Текст книги "Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова"

Глава девятая
Последние рокировки

С прибытием эскадры Новосильского резко изменилось ранее столь благоприятное туркам соотношение сил. От былого благодушия у Османа-паши не осталось и следа, теперь он кожей чувствовал нависшую над ним беду. В ужасе Осман-паша телеграфировал в Константинополь, что перед Синопом беспрестанно крейсируют уже не три, а шесть линейных кораблей, один бриг и два парохода. Сверх того, Осман-паша почему-то считал, что между Синопом и Босфором находятся еще от шести до восьми наших фрегатов с двумя пароходами, что было лишь плодом воображения турецкого адмирала. Но у страха глаза, как говорится, велики. Теперь командующий турецкой эскадрой слезно просил прислать к нему весь линейный флот, а еще лучше – англо-французскую эскадру. Из Константинополя уклончиво телеграфировали, что линейные корабли к плаванию зимой не готовы, а франки и англы пока больше выжидают, чем помогают.

– Меня бросили на съедение московитам! О, я знаю, чьи это грязные интриги! Это все происки Махмуда-паши! Если мне только удастся отбиться от русских, я вернусь в Истамбул и покажу, что значит гнев Османлиса!

– Для мести надо еще вернуться! – ухмыльнулся циничный Артур Слэйд, – а потому, многоуважаемый Осман-паша, займемся лучше пока расстановкой вашего флота по боевым позициям! Суда следует ставить в двух кабельтовых от берега, чтобы они имели свободу маневра и их не выбросило на камни.

Осман-паша сдвинул брови. Старый моряк не любил, когда его поучали.

– Вы, досточтимый Мушавер-паша, командуете сейчас пироскопом, так и командуйте! Эскадрой же командую я! Ваше предложение убийственно. Я намерен ставить свои суда в пятнадцати шагах от берега, чтобы их прикрывали береговые пушки и чтобы московиты не попытались взять меня в два огня. Вы же предлагаете мне самоубийство!

Слэйд тоже был не из робких:

– «Таифом» я командую только потому, что никто из турецких капитанов этого делать не может. Вообще же я советник капудан-паши, о чем вам, многоуважаемый, напоминаю! Что же касается вашего плана, то именно он самоубийственен, тогда как мой – единственный шанс одержать победу!

Дело кончилось тем, что собеседники разругались в пух и прах.

И сегодня историки спорят, чей план был для турок более выгоден. Большинство сходятся во мнении, что более мудро в данном случае поступил Осман-паша.

Собравшаяся в Синопе турецкая эскадра насчитывала 16 судов. В ее состав входили: 44-пушечный фрегат «Ауни-Аллах» под флагом командующего эскадрой вице-адмирала Османа-паши, 20-пушечный двухбатарейный пароход «Таиф» под флагом контр-адмирала Мушавера-паши (Слэйда); 64-пушечный фрегат «Низамие» под флагом младшего флагмана Гуссейна-паши, 60-пушечные фрегаты «Навек-Бахри» и «Несими-Зефер», 56-пушечные фрегаты «Дамиад» и «Каиди-Зефер», 44-пушечный фрегат «Фазли-Аллах», 24-пушечные корветы «Неджми-Фешан» и «Фейзи-Меабуд», 22-пушечный корвет «Гюли-Сефид», 4-пушечный пароход «Эрекли»; военные транспорта «Фауни-Еле» и «Ада-Феран» и два брига. Фактически в Синопе был собран весь турецкий флот, за исключением четырех линейных кораблей, оставленных на зимовку в Константинополе.

Турецкие суда были вооружены новыми английскими орудиями. При этом на тяжелых фрегатах имелись пушки и «линкоровских калибров» в 32 и в 24 фунта. Что касается пароходо-фрегата «Таиф», то он имел новейшую бомбическую артиллерию. Кроме корабельной артиллерии у турок было 44 тяжелых орудия на шести батареях, расположенных по берегу Синопской бухты. Численность экипажей турецкой эскадры доходила до четырех с половиной тысяч человек.

