Текст книги "Неизвестный Китай"

Дело в том, что режиссером спектакля была Цзян Цин – супруга председателя Мао Цзэдуна. Потом, когда Цзян Цин ушла в политическое небытие, незаслуженно забыли и про балет. Но сегодня он вновь возобновлен на китайской сцене. И он стоит того. Причина популярности – замечательная национальная музыка, яркие костюмы, интересно поставленные танцы.

Но Хайнань и после победы китайской революции в 1949 году продолжал оставаться захолустьем. Он считался неперспективным. Оккупированный «американским империализмом» остров Тайвань маячил на горизонте.

А что если завтра война? Поэтому строились здесь, в основном, стратегические дороги, ародромы, с которых могли легко взмыть в воздух военные самолеты, да укрепрайоны в горах.

Но когда в Китае начались реформы, власти по-новому взглянули и на Хайнань.

В апреле 1988 года решением китайского правительства остров получил статус «особой провинции Китая». Это была первая в Китае особая экономическая зона в масштабах целой провинции. От неё ожидали экономического чуда. За два десятилетия остров планировали превратить не только в самую богатую провинцию Китая, но и в район, где уровень жизни населения встанет вровень с Тайванем, Сингапуром и другими «маленькими драконами», которые считаются витринами процветания в Юго-Восточной Азии.

Я впервые приехал на Хайнань, когда делались первые шаги по этому пути. Тогдашний губернатор острова, точнее уже провинции Хайнань Лю Цзаньфэн сказал мне в интервью, что считает, что в этих планах нет ничего фантастического.

Инженер, в свое время учившийся в Киеве, начальник исследовательского института в Пекине, заместитель министра электронной промышленности Китая, первый губернатор самой южной китайской провинции – Лю привык оперировать точными цифрами и фактами.

Этот политик, который мыслит математическими категориями, считал, что чудо должны были совершить «три свободы», которые были предоставлены Хайнаню Центральным правительством: свобода ввоза и вывоза капитала, въезда и выезда людей, экспорта и импорта товаров и оборудования.

Среда, в которой будут осуществляться эти свободы – рынок: капитала и техники, производственных материалов и научных открытий, недвижимости и рабочей силы. На этом свободном рынке будут конкурировать между собой государственные и частные предприятия, китайский и иностранный капитал, который на первом этапе займет ведущую роль. Ему на Хайнане дано право обладать контрольным пакетом акций и на смешанных предприятиях, а также приобретать предприятия частного и государственного сектора.

«Любой предприниматель, – подчеркивал в беседе со мной губернатор Лю, – ввозящий капитал на остров, имеет право арендовать или покупать землю по цене самой низкой в Китае. Он может ввозить рабочих или нанимать их на месте. В первые три года хозяйствования он освобождается от налогов и не будет в дальнейшем платить их, пока предприятие не начнет приносить прибыль».

«Но это еще не все», – говорил Лю. – Освобождаются от налогов и смешанные предприятия, где иностранный капитал составляет не менее 25%».

И была еще одна особенность, отличавшая Хайнань от других свободных экономических зон Китая. Здесь планировалось создавать не просто иностранные предприятия, но целые инфраструктуры, принадлежащие иностранному капиталу. Один из таких районов, который мне посоветовал посетить губернатор – порт Янпу, который начали строить на севере острова.

Директор будущего порта, в отличие от губернатора Лю – человек явно романтического склада. Об этом свидетельствует вся его биография. Чем только не пришлось заниматься этому человеку с такой распространенной в Китае фамилией – Ван. Ван Ли-гуан – студент авиационного института, инженер, потом безработный, полицейский, политический деятель уездного масштаба, директор небольшого аэропорта в северном Китае.

Кстати, авиационный институт он закончил в Москве, и с особой нежностью произносит милую его сердцу аббревиатуру МАИ.

Так же как и губернатор острова, многие другие здешние руководители, с которыми мне довелось встречаться, в разное время окончили высшие учебные заведения в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.

Случайно ли то, что именно их судьба забросила на Хайнань? Думается, что нет!

Это поколение людей прошло суровую школу. Ведь острие «культурной революции» – самого трагического периода в новейшей истории Китая, было направлено против этих «шпионов советского ревизионизма». Они выстояли. На учебу за границу, а тогда это был, главным образом, Советский Союз, Китай посылал лучших из лучших. Самых талантливых, самых трудолюбивых. И здесь, на Хайнане им предоставили шанс еще раз подтвердить это.

