Текст книги "Почетный пленник"

– Хорошо-хорошо, уговорил, – ответил я псу. – Не мог так не мог.

– Ты что, со щенком разговариваешь? – заглянул в носилки Остах.

– А что? – переспросил я. – Заслужил.

– Заслужил, заслужил, – потрепал щенка за ухом дядька. Он наклонился, дунул ему в морду и сказал: – Спасибо, малыш.

Кайхур победно поднял уши и хвост торчком. И посмотрел на меня.

«Видишь, как надо, хозяин!»

Я рассмеялся.

– Вылезай, приехали, – сказал Остах.

Носилки остановились у входа в госпиталь. Паланкины по каким-то причинам в госпитале запрещались. Раненых и больных носили в обычных госпитальных носилках, в которых тебя несли лежа у всех на виду. Барат вытащил меня… И усадил на стул, стоящий прямо в воротах госпиталя. Караульные госпитальной стражи с удивлением рассматривали диковинку. Йолташ и Остах вышагивали справа и слева от меня, а Барат легко катил меня по гладким мраморным плитам, которыми был вымощен весь госпиталь – как внутри, так и снаружи. Толстые, важные сановники, спешащие на медицинские процедуры, останавливались, вытирая пот со лба, провожая взглядом мое чудо-кресло. В моем мозгу забрезжило понимание, для чего Остах забрал этого монстра мебелестроения из мастерской. Я повернулся к Остаху и увидел, как он с улыбкой наблюдает за моим лицом. Я поднял брови, и дядька, довольно хмыкнув, кивнул.

Когда мы приблизились к моей комнате, из тени винограда, оплетающего стену и козырек, поднялась огромная тень. Парни, еще не отошедшие от недавнего покушения, вскинули мечи и, расходясь в разные стороны, двинулись навстречу угрозе.

– Куда! – крикнул я. – Это Тумма.

Я был прав. На солнечный свет вышел мой врачеватель с оранжевой повязкой на глазах. Он вытянул перед грудью руки, показывая, что безоружен. Потом принюхался и прогудел:

– В воздухе пахнет кровью. И смертью. Что случилось?

Остах зыркнул по сторонам. Оттеснил плечом Барата, взявшись за спинку стула.

– Встаньте у входа! – скомандовал Остах, вкатывая стул со мной в комнату.

Я увидел, как слепой массажист наклонил голову в мою сторону. Проезжая мимо него, заметил, что он поворачивается мне вслед.

«Не может понять, что за новый звук слышит, – подумал я. – Звук крутящихся деревянных колес ему незнаком».

Остах подкатил меня к топчану и уложил, мимоходом раздев.

– Как плечо, парень? – спросил дядька, увидев ссадины.

Кувырок через плечо, столь хорошо мне известный в прошлой жизни, в этой еще только предстояло разучить. Тумма размахивал руками, шумно дышал и готовился. Однако, услышав вопрос, он прервался и подошел. Лекарь прикоснулся к моему пострадавшему плечу и ответил:

– Кости, жилы целы. Царапина и синяк, – и отошел, продолжая разминку.

Потом замер на ходу, резко на пятках развернулся и вернулся ко мне. Застыл надо мной, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь. Положил свои холодные ладони мне на поясницу. Чуть слышно пропел, словно зовя кого-то.

– Смелая кровь… Смелая кровь прогнала злую кровь… – словно не веря самому себе, негромко произнес Тумма. – Маленького господина сегодня держали ноги?

– Держали, – признался я. И не выдержал, заорал во всю глотку: – Держали! Меня держали мои ноги!

В комнату вбежали братья с мечами наголо, но Остах выгнал их обратно одним взмахом руки.

– Ой-йе! – всплеснул руками Тумма. И, хлопая себя по обнаженной груди, громко распевая свои странные песнопения, закружился вокруг себя волчком, стоя на одной ноге и отталкиваясь другой.

Голос его все поднимался, убыстрялся и танец. Наконец голос оборвался на невообразимо высокой ноте, и танец прекратился.

– Маленький господин сам убил? – деловито спросил Тумма, подходя к топчану.

– Кого убил? – спросил я.

– Убийцу с ножом.

– Ты точно колдун… – проворчал Остах. И, помолчав, добавил: – Нет, не сам.