На мысе Боз-Тепе – самой восточной оконечности Синопского полуострова – находилась береговая батарея № 1, вооруженная шестью орудиями. Между батареей № 1 и ущельем Ада-Киой стояла 12-орудийная батарея № 2. Батарея № 3, вооруженная шестью орудиями, была расположена к северо-западу от батареи № 2, на расстоянии немногим более полумили. Невдалеке от восточной стороны греческого предместья города находилась 8-орудийная батарея № 4. В самом центре города, за толстыми массивными стенами крепости, стояла 6-орудийная батарея № 5. К юго-западу от Синопа, на мысе Киой-Хисар, была установлена батарея № 6, вооруженная также шестью орудиями. Батареи были безусловным козырем турок в предстоящем столкновении. Дело в том, что на батареях стояли огромные крепостные орудия 68-фунтового калибра, стрелявшие огромными ядрами и камнями. На каждой из батарей имелись калильные печи, что делало ядра еще намного опасней для деревянных кораблей. Наконец, пушки были надежно закрыты земляными брустверами.

Так что противник был весьма серьезным и к предстоящему сражению тоже готовился серьезно.

Пока корабли Нахимова штормовали у синопских берегов, в самой бухте Осман-паша произвел рокировку своих фигур, расставив эскадру так, чтобы использовать все свои преимущества. Почти в центре боевой линии турецкий флагман поставил свой флагманский «Ауни-Аллах». Рядом с ним, немного вправо и ближе к берегу, был поставлен 22-пушечный корвет «Гюли-Сефид». Левее от турецкого флагмана был расположен 44-пушечный фрегат «Фазли-Аллах», затем 24-пушечный корвет «Неджми-Фешан» и мощный 60-пушечный фрегат «Несими-Зефер». Другой тяжелый 60-пушечный фрегат – «Навек-Бахри» – замыкал левый фланг турецкой эскадры, находясь под прикрытием береговой батареи № 4.

Правый фланг эскадры находился под прикрытием батареи № 4. Здесь располагался флагман контр-адмирала Гуссейн-паши «Низамие», за ним 24-пушечный корвет «Фейзи-Меабуд», 54-пушечный фрегат «Каиди-Зефер» и, наконец, 56-пушечный фрегат «Дамиад». Между «Дамиад» и «Гюли-Сефид» был оставлен интервал, чтобы могли вести огонь 68-фунтовые пушки центральной батареи. Пароходы «Таиф», «Эркиле», транспорты «Ада-Феран», «Фауни-Еле» и купеческие бриги бросили якоря между боевой линией и берегом.

Капитаны нескольких судов советовали Осман-паше снять часть пушек с тыльных бортов и поставить их на берег.

– Это даст нам еще почти сотню стволов! – говорили они.

Подумав, Осман-паша отказался:

– Пока мы будем перевозить пушки и ядра, насыпать брустверы, московиты ждать не станут. Все решится в ближайшие день-два. Кроме того, после отбития нападения нам надо будет сразу спешить на Кавказ, а загрузка пушек обратно займет слишком много времени, идти же в море без пушек – полное безумие! Положимся на волю и милосердие Аллаха, и да пребудет с нами его мудрость!

Кроме этого Осман-паша велел не ссаживать на берег и десантные войска.

– В бою они будут помогать командам, а в случае абордажа будут захватывать русские корабли! – объявил он капитанам.

Те молча склонили головы в знак послушания и одобрения адмиральской мудрости.

Чтобы не терять драгоценного времени, велел Осман-паша и форштевни судов развернуть на восток, в сторону Кавказа. Как знать, если русские все же уберутся в свои порты и установится хорошая погода, то он попытает счастья и прорвется к кавказским горам!

Возможную атаку русских Осман-паша ожидал дня через три. Рассуждал он так: только вчера к Нахимову подошли корабли из Севастополя, а потому день или даже два у них уйдет на приготовления. К тому же синопские старожилы по местным признакам предрекли следующий день дождливым и ненастным. Кто же сунется в такую пору воевать? А за два дня он подготовится к достойной встрече московитов.

