Текст книги "Великая Октябрьская катастрофа 1917-1921"

Мир не может быть установлен декретом. О мире нужно было договариваться. В Декрете о мире правительство Ленина призвало все воюющие страны немедленно начать мирные переговоры. Союзники отказались воспринимать это всерьез, поскольку, с их точки зрения, Ленин не имел законных полномочий говорить от имени России, так как, по его собственному признанию, целью его правительства был созыв Учредительного собрания. Было объявлено, что выборы начнутся через две недели. Только законное правительство, сформированное Учредительным собранием, имело право вести переговоры о мире. Немцы проявили интерес и Троцкого послали вести переговоры. Он пытался превратить переговоры в пропагандистское зрелище, надеясь, что немецкий пролетариат поднимется на революцию, а затем… В конце концов его блеф был сорван. Немцы возобновили наступление. Если в сентябре немцы были в Риге, то в январе они шли на Петроград, и не было никакой военной силы, чтобы их остановить. Большевикам пришлось пожинать плоды своих усилий по разложению русской армии. Так что Троцкий подписал договор намеренно, даже не читая того, что подписывал, в знак протеста.

В конце концов большевики подписали сепаратный мирный договор с Германией дорогой ценой: огромными территориальными потерями в Прибалтике, Белоруссии, Украине и на юге России. Так называемый мир на практике означал, что немцы продолжали продвигаться вглубь России и оккупировать новые территории.

Декрет о земле был издан правительством Ленина от имени съезда Советов рабочих и солдатских делегатов. Но на съезде не было крестьян, представителей подавляющего большинства населения России. Земля была объявлена собственностью всего народа. В Декрете не уточнялось, кому и какие земли будут переданы. На самом деле декрет о земле был ни чем иным, как пропагандистским заявлением. Его нельзя даже отдаленно сравнивать с аграрной реформой, детально разработанной эсерами, которые намеревались представить ее на Учредительном собрании. На самом деле декрет оказался признанием насильственных захватов земель. Крестьяне разрушали помещичьи усадьбы и грабили, тащили мебель, пианино и утварь, по сути дела, уничтожая помещичьи имения. Тот, кто мог тащить, кто был сильнее, тот и получил больше всего. Иногда награбленное разделяла крестьянская община, часто это было просто беспорядочным уничтожением собственности. Наиболее точное определение происходящего можно охарактеризовать как «легализованный грабеж». Это был хаос – как целенаправленная политика, поскольку большевикам она ничего не стоила. Они стремились набрать популярность, позволив одним получить собственность других.

Большевики обещали мир, землю и хлеб. По этому поводу они молчали. По хлебу не было декретов. Чтобы улучшить снабжение города хлебом, на практике нужно было работать с учреждениями, которые занимались продовольственным снабжением в годы войны, а именно с думами и земствами, избранными на базе всеобщего избирательного права, многопартийными институтами местного самоуправления, то есть с меньшевиками, эсерами и кадетами. Эти партии входили во Временное правительство и получили вместе взятые около 60 % голосов на выборах в Учредительное собрание. О работе с ними для большевиков не могло быть и речи. Так что ситуация с хлебом только ухудшилась. Местным городским советам было указано захватить власть в провинциальных городах, что они и сделали, но у них не было организационных возможностей не только улучшать, но и поддерживать снабжение продовольствием.

Следующий указ большевиков о национализации банков лишь усилил хаос. Концепция национализации подразумевает, что банки переходят из частных рук в руки государства в целом. Это означает, что банки находятся под каким-то другим управлением, нежели тот, который у них был, что они продолжают работать как банки, что они проводят финансовые операции, что у частных вкладчиков и коммерческих организаций есть свои счета, что счета оплачиваются из одного банка в другой, от одного предприятия другому и так далее. Лучше всего охарактеризовать большевистскую национализацию банков, как захват или просто ограбление банков. Большевики продолжали действовать так же, как в 1905–1910 годах, когда они часто занимались так называемыми «экс», то есть бандитскими налетами на банки. Теперь налет и ограбление происходили как политика правительства. То есть грабители у власти грабили банки. Банки перестали быть банками. Отряд красногвардейцев приходил туда и забирал ценности и деньги, все имущество, находившееся в банках, в том числе с личных счетов физических лиц. Большевики действовали как террористическая партия, которая захватила власть и пыталась награбить как можно больше ценностей за короткое время, так как они совершенно не были уверены, что смогут удержать власть более чем несколько месяцев.

