Текст книги "Замороченный лес. фантастический роман"

Снова впечатления Продиджи и Страуса превратились в сложный калейдоскоп, с трудом подающийся осмыслению и объяснению. Но если последствия посещения вольного города Либертании выразились головной болью и чувством некоторого сумасшествия, путешествие по поселку волхвов оставило после себя состояние эйфории и ощущение возврата в детскую сказку.

Вот седой, облаченный в белые одежды мужчина висит в воздухе никем и ничем не поддерживаемый. Глаза его закрыты, лицо торжественно и одухотворено покоем.

– Что он делает? – Удивленно спросил Страус.

– Он изучает будущее, – ответила Лада. – Ищет и находит возможные варианты.

Другой задумчивый левитатор таким же способом постигал глубины прошлого, находил ошибки и способы их устранения в настоящем и будущем. Страус и Продиджи почтительно смотрели на духовные искания магов, а лишенная всякого почтения Наташа Туголобая кидала в них древесные щепки….

Несколько ребятишек без всяких страховок и балансиров перебирались по канату, натянутому между деревьями.

– Что они делают, Лада? – Спросил Продиджи.

– Закаляют волю, учатся не бояться высоты и сохранять равновесие.

– Но если кто-то из них упадет вниз?

– Такое иногда случается. Их мы торжественно хороним, как погибших в бою.

– Вот идиоты, – промямлил пьяный Шнурок. А Наташа Туголобая ничего не промямлила – ее тоже тянуло на канаты.

…Совсем юный мальчишка, сидя верхом на тонкой ветке, усилием воли управлял деревянным мячом, заставлял перемещаться его вверх-вниз, влево-вправо и не давал упасть на далекую землю.

– Это наш лучший ученик, – пояснила Лада. – Ему в четырнадцать лет удается то, что не могут взрослые мужчины.

– Вот-так-так, – ошарашено пробормотал Продиджи. – Насчет духовных исканий понятно. Вы совершенствуете свой разум, занимаетесь, так сказать, прикладной магией. А что еще?

– Живописью, резьбой по дереву. Конечно же, хозяйством – должны же мы что-то есть и во что-то одеваться. У нас, чуть южнее отсюда есть поля, на которых мы выращиваем зерно, лен, овощи, а в пещерах под корнями деревьев у нас находятся стойла для домашних животных и мастерские.

– Колхоз, одним словом, – подвел итог Шнурок.

– А ты, Лада, тоже так можешь? – Спросил Страус. – Ну, в смысле, висеть в воздухе или жонглировать мячами без использования рук?

– Я умею разговаривать с животными и растениями. Заставляю растения расти в нужном направлении. Могу передавать вести на большие расстояния.

– Вот бы мне так, – прошептал Страус.

– Для вас это сложно, – решительно заявила Лада. – Хотя вот у него….

– Виктор, – представился Страус.

– Да, у Виктора есть определенные задатки, – и неожиданно для Страуса Лада ласково погладила его по руке.

– Скажите, – неожиданно спросила она, – в вашем мире, наверное, много злых духов и колдунов?

– С чего ты это взяла? Нету у нас никаких колдунов и духов.

– Тогда почему вы вместо имен пользуетесь прозвищами? У нас волхвы скрывают свое настоящее имя, чтобы не узнал враг и не мог навредить при помощи волшебства.

– У нас так принято, – попытался объяснить Продиджи. – Понимаешь, одинаковых имен, да и фамилий очень много, они никак не характеризуют человека, а там, кто его знает.… Может, мы в вправду боимся использовать настоящие имена, чтобы враги не навредили. Меня Шуриком зовут, Сашей, а это Шнурок, то есть Миша.

– Очень приятно, – шаркнул ножкой Шнурок и попытался как бы невзначай обнять Ладу, но получил резкий, болезненный удар в живот.

– Ты чего, Шнурок? – Спросил Продиджи, видя, как скрючивается, держась за живот, Миша. Ни Продиджи, ни Страус, ни Наташа Туголобая не заметили, что произошло между Шнурком и Ладой.

– Живот что-то разболелся, – сдавленно ответил Шнурок.

