Текст книги "Кто там шагает правой?"

Юбилейное

 
Александр Сергеевич,
                 разрешите представиться.
                                                      Маяковский.
Дайте руку!
             Вот грудная клетка.
                                   Слушайте,
                                           уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
                      в щенка смирённом львенке.
Я никогда не знал,
                              что столько
                                                    тысяч тонн
в моей
             позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
                      Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
                 Больно?
                              Извините, дорогой.
У меня,
              да и у вас,
                              в запасе вечность.
Что нам
             потерять
                            часок другой?!
Будто бы вода —
                             давайте
                                           мчать болтая,
 
 
будто бы весна —
                          свободно
                                                и раскованно!
В небе вон
                   луна
                          такая молодая,
что ее
         без спутников
                              и выпускать рискованно.
Я
    теперь
                свободен
                              от любви
                                           и от плакатов.
Шкурой
             ревности медведь
                                       лежит когтист.
Можно
         убедиться,
                          что земля поката, —
сядь
         на собственные ягодицы
                                                    и катись!
Нет,
      не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
                                                       ни с кем.
Только
             жабры рифм
                          топырит учащённо
у таких, как мы,
                          на поэтическом песке.
Вред – мечта,
                          и бесполезно грезить,
надо
         весть
                   служебную нуду.
Но бывает —
                 жизнь
                              встает в другом разрезе,
и большое
                 понимаешь
                                   через ерунду.
Нами
        лирика
                   в штыки
                              неоднократно атакована,
ищем речи
                      точной
                                       и нагой.
Но поэзия —
                      пресволочнейшая штуковина:
существует —
                          и ни в зуб ногой.
Например
                 вот это —
                                   говорится или блеется?
Синемордое,
                      в оранжевых усах,
Навуходоносором
                                   библейцем —
«Коопсах».
Дайте нам стаканы!
                                   знаю
                                           способ старый
в горе
         дуть винище,
                              но смотрите —
                                                         из
выплывают
                 Red и White Star’ы
с ворохом
                 разнообразных виз.
Мне приятно с вами, —
                                        рад,
                                                что вы у столика.
Муза это
                ловко
                          за язык вас тянет.
Как это
             у вас
                    говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
                       из письма
                                        Онегина к Татьяне.
– Дескать,
                 муж у вас
                                       дурак
                                                и старый мерин,
я люблю вас,
                      будьте обязательно моя,
я сейчас же
                      утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я. —
Было всякое:
                          и под окном стояние,
пи́сьма,
             тряски нервное желе.
Вот
         когда
                 и горевать не в состоянии —
это,
         Александр Сергеич,
                                           много тяжелей.
Айда, Маяковский!
                                   Маячь на юг!
Сердце
         рифмами вымучь —
вот
         и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
         не старость этому имя!
Ту́шу
         вперед стремя́,
я
    с удовольствием
                                   справлюсь с двоими,
а разозлить —
                      и с тремя.
Говорят —
я темой и н д и в и д у а л е н!
Entre nous…
                      чтоб цензор не нацикал.
Передам вам —
                       говорят —
                                       видали
даже
         двух
                 влюбленных членов ВЦИКа.
Вот —
         пустили сплетню,
                                       тешат душу ею.
Александр Сергеич,
                              да не слушайте ж вы их!
Может
            я
               один
                      действительно жалею,
что сегодня
                          нету вас в живых.
Мне
         при жизни
                              с вами
                                       сговориться б надо.
Скоро вот
                      и я
                          умру
                                       и буду нем.
После смерти
                        нам
                              стоять почти что рядом:
вы на Пе,
                   а я
                          на эМ.
Кто меж нами?
                          с кем велите знаться?!
Чересчур
                   страна моя
                                       поэтами нища́.
Между нами
                    – вот беда —
                                       позатесался На́дсон.
Мы попросим,
                       чтоб его
                                     куда нибудь
                                                          на Ща!
А Некрасов
                       Коля,
                               сын покойного Алеши, —
он и в карты,
                  он и в стих,
                                     и так
                                                  неплох на вид.
Знаете его?
                          вот он
                                       мужик хороший.
Этот
             нам компания —
                                       пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
                                     за вас
                                                  полсотни о`тдав.
От зевоты
                  скулы
                            разворачивает аж!
Дорогойченко,
                      Герасимов,
                                                Кириллов,
                                                                 Родов —
какой
             однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
                          мужиковствующих свора.
Смех!
             Коровою
                          в перчатках лаечных.
Раз послушаешь…
                                          но это ведь из хора!
Балалаечник!
Надо,
             чтоб поэт
                              и в жизни был мастак.
Мы крепки,
                  как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
                                                    Так…
ничего…
                 морковный кофе.
Правда,
              есть
                          у нас
                                       Асеев
                                                    Колька.
Этот может.
                          Хватка у него
                                                    моя.
Но ведь надо
                          заработать сколько!
Маленькая,
                          но семья.
Были б живы —
                             стали бы
                                        по Лефу соредактор.
Я бы
         и агитки
                          вам доверить мог.
Раз бы показал:
                              – вот так то, мол,
                                                              и так то…
Вы б смогли —
                          у вас
                                    хороший слог.
Я дал бы вам
                          жиркость
                                             и су́кна,
в рекламу б
                          выдал
                                       гумских дам.
(Я даже
             ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
                          быть
                                       приятней вам.)
Вам теперь
                   пришлось бы
                                    бросить ямб картавый.
Нынче
           наши перья —
                                штык
                                          да зубья вил, —
битвы революций
                                посерьезнее «Полтавы»,
и любовь
                  пограндиознее
                                          онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
                                Старомозгий Плюшкин,
перышко держа,
                             полезет
                                          с перержавленным.
– Тоже, мол,
                       у лефов
                                  появился
                                               Пушкин.
Вот арап!
                 а состязается —
                                           с Державиным…
Я люблю вас,
                       но живого,
                                            а не мумию.
Навели
             хрестоматийный глянец.
Вы
       по моему́
                          при жизни
                                                – думаю —
тоже бушевали.
                          Африканец!
Сукин сын Дантес!
                                  Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
                                – А ваши кто родители?
Чем вы занимались
                                          до 17 го года? —
Только этого Дантеса бы и видели.
Впрочем,
                что ж болтанье!
                                           Спиритизма вроде.
Так сказать,
                 невольник чести…
                                                  пулею сражен…
Их
      и по сегодня
                          много ходит —
всяческих
                охотников
                                   до наших жен.
Хорошо у нас
                          в Стране советов.
Можно жить,
                          работать можно дружно.
Только вот
                           поэтов,
                                         к сожаленью, нету —
впрочем, может,
                                 это и не нужно.
Ну, пора:
                рассвет
                             лучища выкалил.
Как бы
            милиционер
                                   разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
                               очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
                 подсажу
                            на пьедестал.
Мне бы
          памятник при жизни
                                          полагается по чину.
Заложил бы
                 динамиту
                                 – ну ка,
                                                дрызнь!
Ненавижу
                 всяческую мертвечину!
Обожаю
           всяческую жизнь!
 

