Текст книги "Жестокая красотка"

А потом грянул гром. Прохор узнал, что Шуршур готовит заговор против него, и обвинил Инну в соучастии. Но Инна его тогда спасла, застрелив Шуршура. И тем самым доказала свою непричастность… Но, может быть, она убила Шуршура для того, чтобы замести следы? Может, у них был роман, и она хотела стать его женой? Но Прохор взял вверх, и ей пришлось остаться с ним…

Инна знала о его похождениях. И терпела. Но злость на неверного мужа копилась, пока не вылилась в месть. Это Инна могла нанять киллеров, с которыми работала Мила. Если так, то убийство Вагнера – ее работа. И Прохора она же подставила… И ментов на него навела.

Прохор с озадаченным видом поскреб висок. Ну, конечно же! Как же он сразу не понял. Да, она действительно приезжала в ту ночь на его тайную квартиру. Но сделала это только для того, чтобы ее уличили в подлоге. Дескать, она и хотела бы дать мужу алиби, но не судьба… И еще она приезжала, чтобы посмотреть, спит он или уже проснулся. Может, и Милу она тогда с квартиры забрала…

А потом Инна сочинила сказку про Королька и скормила ее Прохору. Оказывается, это Королек наехал на него – со своими связями, со своими возможностями. Место ему надо под свой «Город-Сад» расчистить, потому он Вагнера и завалил. Его – в могилу, Прохора – в тюрьму… А ведь он понял, что Инна впаривает ему какую-то дичь. Но договора купли-продажи, тем не менее, подписал. Ну не баран ли?!

Долго Инна готовилась к тому, чтобы нанести удар в самое сердце. И детей Прохору нарожала, чтобы он вдруг ее не бросил. И карьеру сделала, чтобы получить доступ к финансовым схемам, из которых потом ловко вывела деньги… Все, не нужен ей больше муж, который изменял ей налево и направо. Отомстила она ему, прибрала к рукам его денежки. Прохору теперь одна дорога – под суд и в могилу. А Инна будет наслаждаться жизнью на пару с Каргиным.

Прохор поморщился, сунул руку под матрас, нащупал там потайной прорез, вынул мобильный телефон. И набрал номер жены. Нет, он не станет говорить Инне, что покушение не удалось. Даже не намекнет на это. Просто хотелось послушать, как она будет лить ему на уши ароматное масло.

Но телефон не отвечал. Уж не значит ли это, что Инна «умыла руки»? Бросила все и уехала к детям в Испанию… Действительно, а что ей здесь делать после того, как она «заказала» собственного мужа? Вдруг заговор вскроется? Зачем ей уголовное дело на свою голову?

Глава 5

Четырнадцать лет строгого режима, колония в далекой таежной глуши, собачий лай, северный ветер, «белые мухи» в преддверии календарной зимы. Картина Репина «Приплыли»!

– Лицом к стене!

Команду конвоира Прохор выполнил без промедления. Это в Зарубинском СИЗО его знали как человека с большими возможностями, а здесь он – никто. Заключенный Кожухов Прохор Константинович. По кличке Кожух.

Надзиратель открыл дверь: «Заходи!» – и Прохор не заставил себя ждать. Здесь с ним не церемонятся – чуть замешкаешься, получишь тычок в спину.

Строгий режим – не сахар, спальные помещения здесь тюремного типа, за тяжелыми железными дверьми. Шконки в два яруса и в три ряда, сортир, умывальник, все как в изоляторе. Только порядка побольше. Решетки на окнах прикрыты занавесками, между рядами затертые чуть ли не до дыр ковровые дорожки. Койки заправлены так же идеально, как в армии, полоски на одеялах в одну линию. Возле двери – доска документации. Тумбочки, как в армии, нет, зато есть дневальный, который поднимался с койки.

Прохор пришел не один, его сопровождал отрядный офицер, лейтенант Колодников. Молодой, щеголеватый, с наивностью в глазах, еще не замутненных жизненным опытом.

Дневальный, толстощекий мужик с крупной родинкой под носом, нехотя вытянулся во весь рост.

– Хорош спать, Точилин! – усмехнулся лейтенант.

– Да я не сплю, вас жду, гражданин начальник.

– Бушаков, а ты почему здесь? – как-то не очень удивленно спросил Колодников, глядя на мордастого детину, лежавшего на койке у самого окна.

