Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 1"

Дискуссии, проходившие в первой половине 1920-х годов в Госплане, наглядно иллюстрируют приведенные только что замечания А. Кактыня, показывая и сложность имевшейся там идеологической и политической атмосферы, и противоречивость позиций многих его работников, включая склонность ряда из них к откровенному конформизму – качеству, которое через некоторое время станет «вторым я» большинства экономистов и вообще обществоведов.

Пожалуй, наиболее ярким примером может быть обсуждение доклада «К методике планирования в СССР» С. Струмилина (с дополнениями В. Громана) на заседании Президиума Госплана, состоявшемся в октябре 1924 года[103]103
  Материалы этой дискуссии были опубликованы Е. Тюриной (см.: Из Центрального государственного архива народного хозяйства СССР: К истории методологии планирования // Известия Академии наук СССР: Серия экономическая. 1991. № 2).


[Закрыть]. Председатель Экономико-статистической секции стремился вскрыть особенности экономического механизма нэпа, обусловливающие характер планово-регулирующего воздействия на народное хозяйство с целью построения социализма «в кратчайший срок». Суть централизованной политики С. Струмилин видел в объединении деятельности производителей как государственного, так и частного секторов, в подчинении второго первому не путем административного принуждения, а благодаря более эффективной деятельности госпредприятий, побеждающих в конкурентной борьбе на рынке. Это предполагало решительный отказ от методов революционного насилия и достижение «оптимальных производственных и финансовых эффектов» «не дубьем, а рублем». Для усиления действенности централизованного руководства экономикой С. Струмилин предложил идти по пути совмещения самостоятельности трестов (и даже предприятий) с созданием целой системы специальных централизованных финансовых фондов, позволяющих государственной власти активно воздействовать на ход реконструктивного процесса. (Интересно отметить, что в первой половине 1960-х годов аналогичные идеи выдвинул и подробно обосновал академик В. Немчинов. Многими экономистами они тогда были восприняты с большим подозрением – относительно их «социалистичности» и «идеологической чистоты». Они не нашли даже формального отражения в хозяйственной реформе 1965 года.)

«Разрешение всех вышеуказанных проблем в смысле достаточной организационной и методологической их подготовки является чрезвычайно важной предпосылкой не только для разработки единого в смысле целостности и внутренней согласованности перспективного плана хозяйства на ряд лет, но и для текущих планов хозяйства на каждый операционный год», – так писал С. Струмилин. Вряд ли этот осторожный человек мог ожидать, какую реакцию у коллег вызовет его доклад. Поддержанный, по сути дела, только В. Громаном и В. Базаровым, он навлек на себя резкие обвинения политического характера. Идеи отказа в плановом хозяйствовании от методов принуждения, от революционного насилия, возможность допустить частные накопления и конкуренцию на рынке частника с госпредприятиями – все это было оценено не иначе, как «оппортунизм», невыдержанность «с марксистской точки зрения», как недопустимый «разрыв между экономическими и политическими моментами». Словом, твердая вера в непрочность нэпа и скорое торжество «истинного» социализма, стремление к решению уже текущих хозяйственных проблем в категориях вытеснения рынка планом – таковы были весьма характерные черты мышления и деятельности немалой части госплановских работников.

По-видимому, именно в результате этого столкновения произошел надлом в позиции самого С. Струмилина, который с тех пор стал быстро превращаться в «несгибаемого планировщика-болыпевика», готового защищать любой зигзаг генеральной линии. Во всяком случае, перерабатывая после обсуждения свой доклад, он весьма своеобразно изменил заголовок рукописи. Вместо «К методике планирования в СССР» появились на свет тезисы «К методике преодоления нэпа». «Методика планирования» и «преодоление нэпа» для С. Струмилина стали понятиями тождественными[104]104
  См.: РГАЭ. Ф. 4372. On. 1. Д. 191. Лл. 218–242; ЦГАНХ. Ф. 219. On. 1. Д. 48. Лл. 12–14.


[Закрыть].

