Текст книги "Одинокий волк. Бег в неизвестность"

Я нахожу эти цветки и вырываю их с корнем. Нарвав пучок, и оглядевшись вокруг, понимаю, что здесь больше нет, а искать и лезть дальше, у меня просто нет сил.

В надежде, что этого должно хватить аккуратно сползаю вниз. Мне предстоит последний забег, и если учитывать, что сил у меня просто нет, то он самый трудный. Прежде чем спуститься, ещё немного позволяю себе посидеть.

Находясь на горе, я хорошо мог разглядеть территорию шахты, которая находилась, не так далеко, и хоть не было видно некоторых деталей то и это не помешало увидеть у входа дежуривших Выродков, облаченных в свое бронированное обмундирование, с автоматическим оружием наготове. Троих узников сидевших под безжалостными лучами заходящим солнцем, в невыносимом пекле, куривших и которые видно пытались забыть о жаре, мухах и отвратительных кандалах. Группу людей идущих по грязной, извилистой улице, круто спускавшейся к баракам недалеко от шахты.

Даже когда, играя с ребятами не далеко от забора отделяющего бараки и вход на шахты, мы не приближались к ней близко. Было страшно, даже не охранников, которые там были повсюду, а вида тех людей, которым судьба уготовил такое.

Это выходили шахтеры с лампочками в руках. Они шли медленно, тяжелой походкой, как будто у них болели колени. Лица их были черны, как у трубочистов, одежда и каски покрыты угольной пылью и мокрой грязью. Каждый, проходя через ламповое отделение, вешал свою лампу на гвоздь. Я очень внимательно всматривался в лица выходящих, но из-за дальности не мог их пристально разглядеть.

У одного из моих друзей отец и старший брат раньше работали на этой шахте. Отец его работал забойщиком в шахте, а брат – его откатчиком. Вырубленный из земли уголь погружали в вагонетку, и брат должен был катить вагонетку по рельсам до того места, где ее прикрепляли к канату и подъемной машиной поднимали наверх.

Сам Денни несколько раз спускался к ним в шахту. Его даже несколько раз вырвало, пока он спускался на подъемниках вглубь земли, где добывают угольные пласты. Вызывающие клаустрофобию туннели, загрязненный воздух, удушающая темнота со всех сторон.

Я не знаю, на что это похоже. Если бы мой папа работал на шахте, то и мне пришлось бы совершить поездку в шахты, это что-то вроде экскурсии. Но после того как несколько людей погибли при завале, то администрация решила не привлекать рабочих из посёлка, заменяя их более дешевой рабской силой. Хотя мы и сами мало чем от них отличались, но жителей посёлка на работу в угольной шахте больше не привлекали.

Разглядываю заходящее за горизонт солнце и невольно понимаю, что свету сегодня осталось совсем немного, где-то на полтора-два часа, а там стремительные сумерки и после сразу – ночь.

Надо спускаться с горы и бегом домой. Чувствую, что тело ещё не отдохнуло, но встаю и спускаюсь вниз. Опять бег, который должен стать последним на сегодняшний день. Хорошо еще, что солнце заходит, и не так жарко, но начинает темнеть. Быстро темнело, неумолимо быстро, стремительно.

Сумерки все ещё тянулись, когда я бежал по песку, и только когда вошёл в посёлок, сумерки быстро сменились ночью. На мгновение на западе сверкнули языки темно – багрового пламени, затем засияли золотые лучи. Потом небо потемнело, на нем зажглись миллионы холодных, прекрасных звезд.

Красиво, но мне некогда любоваться всем этим, я просто бегу, бегу потому что нужно, у меня уже нет сил, ноги автоматически перебирают под собой дорогу, я их уже просто не чувствую. Но я продолжаю свой движение, потому что знаю, что эти чудо листки ждёт Дороти. Мне это придаёт сил. Я не делаю крюк, чтобы забежать домой, а бегу сразу в богатый район.

Чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, пробегая задними дворами, через квартал шахтёров, и теперь подходил к кварталу состоятельных горожан. Расположение дома Ламберта было хорошо мне известно, равно как и многим жителям нашего посёлка, поэтому найти его не составило труда, я мог бы это сделать это с закрытыми глазами. Под покровом темноты я без проблем подошёл к ограде, окружающей жилище Ламберта, и вошел внутрь. Несколько минут напряженно всматривался вглубь окон и стучал в дверь, но мне так никто не открыл.

Проклиная его, и всю свою жизнь я выскочил из калитки и чуть не сбил того пирата, который помог нам с сестрой. Если день не задался, то будет не везти целый день, благо он уже заканчивается. Но в отличие от Выродков, он не ударил меня, а только придержал руками, чтобы от столкновения я сам не упал.

– Аккуратней малой, всех жителей подавишь, – голос его звучал спокойно и дружески.

– Извините меня, – с опозданием произнёс я.

– Как дела у сестры?

– Плохо. Ламберт говорит у неё заражение и нужны вот эти листки. Я весь день бегал, собирал, а его дома нет, а где его искать я не знаю.

Пират взял у меня один и пристально оглядел его.

– Говоришь, помогают от заражения?

Я виновато пожал плечами. Сам же пытался восстановить дыхание после долгого бега, но у меня это пока плохо получалось и поэтому, продолжая тяжело дышать, я выдавил из себя:

– Это он так говорит, – и показал на дом лекаря.

– А что именно корни или сами листки?

Я рассказал, что общипывать у меня времени не было, и я повыдергивал их вместе с корнями.

– Ну, я не такой лекарь как ваш Ламберт, но я точно знаю средство, которое поможет твоей сестре. Следуй за мной.

Сказав, он повернулся, не дождавшись моего согласия, или отказа направился в сторону космопорта. Сил уже совсем не было, но я побрёл следом за ним. Путь был не столь далеким, но на обессиливших ногах я отстал от него. Когда же я всё-таки добрёл до космопорта, то пират уже шёл навстречу мне.

– Да я гляжу, ты брат сильно устал.

Я кивнул головой.

– На малой, держи, – он протянул мне пластмассовую коробочку. С этим сестра быстро выздоровеет. Надеюсь, у вашего лекаря хватит ума сделать укол.

– Спасибо, – выпалил я, и крепко сжимая волшебную коробочку, побежал домой. Я спотыкаюсь на дорожке, ведущей к моему дому, идя за остальными, больше пользуясь своими ушами, нежели глазами, чтобы ориентироваться. Тревога и страх окутывают меня, когда открывается дверь.

Появляется моя мама, которая, без сомнения, ждала меня после долгого и необъясненного отсутствия. Мне предстоит ей долго рассказывать, где я был и что делал. Но я готов на это, ведь я как мне кажется, в этот раз поступил правильно, ведь по-другому было нельзя поступить. Поэтому, всё ещё задыхаясь, и пытаясь восстановить дыхание, вошёл в дом.

Недовольный доктор

Но самый главный сюрприз ждал меня дома. Когда я вошёл в комнату то увидел доктора, который беседовал с отцом. Я протянул ему пучок той травы, которую он послал меня собирать. При виде этого его улыбка превратилась в страшную гримасу.

– Между прочим, она растет в горах, а не на болоте, куда вы меня послали.

– Вы послали рёбенка на болото!!! – взревел отец

Ламберт посмотрел мне прямо в лицо и сделал такое движение, словно хотел меня убить. Глаза его горели гневом. Однако я не опустил свои глаза. Постепенно его искаженное злобой лицо приняло обычное выражение.

– Ты видно что-то напутал. Я не посылал тебя на болото. И не надо врать, – мышцы, кажется, вот-вот лопнут от напряжения, зубы едва не крошатся, в тёмных глазах светился адский огонёк.

– Я не вру, – говоря это, я гляжу ему в глаза и пытаюсь понять, что творится в его изворотливом уме? Чего он этим добивается?

– Я не потерплю оскорблений от какого-то полоумного мальчишки, – он берёт пучок и кидает мне в лицо. – Меня здесь обвиняют, в том, что я никогда не делал, – его челюсти напряглись.

