Текст книги "Замороченный лес. фантастический роман"

Уроки прикладной магии

«Амакула, Кулаба, ослепи человека, очи черные, вороные, карие, серые, зеленые,

какие Бог дал. Утробе – яма, тоньше луговой травы, суше сухой листвы, скорее скорого, льда тающего, воды бегущей, земли забирающей. Амакула. Кулаба.»

Чародейство на ветер

Над Замороченным лесом стлался горький, вонючий дым от разоренных и сожженных поселений. И пусть первое разрушил враг неизвестный, а второе – враг известный, на вид не страшный, но не менее разрушительный, такое экстраординарное событие на все лады комментировали разномастные обитатели закрытых земель: от кайфующих жителей Либертании до пещерных медведей. В заповеднике, который геологические и исторические потрясения обычно обходили стороной, начались перемены. Бог знает, к добру или к худу.

После неудачной ловли антиэкологической тетушки Продиджи почему-то приуныл, а может быть, просто устал, уселся рядом со Страусом и затих. Зато малость успокоился Шнурок, унял свои слезливые причитания, жалобы на попытку убить и тому подобную ерунду, но все равно оставался угрюмым, точно отравившимся уксусом. Страус лениво правил лошадьми, которые тоже несколько притомились и брели вперед, понурив свои мохнатые головушки. Удалось даже приручить собачонку и взять ее к себе на телегу. Продиджи обозвал собачку Муськой, посадил себе на колени и прочитал ей стихотворение Заболоцкого:

 
Целый день стирает прачка.
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой
 
 
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если в доме кто заплачет,
Заскулит в сторонке…
 

Может, от этого стихотворения, а, скорее всего, от ласкового поглаживания по «маленькой бородке» собачка томно закрыла глаза.

Ландшафт вокруг почти не изменился – все та же европейская саванна, исчезнувшая в «большом мире» многие тысячелетия назад, да по правому краю встал высокий и темный лес. Множество копытных паслось на луговинах, наводя на мысль о Центральной Африке – ну где еще можно встретить такое великолепие: слонов, носорогов, разнообразных антилоп, оленей и даже огромных птиц, издалека похожих на страусов – ближе они не подходили.

Встретились и люди. Небольшой отряд, человек пятнадцать либертанцев бежал куда-то в темпе марафона. Следом трусили шакалы, надеясь, что кто-нибудь из этих свободных, но истощенных и отравленных наркотиками людей упадет от потери сил и станет их легкой добычей.

– Эй, свободные, – окликнул либертанцев Продиджи, – куда это вы навострились?

– У нас антифашистская демонстрация, – ответил один из свободных. – Фашистов кто-то перебил, а мы идем посмотреть и поглумиться.

– Ну-ну, – предупредил Продиджи. – А если не всех фашистов перебили? Эти насекомые живучие. Тогда не вы над ними, а они над вами глумиться станут. Больно тогда будет.

– Нас, борцов за свободу, не страшат опасности, – горделиво ответил либертанец и потрусил дальше. Потрусили дальше и шакалы – один из участников марафона уже выказывал признаки слабости или наркотической ломки.

– Слыхал, Страус, и фашистам кто-то больший сыктым сделал, – обрадовался Продиджи.

– Я не пойму, чему ты радуешься, – проворчал Шнурок. – Вдруг этот кто-то за ближайшим кустом сидит, на нас напасть хочет.

– Кому мы нужны, Шнурок. Это в Чумске половина города был твоими друзьями, а вторая половина мечтала тебя отлупить. Здесь ты просто гость. Конечно, какой-нибудь изголодавшийся волк может и пожелать на тебя покуситься, но при таком количестве дичи это маловероятно. Здесь какие-то внутренние разборки, в которых мы нефига не смыслим…

– Паны дерутся – у холопов чубы трещат, – прервал его Страус. – Слыхал, наверное, такую поговорку? Я бы не был таким беспечным. Здесь странные дела творятся, даже комиссар ничего не понимает. Так что, так что….

– А я не беспечный, – возразил Продиджи. – Я просто Шнурка успокаиваю. Ну попали в небольшую переделку, не распускать же из-за этого нюни.

