Текст книги "Пролежни судьбы"

Воодушевившись, предстояло без эмоций препарировать итог свершений интриганской танцевальной выгулки…

Два часа, унынием прочесывая зал, почему я раньше на Нее внимания не обратил?.. Очки? Конечно же – очки. Не испытывая никакой предвзятости, срабатывал стереотипный безразличия подход к особам, их носящих. Женщин раздевая, ни с одной не посчастливилось очки трофеем снять, и даже солнечные. Оптические костыли ни в коей мере препятствия в общении не вызывали, но броня диоптрий делала эмоциональную расцветку глаз безликой. Что произошло сегодня? Почему вдруг этой сероглазости, из-за очков, проникнуть удалось в мир чувственного любопытства, преодолев грань трафаретной одинаковости? Чувствительность – игриво-дерзостная, наделенная неуловимым обаятельным сарказмом с пониманием происходящего акцентов с молниеносною разоблачительной реакцией ответа… Наслоением, все перечисленное рисовало интригующий, укутанный заманчивою личностною дымкой, дающий пищу мыслящим структурам образ?.

Память, не скупясь, которой наделил меня Господь, имеет интересную особенность: она формировалась под воздействием громадного количества кинокартин, мной в отрочестве поглощенных без разбора, частенько днюя и ночуя в кинотеатрах. Экранный гвалт эмоциональной информации, овладевая сферою сознания и неокрепшей психикой, воздействуя на зрительную память, заставлял ее придирчивою избирательностью регулировать процесс запоминания и из заданного спектра черпать главное; оно и закреплялось в памяти основой образно-сюжетной линии чувствительного ряда, по отпечатавшимся накрепко эмоциям которого воссоздавалась атмосфера негативно-пленочных событий в развернутом объеме и в личностных переживаниях, с возвратом к месту действия.

Помню явственно неадекватность состояния на выходе из зала просмотрового: сфокусировавшись на эмоциях, инерцией переживаний, заново раскручивая осмыслением, сознание увиденное проецировало на себя. Информационный хаос, заполнявший мозговой отсек, сравним лишь с хаотическим сумбуром власти снов. Окунаясь в фабулу просмотренного фильма, память, концентрируясь, в воображении воспроизводит покадровый его просмотр. Постепенно жизнь, с происходящим в ней, восприниматься стала как кинопоказ, сюжетной линией эмоций запечатлеваясь в памяти, где в большинстве своем мне отводилась зрительская роль.

У этой изнуряющей способности есть отрицательная «прелесть» – узнаваемость. Я воспринимаю человека, подключая к чувственному плану, вместе с антуражем, окружающим его, и схватываю облик целиком, высвечивая лишь отдельные, присущие ему особенности индивидуальной поведенческой манеры, формирующие имидж, а особенно характер событийного участия в представленном сюжетно-показном процессе, где услуги внешности и имя общую картину дополняют скрытым планом. Лицо, экспрессией пассивное, и безучастное в сценарной разработке эксклюзивной роли, и не обладающее специфической природой отсебятины, ворошащей память, – не запечатлевалось. Проблем не возникало с примелькавшимися лицами, но лик, представший без участия эмоций и в ракурсе иного облачения, – не опознавался… Бывало, приходя на первое свидание, средь персоналий суеты, дразнящей кавалеров ожиданием, терялся в безуспешных поисках объекта поклонения, не узнавая девушку, чуть изменившую наглядность экстерьера.

Тренируя зрительное восприятие, я концентрировался на физиономии, захватывая крупный план с детальной проработкою подробностей мимического обустройства лика. Однако восприятие, приученное к обработке многомерной, возвышающейся многоярусностью панорамы, вглядывалось только в экспрессивную структуру глаз, черты, держащие их, игнорируя. Лицо воспринималось точкой, конкурирующей с декорациями и нагромождением сюжета, и для личностного узнавания нуждалось в демонстрации (какой угодно) специфически-разоблачающей особой каверзы характерного индивида.

