Текст книги "Почетный пленник"

Глава 9

При виде измазанного паренька люди стали чертить у себя на груди круг – символ Великого Неба. Крикунья Ойрла и та оторопела, хлопая глазами и раскрыв рот уставившись на Ойкона, который неожиданно для всех появился на пустыре.

Хранитель не стал терять времени даром, не дав толпе возможности опомниться.

– Подойди ко мне, юноша! – велел он.

Парень, ведомый Немым и охранником в черном, приблизился. Он встал напротив Хранителя, на то место, которое тот указал ему своим посохом. Стоящая рядом Ойрла пришла в себя и закричала:

– Ойкон, где мой муж?

Хранитель в очередной раз стукнул посохом, и один из охранников вновь спеленал громогласную бабу, заломив ей руки за спину.

– Здесь идет Суд Хранителя, женщина! – устало обратился Хродвиг не столько к Ойрле, сколько к ее односельчанам. – Ты не единожды прерывала его и выказывала свое неуважение. Один из наших обычаев велит мне отрезать тебе язык, а другой – казнить… – Старик замолчал, вглядываясь в расширенные от ужаса глаза женщины. – Но, понимая твое горе, я не буду этого делать. Пока. Но больше я не хочу слышать тебя, ты поняла меня?

Ойрла полузадушенно всхлипнула и попробовала упасть на колени. Но захват черного не дал ей это сделать. Хранитель взмахнул рукой, и охранник отпустил женщину. Та рухнула на колени и поползла в толпу. Односельчане расступились перед ней, и вскоре она исчезла из виду.

Ойкон смотрел на все это и смущенно улыбался. И совсем не боялся! Правая рука его была замотана грязными тряпицами, а левой он теребил край своей старой, ношеной рубахи. Рубаха была такая ветхая, что сквозь нити проглядывало его худое тело.

– Как зовут тебя? – спросил Хранитель. Подошедший Хоар уселся на нижнюю ступеньку лесенки.

– Ойкон… – рассеянно ответил допрашиваемый. Он завороженно рассматривал чудесную повозку, оббитые железной полосой большие колеса, красный ковер с длинным ворсом и аккуратную деревянную лесенку.

– Это твоя мать? – спросил Хродвиг, посохом указав на висевшую в захвате охранника Эйду.

Парнишка прекратил разглядывать повозку и увидел женщину. Он сделал шаг вперед, но Хродвиг пристукнул посохом, а Хоар покачал головой. Юноша качнулся назад и встал обратно.

– Мама… – только и смог сказать он.

– Знаешь ли ты, в чем обвиняют твою мать? – продолжил расспрос Хродвиг. Его зычный голос далеко разлетался по пустырю, а ответы Ойкона, напротив, были слышны еле-еле, потому присутствующие жители Ойдеты почти не дышали, боясь пропустить хоть слово. Едва ли когда еще в своей жизни они смогут поприсутствовать на Суде Хранителя.

– Нет… – растерянно протянул юноша.

– Ее обвиняют, что ночью она ходила на кладбище, набрать кладбищенской земли для злого ведьмовства! – И многие в толпе начертили на груди круг, отгоняя злые силы.

– Нет, нет! – заторопился юноша, здоровой рукой теребя ворот рубахи.

«Эта рубаха прямо сейчас расползется», – подумал Ули, наблюдавший за парнем из темноты повозки.

– Мама приносила мне покушать! – крикнул мальчик, чтобы все его услышали.

– Где он был? – спросил Хродвиг того из охранников, что привел Ойкона.

Тот встал возле юноши и громко ответил:

– На кладбище есть небольшая расселина в скале. Он там жил, – доложил охранник, потом дождался кивка Хранителя и отошел в сторону.

– И давно ты там живешь? – поинтересовался Хродвиг.

Парень улыбнулся своей смущенной улыбкой и пожал плечами:

– Я не помню…

Похоже, он вообще плохо понимал, что происходит вокруг и зачем его сюда позвали.

– Что у него с рукой? – Хранитель на сей раз обратился к Хоару, сидящему у подножия. Хоар встал, приблизился к пареньку и размотал тряпку. Вдоль предплечья тянулся глубокий багровый порез. Хоар понюхал рану и сморщился.

– Нормально. Непонятно, зачем руку так заматывать… – проворчал он. – Но рана чистая.