В те дни европейские газеты писали, что храброму Осману-паше обещана скорая помощь, как только улучшится погода, а до этого времени ему велено оставаться в бухте. По сообщению «Триестской газеты», турецкое правительство узнало о «критическом положении эскадры Османа-паши 14 ноября, потому что он потребовал подкреплений. Большой совет собрался, выкурил множество трубок и, проведя за этим важным занятием несколько часов, решил, что, так как синопские береговые батареи делают всякое нападение русских на эскадру Османа-паши невозможным, то Осман-паша может спокойно стоять на синопском рейде до тех пор, пока более благоприятная погода позволит послать к нему подкрепления».

Гостивший в Вене у посла Мейендорфа наш неапольский консул Зайцевский, прочитав несколько подобных статей, отложил газеты, затянулся сигаретой:

– Не исключено, что Стрэтфорд, полностью подчинивший себе правительство султана, полагает, что эскадра в Синопе станет приманкой для нашего флота. Едва Корнилов с Нахимовым засыпят турок бомбами – будет предлог английской дипломатии для решительных действий.

На сюртуке Зайцевского скоромный бело-эмалевый крест – память о его безумной храбрости при штурме Варны в прошлую войну.

Барон Мейендорф на минуту задумался:

– Воистину, Петр Ефимович, нашим морякам сейчас не позавидуешь. Воевать, не нападая, невозможно, а нападать – значит провоцировать англо-франков!

Тяжело больной Зайцевский закашлялся:

– Лично я за решительные действия! Провод у Лондона и Парижа все одно найдется! Так надо хотя бы по сусалам надавать, может, еще и поостерегутся лезть на рожон!

– Дай-то Бог, дай-то Бог! – покачал головой многоопытный Мейендорф.

* * *

В Севастополе тем временем полным ходом готовили пополнение для Нахимова. На только что прибывших с моря «Святославе» и «Храбром» матросы работали круглосуточно. Понукать никого было не надо, каждый понимал, ради чего такая спешность.

Вернувшись в Севастополь с «Перваз-Бахри», Корнилов сразу же поспешил в Николаев, где, в общем-то, и было место его службы, чтобы сделать необходимые распоряжения на предстоящую зиму. Работал он там как каторжный и уже 15 ноября вернулся в Севастополь.

Что касается «Перваз-Бахри», то он к этому времени, по предложению Меншикова, был переименован в «Корнилов», а гюйс захваченного пароходо-фрегата отправлен в дар Морскому корпусу.

Но Корнилова уже волновали заботы совершенно иные. Узнав от командира присланного Нахимовым «Энея», что в Синопской бухте обнаружены турецкие суда, он сразу же озаботился о немедленном приготовлении пароходов:

– Это как раз то, в чем сейчас Павел Степанович нуждается более всего!

А сам отправился к князю Меншикову. В голове Корнилова уже созрел новый план действий.

Меншиков принял начальника штаба флота в Екатерининском дворце. За окнами по внутреннему рейду туда-сюда сновали шлюпки и ялики. Было стыло, хотя в камине вовсю трещали дрова.

Корнилову не терпелось разом решить все накопившиеся вопросы. Однако все понимавший Меншиков, посмеиваясь в усы, не торопясь пил кофе, болтая с начальником штаба флота о всяких пустяках.

Когда кофе был выпит, хозяин затянулся хорошей сигарой и кивнул вице-адмиралу:

– Какие у вас появились новые мысли, уважаемый Владимир Алексеевич, относительно наших скорбных дел?

– Полагал бы целесообразным, Александр Сергеевич, срочно выслать к Синопу в распоряжение Нахимова отряд наших пароходов под началом Панфилова! В той ситуации, в которой оказался Павел Степанович, они будут кстати.

– Что ж, – согласился Меншиков, пуская изо рта дымные кольца, – я не возражаю!

– Что касается побитых штормом «Храброго» и «Святослава», то я уже отдал распоряжения об их ускоренной починке. Через неделю они будут готовы и также сразу выйдут на усиление Нахимова.

– Пусть чинятся, – согласился князь. – Ну а через неделю посмотрим еще, как изменится ситуация. Может, нам надо будет не Нахимову помогать, а формировать новую эскадру для новых задач!

Помолчали, каждый думая о своем.

– Есть у меня к вам, Александр Сергеевич, и еще одна просьба! – наклонился ближе к Меншикову начальник штаба флота.

