Текст книги "Союз можно было сохранить"

…Почему Украина или Россия, или Белоруссия, или Казахстан, или Кыргызстан потеряют свой суверенитет, если сами, независимо делают выбор? Почему не участвовать в создании, в строительстве нового Союза, такого Союза, который отвечал бы их интересам, причем нынешнему этапу развития Украины и других республик, нынешней их роли, их возможностям? Вместе определить круг вопросов, по которым надо сотрудничать на едином рынке. Иначе разрыв связей… Сотрудничать в делах обороны, а не тянуть каждому бремя вооружений. Ну и так далее.

Вы знаете, что в Эстонии разваливается труппа в театре оперы и балета: там работали люди многих национальностей. Теперь они разъехались. Кончился театр. Разваливаются научные центры, которые сотрудничали или с Москвой, или с Киевом. Вот поэтому ученые настаивают на том, чтобы были сохранены общие структуры, органичное взаимодействие. Это же человеческая жизнь, как ее можно рвать на куски? Так сложилась наша жизнь, а ее хотят насиловать. Тот, кого демократия выплеснула на поверхность, не должен выступать в роли оракула, который все знает наперед и которому ничего не стоит перечеркнуть то, что создавалось десять веков.

…Удивительно: самостоятельные, независимые государства Европы видят свой интерес во все большей интеграции, а мы в этой трудной ситуации, когда надо менять экономику, когда идем к рынку и когда нужны новые структуры, когда конверсию надо проводить и такая нагрузка ложится на народ, на рабочий класс, на всех, мы в это время разделяемся, расходимся. Уже очевидны огромные тяготы от этих разрывов. Останавливаются шахты, домны, потому что не поступает кокс и многое другое. И все это потому, что нет согласованной политики, не функционируют государственные институты, которые должны обеспечивать сейчас работу экономики, создававшейся для одной страны. В такое время затевать раздел, я считаю, безумие.

…У меня никаких здесь нет политических расчетов. Я убежден: если мы сейчас допустим ошибку в вопросе о Союзе и заменим его чем-то непонятным, если мы ошибемся сейчас, то схлопочем на многие годы тяжелейшую ситуацию, не говоря уже о том, что может произойти в ближайшие месяцы и годы. Поэтому я должен говорить предельно откровенно.

Разговор у нас с украинским журналистом шел бурный, даже полемичный. На его замечание, что роль центра в экономике могут заменить двусторонние соглашения между суверенными государствами, я возразил:

– А Вы скажите, не приходит ли Вам в голову, что те, которые очень большую ставку делают на двусторонние связи, – это как раз люди, очень приверженные старой структуре? Не рыночным отношениям, не экономическим, а хотят по-прежнему командовать и распределять. Вы не задумывались над этим? Перераспределение полномочий привело к тому, что вся экономика сейчас в руках республик. Правильно?

– Почти вся.

– Ну да, правильно: почти вся… За исключением того, что нужно всем республикам. Что теперь? Двусторонние соглашения. Украина, например, заключает соглашение с Беларусью или с Казахстаном. Подписали. Что за этим? Поставить столько-то и туда-то сахара, оттуда – угля коксующегося, оттуда – лист, руду и так далее. Договорились. Что после этого? Как выполнять?

– В соответствии с договоренностью.

…– Вот так как раз “на основе двусторонней договоренности” и реализуется командно-административный метод управления экономикой.

Двусторонние связи – это трансформация бюрократического центра, бюрократизма в управлении экономикой на уровень республик. Главное здесь, чтобы сидели паны во всех двенадцати республиках и делали то, что делал старый центр. А руководители предприятий уже говорят, что это худший вариант. Центр старый ведь все-таки был далеко. А эти удавку держат каждый день на горле. Поставили барьеры, заборы: это отдавать, это не отдавать, это посылать, это не отправлять. И разорвали рынок, где производители должны быть главным действующим лицом, на двенадцать внутренних рынков. Основа для экономики – единый рынок с общими правилами. И со свободой производителей. А роль государства – налоговая политика, стимулирование через налог в той или иной области. Сейчас очень важно поддержать крестьян, да вообще всех тех, кто направляет капвложения в сельское хозяйство. Это и надо сделать через налоги. Тогда капиталы пойдут.

