Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 1"

Словом, годы нэпа были противоречивым периодом в истории нашей страны. Вопреки широко бытующему убеждению это было время не только и даже не столько господства хозрасчета, здравого смысла, хозяйской мотивации, сколько перегруппировки и постепенного укрепления позиций тех, кого один из публицистов тех лет образно назвал «роландами неистовыми военного коммунизма».

Не выдержав открытого и содержательного сопоставления с нэпом (который, несмотря на все противоречия, создал значительные стимулы для развития производительных сил), идеологи военного коммунизма перешли в 1920-е годы к открытой апологии определенных хозяйственных форм. Если раньше (в 1918–1920 годах) речь шла по преимуществу о том, что производительные силы требуют соответствующих форм организации народного хозяйства (жесткой централизации, плана-расписания и т. д.), то теперь сам «критерий социалистичности» был перенесен непосредственно в область хозяйственных форм, достижение которых и означало бы победу нового строя, во-первых, и, во-вторых, создало бы (хотя, возможно, и не сразу) лучшие условия для роста производства.

В теории и на практике утверждение военно-коммунистической «формулы прогресса» в рамках нэпа проявлялось по-разному.

Прежде всего надо отметить представление об априорной прогрессивности государственной формы собственности по отношению ко всем другим. В принципе, так рассуждали и многие большевики – последовательные сторонники нэпа; однако, по их мнению (представленному, в частности, в докладе В.И. Ленина на XI съезде партии, в работах Н.И. Бухарина 1924–1926 годов), государственная собственность может и должна доказывать свое историческое преимущество в конкурентной борьбе с частным капиталом на внутреннем и внешнем рынках. Развивая эти идеи, председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский обращал внимание на целесообразность развертывания конкуренции и между государственными трестами, требовал не допускать использования синдикатской формы для монополизации рынка, ведущей к росту цен и игнорированию запросов потребителей.

На практике, однако, все обстояло иначе. По сути дела, реализовывались идеи одного из ведущих левых теоретиков-экономистов – Е.А. Преображенского. Он резко возражал против конкуренции государства с частником, поскольку, по его мнению, более высокая эффективность (рентабельность, выгодность) капиталистического предприятия по сравнению с социалистическим не может играть критериальной роли. Имеет значение лишь большая прогрессивность всей социалистической системы по сравнению с капиталистической, порождающей кризисы, войны и другие потрясения[17]17
  См.: Преображенский Е. Основной закон социалистического накопления // Вестник Коммунистической академии. 1924. Кн. VIII.


[Закрыть]. Такой подход лежал и в основе требований ряда экономистов проявлять революционную бдительность при проведении в жизнь принципов нэпа, быть чрезвычайно осторожными при переводе предприятий на хозрасчет и даже отвечать «коммунистической реакцией» (термин Ю. Ларина) на чересчур активные действия в этом направлении. Задача вытеснения чуждого новому строю частного капитала при помощи административных мер естественно вытекала из подобной логики. Эффективное частное хозяйствование оказывалось опасным для социализма и уже потому уголовно наказуемым[18]18
  Подобное понимание проблем отнюдь не является атрибутом далекого прошлого. Схожие аргументы выдвигаются некоторыми исследователями 1920-х годов и в наши дни. Так, объясняя объективные основы слома нэпа, В. П. Дмитренко утверждает буквально следующее: «Опасным был сам пример частного предпринимательства, который рядом с государственным аппаратом, не умеющим еще торговать, демонстрировал способность быстро проложить дорогу от производителя к покупателю» (Данилов В.П., Дмитренко В.П., ЛельчукВ.С. Нэп и его судьба // Историки спорят. 13 бесед / Под общ. ред. В.С. Лельчука. М.: Политиздат, 1989. С. 145.). К этому можно только добавить, что в условиях отсутствия конкуренции государственный торговый аппарат так и не научился «быстро пролагать дорогу от производителя к потребителю».


[Закрыть].

