Текст книги "На дальних подступах страны (Негерой-2. Воспоминания о неслучившемся)"

ЦРУ никогда не имело такой вольницы на советской территории, такой силы и влияния на элиту нации Российской Федерации, как сейчас. Так чего ради он, смелый и умный американский парень должен «упираться рогом», когда перспектив у России нет никаких? Следовательно, пока можно гнать туфту, вместо добротной информации, а там видно будет, разберемся.

Ленился или нет «Лыжник» при добывании информации, мы, конечно, скоро узнаем, и гораздо быстрее, чем он думает. Но складывалось впечатление, что ребята из Лэнгли вообще стали работать, спустя рукава. Умные наши головы даже просчитали некий алгоритм их работы в 90-х годах в России. Например, приезжает в Первопрестольную американский спонсор-купец-аналитик-журналист-разведчик и говорит:

– Хочу в вашу «глубинку» поехать, гранты раздать и книжку про вас написать. В Свердловск, в Пензу или Воронеж…

– Да, пожалуйста, – отвечают наши. – Хоть в Крым!

– Крым не ваш, украинский.

– Пока.

Не спорит улыбчивый американец, а приезжает в город, где население тысяч 300–400 или больше, заводы военные, штаб округа, аэродром стратегической авиации и много еще интересных вещей. Встречается с мэром и его свитой.

– Что? – Спрашивает, – хреново живется на такой богатой земле?

– Хреново, барин! – Плачут холопы. – Денег нет! Выручи!

– Не деньги вам нужны, а знания, – начинает свои камлания заморский гость. – Отвезу вас в Америку, научу бизнес-планы составлять. Узнаете, наконец, что такое менеджмент и постигните азы бенчмаркинга.

Воют от восторга смерды, руки барину целуют, плачут от счастья. Грезятся им баксы, падающие прямо в руки со звездно-полосатого стяга.

– Всех в один раз не возьму, – сурово сдвигает брови америкос. – Со мной поедут: главный по финансам, по науке, по медицине, по строительству дорог и жилья, по промышленности и экономике, по образованию, милиционер и начальник ЖКХ.

Все трижды кричат «Ура!», раскатисто и громко. Только мэр недоволен: хотел с секретаршей в Лас-Вегас, а ему облом.

– Тебе нельзя ехать, – говорит американец, оставшись с мэром наедине в его кабинете. – Вот тебе баксы. Купи всем билеты, одежку какую-никакую, командировочные раздай. Сколько? Сам решай. Лишние остались? Это тебе на следующую группу. Два, нет, три раза в год будете теперь ездить в Америку учиться.

Обрадовался мэр до слез. Нехер мне в вашей Америке делать!

Прилетели в Чикаго. Да, блин… Живут же люди! Первый день отсыпались и отпивались пепси-колой, забивая жуткую заморскую отрыжку после кукурузного виски. На второй день в 7. 00 уже все в классе: перед каждым стопка бумаги и две самые лучшие в мире американские шариковые ручки. Уже потерял? Вот тебе еще две. Американский учитель суров. Русский знает хорошо, но акцент, как в кино.

– Учимся создавать бизнес-план. Кто знает, что такое «бизнес-план»? – Молчат студенты немолодые. Один руку поднял.

– Я знаю!

– Молодец, – хвалит смельчака американец. – Назначаю тебя старостой группы со стипендией 20 долларов в день.

Счастлив староста, но все завидуют. Как-бы не случилось чего после отбоя? Но не выйдет ничего противозаконного, потому что новый староста – начальник УВД города, и кулак у него больше, чем у финансиста городского череп.

– Каждый из вас, – продолжает лектор, – должен подробно описать, чем он занимался последние несколько лет на своей должности. Без этого вместо плана будет у вас, как это по-русски, «фигня».

Первые три буквы в слове «фигня» американец с улыбкой легко меняет на другие, более понятные простым людям. Все в голос хохочут: «Ай, да америкос, ай, да сукин сын! Как копает глубоко!» А тот дальше с интонацией следователя:

– Как можно больше деталей: имена и фамилии заместителей и подчиненных, их оклады, должностные обязанности, основные проекты, вложенные инвестиции, контакты с вышестоящим начальством, кому давали взятки…

– Никому не давали! – Кричат. – Никогда!