– Тебе пистолетом в лоб не тыкали, – окрысился Шнурок. – Я давно подозреваю, что ты меня убить хочешь, у тебя со мною старые счеты.

– Если у меня и есть с кем-то старые счеты, то только не с тобой. Согласен, есть несколько личностей, с которым я очень хотел очутиться в этих местах и скормить их саблезубым тиграм, но к тебе, Миша, это не относится. При всем твоем грозном виде и рассуждениях о своей крутизне, ты безвреднее дохлой лягушки.

– А за лягушку ответишь! – Пообещал Шнурок.

– Ладно вам, – разнял их Страус. – Делать вам больше нечего.

Оскорбленный Шнурок с трудом успокоился, посопел немного, позыркал глазами, но вскоре гневное настроение сменилось у него трагической меланхолией, вспомнились беды, свалившиеся на его стриженую головушку: нападение голодных ночных бабаев и холодный ствол комиссаровского пистолета. А дальнейшие перспективы были очень туманными и не менее пугающими – кроме пистолетов у здешних обитателей могут иметься противотанковые гранатометы, а вместо бабаев могут совершить налет какие-нибудь саблерогие крокозавры.

В стороне, среди рощ замаячил сильно поредевший строй либертанцев, в быстром темпе возвращающихся в свой прекрасный город. Глумление над фашистами явно не получилось, зато встретились елко-волки. Теперь хищники весело преследовали несчастных либертанцев, постепенно сокращая поголовье бегущих. Хотя, скорее всего, здесь была не охота, а то же глумление, веселое развлечение сытых хищников – никто из либертанцев не был заеден насмерть. Звери просто хватали бегущих за икры, валили на землю, кусали пару-тройку раз за ягодицы и оставляли лежать, а сами гнались за оставшимися.

– Вон видите, что здесь делается! – Проорал испуганный Шнурок.

– Надобно помочь, – решил Продиджи.

Не слезая с телеги, он встал на ноги, передернул затвор автомата, как научил его старый комиссар, и послал автоматную очередь в сторону преследуемых и преследователей, стараясь целить над головами. Елко-волки тут же отстали, развернулись и побежали обратно, однако напуганные стрельбой либертанцы рванули следом за ними, очевидно приняв своих спасителей за новую опасность. Вскочили на ноги и покусанные волками, пустились догонять и волков и сотоварищей.

– Накрылась демонстрация, – едко констатировал Продиджи. – Жиденькие на расправу современные антифашисты, им только шоу подавай.

Разогнав волков, молодые люди, не задерживаясь, двинулись дальше. Лошадки продолжали лениво брести. Продиджи соорудил из двух прутиков и своей рубашки маленький навес, чтобы защититься от солнца, поместился под него и задремал. Шнурок дремать не мог, посматривал по сторонам, опасаясь нападения хищников и, как водится, находил их в превеликом количестве, все голодных да зубастых. Даже непонятный блеск в черных очах придорожного суслика он принимал за алчный огонь кровожадности. А были еще и разнообразные хищники, посматривающие, как казалось Мише, с неподдельным вниманием и голодным вожделением: шакалы, мелкие волки, гепарды, лисицы, какие-то вообще неизвестные звери, блуждающие в поисках добычи стаями и поодиночке. Видя все эти ужасы, Миша зажмурил глаза и стал тихо плакать.

Страус видел тех же самых животных, но в отличие от Шнурка, взирал на них без страха, с неподдельным интересом естествоиспытателя. Еще он очень жалел, что у него нет времени как следует изучить этих животных. Другие надобности гнали его вперед: нужно было найти исчезнувших девочек, а после найти дорогу из этого заповедника реликтов.

Время перевалило за полдень. Настала по-настоящему летняя жара – теплой выдалась в этом году весна. Лошади захотели пить. Страус понял это по их поведению, когда они дружно повернули к небольшому роднику, выбивающему из-под огромного замшелого камня. Страус не стал их поворачивать, дав возможность подойти к воде. Спрыгнула с телеги собачка Муська, толкнув и разбудив Продиджи

– В чем дело? – Встрепенулся он.

– Водопой, – ответил Страус. – Лошади пить захотели.

