Текст книги "Российские этюды – 2"

Это я написал, когда увидел вечернее офисное здание на Трубной площади.

МЕТРО ВЕЧЕРНЕЕ

Люди в вечернем метро в коконе своей усталости. Их не надо беспокоить, не надо с ними заговаривать. В тесноте их личное пространство скукожилось, но его границы стали тверды как никогда.

В КИНОТЕАТРЕ

Думал, что все узнал про современную Москву. Оказалось, что нет. Попал в зал кинотеатра, где нет привычных кресел. Вместо них на пол брошены двадцать мешков.

Это обычный зал с нормальными ценами. Но есть VIP залы, где билет стоит 2500 рублей. Там я не был, но очень заинтригован – не чешут ли за такие деньги зрителям пятки кисточками из шерсти мексиканского тушкана?

Маяковский на даче

Хоть по слогам перечитайте Маяковского, не найдёте у него восхищения природой. Никаких дрожащих клейких листочков, загадочных туманов и утреннего пения ворон. Это ж как надо любить женщину, чтобы несколько лет снимать с ней дачи на Акуловой горе города Пушкино! Писать стихи в антисанитарных условиях и почти каждый день мотаться на поезде в Москву, а потом на трамваях к Никитским воротам, чтобы сдать очередную порцию в окна РОСТА.

О дачниках он высказывался так: «Дачники – это толстомордые обыватели, заспанные „обломовы“, живущие на обочине прогресса, разглагольствующие на верандах за вечерним чаем о мировых проблемах, охаивающие совбыт, брюзжащие, вечно всем недовольные. В конечном счете раскисшая мелкобуржуазная среда, в основном, интеллигентская».

Насколько я знаю, город Пушкино в стихах он упоминал дважды. Одно стихотворение мы учили в школе: «Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою…»

Второе упоминание неожиданное:

 
Не нужна мне никакая заграница,
Ехать в духоте, трясясь, не спать,
Чтоб потом на Париж паршивый пялиться?!
Да я его из Пушкина вижу, как свои пять пальцев.
 

Как велика любовь поэта к Лиле, которая пересиливает его «любовь» к дачной жизни, можно понять из уморительного стихотворения «Весна». Вот отрывок:

 
Опишу хотя б, как на даче выделываю стихи.
Не растрачивая энергию средь ерундовых трат,
Решаю твердо писать с утра.
Но две девицы и тощи и рябы,
Заставили искать грибы.
Хожу в лесу-с, на каждой колючке распинаюсь, как Иисус.
Устав до того, что не ступишь на ноги,
Принес сыроежку и две поганки.
Еле отделываюсь от упомянутых фей.
С бумажкой лежу на траве я,
И строфы спускаются, рифмами вея.
Только над рифмами стал сопеть,
И меня переезжает кто-то на велосипеде.
 

Дальше еще круче! Почему я вспомнил? С Николаем Кочергиным нашли одну из дач на Акуловой горе, которую снимал Маяковский. Дача восстановлена после пожара. Из вещей Маяковского там только самовар. Зато во дворе памятник. Говорят, что один из лучших.

А какой вид с Акуловой горы! Сразу захотелось что-нибудь сочинить, а потом выпить. Или сначала выпить. Но Николай за рулем, а пить одному нельзя ни поэтам, ни прозаикам. Даже, если в сумке булькает в бутылке чистейший самогон (подарил Николай), а душа требует возвышенного.

Стало просто

 
Влюбленные нынешнего поколенья,
Как просто вам стало в Сокольники ездить.
И новая юность поверит едва ли,
Что папы и мамы здесь тоже бывали.
 

Помните эти стихи Долматовского из кинофильма «Добровольцы»? Почему я вспомнил? Потому, что сейчас «новой юности» просто не только в Сокольники ездить. Просто стало всё. Захотел заняться фотографией – в сети куча уроков и советов. Готовишься к путешествию – можно для начала виртуально побродить по улицам новых городов, на спутниковой карте отметить все болота и овраги, куда не следует соваться. Стали интересны писатели второго ряда времен Серебряного века? Доставай планшет, читай до одури.

А нам в «старой юности» нужно было идти в библиотеку, набирать стопку книг и тащить их домой под свист осеннего ветра.

Это я вспомнил, когда любовался сталинским ампиром – домом культуры в городе Пушкино. Раньше там была прекрасная библиотека и не менее прекрасные библиотекарши.

– Что, Дараган, – говорили они, заполняя формуляры книг по истории кинематографии, – велосипедный спорт уже не интересует?

Чистый переулок

Есть много способов готовиться к путешествию. Мой любимый такой: читать о людях, которые жили в городах, которые собираешься посетить.

