Текст книги "На дальних подступах страны (Негерой-2. Воспоминания о неслучившемся)"

Так, вот у костра в горах под красное винишко Наташа повела неторопливый рассказ об их студенческих годах. Раз пошли они с Володей после сдачи очередной сессии всей группой в поход на Истру. Романтика! Ночевка в палатке в спальных мешках, песни под гитару под звездным небом до утра. Вкуснейшая пшенная каша с тушенкой, сваренная собственными руками в котелке, ароматный чай с дымком. Конечно, немного выпили, ведь в походе без этого нельзя было в наши любимые 70-е!

Утром, говорит Наталья, я проснулась, вышла из палатки. Зевнула, потянулась. Красота-то какая вокруг! Солнце медленно встает из-за высоких вековых елей, слегка позолотив их верхушки. Трава нетоптаная в хрустальной росе, птицы заливаются. На реке мелкая рябь. Все ребята и девчонки еще спят. Вдруг из палатки мальчиков, разбитой напротив, появляется капризный и избалованный до крайности Петька – сын нашего посла в Аргентине. Тоже сладко зевает, с хрустом в костях потягивается. Потом достает “мерзавчик”, отработанным движением пальцев срывает с бутылки “бескозырку” и, морщась, делает большой глоток. Я в полном ужасе кричу ему:

– Петя, что ты делаешь? Как ты можешь пить водку, ведь еще только половина шестого утра!

Тот, не обращая на меня никакого внимания, делает еще один большой глоток, и с явным раздражением отвечает: «А что, Наташ, лучше курить натощак, что-ли?»

Посол в молодости профессионально играл в волейбол за «Динамо». Через три месяца все посольские детишки приобщились к этому виду спорта и стали его фанатами. Владимир Федорович сам начал их тренировать. Детская и взрослая волейбольные команды посольства взяли все мыслимые и немыслимые призы на турнирах по волейболу в дипкорпусе. Мы обыграли даже команду американского посольства, которая раньше была чемпионом, и, как я позднее выяснил агентурным путем, к встрече с нами втихаря специально выписала из США двух сильных профессиональных игроков…

Владимир Федорович здорово нам помог с гэкээсовским беглецом. Узнав, что глава дипмиссии Великобритании отбыл в Лондон, а поверенным в делах остался «Иезуит», я попросил посла встретиться с ним и поговорить на нейтральные темы. Ценно было то, он не стал досаждать мне всякими глупыми вопросами типа: почему, зачем и т. д., правдиво ответить на которые я не мог. А врать хорошему человеку не хотелось. Федорович молча взял подготовленные мной тезисы, сказал «сделаю» и задал только один вопрос – а когда нужно? Я ответил грустно: «Еще вчера», – и посол проникся…

Беседа с супостатом состоялась, длилась часа полтора. Посол почерпнул из нее кое-что полезное и для себя, даже шифровку в Москву по итогам написал. Но, главное, по моему сценарию умело ввернул в канву разговора с англичанином фразу о том, что, мол, совсем распоясались местные террористы: у нас недавно сотрудник один пропал. Не исключено, что их рук дело. Принимающая сторона на этот пассаж внешне особого внимания не обратила. «Иезуит» для приличия выразил соболезнования, поохал, поахал да и все.

Но цель была достигнута. В тот же вечер англичанин встретился у себя на вилле с резидентом ЦРУ. Рассказал ему о беседе, состоявшейся с российским дипломатом. Потом долго под виски и солененькие орешки в красках распинался об успешно проведенной им «сложнейшей и опаснейшей» (слова «Иезуита») операции по выводу в Англию завербованного им «ценного» русского агента. Честно говоря, мой расчет и строился на том, что под впечатлением встречи с нашим послом резидент МИ-6 обязательно захочет поделиться впечатлениями с кем-нибудь из своего ближайшего окружения. Так оно и вышло.

Мы узнали, что подозрения руководителя аппарата ГКЭС относительно еврейских корней Мерецко подтвердились: в Израиле проживала его тетка, а в Лондоне – двоюродный брат, с которыми он тайком поддерживал тесные отношения. Один раз даже встречался с ними на конспиративной квартире резидентуры МИ-6 в Питере во время их «турпоездки» по Союзу. Мадам, которую подложили под предателя, оказалась кадровой сотрудницей английской разведки в Тель-Авиве и хорошая знакомая его тетки.