Наступила ночь. В хижинах, на помостах, да и просто на ветвях древесных колоссов зажглись многочисленные светильники. Деревья вдруг превратились в гигантские новогодние елки, расцвеченные светящимися гирляндами. Среди листвы мелодично пели какие-то ночные птицы, своими трелями не уступающие знаменитым курским соловьям. Это напоминало сказку, прочитанную в раннем детстве родителями или рассказанную бабушкой, старую добрую сказку, в которой и люди, и звери, и растения, и просто вещи разговаривают друг с другом и знают что-то более значительное, чем весь суетливый быт, вся эта никчемная беготня, все эти попытки куда-то успеть. Ветерок раскачивал ветви гигантских деревьев, игрался огоньками светильников, и светильники мерцали, как звезды, словно огромная и бесконечная вселенная вдруг опустилась на деревья.

Ребят оставили одних в предоставленной персонально хижине. Хозяева вели себя очень тактично, стараясь не навязываться, Однако Шурик-Продиджи и Виктор-Страус чувствовали, что за ними внимательно наблюдают и строго их оценивают.

– Хорошо здесь, – мечтательно сказал Виктор, сидя на помосте перед домиком и любуясь игрой разноцветных огоньков. – Я бы здесь остался. У них интересно. Они много знают и много умеют.

– Здесь скучно, и девчонки – недотроги, – категорически заявил Шнурок. – Как хочешь, Страус, но такая растительная жизнь не по мне. Кому нужен разный там духовный поиск, когда есть вполне обычные вещи: работа, карьера, деньги, девчонки, крутые тусовки и отдых где-нибудь на Канарах. Все эти духовные поиски только для простачков-романтиков, неудачливых интеллигентиков, и прочих переростков, не умеющих правильно жить.

– Так ты считаешь эту жизнь растительной?

– Или колхозной. Тупой, как набор валенок. Эти хождения по канатам или висение в воздухе тебе никакого дохода не принесут. Ладно бы в цирке выступали, деньги зарабатывали.… Здесь нет никакой цивилизации: компьютеров, самолетов, телевизоров. Ничего нет. Бегают себе по канатам, вламывают на своих фермах и не знают нормального отдыха, одеваться не умеют. Дикари, одним словом, колхозники, не понимающие радостей жизни, и не умеющие взять от жизни по максимуму. А ты, Продиджи, чего молчишь?

– Да так, думаю, прикольное, знаешь ли, занятие, – задумчиво ответил Шурик. В этот вечер его словно подменили. Обычно шумный многословный, Саша почему-то молчал, как будто решая в уме некую сложную задачу.

Железные дровосеки

«Тихие!

Недолго пожили.

Сразу

Железо рельс всочило по жиле

в загар деревень городов заразу.

Где пели птицы – тарелок лязги».

Владимир Маяковский.

Мормону некстати вспомнился старый-престарый анекдот, рассказанный кем-то в юности. Ползут трое пьяных ночью по рельсам. Первый говорит: «Какая лестница длинная». Второй: «Какие перила холодные». Третий (с радостью): «А вон лифт светится!»

Однако ни смеха, ни улыбки это воспоминание не вызвало – только нехорошие ассоциации и тревожные предчувствия. Что поделать, подобно несчастным героям анекдота три наших неудачливых похитителя ползли по рельсам, с замиранием сердца ожидая появления «лифта».

Такой необычный и неэстетичный способ передвижения был легко объясним и вызывает глубокое сочувствие – усталость, нервное и физическое истощение, многочисленные, хотя и не смертельные ранения.

– Дайте мне только отсюда выбраться, дайте мне только выжить…! – Исторгнул из себя Мормон.

– И что? – Спросил Бугай.

– Поставлю Богу огромную свечку и уйду в монастырь.

– Представить себе не могу, чтобы ты стал монахом.

– Я тоже не мог, но теперь представляю. Знаешь, спокойная монастырская жизнь с ежедневными, многочасовыми молитвами, беседы на возвышенные темы. Но, боюсь, мы здесь останемся навечно. Нас здесь съедят носороги, затопчут леопарды, а эта маленькая стерва подорвет. А еще партизаны. Кто знает, может у кого-то Шишимора совратила и кошку. Пропали мы!

