Текст книги "Древний Восток и Азия"

Незадолго до отпадения Иудеи от империи Флавий посетил Рим в составе миссии, целью которой было освобождение жрецов-евреев, закованных в цепи по приказу прокуратора Иудеи. Миссия была успешной. Флавия во время визита потрясло величие Империи. Но, вернувшись домой, он застал подъем революционного движения. Иудея восстала против римлян. Флавий оказался перед нелегким выбором, когда Синедрион вручил ему управление Галилейским округом, главным очагом сопротивления. Галилея – самая плодородная часть страны, нерв иудейского царства. В 104–103 гг. до н. э. ее силой обратили в иудаизм. Галилеяне имели репутацию смелых и отважных воинов («Этих бойцов никогда нельзя было упрекнуть в недостатке мужества, а страну в недостатке бойцов»). Здесь же зачиналась большая часть палестинских восстаний после Помпея. От битвы на земле Галилеи, что первой встречала неприятеля, зависело многое. Тут проявилась истинная натура ученика фарисеев, Флавия, который вдруг стал политиком и вождем. Он делает вид, что готовится к войне, в душе же мечтает, чтобы наместник Рима поскорее пришел и подавил восстание зелотов. Потому он ведет уклончивую, предательскую политику. На первый взгляд в речах Флавия ощущается явная симпатия к еврейскому народу. Но, вчитавшись, видим массу странных и абсолютно неприемлемых вещей (с точки зрения даже нормального еврея). Не станем искажать факты «либо из лести к римлянам, либо из ненависти к евреям». Лучше взглянем на его действия.

Деятельность главы Галилеи во многих отношениях выглядит позорной и преступной. Он разъединяет силы повстанцев, не принимает даже плана оборонительной войны, спокойно наблюдает за вторжением римлян в пределы отечества, ведя борьбу с патриотами родины. Двуличие Флавия очевидно. Синедрион вынужден был даже командировать 4 депутатов в войско, дабы доставить Иосифа в Иерусалим «живым или мертвым». Тот стал всячески изворачиваться, пытаясь хитростью и обманом удержаться у власти. Как только римляне подступили к Галилее, он трусливо бежал, бросив своих солдат на произвол судьбы. На пути бегства он оказался в крепости Иотапате. Однако и тут Флавий решил тайно сбежать, но солдаты, узнав о его намерении, насильно заставили его остаться. Мужественные воины сражались до конца. Вместе с крепостью пало все население. Иосиф открыто признает – никто не уцелел, а он, генерал и командир гарнизона, остался цел и невредим. «Перешагнув через трупы защитников Иотапаты, он пробрался в римский лагерь и добровольно сдался в плен Веспасиану». За такие действия надо убивать на месте. Приведенный к Веспасиану, он предсказал ему триумфальное будущее (императорскую власть). Когда в 69 г. н. э. римские легионы провозгласили Веспасиана императором, тот вспомнил пророчество Иосифа и предоставил тому свободу. Имя Флавий – родовое имя Веспасиана – он присоединил к своему имени позже, в знак благодарности за благосклонность к нему римского цезаря.

Римский император Веспасиан

То, что человек, ставший героем еврейской элиты, – предатель, в общем-то ни у кого не вызывало и не вызывает сомнений. Хотя на словах он подает себя как защитник иудейского государства, на деле является смертельным врагом Иудеи. Когда Веспасиан передал Иосифа Флавия в распоряжение сына Тита, которому поручил вести войну с еврейскими инсургентами, Флавий стал служить римлянам верой и правдой. Иосиф оставался рядом с оккупантами вплоть до окончания Иудейской войны. По поручению римлян он не раз направлялся к стенам осажденного города, призывая соотечественников сдаться и капитулировать… Однажды в него даже попал пущенный с крепостной стены камень, и римляне унесли его без сознания.