Однако вернемся к тому, что в системе планового регулирования советского народного хозяйства уже на первом этапе нэпа наметилось переплетение двух линий, принимавшее формы явного институционального противостояния. У обоих подходов имелись вполне очевидные объективные основания, связанные с реальным противоречием регулятивной и перспективной функций планового хозяйствования. Полемика между их представителями шла постоянно, хотя и не всегда принимала открытые формы. Но по некоторым публикациям 1922–1924 годов, а еще более – по стенограммам различных дискуссий, проходивших тогда в центральных экономических ведомствах, можно проследить постоянное и напряженное противоборство.

Наркомфин активно занимался планово-регулирующей деятельностью, практическими шагами в области бюджета и кредитно-денежной (эмиссионной) политики, демонстрируя свою независимость от Госплана, не говоря уже о других хозяйственных ведомствах. Время от времени высказывались и прямые претензии НКФ на главенство в плановом руководстве народным хозяйством. Претензии, надо сказать, вполне обоснованные.

Примером такой позиции может служить статья «Задачи Плановой комиссии по финансам», опубликованная в официальном органе НКФ и подписанная фамилией Григорьев. Автор, обращая внимание на изначальную недооценку госплановскими работниками финансовой стороны хозяйственных процессов, пишет следующее: «…Во вновь образованном Госплане сидели главным образом техники-специалисты, которые вырабатывали и обсуждали самые широкие проекты развития производительных сил… вне всякого соображения с реальными возможностями их осуществления для обнищавшей страны». Теперь же, в условиях активной и небезуспешной деятельности по стабилизации финансово-экономического положения, роль Наркомфина резко возрастает и в планировании. Не только «государственный план хозяйства РСФСР должен строиться в самом тесном контакте с НКФ», но, более того, «самый процесс государственного планирования должен принять… формы бюджетного плана». Основываясь на таких соображениях, Григорьев предлагал осуществить далеко идущие преобразования в планово-экономической деятельности: «На место существующей финансовой комиссии Госплана, являвшейся внутренним органом его, призванным осуществлять финансовую разработку его предположений, должен стать новый орган самого финансового ведомства, намечающий предельные грани работы других секций Госплана»[105]105
  Григорьев. Задачи плановой комиссии по финансам // Вестник финансов. 1922. № 25. С. 6.


[Закрыть].

Некоторые экономисты высказывали серьезные предостережения против очевидных попыток механического распространения «планового начала» на все сферы экономической жизни. С точки зрения примитивно-социалистической чем шире централизованный план в той или иной форме охватывает народное хозяйство – тем лучше. Однако логика рыночного хозяйства не приемлет прямолинейных решений. Во всяком случае если подходить к ней с адекватным экономическим инструментарием. И тут обнаруживается парадоксальный факт: кредитная система, например, будучи эффективнейшим механизмом системы регулирования народного хозяйства, сама по себе не приемлет сколько-нибудь жесткого планирования. Это значит, что кредитную политику ни в коем случае нельзя «привязывать» к намечаемым производственным программам. Ведь программа определяет выпуск отраслью продукции исходя из возможностей производства, но зачастую вне четкой оценки перспектив сбыта. Кредитование же должно основываться на возможностях сбыта, а с этой точки зрения прекрасно оборудованное и полным ходом работающее предприятие в случае отсутствия сбыта может оказаться некредитоспособным. Поэтому регулирование народного хозяйства через кредитную систему, будучи всегда весьма действенным, может стать эффективным лишь при условии постоянного учета текущей хозяйственной конъюнктуры.

Вот как писал об этом в 1923 году А. Дезен, один из известных специалистов того времени в области финансов: «Кредитные учреждения путем расширения или сжатия кредита, дисконтной политики, преимущественного кредитования тех или иных отраслей промышленности оказывают слишком глубокое влияние на народное хозяйство… Недостатком наших кредитных учреждений является не отсутствие плана кредитования, – каковой, на наш взгляд, будет нежизнен и неосуществим, а отсутствие правильной и последовательной кредитной политики. Увязка кредита с регулирующими функциями, присущими государству в период государственного капитализма, должна произойти именно в сфере установления этой политики».