[1924 ]

Александр Сергеевич, разрешите представиться… – Стихотворение написано в жанре разговора, непринужденного и с заметной долей самоиронии, поскольку идею «беседы» с памятником Маяковский заимствовал у Пушкина. В пьесе «Каменный гость» повеса Дон Гуан дерзко разговаривает со статуей Командора, а потом гибнет от тяжелого пожатья «каменной десницы». Здесь все заканчивается вполне дружески, хотя в молодости Маяковский тоже был к классику не слишком почтителен, призывая «бросить его с корабля современности». Стихотворение написано в связи с 125 летием со дня рождения А.С. Пушкина, отмечавшимся 6 июня 1924 года.

Шкурой ревности медведь лежит когтист – в это время поэт переживал кризис в личных отношениях с Л.Ю. Брик. Так в воображаемом обращении к Пушкину возникает тема любви ревности, испытавшему эти чувства и погибшему из за них.

Синемордое… Навуходоносором-библейцем. – Имеется в виду упоминаемый в Библии вавилонский царь Навуходоносор II (VI–V век до н. э.). Его имя возникает в связи с «восточным» колоритом сокращенного названия Кооператива сахарной промышленности – «Коопсах», очевидно, попавшегося не глаза Маяковскому. Торговые вывески предприятия были синие, с оранжевыми лучами, среди лучей красовалась сахарная голова, что поддержало ассоциацию со свирепым правителем древности.

Выплывают Red и White Star’ы… – Красные и белые звезды (англ.). – условные названия пароходных компаний. В трансатлантических пассажирских перевозках в начале ХХ века доминировала британская компания «White Star Line», которой, в частности, принадлежал погибший корабль «Титаник». Вероятно, их появление в стихах также можно связать с рекламными предложениями зарубежных транспортных компаний; Маяковский задумывался о поездке вокруг света взамен принятой в русском быту поведенческой практики – «в горе дуть винище».

