Текст книги "А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах"

– История необычная, почти нереальная.

– Вот и мы в те 90-е годы были той самой собакой, которую закопал медведь. Но выбраться из ямы все-таки удалось. Так что опыт приобрели, как преодолевать самые фантастические препятствия.

– Образ убедителен, а потому расспрашивать о том времени не буду: прошло! Сегодняшний день важен, а потому проведем небольшой эксперимент. Есть хороший тест, он звучит так: вы хотели бы, чтобы ваш сын работал на комбинате?

– Он заканчивал МЭИ по специальности «атомные энергетические установки». Профессию выбирал сам. После института два года отслужил в армии. Имел возможность устроиться на работу на самых престижных предприятиях, но он попросился на комбинат.

– Думаю, это высшая оценка как самого предприятия, так и работы отца. Разве не так?

– Согласен. И делаю это с удовольствием…

Часть вторая
Атомный пояс

Где-то в средней полосе России

Дорога на Объект начиналась таинственно, необычно, и это уже само по себе создавало ощущение причастности к главным секретам государства.

Впрочем, именно так и было.

Путь в Великую тайну, что находилась «где-то в средней полосе России», стартовал на Цветном бульваре, в доме № 12. Сейчас этого дома нет, он снесен, а потому «вход» в Атомный проект по-прежнему загадочен и притягателен – как и все, что невозможно сегодня самому попробовать и пройти.

Очень красочно (и точно!) описал этот путь Виктор Борисович Адамский, доктор наук, один из пионеров Атомного проекта. Он вспоминает:

«Это было московское представительство КБ-11. Оно имело и другие названия, которые надо было употреблять в зависимости от того, с какими партнерами ведутся дела: например, для молодых специалистов и других принимаемых на работу – почтовый ящик 49, и адрес был: Москва, Главпочтамт, почтовый ящик 49. Говорят, был случай, когда кто-то из принятых на работу или направленных в командировку понял это буквально и, увидев на Главпочтамте почтовый ящик, на котором было написано № 49, простоял около него целый день, ожидая, что за ним кто-то придет…»

Думаю, что Виктор Борисович привел одну из «сказочек», которых так много было среди сотрудников КБ-11! Здесь собрались люди не только знающие, но и веселые, а потому забавных историй они напридумывали немало и теперь их рассказывают новичкам, мол, видите, какие необычные были времена, когда начинался Атомный проект. Секретность всегда стимулировала творчество юмористов, хотя, казалось бы, ведомство Берии к этому не располагало… Но физики всегда шутили… А тем более когда оказывались за ключей проволокой, где, как ни странно, «демократии» было побольше, чем на «Большой земле».

Но до этого заповедного уголка еще предстояло добраться. Адамский продолжает:

«…я получил какой-то пропуск и указание явиться к 8 утра во Внуковский аэропорт и ждать там, пока ко мне не подойдут… В назначенный день, 25 января 1950 года, я явился во Внуковский аэропорт. Меня предупредили, что не должно быть никаких провожающих. В аэропорту я сел на скамью в зале ожидания, ближе к выходу на летное поле, как мне было указано. Примерно минут через сорок или час ко мне подошел какой-то человек и спросил: „Вы Адамский?“ – сказал, чтобы я подождал еще немного. Минут через десять-пятнадцать он вернулся и повел на выход меня и еще человек десять. Мы вышли на летное поле и направились к грузовому самолету „Ли-2“. День был пасмурный, но солнце все-таки пробивалось сквозь облако. Когда самолет поднялся, стало ясно, что мы летим строго на восток…»

Прошло сорок лет, и мне довелось пройти тем же путем, что и старожилам КБ-11. Оказывается, изменились лишь детали, а вся «технология отправки на Объект» осталась в первозданном виде. Правда, встреча состоялась не на Цветном бульваре, а на окраине города (не знаю, можно ли сейчас назвать адрес представительства Арзамаса-16?!), да и самолет летел не из Внуково, а из Быково. Меня попросили быть в зале ожидания, где меня нашел кто-то из сопровождающих. Потом была собрана группа (по специальному списку), и мы направились на летное поле. Там нас ждал «Ан-24». Вскоре мы вылетели строго на восток и через час приземлились в Федеральном Ядерном центре.

Здесь уже нас ждали работники спецслужб, проверка была столь же тщательная, как и полвека назад.