Ничего из того, что он планировал, не прошло, как надо, но у него нет никаких дальнейших планов. Она делает в сторону отца презрительный взгляд и уходит, отец направляется вслед за ним и хватает его за шиворот. Они выходят из комнаты, тогда мама закрывает за ними дверь, и прижимает меня к себе. Я отчётливо слышу разговор отца с Ламбертом.

– Перестаньте врать, – произнёс гневно отец. – Вы прекрасно знаете, что сами послали мальчика, только мне не понятно зачем?

– Я его никуда не посылал. Мальчик что-то перепутал.

– Перепутал?!

– Что ты на самом деле хочешь? Я видел, как ты смотрел на медальон.

– Я могу у вас его купить. Понимаете, есть люди, которые могут хорошо заплатить за него, но понимаете, без хозяина, он не больше чем дорогая безделушка.

– Зачем тебе медальон? Зачем тебе ещё и ребёнок?

– А какое твоё дело, безмозглый дурак? – спросил Ламберт, сразу изменив тон.

– Конечно, это дело не мое, а может управляющего.

– Управляющего! – закричал Ламберт, переходя с крика на громкий смех. – Ты мне угрожаете управляющим?

– Да, я, – ответил мой отец, нисколько не испугавшись бешенства Ламберта.

– Послушай, ты меня внимательно, – насмешливо обратился к отцу он, – Не следует злиться и угрожать мне, ведь я тоже о чем-то могу рассказать, и вряд ли вам это понравится. Конечно, я не пойду к управляющему – эти дела его не касаются. Но есть люди, которые вами заинтересуются, и если я им перескажу то, что знаю, если я назову им одно имя, одно только имя, то вам грозят большие неприятности, подумай, зачем вам большие проблемы из-за маленького ребёнка?

Отец мой ничего не ответил. Какие могут быть у него неприятности из-за меня? Я был поражен. Но прежде чем я опомнился от изумления, в которое меня ввергли эти загадочные слова, мама прижала меня плотнее к себе и попыталась зажать мне уши.

– Что ты хочешь? – спросил отец – Если я отдам тебе медальон, ты отстанешь от нас?

– Мне помимо медальона нужен мальчик и все его вещи, – процедил сквозь зубы Ламберт. – Тогда вся твоя семья может продолжать жить спокойно, возможно даже вас за это вытащат с этой планеты. А те деньги, которые вы получите, смогут пригодиться в вашей новой жизни.

– Может ещё чего? – с сарказмом спросил отец.

– Покажи, где ты нашел мальчика.

– Сейчас…

Глухой удар и дом содрогнулся. Было слышно, как Ламберт вылетел в дверь, причём сам спиной её и открыл, посчитал все ступеньки, благо крыльцо было низенькое.

– Я сгною тебя. Ты будешь умирать долго и мучительно…

Неслось проклятия Ламберта, но как тот отходил всё дальше, от дома извергая поток ругательств, а мама в свою очередь всё сильнее зажимала мне уши, то остального я не слышал.

– Теперь у нас нет лекарства, – печально проговорил отец, когда вошел в дом.

– Нет, есть, – только теперь я вспомнил про коробочку, которую держал в руке. Я вытянул руку и разжал кулак.

– Что это? – поинтересовалась мама, отпуская меня и забирая лекарство.

– Это то, что поможет Дороти. Мне это, тот Люк дал, который её принёс.

Мама открыла её и заглянула внутрь.

– Но здесь инъекции, и кто будет делать укол и главное, куда его надо сделать.

– Может в ногу, – предложил я не уверенно. – Но хотя я знаю того, кто должен уметь, а главное знать куда.

И я опять был уже на улице и бежал в сторону богатого района. Найти пирата в столь позднее время было проще простого. Если корабль его всё стоит на ремонте, то ночевать в доке ему никто не разрешит, то тогда ему придется ночевать в посёлке, а здесь это только одно место. И место это харчевня так её звали в нашем посёлке. Хотя все местные питались дома, то пираты как раз и были постоянными посетителями, здесь же они и получали кровать для сна.

Я был полностью спокоен: деревенская харчевня отнюдь не пугала меня. Наоборот, мне уже давно хотелось в ней побывать. Ни раз, проходя мимо дверей, я слышал, как из харчевни раздавались крики и песни, от которых дрожали стекла. Что там делали? Что происходило за этими красными постоянно завешанными занавесками? Теперь я это узнаю!

