Текст книги "Замороченный лес. фантастический роман"

Снова Наташа Туголобая

«Солнце всходит и заходит

А в тюрьме моей темно…»

Народная песня

Двадцатый век, благодаря своей необъяснимой динамике, поднимающей на дыбы мировые устои и ниспровергающий все и вся, путем долгих генетических экспериментов вывел новую, особую породу людей – узников совести, таких профессиональных политических зеков, которые к концу своей многотрудной жизни очень часто становились правителями. Для этих людей посидеть в тюрьме или психушке было настоящим, ни с чем не сравнимым счастьем. Посидит такой профессионал в сырой темнице, съест несколько чернильниц, слепленных из хлебного мякиша, обдумает, за неимением прочих занятий, способы переустройства мира, напишет пару умных трактатов на кусках туалетной бумаги, а потом – гляди ж ты! – становится властителем дум и начинает отправлять в тюрьмы своих менее удачливых конкурентов или нести с трибун набившие оскомину непреложные истины.

Бугай, Мормон и Шишимора о подобной карьере и высоком предназначении даже не помышляли. Их планы были менее радикальными и более приземленными. Конечно, от сумы и тюрьмы никто не застрахован, но садиться по политическим мотивам они не собирались. А тут, повезло-то как!

Вначале они провели в застенках аналогичных сталинскому ГУЛАГу, где их проверили на прочность посредством змей и муравьев, а потом отправили свершать великие свершения и захватывать поезд с наркоманами. Благополучно сбежав, они загремели в другую темницу, принадлежавшую продолжателям дела Гитлера, Геббельса и прочей, им подобной дряни.

А сперва все складывалось так удачно. Пока партизаны обрабатывали дубинами либертанцев, получая ответные удары, господа бандиты лихо «сделали ноги». Используя для прикрытия рельеф местности и разнообразные кустики, они отбежали от железной дороги и забились в ложбину, предварительно распугав обосновавшийся там же выводок диких поросят.

– Ушли, – перевел дух Мормон. – Кто знает, что бы они с нами после этой проверки сделали. Вдруг мы им не понравились, тогда бы нас точно отправили в расход. Особисту, вон, приглянулись кроссовки нашего Бугая, а комиссару – Шишимора.

– Слушай, – попросила Шишимора стервозным голосом, – попридержи свой язык, не то я за себя не ручаюсь.

– Это все гитара, – определил Бугай. – Его дважды гитарой по темечку били. Били по голове, а попадали по языку.

Мормон промолчал. В чем-то Бугай был прав. После тесного общения с гитарой у Мормона кружилась голова, и слегка двоилось изображение перед глазами. Однако, когда звуки стрельбы и вопли стихли, а убежавший от партизан поезд, наращивая скорость, исчез вдали, Мормон первым поднялся на ноги и потребовал, чтобы они шли дальше.

– Куда? – Тоскливо спросила Шишимора. – Опять этот заразный Цветок искать?

– Теперь мы его не найдем, – ответил Мормон. – Нам бы дорогу домой найти. Пойдем вслед за поездом. Должна же там быть конечная станция. В конце концов, вид у этих ребят на поезде был вполне цивилизованный, не то, что у этих партизан.

Мормон, Бугай и Шишимора выбрались из своего убежища. Драка между партизанами и выпавшими пассажирами поезда закончилась, и не понятно, в чью пользу. Партизан видно не было, а побитые пассажиры поодиночке плелись по путям вслед за ушедшим составом. Дождавшись, пока все они уйдут подальше – приключения в замороченном лесу научили осторожности – господа авантюристы тоже пошли по шпалам. Но то, что легко дается всем прочим, на отдельные удачливые личности не распространяется.

У пасшихся неподалеку шерстистых носорогов случился брачный период – весна, как-никак, и одному из самцов, огромному бурому зверю с роскошным двухметровым рогом, почему-то не понравился Бугай. Оставив своих подруг, с утробным хрюканьем чудовище бросилось на господ бандитов. Вернее, бросилось на Бугая, но остальные были вместе с ним. Убегать пришлось всем троим, причем с предельной скоростью.