– Это какая же? – приподнял бровь князь.

– Дело в том, что контр-адмирал Панфилов моряк отличный, но флагман молодой, и я по сему не уверен, что, оказавшись в сложной обстановке, он найдет единственно верное решение. Помимо Панфилова старшим на пароходы надобно назначить более опытного адмирала!

Меншиков сощурил глаза. С первых слов Корнилова он уже понял, куда клонит начальник штаба флота.

– Еще чашечку кофе, Владимир Алексеевич? – поинтересовался князь.

– Спасибо, но не надо! – в ожидании ответа Корнилов явно нервничал.

Что начальник штаба флота нервничает, Меншиков видел по тому, как ходят желваки на его скулах. И князь продолжил игру.

– Может, Станюковича назначим? – спросил участливо. – Опытней у нас, почитай, и нет никого!

– Да вы что, ваше сиятельство, ему же сто лет в обед! – отшатнулся Корнилов.

– Ну а кого думаете определить в пароходные флагманы вы, Владимир Алексеевич?

– Думаю, что с этой задачей лучше всех иных справился бы я!

Корнилов испытующе смотрел на Меншикова, но лицо того было непроницаемо. Князь держал паузу, наслаждаясь душевными терзаниями Корнилова.

Медленно раскурил свою потухшую сигару. Допил кофе.

К удивлению Корнилова, никаких доводов ему приводить не пришлось. Меншиков с первого же слова не только согласился с ним, но даже сказал:

– Ну что же, я думаю, что это совершенно необходимо!

Затем был уже разговор с главным командиром Севастопольского порта прижимистым стариком Станюковичем.

Едва прибывший командир порта приготовился к обстоятельному докладу, он даже не дал ему говорить:

– С текущими делами потом! Что с «Громоносцем»?

– Чинится, но машина будет введена в строй не раньше, чем за два-три дня!

– Неделя – это поздно! – хмыкнул Корнилов. – Таким образом, у нас пока нет ни побитого в драке «Владимира», ни «Громоносца». Немедленно объедините под командой Панфилова «Крым», «Одессу» и «Херсонес». Отряд изготовить без промедлений.

– Поведет отряд Панфилов!

– Нет, поведу я!

О том, для чего предназначен этот отряд, не знал никто. Отсутствие ясности тут же породило в Севастополе массу слухов. По одним из них получалось, что отряд пойдет прямо в Босфор сторожить турецкий линейный флот, по другим – будет атаковать англо-французов, если те дерзнут вступить в черноморские пределы.

Командир «Одессы» капитан-лейтенант Керн был весьма удивлен, когда к нему на борт прибыл командир «Владимира» капитан-лейтенант Бутаков. Понимая щекотливость ситуации, Бутаков постарался ее сгладить.

– Дорогой Федор Сергеевич, – улыбнулся он, обменявшись рукопожатием с Керном. – Вот прибыл к вам флаг-капитаном, по приказу Владимира Алексеевича, пока мой «Владимир» в ремонте.

– Его превосходительство мне не доверяет? – поднял брови Керн.

Дело в том, что по практике того времени флаг-капитанами адмиралы обычно назначали командиров кораблей, на которых они держали свой флаг, поэтому можно понять непонимание Керна, который в назначении Бутакова усмотрел недоверие к себе.

– Вовсе нет! – как мог, успокоил командира «Одессы» Бутаков. – Просто Корнилов желает иметь при себе командира для возможных призов!

– Да-да, конечно! – Керн кивнул головой. – Старший офицер покажет вам, Григорий Иванович, вашу каюту и введет в курс дела, а мне, извините, пока нужно выправить кое-какие бумаги! – Не задерживаясь более на палубе, Керн удалился к себе.