Практическая реализация этой линии оказывала негативное влияние на возможности динамичного развития производительных сил. Прежде всего, это отражалось на положении дел в аграрном секторе – важнейшем тогда в экономике страны как по количеству занятых, так и по его экспортной роли. Любой вырывающийся вперед крестьянин, способный достичь более высокой производительности труда, получать повышенные доходы и, следовательно, способный увеличивать фонд накопления (покупать удобрения, технику и т. д.), а не только свое личное потребление, автоматически записывался в кулаки со всеми вытекающими отсюда последствиями (отменой государственных льгот, предоставлявшихся беднякам и середнякам, ухудшением условий снабжения, что было особенно болезненно в обстановке нараставшего товарного голода, поражением в политических правах). Регулярные переделы земли также не способствовали формированию психологии рачительного хозяина.

Соответствующие военно-коммунистической доктрине идеи развивались и многими «аграрниками-марксистами»: велись интенсивные дискуссии о том, по каким критериям может быть правильно прослежена дифференциация деревни, кого относить к кулакам и т. п. Словом, вопрос, кого считать эксплуататором, чрезвычайно заботил этих экономистов, будучи для них гораздо важнее того, какое хозяйство и почему функционирует эффективнее. В поиске эксплуататора иной раз доходили до выводов курьезных, хотя и имевших весьма печальные последствия для развития производства: крестьянин, нанимавшийся к другому крестьянину для выполнения определенного вида работы и использующий для этого свои технические средства, объявлялся эксплуататором того, кто его нанимает.

Словом, экономические и политические условия развития деревни делали крайне невыгодным и даже опасным эффективное хозяйствование на земле, подрывая у более зажиточных слоев стимулы к накоплению, к инвестированию капитала в развитие производительных сил, а у более бедных слоев крестьянства – стимулы к труду. В деревне формировалась достаточно активная армия люмпенских элементов, весьма заинтересованная в регулярных «черных переделах», а государственные органы не столько пытались решить проблему аграрного перенаселения, сколько сознательно или бессознательно подпитывали люмпенскую психологию лозунгами о бедняках как социальной основе Советской власти в деревне. Экономическая логика оказалась как бы поставленной с ног на голову: в быстром росте индивидуального крестьянского хозяйства видели показатель социального регресса аграрного сектора, его несоответствие новым, высшим формам организации производства.

Некоторые экономисты, впрочем, пытались доказать ошибочность изложенных выше теоретических изысканий, ссылаясь на то, что крестьянское хозяйство в СССР в своей массе является трудовым, т. е. дифференциация имеет под собой в основном трудовые корни. Однако эта аргументация была не только неубедительной для их оппонентов, но вряд ли правильной по существу Не соглашаясь с выводами о росте капиталистических элементов в деревне, эти авторы фактически опирались на ту же логику анализа, перенося центр тяжести с исследования существа социально-экономического процесса (поиск оптимальных условий для динамичного роста производительных сил) на более поверхностные вопросы.

Аналогичные проблемы стояли и перед частником в промышленности и торговле. Политическая ущербность, неуверенность в завтрашнем дне, постоянные колебания официальной позиции по отношению к частному сектору (до середины 1925 года она то либерализовывалась, то ужесточалась, а затем процесс административного вытеснения «несоциалистических форм» стал необратимым) – все это также подрывало заинтересованность в производственном накоплении, не способствовало формированию собственника – носителя долгосрочной, стратегической мотивации.

Хозяйственно-политическая система, основанная на столь неустойчивом фундаменте, не могла существовать долго. «Вакуум собственности» должен был быть заполнен, что и произошло в конце 1920-х годов. К этому времени в экономической теории и на практике уже сформировались и были открыто противопоставлены друг другу два принципиально разных понимания стратегических установок по коренной реконструкции советского народного хозяйства.

В начале 1927 года на обсуждение ученых и практиков был вынесен разработанный в Госплане под руководством С.Г. Струмилина развернутый проект пятилетнего плана. Его текст начинался с изложения критериальной установки пятилетки: «Задача перспективного плана народного хозяйства СССР в настоящий момент может быть сформулирована как задача такого перераспределения наличных производительных сил общества, включая сюда и рабочую силу и материальные ресурсы страны, которое в оптимальной степени обеспечивало бы бескризисное расширенное воспроизводство этих производительных сил возможно быстрым темпом в целях максимального удовлетворения текущих потребностей трудящихся масс и скорейшего приближения их к полному переустройству общества на началах социализма и коммунизма»[19]19
  Перспективы развертывания народного хозяйства СССР на 1926/1927-1930/1931 гг. М., 1927. С. 1.


