Текст книги "Открытие себя (сборник)"

Адам негромко рассмеялся.

– Как ты используешь эту блестящую возможность спасти мир? Я знаю как: будешь стоять посреди атомохранилища и реветь от ужаса.

– Ну почему обязательно реветь?

– Да потому, что ты ни хрена в этом деле не смыслишь, так же как другие люди в нашей работе… Да, будет такая наука – Человековедение. Да, будет и Человекотехника. Но первые специалисты в этой науке и в этой технике – мы. А у специалиста, помимо общечеловеческих обязанностей, есть еще свои особые: он отвечает за свою науку и за все ее применения! Потому что в конечном счете он все это делает – своими идеями, своими знаниями, своими решениями. Он, и никто другой! Так что, хочешь не хочешь, а направлять развитие науки о синтезе информации в человеке нам.

– Ну, допустим… – Кравец не сдавался. – Но как направлять-то? Ведь способа применения открытия с абсолютной надежностью на пользу людям, которому мы присягнули год назад, нет!

– Смотрите, ребята, – негромко проговорил Адам. Все трое повернули головы влево. На скамье под деревом сидела девочка. Рядом лежал ранец и стояли костыли. Тонкие ноги в черных чулках были неестественно вытянуты. Лучики солнечного света, проникая сквозь листву, искрились в ее темных волосах.

– Идите, я догоню. – Кривошеин подошел к ней, присел рядом на край скамьи. – Здравствуйте, девочка!

Она удивленно подняла на него большие и ясные, но не детские глаза:

– Здравствуйте…

– Скажите, девочка… – Кривошеин улыбнулся как можно добродушней и умней, чтоб не приняла за пьяного и не напугалась, – только не удивляйтесь, пожалуйста, моему вопросу: у вас в школе плюют в ухо человеку, который не сдержал свое слово?

– Не-е-ет, – опасливо ответила девочка.

– А в мое время плевали, был такой варварский обычай… И знаете что? Даю слово: не пройдет и года, как вы станете здоровой и красивой. Будете бегать, прыгать, кататься на велосипеде, купаться в Днепре… Все будет! Обещаю. Можете мне плюнуть в ухо, если совру!

Девочка смотрела на него во все глаза. На ее губах появилась неуверенная улыбка.

– Но ведь… у нас не плюют. У нас школа такая…

– Понимаю! И школ таких не будет, в обычную бегать станете. Вот увидите! Вот так…

Больше сказать ему было нечего. Но девочка смотрела на него так хорошо, что уйти от нее не было никакой возможности.

– Меня зовут Саша. А вас?

– Валя… Валентин Васильевич.

– Я знаю, вы живете в тридцать третьем номере. А я в тридцать девятом, через два дома.

– Да, да… Ну, мне надо идти. На работу.

– На вторую смену?

– Да. На вторую смену. Всего хорошего, Саша.

– До свидания…

Он встал. Улыбнулся, вскинул голову, прижмурил глаза: не робей, мол, гляди веселей! Все будет! Она в ответ тоже вскинула голову, прищурилась, улыбнулась: я и не робею… И все равно он ушел с чувством, что оставляет человека в беде.

Аллея выводила на улицу. За крайними каштанами мелькали машины. Сворачивая, все трое обернулись: девочка смотрела им вслед. Они подняли руки. Она улыбнулась, помахала тонкой рукой.

– Понимаешь, Витюша, – Кривошеин обнял Кравца за плечи, – понимаешь, Витек, все-таки люблю я тебя, шельмеца, хотя и не за что. Отодрать бы тебя солдатским ремнем, как батя нас в свое время дирал, да больно уж ты большой и серьезный…

– Да ладно тебе! – освободился Кравец.