– Шишимора, ты чего? – Спросил Бугай.

А Шишимора уже горько-прегорько плакала. Обильные слезы текли по ее грязному лицу. Изощренный макияж, которым эта дама пользовалась до начала их многотрудного путешествия, уже давно сошел, восполнить потерю было нечем, и теперь ее лицо соответствовало ее прозвищу: Шишимора, то есть кикимора – лесная нечистая дрянь женского пола, похищающая заблудившихся детишек и пугающая своей отвратной образиной прочих путешественников.

– Не реви, Анжела, – Бугай впервые назвал ее по имени.

– Да как же мне не реветь? – Всхлипывая, ответила Шишимора. – Все, кранты нам пришли, не выберемся мы отсюда, здесь останемся. Даже хоронить некому будет.

– Гиены съедят, падальщики, – ответил Мормон. – Хорошая смерть, полезная. Это как донор органов: сам умер, а кого-то спас.

– Больше никуда не пойду, – Шишимора села на рельсы, собираясь принять свою безвременную смерть здесь, без всякой лишней суеты. – Надеюсь, вы меня все-таки похороните и не дадите съесть какой-нибудь гиене.

– Не надейся, – ответил Мормон. – Хоронить тебя нам нечем, да и сил на это глупое занятие почти не осталось.

– Ну, хоть цветочек на труп положите.

– Так и быть, веточку чертополоха.

Над лесом показался столб черного дыма, зазвенели рельсы – либертанский поезд с очередной порцией шмали и пассажирами возвращался в свой славный город. Машинист, не смотря на свое эйфорическое состояние, вызванное использованием магической травы Каннабис сатива, заметил сидящих и лежащих на рельсах доходяг и произвел экстренное торможение. Надо отдать ему должное – мог ведь и не затормозить. С открытых платформ как горох посыпались осоловевшие граждане Либертании, возмущенно заголосили, ругая нехорошими словами машиниста. Потом разобрались в чем дело, подбежали к трем несчастным авантюристам.

– Вот и похоронная команда пожаловала, – успокоено прошептала Шишимора и, обреченно закрыв глаза, распласталась навзничь на шпалах. Мормон и Бугай тоже смиренно сложили лапки. Однако либертанцы не стали их хоронить – надобности в этом еще не было. Их просто погрузили на платформу, уложив на снопы слегка подвядшей конопли. Машинист пустил пар, паровоз запыхтел и двинулся вперед, постепенно наращивая скорость.

Либертанцы увидели в Шишиморе, Бугае и Мормоне родственные души – такие же дышащие на ладан доходяги. У кого-то нашлась фляжка тепловатой воды, кто-то поделился с бедолагами куском зачерствевшей лепешки, третьи предложили ломоть мяса, добытого, несмотря на все старания экологов. Угостили и отгоняющей все печали травой. Мормон, Бугай и Шишимора поняли, их безвременная кончина и связанные с этим похоронные хлопоты переносятся на неопределенный срок, успокоились, погрузились в наркотическую нирвану.

Поезд без всяких помех достиг Либертании. Партизаны по известным причинам не нападали, а у носорогов закончился брачный период. На перроне, больше похожем на грандиозную свалку, бесценный груз уже встречали остальные свободные граждане. Шишимору, Бугая и Мормона бесцеремонно спихнули со снопов. Они, уже слегка отошедшие от наркотического дурмана, вошли в город.

– Чувствую знакомые ароматы, – проговорил Мормон, вдыхая наркотические дым и пар. – Кто-то «химию» варит.

– Нам бы пожрать не мешало, – заметил Бугай, ведущий под руку еще не отошедшую от кайфа Шишимору.

– Гы-гы-гы-гы, – глупо расхохоталась Шишимора.

– Должны же они здесь что-то есть, – неуверенно пробормотал Мормон, оглядывая загаженный город. Среди мусора валялись одурманенные или уже мертвые люди. Другие, может быть только слегка трезвые, покачиваясь, брели в неизвестном направлении, иногда сталкиваясь друг с другом и падая. Третьи выполняли какие-то дерганые движения, возможно танцуя под одним им слышимую музыку, а возможно страдая от эпилепсии. Труба крематория дымила густым черным дымом, и туго спеленатое тело переносили туда из дверей эвтанария.