Место «козырное», значит, его обладатель в авторитете. Возможно, «смотрящий» по камере. Скорее всего, из блатных…

– Живот болит, гражданин начальник, – даже не глянув на лейтенанта, монотонно проговорил мордастый.

Не молодой он уже, но и не совсем старый. Лет сорок. А может, и в районе тридцати, как Прохору. Жизнь на суровых лагерных ветрах – это год за два, только заносится это соотношение не в личное дело, а на лицо. Морщины на лбу – как строчки в характеристике.

– А освобождение?

– Да все есть, гражданин начальник.

– Ладно, разберемся… Точилин, новичка разместишь.

Начальственно нахмурив брови, лейтенант повернулся к двери. То ли Прохору послышалось, то ли отрядный на самом деле не сдержал вздох облегчения.

Дверь закрылась, и Прохор остался один на один перед действительностью, в которой ему предстояло жить долгих четырнадцать лет. За вычетом пяти месяцев, большая половина которых ушла на этап. И в карантине он почти неделю провел.

– А чего размещать? Вон шконарь! – показал Прохору на пустующую койку дневальный.

Разумеется, это было самое ближнее место к параше. Но делать нечего, надо размещаться. Это не СИЗО, здесь законы еще жестче. Начнешь качать права не по тебе, загонят под шконку. Вот это уже реальный тупик. А так с крайнего места можно добраться до самого окна. Если «в минус» опустят – то все, а с обычного «нуля» можно в люди выбиться. Потихоньку, потихоньку… А куда торопиться с таким-то сроком.

Прохор фактически уговорил себя. И даже взял курс на свободную шконку. Но его хватило только лишь на то, чтобы положить на нее свои вещи. Он вернулся к Точилину, вперил в него гнетущий взгляд.

– Эй, я не понял, ты что, шконками поменяться хочешь?

– Купить.

– Сколько?

– Много. Но потом.

– Э-э, нет… Деньги вперед!

– Это кто у нас тут барыга? – донеслось от окна.

Бушаков поднялся, сел, поставив ноги на пол, и зевнул в кулак, рассеянно глядя на Прохора. Но эта его беспечность была показной. На самом деле он смотрел на новичка изучающе. Просто он еще не знал, на какой уровень его перед собой ставить. Одно было ясно, выше себя он Прохора не поставит.

– Ага, барыга, – засмеялся Точилин. – Барыга задним числом.

– Давай, тащи сюда свое заднее число, – ухмыльнулся Бушаков, подзывая к себе Прохора небрежным движением руки.

Прохор направился к нему неторопливо, с чувством собственного достоинства. Он тоже смотрел внимательно, пытливо. Хотелось знать, кто перед ним – блатной, красноповязочный или тот, который ни вашим, ни нашим. Зона здесь строгая, но козырная масть рябая – то черное, то красное, то пегое. Старый начальник зоны рьяно разрушал старые порядки, усиливая актив, порой за счет бандитов, которые в начале века шли в лагеря косяками. Красное схлестнулось с черным, пролилась кровь, один за другим вспыхнули бунты. Старый «хозяин» ушел, а новый остановился на достигнутом. Так что и воры здесь в силе, и «красноповязочники» в теме. Есть камеры, в которых масть держит братва из той «новой» волны, поднявшейся в девяностых.

Батареи в камере топились, но тепла явно не хватало, поэтому на Бушакове был шерстяной спортивный костюм. И не видно, какие наколки на теле, а они многое могли бы сказать.

Прохор остановился перед ним, но Бушаков даже не подумал кивнуть на соседнюю шконку. Да Прохор и не рвался. Это в директорском кабинете стоящий навытяжку подчиненный ощущает свое ничтожество перед сидящим начальником. А здесь он стоял к своему оппоненту вплотную, можно даже сказать, нависал над ним. Если это не давало ему чувство превосходства, то как минимум подкрепляло уверенность в себе. Если вдруг дело дойдет до выяснений, Прохор будет иметь возможность для первого и реально убойного удара. Но Бушаков этого как будто не понимал. И вид у него был, как если бы смотрел на Прохора сверху вниз.

– Кто такой?

– Бандит.