Ван затащил меня в кабину башенного крана, чтобы, как он выразился, я «сверху мог лучше разглядеть горизонты прекрасного будущего порта».

Волнуясь, путая китайские и русские слова, он рисовал картину этого прекрасного будущего… Многокилометровые причалы, десятки кораблей под флагами разных стран мира, контейнерные зоны, краны, самая современная техника, Международный Клуб моряков…

Честно говоря, пока это трудно было себе представить даже с высоты башенного крана. Перед нами были лишь пустынные воды небольшой рыбачьей гавани да несколько рыбачьих лодок на горизонте.

Забегая вперед, могу сказать, что сегодня порт выглядит именно так, как мечтал об этом романтик Ван.

Несколько больший оптимизм внушали построенные тогда недалеко от будущего порта уютные коттеджи для японских специалистов. С садиками, бассейнами, гаражами, они свидетельствовали о том, что японцы приехали сюда всерьез и надолго. Японские фирмы приобрели участок земли в 30 квадратных километров сроком на 70 лет, и вместе с портом будут строить здесь комплекс предприятий: химических, электронных, перерабатывающих заводов. Крыши строящихся цехов маячили поодаль.

Среди тех, кто активно поддержал хайнаньский эксперимент, был тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПК, президент страны Цзян Цзэмин. Особые зоны в Китае и Хайнань, в частности, – его детище. Он как бы принял эстафету из рук патриарха китайских реформ Дэн Сяопина, который завещал Китаю активно создавать такого рода экспериментальные зоны, «кошек, которые ловили бы и социалистических, и капиталистических мышей».

Нельзя сказать, что идея «хайнаньского эксперимента» была всеми встречена «на ура». Сомневающихся было более чем достаточно на всех уровнях. Многие считали, что отдавать богатства острова на откуп «капитализму» – дело рискованное и неблагодарное. Раздавались такие голоса и на сессии Всекитайского Собрания Народных представителей – китайского парламента – Высшего законодательного органа КНР.

Звучали и сомнения такого рода. «Да, – говорили скептики, – Хайнань – это окно в мир. Но стоит его слишком широко распахнуть, вместе со свежим воздухом в дом попадут комары и мухи». Опасались, что непосредственное соприкосновение с буржуазной моралью и нравами капиталистического образа жизни, вместе с массовой культурой, фильмами, проповедующими продажный секс и насилие, местное население впитает худшие стороны «западной» жизни.

У этих опасений были основания. Уже в самом начале эксперимента здесь начались всевозможные финансовые и экономические аферы. Пожалуй, самой грандиозной оказалась идея закупки за рубежом крупной партии легковых автомобилей с целью их дальнейшей перепродажи. Афера, получившая в китайской прессе наименование «Хайнаньское дело».

Под покровом ночи на военных кораблях, минуя таможни, беспошлинно ввозились на остров легковые автомобили, главным образом, из Японии. А затем потихоньку втридорога продавались в континентальный Китай, особенно в те провинции и города, которые не имели таможенных льгот. Правда, вырученные деньги оседали, как потом подтвердило следствие, не в карманах организаторов этой махинации, а шли на благоустройство острова. Но закон-то нарушался!

В конце 80-х побывал я на китайско-американском совместном предприятии по изготовлению телевизоров. Здание сборочного цеха было еще в лесах, а предприятие уже выпускало готовые телевизоры – по тысяче штук в день. Японская техника, американский капитал, китайский инженерно-технический персонал, приехавший из соседней особой экономической зоны Сямэнь, дешевый труд наскоро обученных местных работниц, выгодные условия сбыта готовой продукции – вот основные слагаемые успешной работы предприятия.

Директор завода Сюй Юймэй, кстати, тоже бывший выпускник российского ВУЗа, учившийся в Свердловске, рассказал, что предприятие дает и валютную выручку, причем 90% валюты завод оставляет на свои нужды.

Рядом с заводом, тоже еще в лесах, высилось здание банка, который организовали китайские эмигранты. Тридцать миллионов этнических китайцев – «хуацяо» разбросаны по всему миру, но связей с Китаем они никогда не прерывали. Это в прямом и переносном смысле золотой запас страны. Их доля вложений в хайнаньскую экономику весьма велика.