Вот это и есть экономическое управление. А все остальное – это тиражированный старый центр. Мы находимся в русле собственной истории, шли своими путями. Европа – одним, мы – другим. Европа подошла к такому рубежу, когда поняла, что нужно объединиться. Это одна ситуация. И совершенно другая ситуация у нас. Мы десять веков плохо ли, хорошо ли, удачно или неудачно создавали вот такую реальность. Русские, украинцы, вообще славяне кровно участвовали в формировании этого мира, сложного, огромного. Сыграли в этом решающую роль. И расселились на огромной территории. Десятки миллионов людей живут за пределами своих республик. Но они чувствуют, что живут в своей стране. Они ее граждане, имеют политические права, одинаковое социальное, трудовое законодательство. У них нет никаких ущемлений по этой части…

Дальше. Границ внутри государства нет. У нас административные границы. Никому в голову не приходило какие-то пограничные столбы забивать. Больше того, 70 процентов границ между республиками обозначены решениями райисполкомов, сельсоветов. Вот таковы мы.

Почему так было? А нам они не нужны были. И я сейчас подойду к самому острому вопросу, который нельзя ни в коем случае сбрасывать. Почему они нам не нужны были? Да потому, что мы считали это некоей условностью – только для хозяйственной деятельности. Вы помните, Липецкой области не было. Вдруг она появилась. Не было других областей, они появились. Крым в 54-м году оказался на Украине. Что это, плохо или хорошо? Я считаю, так, как сейчас сформировалась Украина, это очень полнокровная, интересная республика. Все это было нормально, потому что было в одной стране. И вопросов не возникало. Ну а теперь? Теперь давайте подумаем. Начали разделяться. И завтра четырнадцать или около того миллионов русскоязычного населения на Украине уже живут в другом государстве.

Вооруженные Силы тоже будем делить… Вот это уникальное, что есть только в Америке и у нас, оборонное пространство будем тоже рвать. А на нем задействованы стратегические силы, силы наблюдения и слежения за всей глобальной военной ситуацией. Это же безумие – завтра сформировать 15 или 12 армий. И собственность армейскую тоже делить? Начинаем ее рвать, перевозить, чтобы создать 15 армий. Армия посмотрит, посмотрит на этих политиков и скажет: черт те в чьих руках страна оказалась!

…Ну что мы, глупее всех? В Испании, в Мадриде, Буш, король Хуан Карлос, Гонсалес три часа убеждали в необходимости сохранить Союз. Это поразительно. До чего же мы дожили… Валенса, Президент Польши, призывал по нашему телевидению поддержать Горбачева в его стремлении сохранить Союз, не делить страну… Иначе развал. И все погибнем в этом развале.

– Мрачный прогноз.

– Мрачный. Но пришло время это сказать! Я не вижу сейчас другого пути, кроме реформирования через суверенизацию, через глубокое перераспределение полномочий. Союз должен быть новым – со скоординированной экономической, социальной, оборонной, внешней политикой, потому что это в интересах всех. Что значит скоординированность? Это значит – договорившись о главных подходах, о главных направлениях, все республики будут осуществлять свою деятельность самостоятельно, исходя из своих интересов.

