Текст книги "Почетный пленник"

– Немой с ними ночевал, – махнул рукой в сторону редкого перелеска Хоар. – С конями, мулами…

Ули вприпрыжку побежал в указанное место.

– Куда! – закричал ему вслед воин. – Ну, сорванец!..

Сзади послышался легкий шум бегущего человека. Ултер припустил еще сильнее. Шум не изменился. Он обернулся и увидел, как неподалеку бежит один из чернобурочников. Воин улыбнулся – у него не хватало одного переднего зуба, поэтому улыбка вышла разбойничьей. Ули не испугался и улыбнулся в ответ. Он понял, что хватать и возвращать мальчика назад воин не собирался.

– И умойся заодно! – велел Хоар.

Ултер вломился в невысокий кустарник и сразу увидел стоянку. Мулы и все лошади были расседланы и привязаны к длинному свежесрубленному шесту – коновязи. Рядом крутился Немой. Чуть в стороне, у костерка, полулежали еще двое из охраны. Услышав шум, они вскинулись, но, увидев Ули, плюхнулись обратно. В котелке над костром что-то побулькивало.

В стороне аккуратными стопками высились разложенные седла и прочая сбруя. Мальчик нашел свои седельные сумки. Яблок было много – спасибо Быку, – и он угостил своих грозных охранников и Немого. Чернобурочники белозубо улыбались, благодаря его, а Немой только кивнул и одобрительно промычал, кивая на щетку в руке мальчика. Отвязав Тихоню, он отдал поводья мальчику и кивнул в сторону неширокого ручья. Ултер завел Тихоню в воду, разделся и залез туда сам. Плескаясь, он вычистил Тихоню под внимательным, но одобрительным взглядом Немого. Когда он закончил, его кожа покрылась гусиными пупырышками и зуб на зуб не попадал. Возница что-то промычал в сторону охранников, и один из них бросился растирать мальчика жестким полотнищем. Другой заставил выпить из глиняной кружки горячего, с дымком, отвара.

От растираний и горячего отвара мигом стало тепло, и кровь быстрее побежала по жилам. Ултер оделся и вприпрыжку добежал до седельных сумок. Взял три яблока – теперь уже для себя и Тихони.

– Веселитесь? – спросил Хоар, оглядывая полянку. Чернобурочники стояли перед ним навытяжку. – Ладно, отдыхайте. Мы к старосте за стол званы. Надо уважить. Ултер, пойдем!

Ули быстро скормил Тихоне яблоки – и свое заодно – и направился вслед за Хоаром.

– Послушай, Ули. Ты весь день будешь при Хродвиге. О том, что ты сын дана Дорчариан, сельчанам знать незачем. Так что помалкивай и веди себя тихо, понял?

Ултер с готовностью кивнул.

«Рядом с Главой Хранителей – это же столько интересного можно увидеть! И ведьму эту…»

– Оставить тебя в стороне, на полянке, – Хоар кивнул головой на только что оставленное ими место, – мы не можем. Хотя и надо бы. Как ни крути, ты сын дана и твое место рядом с Хродвигом. Но я повторю: сиди тихо!

Они догнали Хродвига, в сопровождении двух охранников, у самого дома старосты. Следы вчерашнего застолья были уже убраны. Сам дом старосты выложен из дикого камня. На крыше зеленела дерновая кровля. Завтракать сели во дворе. Староста бегал со двора в дом и обратно, подгоняя хозяек. Вскоре стол ломился от закусок.

– Мы просили горячей каши Хранителю и мальчику, – напомнил хозяину дома Хоар.

Тот всплеснул руками, наскоро поклонился и метнулся в дом. В нем что-то загремело, и вскоре показалась раскрасневшаяся жена старосты, неся перед собой горшок, исходящий паром.

