Текст книги "Аура цвета индиго"

А потом была разведшкола, Илия, Джамалтар, остров Штольца… Адрес Сашки Данцова (оперативный позывной «Дантист») стал известен немногим.

– Смотри! – воскликнул Скиф, отрывая Дантиста от воспоминаний.

В прорехах между виноградными лозами ярко вспыхивали огни.

Дантист и Скиф вышли из беседки и увидели огромное огненное слово, коряво выведенное на тёмном вечернем небе:

«ПАРАЛЕЛИ»

В огненном слове не хватало одной буквы «Л».

– Андрюха балуется, – высказал предположение Дантист.

– Вот говнюки! – выругался Скиф. – Глупостям всяким обучились, а русского языка не знают.

– Они просто начали его забывать, – грустно сказал Дантист.

Глава 12. Формула счастья

Комнаты, которые выделили Дантисту и Скифу для ночного отдыха, были похожи на клетушки институтской общаги. Дантист в бытность свою студентом медицинской академии был завсегдатаем общежития, хотя имел шикарную трёхкомнатную квартиру с хорошим ремонтом, мебелью и полным набором бытовой техникой. Мама укатила за границу с Джоником, когда Сашке исполнилось двадцать три года, три из которых он уже отслужил в морской пехоте на Тихом Океане. Теперь Сашка учился на втором курсе лечебного факультета в вышеназванной академии. Об этих комнатушках у Дантиста сохранились самые тёплые воспоминания. В них они гуляли с однокашниками после сессий, отмечали все студенческие праздники: день медицинского работника, Татьянин день, медиану и прочие. В них он проводил бурные ночи со своими подругами-студентками. Весело было. Весело и беззаботно…

Этой ночью он не мог заснуть.

Было душно.

Дантист распахнул настежь окно и встал, подставив обнажённое тело под упругий прохладный ветерок.

Всё сходилось к тому, что миссия в Берберре-2 заканчивалась, и заканчивалась полным провалом. Они разоблачены. И неудивительно: затевать что-либо тайное среди ясновидящих всё равно, что играть в футбол на минном поле. Но разоблачение – ещё не самая большая неудача. Вывезти детей из «зоны» и доставить на родину казалось невыполнимым заданием. Невыполнимость заключалась в том, что дети не хотели возвращаться в родительские дома. Эти дома были тесны для них! Да что дома, им был тесен мир, в котором они жили. Их манили и звали к себе другие миры – параллельные, перпендикулярные, какие-то ещё – неизвестные…

Внизу за окном шелестела листва деревьев. В комнате было тихо.

Вдруг кто-то легонько прикоснулся к его плечу. От неожиданности Дантист вздрогнул.

Дверь он не запирал. Но он и не слышал, как она скрипнула, пропустив в комнату ночного гостя, не слышал шагов у себя за спиной, даже не почувствовал, что кто-то вошёл.

Дантист повернулся и чуть не вскрикнул: перед ним стояла… Бажена!..

– Не пугайся. Я не та, о ком ты подумал сейчас, – произнесла девушка голосом тихим и до боли знакомым, похожим на голос той единственной любимой, которой больше нет.

– Кто ты?! – хрипло спросил Дантист.

– Ольга. Просто я похожа на ту, что живёт в твоих мыслях. Такое совпадение…

– Откуда ты это знаешь?

– Я знаю о тебе всё.

Дантист во все глаза смотрел на Ольгу. Те же не особенно густые пряди светлых волос. Те же веснушки, едва различимые на болезненно-бледном лице. Нос с небольшой горбинкой, пухлые детские губы…

Ольга Ивашова, сестра-близнец Алексея. Теперь Дантист понял, почему лицо парня показалось ему таким знакомым. Ольга – вылитая Бажена.

– Как ты вошла сюда? – спросил Дантист. – Я не слышал, как отворилась дверь.

– Мне не нужны двери. Я могу проникнуть, куда угодно.

– Я не звал тебя, – сказал Дантист, набрасывая на плечи рубашку. – Зачем ты пришла?

– Я хотела поговорить с тобой. Почувствовала, что ты не можешь уснуть. Прости. Если хочешь, я уйду… – Ольга сделала шаг назад.