После окончания войны Флавия пригласят в Рим. Там его наделят правами гражданства и установят ежегодное жалование. Сам император Веспасиан предоставил ему жилище во дворце, выделив значительный надел земли в Иудее. До конца жизни римляне относились к Флавию благосклонно. В Иосифе мы видим бессмертный тип иудея-предателя, который довольно широко распространен и в нашу эпоху. Они всегда готовы перейти на сторону сильных и богатых, пусть даже враждебных своей родине сил, выслужиться «перед Римом», как иные из них в нынешней России выслуживаются перед Западом. Верную характеристику дал ему в предисловии к книге «Иудейская война» Черток. В «патриотизме» Флавия больше позы, чем истинных чувств. Патриотизм Иосифа не был такого свойства, который овладевает существом и сознанием народного бойца, воодушевляя его на подвиги и героизм самоотвержения.

От подобных подвигов Иосиф был далек: патриотизм в нем был вытеснен сугубо шкурным инстинктом, чувством самосохранения, непреодолимым влечением к жизни и к земным наслаждениям. Такова уж преобладающая черта его характера. Вся его жизнь была посвящена упрочению личной карьеры и исканию земного счастья. Он искал благополучия всюду, бросаясь от одной крайности к другой, поочередно переходя от фарисеев к саддукеям, от них к ессеям, от последних обратно к фарисеям, затем к зелотам, пока наконец не нашел пристанища у римлян.

Разве не похожие картины видим в России, где, словно крысы с тонущего корабля, иные бегут на Запад, куда угодно, только бы оказаться вне родины, спасти украденные богатства?! Они дышат непримиримой враждой к отечеству, прекрасно понимая, что все их сокровища украдены ими у народа. Подлецы, превратившие города и нивы в объятые пламенем, порушенные, разграбленные земли, спешат укрыться с дочерьми и сыновьями, подобно библейскому Лоту, в дальнем зарубежье.

Г. Доре. Семья Лота покидает Содом (Быт. 19: 12—26)

Лишь бы личную жизнь удалось устроить как можно лучше (хотя бы в великом Риме). То, что вся Галилея была разорена и опустошена, залита кровью защитников; десятки тысяч еврейских пленников, изгнанные из родных пепелищ, уводились работорговцами в цепях; что победоносный враг, покончив с иудейскими провинциями, предавал их огню и мечу, продвигаясь со всеми своими силами к самому Иерусалиму, раздираемому внутренними смутами и междоусобицами, – ему и горя мало! Иосиф в это самое время, полное ужасов и неисчислимых народных бедствий, был озабочен устройством своего собственного гнезда, в которое он вводит свою новую подругу жизни, принятую из рук императора Веспасиана. Таков сей Иосиф! Когда народное благо совпадало с его личными вожделениями и шло с ними рядом, он выступал его защитником, оставаясь верным сыном своей нации; но когда дело народное принимало другое, бунтарское направление, противное его личным расчетам и интересам, он предоставлял народ своему собственному течению, сам же продолжал шествовать своей отдельной стезей, оставаясь равнодушным зрителем тех тяжелых перипетий, которое претерпело это течение. Полнейшее равнодушие и эгоизм к судьбам родины у части иудеев превратились в наследственную черту этноса. Иные из них даже с превеликим удовольствием поднесут врагу голову отчизны и своего народа. Стоит ли удивляться, что их не очень любят?!

П. Рубенс. Царю отдают голову его сына, тело которого он только что пожрал

Черток пишет: «На литературной ниве он (Флавий) своим мастерским пером в течение целой половины своей жизни неутомимо боролся за благо и честь своего народа. Ведь эта борьба не только не нарушала его личного счастья, а, напротив, восполняла его: она создала ему громадную популярность… на поле битвы, где он, в качестве военачальника, должен был отстаивать народное дело с оружием в руках против более сильного врага, где нужно было быть готовым умереть за свободу отчизны, Иосиф, сообразив всю опасность такого положения, предпочел сделаться предателем. Жертвовать своей жизнью ради высших интересов, даже интересов родины и свободы нации – это было выше его сил и понимания. Он и в теории не признавал такой жертвы. По его понятиям «жизнь составляет высшее благо человека, самое священное и неотъемлемое право всего живущего». И выше, и священнее этого блага он не признавал, по крайней мере для себя, (ничего). Он жил в такое время, когда десятки и сотни тысяч его соплеменников охотно шли на гибель и смотрели на смерть, как на избавление от рабства и чужеземного гнета; сам же он искал в заточении и в кандалах избавление от смерти (предпочитая рабство римлян)… Никакие средства не казались ему предосудительными и непозволительными для спасения и сохранения своей собственной жизни… Он начал с того, что предал свою отчизну в руки врагов, и кончил тем, что и свою собственную честь предал публичному посрамлению. Как в начале, так и в конце карьеры им руководило одно и то же чувство, превратившееся у него в болезненную манию, – это страх пред смертью». Malum inveteratum – «застарелая болезнь». С тех пор в этой среде у евреев, и не только (писатели, музыканты, артисты, журналисты), видим немало козлищ, алчных тварей, которых волнуют лишь личная судьба и их благополучие.