Раньше самолет в Арзамас-16 летал ежедневно. Случалось, выполнялось и два рейса.

Во времена перестройки улететь можно было по вторникам и пятницам.

После 91-го года самолет летал лишь по пятницам, а потом авиасвязь и вовсе прекратилась: сказали, что «экономически невыгодно», но на самом деле Федеральный Ядерный центр не мог оплачивать аренду самолета. Даже такого «дешевого», как «Ан-24».

Хорошо, что хоть поезд еще ходит туда ежедневно…

«Атомные башни» Урала

Сейчас уже трудно установить, кто именно так назвал два завода, которые начали возводиться на Урале. Один – вблизи Челябинска, другой – неподалеку от Свердловска.

Когда-то, во времена Демидовых, здесь появились башни, которые символизировали начало мощной металлургии России. С тех пор Урал стал основой промышленности, «становым хребтом державы». Атомные заводы теперь должны были обеспечить безопасность страны. Это прекрасно понимали все, кто был причастен к Атомному проекту. Однако специалистов катастрофически не хватало – ведь после войны прошло всего два года…

В конце августа 1947 года Л. П. Берия направляет очередное письмо И. В. Сталину. Речь в нем идет об укомплектовании кадрами заводов № 817 (проект акад. Курчатова) и № 813 (проект проф. Кикоина). Как и положено, фамилии ученых Берия вписывает от руки. В своем обращении к Сталину руководитель Атомного проекта пишет, что подготовлен проект постановления Совета министров СССР, который, в частности, предусматривает:

«1. Мобилизацию в 1947 г. с предприятий 30 министерств и из Академии наук СССР 207 человек инженеров, 142 чел. техников и 1076 чел. квалифицированных рабочих для укомплектования завода № 817 и первой очереди завода № 813…»

В нынешние времена не может не удивлять, насколько точно и тщательно продумывался каждый шаг Атомного проекта! Высшее руководство страны учитывало каждого специалиста, каждого инженера, а потому речь шла не о безликих сотнях и тысячах (а именно так считают нынче наши чиновники!), а о каждом конкретном человеке. Рассказывают, что перед обращением к Сталину Берия потребовал предоставить ему поименный список: кто именно, откуда и когда должен прибыть на атомные заводы. По этому поводу можно ерничать, иронизировать, мол, таково уж было ведомство, которое возглавлял Берия и которое «привыкло работать с расстрельными списками», но в истории Атомного проекта такая скрупулезность сыграла решающую роль: нужные кадры появились на атомных заводах.

Далее в своем письме Берия уточняет, что необходимо:

«2. Выделение 2000 человек рабочих, в том числе из ремесленных училищ 1000 молодых рабочих выпуска IV квартала 1947 г. и I квартала 1948 г. и за счет организованного набора в 1947 г. 1000 человек…»

Организовывались и два ремесленных училища. Они должны были после пуска заводов обеспечивать их квалифицированными кадрами.

Кстати, эти училища являются ровесниками предприятий. Они надежно работали все годы, вплоть до перестройки. В лихие 90-е, когда профессиональное обучение было в России практически полностью ликвидировано, училища в атомных городах сохранились, потому что там прекрасно понимали, что будущее приходит очень быстро, и если следовать рекомендациям «из Москвы», то можно остаться без специалистов. Училища и сегодня работают уверенно и надежно, обеспечивая атомные заводы хорошими специалистами.

В письме Сталину, конечно же, шла речь и о военных. Без них Атомный проект обойтись не мог, а потому Берия писал, что нужно предусмотреть:

«3. Передачу заводам № 817 и 813 по окончании строительства сроком на два года двух строительных батальонов по 1500 человек в каждом».

По сути дела, за этими строками скрывается рождение новых атомных городов. После пуска заводов строительные батальоны будут возводить жилые дома, детские сады, магазины и театры.

На письме появилось размашистое «Да». Сталин согласился со всеми предложениями руководителей Атомного проекта. И теперь судьба тысяч людей будет навсегда связана с атомной промышленностью.

Однажды специалисты, живущие в разных городах страны и работающие на разных предприятиях, получат повестку, по которой им надлежит явиться или в райком партии, или в местное отделение НКВД, или в дирекцию. Там им сообщат, что в такой-то день и такой-то час надлежит явиться на железнодорожный вокзал (реже в аэропорт) и выехать до такой-то станции. А там им сообщат, куда надлежит отправиться дальше…

Люди уезжали в свое атомное будущее, не подозревая о том, что их ждет. Подавляющее большинство из них так и не вернулись на «Большую землю» – в атомном архипелаге они нашли свою судьбу и свое призвание.