«Новая экономическая политика отвела известное место стихии рыночных отношений, и попытка сократить это место в период развивающегося денежного хозяйства в пользу планового начала обречена на неудачу… Именно через кредитный аппарат государство и может влиять на рыночные отношения».

«Руководство кредитной политикой не может быть, на наш взгляд, изъято из Наркомфина и Госбанка путем передачи хотя бы в Госплан, так как эта политика слишком тесно связана с повседневной работой кредитных учреждений. Кредитная политика есть в конечном счете разновидность финансовой политики, быть может, самая важная»[106]106
  Дезен А. Плановое кредитование или кредитная политика // Экономическая жизнь. 1923. 3 ноября.


[Закрыть].

Такое понимание проблемы планового регулирования основывается на признании фундаментальной черты рыночной экономики – суверенного права потребителя купить или не купить продукт. И поэтому принятие в плановом порядке решения о производстве той или иной продукции должно быть дополнено механизмом, позволяющим оценить значимость ее для потребителя и всего народного хозяйства. Иной подход предполагает либо казарму, где все потребление расписано заранее, либо тотальный дефицит, когда все произведенное будет потреблено. Однако должная оценка этих аргументов оказалась невозможной без долгого и тяжелого опыта последующих десятилетий. Плановая эйфория, стремление к четко организованному хозяйству не позволяли многим трезво оценить позицию оппонентов.

Госплан же, со своей стороны, постоянно старался «приструнить» Наркомфин и связанный с ним Госбанк, опираясь в этом на поддержку ряда мощных хозяйственных ведомств, особенно на ВСНХ в НКПС. Последние, стремясь к возможно более быстрому восстановлению «своих» отраслей, требовали крупных ассигнований, выдача которых могла подорвать устойчивость червонца. Со своими жалобами они шли в Совнарком, в СТО и непременно в Госплан, где обычно находили сочувственное понимание. Аналогично обстояли дела и с региональными (республиканскими и областными) органами планирования и управления. Предпринимались различные шаги с целью ограничить независимость НКФ, а по возможности и привязать его к Госплану. Имелось в виду обязать финансовое ведомство выделять кредиты в полном объеме в соответствии с централизованно утверждаемыми планами и программами. Для этого предлагалось, в частности, использовать некий Комитет государственных заказов, проект которого активно обсуждался в начале 1923 года. Или путем разработки и обязательного утверждения кредитных планов Госбанка в Госплане гарантировать беспроблемный доступ отраслей госпромышленности к финансовым ресурсам[107]107
  См.: РГАЭ. Ф. 4372. On. 1. Д. 127. Лл. 254–255.


[Закрыть].

У истоков товарного дефицита[108]108
  Опубликовано в: Вопросы экономики. 1990. № 6.


[Закрыть]

Середина 1920-х годов – поворотное время для советской экономики. «Великий перелом», знаменовавший собой политическую победу сталинизма, явился своеобразной, трагической формой разрешения тех экономических и социальных противоречий, которые накапливались в обществе. И с экономической точки зрения ключевую роль в понимании многих последующих событий имели события, о которых речь пойдет ниже. В 1925 году экономическое развитие протекало достаточно интенсивно. Темпы хозяйственного роста столь значительны, что достижение довоенных объемов производства стало возможным к концу 1926 года. Восстановительный период завершался. В повестку дня вставала задача коренной реконструкции народного хозяйства. И в это время неожиданно для многих экономистов и политических лидеров параллельно с завершением восстановительного процесса в экономике нарастает дефицит, или, как его тогда называли, товарный голод. Возникший дефицит существенно отличался от аналогичного явления прошлых лет. Недостаток товаров возник и обострился не в результате разрушения производительных сил, а на стадии их быстрого подъема. Это означало, что корни проблемы уходят в экономическую политику, специфику самой хозяйственной системы, механизма ее функционирования, по тем или иным причинам не обеспечивающего пропорционального роста. В условиях рыночной экономики смешанного типа опасность такого явления резко обострялась, так как углубление или даже сохранение товарного голода нарушало нормальные взаимоотношения между основными сферами хозяйственной жизни, в первую очередь между промышленностью и сельским хозяйством.