– Нет! – слишком поспешно воскликнул Дантист, испугавшись, что видение исчезнет и больше никогда не появится. – Останься, пожалуйста… Садись, – он указал рукой на единственное кресло. Сам сел на кровать, не в силах отвести взгляда от ночной гостьи.

Ольга улыбнулась и забралась в кресло с ногами. Так сидела Бажена у себя в коттедже за компьютером.

На Ольге была длинная ночная рубашка, почти прозрачная. Под рубашкой ничего не было, только её худенькое и угловатое, как у Бажены, тельце. В комнате царил полумрак, и Дантисту оставалось только гадать – какого цвета глаза у Ольги. Синие, как у его Бажены, или серые? А может быть, зелёные?..

– О чём ты хотела поговорить со мной? – спросил он.

– О нас. О тех ребятах, кто не желает возвращаться домой.

– Ты хочешь объяснить мне, почему вы не хотите возвращаться? Не нужно. Думаю, мне известна причина. Не могу сказать, что согласен с вашим нежеланием возвращаться, но я понял.

– Я знаю, что ты всё понимаешь.

– Тогда о чём говорить?

– Понять мало. Я хочу, чтобы ты нас простил. Я пока не знаю, вернёшься ли ты в свой мир, но ты должен передать тем, кто вернётся… Наши родители должны знать: с нами всё хорошо. Пусть и они простят нас.

– Я передам, – пообещал Дантист. – Но почему ты решила, что я могу не вернуться?

– Ты можешь захотеть остаться в параллельном мире…

– Это вряд ли, – покачал головой Дантист.

– Не говори так уверенно, ты не знаешь, что ждёт тебя там… Но есть ещё одна причина твоего возможного невозвращения.

– Из параллельного мира?

– Нет, из этого… – Ольга вдруг замолчала.

– Какая же? – поторопил её Дантист.

– Может быть, ты останешься здесь… – Ольга покинула кресло и перебралась на кровать рядом с ним. Дантист ощутил исходящий от её худенького тела жар, но, несмотря на жар, вдруг похолодел и замер.

– Я не хочу, чтобы ты возвращался в мир, где тебе плохо, – прошептала Ольга, приближая своё лицо к его лицу. – Ведь тебе плохо там, я знаю это. Ты страдаешь. Я могу забрать у тебя твои страдания. Я могу утолить твои печали, я могу погасить пожар, бушующий в твоём сердце. Тебе больно. Я могу убрать из твоего сердца боль.

Лицо Ольги всё ближе, ближе… У Александра возникло ощущение, что он перестаёт быть самим собой, что он растворяется в её глазах – бездонных и зовущих как ночное небо. Синие, зелёные… неважно, они бездонны, как небо…

– Я хочу, чтобы ты остался здесь со мной, – шептала Ольга. – Навсегда… Я люблю тебя, Саша. Я хочу быть твоей…

Ольгины губы приближались к его губам. Они пахли клубникой с молоком. На Дантиста накатило. Он обнял девушку за плечи и прижал к себе, стал жадно целовать её губы, щеки, волосы, шею. Дантиста лихорадило, он не отдавал себе отчёта в действиях. Лёгкая ночная рубашка сползла с худеньких плеч, обнажив маленькие упругие груди с тёмными твёрдыми сосками. Он стал целовать их, сходя с ума от желания. Целуя и лаская Ольгу, Александр думал, что целует и ласкает ту другую, которая снова вернулась к нему и останется с ним навсегда.

– Винтик, – шептал он, – мой маленький любимый винтик. Ты вернулась… Я так ждал встречи с тобой… Я знал… я чувствовал…

Неожиданно тело девушки напряглось. Она упёрлась в грудь Дантисту руками и отстранилась.

– Я не Бажена. Я – Ольга, – она отрицательно качала головой, глядя ему в глаза.

– Ты – Ольга, – повторил Дантист, приходя в себя. – Ты не она. Прости…

Ольга встала, поправила ночную рубашку.

– Это ты прости меня.

Она исчезла так же внезапно, как и появилась.

Остаток ночи Дантист провёл без сна, лёжа на кровати и глядя в тёмный потолок. Он думал о своей жизни и не мог решить, нужна ли она ему…

Утром он увидел Ольгу в столовой.

