Текст книги "Рождество в Москве. Московский роман"

Удары судьбы

Оргиев

Конец судьбы пройти босиком по горящим углям прошлого, что будут жечь горьким раскаянием и усталым раскрепощением безнадёжности. Всё, что упустил по глупости и трусости. Пренебрёг ради сомнительного и призрачного, что повяз в отвратительном. Где твоё место, где смысл твоей жизни, где риск и где любовь? Ради чего бежал, к чему стремился, чего жаждал твой ум, душа? Кому отдал своё время. Своё сердце? С деньгами или без них, есть разница. Когда загибаешься от болезни или разочарования. Что это было, сон или явь, или я по ошибке, случайности прожил чью-то жизнь? Кто посмеялся надо мной, подстроил хохму и в начале пути указал не ту дорогу, увёл, заманил, и всё пошло легко и просто, но не то и не туда привела дорога. Я думал, что всё будет иначе. Но как, расскажи себе, вспомни. Я любил бродить в поле по узким тропинкам, вытоптанным людьми, потому что поле было между нашим посёлком и водоёмом, куда бегали в жару все ребята и взрослые после работы вечером освежиться или в выходные, провести их у воды. Я шёл по земле, вокруг поле, засеянное овсом, что пророс вместе с сорной травой и полевыми цветами, колокольчиками, васильками, семена коих принёс ветер, и читал свои стихи, и сам себя слушал, свой голос. И при этом смотрел в небо, словно бы читал ему, разговаривал с небом. Таким чистым, высоким, как тянуло в этот божественный небосвод, как я хотел слиться с ним, стать его частью, этого сверхъестественного явления природы. Я чувствовал природу, её дыхание в лёгком ветерке, букашках, комарах, божьих коровках, бабочках. Особо чувствовал птиц, их пение, всё хотел понять, о чём они щебечут? Потом уяснил, что в поле некоторые птицы выводят птенцов, беспокоились, чтоб не разорили. А врагов кругом много, в том числе и человек. Жаворонки висели в воздухе, заливаясь тревожным пением, уводя человека от гнезда. Такие маленькие и отчаянно храбрые, стремительно бросаются спасать птенцов при малейшей опасности. Почему люди так рассудительны и взвешивают все за и против? Поэтому они и не птицы. Как-то отец, что был директором сельской школы, сказал мне: «Ты орёл, лети, живи как эта гордая птица, что знает другие вихревые потоки воздуха, что поднимается в небо выше других. У него поразительное зрение. Способен выследить зайца, лису и мышь – любую добычу. Размах крыльев и скорость полёта, он камнем падает на жертву, не оставляя ей ни малейшего шанса». Когда же его перевели в Москву в министерство образования, похлопав меня по плечу, с радостной улыбкой сообщил мне: «Не знаю, как ты, а я, похоже, орёл». И пусть вначале он всего лишь курировал образование Москвы, затем быстро пошёл в гору и оседлал кресло зама министра. Он, не посвящал в свою работу ни меня, ни маму, что копошилась на кухне и жила стараниями об уюте в квартире и заботами о нас. Лишь время от времени он напоминал мне, что я хоть и птенец, но птенец орла, не забывай об этом. Жили на широкую ногу, к чему привык и по-другому не могу.

Сон Оргиева наяву

Рождественские каникулы оказались не праздничными. Почему такой поворот? Павла спасу во что бы то ни стало, даже ценою жизни. Мальчишки в безопасности, у них веселье, по скайпу спели, прочитали стихи. Сколько было поцелуев, о проблемах Стелле ни слова.

