Текст книги "Река времени"

Пепельницы-лягушки

Теперь все путешествующие на машинах вооружены GPS-ми и на ночь останавливаются в гостиницах, заказанных заранее. А в старое доброе время мы с Ольгой ездили по разным странам, исключительно изучив маршрут по карте, и ночевали где придется в тех местах, куда успевали добраться за день. Конечно, при этом можно было ошибиться и заехать совсем не туда, да и приехав, оказаться без ночлега. Зато узнали много нового, неожиданного и интересного, встретили не только клерков гостиниц, но много разных интересных людей.

Лето 2003 года было на моей памяти самым жарким летом. У нас гостил маленький внук Сашка, и мы поехали в Бретань навестить края волшебника Мерлина и феи Вивианы. Путь туда из Гренобля не ближний, и по дороге мы планировали несколько остановок. Первая из них была в Оверни, неподалеку от Клермон-Феррана, – стране потухших вулканов, удивительно красивых зеленых гор с плавными очертаниями. Много лет спустя, когда мы снова оказались в этих краях, мой друг Колька Сперанский, увидев эту красоту, сказал:

– Наполеон – просто дурак. Зачем ему понадобилась Россия, когда у него была эта чудесная и совершенно незаселенная страна?

Мы поднялись на вершину одного из вулканов, а когда спустились, уже вечерело и пора было задуматься о ночлеге. Едем, едем – ничего нет. Тут Олька вспомнила, что у нас есть мишленовский путеводитель по Оверни. Заглядываем туда, находим номер телефона мэрии в деревне неподалеку от нас. Приветливый женский голос спрашивает, где мы находимся, и говорит, что если мы проедем еще с десяток километров по той же дороге, будет деревушка, а в ней почта. Обратитесь туда, и вам организуют ночлег. «А я, – добавляет она, – сейчас туда позвоню, чтобы они не закрылись, пока вы едете». Оказалось, что в этих патриархальных краях почтовые отделения, как в старину, служат еще и постоялыми дворами. Мы приехали, нас поместили в уютной комнате с двухспальной кроватью, а для Сашочка почтовики поставили раскладушку. Туалет и умывальник были в коридоре, как им и положено быть на постоялом дворе XIX века. Наутро мы продолжили свой путь на запад.

К вечеру, миновав Овернь, мы въехали в Перигор. Вновь возникла проблема ночлега, кругом ничего, как вдруг замечаем на обочине объявление, что если свернуть на следующем повороте налево, то в паре километров окажется шамбр-дот, так называются во Франции домики и комнаты в домах в сельской местности, которые хозяева сдают проезжему люду за умеренную плату, как правило, с пансионом.

Сворачиваем у указателя и попадаем на огороженный участок. Там бассейн и два дома, в одном, новом, живут хозяева, а другой, старой деревенской постройки, сдается проезжим. В нем и поселяемся. Сашка спит в отдельной комнате, а мы в спальне на высокой деревянной кровати такой высоты, что ноги сидящего на ней человека не достают до пола, так что с непривычки ночная попытка пойти в туалет может привести к непредсказуемым последствиям. За общим завтраком узнаем, что наш хозяин брокер – биржевой игрок с Брюссельской биржи.

План такой: поживем здесь дня три, поездим по окрестностям, благо вокруг есть что посмотреть. Это и пещера Ляско с наскальными рисунками быков, лошадей и оленей времен позднего неолита. Это и Рокамадур, средневековый монастырь и храм под огромной скалой, из которой торчит меч Роланда Дюрандаль. И старинный город Сарла-ля-Канеда – столица гусиной печенки и трюфелей. И обиталище нечистой силы – огромная пещера Падирак с подземным озером, по которому можно прокатиться на лодке. Неподалеку и долина реки Дордони со знаменитыми замками времен Столетней войны между королевствами Франции и Англии, про которые мне рассказывал мой английский коллега Эндрю Хаксли.

– Представляешь, – говорил он, – наши сидят в нижних замках, а эти гады французы в нас со стен верхних замков из арбалетов стреляют!!!

В общем, было что посмотреть.

Побывав всюду, едем дальше и наконец приезжаем в Бретань, в Броселиандский лес – родину легенд про волшебника Мерлина, короля Артура и рыцарей Круглого стола. Посреди леса городок Понтиви.

Въезжаем в него, идем в Офис де туризм и узнаем, что ни в одной гостинице мест нет. Броселиандский лес – Мекка туристов со всего мира, и гостиничные номера здесь бронируют за полгода вперед.

