Текст книги "Бессарабский роман"

У Красотки план. Когда ей исполнится восемнадцать, она подаст в суд на родителей, и они разменяют квартиру, так что у нее скоро будет свой угол. Ее мечта. А пока ходить приходится в квартиры парней, да и то, когда их родителей нет дома. Красотка уже женщина. Она, осторожности ради, спит с ребятами постарше, – ее целевая группа двадцатипятилетние, будет она думать позже, когда станет специалистом по маркетингу, – в школе ни с кем не встречается. Знакомств не заводит. Мальчик, который ей ужасно нравился и которому ужасно нравилась она, не смотрит в ее сторону и как-то роняет небрежно «шлюха», что Красотке ножом по сердцу, но она проходит мимо, ровно покачивая бедрами. Обиженный мальчишка. Держится в стороне. Она взрослый человек с взрослыми заботами, ей не нужно путаться с детьми. Ее первому мужчине было девятнадцать, он казался ей очень взрослым. Дальше был двадцатипятилетний, сейчас она встречается – только малолетки говорят «ходит» – с тридцатилетним, и тот забирает ее после школы на машине. Ну так и ей шестнадцать.

Красотка принадлежит к поколению неудачников. Все стремились рано повзрослеть. Многие ровесники сели в тюрьму, родили в семнадцать, из детства перескочили в зрелость – не по чужой воле, как Красотка, – по собственной дурости. Красотке очень нравился тот мальчик, но что он мог ей дать? Уверенность дает лишь мужчина. Красотка прекрасно разбирается в способах предохранения, хотя и переживает один невероятно неприятный день, когда происходит задержка, даже к врачу приходится пойти на всякий случай. Деточка, ты уже ведешь половую жизнь. Да мы все ведем половую жизнь. Красотка время от времени все равно приходит в дачный домик, хотя и подозревает, что владельцы подозревают о ней. Не пойман – не вор. К тому же она не крадет. А два-три месяца летом, во время которых она экономила на комнате, давали ей возможность отложить немного денег.

Тридцатилетнего сменил тридцатипятилетний, мальчик из школы окончательно потерял к ней интерес, и нынешний мужчина катает ее по городу и водит в ресторан «Русь» покушать. Выходи за меня. Красотке хватает ума не согласиться, и тогда он, крепкий коротко стриженный мужчина, нервничает. Ты что, в натуре? Красотке приходится, стараясь не волноваться, объяснять пацану, что не на ту напал, и что она дочь самого Аурела Грозаву, одного из лидеров и идеологов нового национального правительства. В багажник хочешь? Блатной присмирел, и они, доев, расходятся навсегда, хоть Красотке и приходится согласиться на унизительный последний разик в машине. Вроде откупа.

Пока машина, припаркованная под лестницей у ресторана, слегка покачивается, появляются тени, и когда Красотка, одергивая юбку, вылезает из тачки, бросаются к ее кавалеру. Какие-то малолетки. Срывают кожаную куртку, убегают. Шла бы ты, девочка, домой, говорит какая-то старушка, продающая у «Руси» сигареты. С радостью, да только его нет. Пора подумать о ровесниках, думает Красотка, дрожа в летней одежде – а ведь уже начало октября, – они глупые, но с ними хотя бы не опасно. Приходит к своему дачному домику, а там вместо проволоки висит замок. Все ясно. Красотка, кивнув, выходит к дороге и добирается до вокзала, где спит в зале ожидания в первый раз. Выглядит прилично. Так что патруль полиции, обходящий кресла, – карабинеры внимательно вглядываются в лица ночных посетителей вокзала, – принимает ее за ждущую поезда студентку. Красотка горит. Утром, ошалевшая от постоянного вокзального гула, с болью в спине и бедрах идет домой. Поспать хоть часок. На пороге ее встречает Мама Первая и говорит, что отец знать ее не желает окончательно и что она их опозорила навсегда, так что может убираться. Красотка кивает. Ну что за дни пошли, думает она, везде сменились замки. Не надейтесь, говорит она Маме Первой, что я не подам на вас в суд, вы должны мне одну комнату, и выскочивший из комнаты Папа Первый орет, обращаясь к жене: видишь, какое говно мы вырастили?! Так кто растил. После этого Красотка уходит из дома окончательно.