Он не любил, когда его называли бандитом. Даже в криминальной среде это слово имело негативный оттенок. Но Прохор не стал ходить вокруг да около и пошел в лобовую. Сейчас он должен называть вещи своими именами.

– И откуда ты, бандит?

– Прохор я, из Зарубинска.

– Это где-то далеко.

– Зато я близко.

– А ты чего такой ершистый? – Бушаков наконец-то показал на шконку, предлагая присесть. – Здесь чего делаешь?

– За «мокрое» замаливаю.

– Кого приземлил?

– Авторитета.

– Кто-то «заказал»?

– Я сам в авторитете. Мы с Вагнером делили город пополам.

– Своя бригада?

– Кое-кто остался, – кивнул Прохор.

– Чего так?

– Менты лютуют.

– Есть такое… Я так понимаю, ты у Торчка место хочешь купить.

– Ну, если в этом есть смысл.

– А деньги?

– Никто не знает, где я. Но теперь узнают. Будет подгон.

Прохор сел в лужу конкретно, но кое-что у него осталось. Один ломбард он делил с Купчиком, другой – с Кукой. Оба остались на плаву. Оба сейчас лежат на дне, но пузыри пускают, рулят своим бизнесом. А значит, есть кому смотреть за ломбардами. А там не только вещи под залог, но и быстрые кредиты, которые нужно выбивать. Есть еще доля в ресторане, в автозаправке, в складе, сдаваемом под аренду, также Прохор мог рассчитывать и на прибыль с двух продуктовых магазинов. Инна продала все, что принадлежало ему одному, а долевое участие трогать не стала. Так что Прохор не совсем разорен. И Купчик обязательно зашлет бабло в зону, стоит ему только сообщить.

– И на общак подогнать сможешь?

– Святое дело, – кивнул Прохор.

Он теперь арестант, часть подневольного мира, и на общак ему положено отстегивать в полной мере. Но в рамках определенного процента. И с тех подгонов, которые будут поступать с воли.

– Много?

– Ты казначей?

– Нет… Но знать должен…

– Я не знаю, кто ты такой.

– Бушак я. За этой хатой смотрю.

– От воров или от кого?

– От воров… А кто еще у нас есть? – нахмурился Бушак.

– Подлунный мир богат и разнообразен.

– Не знаю… У нас тут все строго… И не надо тут борзеть.

– Я не борзею.

– Знаю я вашего брата… По какому ходу ты заехал?

– По первому.

– По бандитскому ходу ты заехал, поэтому сиди и не высовывайся, пока тебя не спросят, – распалился Бушак.

Прохор промолчал. Он, конечно, мог свернуть шею этому здоровяку, но без последствий это не останется. Если воры навалятся на него всей своей массой, ему точно несдобровать. Да и зачем ему враждовать с ними?

– Я не знаю, кем ты был на воле… Но если есть деньги… – в раздумье протянул Бушак.

Прохор продолжал молчать. Кулаки чесались невыносимо, но усилием воли удавалось сдерживать себя.

– Если есть деньги, это хорошо… Но не в деньгах счастье, да, пацан? – натянуто улыбнулся «смотрящий».

– Счастье в свободе.

– А ее нет.

– Поэтому помолчим.

– Значит, место тебе хорошее нужно, – в раздумье проговорил Бушак. – Если ты был в авторитете, то, конечно… Пацаны не поймут, если мы тебя тут на параше оставим. Я правильно понимаю?

– Дело не в пацанах, дело во мне.

– Не дай себя «опустить», все правильно… Будет тебе место.

Бушак подозвал к себе Торчилу и велел ему освободить шконку какого-то Сазана. Прохор забрал свои вещи, перенес их на новое место – в дальнем от сортира ряду, посередине, в равной удаленности от окна и двери.

– Доволен? – спросил Бушак.

– Лишь бы не на ветру.

– Лавэ подгонят, рассчитаемся.

Прохор кивнул. Все в этом мире продается и покупается. Тем более что он сам предложил такой вариант.

– Место в блаткомитете я тебе не обещаю, – продолжал «смотрящий». – Но если вдруг пойдешь в «отрицалово», возражать не буду… Может, вместе будем здесь куковать, пока мужики вкалывают…

Прохор промолчал. Он не собирался опускаться на самое дно арестантской массы, но и на самый верх лагерной элиты не рвался. И воровской миссии за ним не было – не надо было ничего доказывать. Так что можно было и поработать.