От безысходности надо собраться с мыслями. Идем в бар, заказываем пиво, а малышу кока-колу. Расплачиваясь у барной стойки, спрашиваю у барменши, не местная ли она.

– Да, – говорит, – я здесь живу.

– Не поможете ли вы мне советом, как здесь можно было бы найти, где можно переночевать?

Она смотрит на наши грустные лица, на ребенка, потом берет телефонную трубку и куда-то звонит.

– Будете ночевать у моего брата, – говорит она, – он местный егерь и через четверть часа за вами приедет.

И правда, через полчаса появляется джип, мы едем в глубину леса и поселяемся во флигельке егерского дома. На стенах кругом оленьи рога и кабаньи головы, на столах в комнатах и коридоре пепельницы в виде самых разнообразных лягушек. Ложимся спать, а ни свет ни заря нас будит пение охотничьих рогов – это хозяйский сын, прибывший к родителям накануне, отправляется на охоту. За завтраком жена егеря потчует нас блинами из гречневой муки, и, совершенно облагодетельствованные гостеприимными хозяевами, мы отправляемся смотреть волшебный лес.

Дальше в этой поездке была столица пиратов Сен-Мало, затем французская достопримечательность номер один – Монт-Сен-Мишель. И вновь очередная непредсказуемая ночевка в рыбацком доме в Нормандии, где хозяйка, угощая нас завтраком, тут же гладила белье.

В итоге выяснилась простая вещь – узнать, как живут овернские почтальоны, брюссельские брокеры, бретонские егеря, нормандские рыбаки… можно лишь тогда, когда ничего не планируешь заранее.

Надо лишь говорить с ними на их языке.

Страстная неделя

Весной 1996 года мы с Олькой собирались поехать в Испанию, но за несколько дней до этого я катался на лыжах, и Ольга поехала со мной погулять в окрестностях горнолыжной станции. Поселок Валь-Торанс расположен на высоте 2300 метров, и весеннее солнце припекает вовсю. Крем от загара у меня был с собой, но он так и остался в моем рюкзаке, и Олька целый день прогуляла по солнышку, а к вечеру ее лицо отекло – это был настоящий солнечный ожог. На следующей неделе мы все же отметили 20-летие нашей свадьбы. Было много гостей, цветов, и все, как могли, утешали невесту. Прошло еще пару дней, и надо было выезжать. Олька заявила:

– Я никуда не поеду, я не хочу и не могу выглядеть в Испании как поросенок!

– Да, – сказал я, – но ты и здесь будешь выглядеть не лучше. Поедем… По дороге, глядишь, рассосется.

Поехали. Лучше особенно не стало, но все же постепенно отек стал спадать.

В поезд на границе с Испанией нам с Ольгой продали билеты в разные купе. Я пошел выяснять вопрос с проводниками и как-то упомянул, что-де у нас 20-летие свадьбы. Очевидно, мой испанский был не на высоте, и меня так поняли, что мы молодожены. В результате какого-то пожилого сеньора переселили из двухспального купе в обычное, а мы пошли продолжать незаконченный медовый месяц…

Приехав на поезде в Мадрид, походив по городу и посетив Прадо, где в это время была феноменальная выставка, посвященная 250-летию со дня рождения Франсиско Гойи, мы взяли напрокат машину и поехали в Андалузию. На пару дней остановившись в Толедо и посмотрев старый город, замок и музеи с чудесными картинами Эль Греко, мы зашли в какое-то обширное помещение с широким входом и высоким потолком. Там на деревянной повозке стоял помост-паланкин, а на нем статуя Богородицы почти в рост человека, одетая в богато убранное платье. Лицо и руки Богоматери были серебряные, и, может быть, серебряной была и сама статуя, а платье, расшитое кружевами с золотой нитью, поражало богатством убранства.

