Текст книги "Кто там шагает правой?"

Сергею Есенину

 
Вы ушли,
                      как говорится,
                                                в мир иной.
Пустота…
                      Летите,
                                   в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
                              ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
                          это
                                   не насмешка.
В горле
                 горе комом —
                                           не смешок.
Вижу —
                      взрезанной рукой помешкав,
собственных
                          костей
                                       качаете мешок.
– Прекратите!
                              Бросьте!
                                            Вы в своем уме ли?
Дать,
         чтоб щеки
                              заливал
                                           смертельный мел?!
Вы ж
             такое
                      загибать умели,
что другой
                      на свете
                                       не умел.
Почему?
                 Зачем?
                              Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
                                       – Этому вина
то…
         да сё…
                      а главное,
                                           что смычки мало,
в результате
                          много пива и вина. —
Дескать,
                 заменить бы вам
                                                богему
                                                             классом,
класс влиял на вас,
                                       и было б не до драк.
Ну, а класс то
                          жажду
                                       заливает квасом?
Класс – он тоже
                              выпить не дурак.
Дескать,
             к вам приставить бы
                                           кого из напосто`в —
стали б
                 содержанием
                                       премного одарённей.
Вы бы
                 в день
                              писали
                                           строк по сто`,
утомительно
                          и длинно,
                                                как Доронин.
А по моему,
                          осуществись
                                                такая бредь,
на себя бы
                      раньше наложили руки.
Лучше уж
                      от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
                          нам
                                   причин потери
ни петля,
                      ни ножик перочинный.
Может,
                  окажись
                                   чернила в «Англетере»,
вены
              резать
                         не было б причины.
Подражатели обрадовались:
                                                            бис!
Над собою
                   чуть не взвод
                                           расправу учинил.
Почему же
                    увеличивать
                                          число самоубийств?
Лучше
           увеличь
                      изготовление чернил!
Навсегда
               теперь
                           язык
                                     в зубах затворится.
Тяжело
              и неуместно
                                    разводить мистерии.
У народа,
                  у языкотворца,
умер
        звонкий
                      забулдыга подмастерье.
И несут
             стихов заупокойный лом,
с прошлых
                 с похорон
                                   не переделавши почти.
В холм
             тупые рифмы
                                       загонять колом —
разве так
                      поэта
                                   надо бы почтить?
Вам
         и памятник еще не слит, —
где он,
             бронзы звон
                                       или гранита грань? —
а к решеткам памяти
                                       уже
                                                понанесли
посвящений
                          и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
                      в платочки рассоплено,
ваше слово
                          слюнявит Собинов
и выводит
                      под березкой дохлой —
«Ни слова,
                 о дру уг мой,
                                       ни вздо о о о ха.»
Эх,
            поговорить бы и́наче
с этим самым
                        с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
                              гремящим скандалистом:
– Не позволю
                              мямлить стих
                                                          и мять! —
Оглушить бы
                              их
в бабушку
                         и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
                                   бездарнейшая по`гань,
раздувая
                   темь
                             пиджачных парусов,
чтобы
                 врассыпную
                                           разбежался Коган,
встреченных
                            увеча
                                         пиками усов.
Дрянь
             пока что
                              мало поредела.
Дела много —
                              только поспевать.
Надо
             жизнь
                          сначала переделать,
переделав —
                          можно воспевать.
трехпалым свистом
Это время —
                          трудновато для пера,
но скажите
                          вы,
                                  калеки и калекши,
где,
          когда,
                      какой великий выбирал
путь,
             чтобы протоптанней
                                                    и легше?
Слово —
                      полководец
                                           человечьей силы.
Марш!
             Чтоб время
                                    сзади
                                                 ядрами рвалось.
К старым дням
                              чтоб ветром
                                                    относило
только
             путаницу волос.
Для веселия
                          планета наша
                                            мало оборудована.
Надо
              вырвать
                               радость
                                                у грядущих дней.
В этой жизни
                              помереть
                                                    не трудно.
Сделать жизнь
                              значительно трудней.
 