Обратили внимание на Мерецко, когда он начал приторговывать в местном дипкорпусе импортным спиртным, получаемым аппаратом ГКЭС по дипвыписке. Его как раз назначили ответственным за выписку, поскольку другим его коллегам не хотелось заниматься нудной бюрократической волокитой, сопряженной с получением спиртного в морском порту. Возни с ней действительно было много: оформление множества никому не нужных бумаг в МИДе, МВТ и таможне, беготня по кабинетам ленивых и коррумпированных чиновников. А беглец с радостью согласился. Но никому даже в голову не пришел простенький вопрос: «Почему?». Прямо собственными руками пустили козла в огород!

В итоге, особого вреда обороноспособности нашей страны он не нанес, правда, сообщил англичанам детали секретного соглашения о поставках большой партии боевых машин пехоты и зенитно-ракетных комплексов для местной ПВО. Других секретов он, слава Богу, не знал. Ну, еще передал полный список военных переводчиков с указанием фамилии, имени и отчества, года рождения, домашних адресов на Родине и, разумеется, места работы т. е. с перечислением боевых частей с привязкой к точным местам их дислокации. Не ахти какие тайны, но все равно неприятно. А данные для этого списка Мерецко скрупулезно собирал, работая в «физкультурной организации»!

Отвечая на вопрос своего «любознательного» американского коллеги о цели вербовки, на первый взгляд, не шибко осведомленного русско-еврейского шпиона, «Иезуит» дал понять, что это был специальный «заказ» Лондона. Его, мол, хотят использовать в очередной пропагандистской компании против России, обвинив ее руководство в медленном продвижении реформ, отсутствии подлинной демократии, нарушении базовых прав и свобод личности. Ну и, конечно же, в нерешенности еврейского вопроса и агрессивной внешней политике – поддержка Палестины в ближневосточном урегулировании и поставки вооружений арабам. Словом, обычный набор тезисов западных последователей Йозефа Геббельса, до сих пор использующих в работе его наказ: «Мы добиваемся не правды, а эффекта пропаганды!». Удивительно, но ведь до сих пор действует…

23

Прослушка очередной фонограммы (беседа «Иезуита» со своим заместителем «Ленноном») тоже дала много пищи для размышления. Я даже в шутку подумал, что на очередной день рождения британской королевы надо будет подарить «Иезуиту» плакат советской эпохи: «Враг подслушивает!» или «Болтун – находка для шпиона!». Кстати, очень толковые плакаты и графика хорошая. Может, во исполнение служебных инструкций болтать меньше будет у себя на вилле, хотя это и не отвечает нашим интересам.

«Леннон» – не зря я опасался этого волчонка – предложил своему шефу приступить к оперативному изучению двух наших военных переводчиков из переданного Мерецко списка. Один – Юрий Стальнов, переводчик аппарата главного военного советника (ГВС) генерал-лейтенанта Макарецкого, а другой – референт аппарата ГВС.

Два разведывательных зубра из СИС Великобритании долго и во всех подробностях обсуждали, кому из резидентуры МИ-6 следует поручить эту работу, как ее организовать, какие задействовать силы и средства. Слушая запись, я был на верху блаженства, и только загибал пальцев, сколько «срочняков» отправлю сегодня в Центр. Тут тихонечко, чтобы не мешать мне, прорезался Голос.

– Да, старина, сколько раз я тебе говорил, что «Иезуитом» надо заняться всерьез? А ты все, нет… Он же резидент! Не ты ли говорил, что работа по нему лишена всяких перспектив?

– В принципе в самом начале так оно и было, – спокойно сказал я.

– «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – вот наш с тобой девиз, – произнес голос.

– Не надо пафоса! Мы с тобой не каверинские «Два капитана». А кто предлагал собачек отравить?

– А кто хотел любимицу нашу «Сардельку» утопить за доносительство?

Препирательство не входило в мои планы. Да и Голос не был настроен на бессмысленную пикировку.