Корреспондент задал мне вопрос: а что делать, если, например, Ельцин введет либерализацию цен, как защитить жизненный уровень населения своей республики? Вот на этом пункте, сказал я ему в ответ, попрошу вас остановиться, потому что тут собака зарыта. Смотрел я, как газеты и телевидение киевские подавали этот вопрос перед референдумом, перед голосованием, чтобы народ, так сказать, сориентировать: вот, мол, цены в Москве и вот цены в Киеве. Уровень жизни на Украине будет зависеть от того, как вы будете вести дела с Россией и с другими республиками, какое будет сотрудничество. Целую неделю совместно работали премьеры суверенных республик, согласовывали цены, налоги, долги, согласовывали меры по стимулированию производителей и так далее. Неделю сидели. Договорились. Это и есть защита интересов населения. И “защита” России от Украины, и Украины от России… А попытки друг друга “наказать” – нет! Все очень зависим друг от друга. Так сложилась страна…

– Ну, Михаил Сергеевич, ничто ж не вечно под луной…

– Не в этом дело. Защититься можно, конечно, где-то в чем-то… окуклившись, изолировавшись. Но даже в ближней перспективе это аукнется… И, кстати, я заметил: воюют республики за свой престиж, за свой суверенитет, а как они подминают самоуправление – местное, региональное? Например, Донецкая область – это ж целое государство: 5,5 млн. человек, миллионы тонн угля и стали. А как с ним обращаются?

Поехал я в Иркутск, говорят, что республики, порушив центр и забрав все, считают процесс законченным. Как законченным? Главное ведь – регион, там предприятия, там коллективы, там вся реальная жизнь. Они готовы нести ответственность. Но надо дать им права распоряжаться частью товаров, прибылей и ресурсов.

Корреспондент напомнил мне, что на Украине политические силы делятся на федералистов и соборников…

– Вот тут хотел бы сказать, чтобы все слышали меня. Хочу, чтобы меня на Украине поняли – и украинцы, и русские, и все, кто там живет. Я очень хочу, чтобы Украина, какая она есть сейчас, такой и сохранилась. Очень хочу. Но убежден: если она пойдет по пути разрыва, то развернутся такие движения… Меня ситуация в Югославии заставила очень глубоко задуматься. И поэтому я не могу не сказать нашим людям и говорю всему народу Украины: меня очень волнует то, что мы можем, не разобравшись, в атмосфере эйфории напутать, наломать дров, а потом несколько поколений будут разбираться. Возьмите Прибалтику. Вы знаете, что Комиссия по защите прав человека при ООН уже заинтересовалась тем, что там происходит с правами национальных меньшинств?!

– На Украине этого нет.

– Будет. Уверяю вас, будет, если Украина уйдет. Смотрите, что происходит в Молдавии… Я не могу представить, чтобы украинцы и русские вдруг разошлись на этом самом ответственном и самом многообещающем этапе, когда действительно есть и новая Российская Федерация, Российское государство, и есть Украинское государство, и они вдруг начали бы рвать все и, значит, – весь Союз!.. И давайте мы, россияне, украинцы, славяне, не будем снимать с себя ответственности за то, что происходит в Союзе. Мы отвечаем и за сегодняшний день, и за то, что завтра будет. Поэтому я надеюсь, что меня слышат украинцы, и не только слышат ушами, но и сердцем, поймут, что я хочу донести до них свою глубокую тревогу.

И еще. Нередко слышу: вот, мол, власть от Горбачева уходит, а он цепляется за нее. Скажу на это: если бы Горбачев так держался за власть и для него было бы невыносимым делиться властью, он бы просто этого не начинал в 1985 году. Ему десятка лет хватило бы… побыть у власти, ничего не меняя. Но я начал процесс перемен и не откажусь от своего выбора.

Не мне это нужно, не мне. Но я несу, может быть, и самую большую ответственность, потому что начал и продолжаю стимулировать процесс преобразований, но не хочу допустить распада. И когда говорят, что это надо мне, чтобы остаться президентом, чтобы командовать… Все это чепуха, домыслы, дешевка, которую подбрасывают людям, сбивают их с толку. Нет, речь идет о судьбе народной… Мы не должны, двинувшись от унитарного государства, где подавлялись народы, их самостоятельность, их государственность, впасть в другую крайность – в распад, с тяжелейшими последствиями. Мы у черты. За этой чертой начинается анархия, хаос… И когда я сказал в обращении к парламентариям: “Отечество в опасности”, я имел в виду именно эти опасности.