– Что, страшно стало? – усмехнулся Бушак. – Это правильно. У нас тут с этим делом строго. Меня два года через матрас кидали, пока отстали…

Прохор знал, как тяжело достается право бить баклуши в рабочее время. «Отрицалов» маринуют в штрафных изоляторах годами. Пятнадцать суток отстоял, вернулся в барак, провел там ночь на мягком матрасе, а на следующий день снова в ШИЗО. И так раз за разом. Это и называлось «гонять через матрас». Далеко не каждый выдерживал такое испытание, поэтому в хате в рабочий час находился один только Бушак, остальные в промзоне – план дают. А завтра и Прохор подключится. Его в слесарный цех определили… Может, «бугром» станет. Надо же к чему-то стремиться.

– Посмотрим, определимся.

– Посмотри, определись… – кивнул Бушак. – Порядки наши ты должен знать.

– Есть представление.

– Если накосячишь, ответишь, если все путем будет, живи, как человек. Трогать тебя никто не станет. У нас тут беспредела нет… Вопросы?

– Если появятся, спрошу.

– Тогда отдыхай. Пока можно.

Прохор поднялся и пошел к своей койке.

Вечером с работы привалила толпа. Молодые, в годах, старые, одни резвые, с амбициями, другие вялые, ко всему равнодушные. Но всех объединяла усталость от тяжелого рабочего дня. И все были раздражены, кто-то больше, кто-то меньше. А Сазан, худощавый парень с вытянутым вперед остроносым лицом, тот чуть не взорвался, узнав, куда его определили по воле «смотрящего». Но на Прохора наезжать не стал, только лишь бросил злой взгляд в его сторону.

– Значит, соседом будешь? – обращаясь к Прохору, спросил среднего роста худощавый мужичок.

Прохор кивнул.

– Суслик, – не подавая руки, представился Суслик.

– Кожух.

– С Бушаком вроде бы не блатуешь, а Сазана задвинул.

– Это не мое решение.

– Бушак так просто ничего не делает.

– Так просто ничего и не решается.

– Значит, договорился.

– Не твое дело! – резко бросил Прохор.

– Ну, не мое так не мое… Просто потом не говори…

– Что не говорить?

– Да ничего. – Суслик обиженно махнул рукой и, взяв полотенце, побрел к умывальнику.

Купчик не подвел, деньги пришли телеграфным переводом. Правда, с обналичкой возникли проблемы, пришлось откатить десять процентов, чтобы получить деньги на руки. Зато теперь ему было чем расплатиться с Бушаком.

Прохор нашел его в кочегарке, которая обогревала промзону. Как бы Бушак ни кичился своим особым положением, иногда начальству все же удавалось «выкуривать» его с хаты. Но работать его заставить все равно не могли.

– Зачем пришел? – спросил Бушак.

Он сидел за столом в темном углу кочегарки. Здесь был только один свет – от огня, пылающего в печи. Может, потому Бушак и казался чертом из ада. Рядом с ним сидели еще двое, из блатной элиты. Все они знали, зачем пришел Прохор. А как не знать, если его звали сюда для того, чтобы он расплатился по долгам.

– Ну, мы же договаривались. – Прохор достал из кармана конверт, сделанный из листка бумаги, положил на стол.

– Что это?

– Пятьдесят тысяч.

Прохор не оговаривал с Бушаком сумму, но уверен был, что этих денег хватит с избытком.

– Долларов?

– Ты же знаешь, что рублей.

– Мне нужны доллары, – качнул головой Бушак.

– Мы так не договаривались.

– Мы никак не договаривались. Ты назвал услугу, ты ее получил. Теперь я могу назвать цену. Миллион долларов.

В первый момент Прохор решил, что Бушак шутит, но тут же понял, что нет. Слишком уж серьезным было его лицо. А воры смотрели на Прохора сочувствующе. Но, вместе с тем, безжалостно. Никто не протянет ему руку помощи, все будут дружно его топить.

– Это развод. На лоха.

– Ты и есть лох, – ухмыльнулся Бушак.

– Так дела не делаются…

– Мы тебя не торопим. И на счетчик не ставим. У тебя есть целый месяц, чтобы решить вопрос с деньгами. Еще месяц на подгон… Через два месяца деньги должны быть здесь.