Какой-то беззубый индивид подскочил к Мормону, схватил его за края потрепанной в приключениях куртки и, дыша в лицо дурным запахом, провозгласил:

– Гусь плавал, он знает!

– Что знает? – Крайне удивился Мормон, но человек отпустил его куртку и свалился на землю.

– Ты не знаешь, что знает гусь? – Оторопело спросил Мормон Бугая.

– Хочу гуся, – неожиданно объявила Шишимора. – Хочу гуся с яблоками.

– Нам бы кусок хлеба съесть, – ответил Бугай. Он тоже хотел гуся, притом нормального жареного гуся, не знающего ничего необычного.

Они пошли дальше. Шишимора уже не цеплялась за Бугая и шла более-менее прямо, хотя глупая улыбка все еще держалась на ее губах. А Мормон озадаченно молчал. Он все размышлял: Что такое интересное и необычное знает некий Гусь?

Кроме наркотического кайфования и музыки, под которую так приятно было дергаться, некоторые либертанцы почему-то полюбили митинги. Возможно, сбежавшие от комиссара и возжелавшие свободы партизаны заразили их этим поветрием.

На самой обширной площади свободного города, хотя тоже крайне захламленной, каждый день проводились подобные увлекательные мероприятия. Какой-нибудь оратор, забравшись на груду камней, используемую в качестве трибуны, надрывая голос, нес всякую чушь. Суть речи важна не была, главное – процесс.

– Граждане свободного мира, – орал очередной оратор, – мира равных возможностей, мира равных людей. Доколе мы будем терпеть издевательства над другими разумными существами. Я недавно узнал, что мой друг Киса гонял зеленых чертей. Он не имел права гонять зеленых чертей, потому что зеленые черти – тоже люди и хотя нормально жить и нормально пить. Постоим же за свободу зеленых чертей!

– Га! – Дружно завопили слушатели. Им было очень жалко зеленых чертей.

Оратор не удержался на груде камней. Оступился и свалился вниз, вызвав небольшой обвал, но ему не смену вылез другой, не менее воодушевленный оратор.

– Друзья, – завопил новый златоуст, – неприметный, но очень опасный враг проник в наш город лишая основного права – свободы. Зеленые черти стали нападать на людей, не давая им покоя. Мой друг Киса с трудом отбился от такого, ничем не мотивированного нападения….

Первый оратор забрался на импровизированную трибуну, за ногу стащил с нее второго выступающего, после чего они оба скатились по камням, награждая друг друга затрещинами. На освободившееся место вылез третий.

– Нам нечего есть, – захрипел он. – Нам нечего пить. Со шмалью и то перебои. А этот куркуль Киса сграбастал себе самое лучшее и никому ничего не дает. Зажрался Киса!

– Га! – Поддержали выступающего слушатели.

Мормон, Бугай и Шишимора вышли на площадь для митингов и теперь шли между участниками, удивленно озираясь. Та небольшая кроха пищи, которой подкрепили их пассажиры поезда, оказалась крайне скудной, не способной утолить их звериный голод.

И вдруг, о чудо! Среди слушателей они увидели очень толстого мужчину, сидящего в промежутке между тремя каменными постаментами и защищенного таким образом с тыла и флангов. Перед мужчиной была расстелена большая тряпка, и на этой тряпке аппетитными грудами громоздились караваи хлеба, печенья, пирожки, овощи, колбасы. Был здесь и гусь, о котором так мечтала Шишимора. Гусь никуда не плыл и ничего лишнего не знал, потому что был печеным в яблоках.

Какой-то очень юный либертанец предпринял попытку хотя бы прикоснуться к этому гастрономическому великолепию, для чего выполнил очень сложный маневр: зашел с тылу, заскочил на постамент, спрыгнул сверху. Но толстяк выхватил из-под пирога пистолет и направил его ствол на покусителя. Мальчик испуганно взвизгнул и отскочил в сторону.

– Кто это? – Спросил Мормон, хватая мальца за шиворот.

– Это куркуль Киса, который зеленых чертей гонял, – ответил мальчик.