Мы и раньше с сестрой приходили сюда, но пока сестра продавала или обменивала кроликов или рыбу, то я стоял на улице. Дороти почему-то запрещала мне туда заходить. Что же там могло быть такого страшного?

Действительно, вопреки всем опасениям внутри было вполне уютно и чисто. Пол радовал глаз свежевыкрашенными досками, а на стенах и под закопченным потолком висели в качестве украшения длинные связки луковиц и кукурузных початков.

Грубо сбитые столы и вытертые штанами посетителей лавки сейчас пустовали, но на каждом столе стояла плошка со свечой. За стойкой скучал широкоплечий юноша неопрятного вида.

Дэрик молодой юноша с детским глуповатым лицом, похожим на молодого верблюда: мощный нос, глаза-маслины, большие потрескавшиеся губы… Длинные волосы, спадающие на крепкие плечи, обтянутые простой не замысловатой рубашкой, поверх которой надет потёртый от времени грязный кожаный жилет. Это сын хозяйки харчевни, сама же она больше времени проводила на кухне.

Навалившись грудью на выщербленную столешницу и подперев огромным кулаком небритую щеку, он блаженно посапывал.

– Добрый вечер, – поздоровался я

Тот лениво махнул головой.

– Вы не подскажите мне, где остановился молодой и красивый парень, ну пират который ремонтирует корабль.

– Второй этаж, первая комната на право, – также лениво буркнул он.

Мне в принципе хватило и этого. Я пулей влетел наверх и распахнул дверь в комнату.

– Малыш тебя стучать не учили, – проговорил пират, глядя на моё беспечное появление.

Он стоял по пояс раздетый и выглядел привлекательным: накачанные мышцы вызывали должное уважение, а великолепно сложенное тело заставило сердце учащенно биться, от нарастающей в груди зависти. Да, он определенно был красив мужественной и какой-то дикой красотой. Сильный, влекущий, опасный. На мгновение мне даже почудилось в его облике что-то звериное, как и рисунок на его корабле. На кровати сидела юная девушка. Нежный загар выгодно оттенял светлую кожу, а короткая юбка, расходившаяся книзу мягкими складками, оставляла открытыми стройные, прямые ноги, обутые в изящные плетеные сандалии.

– Простите. Простите. Простите, – нескончаемым потоком струились из меня слова. – Но я вас прошу, помогите ещё раз, пожалуйста.

– Ты можешь, говорите медленней и по существу.

Я вкратце рассказал ему о том, что Ламберт отказался лечить Дороти, а из нас никто не умеет делать уколы.

Он оделся, показал мне на дверь, а после произнес, глядя на девушку:

– Подожди немного я скоро.

Пиратов здесь не любили, так или иначе. Из-за их грабежей торговлю рабами, хамское поведение и всёдозволенность, но главная неприязнь возникала из-за их привычки затаскивать молодых голодающих женщин к себе в постель в обмен на деньги. Это сделало их объектом всеобщей ненависти в посёлке. В по-настоящему тяжелые времена самые голодные собирались по вечерам в харчевни, зарабатывая деньги, чтобы накормить семьи, продавая свои тела.

Кажется, он взял меня за руку, чтобы проводить к выходу. Я был так взволнован и расстроен, что не помню, как очутился на улице.

Мы вышли на улицу и поспешили к нашему дому. Хотя спешил я, пират шел своим нормальным шагом, то мне, чтобы не отставать приходилось, чуть ли не бежать за ним.

– Какой вы добрый! – говорю я чтобы хоть как-то привлечь его внимание, потому что сил бежать за ним уже нет, их уже, правда давно нет, и то что я двигаюсь это уже просто фантастика.

– Нет, это ты хороший и добрый мальчик, это у тебя мужественное сердечко. Ты столько пережил, не струсил перед волком бегал к горам. Я вижу, что ты очень любишь свою сестру.

– Да очень, – согласился я. – А что делала девушка у вас в комнате? – поинтересовался я.

– Ну, если я скажу что это мая сестра, и она зашла меня навестить.