Носороги, как ныне живущие африканские, так и почившие в бозе шерстистые, не смотря на некоторую неповоротливость, обладают завидным упорством. Поэтому трем незадачливым авантюристам пришлось совершить роскошную пробежку, рассчитанную на стайеров, но выполненную со спринтерской скоростью. Финиш этого забега оказался на высоком дереве, куда Бугай, Мормон и Шишимора залетели, не снижая темпа. Носорог остался внизу и принялся снимать с дерева кору предназначенным для подобных упражнений рогом.

– Зна-зна-зна-зна-ете, что я… с вами… сделаю? – Выдавила сквозь одышку Шишимора. – Я… вас… убью…. Только да-да-йте отсюда… выйти. Сама убью… или… закажу!

– Не получится, – дрожащим голосом сказал Мормон. – Выше тебя на дереве леопард сидит!

Шишимора подняла голову и громко заорала. Над ней на самом деле сидел большой леопард и уже делал движения, чтобы спуститься пониже.

– Бугай, где твоя граната?! – Прокричал Мормон.

– Нельзя гранату! Здесь нет укрытия! – Проорал в ответ Бугай.

Внизу хрюкал носорог, с прирожденным упорством обдирая ствол спасительного дерева, наверху смачно облизывался леопард. Какие-то полчаса назад несколько защитников природы из Либертании отбили у него добычу, лишив завтрака, обеда и ужина, поэтому пятнистая кошка решила подкрепиться сидящими на дереве полудурками.

– Мормон, Мормон! – Прокричал, вернее, провыл Бугай. – У тебя же пистолет есть!

– Там всего три патрона!

– Нас тоже трое! – Нелогично ответил Бугай, словно эти три патрона нужно было использовать для спасительного самоубийства.

Мормон выхватил из-за пояса пистолет. Одну пулю он послал наверх, две другие – в носорога.

– Ай! – Вскрикнула Шишимора, пистолетная пуля, врезавшись в ствол перед ее лицом, чуть не оторвала ей нос. Две пули попали в носорога, но для такой солидной туши был необходим, по крайней мере, гранатомет. Животное даже не почувствовало ранения и только почесалось боком об ствол.

Все-таки леопард знал, что такое огнестрельное оружие, потому что звуков выстрела испугался и переместился повыше, но с дерева не слез и облизываться не перестал.

– Кыш! Брысь! – Замахнулся на леопарда Мормон. – Пошел отсюда!

– Р-р-ры! – Ответил леопард и показал здоровенные белоснежные клыки.

– Не дразни его, Мормон, – пропищала Шишимора.

Где-то совсем близко прогремело еще несколько выстрелов. Леопард резво спрыгнул с дерева, зацепив Бугая хвостом по лицу. Носорог выстрелов не испугался, но, увидев леопарда, посчитал его более стоящим противником и побежал следом. Три авантюриста облегченно вздохнули.

Рановато. Вскоре под деревом появилась новая опасность, обладающая, в отличие от носорога и леопарда, кое-какими мозгами. Пятеро человек, вооруженные пистолет-пулеметами МП-40, называемыми в народе «шмайссерами», подошли к дереву и нехорошим взглядом посмотрели на беглецов. По автоматам и военным немецким каскам беглецы догадались, что имеют дело с фашистами.

– Ну-ка, ну-ка, что это за птички на дереве сидят? – Спросил одни из фашистов. – Никак партизаны?

– Мы не партизаны, – ответил за всех Бугай.

– Ну как же не партизаны? – Удивился второй фашист, очень молодой, даже несовершеннолетний. Мы вас в партизанском отряде видели, когда вы на поезд напали. Партизаны.

– Ну-ка, птички, слетайте с шестка, – потребовал первый фашист.

– Сейчас всех подорву! – Неожиданно заорал Бугай и выхватил гранату. Но выхватил он ее слишком резко и поспешно, поэтому не удержал в руке и выронил вниз, даже не выдернув чеки.

Фашисты попадали на землю. Свалился на землю и Мормон, причем, в отличие от фашистов, падать ему пришлось далеко и больно. Граната не взорвалась.

– Шалишь, – сказал предводитель фашистов, поднимаясь на ноги. – А теперь я попробую стрельнуть. – Он направил ствол своего автомата на Бугая.