Зрительная память без запинки облики друзей воспроизводит, доставая их из детства, но с возрастным налетом мне они становятся чужими.

У этой самобытной данности покадрового мироощущения есть и положительная сторона: достаточно фотографического взгляда ситуации эмоциональную нагрузку оценить, а также возникающую в разрешении ее проблему, а мозг ее в развитии этом при этом представляет. Я отнюдь не прорицатель, но, остерегаясь, оградиться от возникшей скрытностью критической угрозы – часто удавалось.

Слуховая информация отслеживалась также: слов созвучие, подхваченное слухом, подобно нотам из знакомой музыкальной темы, рисовало смысловую суть происходящего, способствуя распознаванию намерений в общении с людьми. Психологический портрет, рисуемый сознанием, зачастую проявлялся верно, но доверчивость, соперничая с интуицией, ошибками разочаровывала. Немаловажной ролью обладала и избыточная экспрессивность аппарата возбуждения: катализатором он усилением процессов восприятия руководил.

 
О вдохновенья просветленный путь,
ведомый взглядом Провидения,
позволь же чувству к разуму прильнуть,
даруя счастье озарения.
 

Эмоциональный строй комфортно проведенного досуга выходил за рамочность обыденного. Взбудоражив, эта женщина опрятной, ненавязчивой доступностью задела горделиво-невостребованную доверительность и блажь покрасоваться. В деталях восстанавливая логику знакомства, удивлялся: как легко возникла эта тоненькая нить симпатии взаимопонимания. Создавалось впечатление: на встречу привело нас давнее знакомство, ожидающее с нетерпением свидания, отложенного на потом; а если это так, возможно, и она в своем существовании стремится что-то изменить. Застоявшаяся неопределенность открыла двери для такого легкого взаимопроникновения.

Размытая бесцельностью попытка проявить себя – так представлялась будущая встреча. А распознает ли моя капризнейшая память назвавшуюся Таней, если вдруг она очков громоздкость сменит на прозрачность линз, а брюкам предпочтет – нахальнейшую юбку и сделает на парике начес?..

Бесспорно, невозможно не узнать ее глаза: серые, большие, с проникающим внимательным и умным взглядом искренней оценки, то лучисто воспылающие интересом, а то скорбью провалившиеся в глубь себя несметной одинокою тоской.

А что подскажет обоняние? – естественного аромата свежесть, с налетом экзотических приправ, колышущих блудливостью инстинкты пробужденья. Волосы пригрели запах большинства искусственных блондинок… И еще один влекущий аромат: не распознаваемый, идущий из глубин сознания, со взглядом, подавлявшим все другие, появлявшийся и исчезавший с дымкою терзающих воспоминаний под напором пережитых дуновений, трансформирующих поведение Татьяны, холодком глаза печалью угнетая.

 
Чем обеспокоена угодливая грусти седина?
Прошлого воспоминаний – тревожащий капкан?
Одиночеством ли обескровленным душа оголена,
или будущее треплет безысходности изъян?
В сумрачных злопамятных тонах
отчуждение души закрытости,
плоть желаний превращает в прах
неудач преследующей бытности?
 

…Она неповторима в танце. Такой естественности, гармоничной пластики движения научить нельзя – расщедрившись, природа, награждает этим. Чуткое, интуитивно-управляемое послушание с природным абсолютным чувством ритма, позволяющее мастерством импровизировать свободно, не сбиваясь с музыкальности ритмических позывов танца…

Я видел это кадр… – бриджи, белые! Прошлогодним летом, дефилируя по взморью, искупался под сильнейшим ливнем. В необходимости согреться и просохнуть заглянул в насквозь прокуренный кабак, откуда (с отвращением) бежал и оказался зале, где так лихо станцевался давеча. Избавившись от мокрой куртки в гардеробе, в зале примостился на галерке. Лоск замшевый испанских туфель, оставляя на паркете след владельца, с хлюпаньем выдавливал капризов чужеродность прибалтийской влаги; брюки и рубашка были им под стать, изрядно пропитавшись порцией осадков; танцевать в таком подмоченном наряде не возбранялось бы у водоема.