Как же разворачивались события? В середине 1925 года появились признаки нехватки некоторых промышленных товаров (строительных материалов, тканей, кожевенных изделий, сельскохозяйственных орудий). Все эти продукты были необходимы крестьянству и для расширения хозяйственной деятельности, и для личного потребления. Официальная линия в этот период была ориентирована на ускоренное развитие промышленности как опорного звена социалистического строительства: и в силу передового характера крупного машинного производства, и как важного условия для решения проблем безработицы и аграрного перенаселения, позволяющего все большие массы трудящихся втягивать в «социально прогрессивные» формы деятельности. С ростом промышленного производства, как представлялось, должны быть решены и проблемы товарного голода.

С этих позиций рассматривались и перспективы на 1925/1926 хозяйственный год, нашедшие отражение в контрольных цифрах Госплана. При составлении плана исходили из того, что в 1925 году будет хороший урожай. Это означало возможность получения валютных ресурсов и использования их для импорта промышленных товаров (прежде всего необходимого сырья и оборудования). Надо также учитывать, что выработка основных направлений хозяйственной политики происходила под сильным давлением представителей промышленных кругов во главе с ВСНХ, имевших значительный политический вес. Возражения аграрников и ряда других экономистов нередко расценивались как ведомственное стремление получить больше средств для развития «своих» отраслей.

Однако уже осенью 1925 года в реализации первоначальных идей возникли серьезные трудности. Хлебозаготовительная кампания не оправдывала надежд: урожай оказался ниже, чем предполагалось, а крестьяне, и это главное, из-за отсутствия нужных им товаров не были заинтересованы продавать хлеб. Между тем в соответствии с намеченными планами осуществлялось щедрое кредитование государственных заготовителей, которые, так же как и кредитные органы, имели свои задания по закупкам и стремились их выполнять. Существенное превышение спроса над предложением и конкуренция государственных хлебозаготовителей друг с другом, принимавшая иногда дикие формы (порча мостов, перекапывание дорог друг у друга), вели к росту цен на зерно. Невозможность отоварить свои деньги вынуждала крестьян придерживать хлеб. В результате снижались объемы и рентабельность экспорта. Понятно, что объемы импорта также сократились. Общий рост цен негативно повлиял на курс червонца – важнейший фактор устойчивого динамичного развития экономики в период нэпа.

Кроме того, уже с середины весны 1925 года начало усиливаться кредитование отраслей тяжелой промышленности. Форсирование их роста сопровождалось не только увеличением спроса на средства производства, но и ростом численности рабочих и реальной заработной платы (в апреле-июне на 6,9 %, в июле-сентябре на 33,2 %), что обостряло ситуацию на рынке потребительских товаров. Так начиналось раскручивание спирали товарного дефицита.

В обычном рыночном хозяйстве дефицит тех или иных товаров вызвал бы рост цен на них. Иное дело в условиях советской экономики. Прежде всего была предпринята попытка побороть товарный голод мерами административного воздействия. Необходимо «жесткое планирование сбыта недостающих промышленных товаров массового потребления»[109]109
  Крумин Г. О планировании завоза промышленной продукции // Экономическая жизнь. 1925. № 200.


[Закрыть]. Этот тезис быстро получил практическое воплощение. Регулирование распределения ряда продуктов по стране было централизовано. Регионам стал устанавливаться «план завоза» – сколько и какой продукции кому положено выделить на месяц (квартал). Преимущество отдавалось индустриальным центрам, а позднее – сельскохозяйственным районам для стимулирования продажи урожая государству.