– То есть, говоря о том, что Отечество в опасности, мы можем сегодня заверить, что танков не будет?

– Танки уже находятся на Украине. Если не пойдете оттуда наступать… Вы же понимаете, я веду политический разговор, но не надо забывать и о Карабахе. Трудно предсказать, что будет, если процесс будет развиваться остро, нестабильно. Могут быть спровоцированы какие-то силы и в армии. Мы должны особенно заботиться в это трудное время об армии. Она переживает труднейший период. Ни на минуту не забывать – это человек с ружьем, человек с оружием. Не забывать этого. Кое-кто разыгрывает армейскую карту или просто подстрекает. Ну чем можно объяснить поведение властей в Прибалтике, когда они требуют: немедленно уходите, оккупанты?!

– Михаил Сергеевич, Вы очень часто повторяете, что не мыслите себе Союза без Украины. Я бы хотел спросить, ну, скажем, 70 лет Союз существует без Польши и Финляндии. Вот сейчас – без Прибалтики. Почему же все-таки он не может существовать без Украины?

– Так мы сформировались. Производительные силы развивались на основе очень глубокой специализации… Украина теснейшим образом связана со всем комплексом страны. И Россия тоже. Когда с некоторых российских трибун слышишь лихие заявления: мол, Россия все одна сможет, стряхнет всех и пойдет одна вперед – это, я вам скажу, блеф. От незнания реальностей, в лучшем случае. Энергетика общая, трубопроводы, коммуникации общие, все это строилось под одну страну. Тюмень для всех осваивали, и все в этом участвовали. Точно так же металлургию на Украине развивали для всех. Такое создалось распределение труда и размещение производительных сил, что оно теперь диктует условия.

Как же можно рвать это все? Нет, необходимо сотрудничество.

А человеческий вопрос: сколько украинцев за пределами Украины? Сколько русских на Украине? Я спрашиваю: кому это нужно? Кто-то увлекся сейчас, возомнил, что он великий политик… Нет, будут еще более умные политики, не будем преувеличивать свою роль на этой земле. Не надо играть легко, размашисто такими вещами, как государство, народ, Союз, оборона, безопасность, мир. На Западе все хотят, чтобы Союз сохранился, “третий мир” этого хочет. Одни мы… – у нас что, “крыша поехала”?..

– Знаете, когда из Беларуси ко мне обратились с письмом 25 выдающихся деятелей культуры, заявляя, что гибнет белорусский язык, я встал горой на защиту. Стоял за то, чтобы этот вопрос нашел отражение в решениях государственных органов. В одной беседе сказал однажды, что народ – это Божье явление, творение, и никто не вправе лишить его языка, его облика…

Но как раз все эти вопросы можно решать в рамках нового Союза. При нынешней суверенизации все становится на свои места – как должно быть. Но и не должно обернуться тем, что уже начинается на Украине, – сражением против русского языка. И вы не качайте головой, поскольку мы выяснили и мои корни, и я имею право так говорить. Имею моральное, человеческое право рассуждать так и вот с этими словами от сердца, от души, обратиться ко всей Украине, ко всем народам Украины, ко всему народу – все обдумать. Убежден, нам надо быть вместе, как всегда были десять веков. Я думаю, послушают люди нас и что-то, надеюсь, все-таки западет им в душу”.

Горбачев М.С. Декабрь-91… с. 45–56.

Вспоминает Николай Иванов (секретарь Союза писателей России): “По воспоминаниям Юрия Иванова, единственного минского фотокорреспондента АПН, попавшего на саму процедуру подписания [Беловежского] договора, разговоры о возможной встрече четверки (Россия, Беларусь, Украина и Казахстан) в кулуарах президентской администрации Шушкевича стали витать в самом начале 1991 года. Юрий Иванов подошел к тогдашнему премьеру Вячеславу Кебичу: “Когда встреча?” Тот удивился утечке информации, потом признался: “Сейчас не получается, будет позже”.