К счастью, 2 октября 1992 года погожий денек, так что несколько часов у нее есть, и Красотка засыпает в Долине Роз, на лавочке. Парк гудит, словно море. В 1982 году Красотка едет с папой и мамой на море, это база отдыха Союза журналистов МССР на черноморском побережье Украины, и папа, надувая матрац, рассказывает Красотке, что когда-то и у Молдавии был выход к морю. Матрац в виде крокодила. Красотка визжит, вцепившись ему в шею, но все равно переворачивается, так что несколько секунд глядит на мельтешащие вод водой ноги отдыхающих и поражается тому, что под водой вообще видеть можно. Выныривает, фыркая. Папа Первый учит плавать, показывает правильный гребок, работу ног, Мама Первая улыбается с берега. Песчаная полоса. За ней начинаются кустарники, очень низкие, но Красотке они пока достают до подбородка, а за ними столовая. Там кормят не очень вкусно, зато полезно, ничего жирного, жареного, острого, – Папе Первому, очень нервному и испортившему желудок на его нервной работе, это очень важно. Папа Первый весь дергается.

Он много пережил, говорит Мама Первая, которая сама много пережила и часто рассказывала об этом дочери, так что Красотка никогда не выбрасывает хлеб. Даже крошки. Папа Первый ездит на важные совещания, пишет невероятно серьезные репортажи и считается одним из лучших журналистов МССР. Он и есть лучший. Дома бывает редко, так что Красотка растет, по сути, с мамой – молчаливой, замкнутой молдаванкой, навсегда прибитой к земле страшным голодом своего детства. Кормит вкусно. Она закончила – для души, как объясняла всем, – кулинарный техникум и научила Красотку способам нарезки овощей. Соломка, фигурка, сеточкой. Красотка возится на кухне. Фартук спадает. Мама, можно я испеку колобка, спрашивает она, и Мама Первая кивает. Звонят в дверь. Это Папа Первый вернулся из невероятно важной командировки, стремительно целует в нос дочь и жену в щеку. Чертовы бюрократы. Представляешь. А я им и говорю. Припечатал в газете. Срочно в номер. Перо зовет.

Красотка, которая повзрослеет, и тайком даже от самой себя будет следить за тем, что пишет ее отец, – теперь это «Литература ши арта», главный орган националистов Молдавии, – убедится, что лексика Папы Первого не изменилась. Набор фраз. Сначала папа пользовался ими, потому что так удобно, думает Красотка, потом они подменили папу.

Прошла всего пара месяцев после войны, и Молдавия еще дымится. Семьи рушатся. Красотка, проходя мимо поэта Виеру – давнего знакомца отца, – вежливо здоровается с ним, но облысевший, похожий на птичку поэт отворачивается. Не очень надо. У Виеру тоже семейная драма, он отказал в доме сыну Колину, за то, что тот женился на русской. Русские бабы… Сладкие бабы, поэтому от них нужно держаться подальше, пишет в передовице «Русские шлюхи» еще один молдавский детский поэт, Дабижа. Этому-то и молдавские не давали.