 
Дамы – оценили бы партнера,
на бал прибитого волной невесть откуда,
с хлюпаньем ритмическим задора,
пропиткою волнующего – Чуда-Юда.
 

Приобщившись взглядом к танцам, я цеплял достоинства движений. Белый цвет в одежде женщин, не щадя всю остальную гамму, завлекал, как канареечный – водителя на трассе, ожиданием внезапных неприятностей. И глаз нашел опору цветности на серо-буром фоне, – белого пятна свечение…

Обостренный вкус занудного эстета, отмуштрованный годами выволочки кинозала, воспринимавшего полнейший спектр достоинств и провальных недостатков, критически отнесся к худосочной попочке в обтяжке белых бриджей; но то, как двигалась она, блестящим зрелищем живописало. Беспечностью меняя кавалеров, энергичная, задорная, лебяжьим пухом белоснежным зал облагораживая грациозностью – витала, поддаваясь суетливым волеизъявлениям разнокалиберного настроения напыщенной среды в бессвязном предпочтении. И все же, неизменностью преследуя, глаза мои привязкою неслись за ней… Очки? Не помню…

 
Сойдет однажды озаренья луч,
взывая за собою к дивной красоте,
где сохраняют откровений ключ
бесцельных сонных дней плутания во тьме.
 

Что за сила, волевым наскоком повторяясь с интервалом в год, задела беспринципное внимание захватом безнадежного субъекта? Создавалось впечатление усердности навязанной заботы, управляемой извне. Для чего затягивала в круговерть непредсказуемых и мнительных, давно забытых чувств и ощущений, с утомительною чередой свиданий и букетной красочностью разнообразия подарков?

 
Воля будущего, растворившись в настоящем,
наблюдая за энергией кипучей,
насмехается над плановитостью бодрящей:
торжествуя, беспределом правит случай.
 

Частенько, не задумываясь, бессвязностью инерции сознания, ведомые настойчивой, бесцеремонною рукой, мы ходим неприкаянно по замкнутому кругу… По одним и тем же памятным местам, повторением ошибок совершая цепь, так до конца не распознав, кого мы этим ублажаем… Дальновидности расчетом – обозначенный ответ на этот неопределенности вопрос, – не потянул бы за собой рассроченный поток событий; но пафосной перспективою свидания я ограничивал свободу пониманию.

Существовала и еще одна проблема, бракоразводной неустроенностью охлаждающая ухажерский пыл мечтательных позывов: я не имел комфортного пристанища, способного растрогать парный интерес; поэтому особенно не подряжался на контакт с «разумным» полом, и, обостряя отношения – их оголять, продолжив на злосчастности презервативов годовалую наращивать пылищу. Юношеский опыт, с его разнузданною изощренностью фантазий, рожденных ситуацией, взывал отцовством к нравственному содроганию и абсолютно не годился. На стороне – квартира, или же в провинцию поездки ну никак в кормивший образ жизни, бытием навязанный мне материальным, не могли вписаться…

Свидание назначено. А сколько было их!.. Библиотека целая пылящихся в запаснике досугом злопыхательных томов…

Да, впечатленье первое обманчиво: упрямой романтичной ослепленностью сознания, и не всегда знакомства сутолока, в затемненной близорукой обстановке, позволяла сотворить для предстоящей встречи объекта памятный портрет. Скрашивая недосмотр, я подыскал услужливое место, где, освежая глаз дремучей памяти для безошибочного распознания, прихода девушки ждал с нужной стороны. А если и она плутанием просеивала через ситечко воспоминаний претендентов, страдающих забывчивостью первого же влюбчивого взгляда, не реагируя на заявившуюся внешность, то, творческим подходом разыграв знакомство, пытался вновь на растерзание забаву сердца предложить. Но это редко удавалось: целенаправленное женское чутье легко разоблачало ухищрений блуд, навязанных фантазией.