Чернокожий гигант засмеялся, услышав про колдуна, но оборвал смех:

– Жалко, что не сам убил. И крови убийцы надо было выпить. А лучше сердце съесть. Смелая кровь – сильная…

«Одни людоеды вокруг», – лениво подумал я, вспоминая обрубок пальца в пасти Кайхура.

Массажист вновь положил мне руки на спину.

– Смелая кровь проснулась. Хорошо.

И он начал петь, а я снова почувствовал покалывание от кончиков его пальцев, головокружение и приятную легкость.

И вскоре вновь оказался на таинственной ночной поляне. Так же ярко светила полная луна. Не было ветра, не было тучи, картинки больше не сменяли друг друга. Я осторожно, медленно пробирался по могильным холмам к памятному входу в подземный склеп. Удивительные маленькие белые цветы усеяли холмики, впитывая лунный свет. Я подкрался к входу и стал потихоньку заглядывать внутрь. Вот я увидел тяжелую каменную лодку посередине. Вот увидел брата, сидящего на груде костей, опершегося спиной на борт лодки. Выглянув чуть дальше, я увидел, куда смотрит брат.

Мумия из прошлого сна сидела на высоком троне. Рядом с ней лежал на полу седой старик, положив голову мумии на колени. Я присмотрелся и узнал старика. Это был Хродвиг, глава Суда Хранителей, который изгнал Остаха и разрешил дорча есть рыбу. В руке мумии по-прежнему зажат нож. Брат раскачивается, словно в гипнозе, губы старика шевелятся, словно он убеждает в чем-то мальчика. Вот мумия взмахивает ножом – и перерезает старику горло. Серебристая кровь широким водопадом орошает груду костей и золотых кругляшей на полу… Мумия поворачивается высохшим черепом ко мне. Я встречаюсь глазами с пустотой черных глазниц…

И прихожу в себя на топчане, покрытый липким потом. Затихает пение Туммы, Остах укрывает меня чем-то легким, и я проваливаюсь в здоровый сон без сновидений.

Лишь легкая мысль промелькнула напоследок: «При чем тут древний старик Хродвиг и брат? Нет более разных людей в горах. Приглючится же такое…» Мысль мелькнула и погасла.

Этот долгий день для меня кончился, а для Остаха продолжался. Мне еще предстоит узнать на следующее утро, как он ругался с пришедшим из мастерской колесника сотником городской стражи. Как выгонял врачевателей, требующих разбудить меня для принятия нефтяных ванн и прочих процедур. Как торговался с пришедшими больными, желающими купить стул-самокат.

Все это я узнаю завтра. В том числе и то, что встревоженный нападением на наследника Дорчариан наместник переведет меня в свою резиденцию. На территории которой и находится школа. Завтра начнется новый этап моей жизни.

Глава 13

Ултер

– Хродвиг! Это что-то удивительное! Ты сам должен это увидеть! – Хоар подъехал вплотную к деревянному убежищу и пару раз стукнул по борту повозки.

Ули от нетерпения заерзал на месте. А Ойкон, напротив, глубже забился в свой угол и захныкал.

– Не бойся, Ойкон, – обратился Ултер к парнишке. Ему вдруг стало жалко деревенского дурачка. И он захотел его успокоить. – Наши воины не дадут тебя в обиду.

Ойкон в ответ забился еще глубже и стал еще меньше, свернувшись калачиком. Но плакать перестал. Немой вопросительно замычал и обернулся к Хранителю. Тот сильнее укутался в свою бурку и кивнул головой. Возница откинул брусья из пазов, открыл дверцу и выпрыгнул из повозки. Ули намеревался прыгнуть следом, но Хродвиг придержал его, а Хоар захлопнул перед носом у мальчика дверь.

– Я здесь у вас точно как пленник! – крикнул Ули.

Старик не ответил, и Ултер насупился. Немой сел на свое место на облучке и громко чмокнул, тряхнув вожжами. Дом на колесах дернулся и тронулся с места. Хоар пустил коня шагом и поехал рядом.

Хродвиг разглядывал надувшего губы мальчика, его недовольное лицо, нахмуренные брови, сложенные на груди руки…

– Пленник?.. – Старик медленно и четко произнес это слово, словно пробуя его на вкус. – А кто здесь не пленник? Хоар дал мне клятву защищать меня ценой жизни. И только что был готов сражаться с чудовищем. Пленник ли Хоар своей клятвы?