– Я даже не стану говорить, что у меня нет таких денег.

– Есть. Ты продал свой бизнес, деньги у жены. Свяжись с ней, скажи, пусть отправляет гонца.

Прохор скривил губы, прицельно глядя на Бушака. И откуда они знают про деньги, которые у жены? Уж не сама ли Инна заслала сюда пулю, чтобы Прохора поставили на развод. Денег она, конечно же, не даст, и тогда его убьют. Отличный ход. Только что-то не хотелось поздравлять Инну с успехом.

– Жена за меня не заплатит.

– Почему?

– Мы с ней разошлись, как в море корабли.

– Тогда ты лох вдвойне.

– Ты долго готовил эту фразу, – усмехнулся Прохор, – но сказал невпопад…

– Зато у тебя полный попад, – скривился «смотрящий».

– Нет у меня миллиона долларов. И не будет. Бери, сколько есть.

– Жадность фраера сгубила.

– Я все сказал.

Воры переглянулись, кто-то кому-то подал знак, и в кочегарку зашел качок с уродливой физиономией. Вслед за ним шел еще кто-то. Ловушка захлопнулась. Только хватит ли пружин, чтобы удержать жертву?

Прохор не стал ждать, когда «торпеды» набросятся на него, и первым рванул в атаку. Второй «бык» еще не втянулся в кочегарку, а Прохор уже ударил первого. Тот попытался закрыться и даже смог поставить блок. Но за Прохором был разгон, скорость, опыт и нестерпимая жажда выжить.

Он ударил ногой в пах, вдавливая мочевой пузырь в позвоночник. Нижнюю часть громилы толкнул назад, а верхняя осталась на месте. Равновесие нарушилось, качок стал падать, но Прохор, надавив ему на плечи, толкнул его на второго «быка». А третьего ударил костяшками кулака по горлу. В этот момент спину пронзила обжигающая боль. Похоже, кто-то метнул нож…

Но Прохора это не остановило. Он продолжал работать кулаками, локтями, ногами, прорываясь к выходу. И бойцовское трио не смогло его остановить.

Он выскочил из кочегарки в узкий проход между зданиями. Ноги вдруг подкосились, голова закружилась, он упал. Но инстинкт самосохранения заставил его подняться. И очень вовремя. Он тут же отразил направленный в голову удар, отбил ногу…

В котельной он был как в ловушке, зажатый со всех сторон. Там шансов было ноль. А здесь какая-никакая возможность для маневра, и с тыла никто не подпирает. Но в спине торчал нож, и Прохор ощущал себя шариком, из которого медленно, но неотвратимо выходит воздух.

Противник продолжал напирать. Он отбивался, но его взяли в клещи. А из кочегарки вышел Бушак, в руке у него тускло сверкнула заточка. Если он зайдет со спины, то все.

Но со спины зашел патруль. Спецназовцы с дубинками не щадили никого. Досталось бы и Прохору, если бы он не упал сам – от полного истощения сил.

Глава 6

Прохор открыл глаза и увидел над собой низкий, с грязевыми разводами потолок. В палате тускло светил ночник. Воздух сотрясал чей-то богатырский храп, кто-то тихонько постанывал. Плохо ему. Рана, может, и не серьезная, но крови потерял много. Операцию сделали на тяп-ляп, заживает медленно. То в холод его бросает, то в жар. Что день для него, что ночь…

Он уже знал, что попал под каток отлаженной машины. Бушак представлял воровское движение, но «законником» ему никогда не стать, потому что ссученный он. Не важно, кто кому навязал игру – он лагерному начальству или наоборот. Главное, что Бушака поддерживает администрация. Есть у него и своя организация, которая вымогает деньги у «богатеньких буратин». Или платишь, или умираешь… Многие об этом знали, но молчали. Потому Прохор, прежде чем въехать в ситуацию, сунул голову в самое пекло. Его хотели проучить, он дал бой… Но все еще только начинается. И мяч на стороне Бушака.

Расслабился Прохор за последние годы, бдительность и хватка подернулись жирком. В спортзале он себе спуску не давал, физическую форму держал на уровне, а бойцовский дух все равно ослаб. Тогда, на «стрелке» с Вагнером надо было сломать ему шею, а он терпел, потому что не хотел осложнений. И с ментами он должен был действовать жестко. Можно было наехать и на прокурора, и на судью. Страх перед смертью уравнивает всех… А с Инной как лоханулся! Расслабился, потерял нюх, потому она и смогла обвести его вокруг пальца… И к чему это привело?..