– Нет в мире справедливости. Ну-ка постой здесь. – Потребовал Мормон. – А что, Бугай, разведем куркуля Кису, чтобы он зеленых чертей не обижал?

– Я гуся хочу, – согласилась с ним Шишимора.

– Ждите здесь, – распорядился Мормон и вместе с Бугаем пошел разводить Кису.

Киса в позе Великого Будды продолжал сидеть над своим богатством, опасливо оглядываясь по сторонам. Проходившие мимо либертанцы боялись его пистолета и не предпринимали никаких попыток поживиться.

– Ты Киса? – Спросил Мормон, подходя спереди. Бугай в это время тихонько перебирался через постамент, охраняющий Кису сзади.

– Му, – промычал в ответ куркуль.

– Ты чего с мальчиком не поделился?

– Мубу-буму гумму-мубу, – пробурчал Киса, и Мормон расшифровал это бурчание как: Много вас таких.

– Смотри у тебя сколько. На неделю одному хватит, а то и на две.

– Му! – Зверея, промычал Киса и достал пистолет.

– Слушай, Киса, где твоя панама? – Бухнул Мормон первое, пришедшее в голову.

– Чего? – Ошарашено пробурчал Киса, вдруг обретая человеческий язык.

– Где твоя панама? – Повторил Мормон и бросил на куркуля такой невинный взгляд, что у иного, менее жадного, уже бы проснулась совесть.

– Где моя что? Панама? – Переспросил Киса.

– Вот твоя панама! – Бугай, размахнувшись, заехал сцепленными кулаками по жирному затылку куркуля. Киса ничком повалился на свое богатство.

– Старый-старый анекдот, – весело провозгласил Бугай, пинком ноги откатывая в сторону обмякшее тело. – Умеешь ты, Мормон, людям вопросы задавать.

Сам Мормон потянул за концы тряпку с лежащими сверху продуктами, связал все это в узел и взвалил его на плечо. Бугай подобрал пистолет – фашистский обрез он умудрился потерять во время чудовищного взрыва, сотворенного Наташей Туголобой. С этой добычей они подошли к томящимся в голодном ожидании Шишиморе и мальчику.

– Жадный дядя, – заключил Мормон, – но глупый. Анекдотов не знает, детей не любит. Зеленых чертей не уважает. Впервые в своей жизни сделал доброе дело и чувствую сильное моральное удовлетворение. Пойдем, пацан, воспользуемся результатами этого доброго дела.

И они с большим аппетитом воспользовались результатами доброго дела, предварительно зайдя в какое-то разрушенное, без крыши здание (большинство зданий в Либертании были разрушенными и, как правило, без крыш). Среди добычи оказалась бутылка хорошего вина, как нельзя кстати – подлечить расшатанные приключениями нервы. У Шишиморы даже глаза заблестели, как у укравшей сметану кошки, и все потому, что она ела такого желанного гуся в яблоках.

– Туго у вас с продуктами, – констатировал Мормон, переходя с колбасы на пирог с вишней.

– Да уж, – согласился громко чавкающий мальчик.

– Тебя как зовут, малец? – Спросил Бугай. Он перешел с вишневого пирога на колбасу и огурцы.

– Огрызком.

– Плохая кликуха, – заметила Шишимора. – И кто тебе ее дал?

– Мама.

– Хороша мамаша. Я бы за такие имена….

– Ее здесь нет, она к фашистам сбежала, – сказал мальчик.

– Ну, фашистов тоже нет, – подвел итог Мормон.

Вскоре они насытились, но продуктов оставалось еще достаточно. Мормон разорвал тряпку, и соорудил два узелка, наполнив их едой. Один узел он вручил мальчику, а второй оставил себе, повесив за спину.

– А что, Огрызок, есть здесь место, где можно было бы отоспаться? – Спросил он мальчика.

– Можно в гостинице, но там вшей и чесотку подхватить недолго, и клопов много. Пойдемте, я вас в свою нору отведу. Там вам никто мешать не будет.