[Закрыть]. Как видим, критерий был тройственным (рост производительных сил, повышение благосостояния трудящихся, скорейшее развертывание процессов обобществления), что и вызвало сомнения ряда экономистов, показывавших возможность несовпадения динамики этих элементов, а потому подчеркивавших необходимость указать их соподчиненность, иерархию, выделить главный[20]20
  См.: Ватитейн, Альб. Л. К проблеме пятилетнего перспективного плана развертывания народного хозяйства СССР // Экономическое обозрение. 1927. № 7. С. 33–34.


[Закрыть].

По мнению, четко сформулированному В.А. Базаровым (который, кстати, тоже работал в то время в Госплане), при всей важности каждого из названных критериев решающим является именно рост производительных сил: «Не производительные силы должны быть приспособлены к заранее данным априори санкционированным формам социализации, а как раз наоборот, проводимые в жизнь формы социализации должны неустанно пересматриваться, подвергаться критике и исправлению, раз они в недостаточной мере стимулируют развитие производительных сил»[21]21
  О пятилетием плане развития народного хозяйства СССР: дискуссия в Коммунистической академии. М., 1928. С. 81.


[Закрыть]. Предостерегая против ошибочных решений стратегического характера, он доказывал, что подход к проблеме общественного прогресса с точки зрения не его содержания, а социальной формы, чреват в будущем опасностями крупных потрясений для социализма[22]22
  «В течение короткого срока может оказаться целесообразным, по тем или другим внеэкономическим соображениям, вовлечь в сферу обобществленного хозяйства такие отрасли, которые для этого еще не созрели, в которых обобществление на данной ступени их развития не стимулирует, а стесняет рост производительности труда. Но в рамках длительного периода такая политика ни при каких условиях не может быть целесообразной. Ибо превратить на 5, 10, 15 лет общественную организацию из формы хозяйственного развития в его „оковы“, хотя бы для отдельных отраслей труда, значило бы дискредитировать самый принцип обобществления, подготовлять в грядущем частичное поражение и отступление социализации тем вернее, чем настойчивее проводится в настоящем ее нерациональное применение» (Базаров В. Принципы построения перспективного плана // Плановое хозяйство. 1928. № 2. С. 42).


[Закрыть].

В этом вопросе многие экономисты, позиции которых, как правило, были далеки друг от друга, выразили практически единое мнение. Объективный экономический анализ возможностей социалистического накопления для быстрого и эффективного осуществления индустриализации на путях, исключающих экономические кризисы и социальные потрясения, свидетельствовал в пользу активного использования потенциала, заложенного в различных формах собственности. Но для этого надо было преодолеть идеологические предубеждения и обеспечить стабильные условия, заинтересовывающие предпринимателей в городе и крестьян в деревне в накоплении и эффективном использовании капитальных ресурсов.

Задача повышения эффективности государственных капитальных вложений также находилась в поле зрения советских экономистов рассматриваемого направления. Вызывала тревогу явная тенденция к тому, что отдача от инвестиционной деятельности государственных предприятий была существенно ниже, чем, например, у предприятий, строящихся при участии иностранного капитала. Для решения этой проблемы предлагалось использовать специальные финансовые рычаги, в какой-то мере аналогичные будущей плате за производственные фонды (введенной в 1965 году)[23]23
  См.: Базаров В. О наших хозяйственных перспективах и перспективных планах // Экономическое обозрение. 1927 № 5; Гинзбург Л.М. Некоторые предпосылки промышленной пятилетки // Экономическое обозрение. 1927. № 4;Дезен А. Развитие промышленности и национальное поколение // Экономическое обозрение. 1927. № 5; Огановский Н. Равновесие сельского и народного хозяйства СССР в аспекте перспективного плана // Экономическое обозрение. 1927. № 6, 7; и др.


[Закрыть].

Принципиально иных взглядов придерживались С.Г. Струмилин и его единомышленники. Обвинив своих оппонентов в «струвизме», эти авторы ключевую роль в современных условиях отводили внедрению в народное хозяйство социалистических форм (точнее, форм, которые было принято считать таковыми), невзирая на то что такая политика может привести к известным жертвам в области производительных сил[24]24
  См.: О пятилетием плане развития народного хозяйства СССР: дискуссия в Коммунистической академии. М., 1928. С. 38.