Завтракали молча. Мужчины ели быстро, налегая на холодное мясо и брынзу. Хозяин почти ничего не ел, положив перед собой пару вареных яиц. Хранитель склонился над своей тарелкой и ел не спеша, подбирая деревянной ложкой кашу с краев, где она быстрее остывала. Когда Хродвиг закончил есть, он выпрямился и положил ложку на стол черпаком вниз. Все тотчас же перестали жевать и встали. Ули тоже отодвинул тарелку.

– Благодарю за пищу, хозяин. Хозяйке, – он чуть повысил голос, чтобы было слышно в доме, – благодарствуем за кашу. К делу.

Охранники встали из-за стола. Один двинулся к воротам, встав в них, а второй встал в дверном проеме дома, не переступая его границ. Хозяин закрутил головой, нервничая. Сидел он прямо напротив Хродвига, спиной к дому. По правую руку старика сидел мальчик, а по левую – Хоар.

– Кого называют ведьмой и за что? – спросил не Хранитель, а Хоар. Хродвиг крутил в руках кружку с горячим отваром и посматривал сквозь курящийся пар на старосту.

– Так ведь… Эйда косоглазая это… Ночью на кладбище ходила, люди видели!

– Кто видел и что за кладбище? Разве вы не оставляете умерших на высоких деревьях над обрывом? – Хоар покосился на мальчика.

– То для мужчин. Великое Небо, – и староста провел круг по груди, – велит отправлять к себе только мужчин. А женщин на кладбище хороним. Там, – и он дернул подбородком в сторону, противоположную той, где остановились на ночь спутники.

– Кто видел Эйду ночью?

– Так это… Люди говорят… – замялся староста.

– Нам нужны имена. Дело очень серьезное, Эйдир. Ты же староста деревни, должен понимать, – мягко сказал Хоар.

– Ойрла, болтунья, начала. А Эйнишь, на окраине дом у него, подтвердил. Что тоже видел, как та в самую темень шла. Когда люди добрые спят, как Великое Небо и велит…

– Что же они сами не спали такой порой?

– Ойрла, – сплюнул староста, – в каждую щель залезет. Не языком, так глазом. Все усмотрит, все услышит, когда спит – непонятно. А Эйнишь съел что-то, всю ночь животом маялся. Вот и бегал во двор.

– А с чего решили, что она ведьма? – подал голос Хранитель. – И вчерашнего этого… Ойдена приведите.

Староста кивнул, вскочил с места и кинулся в дом. Он остановился перед охранником, который не сдвинулся с места, и крикнул через него:

– Эйднар!

«И как они с этими именами не путаются?» – удивился Ули.

Из дома выбежал мальчишка.

– Дуй за Ойденом! Одна нога здесь… живее! – подтолкнул его в спину староста.

Второй охранник приоткрыл калитку, в которую тут же проскользнул мальчик. Судя по раздавшимся голосам, на улице уже собралось немало народу.

– С чего решили, что та женщина ведьма? – повторил вопрос Хоар.

– Так беда ж у нас! – вскинул руки староста. Даже вскочил из-за стола. – Пастухи пропали. Восемь человек!

Хродвиг и Хоар переглянулись. Ултер сидел, боясь пошелохнуться. Даже на убежавшего мальчишку не обернулся посмотреть – так ему было интересно.

– Когда пропали? – спросил Хоар, тоже берясь за кружку.

– Кто ж знает! Сбили стадо, как обычно, и погнали каждый на свое пастбище. Вверх. Весной. Раз в седмицу отправляли им человека с хлебом. Наверх – с хлебом, вниз – с брынзой. И ото всех пастухов посланцы приезжали с брынзой да новостями, честь по чести. А тут вот вернулся парень, глаза как плошки – нет никого, говорит. Собаки стадо сбили, овцы недоеные орут. А людей нет! Это все ведьма! И сыночка им своего подослала!

– Да что тут творится! – вспылил Хоар.