Дом богача в Иерусалиме

Все циники гораздо охотнее думают о собственной мошне, благополучии семьи и клана. Сторонники народа и отечества занимают соответствующие их воззрениям позиции. Никто не был и никогда не будет тут беспристрастным. Поэтому не стоит делать вид, что мы, мол, стоим над схваткой и пишем sine ira et studio (без гнева и пристрастия). И то, и другое присутствует… Скажем, Иосиф Флавий постоянно осуждает «гражданские войны, убийство граждан и междоусобную резню» в Иерусалиме в ходе восстания, говорит о борьбе классов (statis) как о третьем величайшем бедствии, после войны и тирании, поражающем народ. Он рисует сцены, когда евреи яростно накидывались друг на друга, едва получив короткую передышку от нападений римлян. И все это в условиях смертельной схватки с внешним противником, как это не раз бывало и в России, где, образно говоря, брат шел на брата, сын на отца, соотечественник на соотечественника. Любопытно, однако, что Флавий хочет затушевать именно экономическую и социально-политическую сторону конфликта в Иудее. Ведь всем, включая его самого, ясно, речь шла о гражданской войне («мою страну уничтожила гражданская война»), но в ней якобы виноваты не богачи, а «тираны», под которыми он подразумевает зелотов.

Он ненавидел бедняков-зелотов и преклонялся перед римлянами. Естественно, он был готов и к предательству. Но Иоанн, вставший во главе полуголодных толп «черни», взял власть в Иерусалиме в свои руки. Жрецов и богачей зелоты заключили в тюрьмы, отобрав все их неправедные богатства. Они вернулись к традиционной демократии: стали избирать царя при помощи древнего обычая – бросания жребия. Так, жрец-правитель из богатеев был низвергнут. Разрушили систему избрания руководства с помощью взяток и передачи власти по наследству главным образом богачам. Такой демократической методе выборов своих руководящих органов следовали ессеи или иудейско-христианские общины в ранний период их существования. Тогда же в руках у зелотов оказался, видимо, и Храм с его сокровищницей.

Иерусалим. Вид с Элеонской горы

Восставшие зелоты были вынуждены вести себя таким вот бескомпромиссным образом. Ведь им нечего было терять, кроме своих цепей, как почти нечего терять и русскому народу, что нынче ограблен и унижен. Хотя Флавий лишь единственный раз упомянул о вражде между первосвященниками (властью) и рядовыми священниками и вождями простого народа, нет сомнений в том, что в основе жесточайшего конфликта, затем вылившегося в восстание, лежали сугубо классовые, экономические противоречия. Уже энциклопедист Вольней понял эту неотвратимую логику социальной истории: «Читая историю евреев эпохи судей, мы видим, что ни один первосвященник ни разу не освободил народ от рабства ни каким-либо божественным способом, ни человеческими средствами. Освободиться от кабалы народу удавалось только путем восстаний или мятежей отважных людей, которые, будучи возмущены притеснениями…, призывали народ к оружию и в награду за свою смелость и военные успехи рассматривались как посланники богов. Эти решительные и смелые люди облекали себя сами или были облечены общественным мнением верховной властью под названием суффеты (судьи)…» Так же назывались консулы и в Карфагене, чье население вышло из Финикии, говоря фактически на том же самом языке, или же весьма и весьма схожем с еврейским.