Ольга – героиня романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Далее – перефразировка строк из VIII главы «Евгения Онегина»:

 
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.
 

Entre nous – между нами (франц.), т. е. чтобы не спровоцировать цензуру, подозрительно относившуюся к проявлению индивидуальности.

Видали…. влюбленных членов ВЦИКа – т. е. высокопоставленных чиновников из высшего органа государственной власти страны.

Нам стоять почти что рядом… – Имеется в виду алфавитный порядок букв, в котором обычно располагают имена классиков в энциклопедиях и справочниках.

Надсон Семен Яковлевич (1862–1887) – поэт, которым увлекались в начале ХХ века, но при этом критиковали за «ноющие жалобы» (В. Брюсов).

Некрасов Николай Алексеевич (1821–1877) – поэт, стоявший во главе журналов «Современник» и «Отечественные записки». Его творчество и гражданская позиция были близки Маяковскому, также возглавлявшему литературное направление и журнал.

Дорогойченко Алексей Яковлевич (1894–1947), Герасимов Михаил Прокофьевич (1889–1937), Кириллов Владимир Тимофеевич (1890–1937), Родов Семён Абрамович (1893–1968) – поэты, современники Маяковского.

Мужиковствующие – термин, введенный Л.Д. Троцким для характеристики писателей, приверженных теме русского крестьянства.

Есенин Сергей Александрович (1895–1925) – поэт и современник Маяковского, имевший, как и он, столь же широкую аудиторию читателей и поклонников.

Серьезно, без насмешки Маяковский напишет о Есенине спустя два года.

Безыменский Александр Ильич (1898–1973) – популярный комсомольский поэт.

Асеев Николай Николаевич (1889–1963) – поэт и верный соратник Маяковского.

Однаробразный – словообразование Маяковского, сочетание слов «однообразный» и «нарообраз» (отдел народного образования).

Леф (Левый фронт искусства) – журнал, выходивший под редакцией Маяковского (1923–1925). «Приглашая» Пушкина в соредакторы, он тем самым связывает «Леф» с пушкинским «Современником».

Я бы дал вам жиркость – обыгрывается наименование треста «Жиркость», объединявшего мыловаренные и парфюмерные предприятия.

Я даже ямбом подсюсюкнул – о своем отношении к классическим стихотворным размерам Маяковский в статье «Как делать стихи» писал так: «Я не знаю ни ямбов, ни хореев, никогда не различал их и различать не буду. <…> Я много раз брался за это изучение, понимал эту механику, а потом забывал опять. Эти вещи, занимающие в поэтических учебниках 90 %, в практической работе моей не встречаются и в трех».

…гумских дам. – ГУМ – Государственный универсальный магазин в Москве, для которого Маяковский писал рекламные тексты.

Битвы революций посерьезнее «Полтавы» – сражению между русскими войсками под командованием Петра I и шведской армией Карла XII (1709) посвящена поэма А.С. Пушкина «Полтава».

Бойтесь пушкинистов – имелись в виду те литераторы, которые пытались противопоставить Пушкина новым поэтам, в том числе Маяковскому. Для их характеристики использовано имя гоголевского героя Плюшкина, которое стало нарицательным обозначением скупости и пустого накопительства ненужных и бесполезных вещей.

… а состязается – с Державиным – Маяковский передразнивает издевательскую манеру критиков, передергивающих факты. Как известно, знаменитый поэт Гавриил Романович Державин (1743–1816) приветствовал юного Пушкина, увидев в нем новую звезду русской поэзии.

Дантес Жорж Шарль, барон Геккерен (1812–1895) – французский монархист, смертельно ранивший на дуэли А.С. Пушкина. После дуэли был лишён чинов и выслан из России. Сочиняя воображаемые вопросы к Дантесу, Маяковский пародирует советские анкеты.

невольник чести – слова из начальной строки стихотворения М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта».

На Тверском бульваре очень к вам привыкли – памятник Пушкину в Москве стоял в конце Тверского бульвара у площади Пушкина (б. Страстной). В 1950 году перенесен в центр площади.