– Ты их чуть в сторону отведи, чтобы они своими мордами всю воду не мутили. Я тоже пить хочу. А ты, Шнурок, как?

– Никак, – пробурчал Шнурок. – Возле водопоя могу быть хищные звери. Они всегда так засады устраивают.

– Тогда я возьму автомат, – беспечно сказал Продиджи, но автомат не взял.

Спрыгнув с телеги, Шурик подошел к роднику, нагнулся, зачерпнул пригоршню воды, выпил.

– Конечно, медовая брага – вещь хорошая, но эта вода получше будет. – Провозгласил Продиджи. – Нектар!

– Ты бы лучше в кусты из автомата пальнул, – посоветовал Шнурок. – Вдруг там зверь сидит.

– Зачем патроны зря расходовать? Нету здесь зверя. Страус, кинь мне фляжки.

Занятый лошадьми Страус взял с телеги алюминиевые фляжки и подал их Продиджи.

– Нет здесь поблизости хищников, – заверил он Шнурка. – Лошади бы его учуяли.

Выбивающий из-под камня ключ образовывал узкий ручеек, растекающийся, по поляне и скрывающийся в ближайшем лесу небольшим болотцем. Трава вокруг была высокой и ярко-зеленой. Пахло влагой, растущей возле воды мятой и еще чем-то живым, ароматным, необычным.

Наполнив фляжки, Продиджи окунул в родник голову. Вынырнул из воды с мокрой головой, но счастливый.

– Кайф! Шнурок, что ты как неживой? Нет здесь никаких хищников, зато вода есть, свежая и чистая. Ты такой ни разу не пил. Это получше разной там «Кока-колы» и «Спрайта» будет.

Продиджи бросил ему наполненные водой фляжки. Шнурок отпил из одной, брезгливо поморщился:

– Вода как вода. Лягушками пахнет.

– Тогда посторожи лошадей, чтобы не ушли, – сказал ему Страус, а сам тоже слез с телеги и нагнулся над родником.

– Смотри, Страус, а камень-то не простой, – отметил Продиджи. – Это скульптура древняя. Только слишком мохом обросла. Вот нос, глаза, рот.

– Похоже, – сказал стоявший на четвереньках Страус.

– Вода тоже необычная. Чувствуешь, как усталость проходит. Настоящая живая вода из волшебного источника.

Наверное, источник был на самом деле каким-то волшебным, потому что усталость и тревога вскоре покинули ребят. Даже Миша Шнурок заметно повеселел, перестал бросать на пробегающих животных тревожные взгляды, к тому же сами животные напрочь игнорировали его перепуганную светлость и были заняты исключительно своими звериными делами.

Посидев некоторое время возле родника, юноши вновь забрались на подводу, и отдохнувшие, повеселевшие лошадки бойко повезли их куда-то вперед.

Спустя час они увидели скачущего навстречу всадника. Всадник в замороченном лесу – вещь более экзотическая, чем мамонт или, скажем, саблезубый тигр-смилодон. Все встреченные до этого люди передвигались бегом, ползком или на поезде, а верхом на лошади еще никто не ездил. Нужно ли говорить, что молодые люди насторожились и приготовили оружие. Особенно занервничал Шнурок. В одиноком наезднике он почему-то увидел кровожадного индейца ирокеза, мечтающего употребить не по прямому назначению его белобрысый, коротко стриженый скальп. Миша вцепился в револьвер, подаренный старым комиссаром, попытался оттянуть курок, но оружие почему-то заклинило, курок застрял посередине, и теперь револьвер можно было использовать только как метательный снаряд.

Однако, когда наездник неспешной рысью подъехал ближе, ребята, даже Шнурок, уняли свое паническое настроение. На невысоком, мышастого цвета коньке восседала молодая девушка, вернее даже девочка лет пятнадцати, одетая в длинную подпоясанную рубаху и короткие штанишки из светлой замши. Золотистые волосы были перехвачены на лбу кожаной лентой. На партизан, либертанцев, а тем более фашистов это чудо лесов не походило.

– Гляди-ка! – Во весь голос восхитился Продиджи. – Здесь даже амазонки встречаются. – Приветствую тебя, лесная богиня.