При дневном свете девушка не казалась точной копией Бажены. И глаза у Ольги были совсем другие, они были необычного зелёного цвета. Всё-таки зелёного… Ночное наваждение исчезло.

Но, несмотря на замеченные различия, Александр вздрогнул, встретившись с ней взглядом. Ольга улыбнулась нежной улыбкой Бажены; Дантист отчего-то стало стыдно, он отвёл взгляд.

Сходство заметил и Скиф. Он толкнул Дантиста локтем и хотел что-то сказать.

– Знаю, – тихо осадил друга Дантист. – Я уже знаком с ней. Это Ольга, сестра Алексея Ивашова.

– Знаком? – удивился Скиф. – Когда успел?

– Ночью.

– Ну, ты и… ходок, однако, – Скиф покачал головой. – Несмотря на седину…

За их столик подсела Светлана.

– Привет, парни, – проворковала она.

– Здравствуй, мать Тереза, – расцвел улыбкой хмурый азиат. – Когда второй сеанс исцеления?

– Прямо сейчас, – урчала Светлана. – Пошли в парк, пока Петя не приехал.

– Петя?.. – не понял Скиф.

– Пьер Шатен, мы его все так называем… Петя хотел провести эксперимент утром. – Светлана увела покорного Скифа в парк залечивать его раны.

Дантист пересилил себя и подошёл к Ольге.

– Как спалось? – спросила девушка.

– Я не спал. Думал. Но чувствую себя великолепно.

– Значит, мало думал… Или не о том.

Пьер Шатен стремительно вошёл в столовую. Кивнул Дантисту, налил себе кофе из кофе-машины, и, не задерживаясь, вышел.

– Прости, Оля, – сказал Дантист тихо.

– За что?

– За вчерашнее. Я не должен был… Прости. Ведь ты мне в дочери годишься.

– Не гожусь я никому в дочери, – грустно усмехнулась Ольга. – Особенно тебе… Пошли, Пьер зовёт.

Сегодня в зале совещаний расселись несколько иначе. Пьер с Дантистом, Скифом и Ольгой заняли место в центре, на кафедральном возвышении: Ольга с Пьером – напротив Скифа и Дантиста. Дети HomoNeo сдвинули стулья поближе и расположились вокруг – все двадцать два Новых Человечка.

Шатен внимательно посмотрел на Дантиста, потом также внимательно на Скифа.

– Я знаю, кто вы на самом деле. Знаю о цели вашей миссии здесь, в Берберре-2. Мне рассказал Алексей. И другие ребята тоже говорили. Не осуждайте их. У детей своя логика и своя этика. В мире, в котором они живут, нет тайн и секретов. Они живут так, как чувствуют, и поступают так, как хотят… Итак, я знаю, что вашей целью является возвращение этих детей на родину. Как вы смогли узнать, они возвращаться не хотят… Как быть?

Шатен выдержал паузу. У Дантиста не было сомнений, что президент независимой Берберры уже принял решение, и вопрос – чисто риторический. Дальнейшие слова Шатена подтвердили его предположение.

– Я узнал об этом вчера, – продолжал Шатен. – Я уехал, сославшись на государственные дела. На самом деле, я должен был подумать над сложившейся ситуацией. Думал я недолго, решение лежало на поверхности. Ваше появление здесь не нарушило моих планов, напротив, оно позволило мне иначе взглянуть на проблемы, которые стоят передо мной. До сего времени мои люди рыскали по всему свету в поисках детей нового поколения. Они не похищали детей из родительских домов. Они просто рассказывали о том, что ждёт их здесь, у меня, в Берберре-2. Дети сами изъявляли желание приехать в Берберру-2. Их никто не удерживает здесь силой, они свободны в своём выборе. Но ни один, заметьте, ни один из доставленных сюда не захотел покинуть этот город и вернуться домой… Возможно, это было похоже на похищение. Но я преследовал благородную цель – создать первую в мире коммуну детей HomoNeo, авангард обновляющегося человечества… Вывозить детей из страны, пересекать многие границы, обеспечивать их безопасность при прохождении через зону, – всё это требует больших материальных и людских ресурсов. Теперь всё изменится. Я не буду удерживать вас и ваших друзей в городе. Я хочу, чтобы вы стали очевидцами того, что здесь происходит. Об этом должны узнать люди, как можно больше людей. Сегодня же я помещу в глобальной сети сообщение о создании коммуны HomoNeo… Утром я подписал Указ о переименовании Берберры-2 в Город Будущего. Он будет открыт для всех детей нового поколения, которые захотят в нём жить. Посещение родителями этих детей также станет возможным…

Пьер Шатен – глава коммуны и президент независимого государства с громким названием Город Будущего – умолк, задумавшись. Дантист посмотрел на боевого товарища. Скиф был, как всегда, невозмутим, он сидел, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Дантист перевёл взгляд на Ольгу. В зелёных глазах была любовь. Любовь и надежда.