Прохор закрыл глаза, и тяжелая вязкая волна снова захлестнула сознание. Но спать ни в коем случае нельзя, поэтому усилием воли он выцарапал себя из бредовой расщелины между сном и явью, открыл глаза. Бушак не должен его убивать. Он должен прессовать его и дальше, выбивая деньги. Прохор уже вторую неделю на больничке, но его не трогают. Бушак ждет, когда он «вернется к станку», чтобы насесть на него с новой силой.

Но почему тогда непроходящая тревога на душе обострилась, усилилась? И что это за щелчок за дверью?.. Палата на ночь закрывалась, но кто-то, похоже, пытается отпереть дверь. И старается сделать это тихо.

Прохор заставил себя подняться, подошел к двери до того, как она открылась. И когда в палату зашел широконосый тип в мокрой шапке, шагнул к нему из темноты. Тот увидел его, вздрогнул, дернул рукой, обнажая прижатое к запястью лезвие ножа. Но ударить не успел. Прохор ударил его сплющенным кулаком в горло, на убой, и пока несостоявшийся убийца падал, забрал у него заточку. С ней и вышел в коридор.

«Торпеду» снарядил Бушак, у Прохора в том не было никаких сомнений. Но как этот «вый» проник в больничку? Шапка на нем, телогрейка с нашивками, лагерная роба, на ногах «прохоря». Ясно одно – с улицы зашел киллер. Но кто-то же его провел в локальную зону санчасти? И как он выбрался из своей «хаты»? Бушак в сговоре с кем-то из лагерной администрации, и, возможно, дверь открыл контролер из дежурной смены. А может, у него даже были свои ключи, чтобы вывести «торпеду» на цель. Что, если Бушак стоит сейчас в коридоре?.. Или он, или кто-то из его пособников.

Прохор вынес тело из палаты, но в коридоре никого не было, только под потолком тоскливо жужжала длинная лампа. Он прошел через одну переборку, через другую. Дверь из санчасти была закрыта, но заперта ли она?

Тихонько толкнул ее, и дверь с легким скрипом поддалась его усилию. Значит, там, в локальной зоне, кто-то есть. И вряд ли это Бушак. Слишком он крупная птица, чтобы стоять на «шухере».

Свежий воздух приятно охладил лицо, мокрая снежинка плюхнулась на нос. От бредового состояния не осталось и следа. И теперь Прохор точно знал, что Бушака за дверью быть не может.

Но именно он там и стоял. И не один. Его охраняли Бубен и Панас. И один здоровый как слон, и другой. Да и Бушак сам по себе не слабого десятка.

– Ух ты! – Бушак не удивился, увидев Прохора.

Возможно, он даже предполагал такой исход, потому и прихватил с собой свою камерную свиту. Но почему он тогда вооружил «торпеду» не каким-нибудь заточенным штырем, а самой настоящей «финкой»? Удобная рукоять, мощный клинок.

Бубен и Панас разом рванули к Прохору. В свете фонаря сверкнуло лезвие ножа. Но и Прохор был вооружен. К тому же он окончательно слетел с тормозов…

Бубен махнул рукой. Не увернись Прохор, острие лезвия вспороло бы ему щеку. Но он нагнулся, шагнув при этом вперед. Шагнул, ударил, вкручивая клинок в живот. И снова удар, на этот раз ногой, чтобы оттолкнуть от себя Панаса и тут же воткнуть ему нож в сердце.

Бушак не стал ждать, когда Прохор займется им, он сам рванул к нему, размахивая ножом. Прохор блокировал руку плечом. Для этого он резко сблизился с Бушаком, фактически обняв его, и всадил нож в печень. Крепко прижал к себе, разворачивая спиной к Бубну, который почему-то не хотел умирать. Громила стоял на одном колене, одной рукой держался за живот, другой шарил по земле в поисках упавшего ножа. Его сильно качало, клонило к земле, но он держался. И с ненавистью смотрел на Прохора.

– Ну, ты в натуре… – прохрипел Бушак.