В это время привели Ойдена, который зазвал их вчера в деревню. Под глазом у него огромным фиолетовым цветком распустился синяк. Услышав последние слова старосты про сыночка, он вскинулся.

– Ойкон пропал, как и все! И Эйда теперь плачет целыми днями! – закричал он на старосту. – И никакая она не ведьма!

«Большой, однако, фингал ему поставили», – разглядывая синяк на лице мужичка, подумал Ултер.

– А ну цыц! – прикрикнул Хоар. – Отвечай только на вопросы, Ойден. Как вчера. Понял?

– Да, – остывая, сам напуганный своей горячностью, буркнул тот.

– Эйда – твоя жена. Ойкон – твой сын. Верно?

– Так, – кивнул головой мужичок.

– Ойкона отправили по весне пастухом в горы, так?

– Подпаском, – боязливо поправил Хоара Ойден, поглядывая на старосту.

– А потом пастухи и Ойкон пропали. И твоя жена стала плакать. А ночью ушла куда-то…

– Не ходила никуда! – не выдержал Ойден. – Дома была!

– Подойди сюда, – негромко сказал Хранитель.

Ойден вмиг смолк и маленькими шажками двинулся к Хродвигу. Приблизился и встал напротив, рядом со старостой.

– Посмотри мне в глаза, Ойден, и отвечай: уверен ли ты, что жена твоя Эйда спала той ночью подле тебя и не отлучалась? Возьмешь ли в свидетели слов своих Великое Небо?

Ойден стоял, не смея отвести глаз от Хранителя. Кадык ходил на его худой шее вверх-вниз, вверх-вниз. Затем он опустил глаза и чуть слышно произнес:

– Не возьму…

– Что?! – вскрикнул староста, вскакивая. Он взял за грудки односельчанина и затряс его.

– Это мой суд, Эйдир! – строго сказал Хродвиг. – Или ты захотел стать Хранителем?

Хранителем староста деревни стать не хотел. Сжимая кулаки, он уселся подальше от допрашиваемого. Ойден со страхом посмотрел вслед старосте и вновь повернулся к Хродвигу.

– Эйда плакала весь день. А я так устал… Я выпил пива и поколотил ее, чтоб замолчала. А она забилась и скулила тихонько… И дети хныкали. Ну, я выпил еще пива и лег спать. – Мужичок посмотрел на землю. – Я крепко спал, господин.

Староста вновь вскочил со своего места, но под суровым взглядом Хоара сник и сел обратно.

– Где эта женщина? – спросил Хродвиг старосту.

– В хлеву, – кивнул тот в сторону сарая.

– Приведите ее, – велел Хродвиг.

Хоар встал и направился к сараю. Отодвинув деревянный засов, зашел внутрь. Вскоре он вышел, ведя за собой женщину. Растрепанная, в мятой, не раз латанной одежде и всклокоченных волосах запуталась солома. Заплаканное лицо прочертили царапины – след от чьих-то ногтей. Ссадины набухли и покраснели. Руки были связаны спереди. Через полуоткрытый рот также была пропущена веревка, завязанная на затылке.

Хоар протащил ее за собой через весь двор и поставил перед Хродвигом, рядом с мужем. Тот покосился на нее и вздохнул. Хранитель приложил руку к губам, и Хоар начал развязывать кляп.

– Я – Глава Хранителей земель Дорчариан. Твой муж обратился ко мне за справедливым судом.

Женщина посмотрела на мужа, разглядела синяк на его лице – и слезы потекли по ее щекам.

– Тебя зовут Эйда, верно? – продолжил Хродвиг. – Посмотри на меня.

Та затравленно огляделась и выполнила то, что ей велели. Правый глаз смотрел на Хранителя, а левый косил куда-то в сторону и вверх.

«Ведьма, – подумал Ули. – Ведьма – левый глаз на ту сторону смотрит, клиббам подмигивает!»

– Почему тебя назвали ведьмой? Что ты скажешь мне в свое оправдание? – сурово спросил ее Хродвиг.