[Закрыть]. Сами новые хозяйственные формы, полагали они, смогут в дальнейшем обеспечить поступательное развитие всех сторон общественной жизни, поскольку социализация укрепляет позиции диктатуры пролетариата – нового источника социально-экономической динамики, решающего фактора достижения целей реконструкции советского народного хозяйства.

Исход дискуссии зависел, впрочем, не столько от научных аргументов, сколько от характера социально-политических изменений, которые обрушились на страну. Непоследовательность в реализации принципов нэпа, во многом явившаяся следствием постоянного противоборства противоположных подходов к пониманию общественного прогресса, так и не позволила реализовать главную задачу – сформировать сильного собственника, заинтересованного в устойчивости складывавшихся на базе нэпа экономических отношений и имеющего долгосрочную мотивацию хозяина. Образовавшийся «вакуум собственности» должен был быть заполнен, что и сделал, хотя и в извращенной форме, так называемый «великий перелом» – утверждение административно-тоталитарного режима во всех сферах жизнедеятельности советского общества.

В данной статье не место специально анализировать причины совершившегося поворота, социально-экономическую природу установившегося режима. Заметим только, что в свое время, размышляя о перспективах развития революции в России, В.И. Ленин не исключал и возможности термидора. «„Термидор“? Трезво, может быть, да? Будет? Увидим», – писал он[25]25
  Ленин В.И. Материалы к X Всероссийской конференции. Планы доклада о продовольственном налоге // Ленин В.И. Поли. собр. соч. М.: Политиздат, 1970. Т. 43. С. 403.


[Закрыть]. Конечно, прямых аналогий с Великой французской революцией тут быть не может, хотя бы уже потому, что подлинный термидор означал приход к власти крупных собственников, тогда как «великий перелом» выразился в огосударствлении всех форм собственности и в превращении всех граждан в чиновников, наемных рабочих или закрепощенных крестьян, обслуживающих сложившуюся систему собственности, объективно от всех отчужденную.

Теперь уже совершенно ясно, что установившаяся на рубеже 1920-1930-х годов система означала не выбор иного (по сравнению с тем, о котором писали теоретики нэпа) пути к социализму, а победу курса на иной социализм. Его существо связывалось не с созданием благоприятных условий для всемерного развития производительных сил, не с преодолением отчуждения и гуманизацией общественных отношений, а с утверждением определенных хозяйственных, политических и иных форм, причем именно тех форм, которые были выгодны господствующему слою, укрепляли его власть (иерархичность в организации производства, жесткая централизация управления, сосредоточивающая основные рычаги власти в руках немногих, административно-директивное планирование, формирование системы ответственности исключительно «снизу вверх» и т. д.). Отведение бюрократическому огосударствлению роли «критерия социалистичности», его идеологическое освящение в качестве незыблемого принципа, выражающего существо нового строя, не могло, разумеется, обеспечить стабильный рост производительных сил. Отсутствие реальной мотивации собственника привело уже в годы первых пятилеток, действительно отмеченных взлетом трудового энтузиазма, к колоссальным потерям, а впоследствии, с началом научно-технической революции, приобрело новую остроту, открыв прямой путь к застою.

* * *

Революционная перестройка разрушает крепости, которые еще нередко казались незыблемыми. Однако, как показывает жизнь, одним из наиболее сложных бастионов являются стереотипы общественного сознания. Широкие слои народа вступают в активную политическую жизнь, зачастую не освободившись от традиционных (или точнее, консервативных) представлений о социализме, отождествляющих его с хозяйственными формами полувековой давности, которые, как внушали нам в течение десятилетий, якобы выражают сущность справедливого общественного устройства.

Для преодоления этих представлений (а таково одно из важнейших условий успеха перестройки) нужно, во-первых, обсуждая перспективы социально-экономического обновления нашего общества, не забывать о существовании иерархии критериев и о том, что определяющим по отношению ко всем другим является динамичное, поступательное развитие производительных сил – непременная основа всех других параметров, характеризующих прогрессивное движение общества в направлении его гуманизации. Непоследовательность в этом вопросе таит в себе опасность того, что отрицание критериальной роли конкретных форм административно-тоталитарного социализма приведет лишь к замене их иными формами, пусть даже и более общего характера. Политическая жизнь последнего времени, и особенно дебаты в Верховном Совете СССР по проблемам радикальной экономической реформы вообще, и форм собственности в частности, на мой взгляд, показывают обоснованность подобных опасений.