Я еще не встречал такого китайского эмигранта, который не желал бы вернуться на Родину, к могилам предков, кто не хотел бы покоится в этой древней земле. Здесь на Хайнане возникли целые поселения, где вернувшимся в Китай «хуацяо» создают условия для привычной жизни и труда. Например, любой может приобрести двухэтажный коттедж со всеми удобствами вместе с участком земли. Коттеджи не дешевы: от 50 до 250 тысяч долларов. Но люди с готовностью селятся здесь. Эмигранты из Сингапура, Малайзии, США…

Через десять лет Хайнаньского эксперимента достижения в экономической области доказали, что путь был выбран правильный. Валовая продукция здешнего сельского хозяйства, в основе которого тропическое растениеводство, ежегодно возрастала в среднем на 9%. Опорными отраслями местной экономики стала «новая промышленность». Это, в первую очередь, более 100 проектов сотрудничества с внешним миром в области высоких технологий: электроника, информатика, биология, фармацевтика, оптика, машиностроение.

Вслед за Хайнанем особые экономические права, в том числе и законодательные в области размещения и использования иностранных капиталов, получили еще четыре экономические зоны Китая: Шенчжэнь, Чжухай, Шаньтоу (провинция Гуандун) и Ся-мынь (провинция Фуцзянь).

Эти пять зон давно уже стали полигоном экономической реформы в Китае. Здесь стремительно растет сумма иностранных капиталовложений в местную экономику. Ежегодно она превышает 26 миллиардов американских долларов. А общий объем внешнеторгового оборота этих специальных зон, включая Хай-нань, достиг уже 59 миллиардов долларов, что составляет одну пятую общенационального показателя.

Являясь, как говорят в Китае, «окнами открытости» во внешний мир, Хайнань и его ближайшие соседи – особые экономические зоны китайского юга – полностью используют свою близость к рынкам Азиатско-Тихоокеанского региона.

После присоединения Гонконга к Китаю 1 июля 1997 года перспективы развития Хайнаня расширились. Ряд решений Центрального Правительства Китая предусматривает слияние Гонконга с Хайнанем. У двух территорий, составляющих единую экономическую зону, будет общее законодательство, предусматривающее самостоятельное принятие местных законодательных актов.

А если учесть, что сюда примкнула и еще одна вскоре возвращенная Китаю бывшая португальская колония Макао, расположенная рядом, то легко представить, какие возможности откроются для специальной экономической зоны «Хайнань-Гонконг-Макао». На карте Юго-Восточной Азии вырастает еще один «Дракон Азии», на этот раз чисто китайского происхождения.

Но тут, наверное, пришло время еще раз вспомнить о некоторых негативных моментах развития экономики острова.

Побывавший в конце 1998 года в южных экономических зонах Премьер Госсовета Чжу Жунцзи вынужден был говорить о процветающей здесь «разнузданной деятельности контрабандистов и валютных мошенников» и призвал создать целую систему для борьбы с этими явлениями.

Позднее на острове прошел целый ряд судебных процессов, в частности, за взятки и растрату государственных денег был расстрелян некий Чэнь Ложун – Начальник Управления Табачной компании, суровое наказание понесли и другие преступники – чиновники.

Был закрыт целый ряд коммерческих предприятий, принадлежавших китайской армии, милиции, правоохранительным органам. Отныне все политико-правовые органы на острове устранялись от участия в деятельности созданных ими хозяйственных предприятий. Что же, у борцов с коррупцией должны быть чистые руки.

Появились на Хайнане и другие проблемы.

Остров, особенно его города и курортные поселки захлестнула «желтая волна». Легальные и полулегальные видеосалоны, где крутились фильмы весьма рискованного содержания, небольшие отели «с интимными услугами», а то и откровенная проституция, наркомания, азартные игры – все это появилось на острове.

Об этом с тревогой пишут китайские газеты, как местные, так и центральные. Например, агентство «Синьхуа» обнародовало в начале 2001 года информацию о том, что из 2780 увеселительных заведений Хайнаня было закрыто 42% для того, чтобы «можно было успешнее вести борьбу с проституцией, распутством, азартными играми, наркоманией». Как сообщили местные газеты, в ходе этой операции было заведено более тысячи уголовных дел.