Купюры Временного правительства были отменены, а новые еще не созданы. А когда они появились, никто не хотел ими пользоваться и царские деньги продолжали циркулировать в обращении. Другими словами, большевики уничтожили банки, «национализировав» их и фактически отняв у них активы. Это, в свою очередь, было огромным ударом по промышленности, по рабочим, которые предположительно были сторонниками этого нового правительства якобы рабочих и крестьян.

«Конфискация ценностей из сейфов. Банк Вавельберга, март 1919». И. А. Владимиров

Россияне, пережившие 1990-е годы, помнят величайший передел собственности – когда фабрики были захвачены преступными группировками, а собственность была разграблена при попустительстве правительства под видом реформ. То, что происходило в конце 1917 – начале 1918 годов, было очень похоже. Заводские комитеты захватывали фабрики, устанавливая так называемый рабочий контроль, фактически большевистский контроль. Как писал в письме Аксельроду Мартов: «Они взяли курс социальной демагогии и объявили рабочий контроль, который полностью удалил предпринимателя от управления заводом»[79]79
  Мартов к Аксельроду (19 ноября 1917), см. Brovkin, Dear Comrades: 39–54


[Закрыть]. На самом деле они не могли справиться с управлением, и заводы остановились. Более того, владельцы убежали и банки перестали предоставлять ссуды и финансовые услуги любого рода. Захват фабрик привел к тому, что фабрично-заводские комитеты объявили рабочий контроль, но не могли поддерживать производство. Меньшевистская газета писала по этому поводу:

«Большевистские эксперименты с рабочим контролем должны закончиться полным провалом, полным крахом промышленности и безработицей, все это дискредитирует идею социализма на многие годы»[80]80
  «Резолюция о рабочем контроле», Новый Луч (6 декабря 1917)


[Закрыть].

Будучи совершенно беспомощными, они могли только принимать резолюции. В Петроградской газете было опубликовано письмо рабочих из Орехово-Зуево:

«Большевики кричат „Долой хозяина“. Но вместо него они залезли нам на шею. Раньше мы не знали, как владельцы использовали нас в своих интересах, но теперь мы видим, как новые начальники грабят нас»[81]81
  «В рабочем котле», см. Brovkin, Dear Comrades: 74


[Закрыть].

Более того, рабочие восприняли победу пролетарской революции как свободу от работы. Пусть буржуи работают. Один инженер из Орехово-Зуево так описывал обстановку на фабрике:

«Лень – главное зло заводской жизни. Они приходят на работу с опозданием на двадцать тридцать минут и уходят на полчаса раньше. … Нельзя ничего требовать от рабочих, они обвинят вас в корыстолюбии. Рабочий день, как известно, сокращен до восьми часов, но фактически он сокращен до шести с половиной или семи часов»[82]82
  Там же: стр. 73


[Закрыть].

Многие понимали диктатуру пролетариата как сведение счетов с хозяевами. Были сцены, когда «свергнутую» буржуазию заставляли работать. Например священники, аристократические дамы и другие выполняли какую-то черную работу под присмотром красногвардейца. Большевики приобрели дешевую популярность, показывая, что аристократия и буржуазия теперь вынуждены работать. На самом деле это было просто намеренным унижением людей. Любой человек в костюме и с галстуком (в общем-то, одетый, как Ленин) мог был схвачен как «буржуй» каким-нибудь комитетом, и никто не собирался защищать его права. Человек стал беззащитен, полностью бесправен – лишь потому что принадлежал к образованной части общества. Здесь снова проявилась сущность большевизма – унижать одних и возвышать других. Здесь концепция классовой борьбы доведена до абсурда: провозглашается равенство, а на самом деле оно выливается в самое дикое неравенство, попрание прав личности, насилие и узаконенный грабеж. Карл Маркс был бы в шоке, что его идея классовой борьбы рабочих за свои права была искажена до своей полной противоположности – попрания любых прав.