Ултер взглянул из окна на едущего рядом Хоара. Хродвиг сделал то же самое, и Хоар поклонился Хранителю. Он ничего не ответил, и Ултер только дернул плечами. «Дурацкий вопрос!»

– Разве мы спросили Немого, хочет ли он выходить из нашего защищенного убежища и ехать навстречу неизвестности? Однажды плохие люди отрезали ему язык и чуть не убили его самого, но я остановил их. А он поклялся ехать со мной туда, куда мне будет нужно. И теперь он возчик – и без него мы не сможем тронуться с места. Пленник ли он?

Немой еще громче причмокнул и щелкнул вожжами. Мулы недовольно махнули хвостами и прибавили шаг. А Ултер опять промолчал.

– Я не спал всю ночь. Мое нутро грызут огненные черви, и даже говорить с тобой невыносимо. Но я должен успеть хоть что-то оставить в твоей голове. И должен закончить дело. Чтобы жители Ойдеты понимали, что не зря они стали Дорчариан. Что Суд Хранителей рассудит их. Таков мой долг. Пленник ли я?

Услышав о странных огненных червях в животе у Хранителя, Ули вскинул голову. Но, услышав о долге, вновь спрятал глаза. Отец и Гимтар тоже любили говорить о долге. И о том, что Старший должен быть умнее. Но теперь-то он ведь Младший, так? Чего же этот старик к нему прицепился?

– Или, к примеру, сын дана Дорчариан. Тот, который остался. Может ли он перечить своему старому, больному прадеду и вести себя как капризный мальчишка? Как обычный маленький мальчик?

После таких слов отсидеться молча стало невозможно. Ултер выпрямился, расцепил руки и поднял голову. Посмотрел на Хродвига. Его бледное лицо было покрыто мелкими бисеринками пота.

– Нет, Хранитель. Так вести себя не пристало.

– Вот! – поднял вверх палец Хродвиг. – Обычному маленькому мальчику – пристало, а сыну дана – нет. Не потому ли, что сын дана – пленник?

На этот вопрос Ултер не ответил. Потому что не понял. То ли так прадед ругался, то ли хотел чего… Ултер вежливо посидел еще какое-то время – вдруг Хродвиг еще что-то скажет, но старик молчал. И тогда мальчик откинул занавесь и посмотрел в окно.

Хоар к тому времени слегка обогнал их, возглавив процессию. Дорога поднималась вверх и уходила за поворот, к которому они приближались. Высоченные ели тяжелыми мохнатыми лапами стелились по самой земле. Как будто старались сжать дорогу и сделать из нее тропинку. Ули представил, как там, за поворотом, огромный Джогу-Вара лежит в большой-большой луже темной крови, со стрелой в сердце и копьем в животе, и расстроился.

«Этот Джогу-Вара хороший. А хороших Джогу-Вара убивать нельзя! Плохих – можно!»

Ойкон, видимо, думал о том же, поэтому и не вылезал из своего угла, крепко сжимая худые ноги и подтянув колени под самый подбородок. Ули случайно увидел, как вдалеке, позади, из-за дерева опасливо выглядывает староста Эйдир в своей дурацкой шляпе.

«Боится, что Джогу-Вара еще не убили и что тот ему голову оторвет! – злорадно подумал Ули. – Вместе со шляпой!»

Впрочем, когда они преодолели поворот, никакого большого мертвого Джогу-Вара в большой-большой луже крови там не оказалось. И живого Джогу-Вара Ултер тоже не заметил. Но посмотреть все равно было на что. Едва они повернули, как их повозка вновь встала на краю огромной поляны. Высоченные ели раздались вширь, и белые пики гор привычно заняли свое место на горизонте. Дверь распахнулась, открытая Хоаром. Ултер, наученный горьким опытом, посмотрел на Хродвига и спросил:

– Можно?

Дождавшись кивка старика, мальчик спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока Немой вытащит и приладит лесенку. Спрыгнул – и замер, распахнув глаза и раскрыв рот от удивления.