[1926 ]

Вы ушли, как говорится, в мир в иной. – Смерть Сергая Александровича Есенина (1895–1925) стала потрясением для всех. Поэты были знакомы с юности, с взаимным интересом следили за творчеством друг друга. «В последнее время у Есенина появилась даже какая то явная симпатия к нам (лефовцам): он шел к Асееву, звонил по телефону мне, иногда просто старался попадаться», – вспоминал Маяковский в статье «Как делать стихи?» (1926), раскрывая историю создания этого стихотворения.

Ни тебе аванса, ни пивной – свою последнюю встречу с Есениным Маяковский с горечью описывал так: «Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека, с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина». Далее он объясняет, как искал нужный ритм и точные слова для того, чтобы в стихах сказать о существенном: «авансы и пивные вставлены не для унижения есенинской памяти, а как общее явление».

Вижу – взрезанной рукой помешкав, собственных костей качаете мешок – доведенный до выразительного предела образ, связанный со смертью Есенина: повешение, после того, как он написал предсмертное стихотворение кровью из вскрытой вены. Строки Маяковского трагически «рифмуются» с есенинскими строками из поэмы «Пугачев»:

 
И в луны мешок травяной
Он башку незадаром сронит».
 

Вы ж такое загибать умели… – Размышляя о поэзии Есенина и его литературном продвижении, часто скандальном, Маяковский отметает восхищенно фальшивый взгляд на его лирику: «Есенин не пел, он грубил, он загибал. Только после долгих размышлений я поставил это «загибать», как бы ни кривило такое слово воспитанников литературных публичных домов, весь день слушающих сплошные загибы и мечтающих в поэзии отвести душу на сиренях, персях, трелях, аккордах и ланитах».

…а главное, что смычки мало – смычка – термин, выражавший в первые годы после революции постоянно транслируемую идею союза рабочего класса с крестьянством («смычка города с деревней»). Есенин, болезненно принимавший происходившие в стране перемены, всегда оставался на позициях крестьянства.

Дескать, заменить бы вам богему классом… – По определению Маяковского «Слово „богема“» стало нарицательным для всякой художественно обывательской бытовщины», т. е. людей «свободных профессий» (писателей, художников, артистов), ведущих беспорядочный, рассеянный образ жизни. Некоторые критики винили богемное окружение Есенина в его смерти.

Дескать, к вам приставить бы кого из напосто́в… – На-постовцы – писатели и критики, группировавшиеся вокруг журнала «На посту» (с 1925 года – «На литературном посту»), руководящего органа РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей); считали себя призванными направлять развитие всего литературного процесса в СССР и нередко применяли «методы» командования по отношению к другим литературным группам и объединениям.

…утомительно и длинно, как Доронин – Доронин Иван Иванович (1900–1978) – советский поэт, выходец из крестьян; опубликовал в 1925 году пространную поэму «Тракторный пахарь». В статье «Как делать стихи?» Маяковский писал: «4000 строк Доронина поражают однообразием 16 тысяч раз виданного словесного и рифменного пейзажа».

«Англетер » – гостиница в Ленинграде, в которой случилась трагедия.

Над собою чуть не взвод расправу учинил… – гибель поэта, которую он предварил стихами, повлекла за собой серию самоубийств. Маяковский поставил задачей противодействовать этому: «Сразу стало ясно, сколько колеблющихся этот сильный стих, именно – стих, подведет под петлю и револьвер.

И никакими, никакими газетными анализами и статьями этот стих не аннулируешь.

С этим стихом можно и надо бороться стихом, и только стихом».

И несут стихов заупокойный лом… – «Появились стихи, воспоминания, очерки и даже драмы. По моему, 99 % написанного об Есенине просто чушь или вредная чушь», – считал Маяковский, назвавший «ломом» писания низкого качества.