В 1990-е годы, как известно, всякого рода преступные группировки занимались захватом квартир у беззащитных людей, которые подписывали бумагу, смысл которой не понимали. В 1917 году было проще. Большевики бросили в массы новый лозунг: «Грабь награбленное». Всякие банды захватывали собственность и никто не заботился ее защищать. Банды врывались в квартиры «буржуазии» и забирали столько, сколько им заблагорассудится. Не было полиции, не было правопорядка, зато было много воров и изнасилований. К концу года все магазины опустели. Хорошо одетые люди исчезли с улиц.

Большевики объявили мораторий на оплату аренды квартир, писал Мартов, и теперь обещают «равное использование квартир»[83]83
  Мартов к Аксельроду (19 ноября 1917), там же: 47


[Закрыть]. У инженера или юриста обычно была квартира из пяти комнат: гостиной, столовой, кухни, спальни, детской и небольшой комнаты для повара или горничной. В какой-то момент приходил представитель комитета и говорил, что отныне это будет коммунальная квартира, из пяти комнат он сохранит одну. Другие комнаты в квартире будут отданы представителям пролетариата, а на самом деле большевикам. Эта кампания была публичным проявлением того, что те, у кого не было ничего, получат все блага, а те, у кого они были, не будут иметь ничего. Кто был ничем – тот станет всем. Федор Дан так писал о захватчиках:

«Под видом диктатуры пролетариата царит диктатура люмпена в солдатской форме, чей „социализм“, весь до последней капли, сводится к первичному накоплению самыми варварскими, поистине средневековыми методами: грабежом, насилием и невероятно хищнической незаконной торговлей»[84]84
  Федор Дан к Аксельроду (8 января 1918), там же: 62


[Закрыть].

Большевистский передел собственности означал, что собственность и деньги теряли всякую ценность, ибо на них ничего нельзя было купить. Буквально за несколько месяцев большевистского правления люди обеднели, как и в 1990-е годы, и потеряли все. Представители «эксплуататорских классов», «буржуазия» пытались продать все, что могли. Были сцены, когда аристократические старушки стояли на углу улицы (как и в 1990-х) и пытались продать ложку, платье, браслет или мебель – все, что у них было. Взамен они хотели купить немного еды по астрономической цене. И, конечно же, большевики утверждали, что восторжествовала социальная справедливость, ударив по «эксплуататорским» классам.

Настали тяжелые времена. Если понятие «правительство» подразумевает некую систему власти, которая обеспечивает соблюдение какого-то закона, имеет ка кую-то политику, охраняющую порядок, должно будет сделать вывод, что в начале 1918 года не было правительства в этом смысле. Большевики сознательно разжигали хаос, чтобы обеспечить себя деньгами, ресурсами и завоевать популярность среди самых низших слоев общества, у которых не было абсолютно ничего, чтобы они сокрушили тех, у кого что-то было. Люди профессий – инженеры, врачи, профессора и особенно офицеры стали намеренной мишенью унижений, оскорблений и лишенными своей собственности. Это было время крушения государства, законности и неприкосновенности личности.

Выборы в Учредительное собрание

Впервые в истории граждане России приняли участие во всеобщих выборах, основанных на всеобщем избирательном праве для мужчин и женщин и открытых для всех национальностей и наций огромной империи, за исключением территорий, оккупированных немцами, то есть частей Украины и Прибалтики. Выборы начались 14 ноября по старому стилю, то есть 28 ноября по новому, продолжались около недели в разных частях страны и завершились 27 ноября. Большевики арестовали кадетов, избранных в Учредительное собрание, и запретили партию кадетов. Открытие Учредительного собрания отложили до прибытия в столицу необходимого числа депутатов для кворума. Только через месяц прибыло достаточное количество членов. Большевики планировали разгон Учредительного собрания с самого начала, закрывали газеты кадетов, эсеров и даже меньшевиков за две недели до выборов. Но у них не было времени применить силу, так как они были заняты завоеванием Москвы и отпором наступления войск Керенского. По общему мнению, выборы проходили относительно свободно.