К нам подошел человек в монашеском одеянии и, увидев наш интерес, пояснил:

– Приближается Пасха, и всю Страстную неделю во всех городах Испании будет крестный ход. Украшенную цветами статую Богородицы пронесут по улицам. В каждом городе своя статуя Богоматери. У нас в Толедо – самая красивая, в Кордове – самая нарядная, а в Севилье – самая святая…

В один из следующих дней по дороге в Кордову в маленьком белоснежном андалузском городке Монторо мы действительно увидели процессию людей в праздничной одежде с пальмовыми ветвями в руках. Но крестный ход в Кордове – это было нечто грандиозное. Как на первомайской демонстрации в советские времена, на центральной улице города стояла трибуна для почетных гостей, куда пускали по пригласительным билетам. Бесконечная процессия, проходящая перед трибуной, состояла из самых разнообразных групп. Там были школьники, мальчики и девочки, монахи и монахини разных орденов в белых, черных, лиловых и красных рясах с капюшонами, отряд конной полиции, оркестры духовых инструментов и, наконец, крепкие молодые люди, несущие на плечах носилки-паланкин с самой нарядной Богородицей. Весь этот великолепный языческий спектакль разыгрывался по нескольку часов каждый день в течение всей Страстной недели.

Вечером мы покинули Кордову и поехали в Севилью. Приехав туда часов в одиннадцать вечера, мы не смогли въехать в город. Улицы были запружены огромным количеством людей, и въехать туда оказалось просто невозможно. Только к двум часам ночи нам удалось найти место для ночлега в каком-то хостеле.

Католическая столица Испании Севилья – большой город, и на Пасху сюда съезжается много народа. В каждом районе ближе к вечеру начинается свой крестный ход. Это настоящее народное гулянье. Люди идут большими семьями, пожилые мужчины и женщины, в черном, окруженные детьми и внуками всех возрастов. Самое поразительное, что в процессиях с полной серьезностью и без какого бы то ни было принуждения вместе со взрослыми и стариками идут подростки.

Мы стояли в толпе на небольшой площади с фонтаном в центре. В доме за нами был бар, полный посетителями. Пасхальная процессия вливалась в площадь, огибала фонтан и уходила в улицу на другой стороне. На площадь, сгибаясь от тяжести, вошла группа мужчин со статуей Богородицы, стоящей на носилках-паланкине на их плечах. Приблизившись к фонтану, они поставили паланкин на мостовую и вошли в бар. Все расступились перед ними. Бармен тут же налил носильщикам Богородицы по кружке пива и не взял платы. Выпив, они продолжили свой путь.

Невольно возникало чувство уважения к этому народу, объединенному своей верой. Верой в самую красивую, самую нарядную, самую святую деву, верой, которая внутри них, верой, дающей силы выдержать любые испытания, ибо она с ними.

Суп из бычьих хвостов

Путешествие по разным местам и странам – это не путешествие, если не попробовать местной пищи. Оля никогда не упускала такой возможности, хотя иные местные блюда, такие как хаггис в Шотландии или анчоусы в итальянских городках на Лигурийском побережье, требуют серьезного развития вкуса, сформировавшегося на гречневой каше и бабушкиных пирогах.

Приехав в Севилью, мы зашли в информационное бюро, взяли карту города и, будучи наслышаны о каком-то испанском супе из бычьих хвостов, который мы долго и безуспешно разыскивали в меню разных ресторанов, спросили, где его можно попробовать. Нам сказали:

– Rabo de Toro можно попробовать где угодно. Например, вот в этом ресторане, – и обвели нужное место кружочком на карте.

Как потом оказалось, это блюдо действительно можно поесть в любой самой простой общественной едальне. Но тогда мы этого не знали и тронулись по указанному адресу. Ресторан был в центре города в самом шикарном квартале, во дворе старинного госпиталя для венерических больных, основанного кем-то из испанских королей во времена освоения Американского континента, откуда, как известно, и прибыли эти болезни. Стены госпиталя были покрыты художественно расписанными изразцами, а в зале ресторана на стенах висели шпаги и мулеты знаменитых матадоров, когда-то удостоивших это заведение своим визитом.

Очень дорого, но делать нечего. Оля заказала куриный бульон с молодой крапивой и тарелку с испанскими сырами. А Rabo de Toro в меню не было, и когда официант услышал мой заказ, он удивился, но сказал, что пойдет спросит на кухне. Получив подтверждение от повара, он принял заказ на суп и жаркое. Сидим, пьем аперитив, и через некоторое время несколько официантов подкатывают сервировочный столик, на нем серебряная супница, а в ней Олькин суп. Я спрашиваю:

– А мой-то суп еще не поспел?

– Сеньор, но вы суп не заказывали.

– А Rabo de Toro?

Официант с удивлением смотрит и говорит:

– Rabo de Toro – это не суп.

В свою очередь удивляюсь я:

– А что же это?

Минутная задумчивость и ответ:

– Rabo de Toro – это котлета.