Во-вторых, важно выявлять формы собственности, наиболее удовлетворяющие общему критерию прогресса. Вся история теории и практики социализма свидетельствует, что важнейшей задачей является формирование субъекта собственности, способного обеспечить оптимальные условия для прогресса производительных сил. Решение этой задачи не должно быть связано никакими априорными ограничениями со стороны форм функционирования народного хозяйства, в том числе и форм собственности. Без этого нет эффективной экономики, а значит, и нет будущего, нет альтернативы застою.

Общество, называющее себя социалистическим или желающее быть таковым, не должно возводить никаких искусственных преград на пути развития производительных сил как естественной основы гармоничного развития личности. Тем более – преград идеологических.

Марксово учение о планомерности и вопросы непрерывности планирования в работах Г.М. Кржижановского И В.В. Куйбышева[26]26
  Опубликовано в: К. Маркс и развитие политической экономии. M.: ИНИОН АН СССР, 1984. (Деи. № 18600 от 31 октября 1984 г.)


[Закрыть]

Разрабатывая политическую экономию капитализма, К. Маркс доказал историческую ограниченность этого способа производства и неизбежность победы пролетарской революции. Вместе с тем анализ тенденций экономического развития капитализма позволил выявить основополагающие черты коммунистической общественно-экономической формации, среди которых важнейшая роль отводилась планомерности. В «Капитале» и ряде других произведений К. Маркс обосновал возможность и необходимость установления планомерной формы организации производства, что является условием преодоления фетишизации производственных отношений[27]27
  См.: Маркс К. Капитал. Т. I // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. M.: Госполитиздат, 1960. С. 90.


[Закрыть] и достижения человеком подлинной свободы[28]28
  См.: Маркс К. Капитал. Т. III // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. 4. II. M.: Госполитиздат, 1962. С. 386–387.


[Закрыть].

Задача планомерной организаций народного хозяйства встала со всей остротой после победы Великой Октябрьской социалистической революции. В работах В.И. Ленина получило дальнейшее развитие Марксово учение о планомерности, им были сформулированы основные принципы социалистического планирования. Марксистско-ленинские идеи в этой области развивались в 1920-е годы, прежде всего экономистами-марксистами Госплана во главе с Г.М. Кржижановским и В.В. Куйбышевым.

Следует подчеркнуть, что уже советским экономистам была ясна необходимость глубокого освоения теоретических выводов основоположников марксизма-ленинизма при разработке экономической теории социализма. «Маркс и Энгельс не могли и не пытались точно предусмотреть все богатство извилин и деталей конкретного пути, по которому придется идти победоносной пролетарской революции. Но они тем не менее сумели дать общие контуры социалистического планового хозяйства в крупных масштабах. Работа над будущей пятилеткой и генпланом должна быть теснейшим образом увязана с гениальными предвидениями и высказываниями Маркса и Энгельса», – писал М. Тулепов в статье «Основы теории планового хозяйства в работах Маркса и Энгельса»[29]29
  Тулепов М. Основы теории планового хозяйства в работах Маркса и Энгельса // Под знаменем марксизма. 1931. № 6. С. 126.


[Закрыть].

Одной из основных проблем планомерной организации общественного производства является обеспечение непрерывности планирования. И действительно, именно разработка системы плановых документов на различные периоды стала в 1920-е годы как бы ядром плановой деятельности, что предполагает исследование комплекса важных методологических вопросов. Большую роль сыграли тут работы Г.М. Кржижановского и В.В. Куйбышева, основные идеи которых в этой области и будут нами далее рассмотрены.