Верлен и Сезан

 
Я стукаюсь
                          о стол,
                                       о шкафа острия —
четыре метра ежедневно мерь.
Мне тесно здесь
                                в отеле Istria —
на коротышке
                          rue Campagne Première.
Мне жмет.
                   Парижская жизнь не про нас —
в бульвары
                          тоску рассыпай.
Направо от нас —
                                Boulevard Montparnasse,
налево —
                    Boulevard Raspail.
Хожу и хожу,
                          не щадя каблука, —
хожу
             и ночь и день я, —
хожу трафаретным поэтом, пока
в глазах
             не встанут виденья.
Туман – парикмахер,
                                       он делает гениев —
загримировал
                          одного
                                       бородой —
 
 
Добрый вечер, m r Тургенев.
Добрый вечер, m me Виардо.
Пошел:
             «За что боролись?
                                                    А Рудин?..
А вы,
             именье
                          возьми подпальни»…
Мне
             их разговор эмигрантский
                                                          нуден,
и юркаю
                          в кафе от скульни.
Да.
       Это он,
                          вот эта сова —
не тронул
                    великого
                                       тлен.
Приподнял шляпу:
                                       «Comment ça va,
cher camarade Verlaine?
Откуда вас знаю?
                                       Вас знают все.
И вот
             довелось состукаться.
Лет сорок
                    вы тянете
                                       свой абсент
из тысячи репродукций.
 
 
Я раньше
                    вас
                          почти не читал,
а нынче —
                       вышло из моды, —
и рад бы прочесть —
                                     не поймешь ни черта:
по русски дрянь, —
                                       переводы.
Не злитесь, —
                          со мной,
                                           должно быть, и вы
знакомы
                 лишь понаслышке.
Поговорим
                          о пустяках путевых,
о нашинском ремеслишке.
Теперь
               плохие стихи —
                                              труха.
Хороший —
                          себе дороже.
С хорошим
                       и я б
                              свои потроха
сложил
               под забором
                                       тоже.
 
 
Бумаги
                гладь
                              облевывая
пером,
             концом губы —
поэт,
             как блядь рублевая,
живет
             с словцом любым.
Я жизнь
                 отдать
                                за сегодня
                                                       рад.
Какая это громада!
Вы чуете
                 слово —
                                       пролетариат? —
ему
         грандиозное надо.
Из кожи
             надо
                          вылазить тут,
а нас —
             к журнальчикам
                                                    премией.
Когда ж поймут,
                                 что поэзия —
                                                           труд,
что место нужно
                                и время ей.
 
 
«Лицом к деревне» —
                                       заданье дано, —
за гусли,
                 поэты други!
Поймите ж —
                          лицо у меня
                                                    одно —
оно лицо,
                   а не флюгер.
А тут и ГУС
                          отверзает уста:
вопрос не решен.
                                 «Который?
Поэт?
             Так ведь это ж —
                                                  просто кустарь,
простой кустарь,
                                 без мотора».
Перо
             такому
                          в язык вонзи,
прибей
             к векам кунсткамер.
Ты врешь.
             Еще
                          не найден бензин,
что движет
                          сердец кусками.
Идею
             нельзя
                          замешать на воде.
 
 
В воде
             отсыреет идейка.
Поэт
             никогда
                          и не жил без идей.
Что я —
               попугай?
                                  индейка?
К рабочему
                            надо
                                       идти серьезней —
недооценили их мы.
Поэты,
                          покайтесь,
                                                 пока не поздно,
во всех
             отглагольных рифмах.
У нас
               поэт
                          событья берет —
опишет
             вчерашний гул,
а надо
               рваться
                            в завтра,
                                               вперед,
чтоб брюки
                          трещали
                                             в шагу.
 
 
В садах коммуны
                                       вспомнят о барде —
какие
             птицы
                          зальются им?
Что
         будет
                   с веток
                                товарищ Вардин
рассвистывать
                          свои резолюции?!
За глотку возьмем.
                                       «Теперь поори,
несбитая быта морда!»
И вижу,
               зависть
                               зажглась и горит
в глазах
             моего натюрморта.
И каплет
                   с Верлена
                                       в стакан слеза.
Он весь —
                       как зуб на сверле́.
Тут
         к нам
                   подходит
                                       Поль Сезан:
«Я
       так
             напишу вас, Верлен».
 
 
Он пишет.
                        Смотрю,
                                       как краска свежа.
Monsieur,
                   простите вы меня,
у нас
             старикам,
                          как под хвост вожжа,
бывало
             от вашего имени.
Бывало —
                    сезон,
                                 наш бог – Ван Гог,
другой сезон —
                              Сезан.
Теперь
                ушли от искусства
                                                    вбок —
не краску любят,
                                   а сан.
Птенцы —
                       у них
                                   молоко на губах, —
а с детства
                       к смирению падки.
Большущее имя взяли
                                              АХРР,
а чешут
               ответственным
                                           пятки.
 