– Понимаешь, Витя, насчет «кнопки счастья» у нас, конечно, был инженерный загиб, ты прав. Люди вообще ожидают от техники лишь снижения требовательности к себе… Смешно! Для крыс легко устроить кнопку счастья: врастил ей электрод в центр удовольствия в коре – и пусть нажимает лапкой контакт. Но людям такое счастье, пожалуй, ни к чему… Однако есть способ. Не кнопочный и не математический, но есть. И эмпирически мы его понемногу осваиваем. То, что мы сушим головы именно над применением открытия на пользу людям, а не только себе, и на иные варианты не согласимся, – из этого способа. И то, что Адам смог преодолеть себя и вернуться с хорошей идеей, – тоже из этого способа. И то, что Валька пошел на такой опыт, зная, на что идет, – тоже из этого способа. Конечно, если бы тщательнее подготовить опыт, возможно, он остался бы жив, а впрочем, никто из нас ни от ошибок, ни от печального исхода не застрахован: работа такая! И то, что он выбрал направление синтеза людей, хотя синтезировать микроэлектронные машины было бы не в пример проще и прибыльней, – из этого способа. И то, что мы накопили знания по своему открытию, – из этого способа. Теперь мы не новички-дилетанты, ни в работе, ни в споре нас с толку не собьешь – сами кого угодно собьем. А в честном споре знания – главное оружие…

– А в нечестном?

– И в нечестном споре этот способ годится. Гарри прищемили – по этому способу. Вышли мы с тобой из трудного положения и спасли работу – тоже по нему. Мы многое можем, не будем прикидываться: и работать, и драться, и даже политиковать. Конечно, лучше бы всегда и со всеми обойтись по-хорошему, но если не выходит, будем и по-плохому… Адам, дай сигарету, у меня кончились.

Кривошеин закурил и продолжал:

– И в будущем нам следует руководствоваться этим эмпирическим способом – и в работе, и в жизни. Перво-наперво будем работать вместе. Самое страшное в нашем деле – это одиночество. Вот оно к чему привело… Будем собирать вокруг работы умных, честных, сильных и знающих людей. Для любого занятия: исследовать, организовывать работы. Чтобы ни на одном этапе рука подлеца, дурня или пошляка не коснулась нашего открытия. Чтобы было кого поднимать по тревоге! И Азарова привлечем, и Вано Александровича Андросиашвили – есть у меня такой на примете. И Валерку Иванова испробуем… И если укрепить таким способом работу – все будет «То»: способ дублирования людей, дублирование с исправлениями, информационные преобразования обычных людей…

– Но все-таки это не инженерное решение, стопроцентной гарантии здесь нет, – упрямо сказал Кравец. – Можно, конечно, попытаться… Ты думаешь, Азаров придет?

– Придет, куда он денется! Да, это не инженерное решение, организационное. И оно не простое, в нем нет столь желанной для нас логической однозначности. Но другого не дано… Соберем вокруг работы талантливых исследователей, конструкторов, врачей, художников, скульпторов, психологов, музыкантов, писателей, просто бывалых людей – ведь все они знают о жизни и о человеке что-то свое. Начнем внедрять открытие в жизнь с малого, с самого нужного: с излечения болезней и уродств, исправления внешности и психики… А там, глядишь, постепенно подберем информацию для универсальной программы для «машины-матки», чтобы ввести в мозг и тело человека все лучшее, что накоплено человечеством.

– УПСЧ, – произнес Виктор. – Универсальная Программа Совершенствования Человека. Звучит! Ну-ну…

– Надо пытаться, – упрямо сказал Адам. – Да, стопроцентной гарантии нет, не все в наших силах. Может, не все и получится. Но если не пытаться, не стремиться к этому, тогда уж точно ничего не получится! И знаете, мне кажется, что здесь не так уж много работы. Важно в одном-двух поколениях сдвинуть процесс развития человека в нужную сторону, а дальше дело пойдет и без машин.

«Все войдет, – вспомнилась аспиранту последняя запись из дневника, – дерзость талантливых идей и детское удивление перед сложным великолепием мира, рев штормового океана и умная краса приборов, великое отчаяние любви и эстетика половой жизни, ярость подвижничества и упоение интересной работой, синее небо и запах нагретых трав, мудрость старости и уверенная зрелость… и даже память о бедах и ошибках, чтобы не повторились они! Все войдет: знание мира, понимание друг друга, миролюбие и упорство, мечтательность и подмечающий несовершенства скептицизм, великие замыслы и умение достигать их. В сущности, для хорошей жизни больше сделано – меньше осталось!