– Спускаюсь, – обреченно сказал Бугай и начал спускаться.

– И ты, тетка, – приказал фашист.

– Я не тетка, – обиделась Шишимора, но тоже стала спускаться.

Потом фашисты связали им руки за спиной и повели в свое поселение.

И опять тюрьма, очередная, вторая за два дня, на этот раз подземная.

Поселок фашистов, в отличие от Партизанска, сложенного из древесных стволов, был наполовину углублен в землю. Короче говоря, дзоты, блиндажи, землянки да ходы сообщения. В качестве ограды здесь использовались проржавевшие корпуса немецкой военной техники и не менее проржавевшая колючая проволока. Здесь тоже маршировали по плацу, вернее, в яме и пели героические песни, на этот раз немецкие. Но немцев среди фашистов не было – видимо, пали в боях с партизанами еще шестьдесят лет назад. Один предводитель, называемый здесь Фрицем и фюрером был не настоящим немцем, а латвийским националистом, когда-то участвовавшим в облавах на партизан.

Посидев некоторое время в тюрьме, господа авантюристы имели честь с ним познакомиться.

Их привели в один из блиндажей. И если комиссар партизан показался человеком незлым, хотя и целеустремленным, то фашистский фюрер проявлял некоторые симптомы психического заболевания.

– Как и зачем вы оказались на наших территориях? – Пролаял фюрер, сидя на деревянной лавке. Был он какой-то невыразительный, неопределенный. Когда смотришь на него, видишь некоего задохлого старичка, божьего одуванчика с прореженными паршой волосиками и глазами, больше похожими на маленькие дырочки, но стоит отвернуться, черты фюрера невозможно было вспомнить. Одеяние фюрера состояло из растерзанного немецкого мундира, чудом сохранившегося со времен былой войны. Эта реликвия нуждалась в серьезной реставрации, но больше подходила для половой тряпки. На впалой груди перезванивалась целая колокольня немецких наград, в большинстве своем – крестов. Вряд ли настоящий фюрер мог удостоить этого вояку таким количеством орденов и медалей, поэтому можно было предположить, что кресты Фриц снял со своих погибших однополчан и все нацепил на себя.

– В аварию попали, – пробурчал Бугай на поставленный вопрос.

– Не верю! – Взвыл фюрер. – Вы выполняли задание НКВД!

– Здрасти! – Возмутился Мормон. – Какой НКВД? На дворе двадцать первый век. У нас и КГБ-то давно нет.

– Не врите! Я все про вас знаю! – Продолжал вопить фюрер. – Я мысли читать могу. Вы посланы, чтобы разведать наши великие планы, наши великие идеи восстановления великого Рейха, и превращение моей любимой великой Латвии в великую империю, продолжающую дело великого Адольфа Гитлера. И на дереве вы сидели, чтобы приманить моих людей. Вы даже носорога завербовали. Недавно нам пришлось повесить мою любимую собачку, потому что она читала секретные документы. Это ты совратила ее с правильного пути! – Ткнул пальцем фюрер.

– Я?! – Крайне удивилась Шишимора и испуганно округлила глаза. – Сроду никаких собачек не совращала.

Рядом с фюрером на лавке сидели его боевые друзья, пусть и более молодые, но не менее решительные, и хмуро смотрели на стоящих пленников. В грязном блиндаже с низким потолком и неровными стенами царил мучительный полумрак, а запах был, как в свинарнике. Но фашисты не обращали внимания на подобные мелочи. Они творили историю, такую же перекошенную, как и их больные мозги.

– Вас ждет мучительнейшая кара, – восторженно сообщил фюрер, – и торжественная смерть. Когда звезды войдут в нужное соответствие, вас предадут смерти.

Фюрер вяло махнул рукой, и конвоиры пинками погнали трех искателей счастья обратно в тюрьму.

– Дожили, – печально простонала Шишимора, сидя на голой, утрамбованной земле и уткнувшись лицом в деревянную обрешетку стены землянки. – Я собачку совратила. Слыхали, я собачку совратила? – Шишимора расхохоталась, у нее началась истерика. – Я собачку совратила, я собачку совратила, а ко мне приставал леопард, он был агентом КГБ.