Лесная богиня даже не улыбнулась, но, поравнявшись с телегой, придержала своего скакуна и внимательным взглядом окинула ребят. Сиреневые глаза девушки смотрели строго, слегка презрительно, такой взгляд не располагал к шуткам.

– Все ясно, – беспечно заявил Продиджи. – Это по-настоящему местная жительница, она русского языка не понимает.

– Кто из вас Миша? – Неожиданно спросила девушка.

– Ну я, – осклабился Миша.

Внимание девушки сразу излечило его от ипохондрии. Он считал себя знатоком противоположного пола, поэтому стал вести себя, как ведут в таких случаях молодые люди начала двадцать первого века: растянул губы в глупой усмешке, принял более выразительную позу, подмигнул одним глазом. На девушку эти телодвижения впечатления не произвели.

– Твою сестру зовут Наташей?

– Наташей, – подтвердил Миша уже менее вульгарно. – Откуда ты… (Холодный блеск в глазах девушки подействовал на Мишу отрезвляюще) Откуда вы знаете?

– Она у нас, – сказала девушка.

Говорила она чисто, но с каким-то непонятным акцентом, слегка растягивая слова, словно читая стихи. – Мы нашли ее сегодня утром, очень уставшую, грязную и какую-то дикую….

– Если насчет дикости, то Наташа Туголобая дикая постоянно, – усмехнулся Продиджи. – Каждую минуту своей жизни, если только не спит. Она не говорила, кто ее похитил?

– Говорила. Разобрать ее слова было сложно, но мы догадались, что это были люди Фрица. Только не понятно, что у них после случилось. Ночью был сильный взрыв, и теперь от городища ничего не осталось.

– Ты случайно не из волхвов? – Прямо спросил Продиджи.

– У нашего народа есть волхвы, – подтвердила догадку девушка.

– И они помогают выйти из этого чертова места?

– Это не чертово места, а наша страна, – произнесла девушка с обидой в голосе.

– Извини. Мы ничего не имеем против твоей сказочной страны, здесь красиво и интересно, но нас уже давно дома ждут, беспокоятся. У нас еще девочки пропали – одна, слава Богу, нашлась. А вторая? Вы случайно ее не встречали? Ее Юлей зовут. Ее вместе с Наташей похитили. Она еще почти все время молчит.

– Нет. Кроме вашей Наташи мы никого не видели.

– Значит, придется поискать. Надеюсь, ваши волхвы нам помогут?

Юная наездница повела ребят в свою деревню. Комиссар ошибся и указал на карте другое место. Поселение волхвов оказалось гораздо западнее, у подножия огромной горы, самой высокой точки на карте заколдованного леса.

Девочку звали Ладой. Шнурок пускал в ход весь свой шарм и галантность, чтобы обратить на себя внимание. Хотя согласитесь, какая может быть галантность у молодого человека, воспитанного на рекламе жевательных резинок и порнографических журналах. Хорошо еще, что по мордасам за свою галантность не получил. На боку у юной наездницы висел огромный нож в кожаных, расшитых бисером ножнах, так что она была способна на решительные действия.

Их путь пролегал по очень живописным местам, похожим на миниатюры из старинных книг или картины художников ренессанса. Стертые эрозией каменные останцы выставляли между деревьев свои серые, шершавые тела. Как окаменевшие великаны, геральдические драконы, миниатюрные эвересты. Среди обработанных природой камней попадались и такие, к которым приложил свою трудолюбивую руку человек: древние остатки каких-то культовых сооружений, статуи неведомых существ. Задумчивые лица древних богов холодно взирали на проезжавших мимо путешественников.

В небе кружили необычные птицы. Один раз над головами странников пролетело настоящее чудовище, больше похожее на средних размеров самолет – золотисто-серый орел, прототип птицы Рухх, исчезнувший многие миллионы лет назад, но уютно себя чувствующий в этом замороченном или заколдованном лесу. Крылья – метров десять в размахе, с белыми перьями по краям, взгляд по-орлиному гордый.