– Это мама… – объяснил Ойкон.

– Мазь хорошая, и подживает неплохо… – закончил осмотр Хоар. Посмотрел на тряпку и бросил ее на землю. – Пусть рана на солнце побудет. Чем это тебя, мечом или ножом? – спросил он у парнишки.

– Это Эйрик, кинжалом, – пояснил паренек. Все с той же улыбкой.

Толпа глухо загудела, и Ойкон с удивлением обернулся на нее, как будто только заметив.

«Он же дурачок!.. – догадался Ули. – Вот и улыбается все время!»

– За что он ударил тебя? – быстро спросил Хранитель, гася своим вопросом недовольство жителей.

– Они смеялись и били. А я защищал, – нахмурился паренек. Он рассматривал свою рану, поворачивая руку из стороны в сторону, как будто впервые видя. – Я защищал и поднял руку. – И он действительно поднял здоровую руку, показывая, как это происходило.

– Ты защищался, – кивнул Хранитель.

– Нет, – удивленно посмотрел на старика Ойкон. – Я защищал. Защищал Гворфа.

Многоголовая толпа как-то разом сотней ртов сказала: «Ой!» – и замолчала. В опустившейся тишине было слышно, как мул хлопнул себя по крупу хвостом, отгоняя слепня.

– Ты защищал Гворфа… – медленно повторил Хранитель, разворачиваясь к толпе. Найдя глазами сжавшегося старосту, Хродвиг пальцем поманил того к себе. Эйдир вышел из первого ряда и приблизился на полусогнутых ногах.

«Как в штаны наложил», – вспомнил Ули еще одно присловье Быка.

Хранитель поставил старейшину рядом с разглядывающим свою рану Ойконом и спросил у него, игнорируя понурившегося Эйдира:

– А Гворф – это кто?

– Гворф хороший, – объяснил парень. – Он мельницу водяную нам построил и ушел жить к Джогу-Вара. И орехами медовыми угощал.

– Ты говорил мне, что я знаю все в этой истории, – перевел взгляд на старейшину Хродвиг. – Но каждый раз это оказывается неправдой. Может, мне раскалить кузнечные клещи и вытащить из тебя все, что ты утаиваешь от суда? – Хродвиг наклонился вперед и всем весом оперся на посох.

– Так это… – залепетал староста, выставив вперед руки. – Не утаиваю, ничего не утаиваю, храни нас Великое Небо! Забыл, как есть забыл. Кто ж про этого чудака помнить будет?

– Кто такой Гворф? – медленно и громко спросил старосту Хранитель.

– Так это… – затараторил староста. – Чудак какой-то. Имперец, по всему видать. Аскод Гворф назвался. По-нашему хорошо говорит. Пришел по осени, откуда ни возьмись. Мы его со скалы хотели… Ну, на всякий случай. Но он сказал – Джогу-Вара ему нужен. Так это… мы подумали – чего нам, коли он сам погибели ищет. Указали гору, где Джогу-Вара живет. А он нам мельницу на ручье наладил. Только, – он замахал руками, – мы ею того… не пользуемся.

– К вам приперся какой-то имперец, прошел через ваше село и ушел дальше в горы, – так же медленно и громко продолжал Хранитель, – и ни дан Рокон, ни танас Гимтар, ни кто-либо из Хранителей про то слыхом не слыхивал. Верно?

– Так это… – совсем обреченно, переходя на шепот, ответил Эйдир, – мы ж довели его до горы-то… Где Джогу-Вара живет. Он туда и пошел. И зима близко была! Сожрал его Хозяин гор, думали все! – неожиданно выкрикнул староста.

Толпа одобрительно загудела. Хранитель вздохнул и запустил пятерню себе в волосы, приглаживая их. Он вновь повернулся к деревенскому дурачку.

– Как этот Гворф оказался там? – спросил Хродвиг Ойкона. – Почему ты стал его защищать?

– Гворф хороший, – объяснил Ойкон.

– Зачем Гворф пришел к вам? – терпеливо переспросил Хранитель.

– Брынзы хотел. На медовые орешки поменять, – пригорюнился парень.

– Расскажи: как он пришел и что было потом? – ласково попросил Ойкона Хродвиг.