Шишимора долго смеялась, а затем ее смех перешел в рыдания. Подавленные мужчины не оказывали ей никакой помощи, потому что сами были на грани истерики. Такое количество испытаний, свалившихся на них за какие-то три дня, мог вынести не всякий человек.

Потом Мормон неожиданно вскочил на ноги и резко произнес:

– Хватит! Ладно, они здесь все ненормальные, нам идиотами не стоит становиться. Нужно отсюда бежать

– Как отсюда сбежишь? – Обреченно спросил Бугай.

– Элементарно. Как граф Монте-Кристо сбежать собирался. Это всего лишь землянка, а не каменное подземелье. Здесь подкоп сделать можно. Пока звезды будут в нужное положение приходить, мы уйти успеем. Ну-ка, Бугай, помоги оторвать этот сук.

Нынешняя тюрьма, куда по воле фашистов попали Бугай, Мормон и Шишимора, представляла собой просто накрытую крышей яму. Малюсенькое окошко под потолком служило больше для вентиляции. Никаких тебе удобств: ни соломы на полу, ни обязательной в таких случаях параши. Стены – переплетение нетолстых веток, поддерживающих от осыпания землю.

Бугай и Мормон взялись за выступающий из стены сук, рванули на себя и оторвали половину обрешетки, обнажив глинистую землю. В землянку сразу же посыпались какие-то жучки и грызуны, быстро разбежавшиеся по углам и многочисленным щелям. Обычно боявшаяся разной мелкой живности Шишимора на этот раз промолчала. Она еще не пришла в себя от тяжести предъявленных ей обвинений.

– Вот видишь, земля рыхлая, – ободряюще сказал Мормон.

– А копать чем?

– Оторви палку.

Бугай и Мормон выдрали из обрешетки по одному небольшому колышку и с величайшим энтузиазмом принялись ковырять землю. Стены землянки и в самом деле оказались рыхлыми и податливыми. На пол обрушились целые горы грунта.

– Шишимора, а Шишимора, – позвал Мормон, – хватит о судьбе совращенной собачки переживать. Давай землю в угол оттаскивай. Или лучше сбоку от двери трамбуй, чтобы раньше времени нас не раскололи.

Шишимора очнулась, глубоко вздохнула и приступила к работе. Как настоящий бульдозер она толкала руками обвалившуюся землю к противоположной стене, сгребала в кучки и утрамбовывала. Мормон и Бугай не менее решительно, можно даже сказать: остервенело, рыли землю и спустя десять минут куда-то пробились, в какое-то темное помещение, или даже в туннель.

– Ну вот, пробились, – обрадовался Мормон.

– Куда? – Спросил Бугай, а Шишимора ничего не спросила – была поглощена трамбовкой земли.

– Какая разница куда, – ответил Мормон. – Главное – из этой тюрьмы выйти сможем, а там уж как Бог решит.

Пространство за стеной действительно оказалось длинным, узким туннелем, идущим в обе стороны непонятно куда. Передвигаться в туннеле можно было только на четвереньках да еще на ощупь – света не было никакого. Кстати, к этому времени погас свет и в самой тюрьме: снаружи наступил вечер, и единственной вентиляционное окошко в потолке землянки потемнело.

Невзирая на темень и неспособность как кошка видеть в темноте, Мормон, Бугай и Шишимора залезли в туннель и, держась друг за друга, ощупывая пространство перед собой, двинулись вперед. Найденный ими туннель должен был куда-то вывести.

В это время в фашистское поселение пришел новый отряд разведчиков и притащил еще одного пленника, вызвав одобрение своего фюрера, в отличие от трех авантюристов, этого пленника пожалели и посадили не в темную землянку, но в чуть более освещенный блиндаж, и даже попытались накормить. Однако новая добыча фашистов есть не желала и только орала на всю округу, пугая пасущихся в лесу копытных животных.

– Да пошел! – Неслось над фашистским поселком.

Как можно было догадаться, новой добычей фюрера и его опричников стала Наташа Туголобая.

Страус ошибся, когда посчитал, что Юлю и Наташу похитили одновременно. Наташа была схвачена раньше. Воспользовавшись отсутствием своего двоюродного брата, ушедшего на рыбалку, Наташа отвязалась от дерева и пошла странствовать.