Все очень просто: одни евреи были богачами, другие – бедняками. Как пишет английская исследовательница Т. Раджак, такие конфликты в повествовании Флавия играют важную роль. Греческие авторы вообще считали само собой разумеющимся, что основное деление в городе «происходит между богатыми и бедными». Надо сказать, что и Флавий отдает отчет в степени той социальной ненависти, что испытывали бедные слои населения (ранние сикарии) к евреям-богачам и интеллектуалам (которые, вдобавок ко всему, выражали еще и проримские настроения). Его не изумляет то обстоятельство, что у проримского имущего класса бедняки сожгли дома и отняли имущество. Причина такого отношения к властям ясна как Божий день: «Те, кто был у власти, угнетали народ, а народ стремился уничтожить тех, кто был у власти; первые хотели для себя тиранического самовластия, вторые – насилия и грабежа имущества богатых». Если подобные отношения – это некая вечная данность, то тогда нет причин заблуждаться на сей счет и имущему классу, который узурпировал власть в России.

Иудей с книгой

Однако как бы кто ни относился к Иосифу Флавию, все же нельзя отрицать присущего ему литературного дара. Перу его принадлежат ныне широко известные труды: «Иудейская война», «Иудейские древности», «Автобиография», «Против Аппиана». Они написаны на арамейском, а изданы на греческом языке. Помимо канонических книг Ветхого Завета Флавий в качестве источников, вероятно, использовал труды Николая Дамасского и Страбона, а также записи первосвященников Иудеи (со времени Александра Македонского и до момента разгрома Иерусалимского храма Титом). Благодаря ему до нас дошли весьма ценные и важные документы и сведения. Интересно данное им самим объяснение мотиваций его поведения. Он хочет доказать, что народ не хотел войны против Рима, выступая на стороне умеренных сил, которые предлагали компромисс в борьбе с могущественным противником. Иосиф пытается сокрыть то, что скрыть было в принципе невозможно: тяжелый чужеземный гнет и антиримские настроения в народе. Конечно, следует учесть, что труды писались в Риме под надзором высочайших цензоров (якобы даже сам Тит подписал предназначенный ему экземпляр «Иудейской войны» в знак одобрения, подтвердив: все, изображенное Иосифом Флавием, соответствует истине, а главное отвечает политическим целям Рима). Крайняя тенденциозность Иосифа Флавия в освещении исторических фактов понятна и очевидна. Но нельзя отрицать и определенной ценности его книг, написанных ярко, хорошим языком.

Н. Чернецов. Вид на Иерусалим. 1863 г.

Полнее и глубже понять философию еврейского народа (всех его умонастроений и граней) дают возможность и «Иудейские древности», несколько уступающие в известности «Иудейской войне». Правда, некоторые авторитеты (вроде Эвальда) считают, что сие сочинение мало что дает для понимания древней истории Израиля, поскольку автор ставил главной задачей «оградить свой древний народ от наветов современников». Но по части увлекательности и живости оно не уступает «Иудейской войне», а с точки зрения понимания религиозных аспектов и нравов, может быть, даже в чем-то ее и превосходит. Автор очерка о жизни Иосифа Флавия писал: «Насколько важно сочинение Флавия «Иудейские древности», видно, между прочим, из того, что христианство первых веков усердно изучало его и черпало из него. Оно, можно сказать, сохранило нам эту замечательную книгу, не имевшую при жизни автора того шумного успеха, который выпал на долю популярно обработанной «Иудейской войны». Блаженный Иероним называет автора даже «греческим Ливием». В Средние века его усердно читали и изучали. «Древности» – серьезнейший и почти единственный полностью сохранившийся источник, знакомящий нас с эпохой возникновения христианства, и огромная порожденная им литература служит наилучшим подтверждением этого».