– Сколько я тебе должен?

– Миллион.

– Получай!

Прохор ударил снова. И отпустил мертвое тело. После чего добил Бубна. А по-другому с этими уродами нельзя.

Он вернулся в палату и увидел киллера. Тот сидел на полу и хрипло кашлял. От боли он туго соображал, но рукой за отбитое горло держался. Прохор ударил его снова. А когда он затих, вложил ему в руку окровавленный нож. Он же не вор, чтобы присваивать себе чужое…

Майор Комягин был из тех людей, которые даже спят с высоко поднятой головой. Ростом он не удался, поэтому спину держал ровно, голову тянул вверх. А на столе у него лежала фуражка с высокой тульей. Холодно уже, морозы ударили, а он все не расстается с фуражкой. Прохор подумал о том, что ему нужно бы на папаху переходить, она высокая. Но для этого Комягин должен дослужиться хотя бы до полковника. Если, конечно, папахи еще выдают…

– Ты, Кожухов, ты убил Бушакова! И Бушакова, и Бубнова, и Афанасьева!

– И кто это видел?

– Кто видел… Видели!

– Кто?

Прохор точно знал, что соседи по палате ничего не сказали. Все, типа, крепко спали. Ну так по-другому и быть не могло.

Несостоявшегося киллера взяли с поличным. Подоспел наряд, Косуху закрыли в штрафном изоляторе. Нож отдали на экспертизу… Его к убийству и привяжут. Менты, как электрический ток, идут по пути наименьшего сопротивления. Прохор уже не в первый раз на этом выезжает…

Но на Прохора все же грешили. Начальник оперчасти на него наезжал, выяснял, что да как. И кровь у Прохора на руках была, и мотив имелся… Теперь вот заместитель начальника колонии по режиму… Но если с «кумом» все понятно, то с Комягиным не очень. Ему-то какое дело до Прохора? Да, нарушен был режим, вот пусть он и выясняет, кто в этом виноват. Это же не Прохор приходил в санчасть убивать…

Мало того, что Комягин им заинтересовался, так он еще его в свой кабинет вызвал. С больничной койки поднял, конвой организовал. Даже «кум» до такого не додумался.

– Есть люди, – с ухмылкой произнес майор.

– Вертухаи? – скривился Прохор.

Он практически уверен был в том, что за дракой наблюдал кто-то из сотрудников колонии. Тот, кто подвел его смерть к «больничке». Только вот вмешиваться эта продажная шкура не захотела…

– Так, давай без этого… – Комягин возмущенно разрубил воздух ладонью. – Ты человек образованный, интеллигентный, так что давай без жаргона.

– Это кто интеллигент?

– Твоя жена характеризовала тебя исключительно с положительной стороны, – загадочно улыбнулся Комягин.

– Моя жена?!

Майор поднялся из-за стола, прошел мимо Прохора, выглянул за дверь.

– Твоя жена убеждена в том, что здесь тебе угрожает опасность, – возвращаясь на место, тихим голосом проговорил он. – И я вынужден с ней в этом согласиться.

– Опасность?

– А разве тебя не пытались убить?

– Не знаю.

– Знаешь.

Прохор настороженно смотрел на Комягина. Неспроста он завел речь о жене. Всем, кто стоял за Бушаком, известен был расклад против Прохора. Они знали о деньгах, о жене, которая сидела на сундуках с золотом. И опасность извне Прохору могла угрожать… С этой вот мозаики Комягин и пытается выложить перед ним картинку. Инна где-то здесь, она хочет ему помочь, и все это для того, чтобы он расслабился, разоткровенничался и рассказал, что опасность угрожает ему не извне, а от беспредела, который царит в колонии. Он раскроется, Комягин сделает вывод, и на него снова дадут отмашку. Закроют в штрафном изоляторе, дождутся, когда он ослабнет, а потом спустят на него псов…

– Я ничего не знаю. И знать не хочу.

– Думаешь, тебя оставят в покое?

– Пожуем – увидим.

– Жевать будет нечем. Когда зубы выбьют.

– Я никого не убивал. Я ничего не видел. А кровь на мне была, потому что этот, который с ножом, за меня хватался…

Комягин снова поднялся, выглянул за дверь, вернулся за стол и, приложив палец к губам, едва слышно сказал:

– Тебе надо бежать.