Одновременно началась кампания по свертыванию реальных рыночных отношений. Поддержание устойчивых или даже снижающихся цен на промышленную продукцию было тогда социальным императивом власти, считавшей себя пролетарской. Частник же, игравший значительную роль в розничной торговле, в соответствии с естественными законами рынка отвечал на дефицит повышением цен, в результате чего государственная политика цен не давала того социального эффекта, на который она была рассчитана (с апреля по октябрь 1925 года розничные накидки по двадцати промышленным товарам возросли в Москве с 32,7 до 56,5 %). Ответом властей стало прямое административное вытеснение частника: лишение кредитов, запрет государственным и кооперативным организациям сбывать частнику продукцию. Нарушители запретов преследовались в судебном порядке.

Ставка была сделана на укрепление и развитие государственной и кооперативной торговли. Кооперация, на которую возлагались большие надежды по улучшению снабжения крестьян нужными товарами, также была склонна к завышению цен. Однако если у частника эта прибавка к цене могла идти в накопление, то кооперация должна была поднимать цены из-за высоких накладных расходов – дороговизны содержания своего аппарата. Да и прямая спекуляция не была чужда этой форме организации торговли.

Широкое распространение получила практика навязывания товаров – верный признак перехода от торговли к распределению. Из-за структурной несогласованности планов производства и распределения, низкой маневренности товарными фондами в условиях жестких «планов завоза» нехватка одних товаров переплеталась с избытком других. Имеющиеся в избытке товары навязывались потребителям, причем подобная практика осуществлялась сверху донизу. Синдикаты, на которые государство делало главную ставку в организации торговли по твердым ценам, навязывали товары кооперации. Кооперация или ставила условие, что необходимый товар может быть приобретен, если потребитель вместе с ним купит и ненужный ему товар, или, стремясь покрыть расходы по неходовым товарам, завышала цены на ходовые (в реальности и те и другие методы переплетались). Типична была такая ситуация: «Продасиликат отказывает в отпуске дешевых сортов посуды и отпускает вагон посуды только по принудительному ассортименту. Кооперация принуждена брать дорогие столовые и чайные сервизы, дорогие чашки и прочий неходовой товар, а отвечать будет простая крестьянская чашка, на которую ляжет высокая накидка»[110]110
  См.: О.С. Неумирающий принудительный ассортимент // Экономическая жизнь. 1925. № 262. С. 3. По некоторым оценкам, Текстильный синдикат, например, навязывал контрагентам неходовой товар в размере 18–20 % стоимости покупаемой партии (там же).


[Закрыть].

Для противодействия подобным явлениям настойчиво предлагалось провести кампанию в печати, сделать оргвыводы относительно руководителей предприятий, реализующих продукцию частнику, созвать экстренные собрания пайщиков кооперативов и переизбирать за те же поступки членов правления, активнее привлекать хозяйственников к уголовной ответственности за «спекуляцию», усилить контроль за ценами и даже проделать работу по определению «нормальных расценок». Резко возрастает давление профсоюзов на хозяйственные органы с требованиями дальнейшего ужесточения административного регулирования торговли. Примером может быть заявление союза металлистов, выступившего за дальнейшее снижение цен, введение рабочего контроля за распределением продукции, продажу товаров только членам потребительских кооперативов.