Та опять огляделась, вытянула перед собой связанные руки. Лицо ее исказилось, как будто по коже прошла волна, и она замычала. Замолчав, она опять попыталась что-то сказать. Вид у нее при этом был такой, словно она пытается проглотить большой кусок. И не может. Кроме мычания, ничего слышно не было. Она вновь залилась слезами.

– Развяжи ее, – раздраженно велел Хранитель помощнику. – И дай поесть.

Хоар развязал веревки и усадил женщину. Придвинул тарелку с парой вареных яиц, к которым так и не притронулся староста. Не выбирая, бросил туда же хлеба и холодного мяса.

Хранитель поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях. В тишине было слышно, как жадно чавкает женщина. Послышался шум льющейся воды, – Хоар придвинул большую кружку, которую женщина тотчас опустошила. Не чинясь, Хоар налил еще. За воротами слышался гул толпы.

Хродвиг размял лицо руками и сказал:

– Гони всех наших сюда. И мой дом на колесах тоже. Всех на конь, кроме нас троих.

– Понятно? – спросил Хоар того охранника, что стоял в дверях дома. Тот кивнул. И молча направился к выходу со двора.

– Расскажи мне о пропавших пастухах, – обратился Хранитель к старосте.

– Так это… что рассказывать-то? Собрались, как обычно, по весне. Пока сдоили каждую овцу, пока стадо собрали… И отправились-то на прежние пастбища… Посылали к ним за брынзой. Раз, другой, третий – все хорошо было. Ездил человек в горы, каждому свою часть привозил. По надоенному весной. А потом…

– Что за человек?

– Так Ойдар, сын мой.

– Зови сюда своего сына, – велел Хродвиг.

Старейшина поднялся, с неодобрением посмотрел на Эйду, которая продолжала есть из его тарелки, и отправился в дом. Вскоре перед Хранителем предстал парень, чьи щеки еще не испробовали остроту бритвы. Был он так же рыж, как и его отец.

– Ты Ойдар, сын старейшины Эйдира? – спросил Хродвиг.

Парень оглянулся на отца, получил от него тычок в спину и поклонился Хранителю:

– Да, господин.

– Можешь звать меня Хранителем.

– Да, Хранитель.

– Что ты увидел, когда приехал на пастбище?

– Так это… Овцы сбились, собаки не давали им разбрестись, Хранитель. Как меня увидели, овцы жалобно заблеяли, их не доили, господин… Хранитель, – поспешно поправился он. – А собаки радостно залаяли.

– А люди, пастухи?

– Никого не было, Хранитель. Я покричал, немного проехал вокруг. Увидел прогоревшие угли. Они там вечеряли.

– С чего ты взял?

– Так это… – совсем как отец, растерянно сказал Ойдар. – Котелок в жиру, немытый, рядом. Кошмы расстелены у костра. Бурдюки пустые рядом…

– Что за бурдюки? – встрял в разговор Хоар.

Парень растерянно перевел взор на нового дознатчика, но Хродвиг пристукнул посохом. Парень вновь посмотрел на Хранителя и ответил:

– Пивом с них пахло…

– И что, ты кричал, звал – в ответ ничего? А следы смотрел? Собак пускал?

– Я и не кричал особо… – удивился в ответ парень. – И следы не смотрел.

– Почему?

– Так известно почему, – ответил Ойдар и понизил голос: – Всем известно…

– Что всем известно, клиббы вас всех задери! – вспылил Хранитель.

Парень сжался, и за него вступился отец:

– Дозволь мне ответить, Хранитель!

Хродвиг лишь нетерпеливо пристукнул посохом.

– Джогу-Вара, – пояснил староста. – Рядом владения Джогу-Вара.

Хранитель и Хоар переглянулись. А Ули хотелось кричать и крутить колесо, но предупреждения Хоара и боязнь того, что его выгонят, удержали от подобной неосмотрительности.