…ваше слово слюнявит Собинов… – Л.В. Собинов (см. комментарий к стихотвоернию «Рабочим Курска…») выступал 18 января 1926 года на вечере памяти Есенина в МХАТе. Объясняя свой полемический выпад, Маяковский, по словам П.И. Лавута, говорил: «Вскоре после смерти Есенина в помещении Художественного театра состоялся вечер его памяти. На фоне тощей, надломившейся березки выступали с „прочувствованными“ речами ораторы. Затем Собинов тоненьким голоском запел: «Ни слова, о друг мой, ни вздоха, мы будем с тобой молчаливы»… хотя молчалив был один Есенин, а Собинов продолжал петь. Вот вся эта обстановка произвела на меня удручающее впечатление».

«Ни слова, о друг мой, ни вздоха». – Романс П.И. Чайковского на слова А.Н. Плещеева.

Эх, поговорить бы иначе с этим самым Леонидом Лоэнгри-нычем! – Одной из лучших ролей Леонида Витальевича Собинова считалась роль Лоэнгрина в одноименной опере Вагнера.

Оглушить бы их трехпалым свистом – В отличие от Маяковского, Есенин не обладал способностью дискутировать с аудиторией и порой, когда поднимался шум, по мальчишески дерзко свистел.

…чтобы врассыпную разбежался Коган, встреченных калеча пиками усов . – Создание фантастического события – поэтический прием Маяковского.

Коган – см. комментарий к стихотворению на с. 105.

Здесь является подчеркнутым гиперболой собирательным образом критика: «усы превращаются в пики, а чтобы эту пиковость усугубить, валяются кругом искалеченные усами».

В этой жизни… трудней – Перефразировка последних строк предсмертного стихотворения Есенина: «В этой жизни умереть не ново, но и жить, конечно, не новей».

Разговор с фининспектором о поэзии

 
Гражданин фининспектор!
                           Простите за беспокойство.
Спасибо…
                 не тревожтесь…
                                                я постою…
У меня к вам
                         дело
                                деликатного свойства:
о месте
             поэта
                        в рабочем строю.
В ряду
         имеющих
                              лабазы и угодья
и я обложен
                      и должен караться.
Вы требуете
                      с меня
                                   пятьсот в полугодие
и двадцать пять
                                за неподачу деклараций.
Труд мой
               любому
                            труду
                                       родствен.
Взгляните —
                          сколько я потерял,
 
 
какие
            издержки
                              в моем производстве
и сколько тратится
                                   на материал.
Вам,
       конечно, известно
                                           явление «рифмы».
Скажем,
               строчка
                            окончилась словом
                                                               «отца»,
и тогда
             через строчку,
                                       слога повторив, мы
ставим
             какое нибудь:
                                       ламцадрица-ца́ .
Говоря по вашему,
                                   рифма —
                                                вексель.
Учесть через строчку! —
                                          вот распоряжение.
И ищешь
             мелочишку суффиксов и флексий
в пустующей кассе
                                   склонений
                                                    и спряжений.
Начнешь это
                       слово
                                   в строчку всовывать,
 
 
а оно не лезет —
                                   нажал и сломал.
Гражданин фининспектор,
                                                    честное слово,
поэту
             в копеечку влетают слова.
Говоря по нашему,
                                       рифма —
                                                        бочка.
Бочка с динамитом.
                                    Строчка —
                                                    фитиль.
Строка додымит,
                                   взрывается строчка, —
и город
              на воздух
                               строфой летит.
Где найдешь,
                       на какой тариф,
рифмы,
              чтоб враз убивали, нацелясь?
Может,
              пяток
                          небывалых рифм
только и остался
                               что в Венецуэле.
И тянет
               меня
                        в холода и в зной.
 
 
Бросаюсь,
                      опутан в авансы и в займы я.
Гражданин,
                      учтите билет проездной!
– Поэзия
                      – вся! —
                                           езда в незнаемое.
Поэзия —
                      та же добыча радия.
В грамм добыча,
                                   в год труды.
Изводишь
                      единого слова ради
тысячи тонн
                          словесной руды.
Но как
                 испепеляюще
                                           слов этих жжение
рядом
             с тлением
                                   слова сырца.
Эти слова
                      приводят в движение
тысячи лет
                      миллионов сердца.
Конечно,
                      различны поэтов сорта.
У скольких поэтов
                                       легкость руки!
 