На просторной поляне широкой сетью спускались по склону многочисленные ручьи-ручейки, весело звеня и скача с уступа на уступ, обрушиваясь вниз небольшими водопадами. Струи водопадов, рассыпаясь алмазными брызгами, переливались в солнечных лучах, а над некоторыми из них в облаке водяной взвеси переливались радуги. И над многими ручьями, в разных местах, крутились водяные колеса. Их было много – одни побольше, другие поменьше, третьи совсем маленькие. Одни стояли под водопадом, и водяная струя падала прямо на колесо. Другие располагались над ручьем, и течение спокойно и равномерно раскручивало механизм. Они скрипели, хлопали и булькали, погружая лопасти в ручей. Но даже не это заставило замереть Ултера, как и его спутников.

Впереди, напротив остановившейся повозки, полукругом стояли чернобурочники со своими копьями. Впрочем, держали они их наконечниками вверх, а пятки копий уперли в землю. Они окружили странного мужчину с всклокоченной шевелюрой спутанных волос в длинном, видавшем виды дорожном плаще имперского кроя. Высоко в горах такие плащи не носили. Странный мужчина сидел на камушке перед какими-то необычными глиняными бочонками странной формы. Таких Ултер раньше не видел и не мог разгадать, что перед ним.

Незнакомец сидел на камышовой циновке с закрытыми глазами и… вовсю играл на свирели! Он ловко перебирал длинными пальцами, и мелодия у него выходила трогательная, протяжная. Музыка, отражаясь от соседних склонов, висела над поляной, над радугами и водопадами, запутываясь в верхушках деревьев и вплетаясь в неумолчный звон ручьев.

Сзади послышались скрип, тяжелое дыхание – и вскоре тяжелая ладонь Хранителя опустилась на плечо мальчика. Но Ултер не шелохнулся. Не видел он и того, как рядом с Хродвигом встал Ойкон, улыбающийся от уха до уха. Не смог посмеяться над тем, как опасливо показался на поляне Эйдир, держа своего ослика под уздцы. Ничего этого мальчик не видел и не слышал. Не слышал ничего, кроме чудесной музыки, которая своими теплыми волнами уносила его в неведомые дали.

Но все кончается, закончил играть на свирели и незнакомый музыкант. Он убрал от губ дудочку, немного еще посидел с закрытыми глазами, словно прощаясь с исчезающей мелодией, и открыл глаза.

Ултеру показалось, что его глаза тоже открылись, пусть он и не закрывал их. Ему стало так легко, что, казалось, подпрыгни – и улетишь под самые облака! Чувство было новым и интересным, но все впечатление испортил дурачок Ойкон, который с криком: «Гворф! Ты живой!» – так быстро пронесся мимо, что Ули отшатнулся от неожиданности. Однако чернобурочники преградили путь Ойкону копьями, не позволив подростку приблизиться к музыканту.

Незнакомец, который при возгласе Ойкона повернулся к ним лицом, легко встал с камня, словно и не сидел долгое время, и широко улыбнулся:

– Ну наконец-то вы пришли, дорогие гости! Я играю эту мелодию своим подружкам каждый день. Играю три раза в день – рано утром, днем и вечером. Вот и не смог прерваться, а то они обидеться могут…

– Кто они? Какие подружки?.. – не выдержал Ултер. Плечо больно сжала рука Хродвига, и он осекся. Впрочем, музыкант не обратил внимания на то, что какой-то мальчик задает вопросы раньше остальных. Он вообще на Ултера не обратил особого внимания и смотрел сейчас только на Хродвига.

– Как кто? – удивился мужчина. И повернулся к странным глиняным бочонкам. – Пчелки мои драгоценные, конечно! Какие здесь, в горах, пчелки добрые, щедрые и какой мед душистый, целебный делают! Не то что в Империи – и люди злые, и пчелы. Злые, кусачие… – Музыкант нахмурился, задумался о чем-то и застыл на месте.

– Кто ты? Представься!.. – велел ему надтреснутый голос Хранителя.

– Я – Аскод Гворф, почтеннейший Хранитель Хродвиг, – ответил мужчина, продолжая хмуриться и напряженно думать о чем-то своем.

– Откуда тебе известно, кто перед тобой? – быстро спросил Хоар.

– А?.. Что? – переспросил Аскод.

– Откуда тебе известно, что перед тобой Хранитель Хродвиг? – вновь спросил Хоар. Выглядел он встревоженным.