 
Небось
               не напишут
                                         мой портрет, —
не трут
                понапрасну
                                          кисти.
Ведь то же
                           лицо как будто, —
                                                                   ан нет,
рисуют
             кто поцекистей.
Сезан
             остановился на линии,
и весь
             размерсился – тронутый.
Париж,
             фиолетовый,
                                       Париж в анилине,
вставал
             за окном «Ротонды».
 

[1925 ]

Я стукаюсь о стол… – Приезжая в Париж, Маяковский всегда останавливался в отеле «Истриа». По воспоминаниям сестры Л.Ю. Брик Эльзы Триоле, с которой поэт общался в Париже, комнаты в гостинице были очень маленькие.

Улица Кампань-Премьер, на которой и в настоящее время находится отель, соединяет два бульвара – бульвар Монпарнас (Boulevard Montparnasse) и бульвар Распай (Boulevard Raspail).

Хожу трафартеным поэтом… – Трафаретами пользовались художники РОСТА для тиражирования плакатов. В Париже Маяковский, не знавший французского языка, чувствовал себя скованным в проявлении собственной индивидуальности и вынужден был вести себя согласно общепринятому этикету.

Добрый вечер, m-r Тургенев. Добрый вечер, m-me Виардо – как вспоминает Эльза Триоле, в один из вечеров Маяковский был в гостях в квартире, имевшей отношение к Ивану Сергеевичу Тургеневу (1818–1883) и его возлюбленной, певице Полине Виардо Гарсиа (1821–1910).

Рудин – герой одноименного романа И.С. Тургенева «Comment ça va, cher camarade Verlaine? – «Как поживаете, дорогой товарищ Верлен?» (франц.)

Верлен Поль (1844–1896) – французский поэт, один из основоположников литературного импрессионизма и символизма. Принадлежал к плеяде так называемых «проклятых поэтов», которые не желали вписываться в мир добропорядочности и буржуазного успеха. Поэтому в воображаемом разговоре с ним Маяковский «позволяет» себе ненормативную лексику.

довелось состукаться – т. е. войти в контакт, наладить общение. Слово «состукаться» заимствовано из практики заключенных: перестукиваясь через стены камер, арестанты устанавливали связь друг с другом. У Верлена, как и Маяковского, был свой опыт тюрьмы.

Абсент – алкогольный напиток, популярный среди парижской богемы. Его называли также «Зеленая Фея» (франц. la Fée Verte), что ассоциировалось с волшебством, соблазнением женщин, поисками вдохновения. Поль Верлен говорил, что абсент – «третий глаз поэта, он растапливает лед души». Продвижению культового напитка способствовало искусство: любителей абсента часто можно видеть на картинах известных французских художников импрессионистов.

«Лицом к деревне» – лозунг, выдвинутый по итогам XIII съезда РКП(б) в 1924 году. Отзываясь на него, Маяковский создал ряд лубков, плакатов и агитационных стихотворений, обращенных к деревне.

ГУС – Государственный ученый совет Народного комиссариата просвещения РСФСР. Ведомство занималось налогообложением лиц, занятых литературным трудом, приравнивая их к тем или иным категориям граждан. По налоговому законодательству 1923 года писатели приравнивались к «ремесленникам и кустарям».

Вардин Илья (Мгеладзе Илларион Виссарионович, 1890–1941) – публицист и литературный критик, занимавший ответственные партийные должности.

Сезанн Поль (1839–1906) – французский художник импрессионист, оказавший большое влияние на развитие искусства русского авангарда.

Ван-Гог Винцент (1853–1890) – голландский живописец, в последние годы жил во Франции; был хорошо известен в России. Произведения Ван Гога и Сезанна активно преобретали и продвигали известные коллекционеры С.И. Щукин и И.А. Морозов.

АХРР – Ассоциация художников революционной России. Возникла в 1922 году под флагом борьбы с художественным авангардизмом. Одним из главных направлений деятельности организации стало исполнение официальных парадных портретов военачальников, партийных и государственных деятелей и др. «Рисуют, кто поцекистей», т. е. членов ЦК – Центрального Комитета партии).

Размерсился – от слова merci (франц. – спасибо), т. е. рассыпался в благодарностях.

Анилин – органическое вещество, которое используется для производства фиолетового красителя; может вызвать отравление, сравнимое с алкогольным.

«Ротонда» – кафе на Монпарнасе в Париже, излюбленное место встреч французской богемы самых разных стран.