– Хорошо! – Хвалит американец. – Выдумывать не надо. Но если слышали, что кто-то, кое-где у вас порой, не вы, конечно, соприкасался с коррупцией, то напишите без стыда и боязни. Сколько денег дают вам на командировки по области, куда ездите, где отдыхаете, сколько денег надо за должность хлебную заплатить, сколько, чтобы ребенка в детсадик пристроить, сколько стоит от тюрьмы отмазать и от армии… В общем – все, все, все. Кто больше напишет, тому бонус. Кто подробнее, еще бонус. Кто выскажет предложения, опять благодарность. Срок – 2 дня.

Через два дня сдали ребята свои «сочинения». Еще день писали про то, что забыли. На пятый день всех повезли в казино, чтоб деньги свои командировочные просрали в рулетку по-быстрому. Потом дали стриптиз посмотреть – настоящий, американский с худосочными попками и силиконовыми титьками. Не понравился стриптиз. А в казино хорошо сходили. Двое выиграли баксов по триста. На шестой день всех завезли в дешевый супермаркет потратить оставшиеся купюры. На седьмой – самолет и домой: гостинцы, впечатления, рассказы. Занавес.

Итог: на круг потрачено на самые дешевые билеты, гостиницу и питание всухомятку около 10 тысяч долларов, может, чуть больше. Еще пять штук мэру. За 15, ну, пусть 30 тысяч долларов собрано 4 тысячи страниц рукописного текста от первоисточника по одной отдельно взятой области или району.

За эти деньги до «катастрофы» американский разведчик из посольства мог узнать в лучшем случае расписание 1-го семестра лекций в каком-нибудь мотально-катушечном вузе или спереть в районной библиотеке монографию «Суффиксы древлян в прибаутках калужан». Успешный счастливчик умудрялся еще дважды проехать в переполненном трамвае в сторону Бауманского института. На третий раз у него обязательно воровали кошелек вместе с диппаспортом или били морду в Лефортовском парке под пиво и соленые сушки.

И ведь никто не скажет, чьих это рук дело: то ли «наружка» сегодня гуляет от души, справляя тризну по безвременно почившему в бозе КГБ, то ли хулиганы голову подняли, совсем, блин, распоясались при царе Бориске. Хрен их поймет, этих русских!

Однако «халявы» такой никогда не было. Сегодня, как в какой-нибудь сказочной Папуа-Новой Гвинее можно совершенно безбоязненно в короткие сроки «окучить» любое количество регионов бескрайней страны, собрать тонны бесценной информации и получить «пурпурное сердце» на полинявшую цэрэушную гимнастерку и личную денежную благодарность Сороса. С грантами – это Сорос придумал. Гений!

После бесед по душам с генералом Славой, я стал обращать внимание, что наши отношения с внутренним голосом, особенно в последнее время, начали постепенно налаживаться. У нас давно уже не было, как раньше, жарких баталий, кляузных перебранок и даже мелких пикировок. Вообще снизились их острота и прежний накал, даже тональность диалогов и используемая в них лексика другие стали. В наших контактах, которые теперь случались все реже, прибавилось глубины и душевности, существенно изменилось практически все!

А помнится, когда – то в Лоренсии мы оба из штанов выпрыгивали из-за сущего пустяка, бурно споря, и, пытаясь доказать друг другу, как надо правильнее подбирать ключи к посольству США в Лузанвиле. Чуть-чуть до нарушения субординации дело не доходило! Препираясь с Голосом, я совсем вывалился из общей беседы. И это на глазах у изумленных Маруси и моих милых малышек.

Однажды мы с местным консулом из «чистых» и его женой Наташей долго ресторан выбирали для посиделок, а остановились на «Le Mandarine» с неплохой ливанской и французской кухней. Пока нам приборы приносили, напитки, то да се, мы и сцепились с внутренним голосом. Я настаивал, что надо закреплять психологический контакт с Джоном, не к ночи будь помянут, и постепенно переходить к его плотной разработке.