Оргиев проснулся, словно от толчка, вроде как внезапно тормознул автомобиль, остановился поезд, самолёт провалился в воздушную яму, и сам он в кромешном вихре урагана, смерча, турбулентности, где все на грани жизни и смерти, где случай ставит на кон будущее, преуспевающих джентльменов, впечатляющих своим внешним видом. Куда девается, улетучивается их уверенный тон, перед собой они всегда голые и знают, где их изъяны тела и души, в уме просчитывающие варианты потерь и барышей и не подозревающие, что день грядущий им готовит. Какие страховки, гороскопы и ведуны, вековые дубы вырваны с корнем, размётанные в клочья дома и Земля, одновременно затопляемая и сжигаемая. Стихия потревожит и козявку, и червя, и короля, что лишится трона уловками интернета, что поднимет толпу до девятого вала. Потоп безумия катится цунами, и солнце выжигает мозг. Неужели случай – судья. Или ничего случайного. Куда выведет кривая, к корявой душе милого благоденствия достатка. Оргиев сложил в памяти пазлы сна. Вначале появился биллиардный стол. На зелёном сукне шар, именной «Оргиев». «Что, – возмутился он про себя, – играть мной. Да как вы смеете». Но некто, потерев мелом кончик кия, примерясь глазом, слегка изогнувшись над столом, готов ударить. Характерный выпад руки, стремительное движение, бац – и шар с грохотом вылетает за борт. «Дилетант, – думает Оргиев, – разве так бьют, ты не трезв или зол, а может, залётный, поспешил и не знаешь, с кем связался, я же тебя одним махом». Некто поднимает улетевший шар, имя исчезло. «Значит, выбываю из игры, быть того не может. Всегда выигрывал и был смотрящим, даже когда в детстве водил, я помню считалку: «На одном крыльце сидели аферист-королевич, душегуб-царевич, наркоман, политик-сказочник, барыга, вооружённый псих, водитель с купленными правами и для рифмы – портной, кто ты такой. – «Я действительный член-корреспондент, академик и депутат, профессор американских и других стран университетов, у меня открытия, изобретения, награды…»

Некто прервал его:

– Я знаю другую считалку: «Буду резать, буду бить, буду мстить, всё равно тебе не жить».

– Это ты, Альберт, – догадался Оргиев. – Это всего лишь сон, сейчас проснусь, и всё исчезнет.

– Я тоже догадался, – сказал некто, – почему у тебя фамилия Оргиев: от слова «оргии», это твоя тайна.

Ну и что, мало ли какие фамилии, происхождение своё не знаю. Тайна одна, кругом пустыня. Один, рядом ни души. Только я знаю, мухлевал, шахер-махер, шёл по трупам. Цель оправдывает. Власть – то, без чего жить не могу. Судьба решила поколебать веру в себя. Устою, не так легко сбить меня с ног».

Сон Габриэль решила забыть

Приснившееся Габи решила не рассказывать никому. «Выкинь из головы, – дала себе установку, – забудь навсегда». Во сне она оказалась в затемнённой комнате, слегка освещённой странным нереальным жидким красным цветом, словно яркую краску развили до такой степени, что она стала прозрачной, вроде покрашенного тумана. Здесь отец занимался любимым делом – фотографией. Его хобби – делать съёмки старых раритетных паровозов. Самое интересное, посмотреть, как в ванночке с проявителем появляется изображение. Отец строго предупреждал: «Трогать руками нельзя». Он старался, чтобы сам процесс проявления происходил в одиночестве. Габриэль на всё смотрела как на фокус, ниоткуда появляется картинка, хотелось захлопать в ладоши от радости, как в цирке, где факир из шляпы достаёт кролика. Сейчас всё было иначе, появление комнаты из детства, далёкий свет насторожили её. Было тревожно тихо, хотелось убежать куда-то, скрыться, но что-то роковое влекло к проявочной ванночке. Заглянув в неё, слово в неведомую воду, как в фантастических фильмах, где героиня непременно должна попасть в какой-то водоворот чего-то неожиданного. Это омут. «Меня затянет в воронку, захлебнусь водой, гиблое место нечистой силы. Смешно, ванночка такая мелкая. Вижу на бумаге проявленное фото, наша семья: мама, Марта, я, Оргиев, Павел. Достаю пинцетом, с осторожностью и трепетом. Странно, изображения нет, всё исчезло. Почему, каким образом, и холод, и озноб по всему телу. Мне плохо, муторно на душе. Что я сделала, в чём виновата, так меня казнить, лишить всего. Всевышний, Гёте и Гейне, Шуберт и Бах, помогите».

Что это, гребень, расчёска, мама прибирает волосы, укладывает в причёску, подвязывает шёлковой ленточкой, чтоб не рассыпались. Волосы волнами и в душе волнение, сочетание слов из сонника, но на русском языке, девочкой не могла знать. Боль сегодняшняя, рана свежая, из неё саднит кровь. «Побегу в полисад, – решила Габриэль, – там, среди роз, забуду всё и буду смотреть на нелепый фонтанчик, что был моей радостью. Пусть ругается Марта, насупится папа, и только мама улыбается и скажет: «Она такая кроха, ей можно». Мама благословила в Россию, к ней привозила Павла, говорила с ним по-немецки. Когда он подрос, каждый раз, бывая в Москве, пела ему песенки, как когда-то мне. Теперь хочу одного – спеть ему все детские песенки и прочитать любимые стихи Гёте». Ощущение усталости сковало Габриэль, она никак не могла расслабиться, отпустить терзающие мысли, беспокойство и боль за сына. Никаких признаков интереса к жизни, ни Гёте, ни воспоминание о Германии, ни образ матери, и только отец и Марта смотрели на неё с укором: «Габи, держись, ты должна справиться». «Я смогу, – твердила Габи, – у меня нет выбора. Я выдержу удары судьбы». Мой мальчик не забуду твои восхищенные глаза на Рождественской мессе в Московском соборе Петра и Павла, где был впервые. В шесть лет многое не понятно и кажется загадочным. Доброжелательность прихожан и улыбки детей располагали к общению.