– Ну ладно… – Голос демонстративно «уступил». – Кто старое помянет… А сейчас, Серега, точно тебе говорю, надо нам с тобой дырки сверлить на пиджаках. Награда найдет своих героев, – скромно завершил он свою тираду на примиряющей ноте.

Вечером я строчил шифртелеграммы в Центр. Первой «улетела» бумага о составе резидентуры МИ-6 в арабской столице. Плюс к этому два разговорчивых английских козлика назвали наконец имя и фамилию кадровой сотрудницы своей резидентуры в Тель-Авиве, которую подложили под Мерецко, и еще двух недавно приехавших в Израиль молоденьких оперков, помогавших коварной искусительнице. Итого: полный список сотрудников СИС и три оперативника из соседнего Израиля. Неплохо, да?

Потом написал о двух наших военных переводчиках, на которых «положили глаз» британцы, и их грандиозных планах в отношении бедных парней. Предложил ряд контрмер с нашей стороны, которые, по моему мнению, в случае одобрения Центром и успешной реализации позволили бы отбить желание у англичан приближаться к нашим соотечественникам на расстояние, меньше ста метров. И на срок, не менее ста лет…

Но не всегда прослушка словоохотливого «Иезуита» приносила мне радость. Как-то из его болтовни с «Ленноном» проскользнуло, что эта сволочь, Мерецко, перед своим скоропалительным бегством в Израиль передал англичанам список сотрудников совзагранучреждений, которые, по его мнению, были кадровыми сотрудниками российских спецслужб. В него попали два моих хлопца – Сережа Блинов (успешно завершал свою командировку и готовился к отъезду в Москву) и «лапочка» – офицер безопасности Амир Хаттыбов (только ленивый или глупый не знал, из какой конторы этот дяденька). Кроме того, гаденыш назвал двух грушников из хозяйства военного атташе, которые прилюдно ходили в погонах, а резидентом КГБ указал Вадима Демарского, советника-посланника нашего посольства, с которым мы дружили семьями. Умнейший, порядочный и симпатичный во всех отношениях человек. Жена Катя ему под стать. Но Вадик сам был виноват – имел слишком серьезный вид, хотя парень обладал недюжинным чувством юмора, любил шутить сам и ценил шутки других. Короче, дошутился.

Еще я услышал лишь обрывок фразы «Иезуита». Проходившая мимо виллы англичанина траурная процессия шиитов двигалась громко, со слезами, стенаниями и криками, отмечая памятную дату ашуру – годовщину гибели Хусейна – сына четвертого праведного халифа Али, зятя пророка Мухаммада. Мало того, что они производили чудовищный шум на улице, шествие продолжалось очень долго, и я не смог разобрать значимый фрагмент фонограммы. Во-первых, мой английский оставлял желать лучшего. Я работал с ним мало, только по необходимости и до глубоких филологических изысков не поднялся. Во-вторых, было много посторонних шумов. В-третьих, говорили мои подслушанные друзья на своем полуслэнге-полуразговорном языке, да еще вполголоса, время от времени с кухни, да под звон бокалов… Враги, одним словом! А я давно заметил, что когда сам общаешься с иностранцем, понимаешь его гораздо лучше, чем когда он общается со своими земляками.

В том обрывке фразы, судя по всему, речь могла идти обо мне. «Иезуит» сказал «Леннону»: «…по просьбе американцев (дальше неразборчиво) …фотографию (неразборчиво)… знаменитой бойни в Сан-Луисе (неразборчиво)… Гордиевскому…». Дальше опять неразборчиво.

Честно говоря, я струхнул. Немного, самую малость, ровно на столько, на сколько обычно становится страшно перед грядущими провалом. Даже если у тебя в кармане настоящий дипломатический паспорт.

Не надо было обладать аналитическим складом ума, чтобы попытаться связать воедино обрывки фраз и восстановить весь фрагмент фонограммы.