Приглашение на Бикини

Письмо, переданное в МИД СССР посольством США, вызвало удивление у всех, кроме Сталина и Берии. Те уже знали, что американцы предполагают провести «акцию устрашения», то есть на испытания атомных бомб пригласить наблюдателей из разных стран: мол, пусть посмотрят, сколь мощное оружие создано в Америке.

Сначала этой информации из Америки в ведомстве Берии не поверили, но вскоре от агентов пришло еще одно подтверждение, и теперь уже Лаврентий Павлович сразу же доложил Сталину.

Тот удивился, но виду не подал.

– Посмотрим, – сказал он, и Берия понял, что версию с приглашением на испытания нужно еще раз проверить.

Однако вскоре из американского посольства пришло письмо на имя заместителя министра иностранных дел С. А. Лозовского. Оно было лаконичным и четким. В частности, временный поверенный в делах Хорас Х. Смит писал:

«Мое правительство, учитывая интерес, который ваша страна как нация, являющаяся членом Комиссии Объединенных Наций по атомной энергии, проявляет к развитию и будущей роли атомной бомбы, сердечно приглашает ваше правительство назначить двух наблюдателей для присутствия при испытаниях атомной бомбы (операция „Кроссроудс“), которые будут проводиться в июле и августе 1946 года в Бикини Этолл, группа Маршалловых островов… Испытание полностью проводится правительством Соединенных Штатов и не является какой-либо комбинированной или международной операцией».

В этом же письме сообщалось, что вместе с наблюдателями на испытания может поехать один представитель печати.

Предполагалось, что военный корабль возьмет на борт наших представителей в Сан-Франциско, откуда он уйдет в район испытаний 12 июня.

В меморандуме, приложенном к письму, описывалось, что наблюдатели прибудут в Гонолулу, где отдохнут один день, а затем уже отправятся к месту испытаний. В общей сложности около трех месяцев наблюдатели будут находиться на военном корабле, так как в промежутках между испытаниями он не будет возвращаться в США.

С американской пунктуальностью в меморандуме записано:

«Расходы по содержанию во время путешествия на военно-морском судне оплачиваются самими индивидуумами и будут составлять примерно 1,50 американского доллара в день. Все расходы по путешествию до того, как эти лица сядут на судно, будут, конечно, отнесены за счет соответствующих правительств или индивидуумов».

Письмо получено 7 мая 1946 года. Всего было сделано 9 копий. Первая – Сталину, другие – Молотову, Жданову, Берии, Микояну, Маленкову, в архив и в соответствующий отдел ЦК партии.

Сталин ждал предложений от разных ведомств.

Первым среагировал адмирал флота Н. Г. Кузнецов.

Главнокомандующий военно-морскими силами Николай Герасимович Кузнецов был незаурядным полководцем. 22 июня 1941 года флот не потерял ни единого корабля, так как по приказу Кузнецова готов был встретить атаку врага. В отличие от Сталина, Кузнецов считал реальным нападение фашистов, а потому вовремя отдал соответствующий приказ по флоту.

Появление атомного оружия очень беспокоит Кузнецова, и поэтому он обращается к Сталину:

«Поскольку результат испытаний должен дать данные о живучести различных кораблей при воздействии на них атомными бомбами, для военно-морских сил является чрезвычайно желательным иметь на этих испытаниях своего представителя – военно-морского инженера-кораблестроителя…

Поскольку наблюдения и выводы этого специалиста будут служить основным источником информации, на основании которого военно-морским силам придется судить о необходимой защите кораблей против атомных бомб и внести необходимые коррективы в проекты военных кораблей, подлежащих постройке в ближайшие годы, прошу вашего разрешения о включении в состав делегации СССР инженера-кораблестроителя капитана 2 ранга тов. Хохлова».

Предложение Кузнецова принимается. А. М. Хохлов едет в США в качестве представителя «Красной звезды».