Пусть люди будут такими, какими хотят. Пусть только хотят!»

Желтым накалом светило солнце. Шуршали и урчали, проскакивая мимо, машины. Брели сквозь зной прохожие. Милиционер дирижировал перекрестком.

Они шагали, впечатывая каблуки в асфальт. Три инженера шли на работу.

Призрак времени
Повесть

От автора[2]2
  Предисловие автора к изданию 2002 года.


[Закрыть]

Через сорок лет вернуться к вещи, которую считал своей неудачей, и найти для нее новое решение само по себе, наверно, фантастика. Повесть написана в 1961 году, долго нигде не брали, возвращали с ругательными отзывами. Наконец опубликовал в переводе на украинский в киевском журнале «Наука та життя», на украинском же и издал в «Молоди» позорным по тем временам для фантастики тиражом 30 тысяч экземпляров. И стояла, как сирота, эта книжица на полке – единственная непереиздававшаяся, ни на какой язык не переведенная.

Насколько я махнул на нее рукой, видно из того, что перенес отсюда в роман «За перевалом» эпизод с перехватом; так раскурочивают негодные для работы устройства. И рукопись утратил. Обычно я сжигаю рукописи после издания на русском, когда есть из чего сделать расклейку; а с этой не стал и дожидаться. Настолько мне внушили, что вещь никуда не годится.

В 2000-м перечитал: да нет, какого черта, – идейка-то хороша. И до сих пор не эксплуатируется. Да и исполнение не хуже, чем нынче пишут. И – взялся переводить обратно на родной язык. Вчитался – ожили персонажи, завели проблемы – со второй половины стал писать заново. Затем и первой досталось.

Теперь судите: удача или неудача.

Что же до даты звездного старта – и не первого! – в 2048 году, то это писалось ведь на стыке 50-х и 60-х годов минувшего уже века, когда все человечество было удивлено и обрадовано, что космическая эра началась. И я, фантаст, тоже: писал о таком, но не думал, что это будет при мне.

Сейчас ситуация fifty-fifty: или окончательное ожлобление-вырождение, переход – сначала интеллектуально и духовно – на четвереньки (затем, понятно, и физически); или новый взлет, при котором до звезд и, само собой, до звездолетов будет рукой подать.

Пролог
Ледяные Астероиды

Рустам Синг дежурил в диспетчерском пункте грузовой трассы Земля – Космосстрой – Венера – Меркурий последний час.

Ночная Земля мерцала скоплениями огней в городах и на дорогах Африканского континента. Красновато-желтый рассвет подсвечивал лишь край Атлантического океана. А здесь, на стационарной орбите, в черном небе еще владычествовало косматое от протуберанцев солнце. Оно нанизывало, будто стеклянные горошинки, на свои лучи маневровые ракеты, которые сновали между шаровыми и дисковыми ангарами Космосстроя.

На востоке от диспетчерского пункта лучи обрывал конус ночи. Там по искусственному Млечному Пути тянулась вереница огней.

Работа несложная: следить на экранах и световых табло за движением автоматических ракет, принимать рапорты контрольных автоматов с трасс, скучать, ожидая, пока случится что-то непредвиденное, когда понадобится человеческая инициатива (за все дежурства Рустама такого не было ни разу), да еще то и дело препираться с теми, кто отправляет и получает грузы, – ибо их никогда не устраивает оптимальный расчетный режим перевозок. Рустам усмехнулся: стоило бы слово «оптимальный» заменить иным – оптимум, который никого не устраивает.

Тихо прогудел зуммер возле телеэкрана «Земля». Ну вот, пожалуйста!

Рустам недовольно подошел к пульту.

– Диспетчер Синг!

