Текст книги "Древний Восток и Азия"

Благоденствие, даруемое Господом бедному Иову за его стойкость в вере

Кстати говоря, символичным стало то, что со временем Церковь и ее художники вложат в руки апостола Павла меч. В западной живописи самый ранний пример изображения Павла в воинских одеждах и с оружием в руках имеется в каролингской Библии. На миниатюре, иллюстрирующей Деяния апостолов, Савл и сопровождающие его лица на пути в Дамаск изображены в античных воинских одеждах. В правой руке будущего апостола – меч… В другой сцене ослепленный иудей Савл повержен на землю, а меч лежит рядом. По мнению Г. Кесслера, представление об апостоле Павле в виде воина сложилось в Риме уже в первой половине VI века н. э. Христианство стало одерживать триумфальную победу, а потому его герои должны были быть изображены как воины-победители. Видимо, необходимостью подавать в массовом сознании образ героев-христиан в ином обличье (не как страдальцев или гонимых) можно объяснить и то, что в поэме диакона одной из римских церквей, по имени Arator («De actibus apostolorum», «О деяниях апостолов»), к слову сказать, написанной по образцу известной поэмы Вергилия, образ апостола Павла подается как некая параллель героическому Энею. Церковь хотела расширить обретаемую власть над миром: для этого надо было вооружить адептов христианства воинственным духом и мечом («Крестом и мечом!»). Это стало уже совершенно очевидно к IX веку н. э., когда в сочинении Иоанна Фульдского «Дополнения к Назону» прямо сопоставляются апостол Павел и Эней, прародитель Римской империи.

Г. Доре. Апостол Павел в синагоге

История Павла, представленная под видом римской эпики, должна была демонстрировать цели и задачи Римской католической веры – завоевать мир с помощью меча. Цели миссии Павла обозначены в его Послании к римлянам (3:29–30 и 11:13): «Вам говорю, язычникам. Как апостол язычников, я прославляю служение свое». В этом Послании апостола Павла отмечена роль меча как орудия устрашения и знака божьего слуги, который может карать виновных: «…начальник есть божий слуга тебе на добро. Если делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч, он божий слуга, отмститель, в наказание делающему зло» (Рим. 13: 4). Еще более показательны следующие слова Павла: «Царство Божие не в слове, а в силе» (Рим. 14: 20). Заметим, что то было время активного насаждения христианства. Мы увидим, что верховные апостолы с мечом и ключом будут представлены в мозаичной композиции на внешнем фасаде базилики Сан Паоло, возведенной Константином, а также на иконе-таблетке Троице-Сергиева монастыря в России, где Павел изображен с мечом, Петр – с ключом (что нехарактерно для византийского искусства). Так же они показаны на картине Дюрера.

А. Дюрер. Четыре апостола (Иоанн, Петр, Марк, Павел)

К слову, ведь сами церковные отцы частенько забывали и о смирении, и о христианском долготерпении, когда речь заходила о дележе власти, земли или имущества… О том, что собой представляло римское христианство уже в первые века своего господства пишет П. Гнедич в своей прекрасной книге «История искусств». «В Западной Европе христианство долго имело характер чисто греческий. Даже богослужение и книги богословского содержания были писаны на греческом языке. Латинская церковь клонилась инстинктивно к монархии; сначала представители ее вели скромную жизнь, не желали присвоивать себе никакой особенной власти. Иаков, брат Господень, был, по преданию, первым епископом Рима, и преемники его, принявшие от него благодать, не выказывали стремления ко всемирному господству; но впоследствии религиозные споры, различные толкования догматов породили несогласие между главою Рима и восточными церквами. Св. Киприан на карфагенском соборе говорил: «Мы не должны поставлять себе епископов над епископами, стремиться к деспотической власти: каждый епископ должен поступать, как он знает, как ему кажется лучше; ни он судить, ни его судить никто не может; над нами один судья – Иисус Христос». Однако благие начинания греческого христианства не могли выжить в условиях римской культуры господства, которая воспитывалась в папстве веками. Рим есть Рим. К тому же огромные богатства Римской империи разжигали аппетит даже у «слуг небесных»». И Гнедич продолжает: «Политическое положение и громадное скопление богатств в Риме невольно выдвинуло его представителей на первый план. Римский епископ решался не присутствовать на вселенских соборах, а посылать за себя младших чинов, что было несравненно выгоднее. Епископство Рима, в силу огромных богатств местной церкви, сделалось заманчивым, и избрание на епископский престол вызывало (в их среде. – Авт.) ожесточенные раздоры. При избрании Дамаса в базилике Цетиньи было убито 130 человек, так как соискатели призвали к себе на помощь толпу гладиаторов и всякой сволочи, а правительство принуждено было употребить для водворения порядка вооруженную силу».