Не менее внушительных размеров чудовище паслось в лесу неподалеку. Нечто серое, похожее на жирафа, с толстенными ногами, мощной шеей, вздымавшей глупую голову травоядного на десятиметровую высоту.

– Кто это?! – Поперхнулся Продиджи.

– Наверное, индрикотерий, безрогий носорог, – благоговейно произнес Страус. – Но они много позже жили. И птицы эти гигантские. Если так дело пойдет, мы и динозавров повстречает, о которых ты так мечтал.

– Сколько мяса, – Продиджи продолжал изучать индрикотерия, занятого обгладыванием верхушек деревьев. – А это мясо на нас не кинется?

– Нет, – спокойно ответила Лада. Она смотрела на индрикотерия, как мы смотрим на пасущуюся на лугу корову – без восторга, пиетета и прочих охов и ахов. – Если его не трогать, и он никого не тронет.

– Вы на них охотитесь?

– Нет, – ответила Лада, давая своим видом понять, что продолжать разговор не желает. Может быть, вопрос про охоту ей не понравился, а возможно Шнурок, постоянно строящий глазки.

А Шнурок приуныл. Вид индрикотерия расстроил его мысли и планы, он забыл сказать Ладе все заготовленные комплименты и предложения и впал в уже знакомое плаксивое состояние. Начал проклинать свою непутевую жизнь, своих друзей, и вообще: всю окружающую его вселенную. Помянул недобрым словом индрикотериев и бабаев.

– Ты чего ноешь?! – Наконец взорвался Продиджи. – Где бы ты такое чудо увидел?

– Не хочу я никаких чудес, – прогундел Шнурок, свернулся калачиком на дне телеги и затих. Он надеялся, что в таком виде его не тронут никакие индрикотерии и прочие безрогие носороги.

Под вечер они достигли поселения волхвов. Страусу и Продиджи снова пришлось удивляться. Хижины жителей поселка помещались на ветвях высоченных деревьев. Если бы под этими деревьями пасся пресловутый индрикотерий, он бы походил на маленького козленочка, прогуливающегося под древними соснами. Деревья-мамонты, деревья-динозавры, волшебные столпы, удерживающие от падения небо. Роща из десятка деревьев со светлой корой, диаметром стволов в пару десятков метров, поднявших свои кроны метров на сто с лишком. На ветвях виднелись круглые хижины, казавшиеся снизу гнездами африканских птичек ткачиков. Кроме хижин, с одной ветки свисала и Наташа Туголобая, издающая иногда протестующие звуки. По следам недавнего пожара на одной из ближайших хижин ребята догадались о причинах ее неожиданного местоположения.

– Ага, – прокомментировал Продиджи, – что ни говори, положение удобное. В таком виде она ущерба нанести не должна. Шнурок, будешь выражать официальный протест по поводу нетактичного обращения с двоюродной сестрой?

– Не буду. Я бы ее не за туловище, а за шею повесил. Чтобы других не мучила.

– Да и сама не мучилась.

– Да пошел! – Пропищала с верхотуры Наташа Туголобая, а потом, увидев своего кузена, послала печальный призыв. – Миша!

– Слышу, слышу, – спокойно ответил Миша, слезая с телеги. На Наташу он не смотрел.

Навстречу ребятам заспешили жители необычной деревни, ожидавшие их у подножия стволов. Кроме двух десятков взрослых телегу окружала полусотня ребятишек, поднявших веселый гам, и какие-то животные: собакообразные, кошкообразные, кротообразные звери, благодушно настроенные к гостям.

Жители древесной деревни были одеты в те же простые одежды, что и юная Лада: льняные и замшевые рубахи, штаны, платья светлых пастельных цветов, и говорили на незнакомом ребятам языке. Вернее, кое-какие слова разобрать удалось – они имели славянские корни, но смысл сказанного ускользал.

– Здравствуйте, уважаемые господа, – высокопарно провозгласил Продиджи. – Большое спасибо за радушный прием, спасибо за юную Наташу, что подвесили и не дали ей кого-нибудь убить или самой покалечиться.

– Что ты несешь? – Прошептал удивленно Шнурок.

– Ты знаешь, что нужно говорить при встречах с туземцами? Я тоже не знаю. Знаю только одно: нужно быть предельно дипломатичными.