Категорически отрицает спонтанность встречи и бывший директор музея-заповедника С.С.Балюк. Ему из Управления делами Совмина Белоруссии заблаговременно пришло указание: приедут гости – Шушкевич, Кравчук, Ельцин. И – подробный план, где и как их разместить. Более того, за два дня до начала переговоров в Вискули своим ходом прибыл “ЗИЛ” президента России, для которого пришлось освобождать утепленный гараж. Вместе с машиной появилась и охрана. Если белорусы прислали пять человек, десяток делегировала Украина, то Россия – более двадцати охранников. Именно они стали распоряжаться в павильоне, менять гаишников на дорогах, проверять персонал. …Поскольку гостей принимала белорусская сторона, С.Шушкевич с В.Кебичем первыми прилетели 7 декабря на ближайший к Вискулям военный аэродром в Зосимовичи. Через полтора часа там же приземлился самолет с Кравчуком и Фокиным. Оставалось ждать задержавшегося в Минске Б.Ельцина с командой. Крепчал мороз, пошел снег.

Так как украинская делегация прибыла без личного транспорта и, оказавшись “безлошадной”, не могла ехать на аэродром встречать президента России, Шушкевич мерз в ожидании самолета один. Кравчука и Фокина директор заповедника Сергей Сергеевич Балюк снарядил на быструю охоту. Фокин подстрелил кабанчика, Кравчук же остался без трофея…

Ельцин прилетел под вечер. И сразу казус: не устояв на шатком трапе, Борис Николаевич потерял равновесие и едва не слетел кубарем на гостеприимную белорусскую землю. Ситуацию спасла охрана, подхватив Бориса Николаевича под руки. Потом одни утверждали, что высокий гость, как нередко случалось при его перелетах, находился в неадекватном состоянии, другие – что всему виной был свет автомобильных фар, направленных на российский самолет. Но как бы то ни было, Ельцин не придал значения тому, что оступился в самом начале своего беловежского визита. А когда он через пару часов вышел из своей комнаты (Ельцину и Кравчуку определили места в самом охотничьем павильоне, Шушкевич довольствовался уличным коттеджем), так вот, когда Борис Николаевич стал спускаться по лестнице в холл со съехавшим на сторону галстуком, а Юрий Иванов захотел заснять именно такого президента, охрана Ельцина буквально выбила из его рук аппарат: мы скажем, когда снимать и что снимать”.

“Век”, № 40, 12–19 октября, 2001.

Вспоминает С.С.Шушкевич:

“7 декабря. Минск. Сначала я пригласил в Беловежскую пущу только Ельцина. В первый раз еще в Ново-Огареве – в гости, поохотиться… Ближе к декабрю мы созвонились, и я повторил приглашение. И пошутил: спросил у Бориса Николаевича, не позвать ли Горбачева. Он шутку понял и ответил, что, если будет Горбачев, тогда он не поедет.

7 декабря Ельцин прилетел в Минск. Мы встретились с ним в кабинете председателя Совета министров Вячеслава Францевича Кебича (мой кабинет как председателя Верховного Совета был существенно более скромным). Я предложил принять трехстороннее коммюнике. На уровне совета Горбачеву, что нужно делать. Примерно так: “Горбачев, ты не правишь, опасность очень большая, хватит говорить о Союзном договоре…” То, что мы изначально предлагали, было значительно мягче подписанного в итоге в Вискулях соглашения. Прилетел Кравчук, я его встретил в аэропорту, и он сразу же сказал: ради коммюнике можно было бы и не приезжать. Мол, надо идти дальше. И мы полетели в Вискули.

Вискули. …Вечером в резиденции мы сели работать – втроем: Ельцин, Кравчук и я. Но втроем мы договорились фактически только о том, что дальше будем работать вшестером. К нам присоединились премьер-министр Украины Фокин, председатель Совета министров Белоруссии Кебич и госсекретарь Бурбулис… Борис Николаевич пригласил не шефа правительства, а госсекретаря. Пост, занимаемый тогда Бурбулисом, был для нас не очень понятен. Но Бурбулис был вторым лицом в государстве – раз так счел президент России, мы и воспринимали его как второе лицо.