– Конструктор Ферров, Антарктида, Институт вакуумных материалов, – отрекомендовался лысый мужчина с роскошной рыжей бородой. Было видно, что он крайне возмущен. – П-п-почему до сих пор не отправлены на венерианскую станцию мои аппараты лучевой сварки?

– Ваши аппараты… – Рустам скользнул глазами по таблице очередности грузов. – Ваши аппараты пойдут послезавтра малой скоростью.

– П-послезавтра! Малой! Я же телеграфировал на Венеру, что отправлю их сегодня и средней! Вот! – Бородач помахал какой-то бумажкой.

– Если бы вы сконструировали свои аппараты полегче, – заметил диспетчер, – тогда…

– Вот как! – В голосе землянина чувствовался сарказм. – А вы, юноша, когда-либо сами занимались таким делом?

Рустаму было двадцать четыре года, и он терпеть не мог, когда его называли юношей.

– Не занимался и не собираюсь заниматься, дорогой товарищ, поскольку лучевая сварка давно устарела, и я, откровенно говоря, не понимаю, зачем вы отправляете такие изделия на венерианские стройки! На Земле не удалось пристроить?

У землянина отвисла челюсть. Он хотел что-то ответить на ехидное замечание, но не успел. В этот момент в диспетчерской прозвучало:

– Сообщает патрульный автомат двенадцать: неизвестное тело приближается из внешнего Космоса к средней области трассы. Координаты шестьдесят девять градусов восточной и пятнадцать целых и пять десятых южной…

Рустам, забыв попрощаться с землянином, подскочил к главному пульту.

– Траектория тела пересекается с трассой под углом три градуса, – четко докладывал автомат-патруль. – На предупредительные сигналы не отзывается, признаков управляемости не обнаружено…

Рустам поднял палец над клавишей «Уничтожение метеоров», чтоб выпустить самонаводящиеся атомные торпеды. («Наконец-то будет о чем рассказать!») И замер с поднятою рукой – потому что автомат продолжал.

– Скорость тела девяносто мегаметров в секунду. Радиоизлучения ни в каких диапазонах нет… – размеренно звучал его голос.

«Девяносто мегаметров в секунду, почти треть от световой! Тело из иной системы!»

Вот и произошел тот чрезвычайный случай, когда нужна инициатива, когда человек обязан превзойти машины в точности и быстроте мысли.

…В свободное от работы время Рустам и его товарищи по смене сами придумывали задачи о наиболее опасных ситуациях на трассе и соревновались, кто лучше справится с ними. Теперь это пригодилось.

Мозг диспетчера мгновенно оценил расстояние от двенадцатого патрульного до трассы, по которой один за другим на расстоянии сотен километров шли транспорты, и определил самый опасный участок. Драгоценная секунда, кою пришлось бы потратить, чтобы проследить это на световой схеме трассы, была сэкономлена. Теперь нужно управиться с необходимыми клавишами на пульте.

Рустам на самые нужные налег локтем, одновременно ладонью прикрыв часть фотоэлементов. Транспорты вечером начали расходиться прочь от опасного места.

Синг нажал еще клавишу – от соседнего ангара, распустив огненно-белые веера, рванули в нужном направлении три электромагнитных автомата-перехватчика с аннигилятными двигателями.

Нажать – отпустить! Двенадцатый патруль начал корректировать полет перехватчиков, одновременно сообщая:

– Неизвестное тело имеет форму параллелепипеда. Анализ вещества по отраженным спектрам – лед. Вес около тонны…

Рустам дал команду перехватчикам:

– Отвести тело от Солнца!

Только теперь он смог взглянуть на схему трассы. Там между светлячков ракет, что ползли будто муравьи, мимо неподвижных рубиновых точек астромаяков и патрулей электронный луч гнал голубую капельку. Она сблизилась с цепочкой светляков и на какой-то миг на экране сомкнулась с ними. У Синга похолодело в груди: сейчас вспышка!.. Но ледяной астероид попал в «окно». За ним, описав пологие дуги, кинулись зеленые черточки перехватчиков…

– Уфф… – Он вытер вспотевший лоб, отошел – и встретился взглядом с землянином. Тот все видел и слышал.