Г. Доре. Первомученик Стефан

Так возникла трагическая дилемма, которую Церкви, увы, так и не удалось с тех пор преодолеть. Христовы заповеди осуждали богатство, они требовали равноправия, взывали к милосердию, говорили «не укради», «не убий». Власть же (по своей внутренней сущности) выступала и выступает совершенно с противоположных позиций. Гонения на христиан власть предпринимала не из идейных, а из прагматических, экономических, политических или финансовых соображений. Коммунистические наклонности первых христиан напугали еврейских старшин и торговцев. Так, когда фанатичная толпа евреев побивала каменьями дьякона Стефана, делалось это потому, что он своими речами подрывал установленный порядок и иерархию общества. Подобная же история произошла и с апостолом Павлом. Во время проповеди в Эфесе он настолько увлек толпу, что та почти склонилась к тому, чтобы начать поклоняться новому богу – Христу. Но тут против его крамольных речей восстали промышленники и мастера, в особенности серебряных дел мастера (состоятельные люди), изготавливавшие из серебра модели старых храмов и богинь, и фактически жившие за счет поклонения местной богине. Новый бог отнимал у них хлеб насущный. Естественно, они собрались в большую толпу и в течение двух часов кричали, как могущественна и велика богиня Диана Эфесская. И подобных случаев в истории можно обнаружить бесчисленное множество. Спор чаще всего идет не за веру, но за материальные стороны ее воплощения и отправления (прямо скажем, весьма выгодные). С признанием христианства, как отмечает Я. Буркхард, церковь получила в свои руки огромные средства благодаря разнообразным пожертвованиям, не говоря уже о дарах государства. Глаголят о Боге, а думают о злате! И в каком-то смысле был совершенно прав П. Гольбах, говоря о богословских «добродетелях»: «Они называются так потому, что необходимы богословам и имеют в виду интересы духовенства. Богословских добродетелей три: вера, надежда и любовь. Вера отдает во власть духовенству народы, надежда развлекает их неисполнимыми обещаниями, а любовь заставляет их заботиться о духовенстве и давать ему жить на всем готовом». Так произошла полная и трагическая трансформация ядра идеалистических упований и установлений древних христиан.

Крещение ацтеков в Мексике

Но еще более серьезная проблема встает перед Церковью, когда она превращается во влиятельную силу, в господина. С сильных мира сего ведь спрос особый. Не случайно в V в. императоров стали короновать в церкви, а между тронами императора и императрицы появится трон для Господа Бога. Церковь становилась как бы посредником между небом и землей. Конечно, тут уместно вспомнить известные строки из Евангелия, содержащие требование ублажать нищих и алчущих, противопоставляющих богатых и пресыщенных бедным (Лк. 6:20, 21, 24, 25), богача – Лазарю и т. д. Несомненно, требования социальной правды, восходящие еще к Ветхому Завету, к писаниям первых пророков, находили широкий отклик у бедных и порабощенных слоев населения. Речи эти обладали притягательной силой для толпы. Сегодня некоторые утверждают, что апостольский «коммунизм» представлял собой формы жизни, которая наблюдалась и встречалась в Израиле (в пророческих школах). Возможно, в том была объективная необходимость. В трудные времена такая общность имущества (кстати говоря, бывшая добровольной, а не принудительной) становилась как бы веянием времени.

Уединенное убежище общины верующих

Когда апостол Петр упрекает «капиталиста» Ананию за то, что он утаил вырученную от продажи имения сумму, принес к ногам апостолов лишь часть и выдал ее за всю сумму, он тем самым действует в духе современной некоммунистической налоговой полиции. Надо признать революционность прихода христианства на нашу землю. И в этом смысле, думаю, прав Нефёдов, говоря: «Победа христианства означала окончательную победу революции. Церковь стала символом единения, братства и милосердия; она не только утешала, но и кормила бедных. Императоры передали церкви огромные средства, множество домов и обширные земли; на эти средства создавались больницы, странноприимные дома и раздавалось вспомоществование беднякам; любой нищий мог прийти в храм и получить тарелку супа или монетку на пропитание. Церковь взяла на себя роль системы социального обеспечения, и отныне государство обеспечивало каждому кусок хлеба. Теперь, когда государство приняло в свое лоно церковь, оно предстало перед людьми как община верующих, скрепленная узами любви и братства, а император – как глава этой общины и наместник бога на земле». В каком-то смысле то был шаг действительно революционный. Хотя всерьез говорить о единении, братстве и милосердии, как и об обеспечении каждого «куском хлеба», никто из знающих реалии современной истории не решится ни за что на свете.