По этой причине «Иудейская война» Иосифа Флавия – одна из первых книг, что была переведена в Древней Руси. Дату перевода одни специалисты (Н. А. Мещерский) датируют XI в., другие (В. М. Истрин) – XII в., называя в качестве места перевода юг России, близ Черного моря и Хазарской земли, или юго-запад Руси. Говорят и о других переводах «Истории Иудейской войны», сохранившихся более чем в 30 русских списках XV–XVIII вв. Все это, так или иначе, указывает на широкую популярность данного автора среди русской интеллигенции. Так, речь Даниила Галицкого перед воинами по форме напоминает речь императора римлян Тита, которую тот произнес накануне штурма иерусалимских стен. Любопытно, что составитель Галицкой летописи даже цитирует фразу, с которой начинался перевод Флавия.

Надобно подчеркнуть, что «История» Иосифа Флавия и перевод «Иосиппона» оставались одними из любимейших и наиболее распространенных книг в русском обществе вплоть до XVIII в. Как пишет Мещерский, из них у нас делали обширные выписки, их цитировали летописцы и составители хронографов, они целиком входили в тематические сборники и в компилятивные всемирно-исторические своды. Особенно широко переводы книги Флавия распространились на русском Севере в XV в., что, видимо, можно объяснить близостью исторических ситуаций, с которой столкнулись два субъекта: свободный Иерусалим перед лицом вторжения римлян и вольный Новгород, ожидавший прихода войск царя Ивана III.

В истории евреев есть немало отважных героев, которые достойны самых лестных слов… Особенно это касается великого и трагического периода Иудейской войны 66–67 гг. н. э. Хотя она и носила черты религиозного протеста, на деле же являлась национальным восстанием евреев против Рима. Флавий пишет и об этом, хотя безусловно опускает и затушевывает классовые корни недовольства беднейших евреев как римской, так и своей собственной аристократией, жрецами и ростовщиками. У евреев было немало причин для восстания, как и у русских сегодня. Иные из назначаемых Римом властителей Иудеи (или, как их называли, прокураторы) были «бандитами с большой дороги». А так как императору Нерону были нужны деньги (а они нужны всегда и всем), тот прислал в Палестину прокуратора Флора, о котором даже лояльный Флавий сказал, что тот вел себя так, «как будто его прислали в качестве палача для казни осужденных». Таковы иные наши губернаторы. Вдобавок Флор не только замучил евреев непомерными поборами и взятками, но покусился на казну иудеев, спровоцировав в начале 66 г. н. э. столкновения между эллинизованным и иудейским населением Цезареи. Прокуратор устроил резню в Иерусалиме, в ходе которой погибло 3600 человек. Не довольствуясь этим, он приговорил к смертной казни и распятию на крестах немало местных жителей, среди которых были лица, имевшие римское гражданство и принадлежавшие к всадникам. Элита поддерживала все наглые и преступные деяния Рима. Бедный люд Палестины подвергся разбою и грабежу со стороны римлян, собственных аристократов и жрецов. Тогда он и решился на вооруженную борьбу. Ядром восстания стали зелоты («ревнители»), или последователи Иуды Галилеянина. Они выступали за свержение власти Рима и создание республики. Зелоты дерзко истребили ряд предателей: Анана и всех сторонников сговора с Римом. Тела первосвященников Анана, Иошуа были брошены на съедение собакам и зверям. Флавий говорил, что восставшие перебили 12 000 человек «благородного происхождения», видимо, намеренно преувеличив размеры террора.