Дело в том, что капитан-лейтенант Керн входил в ближайшее окружение Нахимова, в то время как Бутаков являлся любимцем Корнилова. Некоторое соперничество между адмиралами порождало и определенное соперничество и между их выдвиженцами. Вот и сейчас в преддверии решающего сражения Корнилов посчитал возможным иметь при себе второго командира пароходо-фрегата, тем самым вольно или невольно, но выказывая свое недоверие Керну. Помимо всего прочего, Керн был совсем недавно назначен на должность, и Корнилов желал видеть подле себя опытного командира-пароходника, каковым был к тому времени Бутаков. Впрочем, бог с ними, с амбициями, когда речь идет об общем деле! Вместе с Бутаковым был назначен на «Одессу» и племянник вице-адмирала мичман Алексей Корнилов.

У старшего офицера Бутаков сразу же осведомился о состоянии артиллерии.

– Все орудия готовы к действию, бомбы, ядра и порох в наличии! – доложился старший офицер пароходо-фрегата Кузьмин-Короваев.

– Какие у вас машины и насколько они исправны?

– Две двухцилиндровые безбалансирные машины Модслея и Филда по 260 сил. Обе в строю.

– Запас угля?

– Догружаемся. При загрузке в дополнительные ящики сможем держаться в море под парами пятнадцать суток!

Бутаков кивнул:

– Где думаете поместить адмирала?

Короваев на мгновение задумался:

– Наиболее подходящая для его превосходительства дамская комната.

– Дамская комната? – искренне удивился Бутаков. – Это что еще такое?

– Это каюта, ранее предназначавшаяся для перевозки дам. Она наиболее просторна и примыкает к кают-компании. Ваша каюта напротив адмиральской. Для офицеров же штаба вполне подойдут другие пассажирские каюты.

– Добро!

– По направлению к нам движется катер под флагом начальника штаба флота! – доложился вахтенный лейтенант Тверитинов.

– Это Владимир Александрович со штабом! – обернулся к Кузьмину-Короваеву Бутаков. – Оповестите командира и заканчивайте погрузку угля. Адмирал ждать не любит!

Адмиральский катер, не убирая парусов, лихо подошел к борту «Одессы». Боцмана продудели в дудки захождение. Корнилов легко взобрался по трапу. Поздоровался с Бутаковым, Керном и офицерами.

– Выходим в море! Курс на Синоп! Время не ждет, а потому выжимайте из своих машин все, что только можно! – сказал он Керну, после чего спустился в отведенную ему каюту.

Вслед за вице-адмиралом на борт парохода поднялись и офицеры его штаба лейтенант Саша Жандр и мичман Леша Корнилов (племянник начальника штаба флота).

Жандр и Кузьмин-Короваев обнялись.

– Никак вместе воевать будем! Это же здорово!

Одновременно над пароходо-фрегатом «Крым» взвился флаг контр-адмирала Панфилова.

Пароходы уже заканчивали погрузку угля. Так как его всегда не хватало, на этот раз брали с избытком. Помимо забытых трюмов, завалили мешками с углем все верхние палубы.

Уже перед самым выходом в море Корнилов отправил донесение на имя Николая I, где так характеризовал действия экипажа «Владимира» и его командира при захвате «Перваз-Бахри»: «Капитан, офицеры и команда парохода “Владимир” вели себя самым достойным образом. Капитан-лейтенант Бутаков распоряжался как на маневрах, действия артиллерии были быстры и четки, чему лучшим доказательством служит разрушение, ими произведенное, на неприятельском судне». В этом же рапорте Григорий Бутаков был представлен к награждению Георгием 4-й степени.

Ранним утром 17 ноября отряд пароходо-фрегатов Панфилова вышел из Севастополя на соединение с Нахимовым. Передовой шла «Одесса», в кильватер ей держали «Херсонес» и «Крым». Начальник штаба Черноморского флота понимал, что ситуация вступает в свою решающую стадию.

– Курс на Синоп! – объявил Корнилов. – Угля не жалеть, машин тоже!

Застилая горизонт чадным дымом, пароходы устремились вперед. Всю ночь с 17 на 18 ноября, взбивая волны плицами гребных колес, они мчались к анатолийскому берегу.

* * *

17 ноября состав эскадры Нахимова с подходом отряда контр-адмирала Новосильского окончательно определился. Под его флагом теперь было шесть линейных кораблей с двумя фрегатами, всего 720 пушек.