Идея обеспечения непрерывности планирования народного хозяйства, по сути дела, была заложена уже в плане ГОЭЛРО. С самого начала деятельности Госплана перед ним ставились задачи разработки системы плановых документов. Однако особое значение в этом деле имели решения съезда плановых органов, состоявшегося в начале 1926 года. Выступая на нем, Г.М. Кржижановский подчеркнул необходимость разработки системы научно обоснованных документов, включающую годовой, пятилетний и генеральный (на 10–15 лет) планы. «…Годичный план должен неизбежно являться лишь отрезком перспективного хозяйственного плана, предвидящего цикл хозяйственных работ примерно на пятилетний срок… В свою очередь перспективный план будет правильно скомпонован лишь при наличии правильно составленного генерального плана народного хозяйства. Сознание необходимости работы в этих трех направлениях, – признание, что тремя основными стержнями плановой работы должны быть план генеральный, план перспективный и планы годовые, операционные, с сопутствующей последним системой контрольных цифр, – широко распространено в кругу наших работников»[30]30
  Кржижановский Г.М. Текущие проблемы планирования // Кржижановский Г.М. Соч. Т. II. М.: ОНТИ. 1934. С. 293.


[Закрыть]. Стоит обратить внимание: в приведенной цитате пятилетний план рассматривается как центральный элемент системы. Итак, уже в 1920-е годы был сформулирован этот важный принцип, однако лишь на современном этапе развития теории и практики народнохозяйственного планирования он может быть в полной мере реализован.

Необходимо подчеркнуть, что уже в тот период было выдвинуто требование четкого разграничения целей, стоящих перед планированием на разные периоды, и связанной с этим дифференциации системы показателей, структуры планов[31]31
  Сказанное приобретает особую актуальность в современных условиях, когда разрабатывается целая система плановых документов вплоть до Комплексной программы научно-технического прогресса на двадцать лет. Если использование одних и тех же показателей в документах на различные периоды и облегчает составление планов, то не может не сказаться отрицательно на их качестве.


[Закрыть]. «Мы по-разному подходим методологически к задачам, стоящим в разрезе одного года, в разрезе пяти лет, в разрезе десяти и более лет. Наряду с этим мы создали свою систему конъюнктуры как хозяйственной вахты… Нельзя предъявлять пятилетнему плану такого рода запросов, которые мы можем предъявлять годичному плану или генеральному плану», – писал Г.М. Кржижановский. И далее: «Годовой план – это больше всего план эксплуатации, план проведения в действие наличных установок хозяйственных ячеек, отрядов труда на том базисе, с некоторыми небольшими прибавлениями того строительства, которое в такой маленький отрезок времени можно сделать. Генеральный план, охватывающий 10-15-летний период, прежде всего, имеет строительную концепцию, а план пятилетний представляет и часть эксплуатационного плана, и часть плана строительства». Однако сказанное не следует понимать механически: в пятилетием плане это два его органически связанных компонента, в плане годовом капитальное строительство не отсутствует полностью и не является лишь небольшим прибавлением, но остается «одним из основных стержней»[32]32
  Кржижановский Г.М. О пятилетием плане // Кржижановский Г.М. Соч. Т. II. М.: ОНТИ. 1934. С. 364–365.


[Закрыть].

С этой спецификой связано решение крайне остро обсуждавшихся тогда вопросов генетического и целевого подходов к планированию. Г.М. Кржижановский отмечал, что в «генеральном плане мы сосредоточиваем внимание… на самых широких обобщениях и конечных целях строительства»[33]33
  Кржижановский Г.М. К построению перспективной пятилетки // Кржижановский Г.М. Соч. Т. II. М.: ОНТИ. 1934. С. 312.


[Закрыть], тогда как в пятилетием плане следует более подробно отражать достаточно близкие хозяйственные нужды, вытекающие из практического опыта, во всяком случае по сравнению с генеральным планом. О том, что это не следует понимать абсолютно, свидетельствует пример первого пятилетнего плана, который был бы менее научным, если бы был более «осторожным» и основывался бы только, или хотя бы в основном, на экстраполяции.

Естественно, что уже тогда особый интерес представляли перспективные планы, направленные на решение крупных социальных и экономических задач, на полное торжество социализма в нашей стране. Особое место они занимали и в работах Госплана СССР. Идея разработки