Никакого национализма в конце восьмидесятых в республике не было, сладко складывает на животе руки профессиональный партаппаратчик Петр Лучинский. Так, редкие перегибы. Лозунга «Чемодан – вокзал – Россия» тоже никогда не существовало, диктует он секретарше, это недоразумение, какой-то парень не получил комнату в общежитии, обиделся и крикнул соседу, чтобы тот ехал в Россию и дал пожить в комнате ему. Ха-ха. Чемодан – вокзал – Россия, скандирует пятидесятитысячная толпа на центральной площади Кишинева, и это фиксирует камеры иностранных СМИ, ну и кагэбэшников, конечно. Ничего такого не было, пишет Лучинский. Да он нас за идиотов держит, нервно восклицает писатель Лоринков, просматривая почему-то мемуары и этого лжеца. Толпа скандирует и бросается бить молдавских же милиционеров, среди тех, кто призывает собравшихся к порядку, есть и журналист Аурел Грозаву. Постойте, румыны! Вместе с ним на помосте стоит поэт Виеру, который, как у молдаван принято, помирится с сыном и, попав в первый парламент независимой Молдавии, пролоббирует выделение сыну помещения под ресторан. Самый смак. Центр города, старинное здание, совершенно случайно – то самое, где происходило первое великое Национальное собрание 1918 года, и в помещениях, где собранные со всего Кишинева румынскими солдатами депутаты срочно голосовали за воссоединение, будет пахнуть супом и мамалыгой с токаной.

Чудесный ресторан. Писатель Лоринков часто заглядывает туда, чтобы съесть печень по-лионски, выпить бутылку вина и подумать, как странно ложатся в Бессарабии карты. В том числе географические. Из окна ресторана «Пани Пит» – так он называется – видно здание Национальной библиотеки, куда Лоринков ходит, словно на работу. Ну, писать книгу. Дома это совершенно невозможно, так что Лоринков, оставив жену и двоих детей, идет в библиотеку, раскрывает блокнот и сидит в огромном читальном зале, глядя в окно. Выбирает книги. Вместо того чтобы писать, читает. Больше всего почему-то его интересует малахольная история его маленькой родины. Молдавия – это такая жопа, скажет ему поэт Виталий Пуханов сочувственно, когда Лоринков приедет в Москву на презентацию своей написанной в прошлой жизни книги. Лоринков помнется. Не простая, а мистическая, скажет он, не потому что будет обидно за родину, а чтобы самому за себя обидно не было. Но это неважно. Мистическая, не мистическая, задница все равно остается задницей. Красотка с этим совершенно согласна.

Мама Первая приходит к дочери навестить – Красотке уже семнадцать – и говорит: так вот как ты живешь. Комната в общежитии, четыре кровати, шкаф, стол у окна, посуду моют по очереди, все наряды Красотки в одном чемодане. Она студентка филфака. Поступила со второго раза, так что первый год она проводит на центральном рынке Кишинева, в овощном ряду, если заходить со стороны улицы Бендерской, – торгует картошкой и морковью. Овощей уже много. Денег нет. Красотка находит работу по объявлению на столбе – в 1994 году почти все так находят работу – и старается не обвешивать слишком сильно. Плюс-минус сто граммов. Она совсем взрослая. Все как-то очень быстро произошло, и она не помнит себя маленькой. Ночевки на открытом воздухе отбили память. Какие-то отрывочные воспоминания. Море, крокодил, папа, хотелось мальчика, фото в зоопарке, Сандра, а еще в Кишинев приезжал луна-парк, и у его владельцев – кажется, чехи – можно было купить за пятнадцать копеек жвачку в виде сигареты, папа за такие ругал.

Папа Первый вышел в тираж. Облысевшие поэты с венчиками волос по краям головы свое дело сделали, так что Виеру, Дабижа и еще несколько десятков деятелей культуры и искусства – писателю Лоринкову до чертиков хочется узнать, где же их книги, этих поэтов и писателей, – теряют депутатские мандаты. У власти люди дела. Пилятся бюджеты, рушатся заводы, отнимается имущество. Боновая приватизация. Все жители Молдавии получают бон – клочок бумаги, четыре миллиона клочков и есть все имущество МССР. Бумажки похожи на карты. Их тасуют и сдают, козыри, по странному стечению обстоятельств, получают бонзы, которые и в МССР были бонзами. Папе Первому не повезло. Он не бонза, он из тех, кого бонзы кличут «наши идеологи». Проще говоря, шестерка. Папа Первый стремительно регрессирует. Подумывает приступить к воспоминаниям. Как будто они кому-то могут быть интересны, думает Красотка, лихо отвешивающая картошку на стареньких весах.