 
Из звонкого, хрустального бокала
девичий нежности глоточек пригубить,
так бережно, чтоб сласть благоухала
и с прежней гордостью могла себя любить.
 

Ход мыслей концентрацией работал, как нажива, не меняя направления ресурсов, и причиной расторможенности стала Таня. А не слишком ли, презумпцией достатков, я самоуверен и, увлекшись грустными глазами, – возомнил: она доверится «Мессии», чтоб он ее печаль рассеял? Умница один изрек: «Грусть – пространство обустраивает, где должна селиться мудрость…» – и это то, чем поделиться пустота не может. Права ли интуиция, узревшая в произошедшем сигналы к продолжению знакомства? Покоя не было в сомнениях.

 
Мир женщины – загадочен и хрупок,
неуправляем, словно в омуте вода,
один непредсказуемый поступок
снесет ей разум напрочь, навсегда!..
 

Чем смогу обворожить я благосклонность Тани, видимо, на танцах фигурирующей постоянно и имеющей неограниченный ресурс партнеров? Смехотворной властностью, так незадачливо набившейся в партнерство? – сомнительно. Соблазном внешности, изрядно поистрепанной о время цепких брачных уз? С ее-то данными, она вполне рассчитывать могла бы и на более солидный выгодой ангажемент.

Поразить воображение неординарностью поступка? – Иссохнешь в ожидании пожарной ситуации. Украсить драгметаллом? А на что? Излишков и долгов – еще не накопил, а тот жирок, что был, остался пострадавшей стороне имущественного бракоразбирательства. Да и мог ли я претендовать настырно на симпатии простор, свободу искушающий, под заявление о расторжении и под неусыпным оком разорительно-разводного процесса? Взвесив за и против, оптимизм решил – хозяина не покидать.

Неделя срока, возродившись – обновиться, и, воспрянув ликом в собственных глазах, к свиданию приободриться. И приступил к мытарствам я с осмотра гардероба – наследия заботливости домостроя за успехи благосостояния семьи…

Давно ль резвился ты на именинах у любимой тещи? Ни разу? А на заводском балу? Рабочий и колхозница – их шик увял в одном шагу от коммунизма, что я духовностью – благополучно пережил. Костюмчикам дорожка на аукцион – помойный, растерзания бомжатнической носки…

 
До основания презрением разрушив
семейного хламовника тряпье…
Мир новый – холостяцкий,
без крахмала кружев,
построим, облачив его в новье…
 

Воспрянув духом, предстояло совершить многокилометровый шопинг… Во времена всеобщей дефицитной «благодати», добротность внешней упаковки зависела от разветвленности знакомств, комплектованием сети которой приходилось заниматься.

В любом универсальном магазине – один отдел всегда приятно пах, с ажиотажным спросом не справляясь только по определенным датам, все остальное время охранительницы ароматов скучали без клиентов. Естественно, с повышенным вниманием обслуживался жениховского периода мужчинка, подошедший в неурочный день и выбиравший запах на их вкус. Приобретя духи, с бесплатною доброжелательностью, и час-другой их прогуляв… я возвращался с жалобой: «Великолепия такого запаха – та, для которой вы старались, напрягая нюх, его ни в коем разе не достойна. Благодарю! А за растраченное обоняние прошу принять их от меня как знак признательности в качестве презента». Пару раз, еще наведавшись с букетом в магазин, желанным гостем становился в дни продажи дефицита…

Теперь же в бесконечном множестве разбросанных по городу, набитых под завязку неизвестного происхождения товаром, супермаркетах, покупка временной затратой под корень подрубала весь товарный интерес.

 
В твоей жилой обители нет стен?
Начни идеей в жизни биться,
один лишь неподвижный манекен
своею пустотой гордится.
 

Отпуск позволял маркетинговый провести осмотр доселе не востребованной отрасли. Но ощупывать нагромождение запасов бесконечности с одеждой стоек, вдыхая запах залежалости – занятие бездарно скучное, да и не в правилах моих коммерческого тона.