28 мая подготовлен проект постановления ЦК ВКП(б), в котором предлагаются кандидатуры для поездки на испытания:

«Скобельцын Дмитрий Владимирович родился в 1892 году в Ленинграде, русский, из дворян, беспартийный, имеет высшее образование – окончил физико-математический факультет Ленинградского госуниверситета, профессор, доктор физических наук, член-корреспондент Академии наук СССР, с 1937 года работает на научной работе в Институте физики Академии наук СССР. В 1946 году назначен директором Научно-исследовательского института № 2 Московского университета.

Политбюро ЦК ВКП(б) 23 апреля с. г. утвержден экспертом при представителе СССР т. Громыко в Комиссии по контролю над атомной энергией. В настоящее время находится в США.

Александров Семен Петрович родился в 1891 году, русский, кандидат в члены ВКП(б) с 1942 года, имеет высшее образование – окончил Ленинградский горный институт, кандидат технических наук, с 1928-го по 1929 г. находился в научной командировке в США по изучению промышленности редких металлов. Владеет английским языком. Работает в системе министерства внутренних дел СССР с 1937 года. Награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Красной Звезды.

Политбюро ЦК ВКП(б) 23 апреля 1946 года утвержден экспертом при представителе СССР т. Громыко в Комиссии по контролю над атомной. Находится в США.

Хохлов Абрам Менделевич родился в 1911 году, еврей, член ВКП(б) с 1932 года, окончил Высшее Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского. С 1942-го по 1946 г. находился в США, работал по приемке судов в Правительственной закупочной комиссии СССР.

В настоящее время работает начальником секции отдела проектирования Центрального научно-исследовательского института кораблестроения военно-морских сил Красной армии, владеет английским языком. Проверен, компрометирующих сведений нет».

Поначалу в списке не было Александрова. Рекомендовался вместе со Скобельцыным радиофизик М. Г. Мещеряков. Однако в МВД посчитали, что в составе делегации нужен «свой» человек. Они рекомендовали Александрова – он и заменил Мещерякова.

Но судьба распорядилась иначе…

Уже 29 мая на Секретариате ЦК ВКП(б) рассматривается вопрос о командировке специалистов в США. Поступает информация, что Скобельцын, возможно, не сможет поехать на испытания. В документах вновь появляется кандидатура М. Г. Мещерякова.

3 июня 1946 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает такое решение:

«Разрешить министерству иностранных дел СССР командировать в США для участия в качестве наблюдателей при испытании атомной бомбы тт. Скобельцына Д. В., с заменой Мещеряковым М. Г., Александрова С. П. и Хохлова А. М.».

Три представителя СССР на испытаниях в Бикини побывали. Как и следовало ожидать, американцы эту «экскурсию» в район испытаний организовали четко и эффектно. Они хотели показать, что обладают самым мощным оружием, и это им в полной мере удалось. Печать всего мира (за исключением, естественно, советской) была переполнена материалами об атомных бомбах и о нынешней мощи США.

Наши представители практически ничего нового не могли сообщить руководителям Атомного проекта, хотя они добросовестно и очень подробно изложили все, что им удалось увидеть (а точнее, что показали американцы).

Однажды Сталин поинтересовался, что именно увидели наблюдатели в Бикини. И 7 марта 1947 года Берия направил Сталину письмо, в котором, в частности, сообщал:

«В числе консультантов-представителей в Комиссию Объединенных Наций по контролю над атомной энергией в 1946 году был послан заведующий циклотронной лабораторией Радиевого института Академии наук СССР кандидат физико-математических наук т. Мещеряков М. Г.

Тов. Мещеряков присутствовал в качестве советского наблюдателя при испытаниях атомных бомб в Бикини.

В результате личных наблюдений т. Мещеряков представил прилагаемый доклад „О характере взрывного действия атомной бомбы“.

По мнению тт. Курчатова и Харитона, доклад т. Мещерякова с научной стороны достаточно обоснован и дает правдивое описание результатов испытания атомных бомб».

Чуть ранее Б. Л. Ванников, И. В. Курчатов и Ю. Б. Харитон направили «Краткий обзор сведений об испытании атомной бомбы в атолле Бикини» руководителям страны. Естественно, первый экземпляр поступил Сталину. Очевидно, познакомившись с ним, Сталин потребовал от Берии более детального отчета именно Мещерякова.

Берия отправил полный доклад ученого Сталину. К нему прилагался альбом со снимками испытаний.