пятилетнего плана была выдвинута в ходе становления теории и практики социалистического планирования. Ныне трудно себе представить народнохозяйственное планирование без этого понятия, без этого этапа, но тогда он вызывал многочисленные вопросы и споры, касающиеся срока планирования, широты охвата отраслей экономики страны. Предлагалось не связывать деятельность Госплана с документом на определенный период, ограничиваясь лишь определением тенденций хозяйственного развития. Предлагалось также, чтобы план для каждой отрасли охватывал период, зависящий от ее особенностей. Поэтому весьма важным было решение о разработке единого перспективного плана. Вот как объяснял Г.М. Кржижановский выбор именно пятилетия как периода планирования (и объяснение это в целом сохраняет актуальность и поныне): «Во-первых… пятилетний срок является достаточно охватывающим для крупных хозяйственных сооружений… Во-вторых… в нашем сельском хозяйстве наблюдается известная цикличность, позволяющая именно для периода в 5 лет положить в основу перспективного учета среднюю урожайность, ибо благополучные годы в редких случаях выходят за рамки трехлеток. И, наконец, в-третьих… разбивка генерального плана на пятилетние циклы имеет свои удобства в подразделении общих хозяйственных заданий на крупные строительные этапы, позволяющие сконцентрировать мысль проектирующих на основных, важнейших моментах хозяйственного строительства в целом»[34]34
  Кржижановский Г.М. К построению перспективной пятилетки. С. 309.


[Закрыть].

Огромная сложность этого дела заключалась не только в новизне и гигантских масштабах встававших проблем. Выше мы говорили о соотношении экстраполяции и целевых установок. Пятилетний же план, будучи центральным элементом системы плановых документов, несет в себе объективное противоречие, заключающееся в необходимости совмещения в нем обоих подходов. Эта проблема стоит и в наши дни, но особую остроту она приобретала в то время, поскольку «по самому существу своей переходной структуры» в экономике в значительной мере исключалась возможность экстраполяции из динамики прошлого. И в то же время этот срок недостаточен, чтобы противопоставить сразу же законосообразностям прежней хозяйственной структуры законосообразности новых хозяйственных отношений[35]35
  См.: Кржижановский Г.М. К построению перспективной пятилетки. С. 309.


[Закрыть]. Это противоречие могло быть разрешено только в ходе самой практической плановой деятельности.

Перспективные плановые разработки требовали повышения научной обоснованности планов, их сбалансированности. Г.М. Кржижановский выдвинул тезис о единстве плана и баланса[36]36
  См.: там же.


[Закрыть], что было исключительно важно в условиях, когда планирование народного хозяйства находилось в стадии становления. Народнохозяйственное планирование неотделимо от разработки балансовых вопросов, и недаром приоритет в этой области принадлежит советским ученым. Однако многие вопросы требовали напряженных и достаточно продолжительных исследований. Прежде всего, это касается разработки единого баланса народного хозяйства. Сознавая сложности этого дела, руководители Госплана с самого начала его деятельности подчеркивали необходимость использования уже имеющихся балансовых схем, «балансовых прикидок», системы частных балансов.

Вместе с тем экономисты-марксисты подчеркивали, что сам баланс не может быть чем-то застывшим и план, построенный на его основе, должен быть не только стабильным, но и гибким. Народнохозяйственные планы рассматриваются в нашей стране высшими партийными и государственными органами и после утверждения принимают силу законов. Однако и теоретически, и практически весьма важным было положение, что «план не может быть вечным, постоянным, нерушимым… ни при каких обстоятельствах»[37]37
  Куйбышев В.В. О выполнении пятилетнего плана промышленности // Куйбышев В.В. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1958. С.183.


[Закрыть]. Сочетание гибкости и стабильности плана – важнейшее условие его действенности, проблема, не решенная в полной мере и поныне. Причем под гибкостью мы понимаем даже не корректировки планов как таковые (хотя бы и в сторону повышения), но, прежде всего, возможность хозяйственного маневра. В этом смысле интересно высказывание Г.М. Кржижановского, который связывал решение этих вопросов с обеспечением сбалансированности народнохозяйственных планов, в которых «число и вес» и метод балансовых прикидок еще раз должны перестраховать нас от расплывчатости в работе и недоучета реальных ресурсов. «Если в этих направлениях мы добьемся надлежащей увязки, то в последнем счете вся система хозяйственного планирования будет иметь и достаточную гибкость для хозяйственного маневрирования и достаточную точность реагирования на действительные потребности хозяйственной практики»[38]38
  Кржижановский Г.М. Регулирование товарооборота // Кржижановский Г.М. Соч. Т. II. М.: ОНТИ. 1934. С. 285.


[Закрыть].