Сначала ее заинтересовали лесные птички, перелетавшие с ветки на ветку. Наташа попыталась их поймать, конечно, не поймала, но отошла от убежища на почтительное расстояние. Потом она увидела дикую кошку и захотела устроить ей свой знаменитый «кошкин дом». Кошка убежала в камыши (видимо, относилась к породе камышовых котов). Наташа побежала следом и напоролась на отряд фашистов, выслеживавший в камышах партизан. Фашистов Наташа заинтересовала сильнее их исконных врагов. К тому же при поимке она пустила в ход свои острые ногти и многочисленные зубы, вызвав неподдельное уважение продолжателей дела Гитлера. С таким когтисто-зубастым врагом они встречались впервые. Наташу связали, запихнули в мешок и доставили в поселок.

Наташу посчитали, пусть кусачим и царапистым, но все-таки ребенком, поэтому посадили вместе с другими детьми. В фашистском поселке с таким обычным явлением, как дети, были большие проблемы – ну не разводились они естественным путем. Поэтому жители ловили детей в остальных поселках и пытались их приручить. С либертанцами это получалось без особых трудностей. Юные либертанцы, воспитанные родителями в духе свободы, легко принимали любую ахинею. Сложнее это удавалось с партизанятами, и совсем не прошло с Наташей Туголобой.

Помещенная в блиндаж, являющийся одновременно детским садиком, Наташа первым делом вздула всех находившихся там малышей, а на старших выплеснула предложенный ей суп. Суп был горячим. Потом досталось взрослым, пытавшимся ее урезонить. Их Наташа огрела суповой кастрюлей и половником. Далее в ход пошли метательные ножи, которыми тренировались дети. Метать ножи Наташа, конечно, не умела, никого из фашистов ими не проткнула, но напугала, а сама, воспользовавшись заминкой, покинула блиндаж.

В поселке фашистов нормальных площадей и тротуаров не было. Все передвигались по углубленным в землю ходам сообщения: траншеям и канавам. Весной и осенью эти канавы основательно заливались водой, не высыхающей даже в сухую и жаркую погоду, поэтому кругом стояла обильная и жирная грязь. Из-за нее жители деревни, не имеющей названия, больше походили не на фашистов, а на вывалявшихся в грязи поросят.

Пробежав по траншее и увидев впереди новых врагов, Наташа юркнула в боковое ответвление, ведущее в какую-то землянку. Дверь землянки оказалась открытой, и Наташа заскочила туда. Уже стояла ночь, и загонщики Наташи Туголобой пробежали мимо.

Вернемся к трем неудачливым первым похитителям Наташи Туголобой. Пока наверху шла ловля этой юной особы с большим и постепенно возрастающим количеством участников, Мормон, Бугай и Шишимора ползли на четвереньках по узкому туннелю в неизвестном направлении. В туннеле стоял абсолютный мрак. Ползущий первым Мормон водил перед собой руками, стараясь нащупать дорогу. Иногда он нащупывал шныряющих по туннелю крыс и землероек и тогда коротко, но очень трагично взвизгивал. За ним взвизгивали остальные. Последней взвизгивала перепуганная крыса и спешила убраться подальше. В отличие от трех прохиндеев крысы чувствовали в темноте очень уверенно.

– Не пугай, Мормон, – устало попросила Шишимора после очередного хорового вопля.

– Да как же я не буду пугать, когда все время хватаю руками кого-нибудь живого. Хочешь, ползи первой, сама будешь руками по земле шарить.

– Нет уж. Взялся быть проводником, будь им. Только в следующий раз не ори, когда случайно крысу схватишь.

– А если не крысу схвачу, орать можно?

– Нет, – отрезала Шишимора, а Мормон тут же громко заорал. Следом заорали остальные.

– Чего ты? – Тяжело дыша, поинтересовался Бугай. – Опять крыса?

– Нет, – ответил Мормон, – мертвец. Чувствуете, как воняет? Спичек ни у кого нет?

– Все эти фашисты отобрали.

– Тогда прижимаемся к левой стене и обходим.