– О! – воскликнул Аскод, всплеснув руками и указывая на повозку Хранителя. – Имперская повозка в горах Дорчариан редкость. И если в долине залетные купцы и ездят в таких, то здесь она может быть только у главы Хранителей. Как там в детской песенке… «Скрип-скрип! Правосудие не за горами!»? – засмеялся чудак. – А глава Хранителей – уважаемый Хродвиг.

Аскод низко поклонился Хродвигу.

– Твой дорча очень хорош. – Голос Хродвига был еле слышен, но все сразу же замолчали, стоило ему начать говорить. – Как ты выучил наш язык?

– О! – вновь воскликнул Аскод. Казалось, он одновременно радуется и изумляется новым вопросам. – Я долго изучал обычаи и нравы вашей гордой страны и племен, ее населяющих. Я много общался с воинами дорча, которые служат в Империи…

– Ты сам построил все эти водяные колеса? И для чего так много? – перебил его Хоар.

Ултер повернулся и увидел, как прадед осторожно опустился на вытащенный из повозки сундук. Немой придерживал его под локоть. Хранитель уселся, оперся спиной о борт повозки, выставил перед собой посох со сцепленными руками и закрыл глаза.

– Это? – Аскод удивленно, словно впервые видя, огляделся вокруг. Водяные колеса вращались в пыли из мельчайших брызг, некоторые из них вертели какие-то новые колеса и колесики уже на берегу. Какие-то колеса не вращались, какие-то стояли, покосившись, какие-то валялись на берегу, недостроенные. Рядом с ними высились навесы и небольшие сараи, лежали ошкуренные бревна и тесаные брусья. – Это вчерашний день, бесплодная попытка разума приучить течение воды и сделать его бесплатным помощником. Я искал наилучший вариант, умножая сущности… Поработить природу… Это все кончено, забыто!

Но пчелы! О, здесь мы видим не рабов – но работников! Работников неутомимых, щедрых, но способных постоять за себя. А что мы видим внизу, в Империи, у просвещенных лучших людей? Искусно сделанные дупла или выпиленные куски деревьев с ульями внутри. О! Когда я разговорился с одним чудесным горцем, он рассказал мне, как бесчисленные стада овец с пастухами поднимаются летом в горы, а с приходом осени постепенно спускаются вниз, где теплее. И я понял! О, я понял – первым! Но все смеялись надо мной!!! – вновь нахмурился Аскод и замолк.

«Наверное, он тоже немножко дурачок, этот Аскод Гворф. Недаром они с Ойконом дружат», – подумал Ултер, глядя, как музыкант махал руками.

– И что же ты понял? – мягко подтолкнул его к продолжению разговора Хоар.

– О! – похоже, без этого «О!» чудак Аскод не мог начать говорить. – Я понял, что и пчел нужно и можно пасти! Пасти там и тогда, где цветут деревья и травы!! А эти напыщенные зазнайки, что зовут друг друга учеными мужами, смеялись надо мной! Они не годны даже для того, чтобы выносить за коровами навоз!

Ултер тихо рассмеялся, чтобы его никто не увидел. И только Ойкон, стоящий рядом, тоже рассмеялся следом.

«Хорошо сказал! Может, и не такой уж он дурак, раз ученый. Надо запомнить и Мереху также сказать. Как только встречу его – врежу ему как следует и скажу: «Никуда ты, сопляк Мерех, не годишься, даже за коровами навоз выносить!» – представив такое, Ултер заулыбался пуще прежнего. И Ойкон стоит рядом, радуется. Ули оглянулся кругом – не смотрит ли еще кто. Но все глядели только на ученого Гворфа и Хоара. Они стали говорить что-то про деревянные водяные колеса, и Ултеру стало скучно.

Ули потихоньку отошел в сторону и подошел к сдвоенному колесу, что стояло ближе других. Оно было заметно больше всех прочих колес. Ойкон пошел следом, но никто из взрослых не окликнул их. Тогда Ултер поднял гладкий камушек на берегу ручья и подкинул его на ладони. Он прицелился и бросил голыш в колесо. Камешек чуть слышно стукнул в колесо и булькнул в воду. Краем глаза Ултер увидел, как размахивается Ойкон. В руке у него был здоровенный булдыган. И как поднял-то, ведь заморыш совсем? Ведь не добросит!