Важно держа под мышкой узелок с едой, мальчик повел трех осоловевших от сытости авантюристов к месту ночлега. Вокруг продолжалась все та же непонятная, но очень свободная жизнь. Две группы экологов затеяли на одной из улиц генеральную уборку, разделив ее на две части – каждый убирал свою. Однако собираемый в пластиковые мешки мусор сваливался на территорию соседа, что приводило к многочисленным конфликтам. В итоге генеральная уборка закончилась генеральной дракой между экологами. Мормону, Бугаю и Шишиморе тоже пришлось поучаствовать в этой драке, чтобы пробить себе дорогу. По счастью экологи оказались плохими бойцами.

В другом месте господа авантюристы приняли незапланированное участие в корриде, пустившись наутек от огромного дикого и очень разъяренного быка, доставленного в город какими-то шутниками. Одно успокаивало – от быка пришлось убегать большой и шумной компанией, в которую вовлекались все встреченные прохожие. Большим скопом и спасаться приятней, есть надежда, что бык задавит кого-то другого.

Шмыгнув от быка в закоулок, трое прохиндеев и один мальчик попали на заседание некой мистической секты, где глубоко измученные шмалью люди, совсем не похожие на представителей рода людского, коллективно предавались медитации. Приход четырех посторонних с двумя узелками они восприняли, как божественное откровение, и дружно попадали ниц.

– Это они, Шишимора, тебя испугались, – решил Мормон, переступая через разлегшиеся тела.

Потом им пришлось поотбиваться от стаи голодных кошек, учуявших запах печеного гуся. Жаль, что с ними не было Наташи Туголобой, уж она бы устроила кошкам «кошкин дом». Но и этих хвостатых зверьков стоило понять и пожалеть. Хозяева потребляли по преимуществу коноплю – продукт, непонятный кошкам, а все прочее продовольствие поедали без остатка. Посему в свободном городе Либертании отсутствовали даже мыши.

Отбившись от кошек, путешественники совершили еще одну пробежку от дикого быка – коррида, сделав круг по улицам города, пошла на следующий – после чего достигли убежища юного Огрызка.

Когда мальчик сказал, что им никто не будет мешать, он сильно погрешил против истины. Узкая нора возле стены здания вела в темный подвал, а над подвалом, в самом здании, находилась большая и очень шумная дискотека. Ее отзвуки, в виде низких, громоподобных ударов и топота ног над головой долетали, до убежища Огрызка. От топота на головы сыпались пыль и труха. В самом подвале лежала большая куча сухого сена, натасканного сюда малолетними оборванцами, коих, кроме самого Огрызка, оказалось четыре человека: три мальчика и одна маленькая девочка.

Девочка очень напугала трех авантюристов и особенно Бугая. Они еще не забыли жуткий нрав Наташи Туголобой и теперь сильно боялись всех маленьких девочек. Пришлось поделиться с детьми и добытыми продуктами, благо запасы прижимистого Кисы оказались большими, и еды хватило на всех, даже на черный день немного осталось.

– Послушай, Огрызок, откуда Киса достал столько еды, если здесь с нею большие проблемы? – Поинтересовался Мормон.

– Ему с «большой земли» кто-то помогает, – ответил мальчик. – Говорят, что для этого используют больших вьючных собак, которые могут пройти сквозь границы. Киса торгует продуктами, дает их в долг под проценты, а на «большую землю» отправляет шмаль. Он у нас самый богатый.

– Ну ничего. Один раз мы этого богатея раструсили и еще раз раструсим.

Мягкое сено, сытая пища разморили трех друзей, и они вскоре заснули. Даже громкое буханье над головой и вопли наркоманов не мешали этому сну….

С раннего детства Бугая преследовал одни кошмар: ему снились козлы. Причиной этого явилась детская психическая травма. Его бабушка жила в деревне и, сколько он себя помнил, держала большое стадо коз. И вот козам почему-то не понравился мальчик, которого и Бугаем-то тогда никто не называл и даже помыслить не мог, что в зрелом возрасте он приобретет такое глубокомысленное прозвище. Козы начали всемерно третировать малыша, бодали и топтали его, когда он, ни о чем плохом не помышлявший, выскакивал из бабушкиной покосившейся избушки. Бугаев второй отчим несколько раз пытался пооткручивать козам рога, чем вызвал сильное негодование бабушки. Коз она любила больше внука, те хоть молоко давали, а от внучонка – ни шерсти, ни молока, одни истерические вопли.