Этот доклад засекречен до сегодняшнего дня. А альбом после просмотра снимков Сталиным был уничтожен. Очевидно, по его распоряжению…

Из доклада М. Г. Мещерякова пока рассекречены только некоторые фрагменты. Но даже они дают представление о том, насколько страшное оружие получили в свои руки американцы…

Из доклада М. Г. Мещерякова:

«При взрыве в воздухе из 75 кораблей-мишеней потоплены крейсер, миноносец и два транспорта, находившиеся непосредственно под местом взрыва.

Другим кораблям в радиусе до одного километра взрывная волна причинила следующие разрушения: взрывной волной местами прогнуты или даже проломлены палубы, вдавлены и деформированы стенки легких палубных надстроек, изогнуты верхушки мачт, оборваны радиоантенны, смяты и деформированы дымовые трубы, раскрошены деревянные шлюпки…

Тепловое излучение произвело поверхностное обугливание и частичное воспламенение горючих предметов (дерева, красок, тканей и т. п.), находившихся на кораблях-мишенях в радиусе до 1,5 километра от места взрыва…

При взрыве атомной бомбы в воздухе на судах было расположено 3519 животных (коз, свиней, крыс, мышей). Американцы сообщили, что 2982 животных перенесли взрыв, только 10 % оставленных на судах животных было убито взрывной волной и тепловым излучением…

При втором взрыве атомная бомба была подорвана на глубине 30–40 метров. Значительная часть энергии атомной бомбы при взрыве под водой пошла на подводную ударную волну и на выбрасывание вверх большой массы воды…

Подводным взрывом потоплен линкор, авианосец, один транспорт, две баржи и несколько подводных лодок. Осмотр кораблей после взрыва показал, что при взрыве атомной бомбы возникла подводная взрывная волна, которая проломила днища у некоторых судов, находящихся от центра взрыва на расстоянии не более 12 километра.

От взрыва вверх поднялась колонна воды высотой до 1600 метров. Колонна быстро расширилась, окружилась высоким расходящимся валом из пены и брызг. Затем колонна воды упала; расходящееся облако пара и тумана окутало почти все корабли. Над лагуной повисло широкое розоватое облако…»

Испытания на Бикини ничего принципиально нового творцам Атомного проекта не дали: о разрушительном действии атомных бомб им уже было хорошо известно.

Некоторые данные, сообщенные наблюдателями, нуждались в проверке, а потому, когда появилась возможность уже самим проводить подобные испытания, эксперименты на Бикини «продублировали». Теперь уже на нашем Северном полигоне в районе Новой Земли. Естественно, наблюдателей из США не приглашали. Однако о ходе и результатах испытаний американцы были хорошо проинформированы: к этому времени (то есть к середине 50-х годов) ученые уже создали аппаратуру, способную регистрировать все ядерные взрывы.

Кстати, первые попытки создать аппаратуру и разработать методики обнаружения атомных взрывов советские ученые попытались как раз в 1946 году. Инициатором выступил академик Н. Н. Семенов. Теперь ему будет суждено стать пионером и в этой области науки.

Владивостокская экспедиция

Весть о том, что американцы приглашают советских ученых на атомные испытания на Бикини, разнеслась по Академии наук стремительно. Естественно, многие физики хотели бы отправиться на столь необычный эксперимент, но они прекрасно понимали, что выбор будет делать ведомство Берии, а следовательно, шансов никаких.

А влекло их в дальние края не только любопытство – в то время фраза о том, что «атомная бомба – это хорошая физика», уже распространилась в научной среде. Как же увидеть невидимое?

Именно этой целью и задался Николай Николаевич Семенов. Он обращается к начальнику 1-го Главного управления при Совете министров СССР Б. Л. Ванникову:

«В связи с предстоящими американскими испытаниями атомных бомб считаю интересным провести регистрацию сейсмических, метеорологических и гидроакустических явлений, сопровождающих взрыв. Поэтому считаю целесообразным дать распоряжение о бесперебойной работе в течение июня и июля месяцев сейсмической сети АН СССР, сети метеостанций, снабженных самопищущими барографами, а также рекомендовать командованию Тихоокеанского флота обеспечить на нескольких судах, особенно находящихся в районах более близких к предполагаемому месту испытаний, непрерывную объективную регистрацию гидроакустических явлений с помощью эхолотов и гидрофонов».

Академик готовит специальные копии писем для президента АН СССР Вавилова и начальника Главного управления гидрометслужбы Федорова. Он считает, что сам Берия должен отдать им соответствующее распоряжение.