Бурбулис был политически инициативен. Я помню, что именно он поставил перед нами вопрос: а вы согласитесь подписать, что СССР как геополитическая реальность (я помню, что “геополитическая реальность” – его слова) распался или прекратил свое существование?

Вечером мы для начала договорились концептуально: осознаем опасность неконтролируемого развала СССР, вправе констатировать, что СССР распался, должны сделать все, чтобы сохранить военную связку. Мы осознали, что распадается ядерная держава и каждое из государств, принимающих участие во встрече, имеет на своей территории ядерное оружие… Мы сошлись на том, что это нужно оформить официальным документом, и дали поручения рабочей группе, в которую входили представители от каждой стороны.

И было сказано: за ночь – сделать.

Последний вечер. А наша шестерка, дав задание рабочей группе, отправилась в баню. Я впервые был в этой резиденции. Надо отдать должное нашему правительству, оно все подготовило по самому высшему разряду. Мне оставалось делать вид, что я тут хозяин и я всех приглашаю… В бане нас было больше, чем шестеро. С Борисом Николаевичем, например, были люди из его охраны. Но разговоры мы вели “банной шестеркой”.

Хотя наутро нам нужно было решать судьбу страны, у меня чувства величественности события не было. Ведь еще совсем недавно я был простым проректором, но и проректором-то не хотел быть, меня больше тянуло к преподавательской, исследовательской работе. Правда, и в институте у меня было хобби: я очень любил делать такие прикладные договоры.

Должен сказать, что чувства судьбоносности момента не было ни у кого из шестерки, кроме, пожалуй, Бурбулиса”.

Журнал “Огонек” № 49, декабрь 1996.

Рассказывает Вячеслав Кебич (в 1991 году – председатель Совета Министров Белорусской ССР): “В то время Кравчук и Ельцин не дружили. Поэтому в Вискули летели на разных самолетах. Я сопровождал Ельцина, а Шушкевич – Кравчука. Прежде всего их надо было помирить. Когда прибыли, Кравчук с премьером Фокиным пошли на охоту. Потом провели ужин, ужин затянулся…

Во время работы над Соглашением, когда получалось сформулировать особенно сильную фразу, мне давали задание: иди налей по рюмке шампанского. Крепленые и крепкие напитки, когда мы работали, вообще не употребляли. Только потом, когда уже все закончилось…

Российская сторона занималась только теми параграфами, которые имели политические цели. Их не волновало, что мы напишем по экономическим вопросам. Поэтому экономическую часть создавали мы с Фокиным…

Больше всего обсуждалась судьба президента Горбачева, как быть с государствами, которые не участвуют в совещании, схема внешнеполитической деятельности и схема обороны страны.

Никогда не вставал вопрос о том, что у нас, например, разорвутся связи между заводами. Нам казалось, что это навечно, незыблемо… Соглашение было для нас больше политическим заявлением. В этом отношении мы оказались обманутыми… российской стороной. Ведь мы были возмущены поведением Горбачева и готовы были черт-те знает что подписать, лишь бы только от него избавиться”.

Фрагменты диктофонной записи, октябрь 1996 г.

Борис Ельцин: “Беловежская встреча проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение. Из-за этой сверхсекретности порой возникали неожиданные ситуации. Например, вдруг выяснилось, что в резиденции нет ксерокса. Для того чтобы получить копию документа, его каждый раз приходилось пропускать через два телефакса”.

Ельцин Б.Н. Записки президента. – М.: Издательство “Огонек”, 1994.