– А как насчёт путешествия в параллельный мир? – спросил Дантист. – Намеченный на сегодня эксперимент состоится, или в связи с переименованием Берберры-2 в Город Будущего будет объявлен выходной и коммуна погрузится во всеобщее ликование?

Пьер Шатен весело рассмеялся:

– Мне импонирует твоё чувство юмора, Алекс, – и вдруг посерьёзнел – Но непонятна ирония.

– Это не ирония, – вздохнул Дантист, которому всё вдруг надоело.

Дантисту хотелось, чтобы это шоу, коим он считал «путешествие» в параллельный мир, и вообще всё – вся операция под кодовым названием «Аура», быстрее закончилась, и чтобы они со Скифом, дождавшись с юга Зинку и Аристократа, убрались восвояси из города умников. Их миссия закончилась полным провалом, Шатен одним махом разрушил не только их планы, он свёл на нет все усилия ФАЭТ и других спецслужб, направленные на поиск пропавших детей. Напрасной оказалась смерть Гоблина…

Всё легально. Всё открыто. Нет никаких тайн. Если Город Будущего будет признан мировым сообществом, а в том, что это рано или поздно произойдёт, Дантист не сомневался, то навести в зоне порядок – дело нескольких недель…

– Эксперимент состоится, – пообещал Шатен. – Если вы с приятелем не передумали, конечно.

– Ну, почему же, – вступил в разговор Скиф. – Вам же нужны очевидцы. Я расскажу всем своим друзьям о параллельных мирах. Им будет интересно.

Шатен взглянул на Дантиста, Дантист молча кивнул.

– Хорошо. Тогда приступим. Немного о том, как будет проходить эксперимент… Сейчас вы будете погружены в гипнотический сон, который продлится пять минут. Ольга и её друзья переместят вас, пока только мысленно, в тот параллельный мир, в котором вы интуитивно хотели бы остаться. Вы проживёте некий отрезок времени в том мире. Сколько, я не знаю. Может быть, час, может, день, или больше, всё будет зависеть от ваших сил, от тех потенциальных способностей, которые скрыты в ваших зашоренных ошибочными представлениями сознаниях. Вы попадёте в ту точку прожитой вами жизни, где она могла бы развиться по другому сценарию. То, что вы увидите – это возможный вариант вашей судьбы… Итак, вы готовы?

Скиф и Дантист подтвердили готовность. Эксперимент начался.

Параллельный мир Скифа

Скиф ещё утром увидел Сан Саныча, их участкового, с которым его связывали отношения более тесные, нежели любого другого воспитанника шестого Хабаровского детдома. Сан Саныч был единственным полицейским, который не лез в его, Скифа, душу, не стыдил и не унижал его достоинства. Сан Саныч сам когда-то был детдомовцем и отъявленным хулиганом. Он лучше других сослуживцев понимал те мысли и чувства, которые гнездятся в головах таких трудных подростков, каким был Скиф, знал, откуда появляются всплески агрессии, и знал, как их гасить. Он всегда находил слова, которые ставили Скифа и ему подобных в тупик, заставляли думать…

Утром Сан Саныч пришёл в детдом не один. С ним был человек в штатском – мужик лет сорока, такой же пожилой, как и Сан Саныч. Зря этот мужик так вырядился. Серый в ёлочку костюм-тройка, неуставного розового цвета рубашка и красный в белый горошек галстук не ввели Скифа в заблуждение. Полицейский, это ясно! Или эфэсбэшник, что для тринадцатилетнего детдомовца Ваньки Неизвестного (имя, присвоенное ему в детдоме) или Скифа, как он сам себя окрестил, было одним и тем же.