Свой флаг вице-адмирал по-прежнему держал на «Императрице Марии». Когда ему намекнули, что, может быть, стоило перенести флаг на один из 120-пушечных гигантов, Нахимов лишь отмахнулся:

– Вздор-с, какая разница, где драться, а на «Марии» я как-то уже пообвыкся! К тому же «Мария» – корабль новый, всего три месяца в строю, многое еще не притерлось.

Помимо «Марии» в состав эскадры теперь входили 120-пушечные линейные корабли: «Париж» (под флагом Новосильского), капитана 1-го ранга Истомина, «Великий князь Константин» капитана 1-го ранга Ергомышева и «Три святителя» капитана 1-го ранга Кутрова, 84-пушечные линейные корабли: «Чесма» капитана 2-го ранга Микрюкова и «Ростислав» капитана 1-го ранга Кузнецова, а также фрегаты «Кулевчи» капитан-лейтенанта Будищева и «Кагул» капитан-лейтенанта Спицына. В нижних деках линейных кораблей ждали своего часа новейшие 68-фунтовые бомбические пушки, стреляющие разрывными бомбами, – последнее достижение мировой артиллерийской мысли.

Почти все командиры линейных кораблей – ветераны прошлой турецкой войны, прошли все ступени службы, отлично знают и море и врага. Балтиец из них только командир «Парижа» Истомин, но и тот уже на здешнем флоте два десятка лет.

В 9 утра 17 ноября на флагманскую «Императрицу Марию» был сигналом вызван младший флагман и командиры кораблей. Когда командиры расселись в адмиральском салоне, Нахимов, встав со своего кресла, окинул всех быстрым взглядом:

– Буду-с краток! Турки прорываться в море не желают. Надеются на свои береговые батареи, да и драться в открытом море с нами боятся. Мы должны атаковать. Нам предстоит прорываться на рейд, подавить огнем береговые пушки. Прорываемся на рейд, становимся на шпринг и бьем турок до полного истребления. Для этого предполагаю атаковать в две колонны. Все зависит от неожиданности и быстроты и умения. Дистанция боя должны быть кратчайшая, а огонь максимальный! Какие будут мысли у господ командиров?

– Что ж, две колонны уменьшат время прохождения через зону заградительного огня и облегчат постановку на якорь! – кивнул головой контр-адмирал Новосильский.

– Каким курсом предполагается входить в бухту? – подал голос командир «Ростислава» капитан 1-го ранга Кузнецов.

Нахимов коротко мотнул головой:

– Эскадра должна идти курсом на норд-вест, приближаясь к неприятельской линии параллельно южному берегу полуострова. Такой курс эскадры был наиболее удобен, ибо так мы встретим меньшее сопротивления, чем с других направлений.

– Мне думается, что дистанция пальбы по туркам не должна превышать двух сотен саженей, тогда мы сможем задействовать все калибры! – встал со своего места командир «Константина» Ергомышев.

– Лучше вообще сократить до полутора сотен саженей! – махнул кулаком командир «Трех святителей» толстощекий Кутров. – Чтобы уж наверняка!

Хорошо зная турок, Нахимов предположил, что на подходе нашей эскадры в бухту те, как обычно, станут целить в рангоут. Смысл в такой пальбе был – ведь стоит лишь перебить такелаж, и корабль противника станет совершенно беззащитным.

– Сие турецкое правило грозит нам большой кровью! – поднял вице-адмирал вверх указательный палец. – Суть в том, что при постановке на якорь посланные на мачты убирать паруса матросы сразу будут сметены неприятельскими ядрами.

Нахимов обвел взглядом напряженно смотревших на него командиров.

– А по сему, будем становиться на якоря, не крепя парусов. Людей по мачтам никому не посылать, а ограничиться лишь тем, что брать паруса на гитовы и гордени.

Никаких особых вопросов более не было. Обсудив еще ряд деталей, Нахимов распустил командиров.

– Приказ на сражение будет вам переслан в ближайшее время. Желаю всем удачи в предстоящем деле, и да поможет всем нам русский Бог!

На выходе он задержал Новосильского:

– Тебе, Федор Михайлович, вести вторую колонну. Я включил в нее корабли 2-й дивизии, которые ты знаешь. Действуй по усмотрению и смотри за моими сигналами!