Ты нас позоришь. Мама, говорит Красотка, я ведь уже взрослый человек и в следующем году поступлю в университет, так что оставьте, пожалуйста, меня в покое, и не пытайся сказать, что тебя прислал сюда отец. Нет. Папа тебя не вспоминает. Тебя для него нет. Чудесно, говорит Красотка и улыбается, спрашивает: может, хочешь купить картошки? Товарки сочувственно отворачиваются. Мама Первая, расстроенная, уходит.

Красотка, высоко подняв голову, улыбается бывшим одноклассникам, которых встречает на рынке, им ужасно неловко. Зимой носит перчатки с обрезанными пальцами. Отвешивает два килограмма, поднимает голову и встречается взглядом с тем самым мальчиком, который ей нравился в школе. Ужасно стесняется. Военно-полевой роман, говорит с улыбкой Красотка, и он сразу успокаивается, – они долго разговаривают. Начинают встречаться. Красотка спит с ним со второго свидания, потому что первое произошло в кинотеатре, и это было бы не слишком удобно. Его родители против. Ее тоже. Это же мальчик из русской школы. Но она девушка самостоятельная, снимает уже квартиру на двоих с коллегой по рынку – молодая девчонка из Калараша, которая уедет позже в Италию, – так что им никто не может помешать. Понимающая товарка часто оставляет их одних. Парень выше Красотки, когда он лежит на ней, она утыкается ему в грудь лицом. Он неутомим. Может два-три раза подряд – вот оно, преимущество ровесников, думает с изумлением Красотка, которая кончила первый раз в жизни и неожиданно для себя закричала, – и обожает сзади. Работает охранником. Отслужил год в армии – погранзастава в Комрате – и увлекается рукопашным боем. Он живет в квартире с матерью и отцом, который начал выпивать после того, как закрыли завод «Счетмаш». Если отцу дать на бутылку, а мать уходит на дежурстве в столовой, можно прийти туда и заниматься любовью, пока в закрытую комнату скребется собака парня, ротвейлер.

Красотке кажется, что это судьба, ее смущает только одно. Странный сон. В крещенский вечер она, поддавшись уговорам соседки по квартире, – в деревне в эту ерунду верят, – гадает на жениха, и ей снится совсем другой мужчина. Невысокий, смуглый. Этот – светловолосый и рослый, так что Красотка ему по плечо. Ну что, ты, кажется, остепенилась, с усмешкой спрашивает ее мать, когда приходит навестить Красотку, поступившую в университет, на самый непрестижный факультет, филологии. Постоянный мальчик… Помню его со школы. Той самой школы, куда я приходила с глазами, красными, как у белой мыши, думает Красотка, уже не способная простить родителей. Мама Первая спрашивает, намерена ли она жить в общежитии. Красотка говорит «ага» и провожает парня в Ирландию собирать рассаду, трудовая миграция из Молдавии, которая примет угрожающие размеры, – сам президент Воронин признает это в очередном докладе, который напишут помощники, в 2008 году, – только начинается. Уехать еще легко. Сначала он будет много писать, пару раз позвонит, потом перестанет, Красотка войдет в положение, ведь нелегалам очень тяжело, а потом он исчезнет. Легализуется к 2005 году. Приедет в Молдавию в 2008-м посмотреть на сына, и Красотка будет сопровождать мальчика на встречу, – от этих молдаван за границей не знаешь, чего ждать, они там с ума сходят, вдруг возьмет да и украдет ребенка? Нет, посидели, помолчали неловко, договорились насчет денег – конечно, он ничего не прислал потом, – и Красотка вдруг поняла, почему он не смог остаться, почему сбежал. Да он просто ревновал к прошлому. Вот дурак.