Джон – это тот самый пацан, с которым мы потом во время афганских событий в Исламабаде пересекались… А голос орал, что танцевать надо от печки, все начинать с культурного центра при американском посольстве. Мол, для начала следует в библиотеку их записаться, книжечки и газетки на-английском с умным видом полистать. Кстати, заодно и инглиш наш подтянем! Походить туда, к людям присмотреться. Глядишь, какой-нибудь жирный американский карась сам и клюнет.

Первым начал «перестройку» Голос. Он бросил курить, не только мой «Честерфилд», но вообще бросил. Резко «завязал» с выпивкой. Может позволить себе изредка по великим праздникам бокал легкого игристого португальского вина «матеуш розэ» – лузанвильские привычки. Других напитков не приемлет, даже от «вдовы Клико» на прошлый Новый год отказался. Господи, в каких святцах пометить?.

Признаться, я вначале даже испугался слегка за его здоровье. Потом успокоился и перестал удивляться. Все меняется. Один восточный правитель высказался как-то в том смысле, что все проходит. Мудрейшая мысль и гениальная в своей простоте. А Голос он же не просто теперь внутренний советчик, а полковничье резидентское второе «я», интуиция, помноженная на опыт, практику и обширные знания. Ну, ладно, опыт, обширные знания и прочее – это я перебрал немного. Гордыня – грех. Но ведь он мне помогает. Может, меньше чем хотелось бы, но иногда очень качественно, вовремя и к месту. Так чего жаловаться! Будем и дальше служить и трудиться. Мы друг от друга по-прежнему зависим или наоборот не зависим. В общем, как говорил незабвенный комэск Титоренко, «Будем жить!»

29

В резидентуре все было как всегда – штатно, то есть неспокойно, суетливо, одновременно размеренно и четко. Как поставишь дело, так оно и пойдет. Мне казалось, что дело поставлено нормально. Во всяком случае, не хуже, чем у некоторых моих коллег в других регионах и странах. До их высот я, конечно, подняться мог не всегда. Именно им некоторое время назад задолго до моего отъезда на Ближний Восток удалось провернуть в одной стране операцию по освобождению наших дипломатов из рук обезумевших отморозков какой-то мутной боевой группы. По нашим меркам такой с позволения сказать «проект» был высшим пилотажем. Пусть не самого высокого уровня, но серьезным и получившим, как говорят хорошую прессу и на западе, и у нас в СССР.

«Обезумевшие отморозки» – это я перебрал, конечно, Обыкновенные придурки – таких толпы, не желающие работать, мечтающие о перманентном джихаде и в грош никого не ставившие, кроме пары своих непосредственных начальников-командиров. Кстати, таких же отморозков.

Операция прошла достойно, хотя и не без потерь – погиб один наш сотрудник. На каком-то этапе, поняв, что убеждение на супостатов не действует и даже некоторые встречные шаги по удовлетворению их требований не продуктивны, пришлось прибегнуть к жесткому варианту. Сначала наши друзья-товарищи из местных провели акцию устрашения, которая, видимо, произвела впечатление на похитителей. Собственно, они не придумали ничего нового, а просто действовали так, как привычно было самим террористам, то есть очень жестоко и показательно. Именно такой язык оказался более всего понятен беспризорным детям джихада.

После этого на высоком «разведдипломатическом» уровне местному вождю пригрозили, впрочем, весьма корректно. Приватно сообщили, что терпенью СССР может наступить предел и тогда последствия станут необратимыми, причем не на общественном или личном, а на государственном уровне. То есть в джунглях может наступить голод и настоящая разруха.

Вождь достойно и без эмоций, как и положено персоне такого ранга, выслушал заявления русских переговорщиков, не сказал ни «да», ни «нет», но заложников очень быстро освободили. Свидетели той беседы отметили, что в таком тоне с вождем никто раньше не разговаривал. Глава советской «делегации» отреагировал в том смысле, что «когда-то надо начинать менять тональность в подобного рода переговорах».