Минули те далекие времена. Бабушку убил третий Бугаев отчим, за что, конечно же, сел с тюрьму. Но после серьезных потрясений эти хищные козьи рожи являлись Бугаю во сне, заставляя тревожно вскрикивать.

Вот и сейчас Бугаю приснилась покатая, широченная как стадион, крыша какого-то многоэтажного здания, крытая оцинкованным железом. И он, такой маленький и боящийся высоты, улепетывает со всех ног от огромного, в сотню голов, стада круторогих козлов. Причем морды всех парнокопытных очень напоминали разъяренную физиономию девочки Наташи. Раздвоенные копыта козлов издавали оглушающий грохот, отчего вся крыша покачивалась и норовила развалиться. И высота была порядочной, не спрыгнешь, и козлы действовали как профессиональные загонщики, беря в клещи, чтобы поднять загнанного Бугая на острые рога ли сбросить вниз.

Бугай громко заорал, разбудил себя криком и проснулся. Разбудил он и двух своих уставших товарищей. Им тоже снились кошмары, поэтому и они заорали благим матом.

Металлический грохот, сопровождавший нападение козлов во сне, наяву не прекратился, наоборот зазвучал отчетливее и как-то угрожающе. К тому же к нему добавились человеческие вопли, явно панического содержания.

– Это что, дискотека такая? – Ошалело спросил Мормон и оглядел подвал непонимающим взглядом.

– Нет, – возразила Шишимора. – Дискотека по-другому гремела.

Над головами авантюристов раздался чудовищный грохот, больше похожий на взрыв, и вниз обрушились камни. Сразу стало светлее – в потолке их подвала образовалась большая дыра.

– Где дети? – Спросила Шишимора, вспомнив, что засыпала в обществе пяти маленьких оборванцев.

– Нету детей, – определил Мормон, – как и моей куртки….

– И пистолета, – закончил Бугай.

Последовал еще один взрыв, чуть менее близкий, но тоже вызвавший обвал. В подвале стало еще светлее, но из-за обильной пыли было трудно дышать.

– Выметываемся отсюда! – Крикнул Мормон. – Не то скоро весь потолок сюда рухнет.

Поддерживая друг друга, господа бандиты – хотя какие они сейчас были бандиты? – выбрались через лаз наружу. Первым вылез Бугай, чтобы встретить возможные опасности, второй выбралась Шишимора, третьим – прикрывающий отход Мормон.

В свободном городе Либертании творилось нечто невообразимое. Наверное, так должен выглядеть некий среднестатистический город во время штурма некой среднестатистической армией: освободительной или оккупационной – суть не важна. То спереди, то сзади, слева, справа полыхали яркие, похожие на дуговую сварку, взрывы, занимались пожары и рушились здания. Бегали ополоумевшие жители города. Если бы это были жители нормального города, подвергнувшегося неожиданной агрессии, бегающих в панике людей было бы больше. Но либертанцы были людьми иного сорта, ценящими свободу превыше жизни. К тому же, многие находились под наркотическим кайфом и считали, что все происходящее им только снится. Около половины граждан вели прежнюю жизнь, словно ничего особенного не происходило. Недалеко от выбравшихся из подземелья Мормона, Шишиморы и Бугая, например, продолжалась дискотека – не в здании, под которым они отдыхали, а напротив. Вспышки взрывов казались ее участникам яркой цветомузыкой, а грохот рушащихся строений дополнял звуковую какофонию. Дискотека, может быть, продолжалась бы и дольше, но обрушившаяся стена похоронила под собой всех любителей экстремальной музыки.

– Что здесь происходит? – Прокричала Шишимора, стараясь перекрыть жуткий грохот.

– Похоже на метеоритный дождь, – предположил Мормон. Он был поклонником фильмов про всякие там катаклизмы и концы света.

– Нет, это больше на войну похоже, – возразил Бугай. – Обстреливает их кто-то. Возможно те же партизаны.

Совсем близко громыхнул взрыв, и трех господ обдало каменным крошевом.