Ну, а в путеводителях по странам Юго-Восточной Азии, издаваемых на Западе, по-прежнему мелькают рекламные объявления такого содержания: «Марксистская идеология и красные лозунги на заборах не мешают эмансипации хайнаньских девушек, ничуть не более робких с туристами мужского пола, чем их сверстницы в соседнем Таиланде. В городе Санья есть уже целая улица так называемых «парикмахерских», подобных тайским массажным кабинетам…»

Несмотря на все издержки и трудности нового дела, при поддержке партийных и государственных органов Центра, хайнаньс-кий эксперимент продолжается. Кстати, партийные и административные функции управления на острове, как, впрочем и в остальном Китае, строго разделены. Партийные организации ведут воспитательную работу среди двухсот тысяч коммунистов Хайнаня. Коррупция, бюрократия, идеологические неурядицы, работа по патриотическому воспитанию молодежи – вот точки приложения сил компартии.

Китайские реформы продолжаются. Вносятся изменения не только в тактику, но и в стратегию реформ. Как любил повторять отец реформ Дэн Сяопин – «истину нужно искать в фактах». Порой приходится отказываться от высоких темпов развития экономики, бороться с ее «перегревом». Осторожнее стали относиться и к экспериментам с акциями и биржами, финансовые бури в мире раскачивают и китайский корабль. Осуществляются шаги по укреплению общенародной собственности, увеличению субсидии государственным предприятиям. На этом фоне хайнаньский эксперимент выглядит особенно дерзким. От результатов, полученных здесь, во многом зависит будущее.

«КЛОП» МАЯКОВСКОГО ПОСТАВЛЕН В КИТАЕ

С Мэн Динхуэем – молодым талантливым китайским режиссером, авангардистом нового поколения меня познакомила моя старая приятельница Чжан Цихун.

Она училась в 50-е годы в Москве, прекрасно владеет русским языком, через всю свою жизнь пронесла любовь к русской литературе и искусству. Многие пьесы русских авторов зрители увидели в Китае именно в ее постановке. Она помогает и другим китайским режиссерам осваивать русскую драматургию. – Довольна тем, что даже такой сложный спектакль, как «Синие кони на красной траве», поставленный приезжавшим в Китай режиссером Ленкома Марком Захаровым, имел шумный успех. Между прочим, Чжан вместе с 3ахаровым училась в Москве, в ГИТИСе. Я помню репетиции этого спектакля в Пекине, когда китайские актеры, затаив дыхание, внимали указания маститого режиссера. А для «разогрева» в начале каждой репетиции актеры по просьбе Захарова пели русские песни.

В момент нашего знакомства Мэн Динхуэю исполнилось 32 года. Он выпускник режиссерского факультета Пекинского Института драматического искусства. Несмотря на молодость, он уже успел поставить несколько пьес, которые пользуются успехом особенно у молодежи.

С 1992 года – Мэн режиссер Пекинского экспериментального драматического театра. Со своими постановками театр побывал и за рубежом. Театр не имеет своего постоянного помещения, что типично для китайских театральных трупп. Его спектакли чаще всего идут на сцене Пекинского Детского театра, расположенного в центре столицы. Этот Театр разместился в особняке конца XVIII века, построенном в стиле модерн. Со всех сторон он окружен классическими китайскими постройками того времени. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году особняк отдали детям, поместив в нем детский театр.

Первая пьеса, которая была здесь поставлена все той же неутомимой Чжан Цихун – «Двенадцать месяцев «по Маршаку.

Мы долго говорили с Мэном и Чжан в пока еще пустом зрительном зале, где через час должен был начаться спектакль по пьесе Маяковского «Клоп», уже наделавший много шума в Пекине.

Мэн выглядит моложе своих лет. Непослушная челка, спустившаяся на лоб, живой, как бы оценивающий собеседника взгляд, улыбка, не сходящая с лица, джинсы и старенький свитер. Наша беседа то и дело прерывалась. То он стремительно выпрыгивал на сцену, давая какие-то указания осветителям, то сам принимался двигать декорации.

Наконец, Мэн рассказал мне, почему он обратился к Маяковскому, почему выбрал именно эту пьесу.

Несколько лет назад (он тогда еще учился на режиссерском факультете), он забрел на книжный развал, что на улице Юндин-мэнь, рядом с институтом. Там ему на глаза попался третий том произведений Владимира Маяковского на китайском языке, изданный в 50-годы. Феерическая комедия «Клоп» привлекла внимание. Не отходя от книжного прилавка, Мэн залпом прочел все её девять сцен. И сразу же решил, что комедия должна иметь успех на китайской сцене.