Итак, вождь, как отмечали заинтересованные лица, не подал виду, что испугался пусть и завуалированных, но все же угроз в самом широком масштабе. Но когда ко всем этим событиям добавилось еще и покушение на его жизнь в том же году, он предпочел отойти от дел. Зачем дразнить гусей?

Два неприятных момента этой истории попали в газеты, в чем, собственно, ничего удивительного не было – гласность рука об руку с перестройкой уже начинали широко шагать по пока еще 1/6 части планеты. Первый момент, касавшийся роли одного «верного друга» СССР, был озвучен, но никакой оценки не получил. Имелось в виду, что «друг» был прекрасно, чуть ли не в деталях осведомлен о ситуации. Однако находясь ко времени происшедших событий вдали от своей исторической родины, хоть и пообещал принять меры, но повлиять на развитие событий почему-то не смог или не захотел.

От людей информированных в СМИ просочилась и небольшая история о том, что он якобы чуть ли не ночью несколько раз сам звонил руководителю советских переговорщиков и живо интересовался: «Как там ситуация?». Обращался как к брату и буквально клялся, что советских товарищей в беде не бросит. А вскоре в резидентуру «случайно» попал перехват его телефонного разговора с начальником лагеря, где мучились наши. Тот спрашивал: как поступать с русскими дальше – освобождать или не освобождать? И получил указание: никого не освобождать до получения моих гарантий.

Интересный момент связан с одним из освобожденных заложников. Вернувшись в Союз, он работал некоторое время в штаб-квартире Конторы, причем, немалое – почти пять лет. Затем был направлен в командировку, откуда совершенно неожиданно успешно сбежал на Запад вместе с семьей. Был ли он завербован, когда это случилось – деталей никто не сообщал журналистам. Мне не довелось встречаться с ним. Но меня, как и других его коллег, факт предательства удивил сильно. Вообще всей этой истории я не застал, работал на другом континенте и не имел к ней отношения, как говорится, никаким боком. И отморозками из той боевой группы и им подобными тогда интересовался мало – своих хватало. Вспомнил я о ней только потому, что нельзя всего предусмотреть, будь ты хоть семи, хоть даже восьми с половиной пядей во лбу. Его Величество случай очень любит вмешаться в нашу жизнь и бороться с ним приходится только, как говорится, по мере поступления. Хотя, конечно, интуицию, предвидение, опыт, знания, информированность и прочая, и прочая никто не отменял.

У меня же хватало пока других дел, в том числе и семейных в русле бытовавшей тогда поговорки что, мол, «у полковника разведки иногда родятся детки». Моя старшая девочка, например, не только успела родиться, но уже покинула семейные чертоги, выйдя за муж. Слава Богу, не за представителя моей профессии. Наша с женой материальная помощь молодой семье была, естественно, всегда кстати, но дочка с мужем вели себя скромно, что мне льстило.

А вот младшая успешно заканчивала выпускной класс и ее судьба меня сильно напрягала. Отнюдь не в плане учебы. Здесь все было на идеальном уровне, почти медальном. Французский она знала лучше всех в своем классе и, скорее всего, лучше, чем ее учительница. В свое время я сам занимался с Татьяной в редкие свободные часы и минуты и достиг результатов удивительных, даже на мой критический взгляд. Если добавить к этому ее знания португальского – лоренсийская школа и испанского – результат кабральской командировки, которые она особо не афишировала, то полиглот из моей дочки вырос к 16 годам очень крутой. Не по годам, как говорится.

Дети вообще воспринимают иностранные языки несколько по-другому, чем взрослые. Вот она и восприняла. Я практически не помогал, ну, может, чуть-чуть, подсовывая ей то Амаду, то Маркеса в оригинале. В заграничных школах график занятий не очень напряженный, поэтому времени было у моих девочек выше крыши, и читали они охотно. Я тихо гордился, но виду старался не подавать – демонстрировал суровость воспитания.

Языки – дело хорошее. Но Татьяна была еще и отличной спортсменкой. В теннисе, например, она за два сета в свои 13–14 лет выбивала с корта любого взрослого; с ними же на равных играла в волейбол, а плавала просто как акула тигровая. Стоит добавить, что очень прилично играла на аккордеоне и гитаре и даже пыталась писать стихи, что меня восхищало до умиления. В школе в Москве она была разумеется лидером, победителем всевозможных олимпиад и конкурсов, радуя родителей, бабушек и даже самых вредных учителей.