Встречающие между тем с интересом разглядывали гостей, их одежду, снаряжение. Обнаруженное оружие было незамедлительно конфисковано двумя бородатыми дядьками. Правда конфискация прошла тактично, без угроз и насилия, поэтому ребята восприняли ее как само собой разумеющееся.

– Миша! – Снова пропищала Наташа. Ее осторожно спускали с дерева, но она извивалась и раскачивалась подобно насаженному на рыболовный крючок червячку.

Окружавшие телегу жители расступились, и к ребятам подошел высокий, длинноволосый, благообразный старик, облаченный в длинные льняные одежды, расшитые рунами, свастиками, и еще какими-то непонятными знаками. Это был настоящий волхв. Скорее всего, именно такой дедушка подошел как-то к Вещему Олегу, ткнул в него перстом и рявкнул грозно: «И примешь ты смерть от коня своего!» Что случилось дальше, мы все знаем. В светлых глазах старика читались ум, благородство и скрытая сила, губы, обрамленные мягкой бородой и усами, по-доброму так улыбались, но это была улыбка хирурга, способного ради исцеления причинить сильную боль. Орлиный нос, длинные волосы, широкие плечи. В правой руке старик держал резной посох.

– Рад приветствовать вас, уважаемые гости, – сказал старик сильным, глубоким голосом.

– Мы тоже очень рады вас приветствовать, – ответил Продиджи, а Страус, соглашаясь с ним, кивнул.

– Приветик, – ручкой Шнурок. Он вдруг решил проявить свои знаменитые хорошие манеры, так забавляющие молоденьких девушек. Хотя старик не обратил внимания на такое приветствие, Продиджи пребольно ткнул Шнурка локтем в бок. Шнурок хрюкнул и слегка скособочился.

– Миша! – Наташа Туголобая, спущенная с дерева и отвязанная от веревки, пробилась сквозь толпу и прижалась к своему двоюродному брату, уткнувшись лицом в многострадальный бок. – Миша, они так надо мною издевались, так издевались….

– Можно подумать ты над ними не издевалась, – проворчал Продиджи. – Просим прощения, если эта дитя природы что-нибудь у вас натворило.

– Ничего страшного, – благодушно улыбнулся старик. – Ущерб был маленький: так, пара сгоревших кошек.

Продиджи фыркнул и наклонил голову, чтобы спрятать прорвавшуюся улыбку.

– Нам посоветовал обратиться к вам комиссар партизан, – сказал он, с трудом подавив смех. – Мы попали в ваши края случайно, в результате неожиданной катастрофы, и теперь не можем вернуться к себе домой….

– Вам что, не нравится наша страна?

– Очень даже нравится, но мы не можем оставаться здесь всю жизнь. У нас много дел и во внешнем мире.

Старик помрачнел. Очевидно, он не очень хотел отпускать столь дорогих гостей во внешний мир, но открыто этого не сказал, хотя Продиджи и Страус почему-то догадались о его сомнениях и тоже внутренне помрачнели. Шнурок же ничего не понял и строил глазки нескольким девушкам, находящимся в окружающей толпе.

– Позвольте пригласить вас в наши скромные жилища, – промолвил старик. – И не беспокойтесь о ваших лошадях и поклаже. Лошадей накормят и отведут в стойло. Только, пожалуйста, следите за вашим чудовищным ребенком, чтобы нам не пришлось ее снова подвешивать.

– Слыхала, Туголобая? – Спросил Продиджи.

– Да пошел, – ответила Туголобая. В присутствии своего двоюродного брата она почему-то считала себя защищенной от всевозможных наказаний.

Старик подвел ребят к стволу одного из деревьев. Следом двинулись прочие жители, как люди, так и домашние животные. Бедного Страуса разбирал научный зуд – эти огромные деревья, этих необычных животных, шныряющих под ногами, он видел впервые и нигде про них не читал. Кто это? Что это? Из каких исторических эпох эти живые чудеса дошли до наших дней? Как сохранились? Вопросы, вопросы. Запрокинув голову, он разглядывал деревья, прикасался руками к светлой, шершавой коре. Вблизи ствол дерева превращался просто в стену, теряя очертания дерева.