– Я думаю, что это будет звучать глупо, я знаю её, и у неё нет родственников, промышляющих грабежом, – проговорив это, я и запнулся. Меньше всего мне сейчас хотелось обидеть человека, который столько для нас сделал и идёт делать опять.

– По-твоему если пират, то обязательно грабитель или торговец рабами, – подытожил он, при этом остановился.

– Простите. Простите. Простите. Я не хотел вас обидеть, – я по настоящим испугался, что тот после моих слов откажется нам помогать, а искать того кто сможет сделать укол, я не знал где, да и вдруг, он пожелает забрать их после того, что я тут наговорил.

– Не извиняйся, а просто ответь.

– А вы не заберёте уколы?

– Нет, конечно.

– Так говорят все в посёлке, хотя про вас… ну, про тех, у кого на кораблях нарисован волк говорят, что вас боятся даже «Элитные стражи», хотя утверждают, что от других вы больше ничем не отличаетесь, – я замолчал, ждал, какая последует реакция.

– Мне было бы приятней, если бы меня, называли капером, а ни пиратом.

– А в чём разница?

– Их не так много, и как минимум некоторые из них претендуют на соблюдение некоего набора правил. И у них хотя бы есть хоть какое-то чувство ответственности перед правительством или революционным комитетом или кем бы то ни было. Перед теми, кто выписал нам каперский патент.

– Вы хотите сказать, что занимаетесь грабежом с разрешения правительства?

Но он ничего не ответил, только усмехнулся, повернув в нашу сторону, ускорил шаг. Я плёлся следом и проклинал себя за свой язык, я вспомнил Кайла, который в отличие от меня находил легко общий язык с ними. Они даже угощали его постоянно чем-то вкусным, а я в свою очередь обидел человека, который помог мне и Дороти.

– Кстати меня зовут Люк.

– А меня Вик, а сестру Дороти.

– Вот и познакомились.

Мы подошли к нашему дому и он, не останавливаясь, прошёл внутрь, а следом прошмыгнул я.

Пока Люк с мамой были в нашей комнате, я попал под взгляд отца, вначале он был задумчивый, после потерянный.

– Что у тебя с лицом? Опять подрался? Когда ты всё успеваешь?

Ответить мне не дали появившиеся мама и Люк, мама проводила его до выхода и вернулась в комнату.

– Давай я тебя покормлю, – нежно проговорила она, и я вспомнил, что целый день не ел.

Ужин был не просто вкусным, а превосходным. «Прогулка» на свежем воздухе, помогла мне нагулять аппетит, что я бы сейчас съел целого кролика, причём вместе с костями. Но так думаешь, первые минуты, когда очень проголодался, но после нескольких ложек резвость аппетита спадает, и оказывается, чтобы накормить голодного мальчишку, хватает одной тарелки.

Пока я кушал, то родители пристально разглядывали меня, возможно, им было приятно осознавать, что сегодня я поступил правильно, и хоть и ушёл из дома, но не погулять или нацеплять неприятности, а именно чтобы хоть как-то помочь Дороти.

Выздоровление

Мама провожает меня до моей комнаты в полной тишине, но прежде чем он сможет пожелать мне спокойной ночи, я обнимаю её и кладу голову ей на грудь. Она кладет руки мне на спину и прикасается губами к моей голове. Она тихо уходит, я же раздеваюсь и ложусь. Сегодняшний бег по пустыне и карабканье по горам забрали все мои немногочисленные детские силы. И скорее всего я быстро бы уснул и проспал до самого утра, а возможно целый завтрашний день, но тяжелый вздох сестры вырывает меня из кровати и я уже сежу рядом, держа её за руку. Мне хочется хоть как-то помочь ей, но мои возможности не позволяют это сделать, и я тупо сижу в темноте и прижимаю руку сестры к своей распухшей щеке.

В какой-то момент мне показалось, что она начинает сжимать мою ладонь, но нет, не показалась, она высвобождает свою руку и начинает меня поглаживать по голове, но делает это тихо, видно сил у неё тоже нет.

– Вик иди спать, – шёпотом говорит она

– Дороти я не устал, – вру неумело я. – Я ещё чуть-чуть с тобой посижу, а ты спи.