Поэтому я очень даже удивился, когда в один из кратких визитов в Первопрестольную знакомый кадровик, проникновенно глядя мне в глаза, поведал, что моей Татьяной Контора интересуется давно и совсем не праздно. Хочет предложить «интересную и увлекательную работу на благо Родины». Сначала, разумеется, учебу, а потом и саму работу.

Учитывая, что девочка моя любимая имела правильные черты лица, была очень симпатичной, но не яркой и броской красавицей, то я легко предположил, что ей будут интересоваться не аналитики, не контрразведчики, а именно СВР в ее элитном варианте – нелегальном. Так оно и вышло. Но одно дело рискнуть собой, другое – знать, что твоя «кровинушка» оказалась в этом, как говорил мой любимый Саныч, «вертепе» под названием нелегальная разведка. К такому повороту событий я не был готов. Без кокетства. Просто в разведке всегда воюют почти без перемирий и уж точно без подписаний договоров о ненападении. Так при чем тут дети? Я-то уже по-другому не могу и не буду, а она, извините, ребенок.

Все эти мысли я и высказал разоткровенничавшемуся кадровику. Поддержки в его глазах я не увидел, зато поимел еще один разговор с начальством на эту же тему. Кадровые супостаты знали, кому поручить нравоучительную беседу, и я снова оказался в кабинете у новоиспеченного генерала. Пришел я к нему абсолютно, как мне казалось, спокойным и рассчитывал победить в диалоге.

– Возмущаешься? – Начал без обиняков Слава.

– А ты бы терпел?

– Сереж! Ты же не еврей, хотя и паспорт у тебя соответствующий был, а отвечаешь вопросом на вопрос. Это невежливо, во-первых, и недостойно даже подчиненного полковника в разговоре с начальствующим генералом. Не так?

– Так. Но ты ж не пожизненный генерал-начальник! Вдруг я твое место займу? Тебе лет больше, заслуг у меня не меньше… Я не седой и не лысый.

– Ты еще скажи, что ты – скромный и порядочный.

– Да, скромный и порядочный.

– Нахал.

– Да, то есть, нет. Я обычный образец.

– Сережа! Я по-товарищески тебя очень люблю, но речь не о тебе, а о твоей дочери. Знаешь, что говорят кадровики? Что за последние годы они просто не встречали человека с такими данными.

– Она ребенок, Слава!

– Мы все немного дети, – флегматично парировал генерал. – Но твой ребенок на тестах дает фору любому взрослому кандидату в Контору. Не чуть-чуть, а превосходит в разы. Честно говоря, неловко смотреть на результаты.

Я с ужасом уставился в генеральскую переносицу. Обычно тесты для поступающих к нам на службу проводят после ряда собеседований. Значит дело зашло далеко, и я узнал о нем совсем не на начальном этапе. Узнал от своих коллег, а не от дочки. Чего ж теперь делать, подумал я?

– Ничего не надо делать, – спокойно ответил на мой немой вопрос Слава, будто читать чужие мысли было для него в порядке вещей. – Отнесись к этому философски. Я же не бился в истерике, когда моего сына приглашали к нам. И ты спокойно на это смотрел.

– Он же не прошел по здоровью: поджелудочная… Ты же сам говорил.

Слава чуток изменился в лице, посмотрел на меня как-то странно, не по-доброму. Совсем не по графику выудил из пачки сигарету. Мне даже показалось, что у него чуть тряслись руки, когда прикуривал. Затянулся, выпустил мощную струю дыма, поднял на меня глаза и ляпнул. Именно ляпнул, не сказал, не проговорил, а ляпнул:

– Это он для всех «не прошел». А я его уже шесть лет не видел.

Наступила пауза, в которой не по графику пришлось закуривать мне. Видя мой шок, Слава быстро вернулся к прежнему выражению лица и уже спокойно предложил:

– Хочешь, пойдем с тобой набьем морду Директору?