– Премного благодарен! – поклонился Синг экрану.

– За что?!

– Что вы ничего не сказали под руку. Большой кристалл льда, а?

– Чепуха! – Конструктор из Антарктиды горячо закрутил бородой. – Таких кристаллов не бывает. Это искусственное тело! Извещайте по всей Солнечной!

– И то. Будьте здоровы!..

Рустам перебросил рычажок переключателя телевизофона на отметку «Молния».

Радиоволны понесли его голос и изображение по Солнечной системе:

– Внимание! Внимание! Чрезвычайно важно!.. – Он старался выглядеть спокойным. – Только что обнаружено искусственное тело, которое летит со стороны созвездия Тельца со скоростью девяносто тысяч километров в секунду. Это ледяной параллелепипед весом около тонны. К нему полетели перехватчики, но они смогут только отвести тело от Солнца. Предлагаю послать вдогонку звездолет… Внимание! Следите за сектором пространства от созвездия Тельца. Возможно, заметится что-то еще новое. Передаю угловые координаты…

Двадцать пять часов спустя наблюдатели Внешней обсерватории на Плутоне заметили еще два ледяных астероида, мчавшихся от созвездия Тельца.

Шестьдесят восемь суток понадобилось звездолетам, чтобы догнать астероиды, выловить их и доставить на Землю, в Астроград.

Три глыбы льда были совершенно одинаковы по форме и размерам. Незримая космическая пыль сделала свое: грани параллелепипедов, некогда, вероятно, прозрачные, стали матовыми. Астролетчики, которые транспортировали глыбы, ничего не заметили внутри их; только электромагниты обнаружили присутствие железа. На всякий случай, чтоб сохранить космический холод, астероиды поместили в контейнеры с жидким гелием.

Когда в Астрограде их переместили из контейнеров в закрытый бассейн, наполненный таким же гелием, матовые грани астероидов будто растворились в жидкости. Люди, что собрались над колпаком бассейна, да и не только они – все жители Земли на телеэкранах увидели внутри ледяных глыб людей. Две молодые женщины и плотный пожилой человек застыли там. Они были настолько очевидно земные, наши, что допущение, будто прилетели «братья по разуму», сразу отпало.

Способ безракетного путешествия в Космосе человека, сверхбыстро охлажденного почти до абсолютного нуля в защитной ледяной оболочке, применяли в Солнечной третье десятилетие. Поэтому вернуть этих троих к жизни не составило труда.

Тем не менее мир был потрясен. Три землянина путешествовали в глыбах льда не от одной планеты к другой с типичными здесь скоростями; они летели со скоростью дальних звездолетов и прошли такие же расстояния. Чудо, что они не затерялись во Вселенной.

…Рустам Синг, увидев на экране, как из камеры теплового пробуждения вышла сероглазая красавица, схватился за голову:

– И такую женщину я едва не испепелил ядерной ракетой!

Высокий, слегка сутулый человек не спеша шагал по лестнице к комнате на пятом этаже, где отдыхали три астронавта. Председатель Звездного комитета Остап Искра весь день сегодня провел в Центральном архиве звездоплавания. И сейчас заново вспоминал то, что ему удалось узнать из старых научных отчетов, микрофильмов, фотографий, рапортов патрульных автоматов, даже газетных вырезок об этих троих.

…На расстоянии десяти парсек от Солнца в холодном просторе летит желто-оранжевая, то есть невысокого накала, звезда, которую относят к созвездию Тельца. У нее нет названия. В звездном каталоге Гумбриджа есть только номер Г-1830. Невооруженным глазом ее можно различить только с Луны, где не мешает атмосфера. Звезда мчит к далекой группе Плеяд с необыкновенно большой скоростью 376 километров в секунду.