– Вик… – пытается она настоять, но сил даже на разговор у неё нет.

Она отодвигается к стене и высвобождает мне место. Я быстро оказываюсь рядом. Я чувствую, что это подобно роскоши – снова спать рядом с Дороти. Я не понимала до сих пор, как соскучилась по ласке сестры. Ощущению её рядом с собой в темноте. Я не жалею, что потратила впустую сегодняшний день, ради неё я готов был обежать ещё сто раз весь сегодняшний путь, лишь бы только она поправилась. И если по-хорошему разобраться, то не проделав весь этот путь я бы так и не встретил Люка, и не получил бы лекарство. Значит, день прошел не зря.

Я обнимаю её и моментально проваливаюсь в сон, окутанный её теплотой, а когда открываю глаза снова, из окна уже льется солнечный свет.

Правда, проснулся я не сам. Меня разбудила нежная рука мамы.

– Когда ты успел? – прошептала мама.

Я прекрасно понимаю вопрос. Но вместо ответа пожимаю плечами, что может означать что угодно. Она машет мне рукой, и я, прежде чем последовать за ней одеваюсь и после появляюсь в кухне.

– Чертёнок, я думал, что ты уснёшь, ещё не успев дойти до кровати, – шутит она, когда я уже появляюсь на кухне.

Возможно, оно так бы и было. Я даже сам не знаю, откуда же взялись силы, чтобы покинуть манящую к себе кроватку.

– Никуда сегодня не уходи, – говорит она и меня это сильно обижает. – После обеда ты мне понадобишься.

Я мотаю головой, в знак того что всё понял и исполню всё в точности. Так как я уже всё равно встал и оделся, то решив пока Дороти спит, позавтракать, после же вернулся в комнату.

До обеда я просидел с Дороти, она уже пришла в себя, я принес ей обед, хоть она и попыталась встать сама, но я её упросил ещё полежать, а мне разрешить за ней поухаживать. Сестра согласилась и этим доставила мне большую радость, ведь мне так хотелось сделать для неё что-то очень хорошее. Я не стал говорить, что вчера так и не послушав её, я отправился, в поход, а про разговор отца с лекарем, я просто забыл. Зато рассказал про помощь Люка, умолчав предварительно, как я его нашёл, и с кем видел в харчевне. После я даже предложил ей почитать, она опять легко согласилась, так мы и провели весь день до прихода мамы. Она появилась сегодня раньше, чем всегда.

– Вик, я договорилась, с Крис, что она нам отдаст материю, а мы позже за неё рассчитаемся. Сейчас ты сбегаешь к ней, и она её тебе отдаст.

Я просто кивнул головой. Положил книгу, перед тем как покинуть комнату я поглядел на Дороти. Проявившийся румянец, говорил, что сестра идёт на поправку. Выходя из дома на улицу, я осознаю, что как приятно делать кому-то что-то хорошее, даже намного приятней, если это делают, для тебя, и с этой мыслью я побежал по известному мне маршруту. То, что Крис отдала её, в этом не было ничего удивительного. Ведь она прекрасно знала, что мы принесём ей, то, что она за это попросит, а так как поставщиков продуктов у неё было мало, то она решила не терять постоянных, и пошла на эту маленькую уступку. Обмен не занял много времени, и я уже с тюком возвращаюсь домой. Моё настроение, сегодня просто великолепное.

Разговор с сестрой.

Я вбегаю в дом и вижу на кухне Дороти. У меня от радости выскакивает сердце из груди, положив тюк с материей, я устремляюсь к ней.

– Дороти ты поправилась, ты здорова, ты встала.

Я пытаюсь обнять её, но она меня отталкивает, после поднимает мой подбородок, так, чтобы я смотрела на неё, а точнее прямо в глаза. Вынуждая тем самым меня установить визуальный контакт

– Зачем ты бегал на болота. Кто тебя просил? Ты в очередной раз обманул меня, пообещав не делать этого.

Я молчал, не зная, что ответить. Просто глядел на Дороти, но и этого уже не мог я быстро пытался опустить глаза. Лёгкая пощёчина вернула меня в реальность, а глаза на место.