– Был вечер. Мы сбили отару. Эйрик, Эйришь, Эйгдон и другие пастухи пили пиво. Смеялись громко. Я с овцами разговаривал в сторонке. Чтобы никому не мешать. А потом собаки заволновались, залаяли. Побежали в лес, но замолчали. Все за кинжалы схватились и Джогу-Вара стали вспоминать. Испугались. А из леса вышел не Джогу-Вара, а Гворф. И собаки рядом с ним хвостом виляют. Он подошел и поздоровался. Хотел брынзу на медовые орешки поменять. Орешки вкусные – я захотел попробовать и подошел. Свою брынзу поменять. Только пастухи засмеялись и сказали, что только на пиво менять будут. А Гворф и говорит: «Вкуснее воды, чем здесь, нигде в целом свете нет». И еще: «Пиво пьют только лентяи и трусы». Эйрик это услышал и за кинжал схватился. Бросился на Гворфа, а я защитил… – И парень опять уставился на свою рану, подставляя ее солнечным лучам.

– Так, – подбодрил его Хранитель. – И что потом?

– Они меня оттолкнули и стали пинать Гворфа, – пожал плечами Ойкон. – А Гворф хороший…

– А потом? – поторопил его Хранитель.

– А потом пришел Джогу-Вара и покидал всех пастухов в овраг, – в звенящей тишине закончил рассказ Ойкон. – А я испугался и домой побежал. Ночью. А мама меня спрятала. Только это я плохо помню, – и его рассеянно-смущенная улыбка вновь появилась на лице.

Молчал пустырь. Молчали дома за околицей. Молчало Великое Небо. Только мул продолжал отгонять хвостом слепней. И вдалеке слышался легкий однообразный шум, не различимый ухом ранее.

– Водяная мельница, говоришь, – размышляя вслух, сказал Хранитель, разглядывая старосту Ойдеты. – Аскод Гворф, значит… – продолжая размышлять, Хродвиг пробежался пальцами по посоху, как по флейте. – Мы идем в гости, – громко подытожил он свои размышления спустя некоторое время. – А ты, – он указал на Эйдира, – пойдешь с нами.

Толпа ахнула.

Арратой

Арратой стоял, слегка согнувшись и нависая над огромной Рабской книгой, занося в нее результаты сегодняшнего дня. Монотонность и бессмысленность этого занятия тяготили его. Труд раба-носильщика куда тяжелее, но и результат был зримым и осязаемым. Арратой вывел в книге:

«Раб, именуемый Клоп. Восемьдесят восемь бурдюков».

На своих плечах злой, резкий, несломленный Клоп вынес взятое у земли масло. Восемьдесят восемь бурдюков! Раб поднял каменное масло из подземной тьмы на свет, к свободным людям. Добытое масло могло пойти на смоление бортов корабля. Или могло быть использовано при строительстве дороги. Или стать смазкой колесницы наместника или – Пагот-шутник! – кареты самого императора! А могло оказаться и в его, Арратоя, старом, треснутом глиняном светильнике. При неровном свете которого он строка за строкой, строка за строкой вносил в вечность прожитый день.

Недавно Арратой услышал рабские побасенки о Рабской книге. Мол, у императора в покоях лежит точно такая же книга. И как только в Рабской книге Арратой вписывал очередную строку, она тут же чудесным образом появлялась в императорской книге. И тогда император мог увидеть, плохо или хорошо работал сегодня раб.

Какой-нибудь новичок, впервые слушая эту историю, обязательно интересовался: а что будет, если вечерняя запись не появится? Учетчик заболеет, или помрет, или забудет внести запись? После этого вопроса в бараке наступала тревожная тишина, и рассказчик зловещим шепотом объяснял недотепе:

– А ничего хорошего не будет. Понагонит сюда император солдат, макнут они нас в Колодец разок-другой и сожгут живьем. А на наше место мигом новых рабов поставят.

Помолчав, рассказчик пояснял глупому новичку:

– Не важно, сколько бурдюков ты поднял за день, раб. Важно, сколько в Рабской книге записали!

Вот и получалось – сам Арратой свой вечерний труд считал редкостной нудятиной, а рабы считали самым главным делом, важнее важного здесь, в Колодце.

Учетчик продолжал записывать в столбик строки, думая о своем. Он давно уже привык к такому двоемыслию.