Ленка, подружка Скифа – законопослушная, в отличие от него, воспитанница детдома, а потому любимица директрисы, Урсулы Егоровны – сообщила Скифу по секрету: Сан Саныч и ряженый мусор затребовали его, Скифа, дело и сейчас втроем с У.Е.(так все звали Урсулу Егоровну) что-то обсуждают в директорском кабинете.

«Кранты, – думал Скиф, – колония по мне плачет…»

Колония плакала по многим детдомовцем, но по Скифу она просто рыдала, захлебываясь солёными слезами.

«Уйду к Бирюку, – решил он. – Он примет. Бирюку такие крутые парни, как я, нужны».

Бирюк официально считался бизнесменом средней руки – имел небольшую сеть автозаправочных станций и автомоек, – но основной доход получал вовсе не от легального бизнеса. Попросту, Бирюк был бандитом, главарём преступной группировки.

Скиф сидел на деревянной лавке в столярке и шлифовал наждачкой палку от нун-чаки. Эту палку он выточил на токарном станке ещё вчера из буковой ножки старого кресла, которое спёр из кладовки. Отшлифовать нужно тщательно. Потом он покроет её лаком, и любимое оружие Скифа будет вновь служить верой и правдой.

Скиф шлифовал палку и размышлял: когда будет лучше убежать: прямо сейчас, или дождаться, чем эта бодяга закончится?..

Вдруг в столярку ворвалась запыхавшаяся Ленка. Глаза у неё были круглые, на лице алели пятна возбуждения. Ленка всегда краснела, когда была возбуждена, кому-кому, а Скифу это было хорошо известно. «Всё, – мелькнула мысль, – надо валить пока не поздно».

– Ванька! – закричала Ленка, хотя кричать было совсем не обязательно, некого перекрикивать, в столярке они находились одни, а станки не работали.

– Сама ты… Манька, – разозлился Скиф. – Я – Скиф, сколько можно повторять?.. Чего орёшь?

– Ни какой ты не Скиф. И не Ванька. Ты Андрей. Андрей Бережнов.

– С чего это ты… взяла? – У Скифа ёкнуло сердце.

– Если говорю, значит, знаю! – обиделась Ленка и выпалила – Походу, твои предки нашлись.

Скиф подскочил с лавки, палка от будущего смертоносного орудия отлетела и закатилась под верстак. Скиф бросился к Ленке, сгрёб её за воротничок ситцевого платьишка и, заикаясь, прохрипел:

– В-врёшь! Что ты сказала, д-дура?

– Твои родители нашлись, – повторила Ленка и принялась сбивчиво рассказывать. – Они тебя искали, но найти не могли. Они за границей жили. Запросы разные делали. Но тебя только сейчас определили, где ты есть, и что ты никакой не Неизвестный, а Бережнов. Тебя эфэсбэшники искали.

Скиф отпустил Ленкино платье и в изнеможении сел на лавку. В ногах он ощутил слабость, не мог стоять, если бы не лавка, сел бы просто на пол.

– Сначала эти мусора пришли, я тебе уже говорила, – продолжала Ленка, разглаживая помятый воротничок. – Потом, тот, что в гражданке, куда-то уехал. А потом снова приехал, и не один. С ним был мужчина, красивый такой, не старый ещё, и женщина, тоже красивая, но не русская. Казашка или корейка…

– Кореянка, – поправил Ленку Скиф, выбегая из столярки.

Его ноги вновь обрели силу и резвость. Он бежал по гулким пустым коридорам к кабинету У.Е. Он никакой не Иван, и тем более не Неизвестный. Он Андрей, Андрей Бережнов! У него есть настоящее, не придуманное имя. Он такой же, как все. Как те, которые находятся за стенами этого детдома. И у него есть МАМА и ПАПА.

Скиф остановился перед дверью кабинета директора, переводя дух и вытирая пот со лба рукавом рубахи. За дверью, возможно, находились его родители. Там ждала его новая, неизвестная жизнь.

Решившись, Скиф резко рванул дверную ручку на себя.