– Пойдем! Только давай сначала махнем по рюмке для куражу, а то мне как-то не по себе?

– Не возражаю. – Слава достал «Ахтамар», свои фирменные бокалы и вазочку с «Мишкой на севере». Выпили, опять закурили, налили еще и опять выпили. Ритуал – великая вещь. Я молчал, подавленный Славиным откровением по поводу сына. Он тоже не рвался выговориться. Стало понятно, почему генерал всегда так виртуозно уходил от разговоров на семейную тему. Но сдаваться без боя я не намеревался.

– Твой Витька – мужик. Тебе легче, – сказал я, чтобы хоть как-то продолжить разговор.

– Конечно! Мне все время легко и радостно от этого, прямо тянет ликовать и пить шампанское вместо коньяка. А уж как жене моей весело, трудно, сука, представить. Мы, Сережа, – не поверишь – к психологу стали ходить парой, как молодожены, стремящиеся брак сохранить при постоянных обоюдных изменах.

– Извини, Слава, я ведь не знал. Из тебя же как из пьяного партизана слова не вытянешь про семью.

– Считай, что не вытянул и сейчас. У Витьки очень сложное задание.

– Как будто у нас легкие дают генеральским сынкам!

– Вот не надо только вашего солдатского юмора, полковник!

– Да ладно… Это я так, постебаться по старой памяти.

Нужно было срочно менять тему. Видимо, про Славиного сына знали только считанные единицы. Теперь вот я к ним в список попал. А не надо бы, подумал и вспомнил Библию: кто умножает познания, умножает скорбь. То есть, меньше знаешь – крепче спишь. Истина!

– Извини, Слав, еще раз.

Слава кивнул, не поднимая головы.

– Но что касается Татьяны, – я должен был как-то выходить из разговора о дочери, – так по-моему, зря затеяли: ничего у Конторы не выйдет.

– Почему ж не выйдет? Контора, друг мой, бывает изобретательна как Никола Тесла, а то и круче. В своем, разумеется, формате.

– Родители против. Это что? Не довод?

– Ты не спеши со своей категоричностью. Пока дойдет до реальной работы может все измениться с точностью до наоборот и еще раз наоборот.

– Значит, ни на какие курсы при факультете международных отношений МГИМО она не ходит, как думает мать, а исправно после школы посещает ваши…

– Наши!

– Наши собеседования, тестирования и прочую туфту?

– Почему сразу туфту? Сам-то забыл молодые годы? Ты ж не все время полковничьи погоны носишь? Татьяна считает, что интересные занятия, ей нравится… Впрочем, я не очень в курсе деталей. Тебе бы лучше обратиться к Грачеву за разъяснениями. Он ведь к тебе благоволит.

– К Грачеву обратишься и сразу, будьте любезны, в Амазонию какую-нибудь: маленькое дельце, Сергей Иванович, буквально пара-тройка месяцев с мордобоем и поножовщиной. Не извольте отказаться, а то расстреляем насмерть! Или прямо тут в предбаннике удавим секретности ради и порядка для… Мне твоих уговоров достаточно – еще его слушать!

– Правильно мыслишь! Только как твой непосредственный начальник, передаю тебе «боевой приказ»: сегодня в 19 – постарайся без опозданий – заскочи на пару минут к Грачеву в кабинет. Он, по-моему, очень соскучился, просил зайти.

– Кто? Грачев просил?

– Ну, да. Так и сказал: попроси его зайти если сможет.

У меня опять неприятно засосало под ложечкой, будто мне напомнили о «Японке» и французском наследнике.

– Будет еще звонить, скажи занят я… Короче, на хер!

Слава поперхнулся, чуть не расплескал кофе и заржал. Представил, наверное, лицо Грачева, когда тот услышал бы про «на хер». Я тоже засмеялся.

– Ладно. До встречи у тебя есть 20 минут. Разрешаю оправиться и покурить.

– Обложили, гады! – Злобно фыркнул я.

– Кто гад? Я гад? – Удивился Слава.