Лет восемьдесят назад ученые Центральной Лунной обсерватории обработали данные многовековых наблюдений за движением Г-1830 и пришли к сенсационному выводу: тело, что движется с такой скоростью по траектории звезды, не может принадлежать к системе Млечного Пути. То есть Г-1830 залетела сюда из другой галактики. Астрономы даже определили, из какой именно: из спиральной галактики М-33 в созвездии Треугольника.

Внегалактическая гостья в нашей системе! Сотни миллиардов лет две галактики, Млечный Путь и М-33, развивались независимо и изолированно друг от друга – если не принимать во внимание слабые, уловимые лишь телескопами лучи света, коими обменивались эти громадные сгустки материи. 730 тысяч парсеков разделяют Млечный Путь и М-33 – два с половиной миллиона световых лет. И вот звезда оттуда летит поблизости, рядом, на расстоянии десятка парсек – рукой подать. Путешествие к ней равно полету в галактику М-33.

Своя Галактика в то время казалась достаточно хорошо исследованной, поэтому чужая особенно привлекала. Наиболее всего нарастанием разнообразия сущего во Вселенной по мере удаления от Земли. На жарких каменистых плато Венеры космонавты обнаружили небелковую кремнийорганическую жизнь: там птероящеры водились в раскаленных пещерах, а ихтиозавры жили в озерах асфальтовой смолы. На раскаленной стороне Меркурия обитали металлоорганические насекомые. Первые автоматические ракеты, вышедшие за границы радиошумового фона Солнечной системы, принесли записи осмысленных сигналов, что шли из звездного ядра Галактики. Два десятилетия назад автоматические звездолеты зафиксировали у двух планет ближайшей к Солнцу звезды Проксима Центавра группы метеоров, которые «произвольно меняли орбиты». По анализу их электромагнитных излучений ученые пришли к чрезвычайному открытию: там, в открытом Космосе, в вакууме, живут сознательно-разумные кристаллические существа!

Выходило: чем дальше от Земли, чем более отличались от земных условия развития материи, тем необычайней, с точки зрения людей, был путь этого развития к высшей своей форме, Жизни, Разуму. Каковы же они около звезды из другой галактики, которая пролетала мимо на расстоянии всего десятка парсек?

«Какие-то десять парсек…» Искра покачал головой. Свет пролетает их за тридцать три года. Это значит даже сейчас на высокой субсветовой тридцать пять лет туда, столько же обратно. А тогда, в начале Эры звездоплавания… Антивещество синтезировали искусственно. Снаряжение звездной экспедиции стоило столько же, сколько год жизни всего человечества. Техника анабиоза еще не вышла из лабораторий, да и там экспериментировали более на обезьянах и собаках.

Такое путешествие в то время было за пределом и человеческих сил. Нет, сильных и смелых людей было достаточно. Но в психике всех остался след двадцатого столетия – века революций, войн, невиданных открытий и изобретений, кипения страстей и борьбы… Каждый, где бы он ни был, чувствовал, что дышит тем же воздухом, как и все, что дела и события на другой стороне планеты касаются и его, что спутник, пролетевший над ним, вызвал у него те же мысли, что и у миллионов других людей. Каждый чувствовал себя членом сложнейшей многомиллиардной семьи людей.

Мир расширился, жизнь людей стала многогранной и наполненной; за год человек исполнял больше замыслов и дел, чем в XX веке за десятилетие.

И – вырвать человека из круговорота жизни, обречь на многолетнее (даже многодесятилетнее) прозябание в Космосе обещало почти верное поражение.

…О, если бы в межзвездных перелетах и вправду были опасности, которые горазды описывать писатели в своих романах: облака зловеще-разумной пыли, коя разрушала обшивку кораблей, смертоносное излучение, космические ямы с потусторонними свойствами, а тем более космические чудовища или железные роботы-диктаторы! Но уже во время первых полетов автоматических ракет стало ясно: Космос таит в себе нечто куда более простое и страшное – опасность под названием Ничто. Ничего нет, даже смен дня и ночи. Даже тяготения, света, звуков. Тишина. Пустота. Тьма.