Я освободился от Дороти и убежал в нашу комнату. Сев на край своей кровати я стал не произвольно всхлипывать.

– Вместо того чтобы сидеть как истукан, поставь-ка на стол тарелки! – обратился она ко мне спустя некоторое время. – И руки помой, будем ужинать.

«Что такое? В чем я провинился? Почему он оттолкнул меня, когда я захотел его обнять?»

Но у меня не было времени разобраться в этих вопросах, теснившихся в моем взволнованном уме. Наступило молчание, и я смог перевести дух. От волнения у меня так сжалось горло, что я чуть не задохнулся. Я был так расстроен, что не мог проглотить ни одной ложки, и тоже смотрел на неё, но украдкой, опуская глаза, когда встречался с ней взглядом.

– В чём он провинился? – поинтересовалась мама. – Он ради тебя проделал такой путь, а ты вместо благодарности, ударила его.

– Благодарность?! – взревела Дороти. – А если с ним что-нибудь случилось? Кого тогда мне благодарить? Или проклинать всю оставшуюся жизнь себя?

– Нет. Это не… – начинаю я, но обрываюсь, разражаясь еще более истеричными рыданиями. Она встречает мои глаза, и я смотрю на неё сквозь слезы.

Я с трудом сглатываю комок в горле и произношу:

– Я люблю тебя и если бы ты умерла, я просто не смог без тебя жить.

– Вик.

Она подходит ко мне и прижимает к себе, Я чувствуется запах её волос.

– Вик – она снова зовёт меня по имени, сильнее прижимая к себе.

Её пальцы прикасаются к моему лицу, и нежно гладят по опухшей щеке, хотя опухоль немного спала, то небольшая боль всё равно осталась. Минут назад она, тяжело дыша, ругала меня. Я прижимаю ухо к её груди, к месту, к которому я всегда прислоняю свою голову, туда, где, я знаю, я услышу сильный, устойчивый стук его сердца. Оно бьётся так сильно и учащенно. Все, что я хотел, это помочь Дороти быстрее выздороветь, но своим поступком заставил её переживать и волноваться.

И она нежно поцеловала меня, крепко сжимая в своих объятиях. Эта ласка ободрила меня, и я перестал плакать.

– Обещай мне Вик, что ты так больше не будешь поступать. Ну, обещай, пожалуйста… – голос её дрожит, и глаза наполнились слезами, руки предательски затряслись. Крупная слеза сорвалась с ресниц и попала мне на щёку.

– Нет Дороти, если тебе будет опять плохо, то я опять пойду, хоть на край света, просто,… просто,… просто я очень сильно тебя люблю.

– Вик, волчонок. Со мной всё будет хорошо.

– Я знаю, но я всё равно буду защищать тебя, – я прижимаюсь сильнее к ней и быстро расходую весь кислород и начинаю задыхаться из-за отсутствия воздуха. – Я не позволю никому причинить тебе боль ведь я мужчина.

Последние слова приводят в волнение всех, а не только Дороти. Даже отец сделала добродушную улыбку, и усмехнулся, было в той усмешке, что-то доброё понимающее.

Я чувствую, как меня отрывают от земли. Комната начинает кружиться, и мне приходится обхватить руками Дороти за шею, чтобы удержаться. Он счастливо смеется.

– Эй! – протестую я, но тоже смеюсь. – Вдруг тебе нельзя поднимать тяжёлое.

Дороти ставит меня на пол, но продолжает прижимать к себе.

– Кокой ты тяжёлый одни мослы, – говорит она.

– Ну, если все померились, то может, закончим с ужином? – предлагает мама.

Я сажусь на своё место, Дороти скрывается в нашей комнате.

Но ужин пришлось опять отложить, в это время наша дверь открывается и входит Люк.

– Извините что без стука, я слышал смех и разговор, подумал…

– Ничего страшного, – перебивает его отец.

– Кстати я не помешал?

– Нет, вы как раз вовремя, садитесь с нами ужинать, – предлагает мама и указывает на свободное место.

Отец поднялся и подошёл поприветствовать Люка. Спокойная задумчивость на его лице сменилась дружелюбной улыбкой, а в тёмных как уголь глазах засветились мягкость и доброта. Лицо блестело в поблескивающем свете тусклой лампы.