«Вот интересно, если бы эта сказка о двух одинаковых книгах была правдой… Написать бы сейчас крупными буквами во всю страницу: «ИМПЕРАТОР, ОСЛИНАЯ ЗАДНИЦА! ДАЙ ВОЛЬНУЮ АРРАТОЮ, РАБУ КОЛОДЦА!»

Вдруг послышался скрип двери, и пламя светильника заметалось от сквозняка. Огромные тени затанцевали на стене. В его тесную комнатку в тупике галереи Старого Поста проскользнул незнакомый горец, сверкая в полумраке белками глаз.

Арратою стало нехорошо. Ноги его подкосились, в глазах потемнело, а на спину словно плеснули ледяной водой. Ко всему прочему, Арратой громко пустил ветры. Чтобы не упасть, он схватился обеими руками за каменную столешницу, на которой покоилась проклятая книга.

«Но я же просто подумал!.. Просто подумал… Я же ничего не писал…» – крутилась глупая мысль внутри головы.

Даже про себя, даже наедине не стоит называть императора ослиной задницей! Хотя бы для того, чтобы не запачкать собственные штаны!

Горец приблизился и принюхался. Брезгливо сморщился. И на хорошем имперском произнес:

– Тебе бумага, раб.

И бросил свиток на раскрытую Рабскую книгу. И ушел.

Совпадение! Совпадение! Император и его приближенные ничего не узнали о глупой крамоле! Но Пагот – воистину бог-шутник! Не упустил удобного случая повеселиться над глупым смертным! Представив, как он выглядел со стороны, Арратой нервно захихикал. А потом и вовсе рассмеялся в голос.

Что же, если где-то смеялся над ним невидимый и неслышимый Пагот, то почему бы не составить богу компанию и не повеселиться вместе? Паготу-шутнику это наверняка будет приятно!

В этой комнатке в форте Старый пост – укреплении, построенном еще во времена Старой Империи, за прошедшие столетия пролили немало слез. Слез отчаяния, боли, безысходности. Но слез смеха доселе не случалось. Отсмеявшись, Арратой выдохнул и вытер выступившие слезы. Посмотрел на лежащий свиток, потом на закрытую дверь. Развернул свиток, придавив его учетными черными и белыми камнями. И достал из-за пазухи носимый на шнурке деревянный амулет-решетку. Для амулета решетка была слишком большой и громоздкой – чуть больше ладони, – но учетчику не сильно мешала, и Арратой привык.

Странные люди, приносившие послания и забиравшие их, приходили не так уж и часто. А странным было в них то, что их лица быстро забывались Арратоем. Вот и сейчас. То ли из-за испытанного острого страха, то ли из-за этой подмеченной в свое время «странности» тайных курьеров, но лицо горца Арратой уже не мог вспомнить. Удивительно яркие белки глаз. Большой нос с горбинкой. И невысокий рост. Вот и все, что мог вспомнить о посланце учетчик. Единственное, в чем раб-соглядатай был уверен точно – что этот горец не из их команды надсмотрщиков. Тех он успел досконально изучить и запомнить.

Перестав ломать голову над странностями, Арратой углубился в расшифровку. Дело это нехитрое, но скрупулезное. Положив решетку поверх абракадабры из букв, он поставил точки над буквами, показавшимися в окошках решетки. Затем переставил решетку ниже по свитку и так дальше, пока не закончилась эта буквенная мешанина. Потом в конце свитка, на небольшом оставленном чистым месте, убористым мелким почерком записал выделенные буквы. Прочитал послание и не мешкая подпалил его, подержав над пламенем светильника. Он дождался, когда пламя подберется к пальцам, уронил свиток на пол и убедился, что огонь полностью расправился со своей добычей. Арратой растер пепел подошвой сандалии. Выполнил все так, как его когда-то обучили.

Что же, вот еще один из намеченных шагов к свободе! Неизвестный наниматель сообщал, что вскоре Арратоя переведут на строительство дороги от Колодца до Долинного тракта. Наконец-то Империя дожала горских вождей! Насколько знал Арратой, упрямые горцы не позволяли обустроить Долинный тракт по имперским дорожным правилам. Как ни объясняли им, дубинам стоеросовым, какую выгоду это принесет торговле, но если горец уперся – проще переспорить каменную стену.