Тогда в памяти людей еще не сгладилось впечатление о поражении… нет, просто конфузе – со звездолетом «Фрегат». Машину оснастили уникальным оборудованием с безошибочно и точно действующими автоматами. Они вели корабль по курсу, делая все необходимые расчеты, перемещали грузы, готовили пищу, транслировали музыку и переговоры… даже открывали двери. А какой был конкурс для участников первого звездного полета! Все они должны были быть даровитыми учеными, хорошими спортсменами, не чуждаться музыки, живописи и литературы, обладать юмором, привлекательной внешностью и т. д. и т. п.

Отобрали двадцать ярких индивидуальностей и отправили к Альфе Центавра по трассе, проложенной автоматическими ракетами.

И… «Фрегат» вернулся, не пролетев и трети пути. Еще бы! Людей, кои привыкли к ежедневной напряженной деятельности, к разнообразию земной жизни, избалованных общим вниманием, вдруг обрекли на многолетнее безделье и забвение. Для них остановилась жизнь. Двадцать неповторимых индивидуумов осатанели от ничегонеделания, от купаний в шаровом бассейне, от упражнений на снарядах, даже от утонченных бесед друг с другом. Они насмерть перессорились, стали враждовать, интриговать – жизнь на корабле стала невозможной, опасной. Вернулись ни с чем.

Вспыхнули споры. Инженеры начали сочинять иные проекты. Может, вообще отставить людей от этого дела, целиком перепоручить исследование Вселенной автоматам? Но они лишь расширят и уточнят сферу Известного, ибо в принципе неспособны заметить Новое, ради чего и стоит лететь… Установить в околосолнечном пространстве многокилометровые телескопы-рефлекторы идеальной кривизны? В них можно рассмотреть планеты около ближних звезд так же подробно, как видим Марс и Юпитер. Но и это не то…

Кто-то даже предложил создать на окраине Солнечной системы «спутник-интернат», в коем воспитывать будущих астронавтов с детства, с младенчества… Но автор этого проекта на всякий случай решил остаться анонимом.

Возобновились теоретические и экспериментальные поиски «принципа сверхскорости», который дозволил бы отказаться от положения теории относительности, что ничто материальное не может превзойти скорость света в вакууме. Возглавил поиски выдающийся физик Бруно Аскер. Ученые ломали головы, как с наименьшим расходом времени преодолевать будничные для Вселенной, но сверхогромные для нас дистанции, что разделяют звезды, – но не нашли ничего, что опровергло бы преобразования Лоренца (приписываемые Эйнштейну).

– Нынешних знаний явно мало, чтобы перейти к следующему в сравнении с релятивистской механикой этапу в теории движения и, понятно, в самом движении, – характеризовал ситуацию Бруно Аскер. – Нужны новые сведения о веществе, пространстве, мире. Чтобы добыть их, возможно, придется лететь не за десятки, а за сотни и тысячи парсеков. А чтоб лететь, необходимо знать сейчас то, что узнаем только после полетов, – принцип сверхскорости.

Получается замкнутый круг.

А мир звезд манил! Гипотетические сверхсвойства белых карликов и нейтронных звезд, сияющая пустота красных гигантов, направленное излучение космических частиц, шорох межзвездного водорода, невыразительное бормотание в радиодиапазоне гаснущих светил… Наблюдатели на неземных обсерваториях открывали все новые планеты у далеких звезд.

А желто-красная Г-1830, гостья из другой галактики, уходила со скоростью 376 километров в секунду, удалялась каждый год на два размера Солнечной системы, на семнадцать миллиардов километров, а звезды неподвижными россыпями сияли над Луной и Марсом – влекли, будто поощряли людей, которые уже поняли вкус своего могущества.

Зов звезд! Остап Искра хорошо знал, что это такое. В ясную ночь не можешь спать, до галлюцинаций выразительно представляешь сумеречные отблески на корпусе космолета, раскаленный до голубизны от громадной скорости рой звезд впереди. Мысли просты и величественны, забываешь о трудно пройденных парсеках пустоты и тьмы, о сосущем сердце одиночестве; остается лишь одно: что там, около ярчайшей из звезд? Что впереди?.. Не один раз этот зов срывал с Земли и бросал в пространство Остапа.