Перед Скифом сидели Пьер Шатен и Ольга. Рядом открывал глаза его друг Дантист. Подросток-детдомовец, который все свои тринадцать лет мечтал о встрече с родителями, остался в другом мире. Всё, что увидел и пережил Скиф, оказалось всего лишь сном, видением, которое, возможно, он сам и придумал…

Параллельный мир Дантиста

В операционном зале Штольца не оказалось. Пульт управления взрывателями был где-то здесь. Найти его Дантисту труда не составило, тем более что теперь он знал о его существовании. Пускатели были не активизированы. Дантист огляделся. Дверь в соседний зал оказалась приоткрытой. Дантист подошёл и заглянул в щелку. Штольц, покачивая головой и вздыхая, брёл вдоль ряда стеклянных саркофагов. Он любовно поглаживал их, прощаясь со своими чадами.

Дантист вошёл в зал и остановился напротив Штольца, преграждая ему выход в операционный зал. Штольц заметил вошедшего Дантиста и в его глазах промелькнул страх.

– Насколько я разбираюсь в подрывном деле, минные пускатели вы, господин Штольц, ещё не успели активизировать, – сказал Дантист.

– Вы? – выдавил из себя Штольц.

– А кого вы рассчитывали увидеть? Конечно, я. Кому, как не мне, вашему ассистенту, быть рядом в трудную минуту? – насмешливо произнёс Дантист, но тут же, стерев улыбку с лица, строго скомандовал – Ну-ка, герр Штольц, стойте смирно, руки за голову!

Штольц криво усмехнулся, он уже справился с первоначальным испугом.

– Я ошибся в вас, Алекс, или как вас там, – сказал он в ответ, – но и вы заблуждаетесь на мой счёт. Я способен признать свою ошибку и даже исправить её.

С этими словами Штольц выхватил пистолет и снял с предохранителя.

– Не делайте глупостей, Штольц, – спокойно сказал Дантист.

– Будьте спокойны, молодой человек, – ответил Штольц. – Я уже допустил одну глупость, следующей не будет.

Неожиданно в двери появилась Бажена. Штольц среагировал на движение и выстрелил в девушку – навскидку, не целясь. Он промахнулся, пуля ударила в стену, раскрошив кафельную плитку.

Дантист метнулся к Штольцу, нырнув под вторую пулю, которая просвистела возле его виска и разбила один из саркофагов. Клон выпал из саркофага в зал, он задыхался и хрипел, выдавливая из лёгких жидкость, которая заменяла ему воздух. В третий раз Штольц выстрелить не успел, Дантист выбил из его руки пистолет и прижал Штольца к стене. Пальцы руки спецагента напряглись и сжались в щепоть, похожую на голову змеи. За своей спиной Дантист услышал спокойный голос, который меньше всего ожидал услышать:

– Остановись, Дантист, – это говорил Зинка. – Не нужно его убивать. Мы солдаты, а не убийцы.

Дантист повернул голову, криво усмехнулся и сказал:

– История повторяется… Хорошо, пусть живёт, гнида. Пожизненное заключение не намного лучше смерти, а может быть, и хуже.

Он взял Штольца за шиворот и подвёл к Зинке.

– У тебя есть наручники?

– Имеются, – ответил Зинка, поигрывая стальной гирляндой, состоящей их двух больших и нескольких маленьких звеньев.

– Упакуйте, пожалуйста. – Дантист повернулся к дрожащей Бажене, обнял её. – Винтик мой, – нежно прошептал ей на ухо, – мой любимый маленький Винтик. Непослушная. Почему ты не ушла к катеру, как я просил?

– Почему винтик? – спросила Бажена. – Потому, что маленькая и худая?

– Нет, потому, что главная, – ответил Дантист. – В любом механизме маленький винтик – главная деталь. Без крошечного винтика механизм развалится. Ты – главная в моей жизни. Без тебя… я тоже развалюсь.

– Нет, не нужно. Не разваливайся…. Ты ещё должен увезти меня отсюда. Не оставляй меня здесь, хорошо?

– Не оставлю.

– А ведь я даже не знаю твоего настоящего имени.

– Меня на самом деле зовут Александр. Называй меня Саша.

– Саша, – повторила Бажена. – Я люблю тебя, Саша…

– Я тоже люблю тебя, Винтик.

Подошёл Скиф. На его груди болтался автомат, в каждой руке он держал ещё по одному.

– Чен на том свете, – сообщил он, – как, собственно, я и обещал. Лис его догоняет, с ним Аристократ разобрался, порвал, как Тузик грелку.