Поразвлекавшись «Полем без чудес» в престижных «шопах», убедился в сложности задачи привередливого вкуса. Фактура, гамма цветовая облачения мужского, выставившись мрачной одинаковостью, угождала церемониалу похорон, а в лучшем случае, в преддверии поминок, – свадьбе золотой.

«Полем без чудес» – звалась забава с продавцом, отыскивавшим в экспозиции нарядов приглянувшийся ведущему товар. Зрелище на редкость занимательное. Мозолящий передним планом авансцены туалет искали безуспешно в зале и на складе и, наконец, благодаря подсказке, своевременной и бескорыстной «кошелька», заждавшегося алчного финала, – обнаруживали. Игра традиционно затевалась, чтоб раскрыть несметность закромов: а вдруг наличествует что-то выходящее из ряда показного вон. К сожалению, бесплодных розыгрышей суета участников наградою не жаловала: цвет, размер, фасон разочаровывали скудностью однообразия докучливых, продажных образцов, внушавших тупиковый пессимизм.

На витринной ряжености одного из «бутиков», в глаза взглянул вихрастый манекен в приличном, аристократизмом осветленном, с синею полосочкой костюме. Обрисовав реалистично продавцу видончик двойки полосатой и купюрами шурша нетерпеливо, – стал я ждать… И к изумлению парнишки манекенного, вдруг обнаружилось – таких костюмов нет; обряженный же молодец, разгуливавший нагло по витрине, поле зрения собой не удивлял…

Впервые в жизни рассупонил я мужика… Единственный костюмный экземплярчик, прохлаждаясь на витрине, и до меня тревожил покупательского спроса вездесущее внимание, но скрытною дефектностью (не половою) избежал продажной доли: обделили стройность брючную одною шлевкой для ремня. Разоблаченный эталонный образец – комплекции заманчивого спроса настоящего мужчины – оказался двойником моим. Смирившись с пустяковым недостатком, я приобрел костюм: за время игровых скитаний манекен представил лучшее, вершиною став стильных изысканий.

Воображение, в брутальном нетерпении, трепало обсуждением вопрос: чем должен отличиться новобранец, обостряя появлением спрос приворотный? Удачное свидание несомненно подтвердило бы влекущую и франтоватую добротность избранного мною имиджа…

28 апреля

 
Игра с судьбою – в жизни не скучать с собой,
мечты воспользовавшись дерзким правом;
воображением примерив веры крой –
реальность муштровать своим уставом.
 

Светлое Христово Воскресение.

Пасха!

Мы обменялись СМС-ками:

– Христос воскрес! Опять с зарей редеет долгой ночи тень, и вновь зажегся над землей для Новой жизни Новый День!

Поздравляю со светлой Пасхой! ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ.

– Пусть благодать в душе царит и щедрость сердца не увянет.

Господь – спасет и сохранит и благоденствие подарит.

Христос воскресе! Любимую целую.

 
Сижу безвылазно за писаниной…
на танцы даже в мыслях – ни ногой.
Переживаний строки – для любимой –
преследуют затворника покой.
Весь разумом накопленный запас,
годами подпаленные седины
жизнь щедро выставляет напоказ,
устраивая пышные смотрины.
 

…Великолепная погода, патетическое, несоизмеримо возрасту и оптимизму, – настроение, холеностью разглаженный прикид, – завышенный аванс благоприятному развитию событий! Нельзя сказать, что я летел, но «жениховская» истома, песней нетерпения бодрящая в преддверии, часы преследуя запасом временным, неслась неотвратимо на свидание…

Татьяна не пришла…

Отсутствие ее – расплата за самонадеянность и властность? Случайность или волевое репрессивное желание надменно указать, чей пол судьбою верховодит отношений? Унынием впасть в самобичевание и отравиться руганью постылой? Что выбрать для незамедлительной острастки сердца? Спокойствие же внутренней уверенности с наглостью внушало: ждал, принаряжаясь, – не напрасно ты.