Наташа тоже с большим интересом разглядывала животных, и очень хорошо, что жители поселка и сами животные ничего не знали о причинах этого интереса.

Древесные жилища оказались оснащенными лифтами. Вернее, с одной ветки спустили вниз на веревке плетеную корзину, достаточно вместительную, чтобы в нее вошли старик и Продиджи со Страусом. Наташу, Шнурка и прочих сопровождающих лиц доставили наверх следующим рейсом, остальные, негордые жители необычной деревни воспользовались веревочными лестницами. Шнурок сжал запястья своей сестры и завел ее руки за спину, чтобы защититься от всевозможных неожиданностей. Наташа обиженно пискнула, попыталась вырваться, но Шнурок держал ее крепко и больно давил на запястья.

Лифт поднял юных путешественников на обширную деревянную площадку с резными перилами, закрепленную на ветвях. Чуть выше располагались площадки поменьше с обустроенными на них хижинами. Оказалось, что все древесные жилища соединялись между собой лестницами и мостами, с трудом заметные снизу в густой листве.

– Страус, а Страус, – тихо спросил Продиджи, – что это за деревья такие, секвойи?

– Секвойи – хвойные деревья, а это лиственные. Это что-то очень древнее. По листьям похоже на гинкго. Может, это и вправду гинкго, только какой-то давно вымерший вид.

– Вот-так-так! – Восхитился Продиджи. – Всегда мечтал о таком древесном житье. Здесь и воздух свежий, и обзор прекрасный, да и эти, как их, безрогие носороги своими рогами-безрогами не дотянутся. С нашим прежним убожеством на дубе не сравнить.

В отличие от прочих человеческих обиталищ в замороченном лесу, по-партизански фортификационных или по-фашистски заглубленных, жилища волхвов были исполнены изящества и эстетики. Удобно и комфортно было жить в таких домиках, невысоких, куполообразных, изукрашенных тонкой резьбой: резные ставни, резные двери, резные балясины поддерживают перила, ограждавшие балконы. Замысловатые сюжеты: сценки войны, охоты, каких-то обрядов, необычные звери, лесные чудовища. В деревянных кадках, установленных по краям балконов, росли душистые цветы.

Старик пригласил гостей в одну из хижин – на одной площадке их было по три штуки. Внутри тоже все было исполнено изящности и уюта. Вроде бы спартанские условия, японский минимализм, но все детали интерьера находились на своих местах, не выпячиваясь, не захламляя обстановку. Низкая, три на три метра комнатушка с закругленным потолком и расписанными фресками стенами была обставлена маленькой резной мебелью. Для отопления здесь служила фигурная терракотовая печурка, сейчас бездействующая. Неожиданно комната оказалась ярко освещенной – одну стену почти целиком занимало большое окно, глядящее в противоположную от входа сторону.

Гостей усадили на меховые валики, выполнявшие роль стульев или кресел, за низенький столик. Потом на этом столике появились кушанья и напитки в деревянной и керамической посуде, украшенной изысканной росписью и резьбой. Прислуживавшие за столом молодые девушки омыли гостям руки.

Продиджи и Страус пытались начать разговор на интересующую их тему: куда пропала Юля, кто ее похитил, и каким образом можно преодолеть границы замороченного леса. Однако волхв, тоже севший за стол напротив ребят, дал понять, что все разговоры начнутся после трапезы. Шнурок был занят другим, не менее важным делом. Он пытался обратить на себя внимание девушек, сервировавших стол, но почему-то не преуспел в этом занятии. Девчонки с интересом посматривали на Продиджи, на Страуса, обычно обделенного женским вниманием, но выразительная улыбка Шнурка их не интересовала. Возможно, они считали ее идиотской. Наташа тоже искала себе занятие по душе. Хотя Шнурок и держал ее за руку, Наташа принялась незаметно дырявить пол под собой, отрывая лоскутки от мягкого войлочного покрытия.

– Еще раз рад приветствовать вас в нашей деревне и в нашей закрытой стране, – сказал старик и поднял деревянный кубок, наполненный каким-то пенящимся напитком. – За ваше здоровье!