– А где Герцогиня? – обеспокоенно спросил Зинка.

– С Аристократом.

– Автоматы в оружейке взял? – спросил Дантист.

– А где же ещё? Вот три штуки, разбирайте. Аристократа и Герцогиню я уже вооружил. Из остальных автоматов вытащил бойки.

Они вышли из ангара. На востоке светилась золотом чётко очерченная линия горизонта – вставало солнце.

Послышался шум винтов, и вертолёт от коттеджа Штольца взмыл в небо.

– Луккини, сволочь! – сказал Скиф. – Понял, что жареным запахло. Можно позавидовать его оперативности… Чёрт бы с ним, с итальянцем, вертолёта теперь у нас нет.

– Давайте решать, что делать, – предложил Зинка, когда они подошли к обнимавшимся Аристократу и Герцогине.

– А что решать? – пожал могучими плечами Аристократ. – Пошли на катер, а то, неровен час, клоны проснутся. Кто знает, что у них на уме? Выйдем в море и будем ждать своих.

– Итак… – начал Зинка, но замолчал, увидев, что Скиф прищурился и внимательно смотрит куда-то поверх его плеча.

– Что? – спросил Дантист, оглядываясь.

– Эвакуация отменяется, – вздохнул Скиф, передёргивая затвор автомата.

Со всех сторон к друзьям медленно приближались клоны. В «доброте» и искренности их намерений сомневаться не приходилось: восемьдесят копий Иоганна Штольца намеревались расправиться с убийцами своего создателя.

Боевики зажимали их в кольцо. Среди нападающих сновала маленькая горбатая фигурка, принадлежащая особе женского пола. Горбунья перебегала от одного клона к другому и что-то злобно шипела. Пиранья! Именно она стала главнокомандующим необычного воинства. Наверное, обнаружив своего господина мёртвым, женщина-зверёк быстро разобралась в ситуации и разбудила клонов. От кого-то искусственные люди-солдаты должны были получить приказ, они и получили его от Пираньи.

Было видно, что у клонов имеется определённый план – они действовали чётко и с холодным расчётом. Первыми шли недавно вышедшие из инкубатора клоны. За ними, прикрываясь спинами юнцов, следовали «старики».

– Мало я взял боеприпасов! – с сожалением произнёс Скиф. – Стреляйте, ребята, прицельно, одиночными. И старайтесь поразить тех, что идут вторым эшелоном. Они наиболее опасны, каратэ владеют не хуже нас с вами. Если дело дойдёт до рукопашной, нам конец.

Скиф выстрелил первым, и один из «стариков» упал, но тут же поднялся и продолжил наступление.

– Блин! Я же ему в самое сердце попал, – удивился Скиф. – Вот живучие твари!

– Стреляйте по головам, – сказал Дантист. – Так вернее.

Он выстрелил, и голова клона, выглядывающая из-за плеча впереди идущего, взорвалась осколками. Клон упал и больше не поднялся.

Отстрел наступающих боевиков продолжался минут десять, пока у обороняющихся не закончились патроны. Не все выстрелы были столь успешными, как первый выстрел Дантиста: многие клоны, поражённые не в голову, а в другие части тела, поднимались и присоединялись к остальным наступающим. Трофейные пистолеты Лиса, Чена и Штольца осаждённые пока не применяли, оставляли для ближнего боя. Первым, у кого закончились патроны, оказался Скиф – он стрелял чаще других. Отбросив автомат в сторону, Скиф уселся посреди бетонной вертолётной площадки в позе лотоса, и, сведя большие и указательные пальцы рук между собой, закрыл глаза. Зинка, оглянувшись на товарища, подумал: «Каа готовится к битве»

Вскоре патроны закончились у всех, а клонов было ещё много….

– Спрячься в коттедже Штольца, – сказал Дантист Бажене. – Клоны тебя не тронут.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Я останусь с тобой, любимый. До конца.

«Конец уж близок» – подумалось Дантисту.

Клоны приближались со всех сторон, и друзья встали спина к спине, образовав круг, в центре которого поместили Бажену.

С северо-запада послышался стрёкот вертолётов. Клоны остановились, и, задрав головы, глядели на приближающиеся машины.