 
Тянет,
            как фокусник,
                                   строчку изо рта
и у себя
             и у других.
Что говорить
                      о лирических кастратах?!
Строчку
             чужую
                      вставит – и рад.
Это
      обычное
                       воровство и растрата
среди охвативших страну растрат.
Эти
       сегодня
                      стихи и оды,
в аплодисментах
                                   ревомые ревмя,
войдут
             в историю
                                   как накладные расходы
на сделанное
                          нами —
                                       двумя или тремя.
Пуд,
       как говорится,
                                   соли столовой
съешь
         и сотней папирос клуби,
 
 
чтобы
             добыть
                              драгоценное слово
из артезианских
                              людских глубин.
И сразу
               ниже
                         налога рост.
Скиньте
              с обложенья
                                       нуля колесо!
Рубль девяносто
                                   сотня папирос,
рубль шестьдесят
                                   столовая соль.
В вашей анкете
                              вопросов масса:
– Были выезды?
                                   Или выездов нет? —
А что,
            если я
                       десяток пегасов
загнал
             за последние
                                       15 лет?!
У вас —
                 в мое положение войдите —
про слуг
                 и имущество
                                           с этого угла.
 
 
А что,
             если я
                          народа водитель
и одновреме́нно —
                                       народный слуга?
Класс
             гласит
                              из слова из нашего,
а мы,
         пролетарии,
                                   двигатели пера.
Машину
                 души
                              с годами изнашиваешь.
Говорят:
                 – в архив,
                                       исписался,
                                                             пора! —
Все меньше любится,
                                     все меньше дерзается,
и лоб мой
                      время
                                   с разбега круши́т.
Приходит
                 страшнейшая из амортизаций —
амортизация
                          сердца и души.
И когда
                 это солнце
                                   разжиревшим боровом
 
 
взойдет
                 над грядущим
                                       без нищих и калек, —
я
      уже
             сгнию,
                          умерший под забором,
рядом
             с десятком
                                   моих коллег.
Подведите
                      мой
                              посмертный баланс!
Я утверждаю
                              и – знаю – не налгу:
на фоне
             сегодняшних
                                      дельцов и пролаз
я буду
                 – один! —
                                       в непролазном долгу.
Долг наш —
                      реветь
                                     медногорлой сиреной
в тумане мещанья,
                                       у бурь в кипеньи.
Поэт
         всегда
                      должник вселенной,
 
 
платящий
                 на го`ре
                              проценты
                                                 и пени,
Я
    в долгу
               перед Бродвейской лампионией,
перед вами,
                          багдадские небеса,
перед Красной Армией,
                             перед вишнями Японии —
перед всем,
                      про что
                                       не успел написать.
А зачем
                 вообще
                                 эта шапка Сене?
Чтобы – целься рифмой
                                                и ритмом ярись?
Слово поэта —
                          ваше воскресение,
ваше бессмертие,
                               гражданин канцелярист.
Через столетья
                          в бумажной раме
возьми строку
                          и время верни!
И встанет
                 день этот
                                   с фининспекторами,
 
 
с блеском чудес
                              и с вонью чернил.
Сегодняшних дней убежденный житель,
выправьте
                          в энкапеэс
                                       на бессмертье билет
и, высчитав
                          действие стихов,
                                                        разложите
заработок мой
                              на триста лет!
Но сила поэта
                              не только в этом,
что, вас
              вспоминая,
                                   в грядущем икнут.
Нет!
         И сегодня
                          рифма поэта —
ласка
         и лозунг,
                          и штык,
                                         и кнут.
Гражданин фининспектор,
                                                  я выплачу пять,
все
       нули
                 у цифры скрестя!
Я
      по праву
                    требую пядь
 
 
в ряду
               беднейших
                                   рабочих и крестьян.
А если
             вам кажется,
                                       что всего дело`в —
это пользоваться
                                   чужими словесами,
то вот вам,
                      товарищи,
                                           мое стило`,
и можете
                      писать
                                   сами!
 