Да, она была беременна. Он собирался в Ирландию всего на год, заработать на квартиру и свадьбу. Не сложилось, живот рос, так что филфак пришлось отложить и перевестись на заочное, вернуться на рынок, где Красотка и простояла до самого 1998 года. Носила ребенка в слинге. Такая тряпка. Маленький, с удивленным взглядом, он засыпал, обхватив мать ручками и ножками, – конечно, летом, зимой приходилось оставлять его с няней, – и Красотка поражалась тому, как быстро летит время. Еще вчера она была тринадцатилетним цветком с пухлыми губами. Сегодня уже пожилая женщина в четверть века, с ребенком и местом на рынке. Родители не объявлялись. Прошлое стиралось. Красотка постепенно забывала их и все реже видела одноклассников, из Молдавии ведь все всегда уезжают. Кто уцелел. Кто не уцелел, тех Красотке не было жалко, – мы поколение, которое просрало само себя, говорила она, выпив. Очень редко.

Центральный рынок в девяностые годы вернул утраченные позиции и вновь, как и в веке девятнадцатом, стал солнечным сплетением Кишинева. Вещи и продукты. Красотка торговала всем. Она продавала банки шпрот, которые делала из тюльки, выловленной в Долине Роз: раздевалась по пояс, заходила в воду, шла, держа за собой кусок марли, и выдергивала его из воды. Рыбешка трепыхалась. Красотка клала ее в кастрюлю, заливала крепким чаем и маслом, сыпала соль и специи, варила на медленном огне полдня. Чистые шпроты. Делала банки горошка под заводские. Разливала в бутылки спирт, подкрашивала отваром луковой шелухи и продавала «под коньяк». Поехала даже два раза в Турцию на автобусе за тканями – особенно пользовались спросом желтые с красными розами, – но на границе было очень хлопотно, турецкие пограничники мурыжили автобусы сутками и в обмен на пропуск заставляли самых красивых пассажирок уходить с ними в домик. Если ты говорила «нет», другие пассажиры очень негодовали. Так Красотка переспала с турком. Ну их, будем выживать дома.

Домом был рынок. Зимой надо надевать две пары колготок, чтобы не отморозить себе все на свете. То есть яичники. Летом легкая маечка и короткие шорты, но все равно к вечеру потная и мокрая. Зато сексапильная. Маленькая собачка до старости щенок, так что невысокая, в меру задастая и очень миловидная Красотка, по молдавским меркам вполне уже взрослая женщина, будет пользоваться успехом у рыночных ловеласов. Но она-то девушка серьезная. Красотка переспит с грузчиком, Красотка переспит с хозяином десяти столов, Красотка переспит с оптовым покупателем, но ее не будут считать шлюхой, потому что свободная женщина искала мужчину в постель и дом.

Дом уже был. К своему 23-летию Красотка все же закончила филфак – средний балл диплома шесть и три десятых, – и наскребла на однокомнатную квартиру, в которой у нее была постель, а у сына – раскладное кресло-кровать. Мальчика Красотка из упрямства отдаст в русский садик, но это уже не будет иметь никакого значения, потому что националистические дрязги в Молдавии середины девяностых поутихнут. Нищета всех помирит. Красотка заработает еще немножко денег, и, по совету бывалых, купит два стола на рынке, а через несколько лет их будет уже пятнадцать, так что у сына появится своя комната, и Красотка глядит на него с обожанием. Мой мальчик. Он-то будет счастливым. Денег постепенно будет все больше, складка у губ, которая появилась еще в школе, все глубже. Красотка купит трехкомнатную квартиру в новострое и перестанет ходить на рынок, наймет работников. Займется парфюмерией, откроет небольшой магазинчик. Получит право представлять довольно престижную марку средней ценовой категории. Окончит экстерном экономическую академию. Средний балл диплома – девять и три. Дочь гуманитария!