В дальнейшем Церковь, став идеологическим гегемоном, неизбежно станет претендовать на духовное руководство миром и на авторитетную монополию. Но ведь для этого нужны не только вера или чудо, но и аргументы знаний. В Библии отражены внутренние опасения и сомнения создателей сего огромного компиляторского труда: «Ибо и Иудеи требуют чуда, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, для Еллинов безумие», – говорит Павел (1 Кор. 1: 22–23). Нужен был учебник или учебное пособие для начинающих христиан. Библия в том виде, в котором она тогда существовала, не могла выполнить удовлетворительно своей роли. Известный российский философ М. К. Петров отмечал, что даже и в таком виде текст христианства (который, надо полагать, предназначался на роль учебника входящих в жизнь поколений христиан) оказался в целом великоват. Он мог бы, конечно, транслироваться в интерьере подготовки кадров христиан-профессионалов, то есть «в тех же примерно формах, в каких мы сегодня транслируем первоисточники через аспирантуру, но он вряд ли годится для трансляции на уровне мирян». Тем более что хотя среди них было какое-то число талмудистов и начетчиков, от мирян никак не приходилось ожидать «одержимости текстом Библии». Однако поскольку Церковь одержала победу и стала уже государственной религией, она остро нуждалась в разного рода интеллектуальных инструментах управления всем «Божьим стадом». Поэтому нас нисколько не удивляет факт подмены Библии корпусом античных языческих работ, большим по объему, чем даже сама Библия. Поразительно иное: сам факт подмены Библии обнаружился только в XVII в. Так что христиан, подчеркивает русский ученый, более тысячи лет христианству обучали по языческому учебнику. Это равносильно тому, как если бы физикам дали распоряжение изучать физику «по учебнику китайской грамматики, а химии вовсе даже по Гомеру». Разумеется, тому были резоны. Резоны просты – у Церкви не было ничего мало-мальски стоящего (кроме веры), что они могли бы предложить уму.

Процессия абиссинских христиан перед церковью Св. Михаила

Однако когда процессии паломников (сотни тысяч несчастных и обездоленных судьбой) устремлялись в святые места, они менее всего нуждались в аргументах познания. Поэтому и на вопрос Тертуллиана: «Что общего у Афин и Иерусалима, у Академии и Церкви?» ответ напрашивался сам собой – прежде всего, это слушатели, народ, паства. И привлекать ее, разноликую, надо было любыми способами. Сие прекрасно понял апостол Павел, говоря в Послании к коринфянам: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закон, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтоб приобресть чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Как видим, Церковь стремилась обращать свой глас ко всем, но в первую очередь к тем, чья жизнь в силу тех или иных причин не удалась, складываясь сложно, тяжело или трагично. В основной массе это был темный и необразованный люд, или же люди наказанные или обиженные судьбой.

Паломники в святые места

Грамотный язычник и образованный грек (эллин) не желали принимать этой странной доктрины. Апостол Павел это признал: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием» (1 Кор. 2: 14). Если боги греков и римлян были зримы, являясь, говоря словами П. Флоренского, «священными призраками несказанной красоты», и их можно было созерцать, то, очевидно, христианству, которое оспаривало место под солнцем у язычников, дабы утвердиться в сердцах верующих, нужно было выстроить хотя бы равновеликий ряд образов. Греки прекрасны были уже тем, что их религия была доступна и открыта глазу и чувству. А вот среди древних евреев царили иные каноны: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в оде ниже земли» (Исх. 20: 4). Людям даны глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, ум, чтобы воспринять и понять. Как относилось к ним христианство? Признавая важность сенсорных ощущений мира, отцы христианства вначале заняли по отношению к ним негативную, осуждающую позицию. Так, когда апостол Иоанн в Эфесе «воскресил» проконсула Лигдамида и его жену, тот, став христианином, решил запечатлеть его облик, но Иоанн категорически воспротивился этому, сочтя сие грехом.