Молодые люди тоже подняли кубки и выпили жидкость, оказавшуюся все той же медовой брагой, только значительно лучшего качества. Потянулась за брагой и Наташа, за отсутствием кубка ей понравился целый кувшин. Шнурок вовремя ударил ее по рукам. «Да пошел!» – Пискнула Наташа.

– Вы здесь очень желанные гости, – продолжил старик, вытерев смоченные брагой усы. – Потому что сюда, как правило, попадают гости нежеланные.

– Ну, как же, как же, познакомились, – заявил Продиджи. – Наркоманы там разные на паровозах. Только почему это мы такие желанные?

– Потому что в наше захолустье попадает так мало умных людей, – пояснил старик. – Увы, жители Либертании нашли способ проходить сквозь запретные границы, хорошо хоть в одном направлении.

– Говорят, вы можете нам помочь выйти обратно, – напомнил Продиджи. – Мы очень этого хотим. Нас дома ждут.

Но старик, казалось, не расслышал этой просьбы. Он продолжал расхваливать ребят: какие они умные, сообразительные, храбрые. У Продиджи и Страуса возникла стойкая уверенность, что их, смелых, умных и сообразительных волхвы решили оставить у себя насовсем, так сказать, на развод, для улучшения качества породы. Не назвал старик и своего имени, когда Продиджи прямо об этом спросил. «Волхвы скрывают свое настоящее имя. Называйте меня Старшим Дедом». – Ответил старик.

– Помогите хоть Юлю найти, – взмолился Продиджи.

– Это обязательно, – согласился Старший Дед. – Но только завтра. Уже вечереет, а ночью по нашей стране никто не ходит. В темноте на охоту выходят хищные звери. Ночевать будете здесь. В нашей деревне вам открыты все двери.

Потом старик вышел, оставив ребят одних. К этому времени Шнурок уже основательно захмелел от браги, повеселел, и его потянуло на приключения, но, к сожалению, все особы женского пола ушли вслед за стариком.

– Попали, как кур в ощип, – мрачно констатировал Страус. – Боюсь, они решили с нами породниться и оставить у себя.

– Еще не вечер, – Продиджи не терял бодрости духа. – Надеюсь, они нам помогут найти Юльку, а выбраться отсюда мы как-нибудь сумеем. Тетка эта с черемшой как-то сквозь границу проходит.

Наташа все-таки дотянулась до кувшина и опрокинула, разлив содержимое, за что тут же получила по уху от своего двоюродного брата.

– Да пошел! – Запищала Наташа.

– Ладно, Страус, давай, как следует, подкрепимся, – решил Продиджи. – А потом займемся этнографией и посмотрим, как живут здешние древесные жители.

– Только брагу больше не пей, а то свалимся, чего доброго, с мостка, – предупредил Страус.

– А ее больше и нет. Остатки мамзель Туголобая разлила.

Вскоре в хижину пришла Лада, которой поручили ухаживать за гостями. Свое задание девушка выполняла с заметным неудовольствием. Особенно ее раздражали фривольный Шнурок и его вездесущая сестричка, стремившаяся причинить ближним своим наибольший ущерб – вслед за разлитым кувшином на колени Страуса опрокинулось блюда с лепешками.

Покончив с трапезой молодые люди в сопровождении Лады пошли осматривать здешние достопримечательности.

Необычными оказались жизнь и быт обитателей древесного поселка. Узкие мостки, соединяющие деревья, гибкие и неустойчивые, заставляли быть внимательными, осторожными и дисциплинированными. Особы, подобные Наташе Туголобой, смогли бы прожить здесь всего несколько дней, после чего свалились бы на землю, или были бы казнены за многочисленные непреднамеренные убийства и смертоносную неуклюжесть. Сам характер жизни был подчинен общественным интересам. Маленькие хижины с закругленными стенами, слепленные из дерева и какого-то непонятного клея, придающего стенам золотистую окраску и сандаловый аромат, использовались только как спальни. Остальное время жители проводили в труде. Дети воспитывались отдельно от родителей важными, убеленными сединами наставниками, строгими как Ментор.