Вспомнит и о родителях, Красотка зайдет к ним год спустя после Миллениума – Мама Первая откроет дверь, Папа Первый, ни разу не видевший внука, так и не выйдет из комнаты, совершенно разбитый победой коммунистов на выборах 2001 года, – чтобы забрать фотоальбом. Ради одного снимка. Того самого, где она в синем платьице рядом с пони, еще ребенок, уже созревшая. Бери не хочу. Возьмите меня. Не взяли тогда, не возьмут и сейчас, так что, хоть Красотка время от времени спит с тем, спит с этим, постоянного мужчины у нее нет. А к одиночеству привыкаешь. Так что Красотка уже и не ищет. Хочет поскорее вырастить сына, женить его на порядочной девушке, и пусть живут-поживают, внуков наживают. А она отоспится.

93

Красотка встречается с Малышом возле Молдавского государственного университета, она стоит в группе студенток четвертого курса, ждет, кода вынесут зачетки с оценками. У нее уже есть морщины. Малыш еще совсем тощий, в стильных военных ботинках, купленных тайком на военном складе – предмет гордости, хоть и на два размера больше, чем следовало бы, – идет сдавать документы. Кучка недоступных старшекурсниц. Малыш жадно глядит на их гладкие ноги, тяжелые зады, торчащие груди, в вырезы коротких сарафанов, стильные прически, изящные серьги, недоступные лица. Где здесь центральный корпус? Несколько минут они разглядывают его, а одна – невысокого роста, так и не обернувшаяся, задумалась о чем-то, Малышу видно лишь ее ухо с зеленым камнем в серьге, – машет рукой в нужную сторону. И на том спасибо.

Следующей осенью русскую группу первого курса журфака определяют на лекции профессора Ионко, которому, по его выражению, осточертели эти молдаване и который скоро уедет в Германию, и, чтобы все успели прослушать курс лучшего специалиста Молдавии по эпохе романтизма, в той же аудитории сидит и группа Красотки. Малыш прогуливает. Красотка посещает все занятия, она догадывается, что высшее образование – какое-никакое – это ее какой-никакой шанс. Прилежно слушает. Иногда засыпает и приходит в себя после толчка кого-то из соседей, вся в поту, мокрая, неприятная. Ходит на курсы вождения. Покупает автомобиль, белый, это «Хонда», и становится лихим водителем, приезжает за университетским дипломом, вызвав зависть однокурсниц и чрезмерное внимание декана. Неприятный старикан. Красотка терпеть не может стариков, которые пытаются залезть к ней под юбку, – со своими стариками я отгуляла в юности, думает она.

Профессор румынской литературы перебирает карточки. Скажите, вы случайно не дочь известного публициста Аурела Гроза… Нет, я дочь безвестного журналиста Никиты Бояшова, говорит Красотка холодно. Дома сын. С мальчиком репетиторы занимаются английским, музыкой – пианино уже ждет в углу специальной комнаты для занятий, – он пойдет в лучшую школу города, а учиться будет в Яссах, в румынской военной академии. Военный переводчик с японского и арабского. Преподаватель, вздохнув, ставит отлично, – пришлось читать Ребряну всю ночь, это было ужасно, чтение и книги Красотку не увлекают, – и протягивает зачетку. Не отпускает. Что-то еще, спрашивает Красотка. Не хотите поужинать сегодня вечером, спрашивает молодой еще профессор – в Молдавии профессора и полковники все сплошь молодые, старых сожрали, – и Красотка говорит, что хочет ужинать каждый вечер, так уж она устроена. Ха-ха. Я имею в виду вместе. Нет, я занята. Она не врет. Красотка занята: она ждет вечером в кафе мальчика, который пишет ей восторженное письмо по интернету, завидев анкету на сайте знакомств, – целая поэма родинке в декольте, вот смешной, – и вдыхает аромат горячего шоколада. Тошнотворный, как все сладости.