– Это вы о чем? – Прохор сурово глянул на Комягина.

Неужели он так похож на лоха, что его постоянно пытаются развести? Бушак долг навесил, теперь вот менты морочат ему голову. Может, ему собираются устроить побег только для того, чтобы пристрелить при попытке к бегству?

– Я все устрою.

Комягин взволнованно смотрел на дверь, как будто боялся, что она вот-вот откроется и ворвавшиеся к нему опера возьмут его с поличным.

– Зачем?

– Твоя жена заплатила, – едва слышно сказал майор.

– Нет!

– Что нет, если да?.. Хорошо заплатила.

– Нет. Никакого побега не будет!

– Но тебе угрожает опасность!

– Не знаю.

– Может, ты думаешь, что это какая-то провокация?

– Я ничего не думаю. Мне плохо, у меня кружится голова. Мне нужно в санчасть.

– Хорошо, я устрою тебе встречу с женой.

Прохор собирался снова сказать «нет», но сдержался, даже мысленно упрекнул себя за опрометчивость. На самом деле глупо отказываться от встречи с Инной. Если она, конечно, не фикция… Хотелось бы посмотреть ей в глаза.

Зло несут люди. И оно никогда не валяется на земле. Если вдруг зло уронил один, его тут же подберет второй.

Бушак отошел в мир иной, но долг, который он навесил на Прохора, остался. И узколобый Пляс пришел к нему, чтобы сказать об этом. Пришел среди бела дня. Без свиты.

– Если думаешь, что решил вопрос, то ты все только усложнил, – сказал он, в упор глядя на Прохора. Лицо непроницаемое, взгляд ледяной, но где-то в глубине души мерцал страх.

– Да?

Прохор дернулся, и Пляс пугливо отскочил назад. Он, конечно же, понимал, что Прохор мог убить его прямо на месте, но все равно пришел. Возможно, он знал, что сегодня у Прохора встреча с женой, поэтому и поспешил нагнать на него страху. Чтобы Прохор вымолил у Инны миллион. Или даже два…

Неужели Инна действительно где-то здесь, рядом с колонией, в маленьком таежном поселке? Все уже решено, встреча назначена, но Прохор не верил в то, что это возможно.

Прохор не стал бить Пляса, всего лишь провел рукой по волосам.

– Время идет, еще чутка, и мы включим счетчик, – пригрозил Пляс.

– Я уже включил. Отсчет твоего времени пошел, так что наслаждайся жизнью, пока есть возможность.

– Это все слова. – Пляс заставил себя презрительно усмехнуться.

– Свободен.

– Ты даже не представляешь, какая жизнь здесь тебя ждет… Ноги отрубим и заставим канкан танцевать.

– Я усложнять не буду, – качнул головой Прохор. – Чик, и ты уже на небесах.

– И кто тебя боится? – хмыкнул вор.

Прохор шагнул к нему, собираясь ударить, и Пляс рванул к двери. Секунда-две, и он исчез, как будто его и не было.

Но радоваться рано. Прохора боялись, но этот страх его не защитит. Воры выберут момент и набросятся на него стаей. И если везение отвернется от него, живым ему из этого переплета не выбраться.

А через час за ним пришли и отконвоировали в блок для длительных свиданий. И все было так серьезно, что Прохор стал верить в реальность происходящего. Но все равно удивился, когда в комнате, куда его привели, увидел Инну.

Она сидела на кровати, о чем-то напряженно думая. Увидев Прохора, вскочила и шагнула к нему. Но замерла, наткнувшись на его останавливающий взгляд.

– Ты, конечно же, злишься, – сказала она, когда за ним закрылась дверь.

Да, это был ее голос. Только сейчас Прохор окончательно поверил в ее существование.

– С чего бы это? – ехидно спросил он.

– Я исчезла, я не была на суде…

– Ты исчезла сразу после покушения на мою жизнь.

– Когда на тебя покушались?

– В Зарубинске. В СИЗО. Киллер назвал имя заказчика.

– Ты так на меня смотришь… – Инна невольно попятилась от него.

– Ты знаешь, кто такой Каргин?

– Знаю… Но при чем здесь Илья?

– Он меня и «заказал».

– Каргин?! Тебя «заказал»?!.. Какая чушь!.. Ну да, ну да…