В тот же день итоги совещания были утверждены приказом, который флаг-офицер командующего мичман Саша Фельдгаузен развез по кораблям и фрегатам эскадры. Передавая копию приказа старшим офицерам, Саша давал им и тетрадочку, в которой они свинцовым карандашом расписывались в получении документа.

Этот знаменитый приказ адмирала Нахимова № 157 от 17 ноября 1853 года гласил: «Располагая при первом удобном случае атаковать неприятеля, стоящего в Синопе в числе 7 фрегатов, 2 корветов, одного шлюпа, двух пароходов и двух транспортов, я составил диспозицию для атаки их и прошу командиров стать по оной на якорь и иметь в виду следующее.

1. При входе на рейд бросать лоты, ибо может случиться, что неприятель перейдет на мелководье, и тогда стать на возможно близком от него расстоянии, но на глубине не менее 10 сажень.

2. Иметь шпринг на оба якоря; если при нападении на неприятеля будет ветер N самый благоприятный, тогда вытравить цепи 60 сажень, иметь столько же и шпрингу, предварительно заложенного на битенге; идя на фордевинде при ветре Оst или ОNО, во избежание бросания якоря с кормы, становиться также на шпринг, имея его до 30 сажень, а когда цепь, вытравленная до 60 сажень, дернет, то вытравить еще 10 сажень; в этом случае цепь ослабеет, а корабли будут стоять кормою на ветер, на кабельтове; вообще со шпрингами быть крайне осмотрительными, ибо они часто остаются недействительными от малейшего невнимания и промедления времени.

3. Перед входом в Синопский залив, если позволит погода, для сбережения гребных судов на рострах, я сделаю сигнал спустить их у борта на противолежащей стороне неприятеля, имея на одном из них, на всякий случай, кабельтов и верп.

4. При атаке иметь осторожность, не палить даром по тем из судов, кои спустят флаги; посылать же для овладения ими не иначе как по сигналу адмирала, стараясь лучше употребить время для поражения противящихся судов или батарей, которые, без сомнения, не перестанут палить, если бы с неприятельскими судами дело и было кончено.

5. Ныне же осмотреть заклепки у цепей; на случай надобности расклепать их.

6. Открыть огонь по неприятелю по второму адмиральскому выстрелу, если перед тем со стороны неприятеля не будет никакого сопротивления нашему на него наступлению; в противном случае, палить как кому возможно, соображаясь с расстоянием до неприятельских судов.

7. Став на якорь и уладив шпринг (т. е. повернув им корабль бортом к неприятелю), первые выстрелы должны быть прицельные; при этом хорошо заметить положение пушечного клина на подушке мелом, для того, что после, в дыму, не будет видно неприятеля, а нужно поддерживать быстрый батальный огонь. Само собой разумеется, что он должен быть направлен по тому же положению орудия, как и при первых выстрелах.

8. Атакуя неприятеля на якоре, хорошо иметь, как и под парусами, одного офицера на грот-марсе или салинге, для наблюдения, при батальном огне, за направлением своих выстрелов, а буде они не достигают своей цели, офицер сообщает о том на шканцы, для направления шпринга.

9. Фрегатам «Кагул» и «Кулевчи» во время действия оставаться под парусами для наблюдения за неприятельскими пароходами, которые, без сомнения, вступят под пары и будут вредить нашим судам по выбору своему.

10. Завязав дело с неприятельскими судами, стараться, по возможности, не вредить консульским домам, на которых будут подняты консульские их флаги.

В заключение выскажу свою мысль, что все предварительные наставления при переменившихся обстоятельствах могут затруднить командира, знающего свое дело, и потому я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг. Государь Император и Россия ожидают славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания».

Согласно диспозиции русские корабли должны были занять свои места против боевой линии неприятельской эскадры на дистанции в 150 саженей. Против левого фланга неприятеля должны были встать корабли «Императрица Мария», «Константин», «Чесма»; кораблям «Париж», «Три святителя» и «Ростислав» надлежало встать на якорь против правого фланга турок. Место своего флагманского корабля Нахимов установил против турецкого адмиральского фрегата.