Красотка любит мясо, но дает себе волю лишь дома. На ней джинсы клеш и белая кофта. Ожившие семидесятые. Мальчик робеет, девушка оказалась такой же красивой, как и на фото, да еще и взрослая, да еще и при машине, черт побери! Мальчик сорвал куш. Он пьет чай, потому что, прекрасно понимает отучившая себя от иллюзий Красотка, чай – это самое дешевое. Он много курит – «Лаки страйк лайт» как раз стали очень модными в Кишиневе, отчаянно форсит, не верит своему счастью и, наваливаясь на Красотку в автомобиле, когда она вывозит их за город, трусит. Не переживай. Красотка все делает как надо, и молодость берет свое, так что неутомимый мальчик, кончив, не останавливается, и постепенно Красотку забирает. Машина раскачивается. Да, о, да. Справа в окне след, это самолет взлетел и взял курс на Восток. Ты кончила? Ох уж эти дети. А то ты не слышал. Красотка вытирается влажными салфетками, прихорашивается и отвозит мальчика к дому.

Мы еще встретимся, спрашивает он, осмелев, хотя всю дорогу – от ворот города до самого центра, а потом по пути к цирку – озирался, и Красотке совершенно понятно почему. Ей ясно, что происходит. Не привык изменять, боится, что увидят. Красотка знает, почему он это делает. Красотка все знает. Бедняжка боится, что жизнь промчится мимо него, как поезд – мимо застывших на холме пастухов. Обычный в Молдавии пейзаж. Загорается зеленый, и Красотка трогает с места, мальчик, прокашлявшись, спрашивает: так мы увидимся? А, да. Конечно.

Дома сын бежит от няни, и Красотка целует мальчика. Держит на руках. Мой ребенок получит столько ласки, сколько в него влезет, думает она, в чем-то все же бессознательно копируя отца. Чуть отстранена. По телевизору новости, что-то про молдавский театр, и Красотка переключает на музыкальный канал. Красотка ненавидит интеллигенцию, она хорошо помнит знакомых отца – всех этих актеров, писателей и художников, которые могли завалиться к ним домой среди ночи, и тогда в кухне становилось накурено. Отчаянные фрондеры, да. Только на кухне. Красотка ненавидит вопрос, который единственный по-настоящему волнует и будоражит всех жителей Молдавии. Национальный вопрос. У кого сколько какой крови, что плохого сделали нам эти блядские русские, как отвратительны эти уроды-румыны, помесь серпентария с нацистским институтом евгеники, с презрением думает о соотечественниках Красотка. Она из принципа не интересуется политикой, она из принципа занимается бизнесом.

Молдавская интеллигенция – это говно, думает Красотка об отце. Бывший премьер МССР Еремей не согласен. Он пишет в воспоминаниях, что группа прорумынски настроенной интеллигенции в СССР решилась на настоящий демарш – ночью, пьяные, на коленях встали перед памятником Штефану и читали стихи Эминеску. Восемь человек. Еремей с гордостью перечисляет фамилии этих несгибаемых румын, достойных своих римских предков. Бывший премьер Еремей умалчивает, что узнал об этом происшествии из восьми доносов, поступивших от участников события. Красотку бы это не удивило. Но ей некогда читать, а тем более мемуары старых молдаван, сошедших с ума на пенсии от бездеятельности и ненависти к этим несчастным русским, Красотка подрабатывает контрабандой сигарет. Это прибыльно.