Избирателям был предложен выбор кандидатов по спискам различных политических партий. Список каждой партии был опубликован в местных газетах. Список номер 4, например, был списком объединенных социал-демократов, а список номер 7 – кандидатов эсеров. Были представлены все политические партии, включая монархистов, анархистов, еврейские, мусульманские партии, и помимо трех самых крупных – эсеров, большевиков и кадетов. Во главе списка обычно стояли партийные лидеры, такие как Ленин и Троцкий от большевиков, Чернов от эсеров, Церетели и Мартов от меньшевиков, и так далее. Количество голосов, полученных каждым списком, сводилось в таблицу, чтобы определить, сколько кандидатов в этом списке получили достаточное количество голосов, чтобы считаться избранными. Чем больше голосов набирала партия, тем больше избранных в списке. Эта система означала, что у тех, кто находился в начале списка, была большая вероятность быть избранным. Партийные лидеры заранее знали, в каких губерниях и городах они имели наибольшие шансы быть избранными, и поэтому там помещали их имена.

Учредительное собрание открылось 5 января 1918 года. Председателем был избран Виктор Чернов, бывший министр Временного правительства, автор аграрной реформы, один из лидеров партии социалистов-революционеров. Заседание длилось целый день. На повестке дня стояли аграрная реформа, автономия и самоуправление в регионах страны. Намечалось сформировать правительство и, скорее всего, Виктор Чернов был бы избран премьер-министром. В письме Аксельроду Федор Дан так описывал происходившее в зале:

«Так получилось, что я не присутствовал на заседании Учредительного собрания, но, по единодушному свидетельству участников, газеты даже приблизительно не передают того невыносимо постыдного и позорного положения, в котором оно оказалось благодаря большевистскому бедламу и грубому вмешательству вооруженных матросов, заполнивших галереи и сам зал. Ругань, крики и свист заполнили зал. Все это больше напоминало кабак, чем собрание даже самого жалкого консультативного учреждения, не говоря уже о высшем собрании воли народа. Несомненно, мир не видел ничего подобного. Чтобы создать такую позорную сцену, потребовалось сочетание большевистского бандитизма, солдатской распущенности и сугубо русской грубости. Но даже в этой атмосфере… Церетели после бесконечных перебиваний и криков „кровосос“, „палач“ и тому подобное, в ситуации, когда на него были нацелены винтовки, сумел заставить их прислушаться»[85]85
  Федор Дан к Аксельроду (8 января 1918), Brovkin, Dear Comrades, стр. 62


[Закрыть].

Однако в конце дня матрос-большевик заявил, что охрана устала и заседание не возобновится. В тот день в Петрограде прошло мирное шествие в защиту Учредительного собрания. Впервые большевики открыли огонь по мирной демонстрации, убив и ранив протестующих. Федор Дан так описывал происходившее:

«В то же время на улицах шла стрельба по безоружным мирным демонстрантам… Подавляющее большинство были рабочими. Около сорока тысяч из них прибыли из разных районов. Шли, конечно, мирно, и все большевистские рассказы о каких-то выстрелах демонстрантов – наглый вымысел. В них без предупреждения стреляли в основном матросы и красногвардейцы, вооруженные до зубов ручными гранатами за поясом. Расстрел произвел огромное впечатление. Весь Невский район бурлит негодованием против большевиков. Им не дают возможности выступать (на митингах). Их отзывают из Советов и из Красной гвардии. То же самое происходит и в других районах, хотя и не с такой интенсивностью. Из разных мест в провинции поступают новости о новых выборах в Советы и замене большевиков меньшевиками и эсерами»[86]86
  Там же: стр. 60


[Закрыть].