Еще на пленке было: «…а также сказал (неразборчиво)… американский друг (неразборчиво)… фотографию французика (неразборчиво)…Калугин (неразборчиво)… не опознал (неразборчиво)…». Теперь пазл у меня в голове сложился окончательно. И картинка получилась безрадостная, я вам скажу. Рассуждал я примерно так. Скорее всего, «Иезуит» говорит «Леннону»: «Наш американский друг (скорее всего – резидент ЦРУ) также сказал, что они показали фотографию французика (моего родного Леона да Силвы) Олегу Калугину и тот его не опознал».

Речь шла идет о бывшем генерал-майоре ПГУ, руководившим внешней контрразведкой, иуде, «сделавшим себе имя» в начале 90-х на разоблачении советских спецслужб. В «смутное время» даже избирался народным депутатом СССР, и в конце концов «свинтил» в США.

Ребята из американского отдела говорили мне в Лесу, что Калугин начал работать на американцев, скорее всего, еще в конце 50-х, когда учился по обмену в Колумбийском университете. Сколько он продал нашей агентуры и какой вообще ущерб нанес КГБ известно только руководству.

Далее «Иезуит» говорит «Леннону»: «…по просьбе американцев надо показать фото француза из Сан-Луиса, Гордиевскому…».

Олег Гордиевский – еще одно черное пятно на репутации ПГУ. Бывший полковник внешней разведки, работал в Дании, был резидентом в Лондоне. У нас заочно приговорен к расстрелу за государственную измену. А это заслужить надо! У «них» – борец за демократию, отважный герой, бесстрашно вступивший в борьбу с кровавым монстром КГБ.

В 1985 году, когда «запахло жареным» махнул через финскую границу (в комфортабельном багажнике машины с дипломатическими номерами), потом – в Англию. Теперь сидит на полном пансионе правительства Ее Величества, продолжает гадить своей стране и в ус не дует.

Я, кстати, еще когда с «Грачатами» улепетывал из Сан-Луиса в «додже», подумал, как супостаты будут нас вычислять, почему-то вспомнил Гордиевского. И объясню, почему. В начале 80-х я из Лоренсии в отпуск приехал, а мы там как раз накануне моего отъезда интересного английского мальчонку «зацепили» из «продажных борзописцев буржуазной британской прессы», как писала вся улица Правды. Но очень уж для нас интересного, информированного и близкого к парламентским кругам одной из старейших демократий мира.

Приехал я в Лес, Санычу доложил все подробно, честь по чести про наш богатый «улов». Тот обрадовался, похвалил. Потом снимает трубку, кому-то звонит по секретному телефончику и говорит:

– Олег, привет. Это Саныч из «африканского» беспокоит. Я слышал ты на туманный Альбион собрался? Бог тебе в помощь, скоро «хозяином» там будешь, помяни мое слово! Парень ты смышленый и шустрый, только умоляю, зонтик не забудь.

– Откуда совершенно секретная кадровая информация? Да сорока на хвосте принесла! Чай не в Потребсоюзе работаем.

Потом участники разговора поржали. Неторопливо поговорили на актуальные «служебные» темы: о детях, сопливом внуке Саныча, видах на урожай сахарной свеклы и температуре воды на курортах Черноморского побережья. Я сидел и ожидал. В конце беседы Саныч говорит незнакомцу, который имеет все шансы стать резидентом КГБ в Лондоне, следующее: «Олег, сейчас к тебе мой орел заглянет на минуточку. Не возражаешь? Ну и ладушки. Он тебе все сам расскажет.» И мне, коротко: «Знаешь, где англичане наши сидят? Вперед!».

Так Саныч собственными руками направил меня, начинающего оперка, практически девственника, (это я в том смысле, что спецслужбам противника пока не был известен), на поклон к Гордиевскому. Я познакомился с обходительнейшим и приятнейшим, на тот момент, во всех отношениях Олегом Антоновичем, чтоб ему его английский хлеб иуды поперек горла встал.

Тогда Гордиевский вовсю уже батрачил на своих новых хозяев из СИС Великобритании. Естественно, он принял молодого сотрудника ПГУ, изучавшего подданного Ее Величества, имеющего прямой доступ к островным секретам, с распростертыми объятиями. Мы с ним обсудили наши планы в отношении английского журналюги. Предатель грамотно посоветовал, на чем его надо брать с учетом психологии британцев, какие можно давать поручения после вербовки. И еще дал кучу, как мне казалось, полезных советов.