«Джогу-Вара! Хозяин гор! Волосатый, длиннорукий и длинноногий! Про него кормилица рассказывала сказки на ночь! Он может разорвать заблудившегося охотника на части, а может одарить, и удача целый год не покинет счастливчика!»

– Джогу-Вара… – устало повторил за старостой Хранитель. – Джогу-Вара. Чего еще я не знаю в этой истории? – Хродвиг вцепился в свой посох двумя руками и уставился на старосту. – Отвечай мне, Эйдир! Я и Великое Небо, меня пославшее, ждут от тебя ответа!

– Все, господин! Все! – староста был готов бухнуться на колени. – Мы рассказали все!

Дальнейшие расспросы прервало появление одного из чернобурочников. Он проскользнул сквозь приоткрытые ворота и коротко поклонился Хранителю.

– Все наши здесь? – спросил его Хоар.

Тот кивнул в ответ. Хоар повернулся к Хранителю, ожидая распоряжений. Тот опять спрятал лицо в ладонях, круговыми движениями растирая уставшие закрытые глаза. Наконец, убрав руки, он посмотрел на старосту и спросил:

– С той стороны Ойдеты, – он махнул рукой в противоположную от их недавней стоянки сторону, – где кончается село, далеко ли кладбище?

– Так это… – привычно начал староста, почесывая макушку. – Околица, пустырь, потом перепутье. Налево, значит, на пастбище скот гонят. А направо – кладбище недалече. Где баб хороним. Чего ноги зря бить…

– Сейчас ты выйдешь к людям и скажешь, что суд будет на пустыре за околицей. И если, как мы выйдем, хоть один камень, хоть один комок грязи полетит в нас – ответ держать будешь ты. Как староста. По закону гор. Ты понял меня, Эйдир? – спросил старосту Хродвиг.

Тот тяжело вздохнул и кивнул.

Вся пятерка охраны собралась во дворе. Хоар посмотрел на них, серьезных и решительных, и спросил:

– Немой остановился напротив выхода? Дверь в дверь?

– Как обычно, – кивнул один из охранников.

– Значит, и мы, как обычно. Выходим, прикрываем с боков. Ты открываешь дверь. Первым иду я. Потом – она, – Хоар указал на обвиняемую. – Потом Ули, затем Хранитель. Это понятно? – Он внимательно осмотрел всех.

Они вышли. Толпа поредела – большинство отправились на пустырь. Усаживаясь последним, Хродвиг велел вознице:

– Не гони, мы еще не все обсудили.

Немой кивнул и пустил мулов шагом.

Хродвиг устроился рядом с Ули, а напротив них сидели Эйда с Хоаром. Хранитель прижал к себе Ули и стал гладить по голове. Ултер хотел оттолкнуть Хродвига, но старик незаметно ткнул его под ребра, и мальчик понял, что сейчас не время.

– Вот, Эйда, смотри – это Ули, славный мальчуган. Добрый и отважный. – Старик продолжал гладить Ултера по головке, как маленького.

Ултер понял, что это игра, и сидел смирно.

– А как зовут твоего сына, который ушел в горы? – ласково спросил старик.

Эйда завороженно наблюдала за движениями сухой морщинистой руки старика, гладившей Ули. Вот она сама погладила кого-то воображаемого и произнесла:

– Ой-кон… – Голос ее внутри повозки прозвучал глухо и сипло.

– Это к нему ты ходила ночью? – продолжил свой мягкий допрос Хранитель.

Эйду затрясло, но она кивнула:

– Ой-кон хороший… Ой-кон хороший…

Хродвиг кивнул ей:

– Сейчас мы приедем. Остановимся и выйдем. Там будут твои соседи, твои односельчане.

Эйда сжалась.

– Они будут шуметь. Они будут кричать. Но мои люди сильнее, они не позволят сделать тебе больно. Ты понимаешь меня?