Со сказанным связано решение еще, по крайней мере, двух проблем в области планирования народного хозяйства.

Во-первых, следует подчеркнуть то большое значение, которое придавалось сбалансированности. Дело, однако, в том, как обеспечить эту сбалансированность, особенно в связи с проблемой «узких мест». Необходимо было найти в огромных преимуществах социалистического хозяйства пути преодоления этих «узких мест», не ограничивая плановые показатели их рамками, но и не игнорируя их. «Разве мы не преодолеваем ежегодно, ежемесячно, ежедневно эти „узкие места”? Разве не находим подчас совсем неожиданные способы преодоления затруднений и непреодолимых, казалось бы, лимитов?» – писал В.В. Куйбышев в статье «Ко дню индустриализации», опубликованной в «Правде» 6 августа 1929 года. «Слишком „трезвая”, консервативная мысль, цепляющаяся за сегодняшние технико-экономические условия, конечно, неспособна была сколько-нибудь удовлетворительно справиться с этой задачей» [39]39
  Куйбышев В.В. Ко дню индустриализации IIКуйбышев В.В. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1958. С. 117, 118.


[Закрыть]. Сам балансовый метод должен играть важную роль в предохранении плана «от опасности недоучета действительных ресурсов»[40]40
  Кржижановский Г.М. Регулирование товарооборота. С. 285. Ныне масштабы советской экономики неизмеримо возросли. Но и на XXVI съезде партии было подчеркнуто, что необходима «всемерная концентрация сил на скорейшем завершении и пуске тех предприятий, которые способны обеспечить наибольший прирост продукции, расширить „узкие места”» (Материалы XVI съезда КПСС. M.: Политиздат, 1981. С. 39).


[Закрыть].

Во-вторых, для обеспечения успешного выполнения плановых заданий необходимо иметь достаточные резервы (сырьевые, продовольственные, финансовые). Это подчеркивал В.В. Куйбышев: «Только наличие резерва позволяет разрешить те дополнительные задачи и успешно преодолевать те трудности, которые возникают в процессе выполнения плана»[41]41
  Куйбышев В.В. Народнохозяйственный план на 1931 г // Куйбышев В.В. Статьи и речи. Т. V. M.: Партиздат, 1937. С. 42.


[Закрыть].

Использование балансового метода должно было способствовать существенному повышению качества планирования, чему Госплан и его председатели придавали очень большое значение.

Необходимость повышения действенности и обоснованности планов при одновременно возросшей сложности задач, встававших при переходе к перспективному (пятилетнему) планированию, объясняет ту большую роль, которую отводил Г.М. Кржижановский методу «постепенных вариантных приближений»[42]42
  См.: Кржижановский Г.М. К построению перспективной пятилетки. С. 310.


[Закрыть]. В этом контексте, в частности, следует рассматривать и появление двух вариантов пятилетнего плана – отправного (минимального) и оптимального (максимального). Вокруг них развернулась острая дискуссия, которая была одним из проявлений классовой борьбы в условиях переходного периода. Буржуазные экономисты, с которыми фактически сомкнулись оппозиционеры в партийных рядах, не верившие в возможность успешного построения социализма в СССР, или поддерживали минимальный вариант, или даже и его считали нереальным. В этой борьбе, которая в конечном итоге велась вокруг вопроса о перспективах социализма в нашей стране, принимал участие и В.В. Куйбышев. Хотелось бы привести одну выдержку из его выступления на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 19 декабря 1930 года, в котором ярко проявляется сочетание черт хозяйственного и политического руководителя: «Тов. Рыков, к сожалению, до сих пор не понимает всей глубины своих разногласий с партией, не понимает того, что дело идет не о том или другом проценте роста или той или иной оценке отдельных трудностей. Дело в том, что одна линия была противопоставлена другой и были две прямо исключающие друг друга политические линии. Со стороны партии это была борьба за ту принципиальную политическую линию, которая дала сейчас такие ощутительные победы социализму; со стороны правой оппозиции была борьба за ту линию, которая, если бы она победила, повела бы к неизбежному поражению дела социализма и победе капитализма»[43]43
  Куйбышев В.В. Разгромить до конца правый уклон // Куйбышев В.В. Статьи и речи. Т. V. М.: Партиздат, 1937. С. 53.


[Закрыть].