К чести моих учителей в разведывательной Бурсе и аксакалов в родном отделе, их уроки не пропали даром. Поэтому старался вести разговор с Олегом Антоновичем в общем плане, не касаясь деталей. Но молод был, каюсь. Гордиевский играючи выпытал у меня чуть ли не всю нужную ему информацию в отношении англичанина. Поэтому вернувшись в Лоренсию, я еще долгое время продолжал работать вхолостую с бедным журналистом, находившимся под жестким контролем самого резидента МИ-6 в Лузанвиле. Он защищался качественно и профессионально. Значительно позже я понял, с чьей подачи он это делал.

Через некоторое время я еще раз пересекся с Олегом Антоновичем. Он приехал в свой первый отпуск из Англии, а я вернулся на побывку из Кабралии. Сидели рядом на совещании у руководства ПГУ, где речь шла о повышении эффективности работы на английском (!) направлении. Гордиевский выступил с пламенной речью, которая очень понравилась президиуму, да и зал хлопал искусному оратору. Говорил ни о чем. Главным тезисом была констатация того, что, мол, не понастроили еще британские буржуины таких «тауэров», которые не могли бы взять большевики. Очень убедительно говорил в том смысле, что благодаря титаническим усилиям их резидентуры в Лондоне, кэгэбэшные кони скоро напьются воды из Темзы и пощиплют свежей травки на хваленых английских газонах в королевском Гайд-парке. В этом месте, помнится, речь была прервана аплодисментами. Ваш покорный слуга тоже в едином порыве громко хлопал в ладоши. После совещания мы с Гордиевским вместе обедали, потом пили кофе и долго болтали. Кто же знал… Вот такие коврижки получились.

Конечно, он меня мог запомнить, хотя… Во-первых, прошло уже немало лет, и я изменился внешне. Там, в Сан-Луисе, во время «боевого столкновения» камер на улице не было. Кроме того, грачевские ребята были все в камуфляже, да и был с соответствующей французской стрижкой, усиками, а-ля Патрик Девер, ну, и прикид имел соответствующий – очень французский, смелый и раскованный. Если меня и снимали, то только в гостинице. От усов же я давно избавился и в Конторе в таком фривольном виде тоже не светился. Но чем черт не шутит!

Таков был ход моих невеселых мыслей, когда я засиделся в тот день в резидентуре над фонограммой допоздна. Сиди не сиди, ничего не высидишь, а делать что-то надо. Уже под утро написал в Центр шифртелеграмму со своим анализом злополучного фрагмента записи, выводами и предложениями. Сам носитель информации отправил диппочтой тем же утром. Через день пришел ответ: «С вашими выводами и предложениями согласны. Намеченный план контрмер одобряем». В переводе на русский – флаг вам в руки, вперед и с песней, марш! За все придется отвечать лично!

Для полноты картины Москва прислала мне и полный текст расшифровки записи разговора двух моих милейших «крестников». При технических и филологических возможностях Конторы он сделали расшифровку, как говорится, «на раз». Убрали посторонние шумы, усилили, где надо, посадили слушать настоящих спецов по Оксфорду и прочая, и прочая. Перевод получился качественным.

«Иезуит»: По просьбе американцев мы послали им почти все фотографии, которые были у нас по Бразилии. В частности той самой знаменитой бойни в Сан-Луисе… Жуткая вещь… До этого их показывали Гордиевскому. Но по-моему безрезультатно. Я вообще не уверен, что там наследили московские ребята. Слушай, чего эти арабы на улице так орут? Может, закрыть окно?

«Леннон»: Оставь! И так духота.

«Иезуит»: Давай окно закроем и кондиционер включим.

«Леннон»: Не надо, пожалуйста. Я и так простужен.

«Иезуит»: Как скажешь. Так вот, русские, конечно, интересуются бразильскими наворотами в этой амазонской дыре, но чтоб посылать своих боевиков, это, по-моему, слишком. У них с Афганистаном проблем выше крыши. Так что гонять своих на другой конец планеты… Не знаю. Не вижу смысла.

«Леннон»: А в чем тогда смысл заставлять смотреть какие-то фотки того же Гордиевского и – как его – Калугина?