Приезжаешь и гуляешь по улицам не один. Иногда вдвоем, иногда тебя окружает толпа. Страшно, например, гулять в Москве по Сивцему Вражку. Только поговорил с молодым Львом Толстым, как к беседе присоединился Федор Толстой-Американец, рядом Герцен и Огарев спорят с Аксаковым, к ним прислушиваются Цветаева с Ефроном, Есенин гуляет с Аней, на углу Вицин беседует с Шолоховым…

Ладно, думаешь, пойду по переулкам к Москва-реке – может Герасим еще не утопил Муму? Хоть на собачку посмотрю. Прохожу Чистый переулок. Ба, а тут Варлам Шаламов идет, оглядывается. Ему тут быть не положено. Ему за 101-й километр надо. А вот Алексей Кравченко идет, на старые здания смотрит – потом они на его картинах появятся. Навстречу ему Михаил Рощин. Отлично, можно с ним поболтать о его пьесе «Валентин и Валентина». Давно ее смотрел. Эх, не получится. Его перехватил Владимир Познер – он тоже тут живет.

А это кто такой старомодный? Аааа, это один из фон Мекков. Его мама поддерживала Чайковского. Видела его пару раз мельком, но деньги на жизнь давала. Брала пример с баварского короля, который Вагнера поддерживал. А кто это вышел из усадьбы напротив? О, это знаменитая Настасья Дмитриевна Офросимова, гроза Москвы времен Пушкина. Голос громкий, уверенный. Как тогда про нее писали? «Она своим языком более может наделать заведению вреда, нежели все жители двух столиц вместе». Грибоедов ее даже в свою пьесу вставил. Как он бедный после этого жив остался?

Но почему в ворота ее усадьбы входит такой серьезный мужчина в костюме? И говорит по-немецки. И охрана вокруг суетится. Так это фон Шуленберг, посол Германии, который объявил Молотову, что началась война. А за два дня до этого он тайком намекнул, что война начнётся 22-го июня. Не поверили ему. Шуленберг еще не знает, что в 1944-м году он присоединится к «заговору генералов», захотевших убить Гитлера. И его будут пытать, а потом расстреляют. А красивый особняк отдадут Патриархии.

А на углу солидный дом. Поднял воротник пальто молодой Булгаков, идет он в гости к Николаю Покровскому. Это дядя его, известный врач-гинеколог. Потом и дом, и дядя появятся в романе «Собачье сердце». Сам Булгаков жил неподалеку. Витают над переулком строки «Дней Турбиных», «Собачьего сердца», «Роковых яиц»…

А Герцен и тут отметился. Вот тут за стенами длинного здания он сидел под арестом. Через стены с ним не потолкуешь.

Выходишь на Пречистенку, а там опять встречи. Поклонишься генералу Ермолову, махнешь рукой Есенину с Айседорой Дункан и бегом в кафе, чтобы хоть немного побыть одному.

Встретили Боцмана

Вернулся боцман на родину из далекого Белграда. Работать там много не пришлось, но платили хорошо. Кормили отлично, сербские девушки его любили.

Пошли мы отмечать встречу в Домжур – любимый ресторан боцмана. А там еще одна встреча – мой коллега по работе на яхте – матрос Вероника. Веселая Вероника, любящая коньяк, капучино и бильярд.

Подарил боцману книгу о Ладоге. Увидел он свои фотографии и обомлел. Сказал, что сделал первый шаг в вечность. Капитан был мягок и весел. Не так, как боцман, конечно, но таким я его редко вижу.

Дом боцмана попал под реновацию. Скоро ему придется переезжать и думать о мебели для кухни, ремонте и прочих вещах, непривычных для настоящих мужчин, закаленных морскими ветрами.

Борьба с мухами

 
Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
 

Пушкин использовал метафору. «Давить мух» у него значит, расслабляться с рюмочкой. Знаете выражение «быть под мухой»? Это стародавнее.

А вот кто и правда давил мух, так этот дед Салтыкова-Щедрина. Посмотрите на здание Института США и Канады в Хлебном переулке. Принадлежал этот дом Забелину, деду писателя. У деда был еще один дом в арбатских переулках. И еще был солидный счет в Опекунском Совете на Солянке. Туда он иногда наведывался, чтобы снять проценты. Остальное время он сидел у окна и кожаной мухобойкой боролся с мухами. Рядом на столике лежал вчерашний выпуск «Московских ведомостей», а на подоконнике стояла табакерка с березинским табаком. История умалчивает – читал ли он газету. Да и неважно это.