Дома у Красотки всегда лежат несколько коробок «Ассоса», который так любит мальчик, познакомившийся с ней по интернету, и который играет в шпиона, так что у Красотки не остается сомнений в том, что он изменяет своей девушке. Ему двадцать. Он уже ведущий на местном телевидении. Красотка перестает отвечать на звонки. Красотка смеется, когда он появляется, несчастный и бледный, предлагая ей выйти за него замуж. Возвращайся к своей девушке, мягко говорит Красотка, и научись ценить то, что имеешь. Откуда ты знаешь?! Мальчик еще немножко страдает и доставляет некоторое количество неприятностей – оно близко к критическому, когда Красотка позволяет ему вернуться, а потом бросить ее и уйти победителем. Ну и последний раз. Конечно, куда без этого. Мужчины, думает спокойно Красотка, подрагивая от толчков мальчика в пах во время этого самого Последнего Разика. Отвозит его на телевидение, ведь скоро эфир. Целует в щеку. Покупает в книжном магазине учебники для сына, берет в руки яркую книжицу со смешным молдаванином на обложке, видимо, что-то детское, – нет, книга писателя Лоринкова про трудовую миграцию из Молдавии, с чем он категорически не согласен. Книга о людях, не умеющих ценить то, чем владеют. Красотка перелистывает, ей не понравилось начало, но она покупает, нужно же хоть иногда хоть что-то читать.

Папа Первый, по слухам, запил. Его видели на террасе Дома печати, где он покупал дешевую водку для дружков из Союза писателей, плакал и кричал что большевики навсегда заморозили его отца. Как Снежная королева – Кая. Собутыльники кивали. Как фашисты – Карбышева. Собутыльники вознегодовали. Кого ты назвал фашистами, немцев?! Эти, с твоего позволения, фашисты пытались спасти нас от Сталина и ГУЛАГа, и Папа Первый пьяно оправдывался – да как же… да уж я-то… последний кому… кто… – кто-то размахнулся, пришлось вставать, опрокинув стол, началась пьяная драка. Ты, блядь, бездарность, а ты, скотина, стучал на коммунистов, – братья-румыны, остановитесь, ваши ссоры на руку русским, – а ты строки талантливой в жизни не написал, вы ничтожества, все, насекомые, чтоб вас, пыль у моих ног. А я великий, я гений, я Величайший, нет, ВЕЛИЧАЙШИЙ, ты величайший алкоголик, ах ты тварь, сволочи, мрази… Крики, наряд полиции. Все – большевики. Разбили его семью, погубили жизнь и все такое, а потом в участок пришла Мама Первая и увела его, оцепеневшего, с синяком, порванной рубашкой и слюной из раскрытого рта, домой. Сильно избили. Передвигался как робот. Слег на несколько недель. Красотка пожимает плечами. Что же, папа сам позволил прошлому взять над ним верх, – уж она-то такой ошибки не совершит, знает Красотка. Жить надо без прошлого.

На вопрос, какая у нее национальность, Красотка отвечает «болгарка». Довольно редкая, поэтому в Молдавии никаких нареканий ни у кого не вызывает. Это как болеть за сборную Монако по водному поло в Санкт-Петербурге во время матча «Зенита» с «Манчестером». Абсолютное отстранение. Мужчинам лишь бы разделиться на команды и начать мордобой. Красотка – женщина. Красотка купается, читает книгу писателя Лоринкова и фыркает, ведь на самом-то деле вся эта миграция, она происходит не так, как здесь описано, вот ведь фантазер и болтун. Но смешно, да. С Красоткой совершенно согласен обозреватель российской газеты «Ведомости». «Все достоинство этой книги в своеобразном черном юморе ее автора», – пишет он; но Лоринков, – как всегда, когда начинает новую книгу, – глядит уже и на прошлые книги, и на все, что с ними связано, как солдат на ампутированную ногу. Что-то чужое. Это не я. Давно проигранные сражения, давно выигранные битвы – это может оживить лишь стариков, похваляющихся прошлым за стаканом вина, думает он. Типа спившегося Аурела Грозаву. Так что писатель Лоринков, прочитав рецензию, лишь пожимает плечами. Не повезло бедняге, о котором все это написано. Встает и потягивается. Ноутбук не светится, с удивлением понимает он. Значит, уже утро.