– Как вы думаете, чей это труп? – Спросила Шишимора, когда они обогнули воняющую тленом кучу тряпья и костей.

– Да мало ли кто, – просопел Бугай. – Может, такой же, как и мы, бедолага. Выбрался из тюрьмы, блуждал, блуждал по подземелью в поисках выхода, да и погиб от жажды и голода.

– Тогда куда мы ползем? – Переполошилась Шишимора. – Не лучше ли назад вернуться?

– Чтобы тебя казнили за совращение любимой собачки фюрера? – Логично заметил Мормон. – Если есть туннель, значит, он должен куда-то вести. Для чего-то его-то выкопали.

– Для того чтобы разных идиотов ловить, – пояснила Шишимора. – Таких, как мы.

Впереди блеснул тусклых огонек, но на трех путешественников эта желтоватая искорка подействовала подобно волшебному лекарству. Они воспрянули духом, моментально излечились от панической ипохондрии, граничащей с патологическим стремлением к суициду, и рванулись вперед.

Свет сочился из маленькой дырочки в стене. Господа бандиты до того устали в темноте, что, не сговариваясь, стали эту дырочку расширять. Несколько копательных движений, пара толчков и пинков. В туннель обрушился поток рыхлой земли, но освещенное пространство стало больше. Приложив скромные остатки своих немногочисленных сил, Мормон, Бугай и Шишимора вломились в какое-то просторное помещение, неплохо освещенное керосиновой лампой.

– Ай-я-я-я-я-я! – Громко заголосил фюрер Фриц и подскочил на разостланной на лавке постели. Господа бандиты к своему ужасу неожиданно оказались в блиндаже, где еще вечером их допрашивал предводитель фашистов. Сам предводитель, пока его подчиненные без успеха ловили по всем закоулкам Наташу Туголобую, мирно почивал в своем жилище, не гася света, и смотрел приятные сны. Фрицу снился новый Рейх, где он молодой и сильный решал судьбы многочисленных народов, отправляя самые недоразвитые: русских, арабов и евреев в газовые камеры. Столицей его нового рейха была родная Рига, застроенная небоскребами, как Нью-Йорк, с берлинским рейхстагом в центре и виселицами вдоль широких улиц.

Появление прямо из стены трех перемазанных в земле неизвестных существ, Фриц воспринял, как визит нечистой силы, и тут же стал отдавать Богу душу. Стареньким он уже был человеком.

На шум в блиндаж попытался ворваться охранник, но был тут же нокаутирован Бугаем. Теперь в руках трех страдальцев оказалось оружие – плохенький, подпорченный ржавчиной и неумелым обращением обрез трехлинейной винтовки.

– Смотри, дед кончается! – Воскликнул Мормон, видя, что фюрер дергается на своей постели и пускает слюни.

– Туда ему и дорога, – рубанул Бугай.

– Он мог бы нам пригодиться, как заложник.

– Мы его и так заложником используем. Никто же не знает, что он уже все.

Фриц, как правильно заметил Бугай, был уже «всё», последовал за своими кумирами прямиком в ад, обмяк, распластался на постели и превратился в такой хорошенький и никому не страшный трупик. У него даже нормальные черты проступили, во всяком случае, запоминающиеся.

Чтобы состояние предводителя фашистов не было распознано с первого взгляда, и его тело можно было использовать в качестве заложника, Мормон и Шишимора обмотали старичка одеялом – мол, живой он, только связанный и говорить не может. Взвалив на плечи тщедушное тело, больше похожее на анатомическое пособие – все кости прощупывались, господа бандиты вышли из блиндажа. Бугай, вооруженный обрезом, охранял от нападения, Мормон тащил тело фюрера, а Шишимора с трудом волочила свое собственное.

Других часовых, кроме оглушенного Бугаем, у входа не было. Хотя в лагере царила удивительная суета, больше похожая на грандиозную панику по случаю визита миллионной стаи тарантулов, никто не обратил внимания на то, что из блиндажа предводителя вышли три грязных существа, несущие странный сверток. Все ловили Наташу Туголобую.