– Как ваша дочь? – спросил Люк.

– Спасибо вам, уже всё позади.

Дороти появилась в комнате и их взгляды встретились. Я заметил, что на её щеках вспыхнул румянец, и она невольно вздрогнула. Сразу стало ясно, что Люк понравился Дороти.

Сестра поймала мой не скрывающий удивления взгляд, который рассказывал обо мне всё даже лучше чем язык.

Она дала мне лёгкий подзатыльник, чтобы я так рьяно не рассматривал её и села на своё место.

Я понял её и уткнулся в свою тарелку, но изредка всё-таки поглядывал на сестру.

– Я принёс немного фруктов, витамины помогут ей набраться сил.

И он стал выкладывать на стол свой подарок, который он нес, скорее всего, для Дороти. Помимо фруктов он принёс вяленое мясо, белый хлеб, сыр, две бутылки вина, последнее явно сестре не предназначалось.

Мама достала две кружки, так как стаканов у нас не было, и взглядом показала, чтобы я поторапливался с ужином, хотя я и так задерживаться не собирался, и покинул стол вполне довольный сегодняшним днём и жизнью.

Если бы у меня хватило смелости, я бы попросил у сестры один прекрасный на вид фрукт, который принёс ей Люк. Но я скорее умер бы от голода, нежели признался в том, что мне хочется его попробовать.

В своей комнате я слышу приглушенные разговоры отца и Люка. Тот если и пришел к Дороти то нашел весьма безобидный предлог, поговорить с отцом как проходит ремонт его корабля. Долго подслушивать разговор взрослых не даёт мне Дороти, она появляется почти следом за мной, ловя мой любопытствующий взгляд, спрашивает:

– Что?

– Тебя тоже попросили уйти или…

– Или. Ты давай-ка садись за парту, а то ты и так столько не занимался, что возможно даже забыл всё что выучил.

Был ли я плохим учеником, что вполне возможно, хотя, по моим личным наблюдениям, я был просто неусидчивым. Была ли Дороти плохим учителем, это просто невозможно, у неё просто не было той настойчивости и твердости по отношению ко мне. Если чтение давалось мне хоть и не с большим трудом, то писать почему-то мне не нравилось совсем. К математике я потихоньку стал относиться с интересом, но огонь желания пропадал очень быстро, и сестра как могла, разжигала его снова и снова, за это ей нужно выразить глубокое признание, чего-чего, но терпение у неё было железное, ну ещё и хитрость.

Дороти вычитывала в книге всевозможные фантастические вещи, потом рассказывала мне её содержание, но поверхностно при этом, постоянно делая намёки на то, что там конечно намного интереснее, и она не может вспомнить, что и как именно там происходило. Тогда, теряя терпение, я со злостью кричал, что у неё плохая память. Он не обижался и, глядя на меня своими большими ласковыми глазами, говорила, что если у неё память плохая, то пусть я читаю сам, тем самым заставляя меня самому прочитать это книгу. Вот так она начинала меня заинтересовывать в самом начале, нашего обучения, теперь читать мне нравится самому.

Учимся плавать.

Утром Дороти опять не пошла в школу, была ли она настолько больна, или нам надо было раздавать долги, которые образовались за это время, но факт есть факт сегодня, она осталась дома и собирала корзинку. Мы идём в лес на целый день, и обедать будем там, скорее всего на берегу озера, как я люблю эти минуты. Значит, сегодня я накупаюсь, и нам предстоит сделать большой запас продуктов.

Но помимо приятного мне пришлось умыться и привести себя в надлежащий вид. После позавтракав, мы вышли из дома и направились по уже заученному маршруту. Я более внимательно глядел под ноги когда мы ступали по песку, но неприятности нас ждали увы не здесь.

В это день мы потеряли все свои силки, видно от долгого нашего отсутствия кто-то из зверей утащил пойманную добычу вместе с ловушкой, но оставалось озеро. Здесь нам повезло как никогда, три ловушки были полны рыбой, честно говоря, даже по воде я их не дотащил бы до берега.