Вертолёты зависли над островом. Упредительные очереди из бортовых пулемётов ударили в землю перед ногами остановившихся боевиков Штольца, клоны, не сговариваясь, бросились врассыпную. Десант высадился молниеносно. Спецоперация длилась не более десяти минут, все клоны были схвачены. Обошлось без стрельбы, ребята президентского спецподразделения знали своё дело.

Чудак поздравил спецагентов с успешным завершением операции «Змий». Теперь можно возвращаться. Штольц пойман, все улики его преступления сохранены. Комиссии ООН будет чем заняться.

Дантист подошел к Чудаку и прямо, без ненужных подробностей, изложил свою просьбу.

– Ты хоть понимаешь, о чём меня просишь? – фыркнул Чудак.

– Понимаю. Чудак, я никогда ни о чём тебя не просил. Это очень важно для меня, пойми…

Чудак с сомнением поглядел на дрожащую от утренней прохлады и пережитого кошмара бледную Бажену.

– Разве мы всегда действуем по инструкции, Чудак? – поддержал товарища Зинка.

Чудак снял свои старомодные очки с толстыми-претолстыми линзами и принялся их тщательно протирать замшевой тряпочкой, изредка вскидывая руку и осматривая свою работу в лучах восходящего солнца. Потом надел очки и внимательно посмотрел на Дантиста.

– К сожалению, мы очень часто её нарушаем…

Пожилой эскулап с бородкой как у Троцкого стоял перед Дантистом, заложив руки за спину.

– Ну что вам сказать, молодой человек, – говорил он, задумчиво глядя на носки своих ботинок. – Девушка нуждается в отдыхе, организм её крайне изнурён… Она что, плохо питалась?

Дантист пожал плечами.

– Психическое состояние тоже не в норме. Далеко не в норме… Учитывая специфику вашей профессии, могу сказать, что нервы у девушки могли бы быть и покрепче.

Доктору сказали, что Бажена работает в конторе. Он не очень-то в это поверил, так как имел на руках медицинские карты всех работников конторы.

– Доктор, сколько ей осталось? – спросил Дантист.

– Долго держать её у себя я не собираюсь. Пару дней отоспится, отдохнет, побудет под моим наблюдением. Прокапаем глюкозки, витаминчиков… и всё, забирайте. Рекомендую отвезти вашу девушку к морю. К солнцу, к фруктам. Только положительные эмоции… И секс. Непременно! Секс, это, знаете ли – главное лекарство.

– Я не об этом, – покачал головой Дантист. – Я должен точно знать, сколько ей осталось жить.

– Если вы о лимфосаркоме, которая якобы имеет место быть, таки это всё чушь, молодой человек. Никакой лимфосаркомы, как впрочем, и любых других заболеваний крови, у неё нет. А кровь у девушки… она запросто может быть донором, конечно, после того, как наберётся сил.

– Как это – нет?! – Если сказать, что Дантист был удивлён, значило – ничего не сказать, он был огорошен. – Доктор, ошибки быть не может? Её отец умер от лимфосаркомы. И ей поставили этот диагноз. Больше года назад.

Доктор презрительно хрюкнул и возмущённо произнёс:

– Я могу простить вам ваше невежество в вопросах онкологии. Вы можете не знать, что лимфосаркома не относится к числу заболеваний, которые передаются от родителей, вы можете не знать, что больные лимфосаркомой не живут больше одного года. Но усомниться в моей компетенции…

– Док! – воскликнул Дантист. – Простите меня! Вы не представляете, что вы для меня сделали… Я могу её видеть?

– Таки почему нет?

Дантист бросился к двери в палату, где лежала Бажена. Он осторожно приоткрыл дверь и увидел любимую. Она смотрела на него; в огромных синих глазах была тревога…

Нет, это не Бажена!..

Перед Дантистом сидела Ольга и смотрела на него с тревогой и любовью во взгляде огромных зелёных глаз. Дантист понял, где он находится, и что чудесное исцеление возлюбленной – всего лишь сон, мираж, грёзы… Он хотел, чтобы было так, и он увидел во сне то, что хотел увидеть. Бажены не было в этом мире, её не вернуть сюда. Никогда не вернуть…

А существовал ли другой мир? В это хотелось верить.

Но Дантист верить отказывался.