Из беседы писателя Николая Иванова с Евгенией Патейчук:

“Прибывшие в Вискули гости, возможно, в самом деле не собирались ничего подписывать. Планировалось лишь встретиться, переговорить тет-а-тет (в смысле без М.Горбачева) и выработать единую стратегию поведения… Иначе уж о чем, о чем, а о пишущей машинке, флажках и авторучках позаботились бы… Евгению Андреевну Патейчук, секретаря С.С.Балюка, отыскали дома, в селе Каменюки – она в ожидании гостей собирала праздничный стол: отмечался юбилей мужа.

“Вас просит срочно приехать директор заповедника, надо отпечатать один документ”, – сказал главный лесничий, приехавший к ней на уазике.

Много разных срочных бумаг приходилось готовить за долгие годы Евгении Андреевне. Но тут времени и причесаться не дали – набросила шапку, пальто – и в машину. Заехали лишь в заповедник, взяли с собой электрическую “Оптиму” (ныне она, как последняя реликвия Советского Союза, хранится у автора этих строк), бумаги, копирку – и в Вискули.

А там… “А там десятки охранников, знакомые по телевизору лица. Меня завели в боковую комнатушку и приказали ждать. А я ведь непричесанная. Так и пришлось просидеть несколько часов в шапке… Нервничала: гости дома собираются, а где хозяйка – никто не знает. Попыталась пройти к телефону – они оказались отключены”.

Первым к ней подошел московский комитетчик. Улыбнулся: “Ну что, теперь вы по всем Каменюкам будете рассказывать, что здесь печатали…”

Взорвалась: “Если бы я была такая разговорчивая, то, наверное, меня не пригласили ли бы”. Первые листочки, которые принес ей Г.Бурбулис, повергли ее в шок: СССР распадается. “Вам лучше диктовать или сами разберетесь в почерке?” – полюбопытствовал Геннадий Эдуардович.

Ошибку сделала в первом же слове “Договор” – пальцы не слушались…”

“Век”, № 40, 12–19 октября, 2001.

Вспоминает Б.Н.Ельцин:

“…Мне показалось, что Шушкевич представлял себе эту встречу несколько иначе, более раздумчивой, спокойной. Он предлагал поохотиться, походить по лесу. Но было не до прогулок. Мы работали как заведенные, в эмоциональном, приподнятом настроении.

Напряжение встречи усиливалось с каждой минутой. С нашей стороны над документами работали Бурбулис, Шахрай, Гайдар, Козырев, Илюшин. Была проделана гигантская работа над концепцией, формулами нового, Беловежского договора, и было ясно, что все эти соглашения надо подписывать здесь же, не откладывая.

…Глядя на внешне спокойные, но все-таки очень напряженные, даже возбужденные лица Кравчука и Шушкевича, я не мог не понимать, что мы всерьез и, пожалуй, навсегда “отпускаем” Украину с Белоруссией, предоставляя им закрепленный самим текстом договора равный статус с Россией.

…Пробил последний час советской империи.

Я понимал, что меня будут обвинять в том, что я свожу счеты с Горбачевым. Что сепаратное соглашение – лишь средство устранения его от власти. Я знал, что теперь эти обвинения будут звучать на протяжении всей моей жизни. Поэтому решение было вдвойне тяжелым. Помимо политической ответственности, предстояло принять еще и моральную.

Я хорошо помню: там, в Беловежской пуще, вдруг пришло ощущение какой-то свободы, легкости. Подписывая это соглашение, Россия выбирала иной путь развития. Дело было не в том, что от тела бывшей империи отделялись столетия назад завоеванные и присоединенные части. Культурная, бытовая, экономическая и политическая интеграция рано или поздно сделает свое дело – и эти части все равно останутся в зоне общего сотрудничества. Россия вступала на мирный, демократический, не имперский путь развития. Она выбирала новую глобальную стратегию. Она отказывалась от традиционного образа “властительницы полумира”, от вооруженного противостояния с западной цивилизацией, от роли жандарма в решении национальных проблем.