– Как бы то ни было, нужно валить отсюда, – решил Мормон. – Пусть в лесах и леопарды водятся с партизанами и зелеными волками, они, хотя бы, не всегда стреляют.

Пригибаясь, а иногда и ложась на землю, Бугай, Мормон и Шишимора пустились в трудный путь, пытаясь выйти из города или, хотя бы, покинуть зону обстрела. Продолжали громыхать взрывы, но это были странные взрывы – огненные, воспламеняющие все вокруг вспышки, а выстрелов орудий, производящих повсеместные разрушения, вообще не было слышно, словно их стволы были снабжены глушителями. По дороге попадалось много либертанцев, ведущих себя неадекватно – короче говоря, с не соответствующим текущему моменту оптимизмом и жизнерадостностью. Некоторые пели песни, другие радовались взрывам как дети и бежали на вспышки. Третьи продолжали участвовать в корриде и убегали от бешеного быка. Хотя самому быку бегущие от него либертанцы были, как говорится: побоку. Бык спасался от взрывов, и прочие участники корриды были сейчас просто бесплатным дополнением. В данной ситуации бык оказался значительно умнее людей.

Были, были среди либертанцев отдельные личности, понявшие опасную суть происходящих в городе событий. Выкатили они испуганные глаза, разинули рты и рванули из объятого пламенем поселения. Наши авантюристы присоединились к этим благоразумным горожанам. Но прочие либертанцы, пьяные и развеселые, глупо пялились вслед и глумливо тыкали пальцами.

Вместе с толпой, Мормон, Бугай и Шишимора попытались достичь «вокзала», где обычно стоял под парами поезд. Шмаль свободным людям требовалась каждодневно, поэтому поезд для поездки был всегда готовым. Сегодня поезд был готовым в другом значении этого слова. Разбомбили поезд, только покореженные платформы остались. Под платформами валялись убитые взрывами либертанцы. Ирония судьбы, все они собирались ехать за кайфом, постичь великое, неземное блаженство, ощутить прилив свободы. Теперь же они стали полностью свободными, даже от жизни.

– Ч-черт! – Выругался Бугай. – Поезд отменяется. Нужно другой способ искать.

– Ногами! – Ответил Мормон. – Чем тебе не способ?

Использовать ноги пришлось очень спешно – взрывы на «привокзальной площади» стали происходить чаще. Трезвая часть либертанцев, бежавшая к поезду в поисках спасения, заголосила громче и ринулась на другие улицы, где взрывы случались реже.

Рванули туда и Мормон с Шишиморой и Бугаем. Последнему почему-то вспомнились военные кинофильмы, просмотренные в детстве. Там тоже беженцы спасались от фашистских оккупантов примерно таким же безалаберным скопом, давя и опрокидывая зазевавшихся.

Взрывы продолжали греметь. Над головами беженцев, снующих по улицам, кроме камней проносились подброшенные взрывами люди, когда целиком, но чаще частями. Именно такие, упавшие поблизости части очень всполошили нервную Шишимору, на которую вдруг снизошла тошнота и рвота. Бугай подхватил ее под руки, чтобы увести подальше, а Мормон вдруг остановился полюбоваться. Потом он побежал вместе со всеми, очень бледный, крайне недовольным осмотром.

Чуть позже, уже вдоволь набегавшись по городу, господа авантюристы наконец увидели атакующих.

– Кто это?! – Испуганно выкрикнул Мормон. Он только что повернул за угол дома, но увидел там нечто страшное и вернулся к товарищам, которые повернуть за угол еще не успели.

– Что там? – Видя испуг Мормона, испугался и Бугай.

– Железные люди, – ответил с дрожью в голосе Мормон. – Это они на город напали.

Три авантюриста осторожно высунули из-за угла три всколоченные головы. Вначале в глаза бросилась большая толпа либертанцев, от кого-то мимо них убегавшая. Либертанцы оборачивались назад и громко вопили. Потом показались преследователи, закованные в блестящую броню великаны. Не смотря на внешнюю человекообразность, двигались эти существа совсем не по-людски, как-то дергано, но очень быстро догоняя задние ряды либертанцев и накидывая на них прочные сети. Пойманных куда-то волокли.