Д. Морелли. Искушение св. Антония

В дальнейшем мы убедимся, что тому были довольно веские причины. Римские цезари, подвластные им элиты и слуги погрязли в грехах чувственно-плотских наслаждений. Все большее число людей становилось рабами чреувогодия, скотских развлечений и т. д. Стало ясно, что работу органов чувств надо обязательно контролировать. Сам человек не всегда способен к этому, особенно если сильные мира сего подают ему своим поведением дурной пример. Христианство поставило задачу духовного совершенствования человека. Преподобный Фалассий (VI в.) требовал от христианина: «Отдай чувство в служение уму и не давай ему времени развлекать его». В ином месте он прямо подчеркивал приоритет духовной жизни перед плотской: «Да служат тебе чувства и вещи чувственные к духовному созерцанию, а не к удовлетворению похоти плотской». Другой известный подвижник IX в., Филофей Синайский, объясняя необходимость обуздания чувств людьми, писал: «Когда ум изнутри не обуздывает и не вяжет чувств, тогда глаза всюду разбегаются из любопытства, уши любят слушать суетное, обоняние изнеживается, уста становятся неудержимыми, и руки простираются осязать то, что не должно. За этим последуют вместо правды неправда, вместо мудрости – неразумие, вместо целомудрия – блудничество, вместо мужества – боязливость». Он же требует удерживать все чувства даже с помощью некоторого насилия, чтобы сделать «для ума легчайшими сердечный подвиг и брань». В самом деле, тут мы видим в действии закон сохранения и концентрации душевной и физической энергии. Если мы ограничиваем себя и свои плотские желания, больше останется места для работы ума и духа (в том числе и святого). Страстями нужно уметь управлять, чтобы колесо жизни не раздавило нас в своем стремительном движении, ибо «ничто так не поползновенно на грех, как эти органы, не управляемые разумом». Богослов Феодор Эдесский (IX в.) имел в виду прежде всего глаза и уши, однако сюда же необходимо добавить и иные важнейшие части нашего тела (язык, желудок и проч.). С этой целью церковь установила специальные упражнения по работе с каждым органом чувств. Каждое из них продолжалось по меньшей мере час и исполнялось по нескольку раз в день (на виновных накладывали эпитимью). С помощью системы упражнений и наказаний достигалось такое состояние верующих, при котором органы чувств «открывались для Бога и закрывались для греха» (Иоанн Постник). Впрочем, природа все же брала свое.

Г. Доре. Священник Маттафия убивает осквернителя храма

Л. Бернини. Балдахин в соборе Св. Петра в Риме

Однако при всей резонности некоторых установок христианства церковники вскоре, как нам представляется, перейдут разумную грань – и устремятся к подавлению человеческого. Пройдет не так много времени – язык со словом, а также слух станут чуть ли не орудиями сатаны. Христианский аскет Ефрем Сирин (IV в.) воскликнет: «Слух есть широкая дверь. Этою дверью смерть вошла в мир, пожрала столько народов и все еще не насытилась! О, крепко надобно запирать сию дверь!» По мысли иных отцов церкви, самый надежный путь к святости состоял в том, чтобы заградить уста от глаголения, затвориться в своей келье и предаться молчанию или же молитвам. Ничего не делай – только молись, и ты обретешь спасение. «Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу» (Исаак Сирин). Понятно, когда церковь осуждает брань словесную, считая это кощунством и тяжким грехом. Но так и Пушкина с Лермонтовым и Есениным можно причислить к страшным греховникам. Нелепо лишать себя всех красот и звуков мира. Вот и Блаженный Августин признавался: «Глаза любят красивые и разнообразные формы, яркие и приятные краски… Они тревожат меня целый день, пока я бодрствую, и нет мне от них покоя». Не потому ли монахам и монахиням рекомендуется держать глаза опущенными к долу: «не обращать очей туда и сюда, но простирать всегда взор вперед», дабы сохранить целомудрие и чистоту перед Богом. В этих фразах опять же скрытое осуждение известной формулы Древнего Рима – «Хлеба и зрелищ!» Тертуллиан в 211 г. напишет работу «О зрелищах», где требует от христиан осудить конные ристалища, театральные зрелища, избегать поэтических состязаний и гладиаторских боев: «Следуя правилам веры, началам истины и законам благочестия, познайте обязанность свою удаляться от соблазна зрелищ, как и от прочих мирских грехов». Затем под нажимом церкви и религиозных императоров прекратят существование Олимпийские игры… Как видим, даже Богу с трудом даются грани.