Роспуск Учредительного собрания и расправа с его защитниками стали поворотным моментом в истории революции. Большевики нарушили закон, принятый на Втором съезде Советов, который уполномочил правительство Ленина ДО созыва Учредительного собрания. Большевики захватили власть, как они утверждали, чтобы выборы прошли беспрепятственно. Теперь они показали свое истинное лицо узурпаторов, грубо нарушивших волю народа. Анализ результатов выборов по всем губерниям показывает совершенно ясно, что победила партия социалистов-революционеров, партия крестьян, сельской интеллигенции, которая присутствовала повсюду, особенно в сельскохозяйственных губерниях[87]87
  Результаты выборов цитируются здесь по данным Lenin and the First Communist revolutions, George Mason University internet: https://econfaculty.gmu.edu/bcaplan/museum/his1d.htm


[Закрыть]. И неудивительно, что ПСР набрала 48,1 % голосов – из них 40,4 % голосов избирателей в российских губерниях и 7,7 % – в малороссийских. Большевики получили 24 % голосов, став второй по численности партией после эсеров. Но беглый взгляд на то, откуда пришли голоса большевиков, показывает, что самое большое количество пришло из армии, и не из всей армии, а из Северо-Западного фронта, ближайшего к Петрограду. В некоторых частях 90 % голосов досталось большевикам[88]88
  Анатолий Дюбуа, «Партия солдатского бунта», Новый Луч (10 декабря 1917):2


[Закрыть].

Когда солдаты голосовали за большевиков, они не голосовали за красный террор, за строительство социализма или за диктатуру пролетариата. Они голосовали за прекращение войны. За большевиков также голосовали неквалифицированные рабочие, но меньшевики сохранили преданность квалифицированных рабочих, типографов, железнодорожников и других. Конституционные демократы стали третьей фракцией по количеству голосов, 4,7 % от общего числа, поскольку они были партией образованного общества – теми, кто носил костюмы и галстуки, профессионалами, юристами, врачами и бизнесменами, среди жителей городов. Кадеты получили 25 %, что было больше, чем у любой другой партии. В некоторых случаях они имели абсолютное большинство, что отражалось в местных думах городов. Вот как писал Мартов в письме Аксельроду о результатах выборов в Петрограде:

«В Петрограде на избирательные участки пришло более 80 % электората. В рабочих кварталах более 90 %. Практически все солдаты и подавляющее большинство рабочих и бедняков проголосовали за большевиков (415 0 00 из 9000 00 голосов), которые получили 6 мест из 12. Практически такой же успех у кадетов – 250 000 голосов (вместо 120 000) и 4 места. Все остальные партии исчезли. … Общая картина в провинциальных городах такая же, если не считать еще большего успеха кадетов. Часто они – номер один или сразу следуют за большевиками»[89]89
  Мартов к Аксельроду (19 ноября 1917), cм. Brovkin: Dear Comrades: 50


[Закрыть].

Таким образом, большевики на пике своей популярности не собрали и половины электората в столице. А если принять во внимание, что гарнизон Петрограда – это не одно и то же, что и его жители, то получается, что социальной опорой большевиков была в основном солдатская масса тыловых гарнизонов, которые лишь временно располагалась в Петрограде. Что касается жителей Петрограда, то они в своем большинстве голосовали за кадетов. Более того, результаты выборов показывают, что коалиционное правительство эсеров, кадетов и меньшевиков имело реальную поддержку граждан России: 48,1 % эсеров, 4,7 % кадетов и 2,6 % меньшевиков создали бы блок в 55,4 % в Учредительном собрании. Прочное большинство, которое могло бы проводить политику без оглядки на левых экстремистов. Без насилия, захватов и разгонов Учредительное собрание сформировало бы коалиционное правительство эсеров и кадетов с поддержкой меньшевиков.

Общий результат выборов показывает, что Россия прошла через великое испытание демократии, что граждане во всех уголках огромной страны сделали свой политический выбор. Крестьяне, мусульмане, евреи, украинцы и грузины – все участвовали. И российская история была бы иной, если бы конституционный процесс действительно продолжался. Россия могла бы вступить в этот новый период с законным правительством, чего, увы, не было на протяжении большей части ХХ века. Большевики предпочли завоевывать Россию. Они не собирались отказываться от захваченной ими власти, и логика событий предполагала, что они собирались сражаться за нее в гражданской вой не.