«Иезуит»: Вообще-то, смысла большого нет. Просто существует протокол, в соответствии с которым имеющиеся фотоматериалы по различным специфическим ситуациям должны просматриваться определенными людьми и проходить программы идентификации.

«Леннон»: Эти программы, насколько мне известно, очень примитивные…

«Иезуит»: Ну, знаешь… Какие есть. Других пока не придумали.

«Леннон»: По-моему, это пустая трата времени. Смотри! Допустим, ваш Гордиевский…

«Иезуит»: Наш Гордиевский!

«Леннон»: Окей! Наш Гордиевский опознает в какой-нибудь девке сотрудницу КГБ, которую видел когда-то в буфете на Лубянке, где она ела пудинг и запивала его спиртом.

«Иезуит»: У них в буфете пудингов нет.

«Леннон»: А спирт? Ты что, завтракал там? Там только салаты «Оливье» и томатный сок?

«Иезуит»: Не знаю.

«Леннон»: Ладно! Вы проверите всех русских женщин за границей и выясните, что атташе по культуре в посольстве России где-нибудь на Кабо Верде и есть та самая барышня, которую опознал Гордиевский. Ура! Победа нашей Службы. И что? Застрелите ее? Перевербуете? Пустите за ней всю наружку островов Зеленого Мыса и сведете продуктивность ее работы на нет?

«Иезуит»: Хотя бы так!

«Леннон»: Идиотизм! Что она там наработает! Узнает, сколько наемников летает из Африки в Европу и Америку через Праю? Так среди них четверть, если не больше, русских и украинцев! Передаст в свой Центр имена командиров рот и взводов местной армии и флота? У них там два катера на ходу и один неполный батальон мулатов с «калашниковыми». Это важно, конечно, для военно-политического баланса в Западном полушарии. Очень важно…

Потом при помощи местных вы ее захотите взять на закладке тайника в ракушку «наутилос», а она, эта девка, «наваляет» им по загорелым рожам, чтоб не лезли, да? Если не сама, то ей еще и посольский садовник поможет. А он, небось, полковник и мастер спорта по боксу. (Оба смеются). Их посол протест заявит, скандал устроит… Девку вывезут, конечно. От греха. Но зато потом они кого-нибудь из наших накроют, тоже где-нибудь в цивилизованной Африке…

Впрочем, может, ты и прав. Бразильский инцидент уже в пошлом. Дело, как говорится, давнее. Сейчас у них другое время – трудное, я бы сказал. Как они из него вывернутся, я, честно говоря, не представляю. Хотя, с другой стороны, с ними стало проще работать, во всяком случае дешевле. Но их разведка не будет расслабляться, попомни мои слова. Ельцин уйдет рано или поздно. Некоторое время назад какой-то известный режиссер в России – не помню его фамилии – снял фильм «Так жить нельзя». Так вот про Ельцина можно сказать – так пить нельзя. (Смеются). Придет другой, кстати, не исключено, что из разведки. Сначала думать будет – их там учат думать, потом делать будет и лет так через 10 покажет нам – как их генсек говорил – «Кузькину мать». (Оба смеются).

«Иезуит»: С них станется! Но ты тоже не идеализируй врага! Я с ними много работал в Афгане – обычные ребята.

«Леннон»: Ты работал с солдатами – низший уровень, примитивное образование, минимальная подготовка, плен, пытки, страх… В таких условиях сломать человека не трудно.

«Иезуит»: Почему только с солдатами? Были и офицеры.

«Леннон»: А настоящие спецов видел?

«Иезуит»: Нет. Слыхал, что пару раз в руки местных попадались раненые спецназовцы. Но их сразу американцы забирали.

«Леннон»: Слушай! По поводу спецназа. Я тут читал разные байки про русских во время Второй мировой войны. Очень любопытно! Оказывается всю войну русские засылали в немецкий тыл – ближний и дальний – своих разведчиков. Засылали ротами и батальонами, малыми группами и поштучно. Готовили неважно – времени не хватало. То же самое и немцы делали и почти с таким же качеством. Их гестапо ловило русских смельчаков, а НКВД стреляло без жалости немецких фрицев и гансов.