Эйда часто-часто и быстро-быстро закивала.

«Так и голова может оторваться», – подумал Ули.

– Когда я буду спрашивать, тебе нужно отвечать, ты понимаешь?

Эйда опять закивала.

– Она не сможет говорить, – сказал Хоар.

– Я вижу, Хоар, – ответил ему Хранитель. – Ты понял, что нужно сделать?

– Найти Ойкона, – кивнул помощник. – Послать Немого?

– Да. Немой кого хочешь отыщет, – подтвердил Хранитель. – Но не посылай его одного.

– Не мало ли охраны останется? – нахмурился Хоар.

– Пустое, – отмахнулся старики. – Про Джогу-Вара что думаешь?

Ведьма вдруг завозилась, услышав про Джогу-Вара, замычала, показывая что-то руками, как будто сворачивая курам шеи. Потом замычала громче, показывая руками то себе в рот, то вперед, в ту сторону, куда они ехали.

– Что? – попытался угадать Хоар. – Джогу-Вара впереди?

Женщина яростно замотала головой, отрицая. Колтуны ее хлестнули по лицу Хоара. Увидев это, она испугалась и забилась в угол. Понять ее было невозможно.

Повозка слегка дернулась и остановилась. Стал слышен ропот толпы. Потом послышалось, как кто-то выдвинул лесенку из-под днища. А затем дверь открылась. Толпа загудела растревоженным ульем. Первым выпрыгнул Хоар. За ним показалась Эйда, и гудение сменилось злым жужжанием.

– Ведьма! – крикнул кто-то.

А потом полоснуло бабьим визгливым воплем:

– Отродье косоглазое!

Эйда в ступоре встала на ступенях, перекрыв выход Хранителю. Хоар рывком сдернул ее с лесенки, убрав за спины чернобурочникам. Заглянув в повозку, он велел Ули шепотом:

– Сиди тихо и носа не высовывай!.. – с этими словами он вытащил ковер и бросил его на ступени. А затем пододвинул край сундука, на котором только что сидел, к выходу.

Хранитель разгладил волосы и взялся за посох крепче. Он показался в дверном проеме повозки – и гул толпы притих. Затем, не спускаясь с лесенки, он присел на приготовленный край сундука. Величественный, на фоне чудесной повозки, с богатым красивым ковром под ногами, но в простой одежде, возвышающийся над людьми, он производил впечатление.

Ули присел на пол и осторожно посмотрел в щель между краем проема и Хродвигом. Прямо из-под мышки Хранителя он смотрел на многоголовую толпу. Все эти люди смотрели на Ули, но не видели его. А он их видел.

Вдруг вперед проскользнула какая-то женщина. Она подбоченилась, посмотрела на односельчан и крикнула:

– Что ж вы ведьму проклятую от честных людей спрятали?

Хродвиг показал посохом на кого-то из толпы. Вперед вышел Эйдир и встал напротив возвышения.

– Кто эта женщина, Эйдир?

– Это Ойрла, Хранитель. – Эйдир глубоко поклонился.

– Ойрла я, Ойрла! – закричала баба из-за спины Эйдира. Ули увидел, как сморщилось лицо старосты. Будто зуб у него внезапно заболел. – А ведьма эта, сука подзаборная, мужа у меня сгноила! Да не у меня одной! Верно, люди? – Она обернулась к односельчанам.

Односельчане, притихшие при виде Хранителя, вновь заволновались.

– А кто ты, Эйдир? – не обращая внимания на женщину, продолжил расспрос Хродвиг.

– Так это… староста я, – удивился тот.

– Так почему, староста, – старик громко пристукнул посохом, – в твоей деревне бабы открывают рот на Суде Хранителя?

«Вот я опять на Суде Хранителей, – подумал Ули. – Третий раз уже. Один раз судили Остаха, другой – меня. Но теперь я прячусь под мышкой у самого́ Хранителя, моего прадедушки. Который судит ведьму. И мне ни капельки не страшно».