События развиваются стремительно: Берия поддерживает просьбу Семенова и отдает соответствующие распоряжения. Самих документов не сохранилось, возможно, был устный приказ Берии.

Уже 15 июня, то есть через пять дней после письма Семенова, Берия получает доклад из Главного управления гидрометеорологической службы. И. о. начальника Л. П. Либин сообщает, что им отданы указания всем службам вести бесперебойную запись давления воздуха на всех станциях. Но тут же он оговаривается:

«Однако на основании анализа лент барографов дальневосточных метеостанций за период времени, совпадающий с налетами американских самолетов, сбросивших атомные бомбы на города Японии, имеются основания полагать, что обычные барографы не отметят тех колебаний воздуха, которые могут быть вызваны в результате испытаний атомных бомб в Тихом океане».

Так оно и оказалось. Впрочем, и сам академик Семенов считал, что нужно создавать специальную аппаратуру, но вдруг произойдет чудо?!

Впрочем, на чудо надейся, но сам предпринимай энергичные действия. Именно так и поступает академик.

18 июня он направляет руководству страны все документы, необходимые для создания и работы Владивостокской экспедиции – так называет академик Семенов будущую программу наблюдений за американскими ядерными взрывами. Это не только проект постановления Совета министров СССР, но и программа работ Владивостокской экспедиции и соответствующая пояснительная записка.

Берия очень внимательно читает документы: на полях остались его пометки. В частности, подчеркнут такой абзац:

«Намечаемые опыты по регистрации в природе эффектов атомного взрыва на Каролинских островах, ввиду чрезвычайной удаленности (6000 миль) пунктов наблюдения, вряд ли могут обеспечить сколько-нибудь надежные данные для суждений о свойствах атомной бомбы».

Берия вынужден размышлять: имеет ли смысл организовывать экспедицию, если даже у самого ее инициатора такие сомнения?!

Но колебался он недолго. Сразу после доклада Сталину он подписывает как заместитель председателя Совета министров СССР распоряжение № 7877-сс об организации научно-исследовательской экспедиции для наблюдения за испытаниями атомных бомб США.

В документе подробно расписывалось все, что необходимо сделать для экспедиции из 25 человек. Выделялась необходимая аппаратура, приборы, 600 рулонов бумаги для непрерывной записи с 15 июля по 1 августа 1946 года, а также три взвода звукометристов. Два самолета СИ-47 доставляли экспедицию во Владивосток, а затем привозили специалистов обратно. Министерству торговли поручалось выделить для экспедиции продовольственные продукты на 25 человек из расчета 250 рублей на человека…

Параллельно Берия распорядился, чтобы контрольные станции министерства госбезопасности в Приморье, на Камчатке и в бухте Провидения вели круглосуточные наблюдения возможных радиоэффектов во время испытаний.

Вскоре от командования Тихоокеанского флота пришла информация, что для выполнения распоряжения № 7877-сс выделено два фрегата и одна подлодка. Однако для обеспечения топливом похода и доставки людей на Сахалин и в Порт-Артур надо израсходовать дополнительно 2000 тонн мазута, 70 тонн соляра, 50 тонн авиабензина, 15 тонн автобензина.

Берия разрешает израсходовать топливо за счет мобилизационного резерва Тихоокеанского флота.

А у неугомонного академика Семенова возникает новая идея. Он делится ею с Курчатовым и Алихановым. И теперь уже три академика обращаются к Берии. Речь идет о взятии проб воздуха из радиоактивного облака. Для этого необходимо в район испытаний направить судно, на борту которого базируется летающая лодка. Сразу после второго (воздушного) взрыва летающая лодка берет пробы из радиоактивного облака. Ученые писали:

«Считая, что при хорошей организации дела имеется значительный шанс на успех, мы обращаем ваше внимание на большой интерес проведения этого опыта, так как он даст значительно более важные сведения, чем все остальные опыты, запроектированные экспедицией… Однако, ввиду очень малого времени для организации всего дела во Владивостоке, мы считаем совершенно необходимым дачу ваших прямых указаний Военно-морскому флоту об обязательном проведении этих опытов, поставив их центральной задачей экспедиции».