Так вот, в гестапо быстро пришли к выводу: с русскими работать хлопотно и непродуктивно. Славяне молчат под пытками, хоть режь на части, норовят в лицо плюнуть палачам и к жизни в виде перевербованных агентов показывают полное равнодушие. Одним словом – фанатики. Но не все. Чаще такой «фанатизм» наблюдался у командиров групп. Однако доведенные мучениями чуть ли не до полного идиотизма, брошенные в лагеря, они быстро преображались и, случалось, проявляли дьявольскую изобретательность при побегах, нечеловеческую выносливость и небывалую целеустремленность. Рядовые разведчики, даже самые болтливые ничего о спецподготовке своих шефов сообщить не могли, а командиры, тоже, кстати, далеко не каждый, лишь нервировали дотошных следователей.

«Иезуит»: Неожиданно! А где ты читал?

«Леннон»: Да я уже не помню. Это обзоры их прессы. Там много чего интересного. Потом были публикации, где говорилось, но более профессионально о психотропном оружии. Увы, опять не специалисты выступали, а журналисты. Но, как говорится, чем богаты…

«Иезуит»: Я слышал кое-что…

«Леннон»: Этот вид оружия иногда называют «приборами нелетального действия». О нем мечтают генералы, называя его вполне гуманным, в том смысле, что никаких взрывов, разрушений и заражений местности после его применения не происходит. Просто противник отступает в панике и страхе, у него – рвота, головокружение, понос и аритмия. Но он жив, через определенный период (если воздействие прекращено) почти здоров и больше не хочет воевать. То есть полный пацифист.

«Иезуит»: Здорово!

«Леннон»: Конечно! Но это так к слову. Слушай! А своему другу – генералу КГБ американцы показывали фотографии? Как его? Кажется, Калугин?

«Иезуит»: Да, показывали, но он тоже никого не опознал. Я же говорю, мне вообще эта русская версия не кажется продуктивной. Могли ведь и узкоглазые поработать, почему нет?

«Леннон»: Что? Замечали их активность?

«Иезуит»: Активности вроде не было, но ведь можно было работать и через местных, через ту же полицию или нанять каких-нибудь отморозков за хорошие деньги. Мешок долларов не мог с неба свалиться. Значит, кто-то работал.

«Леннон»: Купюры проверяли?

«Иезуит»: Конечно. Но без толку. Настораживает другое. Оказывается у того погибшего бразильского летчика еврейские корни.

«Леннон»: Да ты что? Я не знал. Значит – Израиль, к доктору не ходи! Их, правда, не столько космос, сколько бомба интересует.

«Иезуит»: Цэрэушники говорят, что нет.

«Леннон»: Что «нет»? Не бомба, а космос?

«Иезуит»: Сказали, что нет, не Израиль.

«Леннон»: А ты ждал, что они скажут «да»?

«Иезуит»: Мы же союзники!

«Леннон»: Любые наши союзники, как ты говоришь, обманут нас быстрее русских. Тем более, еврейские союзники.

«Иезуит»: Ты рассуждаешь, как антисемит.

«Леннон»: Я сторонник здравого смысла и фактов, а не антисемит!

«Иезуит»: Нет смысла спорить. Но русскую версию я бы все равно не отметал. Там ведь бой бы реальный, кровищи натекло – море. За что-то ведь они воевали. Одних гражданских положили – немеряно. Да плюс полицейские ребята, да еще мафиозники.

«Леннон»: Тогда сделайте вместе с переписью населения России анализ ДНК всем ее жителям. Пообещайте гуманитарную помощь Ельцину и кредит на 200 лет. Он сразу согласится. (Оба смеются). У тебя попить что-нибудь есть?

«Иезуит»: Пиво? Виски?

«Леннон»: Пиво, если можно.

«Иезуит»: Мой друг из русского посольства тоже предпочитает пиво.

«Леннон»: Ну, правильно! Ты же пиво у него на глазах открываешь. А в початую бутылку виски, может, уже сыпанул какой-нибудь гадости. Вот он и страхуется.

«Иезуит»: Так, может, виски? (Оба смеются).