– Что вы, тащ генерал? Вы настоящий друг и наставник, можно сказать эталон порядочности. Это они, редиски нехорошие. – Я допил кофе одним глотком, закурил свой «Честерфильд» и принял обиженный вид. Слава меня не торопил – время было.

Войдя в приемную Грачева, машинально отметил, что его помощник сменился. Естественно, подумалось, столько лет прошло. Не дай Бог, зацепило где-нибудь в Афро-Америке из «Катюши» – теперь на почетной пенсии ловит карасей в Конаково. («Почему в Конаково, – сонно спросил вынырнувший как из небытия Голос? – Поближе нет что ли прудов?» «Не до тебя! Помолчи пока!» – злобно цыкнул я на свое эго).

В кресле сидел однако точно такой же хлопец – неприметный, славянского типа, худой и жилистый. Глаза его были не усталые и добрые, как у наших «особняков» за границей, а серьезные внимательные и очень спокойные. А чего ему волноваться, подумал я. Небось, в стол вмонтированы два пулемета с нескончаемым боекомплектом, а в ящиках конторки вместо скрепок и другой канцелярской мелочевки – компактные гранатометы для особо настойчивых гостей. Часы на стенке показывали 19.00 без минуты. Хлопец серьезно глянул на меня и молвил:

– Вас ждут, Сергей Иванович!

Мы ни разу не встречались, а он – «Сергей Иванович». Школа, однако, подумал мимоходом через маленький предбанник. Аккуратно закрыл одну дверь, открыл другую и оказался пред светлы очи Грачева. Тот стоял около громадной в полстены карты и что-то подслеповато рассматривал на ней. Ему больше подошло бы стоять у глобуса, подумал я. Вслух сказал:

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Ассаляму алейкум уа рахматулла уа мубаракят, – выдал без акцента Грачев одно из самых крутых арабских приветствий. Я восхищенно качнул головой.

– Вот так, Сережа! Думал, ты один у нас полиглот?

– Нет, Николай Иванович. О ваших способностях к языкам все знают.

– Значит ты подумал, что хорошо бы мне в кабинете стоять не у карты, а у глобуса?

Я банально испугался. Учат что ли генералов мысли чужие читать?

– Шучу, Сережа, – заулыбался Грачев, пожимая мне руку. (Рука сухая, жесткая, сильная, как и раньше. Это я отметил для будущих мемуаров). – Как там жизнь на Востоке?

– Терпимо, Николай Иванович. Все так же всходит Солнце.

– Ну, любуйся восходом и терпи, солдат, раз терпимо!

– Последнее время только и приходится терпеть.

– Ну да. У нас ведь не все гладко бывает. Я это еще на фронте понял. Так что зря ты так сурово на меня смотришь. Что? Ругаться пришел из-за дочки?

Я не успел ответить. Генерал продолжил свой спич.

– Я попросил тебя зайти – заметь: не вызвал, а попросил зайти – совсем по другому вопросу. С дочкой ты разберешься и без советчиков – не маленький. Хотелось бы, чтобы ты помог не своей дочке, а Славиному сыну… Да, да, сыну генерала Гуляева, твоего друга и начальника.

Я молчал и не знал, что ответить Николаю Ивановичу. Меня поймали на мизере, как неопытного преферансиста. Обложили, как волчонка-одногодку. («Обложили меня, обложили, – с подвывом начал декламировать бессмертного Высоцкого внутренний Голос. Очень талантливо декламировал, гаденыш, с хрипотцой. – Гонят весело на номера!» «Хоть ты помолчи! – Огрызнулся я. – И так тошно»).

Все сразу стало понятно. Слава, конечно, мой друг, но про сына он сказал с подачи Грачева. Они уже все решили, моего согласия никто не спрашивает. Впрочем, чего спрашивать, если я его дал четверть века назад? И традиции не меняются: зашел в грачевский кабинет – оформляй командировку с огнестрелом. Сейчас мне предложат сообщить в резидентуру о необходимости срочно вылечить печень, легкие и селезенку (где у нас селезенка: справа или слева?), то есть «задержаться» на пару месяцев в Белокаменной, оставить за себя зама и ломануться куда-нибудь на Южный полюс. А кому я откажу? Славе? Грачеву? Может, правда, пойти дать разок Директору в репу? Один раз, от души и все – конец мытарствам, заодно карьере, грачевским командировкам с артподготовкой на побережьях мирового океана и многими другими дурацкими заморочками. И ждет меня комфортабельная психушка… В лучшем случае – буду ловить карасей в Конаково. («В Конаково не поеду, – лениво вякнул Голос. «Пошел ты на …», – грубо ответил я).