«О Маяковском я слышал, еще учась в средней школе, – вспоминал Мэн. – Читали его злободневные стихи. Особенно нравились его стихи о советском паспорте и стихотворение «Лучший стих», где шла речь о Китае. Позже я прочитал его поэму «Облако в штанах», и вот теперь встреча с драматургией Маяковского.

«Долой вашу любовь, долой ваше искусство, долой вашу власть, долой вашу религию!» – эти лозунги Маяковского пришлись мне по душе. Разоблачение мещанства во всех его проявлениях – тема актуальная и для современного Китая. К сожалению, я не знал русского языка, слабо разбирался в истории вашей страны, но блестящий перевод комедии известным китайским литератором Гао Маном, который стал консультантом нашей постановки, юмор, использование ярких сценических приемов буквально заворожили меня.

Я «заболел» Маяковским. Я считаю его самым ярким представителем авангарда. Мне по душе его поэзия, образный язык. Привлекает любовь к Родине, вера в светлое будущее».

Маяковского в Китае знают. В разные годы здесь издавались четырехтомник и пятитомник произведений поэта. Над переводами его поэзии трудились такие мастера художественного перевода как Гэ Баоцюань – великий знаток русского языка и литературы, Фэй Бай, признанный специалист в области русской и советской поэзии и многие другие переводчики из разных провинций Китая. А великий китайский писатель Лао Шэ, трагически погибший во время «культурной революции» в Китае, после того, как побывал на спектакле «Баня» в Москве, написал свой вариант по мотивам этой пьесы Маяковского. К сожалению, архив писателя был утрачен во время все той же «культурной революции».

«Я перечитал о пьесе много литературы, – продолжал режиссер, – узнал, что первую постановку «Клопа» осуществил в 1929 году знаменитый русский режиссер Всеволод Мейерхольд (я видел его портрет на полотне Гао Мана в музее великого китайского актера Мэй Ланьфана), что музыку к спектаклю написал великий Шостакович, что главную роль в 1929 году сыграл знаменитый русский актер Игорь Ильинский (фильмы с его участием шли в Китае). Я твердо решил, что обязательно поставлю «Клопа». И вот идея реализовалось. Что получилось – судите сами…»

Получилось неплохо. Публика встретила пьесу с восторгом. О ней писали пекинские газеты, спорили в студенческих общежитиях, говорили на улицах. Приведу отрывок из статьи в китайской газете «Чайна Дэйли».

«Многообещающий режиссер экспериментального драматического театра Пекина поставил спектакль «Клоп», в котором с иронией и насмешкой говорит о современном китайском обществе. Это один их наиболее популярных режиссеров Пекина. Его спектакли, начиная с 1998 года, имеют неизменный успех. Это большая редкость для китайской драматической сцены. Взяв за основу сатирическую пьесу русского драматурга Маяковского, автор повествует об истории Присыпкина, молодого человека с буржуазными замашками, в период становления социализма в России. Хотя эта пьеса о России, но она актуальна и для Китая…»

Это действительно так, что режиссер Мэн блестяще доказал.

Пьесу он предваряет своими собственными стихами, монологом Присыпкина, навеянным стихами советского поэта:

 
Каждый из нас,
кто бы он ни был,
Стремится быстрее
Попасть на небо,
Но небо от нас
Далеко очень,
А жизнь она здесь
Бурлит и клокочет.
Сегодняшний мир, как лоскутное одеяло,
Нет в нем никаких идеалов.
Если хочешь жить неплохо,
Думай о себе,
А уж потом об эпохе…
 

Как и у Маяковского, спектакль начинается со сцены рынка, где предлагают свой товар частники-лотошники. Но это не российские продавцы, а типичные китайские торговцы со своим специфическим товаром: фальшивыми украшениями и лекарствами от всех болезней, нашумевшей книгой «Как стать богатым и счастливым». Продавец молотков, рекламируя свой товар, утверждает, что ими «можно вбить социализм в голову и ими же распять капитализм на кресте». Женщина торгует своим телом и так далее…

Зрители встречают каждую реплику торговцев взрывами смеха и аплодисментами. Все это им знакомо, напоминает пеструю толпу, которая шумит за стенами Театра, или пародию на рекламу китайских телеканалов.

Еще чаще смех звучит во 2 и 3 сценах, когда рабочие комсомольцы показывают представление с критикой Присыпкина. Они полны революционного энтузиазма и веры в мировую революцию. И всё это напоминает действия «хунвейбинов» во время «культурной революции».