Добросил. Лопасть вращающегося колеса отбила снаряд, и он с громким всплеском упал в воду. Разговор взрослых резко прекратился. Сдвоенное колесо вдруг замедлило свой ход, потом задрожало и завихлялось, раскачиваемое течением. Изнутри что-то посыпалось. Потом раздался оглушительный треск, ось переломилась, а сдвоенная громадина прямо по ручью покатилась на Ултера.

Предупреждающе крикнул что-то Хоар, и Ултер резво отпрыгнул подальше от берега. Только Ойкон застыл столбом, раскрыв рот, глядя распахнутыми глазами, как разогнавшееся колесо накатывается на него.

«Раздавит же дурака!» – подумал Ули и рванулся в сторону Ойкона. Он успел обхватить его за плечи, и они кубарем покатились по берегу. С грохотом, в туче брызг, неуклюжая махина выбралась из ручья и прокатилась совсем рядом, там, где только что стоял деревенский дурачок, окатив их водой.

Лежа на неподвижном Ойконе, Ултер смотрел, как колесо заскакало дальше, в сторону дома на колесах. Напряглись чернобурочники, отбросив копья на землю и слегка присев. Встал перед Хранителем Хоар, готовый ко всему. Толстый староста задал стрекача, смешно задирая ноги, забыв об ослике и бросив шляпу. Потом колесо высоко подпрыгнуло на ухабе, замерло в небе и приземлилось, рухнув прямо перед взрослыми и развалившись на части.

В полной тишине Аскод Гворф подошел к обломкам, пнул один из них и покачал головой. Он повернулся к ошарашенному Хоару и спокойно продолжил, как будто ничего не произошло:

– Я же говорю, вчерашний день. Бездарная попытка удвоить крутящую силу… – по-видимому, ребячья шалость осталась им не замечена, потому что на лежащих Ултера с Ойконом он даже не взглянул.

Ученый-музыкант с жаром стал что-то рассказывать Хоару. Что именно – Ултер не слышал, потому что падение и удар о землю выбили из него дух и в ушах шумело. Но он увидел, как зло дернул щекой Хоар. Охранник Хранителя посмотрел прямо в глаза Ултеру и резко махнул рукой, указав на повозку.

Ничего не поделаешь! Ули встал, поднял и отряхнул Ойкона и взял его за руку.

– Ты не бойся, – шепнул он ему в самое ухо. – Я на себя все возьму. Ругать только меня будут.

Продолжая держаться за руки, с мокрыми волосами, липнущими ко лбу и щекам, обрызганные с ног до головы, они прошли мимо взрослых. Чернобурочники даже не повернули головы в их сторону, Хоар уже говорил о чем-то с Аскодом. И только Немой молча веселился, скаля белые зубы, и Хродвиг проводил их внимательным взглядом, когда мальчики прошли мимо него, забираясь в повозку.

«Вот это да! – закричал про себя Ули. – Вот это дело! Жаль, брата рядом нет! Такое пропустил! Уж он-то не стоял бы столбом… И отчитывали бы их вдвоем, как обычно. А теперь, наоборот, за двоих ему одному отдуваться придется».

Ултер посмотрел на Ойкона, и ему стало стыдно. На бледном худом лице дурачка в распахнутых глазах застыл невидящий взгляд. Губы дрожали, а кулаки сжались так, что костяшки побелели.

Ултер обнял своего нечаянного приятеля за плечи и зашептал:

– Ты чего, испугался, Ойкон? Ты не бойся. Ты же не виноват, понимаешь? Ты же за мной повторял, правда? Я бросил камень – и ты вслед за мной. – О том, какой здоровенный это был булдыган, Ули промолчал. – Так что не бойся.

Ули почувствовал, как расслабился Ойкон в его объятиях, и усадил парнишку на сундук-сиденье. И тогда они стали делать то, что сыновья дана обычно делали всегда, когда их наказывали, запрещая показываться на улице.

Сын дана Дорчариан и деревенский дурачок из Ойдеты смотрели в окно. Подле окна сидел на сундуке Хродвиг, закутанный в свою черную бурку по самую макушку. Хоар продолжал расспрашивать о чем-то мельтешащего пчеловода. Скукота! Со стороны посмотришь – как будто Хоар здесь главный, а Хродвиг – случайный старик. Ули попробовал пошептаться с Ойконом, но тот только доверчиво улыбался. Ултер подошел к другому окну с противоположной стороны и выглянул из него.