2 июля 1946 года Берия получает письмо ученых. В тот же день решение не только принимается, но разрабатывается детальный план посылки специального транспорта и самолетов в район испытаний. Как всегда, адмирал флота Н. Г. Кузнецов действует быстро и решительно. Он запрашивает разрешение «использовать пароход „Ереван“ с полным запасом мазута 2000 тонн, запасом воды 500 тонн и отпустить для заправки самолетов в море 80 тонн авиабензина в бочках».

Адмирал предупреждает Берию, что в море может быть штормовая погода, а «отсюда – могущие быть аварии и потери самолетов».

Проходит еще два дня.

В Главном штабе ВМС тщательно изучают информацию из США. В частности, становится известным так называемый «опасный район испытаний», где запрещено находиться судам и самолетам. Такое впечатление, будто американцы предвидят, что СССР намерен отправить в район испытаний корабли.

Начальник Главного штаба ВМС адмирал А. Г. Головко направляет Берии схему района испытаний, а также границы «опасной зоны». Он утверждает, что вероятность получения газообразных продуктов взрыва очень мала.

5 июля с новым письмом к Берии обращается академик Семенов. Он пишет:

«…в связи со сведениями об установлении американцами запретной зоны вокруг места взрыва, простирающейся по направлению дующих там ветров (юго-запад, запад) на 650 километров от центра взрыва, пришлось заново пересмотреть вопрос, поставленный перед вами Курчатовым, Алихановым и мной… Поскольку пыль на расстоянии 750 километров равномерно распределяется по высоте, нет особой необходимости проводить трудную операцию с самолетом…»

И в конце своего нового письма академик Семенов на всякий случай делает такой вывод:

«Лаврентий Павлович, конечно, нет никакой гарантии, что удастся получить результат (теория неточна, можно ошибиться в направлении ветра, взрыв может быть проведен очень глубоко под водой, т. е. на глубине больше 10–20 метров и т. п.). Однако шанс на успех есть, а полученные сведения представят исключительно большой интерес».

Этот фрагмент письма Берия подчеркнул, а на полях восставил вопросительный знак.

Что он имел в виду, предположить нетрудно…

С этого дня Николай Николаевич Семенов будет знать, что теперь в любой момент его могут обвинить в том, что огромные государственные средства были потрачены зря. И если потребуется обвинить его во «вредительстве», то истории с Владивостокской экспедицией, инициатором которой он был, будет вполне достаточно. Тем более что уже 21 августа были подведены печальные итоги этой эпопеи.

Берия получил отчет о наблюдениях за испытаниями атомных бомб США, подписанный президентом АН СССР С. И. Вавиловым и адмиралом Л. М. Галлером от ВМС СССР. В документе подробно описывалось, как именно работала Владивостокская экспедиция, какая аппаратура использовалась для регистрации ядерных взрывов и что конкретно получено в результате. К сожалению, выводы были неутешительны:

«С 28 июня и до получения извещения о производстве взрыва 1 июля велись непрерывные круглосуточные наблюдения за колебаниями почвы. Однако, несмотря на безукоризненную работу всей аппаратуры, прихода сейсмических волн, вызванных взрывом атомной бомбы, зарегистрировано не было…

…если взрывная волна и дошла до района Владивостока, то ее амплитуда не превышала амплитуды помех, а следовательно, и не могла быть выделена…

Наблюдения явлений в атмосфере. Работа проводилась в Порт-Артуре. Это место было выбрано как имеющее наибольшее число ясных дней в это время года. Однако ввиду неблагоприятной метеорологической обстановки группа смогла приступить к программным наблюдениям только 6 июля, т. е. пять дней спустя после первого взрыва, упустив возможность иметь сравнительные данные для суждения о состоянии атмосферы до и после него…

Прослушивание первого взрыва велось звукометрическими станциями, расположенными в районе Южного Сахалина, Курильских островов, по северному побережью Японского моря, в районе г. Владивостока и г. Порт-Артура, с 0 ч 00 мин до 24 ч 00 мин местного времени 1 июля. Несмотря на всю тщательность выполненных наблюдений, ни одна из звукометрических станций не отметила каких-либо явлений, связанных с взрывом атомной бомбы.

Прослушивание второго взрыва не велось…

Подготовленные операции по забору продуктов радиоактивного распада также не были осуществлены…»

Схема расположения Семипалатинского испытательного полигона

С помощью таких железобетонных конструкций измеряли ударную волну ядерного взрыва

Такое сооружение называлось «гусь»

В этом здании находились измерительные приборы