мелькнула в голове.

Но по тому, что слышен был хруст ветки, разум отверг это предположение. Эти животные так не передвигаются, особенно если на охоте. И если я волков и видел всего два раза, то слышал о них достаточно много.

Кто же тогда? Я начал быстро перебирать в уме все возможные варианты. И они почему-то были страшнее предыдущих.

«Медведь» – вторя мысль, от которой пробежали мурашки по всему телу.

Это было куда хуже волков, если от первых я и спрятался на дереве, то второй меня мог запросто достать и здесь.

Сколько прошло времени? Как долго я спал? Час? Два?

Всё моё тело закоченел, да ещё озноб, который пробежал по нему плюс страх, который меня просто колотил.

Шуршание приближалось. Что это? Кто-то идет? Нет, не похоже. Может, стоит спуститься с дерева и бежать, но куда в такой темноте. Опять, и уже как мне показалось совсем близко. Кажется, справа, в нескольких десятках метров от меня.

Медленно, бесшумно я поворачиваю голову в том направлении, боюсь даже дышать. Сплошная тьма. Несколько минут слышен только шорох. Потом вспыхивает искра, и расцветает небольшой костерок. Пара ладоней греется над пламенем. Больше ничего не видно.

Люди чуть не кричу я, но вовремя прикусываю язык.

Люди в такой глуши, что они могут делать здесь? Может это они расставляют ловушки для волков, только опрометчиво с их сторону вот так ночью бродить по лесу и ещё разжигать костёр. О чем он только думает?!

Я предполагал, что в лесу можно будет встретить зверя, мысленно я даже был к этому готов. Повторяю мысленно, но встретить человека так далеко от посёлка, я не был готов.

Я аккуратно нагнулся, чтобы не издавать не каких даже слабых шумов, и крепко держась за ветку, чтобы ненароком не упасть. Попытался разглядеть нежданного гостя.

В ночной темноте это было не так просто. Можно было разглядеть только чёрный силуэт, а так как он был повёрнут ко мне спиной. То лица я тоже не смог разглядеть, что странно на голове у него был капюшон, оно понятно холодно, но в экипировке у Выродков, капюшона не было, значит – пират, но вот оружие, которое лежало возле его ноги почему-то говорило о обратном.