В послании предписывалось обучить нового учетчика, который вскоре должен прибыть, и сдать ему дела. Написали, что вновь прибывшему велено исполнять наказы Арратоя. Также велели написать подробный отчет по количеству отпускаемых в Империю бочек с земляным маслом, о том, не видел ли он, раб-соглядатай, случаев контрабанды или сокрытия кем-либо истинного количества масла. Из тихих рассказов немногочисленных старожилов-рабов, из пьяного трепа управляющего Забиха, из содержимого кое-каких документов Арратой сделал вывод, что несколько лет назад в Колодце случился большой переполох. Приехали важные люди из столицы, поставили Старый Пост на уши, довели Забиха до икоты. В Рабскую книгу никто не лез, конечно, а вот настоящие учетные книги перетряхнули все. Искали недостачу земляного масла. Управляющий до сих пор трясся, упиваясь пьяными слезами, шептал, что еле выкрутился тогда.

Впрочем, нынешние тревоги неведомого нанимателя были напрасны – работа в Колодце налажена отлично, как арнская клепсидра в столичном храме Пагота. И никакого утаивания, никакой контрабанды. Однако от подробного отчета его это не избавляло. И от ежевечернего заполнения Рабской книги тоже. Барачные невольничьи истории о ночном чтении Книги императором, конечно, глупые побасенки для необразованных умов. Но Книга должна быть заполнена. Шутить с этим Арратой не был намерен.

Намеченный перевод должен был состояться как никогда кстати. Арратой уже начинал прикидывать, как убежать и отсюда, из самого Колодца. Выходило плохо. Колодец – место повышенного внимания Империи. Земляное масло – ценный товар, потому и охранялось соответственно. Предложить надменным горцам-надсмотрщикам скромному учетчику нечего. Те презирали рабов, а вместе с ними и всех имперцев разом. Это и немудрено: большинство рабов Колодца – бывшие имперские граждане. Все рабы Колодца говорили на имперском. И почти все рабы дрались за огрызки костей, которые потехи ради бросали горцы в толпу рабов во время своей трапезы. Граждан Империи они встречали редко, а потому плохо понимали разницу между свободным и рабом. Имперцев они считали ничтожествами, всем скопом.

Арратой много лет работал в горах: сначала купцом, теперь рабом. И потому знал, что горец горцу рознь. Горцы-надсмотрщики из племени скайдов отличались от хорошо знакомых Арратою горцев долины, как столичный житель отличается от обитателя глухого пограничья. Горцы долины, особенно нижних сел, больше походили на подданных Империи.

Там, в первом пограничном селе, жил Мадлл. О, Арратой очень надеялся, что он жил, – не заболел, не умер, не уехал. Ему очень было нужно, чтобы в Архоге, в своем доме рядом с Рыночной площадью, жил Мадлл, сын Мадра, старейшины села!

«Мадлл!» – Арратой еще раз про себя произнес это имя и вспомнил парня, переминающегося с ноги на ногу и прячущего глаза. Сын старейшины взял у купца Арратоя денег. Взял тихо и без свидетелей, дав слово, что вернет. Сумма для купца была смехотворная, а привязать к себе путами деловых отношений сына распорядителя главной ярмарки и старейшины Архоги стоило. Определенно стоило! Арратой не раздумывая дал нужную сумму. К ужасу молодого Мадлла, его стадо в горах атаковали волки, и глупые овцы разбежались. Стадо особо не пострадало, но не менее глупые пастухи разбрелись, собирая овец по окрестным склонам и оврагам. И опоздали на ярмарку ко времени приезда купца. Отдавать долг горцу было нечем. Вместо того чтобы повиниться перед родным отцом и перезанять денег, Мадлл выбрал позор перед чужеземцем.

Маддл-должник был для купца куда более полезен, чем Маддл-отдавший долг. По законам Империи человек, который не расплатился по долгам, становился рабом. Кому, как не Арратою-рабу, знать об этом! Щедрый имперский купец Арратой хлопнул парня по плечу: «Не переживай так, друг! Потом отдашь, как вернутся твои бараны!» Друг просиял. Друг воспрял. Друг проникся. Друг избежал огласки и позора и предложил спасителю побрататься, став гьердом. Арратой согласился – все, что помогает торговле, все в помощь. Они выпили совместную чашу и, глядя глаза в глаза, назвали друг друга гьердами.