Развеселился, получив подарок. Родной, неужели никогда не встретим с тобой Рождество в Москве и ангелы не вострубят славу показавшему нам свет в соборе твоего святого. Мой Бог, Гете и Гейне помогите спасти моего сына Павла. Единственную отраду. Смысл моей жизни.

Последний Сон Альберта

Нелепейший сон, что даже зрительно не вмещается в моё сознание. Еду на маленьком задрипанном уазике в необъяснимое, где он фантастическим образом становится космическим кораблём с маленькими окнами-иллюминаторами. На дальнем сидении молодая семья с ребёнком, впереди стоит мужчина спиной ко мне. Я на подножке хочу сойти, всматриваюсь в местность и вроде как заплутал, не могу понять где. Тихо до жути, ни звука. Где мы, куда движемся? Молодой человек, девушка с ребёнком крутят головой, с тревогой поглядывают во все стороны, салон странным образом удлиняется в какую-то сигарообразную конструкцию, становится похож на тоннель, куда затягивает сидящих в конце, уменьшая их до таких маленьких размеров превращения в едва различимую точку. Вдруг ребёнок, чистый детский голос восклицает: «Святое озеро». Что-то путают, разве такое название у чудесной воды. Надо сходить, но не здесь, не то место, другой пункт назначения. Открывается дверь, выпадаю – земли-то под ногами нет. Озеро в огромном котловане, как кратер внеземного происхождения, вырытое тысячами экскаваторов, заполнено белым молоком, словно в чашке, расплывается в огромное пятно, становясь похожим на необъятный белый лист бумаги. Сверху капает голубая прозрачная вода, преображаясь в странную форму с очертаниями всего на свете: от городов, людей и животных, все в полном безмолвии. На что-то становлюсь и с изумлением замечаю, это облако. «Такое может быть только во сне», – думаю с улыбкой. На небе в бегущих облаках чего только не увидишь. Чувствую невесомость, лечу, парю, становлюсь лёгким. Мужчина, стоящий впереди, поворачивается ко мне лицом и протягивает руку.

– Прошу вас стать гостем белого и голубого!

– Что это значит? – удивляюсь.

– Это знак чистоты, – отвечает он торжественно.

Оборачиваюсь, а следом за мной Куколка с ребёнком, а молодой человек странным образом похож на меня. Ты в образе не своих киношных кумиров, Роми Шнайдер, Любови Орловой. Куколка с детским личиком, странно одетая, в прозрачное платье с вуалью, и всё на тебе чисто-белое. Сама кроткая, тихая, влюблённая, плывёшь и светишься. Гармония, похожая на огромную простынь, до хруста кипельно-снежная, абсолютная и совершенная по чистоте цвета непостижимая охра, ею художники пишут облака. Душа пела в последний раз. Растворился в белом свете, ничего, кроме него; поглощал меня, делая своей частью, лишив твоей улыбки. Куколка, твоё нежное тело покрываю поцелуями, если ты носишь нашего ребёнка, береги его, любимая, это всё, что оставлю на Земле. Сладкая моя, маленькая, крохотная, кто защитит тебя в этом подлом продажном мире. Ты такая беспомощная, беззащитная, тебя каждый может обидеть. Если что-то со мной случится, держи связь с мамой. Прощай или до свидания, не знаю. Куколка, не хочу тебя расстраивать, но что-то идёт не так и не туда. Вижу тупик.

P.S

Некто с интересом читая смс-переписку Альберта с Ларисой в переводе на английский с грустью заметил: Милая женщина, в телефоне только её фото, то он назовёт её Роми, то Лариса, но чаще Куколка. Наверное, у него были чувства к ней, жаль, что он не внял её предостережениям, ещё раз убеждаюсь, что у женщин интуиция развита лучше. Как верно она заметила в одной своей СМС: «Любовь – основа души, что редкость, как и сама душа. В людях нет души, нет Бога. Кто в этом виноват?»