Я попросил Марусю на всякий случай собрать наши нехитрые пожитки. Она спрашивать ничего не стала. Да мы уж и привыкли с ней давно дома ничего не обсуждать. Говорили исключительно, как мы шутили, «эжоповским языком». Ну, например, если Маруся хотела знать, будет ли у нас сегодня вечером в гостях «Иезуит» с Алисон и на сколько человек накрывать стол, она спрашивала: «Сережа, «иноходец» сегодня один или с «кобылкой»?» С остальными клиентами примерно в том же ключе и с большой долей осторожного недоверия. А то ведь хотя я в подмандатной Палестине никого не успел обидеть – просто угораздило родиться после отмены британского мандата – люди всякие бывают. Глядь, а «жучок» махонький такой, но зловонный в твою скромную хижину каким-то волшебным образом заполз. Еще мой незабвенный Иван Иваныч учил, что «береженого Бог бережет».

Собственно ни я, ни умный Центр не придумали ничего нового. Мне было предложено не суетиться, не «гнать волну» – а вдруг мои предположения относительного того, что Гордиевский меня обязательно опознает на фотографии не подтвердятся. Следовательно, я должен продолжать свою работу в полном объеме. Никто срочно отзывать меня в Москву не собирался, что прежде всего было бы выгодно нашим противникам – «обезглавить» резидентуру КГБ хотя бы на непродолжительное время для них тоже неплохо.

Но, если честно, быть отозванным я бы не возражал. Хотелось какого-то нового поворота в судьбе, да и Восток изрядно поднадоел, требовались свежие впечатления. Как говорят снайперы или киллеры, кому как больше нравится – глаз «замылился».

Однако это все лирика, к делу никакого отношения не имеющая. Помечтать – тоже можно было, например, о смене страны, континента – это не возбраняется. Как говаривала моя покойная бабушка: «Дурень думкой богатеет!». А мне надо было тянуть свою лямку, обращая особое внимание на обстановку вокруг себя. Нет ли там чего-нибудь подозрительного или настораживающего, не появились ли в моем окружении какие-нибудь подозрительные люди. Смотреть, ходит ли за тобой «наружка». Утром на работу в посольство едешь одним маршрутом, на обед и вечером – изобретаешь что-то новенькое. А если город не шибко большой?

Встречи с агентурой – их никто не отменял – особая статья в плане обеспечения безопасности. Я не имел права привести на встречу «хвост» и поставить под угрозу жизнь любого нашего помощника. Это была бы большая беда для него и профессиональная смерть для меня. Но, как написал один мощный болгарский писатель, «умирать – в крайнем случае». Значит, надо было стать дьявольски изобретательным, отказаться от банальных и шаблонных подходов в работе, постоянно искать… Чуть не сказал, «найти и не сдаваться…» Тянет на штампы. Возраст…

24

Работа терзала и сжирала все время. Спал я мало, курил много, с алкоголем не усердствовал, чем очень радовал жену и заставлял нервничать коллег и подчиненных, спортом не занимался. Каюсь.

Стал я потихоньку забывать о «Японке». Вернее, не столько забывать, сколько старался не вспоминать. Однажды в разговоре со знакомым психологом, я услышал такую умную мысль, мол, если хочешь, чтобы какие-то воспоминания не мучили тебя, не мешали в делах и вообще в жизни – неважно, хорошие или плохие – старайся пореже думать о них. Психологи называют это защитной реакцией. Мысль не новая, но продуктивная.

Вот я и не «парился», как говорится. Не то, чтобы совсем очерствел и потерял остатки совести, забыв про сына, который уже давно пошел в школу. Наверное, не просто пошел, а уже в свои 14 лет курил со сверстниками в школьном сортире какой-нибудь «Житан» или «Галуаз». Нет! Работы было столько, что ни на личную жизнь, ни на воспоминания времени не оставалось. Как писал Бабель, даже некогда было подумать «об выпить хорошую стопку водки». Дни с понедельника до пятницы и дальше до понедельника катились, как болиды «Формкулы-1». Я регулярно ездил в отпуска, не замечая их. Приезжал в командировки в Москву и другие «мировые столицы» и не радовался возможности «развеяться». Рутина, мать ее!