Большого значения тогда этому Арратой не придал. Тем более что вскоре в его дом пришла беда и он стал рабом. И напрочь забыл об испитой чаше и о самом Мадлле – до того ли ему было!.. Однако теперь, здесь, он понял, что означало звание гьерда для горцев.

Сам погибай, а гьерда выручи – вот как кратко можно описать суть горского побратимства. В нынешнем положении для Арратоя гьерд Мадлл стал и тайным оружием, и отмычкой, что откроет для него запертую дверь. Он очень на это надеялся. Главное, чтобы Мадлл не прознал о сокровищах, которые к тому времени будут у Арратоя. Иначе бывшего купца даже сам Пагот не спасет!

Сивен Грис

Сивен Грис страдал от жары. Послеобеденный сон не принес облегчения. Журчащий рядом фонтан не дарил прохладу, а лишь усиливал раздражение. Элса, лежащая рядом, заметила, как муж дергает мокрой от пота щекой, и велела рабу принести из ледника мятной воды.

– Спасибо, дорогая, – поблагодарил жену Сивен. – Эта жара меня допечет…

– Что там дальше? – спросила Элса секретаря.

Тот поклонился.

– Новости из Арраина, светлейшие, – продолжил он зачитывать свиток.

– Да? И какие новости могут быть от рыбаков? – удивился наместник. – Пираты? Контрабандисты?

– В прошлом году вы, светлейший, повелели уменьшить провинциальный сбор для купцов, если они захотят разгрузить товар в порту Арраина… – напомнил угодливо согнувшийся секретарь.

– И что? – с недоверием спросил наместник. Он давным-давно забыл об этой затее.

– Количество желающих стало таково, что из Арны пришло повеление поставить таможенный пост…

– Отличная новость. – Настроение Сивена немного улучшилось. – Еще один таможенный пост! Слышишь, Элса! Арнский престол любит таможенные сборы! И наместников, в чьих землях они собираются!

– Но, мой господин, – согнулся раб еще ниже, – из Арны пришло только распоряжение, а денег на возведение поста…

– Как обычно, – хлопнул по ложу наместник. – Распоряжение. Но без денег. Скупердяи. Душители!

– Не переживай, Сивен. Пусть купцы строят на свои, – сказала Элса. – Поверь, они будут только рады. За возможность покрутиться рядом с таможенниками они еще и драться начнут…

– А может, съездить к морю? – спросил неожиданно Сивен, прикрыв глаза и откидываясь на кушетке. Журчание фонтана перестало раздражать, а напомнило море и юность, проведенную в Арне. Широкий спуск к морю из родительского дома и соленый ветер, щекочущий ноздри. И крик чаек! Первым, что слышал юный Грис по утрам, был крик чаек… – Наведем шороху, чаек послушаем…

– Светлейший наместник был раньше в Арраине? – ехидно поинтересовалась жена. Она прекрасно знала, что за многие годы наместничества из столицы провинции Сивен так ни разу и не выбрался. И иногда напоминала ему об этом. Как сейчас.

– Вот и побываю… – недовольно буркнул Сивен. Он сразу понял, куда клонит его женушка.

– Хорошему наместнику незачем бывать где-то лично, для того чтобы знать, как там идут дела, дорогой, – заметила Элса. – А в Арраине делать нечего – дыра дырой. Море пахнет тиной, от рыбных рынков вонь стоит такая…

– И все-то ты знаешь… – пробормотал наместник. Опять его начинание зачахло, не успев прижиться! – Как будто ты сама там была!

– Конечно, я все знаю, дорогой. И конечно, я там не была. Просто именно я читаю все эти бесконечные отчеты соглядатаев и дознатчиков, которых ты расплодил без меры, – надула губы жена.

– Элса… – просительно протянул Сивен. – Ты же знаешь – одному мне не справиться. Когда мы с триумфом вернемся в Арну, мы вместе будем стоять в парадной колеснице. Обещаю…

– Ладно, – махнула веером Элса Эттик. Она слышала эти обещания тысячи раз. И обратила свой взор на безмолвного секретаря. – С таможенным постом решили. Что дальше?