Римский легионер

Несмотря на героическую борьбу повстанцев (победа над Цестием Галлом, когда иудеи уничтожили 5300 пеших солдат и 380 конников Рима), силы сторон были неравными. Рим обрушился всей своей огромной мощью на мятежников. Что могли противопоставить иудеи 60-тысячному войску Тита, состоявшему из закаленных в боях римских легионов и их сирийских союзников? По утверждению Флавия, якобы в Иерусалиме сосредоточилось при осаде около миллиона человек – большинство населения Иудеи (это явно преувеличение, ибо в городе было, вероятно, около 250 тысяч). Оборону держали 24 тысячи человек. Город был обнесен тройной линией стен, над которыми возвышались четырех-угольные башни. Внутри города имелись цитадели: дворец Антония и храм Соломона. Евреи оборонялись мужественно. Во время вылазок им даже удалось сжечь одну из осадных башен и ранить Тита. На пятнадцатый день осады римлянам удалось пробить проломы в первой стене и овладеть ею. Однако быстро захватить дворец Антония с помощью стенобитных машин не удавалось. Тогда римский император Тит предложил защитникам Иерусалима капитулировать (через Иосифа Флавия, что находился в его лагере), но иудеи решили защищаться и стоять до конца. Только случай помог римлянам захватить дворец Антония. Это случилось в ходе долгой осады, когда Иерусалим был отрезан десятикилометровой линией валов от внешнего мира и в городе уже начался голод. Когда римлянам все же удалось разобрать дворец Антония по кускам, открыть дорогу к храму, поджечь его, а затем и пробить стены Сиона, последние защитники не сдались – все они ушли в подземелье. Предводители были пленены, а весь город разрушен.

Осадные орудия римлян

Судьба осажденного Иерусалима и его народа трагична… В Иерусалиме во время осады скопилось огромное количество денег, но на них ничего нельзя было купить. Некоторые из тех, кто покидал город и пытался спастись, проглатывали все свое золото, дабы не быть ограбленными. Когда осаждавшие их римляне обнаружили эту уловку, они хладнокровно вспарывали животы беглецам и вытаскивали сокровища, которыми были заполнены кишки евреев. Только за одну ночь подобным образом было убито 2000 человек. Однако дадим слово самому Иосифу Флавию, который рисует страшную картину страданий осажденных в Иерусалиме евреев… «Закрыв выходы из города, римляне лишили евреев всякой надежды на спасение, и голод, становившийся с каждым днем все сильнее, пожирал народ целыми семьями и родами. Крыши домов были усеяны обессилевшими женщинами и младенцами, а улицы – трупами стариков. Мальчики и юноши, совершенно распухшие, блуждали по площадям словно призраки и падали там, где силы покидали их. Некоторые ослабели настолько, что не имели сил похоронить умерших близких, те же, кто еще держался, отступали из-за множества трупов и ввиду неопределенности собственной судьбы. Ведь многим уже случилось испускать дух на телах тех, кого они предавали погребению, и многие приходили к могилам еще до того, как наступал их смертный час. Бедствие не сопровождалось ни плачем, ни стенаниями, голод подавил все чувства». Флавий продолжает: «Оскалившись, с сухими глазами взирали те, чья смерть медлила наступить, на всех, обретавших покой прежде них. Мертвая тишина объяла город, и с ней – преисполненная смертью ночь. Но ужаснее всего были разбойники. Словно грабители могил, они врывались в дома и обирали трупы, а затем, сорвав с мертвецов их облачения, со смехом удалялись. Были такие, что испытывали на трупах остроту своих мечей или для проверки оружия пронзали насквозь тех из лежащих, в ком еще теплилась жизнь; зато тех, кто умолял поднять руку и прикончить их мечом, они с презрением оставляли умирать голодной смертью. Испуская дух, каждый устремлял взор в сторону Храма, где он оставлял мятежников живыми. Последние на первых порах приказывали хоронить умерших на общественный счет, так как запах трупов был невыносим, однако позднее, когда это стало уже невозможным, просто сбрасывали их со стен в ущелья. Когда Тит, объезжая позиции, увидел эти наполненные трупами ущелья и потоки гноя, истекавшие из-под разлагавшихся тел, он издал стон и, воздев руки к небу, призвал Бога в свидетели того, что все это не дело его рук. Таково было положение в городе». Римляне запретили хоронить тела погибших инсургентов. Понятно, что силы сражавшихся были неравны. По мнению историков, за время осады Иерусалима или вскоре после нее (70 г. н. э.), римляне убили 1 197 000 евреев. Тацит называет более «скромную» цифру – до 600 000 человек. Эта цифра тоже велика, но вернее бы назвать 140–150 тысяч погибших в битве за Иерусалим. Вспомним и подвиг защитников Масады (крепости, что у Мертвого моря). После ухода основных войск Тита они отбивали натиск римлян 3 года, а затем в 73 г. н. э. по призыву вождя (Элеазара бен-Яира) тысяча воинов заколола жен, детей и самих себя. Ныне это славное имя носит секретная служба Израиля.