Машина!.. Танина машина, припаркованная там же, где неделей ранее, – знак достоверности весомый: встреча неизбежна. Знакомства отправная точка – танцы, именно туда направил я незаурядности витринной внешний вид, в массовку, прямиком, поистрепавшихся разлукой с женским сервисом бесхозных кавалеров и дородных, набивающихся в опекунши, – в материальной обеспеченности, – дам.

Бездушным равнодушием свободных кресел с пустотой пространства оглушительно звучащей музыки предстал знакомый зал…

Несколько галантных пар, вальсируя, разогревали обстановку, растирая по паркету свежий тальк.

Расположившись с противоположной стороны от места завязавшегося танцевального знакомства, терпеливо память теребя допросом, погрузился в принудительное ожидание…

Неужели, допустив бестактность, я уж слишком откровенно вел себя, фантазии мужского благосостояния «мерилом» выставляясь напоказ? Но если льстиво ей представленная данность воспринята как достижение свое, то в чем вопрос?.. Не исключается, что я нарвался, простачком, на динамистку? Афишируя себя роскошно-ироничной танцевальной встряской, завлекает чарами истосковавшихся по женской недоступности наивных одиночек, создавая на пожертвованья клуб друг с другом конкурирующих меценатов, поощряющих искусство танца. О, какою выгодой возносятся на этом. Ее колесная коняшка – крупновата… Семья, работа или щедрость подношения очередного ухажера? Женщины себя такой маститостью не балуют…

Накрутка загоняла размышления в тупик, а «философствование», занудно-бытовое, их обволакивало пессимизмом. Меня несло… Еще полчасика подобных умозаключений, и, уговорив себя, я бы покинул танцевальный ипподром, свой раздосадованный прихватив прикид. Прояснение придирчивых вопросов пришло бы только вместе с Таней…

И она, воспользовавшись паузой между танцами, роскошно предъявилась: аттракцион стервозности, спланированный с четкостью продемонстрировать мужской и женской половине – «Я» здесь!

Стремительности стройной, светлый брючный облегающий костюм, с коротким пиджачком, и оттеняющая цвет костюма кружевным ажуром черных переливов блузка; изящность туфель на высоком каблучке – ансамбль гармоничной скромности, с изысканною привлекательностью простоты и беспощадной элегантности.

Но главное – походка. Грациозностью, слегка покачиваясь в направлении движения изгибом обольстительной спины, тон бедра задавали, вычленяя беспринципность красоты округлой попы, увлекавшей взгляды за собой, достойнейше хозяйку представляя. Уверенно и с бальной плавностью по линии ступая, стройность ног расслабленно, в коленях выгибаясь чуть наружу, придавала мягкую упругость вольному движенью. Устремленность подбородка, плечи, отведенные назад, несли осанистую горделивость благородного упрямства. Спокойная и независимая.

 
Несчастьям – над собой не даст глумиться,
найдет свой путь среди невзгод;
за цель поставленную будет биться,
улыбкой расплавляя лед.
 

Прослеживались перемены ролевой стилистики, прилюдной поведенческой манеры, произошедшие с Татьяной за прошедший год. Возрастную собранность и деловую целеустремленность – всем своим обличьем декларировала с гордостью она. Вызов окружающему миру, с убежденностью: им распорядиться, как это ей необходимо.

 
И куда мы навострили прыть с таким апломбом?
Не на скачки с захудалым прошлым!
Видом утверждаться в будущем дееспособном,
жизнь беря желанием вельможным…
 

Оценкой дерзкой, навязавшей стиль походке, вскользь прошлась она по взгляду зала… Зацепившись, наших глаз желания скрестились в натанцованном пространстве. Непроизвольно, повинуясь внутренним позывам ожидавшего неудовольствия, указкой пальца по стеклу часов наручных, я вступил обидой в диалог… Таня улыбнулась и строптиво покачала головой. Нет, и мысль она не допускала на свидание, решение об этом было принято еще при расставании. Ну что же, будучи одним из многих, взглядом примеряясь, провожавших зов демонстративного явления, мне предстояло все начать сначала, интерес приватный противопоставив конкурсным условиям основы.