– К вам прибыл и ожидает Алиас Фугг… – сворачивая свиток, сказал секретарь.

– Подожди, – властным взмахом руки Сивен оборвал секретаря. – Запиши себе: я хочу чаек!

– Что? Дорогой! Это же вонючее, противное мясо! – запротестовала женщина.

– Ты не поняла меня, Элса. Я хочу слышать крики чаек по утрам. Пусть мне привезут живых чаек из этого занюханного Арраина! И пусть утром они орут у меня под окнами, как сумасшедшие! – Наместник даже привстал, опираясь на локоть, с кушетки. Все окружающие знали: если хозяин вдруг так резко и сильно чего-то захотел, то нужно бежать и исполнять. Иначе поротыми могут оказаться все.

– Сделаем, хозяин, – склонился в глубоком поклоне раб. – Сегодня же пошлю курьера…

– Немедленно! – проревел Сивен.

Элса с улыбкой наблюдала за выходкой мужа. Раб, пятясь спиной вперед и кланяясь, выметнулся наружу.

– Что там с этим Алиасом? – напомнила мужу Элса.

– Пусть ждет… Все-таки привез дикаренка… – проворчал наместник. – Элса, в этом году в школе будет целый выводок этих дикарей…

Она щелчком пальцев подозвала появившегося раба с холодной мятной водой. Тот с поклоном наполнил два серебряных кубка, стоящих на низеньком переносном столике.

– Ты несправедлив, – сказала женщина, сделав глоток. – Относись к ним как к будущим гражданам, как к неизбежному злу. Империя не отступает и не упускает своего.

– Вот именно! Империя не отступает! – Сивен одним махом опрокинул в себя половину кубка, с удовольствием чувствуя, как захолодело небо и горло. – И зачем возиться с этими дикарями? Взять, к примеру, горцев… Эти вонючие пастухи – воры, убийцы, разбойники – столетиями спускались с гор, убивали и грабили имперское добро. Все, до чего могли дотянуться.

– Империя загнала их обратно в горы и вышибла им зубы. Теперь наши виллы в предгорьях – самое спокойное место в провинции, – возразила Элса.

Муж и жена, наместник Сивен и его жена Элса, за долгие годы службы в провинции выстроили вокруг себя такой мир, в котором мало кто смел им возражать. Или хоть в чем-то отказывать. Может быть, именно поэтому они так любили пикироваться друг с другом? Впрочем, споря друг с другом по пустякам, в главном они выступали вместе, слитно. Решительно, не считаясь с чужими потерями и принципами. Главное – набрать как можно власти и очков перед Арной, перед партнерами из Торгового союза и вернуться в столицу. Вернуться, улучшив на порядок свое положение и достаток.

– Империя зашла в горы, заняла Колодец, шахты и написала на всех имперских картах, – наместник провел рукой в воздухе, демонстрируя воображаемую карту земель: – «Дорчариан – условно подчиненная территория». Условно подчиненная! Условно вассальная! Да над этим даже курицы в домах горцев смеются! Когда Империя зашла в горы, не нужно было выходить! Надо было раздавить этих дикарей и поставить их на колени! Обратить всех в рабов, а долину заселить гражданами!

– Ты же знаешь, дорогой: горцы не очень-то любят вставать на колени… А потери в той войне, как посчитали в Арне, были слишком велики. Вот и выбрали долгий путь…

– Долгий путь… – проворчал наместник. – К чему это все? Вот Векс Кней, доброй памятью прежний наместник, старый дурак… принял в школу сыночка местного горского вождя. Отмыл его от овечьего навоза. Научил высокой речи, отучил пердеть за столом… – Элса возмущенно фыркнула. – И что? Каков был итог и какова благодарность?

– Эндир Законник вырос. И свалил Векса Кнея, затеяв интригу с виллой наместника в горах, – отметила Элса. Эту историю она знала лучше своего мужа. – И не сгущай краски, дорогой. Горцы не такие уж дикари и не пускают ветры за столом…

– А вот и проверим! – воодушевился Сивен. – К нам же прибыл очередной маленький сыночек рекса…

Наместник повернулся к безмолвной статуе раба-привратника.

– Зови сюда Алиаса, – велел он.

Вскоре во дворе появился Алиас Фугг. Беглым взглядом наместник окинул фигуру чиновника, отметил минимум украшений, парадную одежду и наспех вычищенный плащ, который Алиас по столичной моде накинул на левую руку.

«Поклонился глубже, чем мог бы. Выражение лица предупредительное. Весь вид говорит, что сразу же с дороги без проволочек явился ко мне. Хотя мог этого и не делать. Выучка Векса Кнея, пусть ему там не икается и будет легок путь», – подумал Сивен.

– Здравствуй, Алиас! – приветствовал его хозяин дома. – Как дорога?

– Здравствуй, светлейший наместник Сивен Грис! – громко сказал Алиас и поклонился. – Здравствуй, светлейшая Элса Эттик, – и вновь поклон. Чуть менее глубокий. – Благодарю за заботу, светлейший! Путь легок, хвала Паготу!

– Привез наконец наследника рекса? – без долгих церемоний спросил Сивен.

– Мы вышли вместе из Перекрестка. Я обогнал их, светлейший, чтобы доставить тебе последние вести…

– Ты что, посмел оставить мальчишку одного? – изумился наместник.

– Никак нет, наместник! – воскликнул Алиас, кланяясь и прижимая руки к груди. – Я оставил своих людей и специально привлек два разъезда дорожной стражи!

– Два разъезда… Зачем столько воинов? – проворчал Сивен.

– Дело в том, светлейший, что на нас напали ранним утром…

– Что?! – проревел наместник, подняв с ложа свое тучное тело. – Напали? На моей земле? Кто посмел?

– Это было еще на землях Дорчариан, – поспешно ответил Алиас, выставив руки вперед. – Я тут же отослал голубя с донесением.

Сивен Грис посмотрел на жену.

– Было что-то такое, – тихо произнесла Элса, кивнув с задумчивым видом, накручивая прядь на палец. – Никто не пострадал, и я не стала…

– Ну… раз никто не пострадал, – Сивен быстро успокоился и улегся обратно. – Ты установил, кто напал на мальчишку?

– Это были гворча, светлейший, – согнулся в поклоне Алиас. – И напали они не только на наследника, но и на меня. – Он метнул цепкий взгляд на наместника и тут же спрятал глаза, кланяясь.

– Что за гворча? – поинтересовался Сивен.

– О! Это предатели. Эндир Законник изгнал их из гор три десятилетия назад. Все думали, что никого из них не осталось… Даже и имя их уже стали забывать.

– Значит, они подкараулили наследника и неожиданно ударили? Спустя столько лет? Хитро… – протянул Сивен. – Кстати, что там у мальчишки с ногами? Неужели ты везешь мне калеку, Алиас? Что я буду с ним делать?

– Меня уверили, что наши врачеватели поставят его на ноги… – Тон Голоса Империи был сама предупредительность.

– А если ты ошибся? – холодно спросил наместник. – Ты что, не мог признать калеку недееспособным и притащить мне другого, полноценного наследника? Кому нужен порченый товар?

– Своей властью и наделенными Арнской канцелярией полномочиями я по мере своих скромных сил стараюсь, чтобы мудрость имперских законов пересилила горские обычаи. И мне это удается. Олтер, сын Рокона, рекса земель Дорчариан, является законным наследником, как объяснили мне. И, согласно букве древнего соглашения между Империей и Дорчариан, он отправился в Школу наместника. – Алиас вновь глубоко поклонился. И, разгибаясь, добавил: – Они признают и чтут наши законы, светлейший.

– Понятно, понятно… – раздраженно выбил дробь пальцами по краю ложа наместник. – Буква закона соблюдена – а мне что с того? Лучше бы эти гворча прибили того калеку… – в сердцах добавил Сивен.

– Боюсь, что если бы это случилось, то последствия тебе, сиятельнейший, не понравились бы, – ответил Алиас Фугг. И забыл поклониться.

– Что это значит?.. – опешил наместник. Он переглянулся с Элсой. У нее тоже был недоумевающий вид.

– Нынешний Рекс Рокон не обучался в Империи, потому что его отец Эндир Законник опять нашел лазейку в законе. В этом законе сказано, что если наследник один на весь род, то рекс имеет право не отсылать единственного сына в Империю, а может оставить при себе, – пояснил Голос Империи. – Именно поэтому у рекса Эндира был один сын, а его брат Гимтар так и остался бездетным.