Что сделал этот мистический ребенок, если его ловит весь поселок фашистов? Перечислим по порядку. Кроме побитых и обваренных детей – надежды и опоры, в процессе бегства Наташа опрокинула посуду в общественной кухне, оставив всех фашистов без ужина, свернула головы курам (куры не кошки, их-то бедных за что?), покалечила полтора десятка жителей, нанеся сильные удары в самые неподходящие части тела, и развела небольшой костерок в складе боеприпасов, который с каждой секундой разгорался жарче. При этом Наташа была жутко неуловимой, ее знаменитое «Да пошел!» слышалось в разных концах маленького поселка почти одновременно.

– Что здесь происходит? – Удивился Мормон, перекладывая поудобнее мертвого Фрица.

– Ловят они кого-то, – определил Бугай, – или от кого-то спасаются. Или делают и то, и другое одновременно.

– Вдруг на них елки-волки напали? – Предположил Мормон.

– Или носорог с леопардом, – сказала Шишимора.

– Или партизаны, – подвел итог Бугай. – Так или иначе, нам это на руку. Сваливаем отсюда. Мормон, брось фюрера, он нам уже не понадобится.

Мормон с облегчением выбросил труп. Потом злосчастная троица побежала по траншее в направлении, откуда выстрелы, вопли и залихватские русские матюги слышались меньше всего.

Проблема заключалась в том, что согласно правилам фортификации, фашисты проложили свои траншеи не прямо, а замысловатыми изгибами. Трем прохиндеям пришлось несколько раз менять направление движения, потому что шум, бывший до этого далеко позади, вдруг начинал нестись спереди. Поплутав и побегав по закоулкам поселения, контузив кулаками нескольких, кстати подвернувшихся фашистов, Мормон, Бугай и Шишимора наконец оказались перед оградой. Совсем рядышком находился выход, проходивший сквозь корпус старого, лишенного окон, мотора и колес грузового «Опеля»: войти нужно было через левую дверь кабины, а выйти через правую, с другой стороны ограды. Вход охраняли двое часовых.

Часовые попытались окликнуть трех неизвестных, что-то вякнули в их адрес, но Бугай без церемоний пальнул в охранников из обреза. Ни в кого не попал, но часовые почтили за благо спрятаться в сторонке и не выдавать себя даже шорохом.

– Прошу! – Провозгласил Мормон, открывая перед Шишиморой дверь. Вдруг, нагло оттолкнув в сторону Шишимору и смертельно напугав Мормона, сквозь эти необычные ворота проскользнуло маленькое, белесое существо, похожее на уэллсовского морлока, и быстро кануло в темноту, не дав себя подробно разглядеть. Шишимора и Бугай решили, что имеют дело с какой-то местной обезьяной – мало ли в этом лесу разных тварей обитает. Но глазастый Мормон сумел таки разглядеть существо и к своему крайнему ужасу узнал в нем ту самую хищную девочку, которую они так необдуманно похищали и из-за которой начались их многотрудные странствия. Однако сообщить об этом Мормон не успел. Пожар, разведенный Наташей в складе боеприпасов, достиг нужной для взрыва кондиции, и взрыв прогремел!

Полетели вверх и в стороны, вместе и по отдельности обитатели фашистского лагеря, перемешались с землей и мусором стены строений, блиндажи, баррикады, спальни и темницы для пленников, разлетелись на куски старательно взлелеянные фюрером Фрицем мечты о возрождении великого рейха, рассыпались в прах, превратились пепел.

А подброшенные взрывной волной Бугай, Мормон и Шишимора понеслись, выкатив от ужаса глаза, над ночной саванной, все вперед и вперед, над травами, кустами, какими-то животными, после чего дружно ухнули в бурьяны.

В замороченном лесу вдруг произошло событие, сравнимое по масштабам с трагедией древнеримских Помпей или японской Хиросимы. В мгновение ока в результате взрыва нескольких тонн боеприпасов, собираемых обитателями поселка на протяжении шестидесяти лет, фашистское поселение прекратило свое существование. Правда было сомнительно, чтобы какой-нибудь археолог по прошествии многих лет заинтересовался бы этими руинами. Кроме костей старого латыша по прозвищу Фриц, вдруг возомнившего себя фюрером, здесь не было ничего достопримечательного….