«Нужно набраться терпения, – говорили умудренно-умеренные. – Может быть, через полстолетия и удастся снарядить экспедицию к загадочной Г-1830. А пока – увы!..»

Тогда шестеро заявили: «Мы полетим к Г-1830. Полетим сейчас… строя в пути звездолет. На скорости 0,8 от световой!»

…Впрочем, сначала их было трое. Конструктор Стефан Март, инженер космосстроевец Иван Корень и межпланетник Антон Летье. Они опубликовали свой проект-программу полета в звездолете «типа мастерская» и достройки его.

Звездолет-мастерская… Искра вспомнил фотоснимки этих троих, найденные в архиве. Смотрел и удивлялся. Ну, Антон Летье, тридцатидвухлетний красавец и ас номер один, понятно: тонкие черты лица, дерзкая улыбка и такой же взгляд, вьющиеся волосы. Такому все дается легко, сама жизнь игра… Стефан Март смотрел со снимка холодно и решительно, стиснув губы. Тоже, видать, человек честолюбивый и упрямый, готовый лечь костьми, но доказать свое. Но вот Иван Корень. Простое мясистое лицо, короткие волосы с сильной сединой, толстые губы, простодушный взгляд несколько выкаченных глаз. Он выглядел медлительным, осторожным – из тех, что семь раз отмерят, один отрежут.

Трудно было поверить, что именно ему принадлежала эта отчаянная идея.

Через некоторое время к ним присоединились две женщины: Марина Плашек – лекарь, биолог и девятнадцатилетняя Галина Крон – инженер-радист.

Даже теперь такой – в принципе необоснованный – проект Звездный комитет взял бы под сомнение. В пространство должен был подняться не звездолет, а просто трехсотметровая цистерна с фотонными двигателями, большим запасом материалов, станков, инструментов, продовольствием… и экипажем из шести человек. Достроить и оборудовать звездолет эти смельчаки намеревались сами – в Космосе.

«На приключения лучше не рассчитывайте, – предупреждал членов экспедиции Корень, – лететь доведется годы и годы, десятилетия. Это будни. Жизнь человека наполняют и делают содержательными работа и творчество. Ни развлечения, ни спорт, ни что иное их не заменят. Вот и спланируем все так, чтоб никогда не остаться без дела, исполнять задуманное, проявлять мастерство».

Словом, Корень был человеком дела. Он хорошо все прикинул: за двенадцать лет пути шесть работящих специалистов смогут оборудовать звездолет, даже трудясь без натуги.

Но все равно проект многих шокировал. Столько проектных институтов и заводов, сотни тысяч специалистов трудятся над проблемой звездоплавания… и на тебе. Обойдутся без них. Нет, шалишь!..

«Послать людей в дальний Космос на таком, с позволения сказать, звездолете – то же самое, что отправить их прямо на тот свет!»

«Если им посчастливится вылететь из Солнечной, все равно они не смогут затормозить у звезды».

«Даже если затормозят у Г-1830, все равно астронавты не в силах будут развернуться обратно…» – и так далее и тому подобное.

Наиболее яростно, как свидетельствовали пожелтелые страницы газет и протоколов заседаний многих комиссий, ополчился на проект Бруно Аскер – физик, математик, космолог, выдающийся ученый того времени. Студенты на видеолекциях и по сей день видят этого толстого дядю, слышат его грубый голос и далекую от академической изысканности речь. Ныне он классик.

А потом случилось непредвиденное: Бруно стал шестым участником экспедиции. Вероятно, это и решило судьбу голосования в Звездном комитете.

Астронавты стартовали отсюда, из Астрограда, шестьдесят девять лет назад, в октябрьский день 2048 года, – на звездолете, который даже не имел названия. «Назовем, когда достроим», – пообещал Корень.

И вот трое из шести вернулись… без корабля.