Многие видные экономисты, работавшие в Госплане и в ВСНХ, видели главную причину товарного голода в недостаточном развитии промышленности по сравнению с сельским хозяйством. В их выступлениях акцент делался на выработке системы экономических мероприятий, стимулирующих всемерный рост объемов промышленного производства. В конце 1925 – первой половине 1926 года эти подходы активно развивались в выступлениях С.Г. Струмилина, С.М. Киселева, В.Г. Громана, И.Т. Смилги. В их основе лежала концепция «закономерностей восстановительного процесса», в соответствии с которой восстановление народного хозяйства происходит в направлении довоенной системы равновесия, причем более быстрыми темпами развиваются отрасли и сферы, дальше других отстоящие от целевой точки равновесия. Завершение же восстановительного периода ожидалось в 1926 году. Отсюда делались выводы принципиального характера. Во-первых, промышленность должна расти быстрее сельского хозяйства, по объему валовой продукции уже вплотную подошедшего к уровню 1913 года. Отставание же товарности аграрного сектора объяснялось отсутствием у крестьян интереса реализовывать свою продукцию при нехватке промышленных товаров. Во-вторых, анализ статистических данных свидетельствовал о значительном отставании объема денежной массы от товарооборота по сравнению с 1913 годом. Следовательно, полагали экономисты, в 1926 году возможен и даже необходим рост денежной массы, превышающий рост товарооборота. Открываемые благодаря этому широкие перспективы кредитной экспансии могли быть направлены на усиленное финансирование промышленности: тем самым, по их мнению, был бы дан мощный толчок индустриализации, курс на которую провозгласил XIV съезд ВКП(б).

Сторонники рассматриваемого подхода стремились в дальнейшем (особенно на протяжении первой половины 1926 года) усилить свои доводы данными специального анализа финансово-экономического положения предприятий и проработкой альтернатив экономической политики. Приводились расчеты, целью которых было показать отсутствие избытка денежных знаков в народном хозяйстве. Вовсе не инфляция порождает хозяйственные трудности, утверждал С.М. Киселев[111]111
  См.: Киселев С.М. Оценка текущего состояния денежного обращения // Плановое хозяйство. 1926. № 6. С. 47–48; см. также: Струмилин С.Г. К вопросу о денежной инфляции и дефляции // Плановое хозяйство. 1926. № 6.


[Закрыть], а дефекты планового снабжения (несоответствие объемов и структуры «планов завоза» реальным потребностям регионов), крупный спрос на строительные материалы и различные фабрикаты, чрезмерные поступления в госбюджет прибыли предприятий при усилении потребительского характера расходной части бюджета. Отсюда следовал вывод о необходимости и возможности расширения масштабов кредитования промышленности как условия роста предложения ее продукции на рынке при одновременной глубокой реформе государственного бюджета – его сжатии, ограничении потребительского спроса госорганов и кооперации. Для этого предлагалось использовать как методы жесткого (административного) планирования, так и налоговое регулирование покупательной способности населения [112]112
  «Нельзя представить себе более безотрадной картины, чем распухший бюджет и сжатый кредит», – писал И.Т. Смилга (Наши хозяйственные затруднения// Плановое хозяйство. 1926. № 2. С. 39).


[Закрыть].

Изложенная концепция вызвала резкие возражения многих видных экономистов. Реализация подобных предложений, по их мнению, усиливала инфляцию и обостряла товарный голод. Между тем кредитная политика 1925 года уже нарушила важнейшую предпосылку нормального функционирования рынка, в соответствии с которой должен существовать только спрос, вытекающий из механизма производства и обмена. Именно нарушение указанной предпосылки «повело к нарушению необходимого соотношения в отраслях промышленности, производящих средства производства и предметы потребления. Эти два условия привели к зарождению товарного голода на городском рынке. А все это, вместо взятое, послужило толчком к расстройству сельскохозяйственного рынка»[113]113
  Кондратьев Н. Современное состояние народнохозяйственной конъюнктуры в свете взаимоотношений индустрии и сельского хозяйства // Социалистическое хозяйство. 1925. Кн. VI. С. 61.


[Закрыть]. Расширение объемов кредитования становилось чрезвычайно опасным, даже если бы кредиты направлялись на производство предметов потребления. Ведь появлению новых товаров предшествует дополнительный спрос, способный лишь обострить дефицит как непосредственно, так и по причине ускорения обращения денег. «В результате мыслим теоретически такой исход, что выброшенные по окончании производственного цикла на рынок новые массы товаров будут не только недостаточны для удовлетворения обострившегося товарного голода, но создадут положение еще худшее, чем то было до эмиссии новых денег», – писал Альб. Л. Вайнштейн[114]114
  Вайнштейн Альб. Л. Итоги и конъюнктура 1925/26 хоз. года // Избранные труды. Советская экономика. 20-е годы. Кн. первая. М.: Наука, 2002. С. 415.