Еще больше сатиры в сцене свадьбы Присыпкина. Вместо свадебного марша гости распевают запрещенную цензурой тайваньскую песню на непонятном диалекте и закусывают местное пиво экзотической для Китая селедкой. Во второй части спектакля в традициях современного китайского телевизионного «ток-шоу» ведется дискуссия, нужно ли размораживать Присыпкина?

Режиссер предваряет и эту часть спектакля своими стихами, которые он назвал «Песнь клопов». В ней он бичует идеологию современных мещан:

 
Жуйте морковку —
будете видеть лучше,
От женщин
Больше удовольствия получите,
В шикарные шубы втисните
тела ваши.
Играйте на гитаре
вальсы и марши!
Но главное – нужно усвоить четко.
Пиво шикарно
идет под селедку.
Не надейтесь на
революции или реформы,
Сами отпускайте себе
счастья сверх нормы.
 

В одном из интервью китайским журналистам Мэн так выразил свою позицию: «Рассуждения Присыпкина – это моральный кодекс мещанина. Он, так сказать, воевал для себя, а не ради сегодняшней жизни. Мы живем в такое время, когда каждому стоит задуматься, для чего и ради чего он живет, как прожить эту жизнь…»

Небольшое отступление. Тема воспитания молодежи сейчас очень актуальна в Китае. Повышение уровня жизни, влияние зарубежного кино и телевидения порождают в молодежной среде настроения эгоизма. Это подкрепляется и экономическими лозунгами типа «Время – деньги» и подобных.

Мудрый Дэн Сяопин – отец китайских реформ – в свое время предупреждал, что «сквозь распахнутые окна китайских реформ и открытости в дом вместе со свежим воздухом влетят комары и мухи…» Успех спектакля – в его злободневности.

Далеко не случайно, почти одновременно с пьесой Маяковского шел на китайских телеэкранах десятисерийный телефильм по книге Николая Островского «Как закалялась сталь». Режиссер фильма Жонар Сохат, гражданка КНР, казашка по национальности. Она проходила стажировку в ГИТИСе, вела в Москве передачи международной телекомпании «Мир», блестяще владеет русским и китайским языками.

«Это была тяжелая, но очень интересная работа, – говорила она мне. – Особенно тяжело давались массовые сцены, где принимали участие сотни человек. Пришлось осваивать и украинский язык. Фильм снимался на Украине, и все роли исполняли в нем украинские артисты».

Сериал широко обсуждался в дискуссиях, шедших на каналах Центрального китайского телевидения. В них принимали участие как представители старшего поколения и молодежь, студенты, школьники. На одну из таких дискуссий пригласили и меня – русского журналиста.

Вопрос был поставлен так: «Может ли сегодня в Китае Павел Корчагин служить идеалом для подражания». Представители старшего поколения доказывали, что герой Николая Островского своей силой воли, духом самопожертвования ради высоких целей, верой в светлые идеалы помог им выжить в нелегкие времена, осваивать китайскую целину, пережить послевоенную разруху и «культурную революцию».

Некоторые представители молодого поколения считали образ Корчагина, этого «коммунистического Христа», как выразился один из участников дискуссии, «надуманным, конъюнктурным». Это вызвало несогласие большинства.

Студенты-русисты, побывавшие недавно в России и посетившие музей Николая Островского в Москве, рассказали о своих встречах и беседах с русскими сверстниками. Нет, не забыли здесь Павку Корчагина. Дискуссия была жаркая. И это, наверное, главный аргумент в защиту того, что Павел Корчагин продолжает свою жизнь на китайской земле.

Идеи патриотизма, справедливости, самопожертвования привлекают современную китайскую молодежь. Поэтому так много молодых зрителей на постановках советских пьес, хотя билеты стоят довольно дорого. Когда я решил посмотреть в Пекинском драматическом театре пьесу «А зори здесь тихие» Бориса Васильева, то билеты пришлось покупать с рук.

Но вернемся в зал театра, где подходит к концу спектакль «Клоп». В финале размороженный Присыпкин обращается к зрительному залу:

«Граждане, братья, свои, родные. Сколько вас. Когда же вас всех разморозили?!»

Вопреки моему ожиданию реакция зала была специфической: вначале – гробовое молчание, а потом взрывы смеха и аплодисменты, которые сопровождали почти все сцены. Китайский зритель увидел в «Клопе» не только комедию.