К. Брюллов. Гибель Помпеи (фрагмент)

Нельзя не упомянуть еще об одной причине, популярности новой религии. Она на поверхности, но о ней мы до сего времени не упоминали. Христианская вера возникла как ответ на непрекращающиеся акты насилия и войны, на потоки крови, триумф смерти. Человечество ужасно устало от этой бесконечной вакханалии жестокости. Неизбежный и закономерный ответ на философию ненависти, что управляла и управляет миром, – это философия любви, провозглашенная Христом. Рим (и не только он один) рухнул, потому что стоял на костях порабощенных народов. Нам кажется, что признание императорами христианства означало признание ими их бессилия удержать народы в рамках традиционной имперской идеологии. Тойнби писал о христианской доброте как первооснове морального авторитета Церкви… В следующем испытании, которое имело место на рубеже IV–V вв., когда обращенная Римская империя рухнула, Церковь вновь ответила в своей традиционной манере; и на сей раз воздаянием было обращение варваров. В эпоху, когда пустые и безверные слова «Phasti Triumphales» (погодные списки триумфаторов. – Ред.) были начертаны на камне Капитолия и глубокое военное и политическое банкротство постигло государственную римскую систему, Церковь в лице лучших сынов явила миру один из наиболее удивительных триумфов христианской доброты.

Властью, которая действовала столь неотразимо (просто потому, что противопоставляла Силе явление совсем иного порядка – Доброту), папа Лев остановил Аттилу на его пути к Риму. Знаменательно и то, что святой Северин становится освободителем верхнедунайских провинций, вконец разоренных войной и неумелым управлением. Мы видим, как он «берется за дело без защиты, поддержки, подготовки, и воинственный вождь алеманнов дрожит в его присутствии, как никогда не дрожал во время битвы». Возможно, что именно доброта и способна творить чудеса. Григорий Богослов скажет: «Душе израненной доброе слово – лекарство». Израненной душе человечества в высшей степени была необходима христианская вера – если не для исцеления, что, как убедимся, проблематично, то хотя бы для более сносного существования.

Амвросий Миланский накладывает епитимью на Феодосия

Впрочем, как мы хорошо знаем, и сама Церковь не останавливалась перед жестокими мерами против инакомыслящих, против всех тех, кто в дальнейшем будет заподозрен в так называемой «ереси». Она даже громко восхваляла тех, кто готов служить орудием христианской веры. Скажем, император Федосий I, мечтавший о христианской ойкумене и крестившийся в 380 г., был назван церковью посланцем Господа и восславлен ею как Феодосий Великий. Но можно ли его назвать истинным христианином только на основании того, что он запретил поклоняться другим богам? Ведь и сам он вел себя в духе традиций той жестокой эпохи. Это по его приказу сносились языческие храмы, включая известный александрийский Серапеум. По его указу были запрещены под страхом смертной казни все языческие обряды. Он вовсе не следовал милосердным заповедям Христа, убивая всех виновных и невинных без разбору, видимо, следуя более позднему циничному высказыванию одного из таких «верующих». А тот заявил: «Убивайте всех, пусть Бог сам разберет, кто из них грешник, а кто праведник».

Так, когда в Фессалониках убили одного из римских военачальников, Феодосий приказал произвести показательную расправу. Его солдаты согнали в цирк и перебили семь тысяч горожан. М. Бувье-Ажан с вполне справедливым возмущением восклицает: «Разве (же) так поступают Посланцы Господа? Архиепископ Миланский отлучил Феодосия от церкви. Тот совершил покаяния и был прощен. Человеку свойственно заблуждаться, и избыток рвения – это всего лишь избыток рвения… И Феодосий все-таки, возможно, Посланец Господа». Так вот боги отличают своих.

Почему массы приняли христианство? Чем привлекла миллионы верующих новая религия, начавшая победоносное шествие по миру? Человечество не терпит пустоты. Люди созданы для веры, и вопрос в том, что или кто становится ее объектом. Говорят же, вера – это опора: «Сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди!» (таковы слова из последования Торжества Православия). И хотя наша Вселенная устроена совсем по иным – физическим, а не божеским законам, – обитающие на ней люди живут и руководствуются не только физическим и материальным, но и духовным началом. Нуждаясь в духовности, иные люди обрели оную в христианской вере. Несмотря на все слабости религиозных доктрин, вера помогала обрести мир и упокоение в душе, никого не успокоив.