[Закрыть].

В самом деле, в народном хозяйстве начались процессы «перенакопления». Хотя Госплан и возражал против чрезмерного роста нового строительства в 1926 году, отрасли индустрии действовали в прямо противоположном направлении. Стремление предприятий к экстенсивному росту проявилось уже тогда. Нередко они брали краткосрочные кредиты (за счет эмиссионных средств), высвобождая для капитальной работы те собственные средства, которые были помещены в товары. Все больше векселей предъявлялось к учету. Однако, если госплановские экономисты видели в этом признаки нехватки денежной массы в обращении, то их оппоненты (например, Л.Н. Юровский[115]115
  См.: Юровский Л.Н. К пересмотру хозяйственного плана // Экономическая жизнь. 1925. № 262.


[Закрыть]) – опасный признак отсутствия у предприятий достаточных стимулов к осторожному и обоснованному использованию капитальных средств. Кроме того, расчеты показывали, что потенциальная товарность деревни, зависящая от ряда социально-экономических факторов, еще не достигла довоенных показателей[116]116
  См.: Кондратьев Н. Современное состояние народнохозяйственной конъюнктуры в свете взаимоотношений индустрии и сельского хозяйства. С. 45–51.


[Закрыть]. Это лишало смысла тезис об отставании промышленности от сельского хозяйства. Подобные рассуждения приводили исследователей к выводу, что главной причиной кризисных явлений выступает общая несбалансированность роста всех отраслей и сфер народного хозяйства. Ставился вопрос о более осторожном определении размеров инвестиционной деятельности и более равномерном распределении капиталовложений между различными отраслями. В частности, предлагалось первоначально сконцентрировать усилия на развитии легкой промышленности и сельского хозяйства (особенно той его части, которая производит экспортную продукцию), что со временем создаст условия для бескризисного и быстрого роста тяжелой индустрии. Пока же потребность в продукции последней могла бы в значительной мере удовлетворяться за счет импорта[117]117
  См.: Шанин Л. Экономическая природа нашего бестоварья // Экономическое обозрение. 1925. № 11. Позиция Л. Шанина получила тогда широкий резонанс, активно обсуждалась в печати.


[Закрыть].

Признание факта перенакопления и необходимости обеспечения реальной сбалансированности воспроизводственного процесса было связано с задачей достижения и поддержания рыночного равновесия как важнейшего условия преодоления товарного голода. Именно на эти моменты делал упор в своей практической деятельности и в публикациях Г.Я. Сокольников. Устойчивость курса червонца – центральный пункт его политики. Он прибегал к широкомасштабной валютной интервенции, настаивал на активном использовании импорта потребительских товаров и вообще товаров крестьянского спроса для поддержания равновесия между спросом и предложением. Он решительно выступал за усиление налогообложения зажиточных слоев населения, видя в этом фактор как смягчения рыночной напряженности, так и ослабления позиций деревенской «верхушки», накапливавшей значительные ресурсы (финансовые и материальные). Не менее важным способом обеспечения сбалансированного роста Г.Я. Сокольников считал рестрикцию кредита – ограничение выпуска в обращение новых платежных средств[118]118
  См.: Сокольников Г.Я. Пройденный путь и новые задачи // Вестник финансов. 1925. № 10; Перспективы хозяйственного развития СССР (Контрольные цифры Госплана): Дискуссия // Вестник Коммунистической академии. 1926. Кн. XVII. С. 200–205.


[Закрыть].

Строго говоря, в этом же направлении мыслил и В.В. Новожилов, пришедший к принципиально важному выводу о том, что преодоление хозяйственных затруднений невозможно без отказа от администрирования в ценообразовании, без установления цен, балансирующих спрос и предложение[119]119
  См.: Новожилов В.В. Недостаток товаров // Вестник финансов. 1926. № 2.


[Закрыть].