И в самом деле, через некоторое время приносят котелок – Kettle (отсюда и «котлета») и в нем тушеные куски хвостов с картошкой. Вышло, что я заказал два вторых блюда. Но Ольгины испанские сыры оказались совершенно неудобоваримыми, так что у нас образовалось два вторых блюда на двоих. Было вкусно.

Впоследствии мы убедились, что Rabo de Toro с тушеной или жареной картошкой – это самая дешевая и расхожая испанская еда. В ресторанах такого класса, куда мы пришли, ее не подают, но, наверно, готовят для своих посудомоек.

А что же суп из бычьих хвостов? А суп из бычьих хвостов – это из английской литературы…

Лимонный пирог

У каждой настоящей хозяйки есть свое фирменное блюдо. У Олиной бабушки Любови Ароновны это был лимонный пирог с начинкой из протертых с сахаром лимонов. Ни в одном другом доме я не видел и не пробовал ничего похожего на эту вершину кондитерского искусства. Конечно, были и другие вершины: и пирожки с капустой или пироги с зеленым луком и яйцами в исполнении моей бабушки Агриппины, и татарские перемичи в доме моего друга, и беляши, и расстегаи с осетриной и вязигой в Олином исполнении, но это все в лучшем или худшем варианте можно было встретить в разных домах. Лимонного пирога не было нигде. Как-то никто и не задавался вопросом о происхождении рецепта этого чуда.

Но вот, путешествуя по Испании, мы приехали в Кордову – одну из столиц мусульманской Андалузии, завоеванную кастильскими рыцарями в конце XIII столетия. В городе сохранилось много памятников арабской архитектуры времен мусульманского ренессанса, прежде всего гигантская мечеть, превращенная в католический собор со сколотой со стен мозаикой, выложенной чудесными орнаментами, от которых остались только небольшие фрагменты.

Посмотрев город и массу мелких лавочек, торгующих яркой местной керамикой, и изрядно утомившись, мы зашли выпить кофе в небольшое кафе в длинном проезде вдоль стены собора-мечети. На витрине рядом с буфетной стойкой были выставлены пирожные и печенья, предлагаемые посетителям. И о чудо! Среди них стоял небольшой подносик с кусками лимонного пирога. Мы попробовали его. Все сомнения исчезли – это был пирог бабушки Любы!!!

Еще до прихода арабов в этом римском городе уже была большая иудейская коммуна, процветали ремесла и науки. Для арабских эмиратов на Иберийском полуострове была характерна веротерпимость, от которой не осталось и следа с приходом христиан, что в конечном итоге и закончилось изгнанием евреев из Испании при католических монархах Фердинанде и Изабелле в 1492 году. Рецепт лимонного пирога покинул Испанию вместе с изгнанниками.

Так через полтысячелетия пришел в нашу семью лимонный пирог бабушки Любы.

А теплый ли Гольфстрим?

Столица Шотландии Эдинбург расположен на холмах на берегу Северного моря. Погода здесь сравнительно теплая, но дождливая и ветреная. Термостатом служат воды Гольфстрима, огибающие Шотландию с севера. В городе и на островах растет много растений из южных широт, но из-за сильных ветров высокие деревья можно встретить только в долинах между холмами. По этой же причине жители не пользуются зонтами, а ходят в куртках, не сильно обращая внимание на дождь. Непогода здесь – это просто погода.

Повсюду в мире молодожены приходят в день свадьбы к каким-то памятным местам. В Эдинбурге это конная статуя победителя Наполеона герцога Веллингтона, расположенная в парке на вершине одного из холмов. Помню, как к памятнику поднималась свадебная процессия во главе с женихом в пиджаке и килте и невестой в белом платье с глубоким декольте. В воздухе кружились снежинки и таяли на ее груди и плечах, но надо было видеть ее счастливое лицо…

В Эдинбурге две исторические части – Старый город с замком над ним и дворцом Марии Стюарт внизу и Новый город из особняков, парков и храмов XVIII–XIX веков. На главной улице Старого города, Золотой миле, есть место, где в 1707 году был подписан акт об унии Шотландии и Англии, после чего Шотландия утратила свою независимость. До сих пор иные прохожие плюют на мостовую в этом месте, Я поддержал их действия, но не увидел единомышленников, скорее всего потому, что по Золотой миле нынче ходят лишь одни туристы.