Староста не нашел ответа и опустил голову. А Ойрла так и стояла, уперев руки в бока. Но Хранитель сделал движение – и один из чернобурочников приблизился к бабе и ловко заломил ей руки за спину. И потащил за повозку, в место, скрытое от глаз толпы. Люди потрясенно замолчали. В этой тишине послышался свист ремня и тонкий вскрик. Потом еще и еще.

Ули увидел, как люди стали переглядываться и переговариваться. Кое-кто заулыбался. Вскоре звуки прекратились, и женщина, немного встрепанная, снова предстала перед Хранителем. Руки при этом она держала перед собой, а глаза опустила в землю. Хранитель долго смотрел на нее, но женщина так и не подняла глаз. Кивнув, Хродвиг спросил:

– Как зовут тебя, женщина?

– Ойрла я, – негромко ответила та.

– Говори громче, Ойрла, а то некоторые добрые односельчане не слышат тебя, – улыбнулся Хродвиг.

В толпе послышались смешки.

– Правда ли, что ночью видела ты эту женщину? – Хродвиг кивком указал на Эйду.

Допрашиваемая посмотрела на ведьму и сплюнула под ноги.

– Мне снова наказать тебя? – поинтересовался Хродвиг. – Отвечай Суду!

– Нет, господин! – вскричала баба, кланяясь. – Не надо наказывать, господин!..

– Зови меня Хранителем, – оборвал ее старик. – И отвечай: видела ли ты эту женщину?

– Видела, как не видеть, видела! – зачастила та. – Вышла она ночью из дому, да на кладбище и отправилась!

– Почему на кладбище? – быстро спросил Хоар.

– А куда ж еще? Дома наши на краю деревни, а кладбище рядом. Куда ж она ночью еще пойдет?

– Что же делать ей на кладбище?

– Как что? Добрых людей изводить! Той ночью как толкнул меня кто. Проснулась я – и смотрю во двор. А напротив она идет. По улице.

– Как же ты узнала ее ночью?

– Так луна ж круглая как сыр была! – разгорячилась баба. – Полнолуние, самая ведьмовская пора! Идет она, к груди горшок прижимает. Прошла мимо. А потом, смотрю, назад идет. И опять с горшком! – торжествующе добавила она, уставив указательный палец на сжавшуюся Эйду.

– И поэтому ты решила, что она ведьма? – спросил ее Хродвиг.

– Так, истинно так, Хранитель! – закричала баба, тряся указательным пальцем. – У добрых людей днем тайком землицы со двора возьмет, а ночью ее кладбищенской земелькой заменит! Вот так беду к нам и привела! Где муж мой, Эйрик?! – вдруг пронзительно закричала баба. – Где другие мужья? Сгубила их, проклятая ведьма! Глазом косым на клиббов смотрит и делает, что те ей велят! Вот и мужей наших сгноила и сына своего не пожалела! Сука косоглазая!

Вопли разгоряченной Ойрлы изрядно взволновали толпу. Хранитель же до поры не прерывал ее. Сейчас, однако, он пристукнул посохом. Баба тотчас же замолчала. Вопли как ножом отрезало.

– А вот это вряд ли, – заметил Хранитель. И вытянул посох вперед.

Ойрла и все односельчане повернулись. За их спинами на дороге из-за поворота показались трое. Чернобурочник сопровождал Немого, который вел за руку худого паренька, измазанного чем-то с ног до головы. Правая рука паренька висела вдоль туловища плетью. Увидев его, ведьма бросилась ему навстречу, но была остановлена одним из охранников.

– Ой-ко-о-он!.. – раздался ее утробный крик.

Эйда вновь попыталась вырваться, но ей это не удалось, и она повисла на руках охранника. И тогда она тонко, протяжно и обреченно завыла. От этого воя у Ули по коже побежали мурашки.