При всем различии рассмотренных подходов предпринимались попытки их своеобразного синтеза, использования наиболее рациональных элементов каждого из них. Примером могут служить работы С.М. Киселева. Будучи безусловным сторонником и одним из ведущих теоретиков концепции изживания товарного дефицита путем усиленного кредитования промышленности, он придавал существенное значение и комплексу мер рыночного характера, стимулирующих рост крестьянского производства и, следовательно, положительно влияющих на равновесие. «Мы заготавливаем и экспортируем, а не торгуем с деревней», – писал в конце 1925 года С.М. Киселев и предлагал усилить связь масштабов сельскохозяйственного экспорта (и тем самым товарного фонда продукции деревни) и импорта нужных крестьянам товаров. Более того, он полагал, что импорт дешевых промтоваров создаст необходимые стимулы для снижения внутренних цен – не только промышленных, но и заготовительных. Тем самым удалось бы преодолеть издержки высокой монополизации советского рынка[120]120
  См.: Киселев С.М. Наши экономические проблемы // Плановое хозяйство. 1925. № 12. С. 24–26.


[Закрыть].

Таково положение было в теории. Практическое же преломление в экономической и политической жизни 1925–1926 годов получали различные концептуальные подходы к преодолению товарного дефицита, точнее, отдельные элементы этих подходов. Реализовывалась линия Госплана, находя свое воплощение в росте промышленных инвестиций. Одновременно Г.Я. Сокольников и его сторонники осуществляли меры по регулированию рыночной ситуации: была проведена валютная интервенция, повышен налог на кулака, предпринимались меры по ограничению кредита. Эти линии сталкивались друг с другом, и сторонники каждой из них имели возможность обвинять оппонентов в том, что именно их деятельность мешает проведению объективно необходимой экономической политики и усугубляет положение дел в народном хозяйстве[121]121
  Правда, осенью 1926 года товарный голод несколько ослаб. Но улучшение ситуации на товарном рынке оказалось весьма кратковременным и в значительной мере связанным с конъюнктурными факторами.


[Закрыть]. Разумеется, противоречивость политики никогда не идет на пользу Однако неверно было бы утверждать, что последовательное проведение одной из названных линий дало бы положительный результат в условиях уже господствовавшей в тот период социальной доктрины и экономической идеологии развития советского хозяйства.

Рассмотренные выше пути выхода из «хозяйственных затруднений» базировались на предпосылке существования нормального, хотя и модифицированного, рынка и соответствующего поведения хозяйствующих субъектов при изменении тех или иных рыночных параметров (кредита, валютного курса, цен и т. д.). Между тем ни политические, ни собственно экономические факторы не способствовали формированию таких субъектов – производителей, заинтересованных в долгосрочном и эффективном росте. Сказанное относится, прежде всего, к государственным предприятиям, независимость которых от управленческих органов неуклонно снижалась, так же как и ответственность за результаты своей деятельности.

Это имело последствия двоякого рода. Во-первых, заинтересованные в экстенсивном развитии государственные предприятия безразлично относились к эффективности использования выделяемых им ресурсов – не только бюджетных, но и кредитных, так как обладали реальными возможностями снять с себя ответственность или путем апелляции к вышестоящим органам (которые могли «надавить» на строптивых «банкиров»), или путем повышения цен (тогда расплачиваться по долгам предприятия приходилось потребителю). По мере завершения восстановительного периода инвестиционные ресурсы использовались все с меньшей отдачей. Во-вторых, предприятия как субъекты «высшей» формы собственности, как звенья гигантской государственной монополии могли выступать на рынке в качестве монополистов. Поэтому они не стремились ни к повышению качества своей продукции, ни к снижению издержек производства, ни к рациональному использованию капитальных вложений. Кстати, в этих условиях вряд ли могла сыграть свою стимулирующую роль и та умеренная инфляция, о которой писал В.В. Новожилов: монополист имеет весьма слабые рыночные ограничения для повышения цен на собственную продукцию.