Будете осуждать Михаила Петровича? Я бы не стал. Это так прекрасно иметь возможность целый день смотреть в окно. Молодой Лев Толстой таким образом начинал свой подъем на вершину Парнаса-2 (того, что для прозаиков). Сидел он у окна дома в Сивцем Вражке, смотрел на прохожих и придумывал истории, которые с ними приключатся.

А можно ничего не придумывать, а просто бороться с мухами, не замечая, как проходит время. Ведь из такой жизни и уходить не так обидно.

Память и водка с хлебом

Всегда завидовал людям с хорошей памятью. Прочитают они книгу и помнят, как звали героев. И фамилии артистов помнят. И уж, что совсем немыслимо, помнят, как звали сыновей Александра Невского. На экзаменах по общественным наукам меня спасали шпаргалки-гармошки. С физикой было проще – основные законы простые, а всякие уравнения можно вывести на листочке.

С книгами у меня всегда проблема. Запоминаю только то, что нужно в данный момент или может пригодиться в ближайшее время. Спасибо электронным читалкам, где легко отмечать важные места. Но бывает, что запоминается всякая чушь. Так из книги «Былое и думы» Герцена запомнился эпизод с водкой: «Жандармам дают всякий царский день чарку водки. Вахмистр дозволял Филимонову отказываться раз пять-шесть от своей порции и получать разом все пять-шесть; Филимонов метил на деревянную бирку, сколько стаканчиков пропущено, и в самые большие праздники отправлялся за ними. Водку эту он выливал в миску, крошил в нее хлеб и ел ложкой».

И какое чудо, когда страницы книг оживают! Герцен это наблюдал, когда сидел в тюрьме. А сидел он в Крутицком подворье. Есть там старое здание с железной дверью и решетками на окнах. Вот там и была тюрьма, где сидел Герцен и где жандарм делал тюрю из водки с хлебом.

Геометрия

Если слово супрематизм вас не пугает и если вы в Москве, то можете доехать до Зоологической улицы и зайти в Государственный Центр современного искусства. Там постоянно интересные выставки. Мы побывали на выставке «Гео-метрия в культуре 20-21-го веков».

Я не принимаю участие в обсуждении, являются ли два чёрных квадрата на белом фоне произведением искусства. Знаю схемы отмыва денег с помощью полотен современных художников. Представляю, как забавляются художники, читая рецензии на свои работы. Но мне такие выставки нравятся. Очень нравятся. Понимаю, что копировать работы, например, супрематистов просто. Непросто придумать и исполнить. И еще непросто придумать философию, которая сопровождает новое направление в искусстве.

Я отдыхаю на таких выставках. Где-то улыбаюсь, где-то восхищаюсь. Там все интересно. И работы художников, и тексты «умных мыслей» на стенах, и работа дизайнеров выставки.

День последний

Скоро самолет. Потянутся дни за письменным столом. Побегут строчки на экране компьютера. Ненадолго прощаюсь с Москвой. Она сейчас нарядная, богатая. Ведь скоро Новый год.

Раньше это было время, когда я собирался начать новую жизнь. И новогодние слова были скучны: «мне надо», «я должен», «буду жить и работать по плану»… Как же это мешало быть счастливым!

Счастливые не только не наблюдают часов. Они, паразиты, еще и планов не наблюдают. Их еженедельник чист, как слеза ребенка. А из мудрых мыслей над столом висит одна: «Да пошли вы все!»

И ходят по земле самодостаточные счастливцы. Не боятся, не верят, не просят. Будет день, будет и «доширак».

Книги В. Дарагана

Игра на бирже – можно ли заработать покупая и продавая акции?

Женщины и мужчины – рассказы, эссе и миниатюры о любви.

Однажды и другие рассказы – почти автобиографично, рассказы, миниатюры, повести «Инженер-физик» и «Аспирант».

Идеальная Катя – рассказы, миниатюры, повесть «Идеальная Катя».

Накапливаемая внезапность – эссе и миниатюры о труде писателя.

На машине по Италии – рассказы о Сицилии, Умбрии, Тоскане, Марке.

Медленным галопом по Святой земле – путешествие по Израилю.

Российские этюды – путешествия по России.

Мы и наши гены (совместно с В. Полуновским) – насколько гены определяют нашу судьбу.

Ладога – на яхте по Ладоге.

Париж, Амстердам, Вена, Мюнхен и др. – путешествия по Европе. Познавательно и немного весело.

Надо что-то менять – рассказы миниатюры, эссе.

Рассказы об Америке – университеты, корпорации, бизнес, медицина, быт, путешествия по американским городам. Не очень серьезные рассказы.