Падение Иерусалимского храма

Интересно, что переводчик в древнерусском переводе «Иудейской войны», известном как «Сказание о взятии Иерусалима», в соответствии с вкусами читателей и традицией, никак не хотел примириться с пассивным самоистреблением боеспособных защитников родины. И тогда он исправил текст в духе русских воинских повестей, приписывая мужественным евреям, как и должно было бы быть в нашем представлении, доблестную смерть на поле сражения: «И простроша руце свои мужи, и избиша старыя своя, жены и дети, и остася 8000 ратоборець отрокъ, и выидоша из града в нощи. И бысть в заре заутра, и въструбиша римляне противу им, и избиша в полку римьстем 400 и 5000, и падоша все бога ради и святыня его». В этой связи можно вспомнить изумительное мужество славян, когда перед лицом превосходящих сил врага они давали клятву, выходя на последний – смертный бой.

Н. Пуссен. Разрушение Титом храма в Иерусалиме

Новая волна инсургентского движения имела место в 115–117 гг. и в 132–135 гг. н. э. Новая война Рима против Иудеи длилась 3,5 года и была войной на истребление. Римской армии для покорения Палестины пришлось вести 52 или 54 сражения с повстанцами. Дион Кассий скажет, что восстание охватило всю Иудею, его поддержали «евреи всего мира» и неевреи, и «казалось, весь мир пришел в неистовство». Особо отметим восстание Бар-Кохбы (132–135 гг.), к которому примкнули и многие неиудеи… О вожде этого восстания сохранились скудные сведения, больше легенд. Его настоящее имя Шимон Бар Козиба. Судя по имеющимся сведениям, это был очень смелый, но суровый человек. В системе управления он навел жесточайшую дисциплину. Во имя порядка он прибегал к наказаниям даже ведущих военачальников в своей армии. В документах и на монетах евреи называют его Князем Израиля. Восстание Бар-Кохбы было продолжением антиримских восстаний евреев диаспоры в 115–117 гг. н. э. После отъезда в Рим Адриана восставшие захватили на какое-то время Иерусалим и выпустили даже монеты с надписью «В память освобождения Иерусалима». Но Рим стянул в Палестину новые легионы. Имелась у римлян и артиллерия (160 катапульт). С ее помощью Веспасиан сгонял со стен защитников и прикрывал таран.

Крепость Масада. Вид сверху

Флавий описывает, как снаряды катапульт сносили зубцы стен и разрушали углы башен. Одному человеку снаряд оторвал голову и та отлетела примерно на полкилометра. Другой снаряд попал в живот беременной женщине. При взятии горной крепости Иотопаты, что в Галилее, евреи проявили немалое мужество, сражаясь 50 дней. Крепость штурмовали при поддержке вспомогательных частей три римских легиона (5, 10 и 15). После ее падения Иерусалим был обречен. К моменту его падения в Палестине обитало 2,5 миллиона евреев, тогда как всего в Римской империи проживало около 7 млн. человек. Римлянами было разрушено 50 укрепленных пунктов и 985 крупных поселений. На полях сражений погибло 580 000 евреев, не считая тех, кто умер от голода и эпидемий. Римляне пленили 97 тысяч иудеев и продали их в рабство. Последним оплотом восставших была горная крепость Бетар в Иудейских горах. Она пала из-за измены самаритян, склонивших к предательству священника Элазара. При штурме геройски погиб вождь восстания, «сын звезды» Бар-Кохба. Его сподвижника Акибу римляне взяли в плен и растерзали железными клещами. Имя героя евреи сохранят навечно. Еврейская энциклопедия пишет: «Смерть Бар-Кохбы (135 г. н. э.) окружена ореолом легенд и преданий. Рассказы об учиненной римлянами в Бетаре резне свидетельствуют о крайней ожесточенности борьбы. В еврейской традиции падение Бетара было несчастьем, равным разве что разрушению Первого или Второго храмов. Во время репрессий, последовавших за падением Бетара, большая часть еврейского населения Иудеи была уничтожена. Уцелевшее от погрома еврейское население подверглось жутким преследованиям, были распространены продажа в рабство и выселение из родных мест, запрещалось проведение религиозных обрядов. Центр еврейской жизни переместился на север страны, главным образом в Галилею. В результате поражения восстания Бар-Кохбы Иудея окончательно утратила свою независимость. Так закончилась последняя и, вероятно, величайшая из войн, которые вели евреи древнего мира». Евреи могут гордиться битвой.