Итак, все распоряжения были отданы. При этом не только час, но и самый день атаки не был назначен приказом. При этом если Нахимов судил по себе о своей эскадре, то и эскадра судила о своем адмирале по-своему: она веровала, что только шторм может побудить Нахимова отложить давно желанную битву.

Немедленно по получении приказа на эскадре начали энергично готовиться к сражению. Всюду очищали от ненужных вещей батарейные палубы, осматривали крюйт-камеры и бомбовые погреба. Там готовили бомбы и гранаты, картечь, брандскугели и ядра. Набивали порохом холщовые картузы. Отдельно приготовлялись запасные станки, колеса, крюки и тали для замены поврежденных в бою, чтобы все было тут же под рукой. Комендоры, в который уже раз, осматривали орудия и заряды и прочие принадлежности.

«Больше всего смущали нас береговые батареи, каленые ядра; пока будем справляться с кораблями, береговые батареи будут действовать безнаказанно, да еще калеными ядрами; один удачный, скорей случайный шальной выстрел – и взлетели на воздух», – вспоминал впоследствии один из участников боя.

Палубные унтер-офицеры приготовляли по этой причине для борьбы с возможными пожарами ведра, помпы, брандспойты, маты и брезенты. В нижних галереях трудились трюмные унтер-офицеры, плотники, мастеровые. Галереи были очищены от накопившегося за месяцы плавания хлама, чтобы можно было свободно ходить вокруг всего корабля; сало, листовой свинец, деревянные пробки, свайки и пенька были приготовлены для заделывания пробоин. В шкиперских кладовых приготовили блоки, тросы, лини и кабельтовы для того, чтобы их можно было подать наверх по первому требованию. Боцманы особенно внимательно осматривали заклепки на якорных цепях, проверяли исправность такелажа, якорей, верпов, гребных судов. Лекари приготовляли помещения для раненых. Дело было у каждого. За всем смотрели обходящие корабли старшие офицеры.

После обеда на эскадре вместо традиционного «адмиральского часа» начальники «раскликали людей по боевому расписанию». Особенное внимание было обращено на быстроту подачи картузов из крюйт-камер к орудиям, чтобы не было никаких задержек в стрельбе.

– Зевать тут некогда! – сердито хмурили брови артиллерийские унтер-офицеры. – Встали в цепочку, и передавай друг дружке, да ни на что постороннее не отвлекайся!

– Да так подадим, что любо-дорого будет! – успокаивали их подающие номера.

В полдень 17 ноября русская эскадра держалась под парусами в нескольких милях к северо-востоку от Синопа. По сигналу с «Марии» было уменьшено расстояние между кораблями. Эскадра легла в дрейф. Затем по сигналу флагмана эскадра построилась в две колонны. Нахимов сигналом приказал командирам кораблей «заметить порядок ордера похода 2-х колонн». Первую колонну составили корабли «Императрица Мария», «Константин», «Чесма», вторую – «Париж», «Три святителя» и «Ростислав».

Ближе к вечеру последние тренировки команд и приготовления были закончены. Старший артиллерийский офицер по эскадре капитан Яков Морозов доложил Нахимову:

– Ваше превосходительство, по докладам с кораблей, артиллерия к бою готова и люди отработаны!

– Хорошо-с! – кивнул Нахимов, вымерявший что-то в это время на карте.

Он только что, в сопровождении своего адъютанта Острено, обошел «Императрицу Марию» и объявил благодарность капитану 2-го ранга Барановскому «за быстрое приведение нового корабля в боевой порядок». Такой же похвалы удостоился и командир «Великого князя Константина» Ергомышев.

Ночь на 18 ноября русская эскадра провела в 10,5 мили к северо-востоку от Синопского перешейка. Ночь перед сражением была мрачная, ветреная и дождливая. Утренняя заря медленно пробивалась сквозь закрывавшие небо свинцовые тучи. Над нашей эскадрою ревел порывистый ветер с мелким холодным дождем… Для атаки турецкой эскадры нам надлежало вначале держать курс на норд-вест; ветер для этого был почти попутный, однако для последующей постановки на шпринг он представлял серьезное неудобство.