Вид отсюда был совсем скучный: не видать ни людей, ни водопадов, ни водных колес. Вдруг Ултеру показалось, что он увидел что-то в кустарнике на краю поляны, у самой кромки. Присмотрелся – не показалось ли? Но нет, в траве то и дело что-то поблескивало, сверкая бликами.

«Ведь никто не приказывал мне сидеть в этом доме на колесах? – подумал Ултер. – Хоар только махнул рукой, но не сказал же ничего, ведь так? – уговаривал он сам себя. И уговорил. – Вот пусть Ойкон останется, чтобы опять не учудил чего, а я тихонечко схожу, посмотрю, что это там так блестит».

Ултер осторожно, чтобы не скрипнула дверь, открыл ее и выбрался из повозки. Ойкон сунулся следом, но Ули усадил его на место и шепнул на ухо:

– Сиди, смотри в окно. Как будто я рядом. Я скоро вернусь.

Немой сидел на облучке, повернувшись широкой спиной к Ули и прислушиваясь, о чем говорят на поляне. Прикрываясь от всех домом на колесах, Ултер бесшумным шагом (дядька Остах научил!) направился в противоположную от всех сторону, где блестел таинственный предмет.

Ултер приблизился к загадочному месту и присмотрелся. Сердце в груди забухало. Не показалось! В траве лежал нестарый еще простой горский кинжал с деревянной ручкой и широким лезвием. Конечно, он был много хуже кинжала, подаренного отцом, – даже и сравнивать нечего! Но ведь много оружия не бывает, это каждый мужчина знает! Ултер обернулся на поляну, глянул на повозку, но никто его отсутствия не заметил.

Чтобы не маячить на поляне, как бельмо на глазу, Ултер вошел вглубь кустарника и присел. Протянув руку к деревянной рукояти, Ули вдруг увидел на лесной подстилке недалеко от кинжала большой палец ноги. Потом он увидел всю ступню – огромную, каких он раньше не видел. Но первым делом он увидел именно этот большой палец, на котором вместо ногтя, как у людей, блестел черным загнутый к земле коготь. Как у медведя.

Боясь пошевелиться, Ултер медленно поднял глаза чуть выше – и увидел ногу, толщиной с небольшое дерево, всю поросшую длинной темной шерстью. Поднял глаза еще выше – увидел край висящей шкуры дикого горного быка. Потом увидел тело, обернутое в шкуру. Тело было такое волосатое, что не сразу можно понять, где накидка, а где грудь, плечи. Потом, запрокинув голову, Ули увидел его целиком.

Хозяин гор весь целиком порос шерстью. Даже лицо. Если бы не это, лицо было бы обычным, как у человека. Только нос большой и ноздри видны. Большие! Вон как раздуваются! Шерсть вся спуталась, перемазанная землей, каким-то соком ягод, давленой зеленью, к ней прицепились иголки, сухие листья и веточки. В такой разноцветной шерсти гиганта на фоне листвы было не различить. Неудивительно, что Ули столкнулся с ним нос к носу и только тогда увидел!

– Джогу-Вара… – прошептал Ули, потрясенный.

Лесной великан смешно наклонил лохматую голову вбок, к правому плечу, прислушиваясь. Большие темные глаза внимательно смотрели на Ули, а широкие ноздри по-прежнему раздувались, нюхая воздух.

Ули почему-то было совсем не страшно.

– Джогу-Вара, – повторил Ули завороженно, приближаясь к великану, протянув руку. Наконец, подойдя совсем близко, Ултер прикоснулся к нему и погладил его коленку. Джогу-Вара был теплый, шерсть была мягкой и по-домашнему пахла овчиной. Как кошма, на которой так сладко спать!

Джогу-Вара накрыл его ладонь своей огромной лапой, размером с деревянный поднос. Потом он неуловимо быстрым движением подхватил Ултера и засунул его себе под мышку так, что Ултеру и вздохнуть стало трудно, не то что кричать.

Ули почувствовал, как Джогу-Вара развернулся и скрылся в густом лесу. Шел он беззвучно, плавно и очень быстро.

«Вот диду Гимтар узнает, ругаться будет… – появилась дурацкая мысль. – А брат, наоборот, обзавидуется весь, что я живого Джогу-Вара видел!»