Территория, охваченная восстанием Бар-Кохбы

Немало евреев продали в рабство на невольничьих рынках в Хевроне, Газе или в Египте. Хотя цифры погибших евреев, приводимые Дионом Кассием, значительно преувеличены, они дают представление о масштабах восстания, ожесточенности сражений с обеих сторон (так, скажем, в битве с повстанцами погиб весь XXII римский легион, прибывший из Египта на помощь римскому гарнизону в Палестине), как и о характере тех страшных опустошений, которым подверглась вся страна. По словам Кассия, почти вся Иудея была тогда обращена в пустыню.

Ю. Шнорр фон Карольсфельд. Разрушение Иерусалима и пленение израильтян

Глядя на эти ужасные последствия восстаний, можно в какой-то степени согласиться и с утверждениями Талмуда, который называл восстания евреев «войною истребления». Это была отчаянная и славная попытка еврейского народа остаться нацией, имеющей столицу и государственную территорию в древней истории. В дальнейшем среди евреев будут случаи возмущения и бунта, но серьезной борьбы уже не отмечено. «С этого времени Израиль уже не имеет отечества и начинает бродячую жизнь, которая уже столько веков удивляет мир… Евреи как бы исчезли с лица земли…» – заключает, не скрывая своего сожаления, Э. Ренан.

Г. Доре. Плач о Иерусалиме

Заметим лишь, что Иудею и Иерусалим стер с лица земли тот самый Рим, перед которым пытались выслужиться Ирод и Флавий. И тем не менее иные склонны видеть в поражении Израиля чуть ли не победу. Как так? Оказывается, имеется в виду торжество христианства. Ницше видел в Израиле народ-победитель, который якобы в перспективе одержал победу над могучим Римом. Он писал: «Рим против Иудеи, Иудея против Рима» – до сих пор не было события более великого, чем эта борьба, эта постановка вопроса, это смертельное противоречие (а было ли противоречие, и тем более «смертельное»?! – Авт.). В евреях Рим ощутил нечто вроде самой противоестественности, как бы своего монстра-антипода; в Риме еврей считался «уличенным в ненависти ко всему роду человеческому»: и с полным правом, поскольку есть полное право на то, чтобы связывать благополучие и будущность рода человеческого с безусловным господством аристократических ценностей, римских ценностей. Что же, напротив, чувствовали к Риму евреи? Это угадывается по тысяче симптомов; но достаточно и того, чтобы снова принять во внимание иоанновский Апокалипсис, этот наиболее опустошительный из всех приступов словесности, в которых повинна месть». И, несмотря на полную победу римских войск, разрушение Иерусалима и даже физическое порабощение евреев, финал, казалось, завершился полнейшим триумфом еврейского народа. «Кто же из них победил тем временем, Рим или Иудея? – продолжает рассуждать Ницше. – Но ведь об этом не может быть и речи: пусть только вспомнят, перед кем преклоняются нынче в самом Риме как перед воплощением всех высших ценностей – и не только в Риме, но почти на половине земного шара, всюду, где человек стал либо хочет стать ручным, – перед тремя евреями, как известно, и одной еврейкой (перед Иисусом из Назарета, рыбаком Петром, коровщиком Павлом и матерью названного Иисуса, зовущейся Мария). Это весьма примечательно: Рим, без всякого сомнения, понес поражение». Хотя в действительности все было совершенно иначе: Рим в итоге склонился перед тем, против кого он боролся вместе с еврейской верхушкой и кого оба они дружно обрекли на смерть, – перед образом Христа!