Включилась музыка и, под певучий аккомпанемент, случилось то, чем подготовка, прихорашиваясь, в ожидании жила неделю. Решительным и быстрым шагом нетерпения, показывая всем координаты цели, через зал Татьяна шла, сближаясь с броским имиджем… Форс, возможно, ошибался, но, не впадая в нерешительность тугих раздумий, доблестно рванулся он навстречу! Наш танец! – с парным интересом ожидаемых надежд. Оба в светлом, стройностью подтянутые, под восторга сговор аплодирующих взглядов, мы соединились.

 
Зовущая доступностью улыбка,
полет порхающих ресниц;
переливаясь, заиграла «рыбка»,
фантазию затягивая в блиц…
 

– Как прошла неделя? – поинтересовалась Таня.

– С желанием заветным сблизиться с субботой…

Банальность прозвучавшего вопроса меня обыденностью бытовухи холостяцкой на откровение пугающее не толкала; беседы русло требовалось поменять: я не намеревался танцевальный парный трепет обсуждением вчерашних новостей занудой приземлять.

– А что особенно запечатлела ваша память после нашей встречи? – спросил я Таню…

Хотелось первую поставить веху в сонм нашей общей ностальгии чувств, что врежется традицией в последующие встречи: а по ним легко восстановить заслуги прошлого и боли глубину; ведь время вехи превратило в стон заноз, в поруганное сердце загнанных привольем беспощадной памяти.

Мой заговорческий вопрос недолго ждал ответа, став вторым ударом за текущий вечер по престижу ожиданий. И если, не явившись на свидание, Татьяна соизволила все ж снизойти до узнавания и проявила благосклонность, выделив меня из фона, обрамляющего зал, то речевой пинок необратимостью причины для упрека был куда серьезней.

– Мне?.. Запомнилось? Как вы сбежали от меня!

Поведенческий рывок не вписывался непривычностью в модель ухаживания; беспрецедентность одиозного поступка, глубоко задев Татьяну, требовала мести; и она последовала – унизительной неявкой на свидание. Неординарность выходки отозвалась протестом и в то же время вытесняла равнодушие затасканной стереотипности угодничества. Смогу ли я достоинством парировать наскок?

– Тяжело бежал?

– На удивление легко.

– По гороскопу я Рыбешки, а им по темноте привычней двигаться на свет, а тут вдруг, разгребая полумрак, лучом прожектор электрички поманил – инстинкт сработал.

– Я могла бы тоже посветить, для косяка.

Мне никогда не удавалось лаконичной фразой выразить сарказм, желанье и надежду. То, с какою легкостью у Тани это получилось, – вызывало восхищение.

 
– А меня до глубины души потряс
темперамент бойко выступивших рук,
самовольно проводящих мастер-класс,
впечатлительность вгоняя в низменный испуг…
 

Теперь за будущее я спокоен, – подхватив улыбкой ироничный тон, уверенно промямлил я.

Она смеялась! Что, бесспорно, означало: благоволение дало мне пропуск в следующий тур общения. Этот смех, прошедший годы испытаний, по-иному выглядит сегодня – ироничное предупреждение: то, как представлялось Тане будущее, не сулило мне спокойствия, и не намеревалась проявить участие в его совместном освоении она.

Мы танцевали, происходящего вокруг не замечая. Мир общения замкнулся, существуя только для двоих. Небрежной легкости взаимопонимание, перешагнувшее порог глухого недоверия и отчужденности знакомства, заинтересованностью говорило: мы нуждаемся друг в друге.

– Где так чувственно вы научились танцевать? – спросила Таня.

Заданный вопрос переводил общение в иную плоскость – в сферу ощущений. Проницательностью женской чуткости легко ей удалось нащупать слабину, не украшающую доблести «властолюбивого» мужчины, – чувственная реактивность, с которой я пытался всю сознательную жизнь бороться, но безрезультатно. Взрывная возбудимость, излишне стойкая враждой – эмоциональность, вспыльчивость – заядлая и беспощадная вульгарностью ранимостью – качества моей души неизживаемые.