Шли они с Хозяином гор совсем недолго. Ултер даже висеть не устал. Раз – и уже остановились, а великан Ултера опять на землю поставил. Коротко что-то промычав, Джогу-Вара показал вперед своей волосатой лапой. А потом и слегка подтолкнул Ули в спину. Легонечко. Так, что Ули побежал вперед, чтобы не упасть.

«Неужели он мне свой дом показать хочет?!» – обрадовался Ултер, увидев какую-то расселину в земле, и направился к ней. Расселина оказалась небольшим овражком. Ултер подошел к самому краю и заглянул вниз.

– Мальчик!

– Великое Небо услышало молитвы!

– Ты один, мальчик? Позови же кого-нибудь…

– Как ты здесь оказался?

– Ты не видел тут Хозяина гор?

– Воды, парень! Пить!

От криков, раздавшихся из оврага, Ултер присел. Испугался. Не криков, конечно. И не самих горцев – каких-то жалких, худых, ободранных, побитых. Сыну дана не пристало бояться! Просто от неожиданности. Думал, к Джогу-Вара в гости идет, а тут они. Кричат всякое, руками трясут, на колени падают.

Овражек был совсем небольшим, но с крутыми склонами. С десяток горцев еле-еле в нем помещались. Пара из них, с запекшейся кровью на головах, лежали на самом дне оврага, даже подняться на ноги не смогли. Но тоже руками махали и вопили.

Джогу-Вара увидел, что пастухи напугали Ултера, и, сердито рыкнув, тоже показался на краю оврага. Крики и стенания разом смолкли. Только один из лежащих пробурчал что-то со злостью, сплюнув.

Ули увидел, как Джогу-Вара задрал нижний край своей шкуры-накидки, собираясь помочиться. Люди внизу загомонили, отворачиваясь и накрывая голову руками, вжимаясь в склоны. Видимо, для них это было не впервые.

– Ты что? – возмутился Ули. – Нельзя писать на людей! Даже на плохих.

И схватил Джогу-Вара за руку. Точнее, попытался схватить – потому что обхватить запястье не получалось. Тут, как за бревно, двумя руками хвататься нужно!

Джогу-Вара сердито засопел, но послушался. Отпустил шкуру.

– Смотри-ка! – удивился кто-то внизу. – Такое чудовище, а малявку слушает.

– Я не малявка! – топнул ногой Ултер. Он хотел сказать, что он сын Рокона, дана Дорчариан, но вовремя вспомнил, что это тайна, и прикусил язык.

«Столько этих тайн развелось, скоро и слово сказать будет нельзя…» – недовольно подумал Ули.

– Надо было разрешить Джогу-Вара вас описать, – сказал Ули горцам.

В овраге поднялся шум, но великан коротко рыкнул, и пастухи сразу же притихли и уселись на землю.

Ултер еще раз посмотрел на Хозяина гор. В ответ тот засопел, повернулся спиной и двинулся к лесу. Ули стоял на краю оврага, не зная, что ему делать дальше. Джогу-Вара остановился и призывно замычал.

– Мне с тобой идти нужно? – спросил Ултер.

Тот опять замычал так же протяжно.

Ули пожал плечами.

– Сидите… – шепотом сказал он несчастным пастухам. – Я вернусь за вами.

Он догнал Джогу-Вара, и они углубились в лес. Теперь Хозяин гор шел не так быстро, и Ули сумел запомнить дорогу. Вдруг Джогу-Вара остановился, и Ултер огляделся вокруг. Это было то самое место, где они повстречались. Даже кинжал лежал там же. Подойдя к кромке опушки, Ули выглянул из-за кустов. На поляне ничего не изменилось. Все выглядело по-прежнему, как будто встреча с Джогу-Вара, горцы в овраге – все это было внезапным коротким сном. Словно прочитав его мысли, Джогу-Вара сзади еле слышно фыркнул и подтолкнул в спину по направлению к дому на колесах.

Ултер обернулся и увидел, что лесной великан уходит.

– Постой!.. – прошептал Ули.

Джогу-Вара замялся, переминаясь на месте и теребя край шкуры-накидки. Ултер не хотел просто так расставаться, но не знал, что делать. Но вдруг он вспомнил отца и улыбнулся.

Он подошел к Джогу-Вара, поднял с земли кинжал, бережно протер его концом рукава. Взял оружие двумя руками и, протянув перед собой, прошептал: