Текст книги "Замороченный лес. фантастический роман"

Картина шестая:

– Полная свобода, а так же способность летать, преодолевать посуху водные пространства, и общаться с потусторонними силами возникают при употреблении внутрь особой жидкости, полученной при перегонки продуктов дрожжевого брожения, – вещал другой, не менее грязный и завшивленный гуру.

Картина седьмая – все танцуют под громкую, ритмичную музыку.

Картина восьмая – все танцуют под громкую, вялую музыку.

Картина девятая – все танцуют.

Картина десятая – все поют…!

– Страус, тебе не кажется, что нам пора домой? – Напомнил Продиджи.

– Домой куда? На наш дуб или совсем домой?

– И туда, и туда. Обратную дорогу мы с тобой так и не нашли. Знаешь, какая идея у меня возникла? Давай поймаем какого-нибудь горожанина и допросим с пристрастием: как он сюда попал? И как отсюда можно выйти?

– Они тебе не скажут, – убежденно вздохнул Страус. – Ты же видишь, здесь живет особая раса – свободные люди.

– Живут и медленно вымирают, – согласился Продиджи. – Как шерстистые носороги.… Но в одном я абсолютно убежден – обратная дорога есть. Сами эти люди сюда не попали, этому городу кто-то хорошую рекламу сделал. Значит, кроме входа, здесь есть и выход. Нужно только тщательно его поискать.

– Может, к партизанам сходим? – Предложил Страус.

– Мне они еще больше не нравятся. Встретят такие с оружием, и начнут разные вопросы задавать.

(Под этим осторожным утверждением с удовольствием бы подписались Бугай, Мормон и Шишимора.)

Кроме неожиданно возникшей ностальгии, Страуса и Продиджи стал мучить голод – чувство хоть и прозаическое, но еще более тяжелое. Свои припасы они успели съесть, а новых не добыли, вот и маялись теперь от пустоты в тощих животах. Поэтому, вместо того, чтобы искать выход из заколдованного леса, они начали искать пропитание. Либертанцы, между тем, продолжали вести свою вольную жизнь, но, как оказалось, с продовольствием у них была определенная напряженность. Шмали, то есть конопли, мака, разной наркотической химии и самогона у них хватало, но продовольствие в основном добывали с боями, отнимая друг у друга или грабя партизанские угодья.

Проходя по загаженным улицам, Продиджи и Страус встречали большое количество сидящих перед кострами либертанцев. На кострах редко-редко готовили какую-то неаппетитную еду, но чаще наркотическую дурь.

– С таким питанием крематорий должен работать без перерыва, – заключил Продиджи.

Страус молча согласился. К тому же мимо них прошла очередная похоронная процессия с закутанным в грязный саван телом. Участники процессии тупо взирали на мир.

Наконец от одного костра повеяло запахом нормальной еды. Среди собравшихся перед костром молодые люди узнали лысого Дастика. Дастик вскочил на ноги и радостно замахал руками. Со щенячьим восторгом он приветствовал двух друзей, словно был знаком с ними целую вечность и много лет не видел, нашел им место перед костром, для чего пришлось оттащить в сторону двух обкуренных субъектов, вручил две печеные картофелины и два куска слегка подгоревшего печеного мяса.

– Как я понимаю, это то, что вы хотели, – радостно сказал Дастик.

– Ты проницателен, как телепат, – ответил Продиджи, осторожно кусая мясо. Он старался не думать, кому до этого принадлежало мясо, и сколько времени прошло с того момента, как мясо добыли. Но Страус спросил:

– Дастик, это мясо случайно не из вашего эвтанария или того хуже – из…?

– Ну что ты! Это наши охотники сегодня утром дикого кабана завалили.

– А как же защитники природы?

– Да, с экологами чистая катастрофа, – сокрушенно вздохнул Дастик. – В лесу даже земляники нарвать нельзя без того, чтобы какая-то решительная тетя из кустов с дубиной не выскочила. Рыбу мы уже давно не ловим. Экологи возле всех ближайших водоемов сидят и камнями рыбу распугивают. Скоро и охотиться не получится. Экологи всех охотников вычислили и слежку за ними учредили. А дальше от города нельзя – фашисты и партизаны.

– Кто они, Дастик? – Спросил Продиджи.

– Ну, партизаны – это партизаны. Они во время войны в лесах воевали, попали в наш закрытый лес и остались. Правда, настоящих партизан там почти не осталось – все новоявленные, в основном из нашего города бегут. Фашисты тоже. Там из бывших карателей, что на партизан охотились, только один Фриц остался. И то он очень старенький. Остальные – русские скинхеды.

– Скажи, Дастик, каким образом вы сюда пришли?

– По велению сердца и из желания быть свободными. Ты хочешь спросить, как можно преодолеть магические границы? Для этого мы использовали шмаль. Подходили к древнему храму, святилищу, что во внешнем лесу стоит, обкуривались и шли по тропинке. Только так сюда можно войти. Но это вход. Выхода никто не знает. Может, кто-то и знает, но об этом не говорит. Почему? Это тайна.

– Кругом сплошные тайны, – проворчал Продиджи, а Страус поперхнулся плохо пропеченной картофелиной. Чтобы привести его в норму, Продиджи со всего размаха заехал ему кулаком по спине.

– Спасибо, дорогой, – прохрипел в ответ Страус. – Только в следующий раз чуть полегче бей….

За новой порцией шмали отправился следующий поезд – такие конопляные составы ходили с завидной регулярностью. Страус и Продиджи поехали на нем обратно. Город Либертания их не воодушевил, наоборот – оставил ощущение разочарования и досады. Словно побывал на чужом и непонятном празднике, где кроме всего прочего тебя еще и побили. Всю сознательную жизнь и Страус и Продиджи мечтали стать свободными, отказаться от глупых обязанностей и делать только то, что хочется. Но свобода либертанцев показалась им хуже любого самого гнусного рабства.

Снова дымил и стучал самодельный паровозный состав. Вокруг в предвкушении кайфа голосили сидевшие на платформах либертанцы, но Продиджи и Страус тупо молчали. Потом Страус неожиданно сказал умное:

– Знаешь, из этого я делаю один очень печальный вывод.

– Что современное поколение вымирает? – Спросил Продиджи.

– Нет. Что объективный взгляд на мир невозможен. Что же получается? Что границы этого замороченного мира – явление не столько материальное, сколько психологическое. Разные психи и наркоманы их пересечь могут, а нормальные люди с нормальным взглядом на мир – нет. Обкурился, попер напролом – пожалуйста!, ты в заповеднике реликтовых животных и реликтовых людей. Вот и строй после этого разные теории.

В нужном месте ребята покинули поезд и пошли назад в свой лагерь, казавшийся теперь настоящим домом – так их влекло назад. Вокруг расстилалась все та же саванна, чем-то похожая на африканскую, и на этих зеленых пространствах паслись разнообразные, по большей части исчезнувшие животные. А поезд с либертанцами ушел вперед. Пассажиров больше всего волновала предстоящая встреча с любимой травой, и на чудеса вокруг они внимания не обращали. Потом, когда поезд скрылся за деревьями, оттуда донеслись взрывы, выстрелы, вопли. На либертанцев опять кто-то напал: может быть, партизаны, а возможно – уже фашисты…

Ограбленные и обделенные

«Широкая дороженька,

Березками обставлена,

Далеко протянулася

Песчана и глуха».

Николай Некрасов

Как приятно после тяжелого, наполненного опасностями пути, оказаться дома, за надежными и прочными стенами, чтобы сидя у камина, заново переживать свои приключения и получать от этих воспоминаний удовольствие. Приключения тогда именно становятся приключениями, когда вспоминаешь о них в безопасном месте или описываешь в мемуарах. В противном случае это трагедия и катастрофа.

Когда Продиджи и Страус добрались наконец до своего древесного жилища, предвкушая ужин и хороший отдых, оказалось, что имеют место трагедия и катастрофа. Их лагерь носил явные следы разорения и разграбления. Нижняя платформа, старательно сделанная на ветвях дуба, оказалась сброшенной на землю, и с таким трудом поднятые жерди валялись под деревом. Среди этого мусора лежали разорванные рюкзаки, обрывки спальных мешков, измочаленные веревки. Здесь же маялся несчастный Шнурок, заламывая в истерике руки.

– Я не виноват! – Закричал он, увидев Страуса и Продиджи. – Меня здесь не было, я за рыбой ходил! Это все вы, вы! Вы меня одного здесь оставили! Нужно было всем вместе идти! Я не виноват! Я ничего не знаю!

– С дуба упал? – Предположил удивленный Продиджи.

– Или Наташа Туголобая покусала, – решил Страус.

– Я не виноват! – Продолжал вопить Шнурок.

– Подожди, Миша, – прервал его Продиджи, – объясни толком, что здесь произошло.

– Я ничего не видел! – Крикнул в ответ Шнурок. – Я ушел на рыбалку. Еды в лагере не осталось. А когда пришел, здесь вот это. Юли нет. Наташи нет. Все разбито!

– Вот-так-так, – пробормотал Продиджи. – И ты ничего не слышал?

– Я много чего слышал, – ответил Шнурок. – Выстрелы, взрывы, но это далеко. А близко.… Тоже слышал. Слышал, как Наташа кричала. Но она всегда кричит. Я не думал, что здесь что-то произошло.

– А что здесь произошло? – Спросил Продиджи.

– Напал на них кто-то, – сказал Страус, разглядывая следы. – Девчата вначале сверху отбивались, вниз котелки и прочие вещи бросали, а потом нападавшие наверх залезли и девчат с дерева стащили. Я так думаю. Крови нет, значит, девчата в плен попали.

– К фашистам или партизанам, – закончил Продиджи и, видя непонимающий взгляд Шнурка, лаконично пояснил. – Лес-то населенным оказался, разными недоумками. Здесь и партизаны есть, и фашисты, и целый город наркоманов.

– Наркоманы тоже могли на них напасть, – предположил Страус. – Те же экологи. У них от ощущения свободы и шмали ветром чердаки посрывало. Нужно идти искать. Но сейчас уже поздно – солнце село, и скоро стемнеет. Ты, Шнурок, рыбки-то принес?

– Принес, – ответил за него Продиджи, поднимая с земли прутик с нанизанными на него карасями. – Даже почистить и выпотрошить успел.

– Давайте поужинаем, а завтра поутру пойдем искать.

Продиджи быстро развел костер. Путешествуя со Страусом по местным лесам и рощам, он давно освоил эту мудреную работу. В то время, пока Продиджи готовил ужин. Страус и маленько успокоившийся Шнурок собирали разбросанные вещи и поднимали их на дерево, на оставшийся целым верхний настил.

– Странное дело, – озадачился Страус. – У нас ничего не украли. Порвали, помяли – да, но все вещи остались на месте. Даже консервы. Вот они, под спальным мешком лежали. Партизаны, наркоманы и даже фашисты в первую очередь польстились бы на вещи. Те же патроны. Вот они, на месте.

– Может, девчат не люди похитили? – Спросил Продиджи.

– Вполне может быть, – согласился Страус.

– Тогда кто? – Испугался Шнурок.

– Нет, конечно люди, но может дикие – какие-нибудь неандертальцы или австралопитеки. Если здесь шерстистые носороги водятся…

– Что, здесь носороги водятся? – Еще сильнее испугался Шнурок.

– Они самые, – подтвердил Продиджи. – Мы мамонтов не видели, но это не значит, что их здесь нет. А возможно, где-нибудь в самых далеких закоулках этого леса и динозавры бродят. Как ты думаешь, Страус?

– Это было бы слишком. Мамонты двенадцать тысяч лет назад вымерли, а динозавры – шестьдесят миллионов. Разницу чувствуешь?

– А я бы не отказался посмотреть на живого динозаврика, – заявил Продиджи, выжидательно посматривая на Шнурка. От этих слов Шнурок отчетливо побледнел.

– Или он на тебя, – усмехнулся Страус. – Шевельнет такой своей изящной ножкой, все, кранты!

Рыба вскоре испеклась. Не смотря на то, что пришлось ужинать без соли и хлеба – оставшиеся сухари решили приберечь на черный день, изголодавшиеся юноши умяли рыбу с большим аппетитом: сказались дневные странствия. Потом молодые люди забрались, подстелили на оставшуюся верхнюю платформу разорванные спальные мешки и не тронутые походные виниловые коврики.

Ночь прошла без происшествий, хотя перепуганный, вернее, запуганный Шнурок спал плохо и посыпался от малейшего шороха. Но Страус и Продиджи, не взирая на происшедшее, спали как убитые.

Ранними-ранним утром, когда в небе только гасли последние звезды, и окрестности тонули в туманистом сумраке, когда корявые деревья, скрытые вуалью темноты, так походили на когтистых чудовищ, и ночные звери, еще не ушедшие на покой, еще правили свой кровавый бал, Страус, Продиджи и Шнурок выдвинулись в поход. Собрали оставшиеся вещи, что-то перевязали веревочками, что-то пришлось выкинуть. Вернуться обратно, в свое убежище ребята не планировали. По дороге они приготовили себе новое оружие: лук, три дубины, копье. Зарядили и самопал-мультук, оружие может быть не слишком надежное, но большое, эффектное, вызывающее у посторонних некоторое уважение.

Следов похитителей и похищенной обнаружено не было, возможно сказалась неопытность следопытов. Но решительность ребят не исчезла. После открытия трех людских поселений, неожиданная многолюдность вселяла надежду в успех поисков.

– Для начала поищем партизан, – решил шагающий впереди Страус.

– Ты знаешь, где их следует искать? – Спросил Продиджи.

– Примерно, – Страус достал трофейную карту. – Вот тут проходит железная дорога, по которой либертанцы себе шмаль возят. На карте ее нет. Здесь на поезда нападают партизаны. Они и в первом и во втором случае примерно в одном месте напали. Значит, их поселение должно быть примерно здесь. – Страус обрисовал круг. – Потому что справа – озеро, южнее уже границы заколдованного леса. К сожалению, на карте только юго-западная часть показана. Но надеюсь, наших девчат далеко не поведут. Особенно Наташу. Твоя, Шнурок, сестричка – атомная бомба готовая к действию.

Вставало солнце. Юношам открылся яркий, свежий простор: леса, луговины, многочисленные озера и болотца. Мир зеленого света, и живого колдовства. В лучах встающего солнца мокрая трава переливалась сотнями алмазных брызг. Пряно пахло мятой, горькой полынью, просто травяной свежестью, и этот живой аромат затмевал все изощренные изыски модных и продвинутых парфюмеров. В окрестностях родного ребятам Чумска такого простора не было – все поля, лесополосы, да свалки, а лес, растущий на внешней стороне заколдованной территории, был исхожен вдоль и поперек и основательно загажен любителями пикников. Здесь же был первозданный, первобытный край.

Стали попадаться животные: лани, косули, быки-туры, какие-то мелкие хищники, пожиравшие павшую лошадь. Проходивших мимо людей звери высокомерно игнорировали, не удостоив даже взглядом.

– Все-таки эта территория значительно больше, чем показано на карте, раз на ней могут прокормиться столько животных. – Решил Страус.

– А вдруг у этого заколдованного или, как ты предложил, замороченного леса есть другие, свои замороченные леса, – предположил Продиджи. – Такой карман в кармане, многоэтажность или многоуровневость.

– После того, что мы увидели, ничему не удивлюсь.

Шнурок же продолжал подавленно молчать. Все происшедшее свалилось на него тяжким грузом, к тому же он никогда не готовил себя к таким приключениям (дискотечные разборки, гонки по шоссе на папином автомобиле, да попойки с побоищами в каком-нибудь кабаке – вот и все приключения). К тому же удивлятельный орган у него давно атрофировался – как и большинство его ровесников, Миша мог удивляться только новым сортам пива.

К десяти часам утра, покрыв бодрым маршем километров пятнадцать, ребята обнаружили поселение партизан, вернее, само поселение выдало себя густыми клубами дыма, поднимающимися над лесом. Подойдя ближе, молодые люди увидели догорающие остатки деревянных сооружений. Пожар, видимо, случился еще ночью, так как от строений почти ничего не осталось – лишь несколько дымящих куч углей и пепла. Только уцелевшая вывеска с названием поселка на обугленных воротах говорила о былом грозном величии партизанского городища. Среди пожарища уныло бродили домашние животные: маленькие лошадки, собаки, куры.

– Вот-так-так, – испугался Продиджи. – Кто же это на них напал?

– Наверное, сами сгорели, – предположил Страус. – Домишки сплошь из дерева сложены. Одна спичка или окурок – полыхнет, только успевай выскакивать. К тому же пожарных поблизости нет.

– Тогда где люди? Люди-то должны остаться. Или все сгорели?

– Не обязательно. Они могли в другие места уйти, чтобы заново отстроиться. А может, в Чумск подались.

Оставив Шнурка сторожить вещи – на большее он способен не был, Страус и Продиджи разошлись между руин, чтобы обследовать пожарище. Вдруг найдется кто-нибудь живой, да и помародерствовать не мешало – в их ситуации подобное занятие не было предосудительным.

Вскоре пронырливый Продиджи нашел под обвалившейся кровлей несколько бочонков с солониной и маринованными грибами, килограммов по восемь каждый. Хотя снаружи бочки и обуглились, на содержимом это не сказалось. Попадался и разнообразный садовый инвентарь, железные части которого не были подвержены огню. Потом Продиджи нашел большую, слегка закопченную кавалерийскую саблю и радостно вскинул ее над головой.

– Первое настоящее оружие!

– Здесь и огнестрельное оружие должно быть, – предупредил в ответ Страус. – Раз это партизаны.

– Ну, патроны взорваться могли.

– Мы ночью взрывов не слышали. Может, у них склад под землей был.

– Как мы его теперь найдем? Кстати, ты человеческие кости видишь?

– Нет, – ответил Страус. – Наверное, все и вправду куда-то ушли.

Продиджи нашел еще два бочонка, с медовухой, как определил он после дегустации. Богатство великое, но как унести его с собой?

От тлеющих головешек поднимался горький, смрадный дым, от которого першило в горле, и слезились глаза. Откатив и оттащив в сторону свою добычу, Страус и Продиджи стали искать способ ее транспортировки.

– Давай лошадку поймаем и к ней приторочим, – предложил Продиджи.

– Ты ее поймай сначала, – проворчал Страус. – Ты лассо метать умеешь? Управлять лошадьми сможешь? Знаешь, они еще и лягаются.

– Учиться никогда не поздно, – беспечно заявил Продиджи. – Где наша веревка?

– Ребята! Страус, Продиджи! – Донеслось со стороны жалобное блеянье Шнурка. – Идите скорее сюда.

– Чего это он? – Спросил Страус и повернулся на зов. Однако Шнурок был уже не один. Рядом с ним стоял одетый в военную форму длинноволосый старик. Одной рукой старик держал Шнурка за ухо, а во второй был пистолет, вороненым стволом которого старик поглаживал Мишин лоб.

– Чтоб тебя! – Выругался Продиджи. – Это кто такой?

Высохший старикашка оказался существом настырным, лишенным всякого почтения к свободе личности и правам человека. Левой рукой он сильно тянул Мишу за ухо, отчего Мишина голова откинулась вбок. В таком положении Шнурок мог только блеять.

– Кто вы такие? – Решительно спросил старик тонким голосом.

– Это вы кто такой? – Спросил в ответ Продиджи.

– Вопросы здесь задаю я! – Сказал как отрезал дедушка. – Что вы делаете в моем городе?

– Где он, город? – Развел руками Продиджи. – Здесь одни головешки, а к ним, могу вас заверить, мы не имеем никакого отношения.

– Положите свое оружие, – потребовал настырный дед, видя в руках Страуса громоздкий мультук.

– Ну положим, тогда что? – Продолжал возмущаться Страус. – Откуда мы знаем, что вы в таком случае его не пристрелите. Знаете, здесь вопрос софистический. Допустим, мы поверим вам на слово, сложим свое оружие, вот эту базуку, и тогда вы кончите всех троих. А если не положим, вы пристрелите одного Шнурка, от которого все равно проку как от старой коровы. Один убитый как-то лучше, чем сразу три. Давайте сделаем так: Страус пальнет в вас двоих из своего ружья, если кто-то уцелеет, мы окажем ему посильную помощь и даже выроем могилку и споем похоронным марш.

Старик ничего не понял и потому слегка опешил – мозги ему до этого еще не пудрили.

– Положите оружие и отойдите на безопасное расстояние, – продолжал настаивать старик.

– Здесь тоже сложный вопрос, – не унимался Продиджи. – Какое расстояние можно считать безопасным и для кого? Если это касается нашего четвероногого друга Шнурка, так отправься мы на северный полюс, он не окажется в безопасности. Учтите, он у нас психический и давление пистолетом в лоб плохо переносит. Вот сейчас он упадет, у него случится эпилептический припадок, тогда мы сможем использовать свое оружие, и в опасности окажетесь вы….

Однако какой-то припадок начался у старика. Он выронил пистолет, отпустил Мишино ухо и повалился на траву. Быстро подскочивший Продиджи отфутболил пистолет подальше, а Страус его проворно схватил. Но обессиливший дед, хотя и не потерял сознания, никаких действий по этому поводу не предпринял.

– Ты хотел, чтобы я погиб?! Ты хотел, чтобы я погиб?! Да?! – Глотая слова, заверещал Шнурок. Потом он вдруг тоже повалился на траву и громко разрыдался.

– Страус, где там медовуха? Надо отпаивать. – Сказал Продиджи.

Страус передал Продиджи изъятый пистолет, достал из рюкзака пластмассовую походную кружку и отправился к бочонкам с медовым напитком. Первым делом он напоил старика, потом пришла очередь Шнурка, которого била мелкая нервная дрожь.

– Совсем раскис наш Шнурочек и шуток не понимает, – горько констатировал Продиджи.

– Хороши шуточки, – удивился Страус. – Тебя бы на полном серьезе хотели убить, да еще б заявили об этом с беспечным видом.

– Я бы как-нибудь выбрался, – глубокомысленно заметил Продиджи, – или бы выболтался. Что ты хотел? Я будущий юрист, адвокат. В моем распоряжении только хорошо подвешенный язык.

Старичок-террорист постепенно пришел в себя. Сладковатая медовая брага вернула его бледному лицу некоторое подобие румянца. Он даже принял сидячее положение и взглянул на ребят без всякого страха.

– Храбрые ребята, да и на фашистов не похожи. Из Чумска? – Спросил старик.

– Из него самого, – недоверчиво ответил Продиджи, держа старика на прицеле пистолета.

– Сюда, надеюсь, не к наркоманам пожаловали?

– Нет, – ответил Страус, предлагая старику еще одну кружку медовухи. – Случайно попали, а теперь выйти не можем.

– Дело это трудное, – сказал старик. – Вам к волхвам надобно обратиться. Только они выходы отсюда знают. Отдай мне пистолет, внучек, – потребовал старик. – Не бойся, ничего я вам не сделаю, да пистолет и не заряжен.

Продиджи неумело оттянул назад затвор пистолета. Патрона в стволе не было.

– Нет уж, – сказал Продиджи, – пусть у меня еще немного побудет.

– Ну, как хочешь, – миролюбиво согласился старик. – Помогите мне встать на ноги, а то я с возрастом ослаб изрядно.

Продиджи и Страус взяли старика под руки и помогли подняться. Пытались оказать такую же помощь и Шнурку, но тот лежал ничком на траве и причитал как заведенный:

– Вы хотели, чтобы я умер!

– Да ладно тебе, – попытался урезонить его Продиджи, но Шнурок никак не прореагировал и продолжал скулить.

Старик с огромным сожалением разглядывал сожженное поселение, тяжко вздыхал. К нему подбежала лохматая собачонка, из нескольких бродивших по пожарищу, радостно завиляла хвостом. Приблизились и распуганные ребятами лошадки. Своего хозяина они узнали и не боялись.

– Как к вам обращаться? – Спросил Продиджи.

– Зовите меня комиссаром. Я в нашем поселке самым главным был.

– Что у вас здесь случилось, товарищ комиссар? – Поинтересовался Продиджи. – Кто поселок спалил?

– Напал на нас кто-то, – печально ответил старик. – Нелюди какие-то. В темноте не разобрать, но точно не фашисты и, тем более, не наркоманы. Часовые их прошляпили. Какими-то огненными лучами стреляли, с таким громким треском. И все загорелось, паника началась. Меня молодежь в тайном убежище спрятала. Я и кричал на них, приказывал, чтобы оставили, дали в бою поучаствовать.… Хотя не было никакого боя. Паника была: крики, визг – животные и люди орали. Ничего не разобрать. – У старика на глаза набежали слезы. – Но их увели. Убитых нет. Всех с собой забрали.

– У нас тоже двух девочек забрали, – сказал Страус. – Вот мы их искать и пошли.

– Вам нужно к волхвам идти. Они здесь дольше всех живут – уже несколько веков. Если уж и они не скажут, кто это был и куда ушел – никто не скажет. Я здесь уже шестьдесят лет, с таким еще ни разу не сталкивался.

– Как получилось, что вы здесь поселились? – Встрял в разговор Продиджи.

– Я в партизанах был. Тогда лес возле Чумска не в пример нынешнему, поболее был. Случайно отряд попал в эти потаенные земли, да здесь и остался. Потом к нам другие беглецы приходили, получился небольшой поселок.

– Обратно домой не тянуло? – Спросил Страус.

– Здесь мой дом. А там, в большом мире…. Ничего там хорошего нет. У нас в поселке радио было, так что мы в курсе всех мировых событий находились, да и пришлые нас вестями снабжали. Здесь у нас спокойно, живем себе… вернее – жили, с фашистами да наркоманами воевали….

Старый комиссар оказал ребятам неоценимую услугу. Не таким он был и страшным, каким показался вначале, уставшим только, сломленным. В его тайнике, оборудованном на всякий случай в стороне от поселка, нашлась небольшая подвода, в которую запрягли двух низкорослых лошадок. На подводу погрузили найденные на пожарище продукты – комиссар не пожадничал. Кроме того, у старика нашлось кое-какое оружие: автомат ППШ, обрез трехлинейной винтовки и револьвер Нагана. «Вам может понадобиться», – сказал комиссар, вручая оружие, ребята не стали отказываться. Между бочками с продовольствием уложили и Шнурка. Несчастный юноша все никак не мог отойти о потрясения, тяжко стонал, всхлипывал, иногда вскрикивал возмущенно: «Вы хотели, чтобы я погиб!»

Еще старый комиссар подправил устаревшую карту, показал, где находится поселение волхвов, куда следовало идти, и где живут фашисты – туда идти не стоило.

– Может, с нами поедете? – Предложил старику Продиджи. – Что вы здесь в одиночестве делать будете?

– Стар я уже для таких путешествий, покачал головой старый партизан. – Мое время уже ушло. Теперь вам действовать придется….

По сторонам дороги тянулась лесостепь, вернее – луга, перемежавшиеся рощами и лесами. В лесах росли дубы, ясени, грабы, хмелеграбы – растения южные, сохранившиеся здесь, наверное, со времен плиоцена. Видимо, такой была вся здешняя округа до того, как приползший с севера великий ледник уничтожил широколиственные леса, изгнал или убил древних четвероногих обитателей. Замороченный лес почему-то миновали древние геологические потрясения.

В небе высокомерно кружили хищные птицы, выслеживая с высоты беспечных грызунов. Припекало солнце, выжимая из тела обильный пот. После прохлады утра казалось, что уже пришло счастливое и жаркое лето. Поскрипывали несмазанные оси телеги, фыркали лошади, постанывал страдающий Шнурок. Одна из собачонок увязалась за телегой и теперь весело и как-то нахально трусила сбоку, задрав пушистый хвост и не отвечая на дружеские авансы.

– Знаешь, Виктор, – сказал Продиджи, – у меня все не проходит ощущение, что это всего лишь сон, странный и волшебный сон. Вот сейчас проснешься, и ничего этого не будет. Не будет леса, неба, Шнурка, который все стонет и стонет.

– Вы хотели, чтобы я погиб! – Вякнул упомянутый Шнурок.

– Если бы хотели, ты бы уже погиб, – огрызнулся Продиджи. – Все так нереально. Сегодня я должен бы быть в школе, готовился бы к выпускным экзаменам, к поступлению в институт. Папаша уже бы зеленью шуршал, чтобы нужных профессоров зарядить. Но кто-то там, на небесах решил по-другому, и мы втроем едем неизвестно куда и не знаем, что нас ждет впереди. И знаешь, что удивительно: от всего этого я испытываю необъяснимый кайф, какой даже наркоманы-либертанцы не испытывают.

– Вот и не понятно, – согласился Страус, – сейчас мы находимся в замороченном лесу или жили в нем до этого. Может, на самом деле тот, внешний мир – замороченный лес, а здесь жизнь.

– В гробу я видал такую жизнь! – Вдруг взвыл Шнурок и принял сидячее положение. – Разве это жизнь?! Эти вонючие лошади – жизнь?! Поход наш – тоже жизнь?! Чудовища разные, которые каждую секунду съесть могут?! Что Юлька с Наташкой у кого-то в плену, и не известно, что с ними – тоже жизнь?! Приключений вам подавай, странствий! Романтики хреновы! Жизнь – это работа с хорошей зарплатой, это дорогой дом, тачка клевая, крутой отдых с выпивкой и девочками! Вот это – жизнь! А это, (широкий жест рукой) это – существование дикарей, ублюдков и неудачников! Я такую жизнь не хочу! Я не хочу, чтобы мне в морду тыкали пистолетом, не хочу жить на дереве и жрать корешки….

– Пока что придется довольствоваться этим, – спокойно и несколько брезгливо ответил Страус. – Вернемся домой, тогда будешь пить пиво и кататься на папиной машине. Потерпи немного.

– Я не хочу терпеть, – глухо сказал Шнурок и опять повалился на дно подводы.

– Надеюсь, потрясения не отбили у нашего Шнурка его знаменитый аппетит, – произнес Продиджи, открывая бочки с мясом и грибами.

Они поели на ходу, не слезая с телеги. Аппетит у Шнурка не пропал, и он слопал и выпил больше всех. Несколько кусков мяса бросили собачонке, которая подхватила их на лету, но близко не подошла.

– Стой! – Вдруг закричал Продиджи, выхватил из рук Страуса вожжи, потянул на себя, останавливая лошадей.

– Ты чего? – Испугался Страус.

– Смотри, справа! Та тетка, что черемшу собирала, у которой мы еще корзину отобрали!

Действительно, на опушке леса ползала на четвереньках, собирая какую-то растительность, уже знакомая антиэкологическая тетушка. Увидев телегу и ребят и, видимо, узнав их, тетка быстро приняла вертикальное положение и с поразительной для своих габаритов прытью понеслась в лес. Продиджи спрыгнул с телеги и побежал следом. «Стой, тетка, стой! Экологическая милиция приказывает тебе остановиться!» Но тетка его не слышала или не хотела слышать и быстро скрылась в лесу. Нырнувший в чащу Продиджи вскоре вернулся назад.

– Исчезла, – грустно сообщил он. – Она, как демон-разрушитель здешних мест: вылезет из чащи, истребит, что можно истребить, и опять исчезает. Как она только дорогу находит и запретные границы преодолевает?

– Как наркоманы – под кайфом, – ответил Страус. – Только у нее особый кайф – кайф азарта.