 
У женщин потаенней нет секрета:
желание созвездием соблазна осветив,
взять под опеку робкого поэта,
на вдохновение гордыней право застолбив…
 

Неспроста ее внимание пригрело скрытую особенность, не свойственную типовому мужику; возможно, это потому, что ей самой подобных черт недоставало. Властность полноправно стережет ее характерность, а пришлое неистовство – с аналогичной слабостью ждет неминуемый отлуп… Мысль, подтолкнувшая к избранию манеры поведения, основанной на нежной чувственности – в соприкосновении, и вкрадчивой, непредсказуемой разгульности – в поступках. И никакой прожекторной инициативы узурпаторских движений; слащавым подчинением склониться к прихотям, характер прикусив, – авось получится. В такой стратегии для властности, – разумность места не оставила, галантно вычеркнув ее из перечня хлопот.

– Чувственно? – с искрой во взгляде, робко я переспросил и, отвечая самому себе, сказал: – На карате, где чувственность подобная клеймилась как изъян: вступил в единоборство – уничтожь противника, а хочешь гуманизмом победить – так разумом старайся поединка избежать…

Милосердие, щадя, мешало добивать соперника, но тактику его понять, нейтрализовав атаку, – помогало; поэтому выигрывал без добивания, благодаря техническому превосходству, намечая лишь удары.

Танцуя, чувствительность музыку интерпретирует движением, преподнося мелодичность партнерскому счастью сопереживания, и я надеюсь: удовлетворение ждет нас обоих.

– В поединке? Может быть, – ответила Татьяна.

К душной атмосфере зала, выжимавшей соки из танцующей массовки, добавлялся задушевный парный пыл от личностного соприкосновения желаний. Опыт возрастной мотивов единения не притуплял – наоборот, раскрепощая, направлял, подчеркнутою прямотой и без напыщенных излишеств скромности – напор хотения бравады; и юношеский срам – бесстыдной наглости развязной, к «закату» ближе, звался ласково: галантной необузданной ретивостью.

Танцуя, временами мне казалось, Таня скрытным взглядом, за моей спиной, переговорничает с окружением. Я, на правах ведущего, в дебаты не вступая, энергично, вальсовым кружением без церемоний, прерывал украдкий диалог, уводя ее от собеседников. Впоследствии она призналась: да, действительно, я подвергался всестороннему осмотру зависти придирок сопереживающих друзей, оценивавших претендента суждением большого пальца. Вердикт «присяжных» танцевального жюри, почти единогласием, признал меня дееспособным «экстерьером» – подобающим, приговорив всеобщую любимицу мою продолжить разработку…

Снискав доверие у зала, я не просил его поддержки, определяясь в отношениях с Татьяной, опираясь на заслуги опыта да на обостренное его чутье.

Со мною рядом находилась сильная, но противоречивая натура, с легкостью идущая на озорной контакт, но не желающая попадать послушно под влияние блуждающих без толку интересов. Связь с такою личностью сопряжена с язвительными сложностями выдержки, но статус мой не проявлял кряхтения и беспокойства, в отличие от не спадавшего семейного ярма, давившего злорадною тревогой.

Взвешенным сочувствием неоднократно приходилось наблюдать уязвленно-затухающие очи у представительниц обворожительного пола, опущенные верностью в известие, что пребываю под защитой Гименея, означавшее неизменное табу симпатии, радушно предлагающей интимную развязку.

Скрывая изворотливостью – врать бесстыдно, выходя с грехом из неудобных положений, изменяя тем, с кем близок, для себя считал постыдной низостью пред состоявшимся велением души. Существующее в настоящем положение двусмысленной «подвешенностью» над грядущим вызывало недоверие вопросов.

При первой встрече наблюдательность отметила кольцо у Тани, украшавшее собой фиглярский палец. Что данный атрибутик означает? Оригинальною указкой он был поводом поговорить, а заодно затронуть щекотливую, волнующую тему.