Быть может, я и не мог до конца осознать и осмыслить всю глубину открывшейся мне перспективы. Но я почувствовал сердцем: большие решения надо принимать легко. Отдавал ли я себе отчет в том, что, не сохраняя единого правительства в Москве, мы не сохраняем и единую страну? Да, отдавал. …Беловежское соглашение, как мне тогда казалось, было нужно прежде всего для того, чтобы резко усилить центростремительную тенденцию в развалившемся Союзе, стимулировать договорный процесс. …Я был убежден, что России нужно избавиться от своей имперской миссии, но при этом нужна и более сильная, жесткая, даже силовая на каком-то этапе политика, чтобы окончательно не потерять свое значение, свой авторитет, чтобы провести реформы.

…Когда документы были в основном готовы, мы решили связаться с Назарбаевым, чтобы пригласить его, Президента Казахстана, в учредители содружества. Как раз в этот момент Назарбаев находился в воздухе, в самолете, на пути к Москве. Это была заманчивая идея – повернуть его самолет, чтобы он прямо сейчас же прилетел к нам. Мы попытались связаться с его самолетом. Выясняется, что в нем нет такой системы связи, по которой мы могли бы соединиться. Тогда пытаемся это сделать через диспетчерскую Внукова. Это был реальный вариант, Назарбаев в кабине летчика мог бы переговорить с нами и развернуть самолет в нашу сторону. Однако вскоре выясняется, что руководство Министерства гражданской авиации Союза запретило диспетчерам аэропорта давать нам служебную радиосвязь. Пришлось дожидаться прилета Назарбаева, и он позвонил нам уже из Внукова.

Каждый из нас переговорил с ним по телефону. Я прочитал ему подготовленные для подписания документы. “Я поддерживаю идею создания СНГ, – сказал он. – Ждите меня, скоро к вам вылечу”. Однако Назарбаева мы в тот день так и не дождались. Чуть позже мне позвонил кто-то из его секретариата и передал, что Президент Казахстана не сможет прилететь… Назарбаев не приехал. И мы втроем закрепили своими подписями историческое беловежское соглашение”.

Ельцин Б.Н. Записки президента. – М.: Издательство “Огонек”, 1994, с. 150–154.

Нурсултан Назарбаев: “Моей подписи под документами все равно не было бы, и, окажись я там, во всяком случае пытался бы убедить участников Минской встречи все-таки провести консультации со всеми потенциальными членами Содружества Независимых Государств и только после этого принимать какое-то решение”.

“Комсомольская правда”, 20.12.1991.

Вспоминает Л.М.Кравчук:

Книга Леонида Кравчука, вышедшая в 1994 году в Киеве, – это запись девяти его бесед с главным редактором “Киевских ведомостей” Сергеем Кичигиным, в январе-мае 94-го. Первая глава книги, выдержки из которой публикуются, озаглавлена – “Тайна Беловежской Пущи”.

“Л.К. …Встреча в Беловежской Пуще – не для людей со слабыми нервами. Состоялась она на базе заповедно-охотничьего хозяйства в комплексе, возведенном еще при Брежневе. Он там встречался с соседями – руководителями социалистических стран.

С.К. … Кому принадлежит идея создания СНГ, кто первый ее сформулировал, кто был инициатором?

Л.К. Однозначно ответить трудно… Украинская сторона сразу отбросила федеративный принцип устройства будущего Союза. Мы с самого начала выступали за конфедерацию.

Нас поддержал Ельцин, поддержал пылко, и мы выступили вместе, единым фронтом. Не сразу и не так решительно, но все-таки поддержала нас и Белоруссия. Примеряясь к нашей идее, не спеша, но надежно подходил Назарбаев. Это было очень кстати. С нами вынуждены были считаться…

Идея конфедеративного устройства государства постепенно развивалась, однако в Москве, как в союзном центре, она поддержки не получила. Против нашей позиции очень резко выступил Горбачев. Словно по указке, против выступило и немало членов Совета Союза. Тогда-то мы в Киеве и взялись за более детальную разработку своего варианта.