Мое молчание затягивалось, и генерал снова взял нить разговора в свои руки.

– Поможешь?

– Хотите сказать, что я могу подумать и отказаться?

– Конечно. Думай сколько хочешь, но сам знаешь: ответ надо дать немедленно, – улыбнулся Грачев.

– Ничего не меняется в вашем департаменте, товарищ генерал.

– Я долго работал с китайцами, ты же знаешь. А они не любят перемен. Но дело не в них, Сережа. Нам нужен «француз» и именно с «еврейскими корнями» хотя бы по паспорту, очень надежный, опытный, смелый, с хорошей подготовкой, в приличной физической форме. Не юноша.

– Вот пусть он и едет!

А чего мне не дерзнуть, может, в последний раз, подумал я. Генерал, как мне показалось, мою шутку оценил.

– Это все про тебя, Сереж, не прибедняйся. Я ведь комплименты зря говорить не буду.

Я сдался.

– Спасибо, Николай Иванович. Вы же помните, я вам никогда не отказывал.

Грачев улыбнулся в этот раз чуть заметно, скорее усмехнулся.

– Помню, Сергей Иванович. Мне вообще редко последние годы отказывают.

Я тоже не сдержал улыбки.

– Чего смеешься? Думаешь прям боятся меня? Зазнался генерал?

– Можно вопрос, Николай Иванович?

– Ну?

– Где вы научились мысли чужие отгадывать? Брови генерала поползли вверх. Лицо сделалось строгим и серьезным.

– Как где? На спецкурсах. Ты не знал о таких?

– Нет. – Я не мог понять шутит он или придуривается, как и я. – А можно пройти этот курс?

– Тебе нельзя пока. – Грачев выглядел абсолютно серьезным. Курсы только для генеральского состава. Вот станешь генералом – пожалуйста. Я тебе давно говорил: переходи в мое управление. Был бы уже моим замом и носил бы генеральские лампасы.

Сохранять строгую мину было, наверное, трудно. У Грачева сначала задергалось горло, потом он рассмеялся раскатисто и громко.

– Это ты про глобус?

Я кивнул и тоже улыбнулся. Генерал отсмеялся и опять посерьезнел.

– Однажды зашел Директор и увидел меня около карты. Говорит, тебе бы глобус. Я с той поры думаю, что если Директору пришла такая мысль, почему она не может прийти в головы его подчиненных? Вот и пугаю всех телепатией. Ты, вот, попался. Извини, генералам тоже пошутить хочется. Иногда. Но давай к делу. Если не можешь не курить, кури!

– Воздержусь.

– Спасибо. Итак, я тебе обрисую политическую часть, а оперативную ты узнаешь у моего зама. В операцию посвящено очень малое количество людей – по пальцам пересчитать. Деталей – всех – даже я не знаю. Но среди посвященных – наш посол в Тель-Авиве. Ты должен его знать…

Я кивнул.

– Мы встречаемся время от времени.

– Ты нужен в обеспечении одной операции, главными, так сказать, бенефициарами которой являемся, как ни странно, не мы, а наши израильские партнеры. Мы восстановили отношения с Израилем несколько лет назад. Развиваются они успешно, и мы надеемся на еще больший прогресс.

Так вот операция не их, конечно, а наша. Просто мы вышли на некоторых людей среди бывших бандеровцев и власовцев в том числе тех, которых разыскивает Израиль за военные преступления в отношении евреев в годы Второй мировой войны. У них нет срока давности для палачей. Кое-кого они намерены вывезти из страны для суда. Так вот среди бандеровцев, а особенно среди их советников, консультантов, помощников много крутится разных людей разного уровня. Есть там и наш интерес.