[1926 ]

Финиснпектор – финансовый инспектор, работник финансового ведомства по исчислению и взиманию налогов и сборов с организаций и физических лиц. Оригинальный композиционный прием – разговор с «бухгалтером» – позволяет автору представить читателю работу поэта, остроумно переведя ее в практическую плоскость. Одновременно Маковский работал над очерком «Как делать стихи?» и выступал с лекциями на эту же тему.

Интересным авторским комментарием к стихотворению может служить текст вполне реального «разговора с фининспектором» – заявление от 26 августа 1926 года, в котором Маяковский просит Мосфинот-дел (Московский финансовый отдел) снизить ему ставку подоходного налога на этот год. «Это заявление, – писал поэт, – не является случайным, а продумано и выведено мной из всей моей поэтической и теоретической работы…»

Имеющих лабазы и угодья – т. е. частных предпринимателей; лабаз – в значении склад.

…и двадцать пять за неподачу деклараций – Торговцы и лица «свободных профессий» обязаны были ежегодно подавать заявления (декларации) о своих предполагаемых доходах за год. Уклонившиеся от подачи деклараций штрафовались. Маяковскому, чья работа по законодательству приравнивалась к профессии торговца, порой приходилось оправдываться: «Неподача мною декларации объяснена отнюдь не уклонением от сообщения о своих заработках, а только тем, что в сложном поэтическом производстве почти невозможно точно учесть производственные расходы и способ их определения. Для этой только начатой работы нужны целые научные труды. Ввиду этого я вместо подачи декларации регулярно бывал лично у фининспектора и указывал и на свои доходы и на проценты моих расходов к общей сумме заработка».

Вексель – ценная бумага, подтверждающая уплату денег в определенный срок. Стихи обычно оплачивались по количеству строк, т. е. за «рифмы». Заработки Маяковского – его много печатали – были высокими, но больших доходов не сулили: «мне и рубля не накопили строчки…»

Венесуэла – страна на северном побережье Южной Америки, где в это время существовал террористический режим: «убивали, нацелясь». Поэтому такая «кровавая» рифма.

Гражданин, учтите билет проездной! – Поэт много ездил, выступая в стране и за рубежом, «расплачиваясь» за поездки стихами и очерками. Но как учесть «цену билета» в незнаемую страну – Поэзию? Стихи, собственно, об этом.

…опутан в авансы и в займы я – еще раз о финансовых обстоятельствах скованной жизни между выплатами гонораров за издания и публикации.

Что говорить о лирических кастратах… – Это о поэтах подражателях и плагиаторах, не способных к самостоятельному творчеству.

накладные расходы – затраты, сопровождающие основное производство. Здесь – посредственное творчество откровенно слабых поэтов современников.

Пегас – в древнегреческой мифологии – крылатый конь, символ поэтического вдохновения. В качестве транспортного средства непригоден.

У вас…про слуг и имущество с этого угла – в финансовых анкетах были вопросы об имуществе и использовании наемного труда.

Амортизация – исчисляемый в деньгах износ основных средств. Финансовому термину Маяковский придает свой смысл.

Бродвейская лампиония… – Освещение и сияющая реклама на главной улице Нью Йорка.

…перед вами, багдадские небеса… – Селение Багдади в Грузии, где родился Маяковский.

…перед вишнями Японии – Маяковский собирался в 1925 году, кроме Америки, посетить также Японию.

А зачем вообще эта шапка Сене? – Перефразировка народного выражения «по Сеньке шапка»: оно означает, что каждый получает честь по своим заслугам, т. е. соответственно установленной иерархии, подкрепленной материальным достатком. Маяковскому, как следует далее из текста, она не нужна.

Энкапеэс – Народный Комиссариат путей сообщения.

Пядь – старорусская мера длины, равная расстоянию между растянутыми большим и указательным пальцами руки. Здесь – в значении заслуженного места в рабочем строю.

Стило – старинный инструмент для письма в виде заостренной палочки. Иносказательно – рабочее перо поэта.