Я приехал в Эдинбург по приглашению Союза шотландских университетов и делил свое рабочее время между Эдинбургом и Сент-Эндрюсом. Жили мы с Ольгой в Новом городе, занимая первый этаж особнячка со своим садом, неподалеку от дома со сходной архитектурой, где родился и рос будущий автор «Острова сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон. В нерабочие дни мы много ездили и любовались страной, где чтут замечательный закон, что можно строить, но нельзя менять пейзаж, который видел Вальтер Скотт. К сожалению, кроме пейзажа, мало что дошло до наших дней. Многое было разрушено во времена столкновений между протестантами и католиками. А о средневековых замках позаботился Кромвель, приказав демонтировать все укрепления выше указанной им высоты.

Были мы и на знаменитом озере-фиорде Лох-Несс. Проехали по нему на кораблике. Холод стоял такой, что вовсе не хотелось выходить из корабельного буфета, поднимая настроение шотландским виски. От возлияний разыгрывается воображение, стимулирующее появление легенд о знаменитом лох-несском чудовище.

Согласно протоколу визита были организованы походы с коллегами в рестораны в Эдинбурге, потом в Сент-Эндрюсе. Как и положено, торжественному обеду предшествует аперитив. Но во Франции к аперитиву подают шампанское, а в Шотландии все идут в соседний с рестораном бар и пьют пиво самых разных сортов, а уже затем идут к столу, где кушают хаггис и оленьи языки, запивая их вином. Все завершается десертом с кофе и горячительными напитками. Ясно, что в результате такой подготовки некоторые участники начинают ощущать определенную раскованность. В Сент-Эндрюсе после ужина мы с коллегами решили немного прогуляться берегом моря. Спустились к воде. Было время отлива, обнажились гранитные ступени, покрытые склизкими водорослями.

– Гольфстрим теплое течение? Хочу пощупать, – вдруг говорит Ольга, и с этими словами делает шаг вперед, и тут же оказывается в воде по плечи. Конечно, я ее быстро вытащил, благо, вопреки обыкновению, она не возражала.

Спала Оля после этого купания как убитая, а я еще долго сушил ее одежду, белье и обувь, развешивая все это хозяйство, местами покрытые травою морскою, на стульях и даже на люстре в гостинице.

Слава

Когда я приехал в Киото по приглашению Института Юкава, меня там встретил Слава Пугай. Он работал по соседству в Институте математических исследований. В Киото все перемещаются на велосипедах, и Слава сразу же вручил мне ключи от замков к двум из четырех велосипедов, принадлежавших Боре Фейгину, который часто приезжал в Киото со своей семьей, но в это время отсутствовал. Люди из нашего института есть везде! Иные даже с велосипедами.

Помню, потом у самого Славы сломался велосипед, и мы пошли на рынок, где сидел дядька, выполнявший мелкие ремонтные работы.

Слава и переживал, и смеялся:

– Вам, Владимир Петрович, хорошо. Никто и не удивляется, что вы по-японски двух слов связать не можете. А вот мне с моей корейской внешностью каково? Здесь все просто держат меня за японского недоумка.

Мы все же как-то сумели объясниться со слесарем.

Еще запомнилась наша поездка в Уджи – столицу японского зеленого чая. Никита, Славин сын, уже довольно сносно говорил по-японски и, когда мы зашли в какой-то музей, переводил объяснения дамы-экскурсовода. Служащие музея смотрели на этого пацана с почтением, а на нас как на каких-то убогих бессловесных тварей.

Потом, уже в Москве, я как-то раз вхожу в нашу 5-ю комнату в Институте физических проблем. Стоит Слава и улыбается.

– Слава, – говорю, – ты отчего такой счастливый?

– Я ехал в метро, а когда вышел, обнаружил, что потерял грин-кард.

– И что… чему ты рад?

– Да вот теперь в Америку можно не ехать…

Так же было, когда он получил приглашение на постоянную работу в Австралию и не поехал… Ведь «…на поездки в далеко – навек, бесповоротно – угодники идут легко, пророки – неохотно».

Свою невероятно сложную и в то же время несколько оторванную от реальных явлений науку он защищал так:

– Сам Ландау говорил, что он не смог бы решить задачу, которую решил Онсагер. Вот мы такими задачами и занимаемся.

При последней встрече он меня спросил:

– Владимир Петрович, вы бросили курить?

– Да нет, просто на время приостановил.

– А вот у меня приостановить не получается…

Слава был очень добрым. Мне даже кажется, его внутренний мир – это какое-то особое пространство, где жила доброта.