Текст книги "Накануне Армагеддона. Свобода. Жизнь. Будущее"

В российских СМИ принято упрекать праздник святого равноапостольного князя Владимиру в политизированности. Я не думаю, что это правильно. Конечно, есть публицисты, которые хотели бы оспорить саму возможность празднования памяти князя Владимира, справедливо видя в нем одну из символически значимых в смысловом отношении фигур для нашей истории и для нашего будущего. Понятно, что данная историческая личность может быть не всем по душе. Но она дорога как православным верующим, так и большей части нашего общества – ведь это человек, определивший исторический путь России. Кому-то может не нравиться этот путь сам по себе. Но он таков, каким его сделал, благодаря сформированной им воле народа, князь Владимир.

В этом человеке объединились вера и власть. Многим бы хотелось, чтобы нынешняя власть была без веры, без идеологической составляющей и осуществляла только функции менеджера. Но история России показала, что такого быть не может.

Власть и идея, а в случае с князем Владимиром власть и вера – всегда шли в России рука об руку. И это для нас естественно, нормально. Это основа стабильности нашего государства. Святой равноапостольный князь Владимир был человеком религиозно ищущим. Он думал о том, как обрести веру самому и как обрести веру для народа. Он сделал выбор, и этот выбор, как бы люди ни спорили относительно его правильности, обеспечил России тысячелетнее бытие.

Представим себе будущее языческой России. Ее постигла бы та же участь, что и Египет или Римскую империю. Сегодняшние разговоры некоторой части интеллигенции и общественно значимых фигур о том, что Россия могла бы оставаться языческой, не имеют под собой почвы. Здравомыслящий человек не может считать, что Россия сохранилась бы, если бы осталась языческой. Все языческие народы были или завоеваны окружающими народами, которые исповедовали монотеизм, или просто исчезли с исторической арены. Поэтому выбор князя Владимира – это выбор, который создал Россию, который обеспечил России долгое, весьма долгое историческое бытие. Это выбор, который весьма значим для нашего будущего.

Да, князь Владимир был верующим властителем. Вера сделала его милосердным, помогла ему отказаться от тех греховных сторон его личности, которые разрушают любого человека и народ, если властитель грешит. И в тоже время, как верующий человек, князь Владимир не переставал быть главой государства. Он отстаивал его интересы. Если верить историкам, он усмирил белых хорватов, тогда когда они представляли угрозу для Древней Руси. Он даже собирался усмирить собственного сына, когда тот проявлял нелояльность по отношению к центральной власти. Все эти вещи князь осуществлял, будучи христианином.

Это значит, что вера и решительное государственное действие не противоречат друг другу – как бы нас ни пытались убедить, что христианин не может быть патриотом своего Отечества, не может быть человеком, осуществляющим государственную власть. Вся эта реальность, которая имеет отношение к князю Владимиру, задает нам очень важное послание на будущее. Русь не может быть языческой. Русь не может остаться без веры. Русь не может сохраниться, если она поклоняется идолам, каким бы то ни было, в том числе модным и современным – идолам потребления и безыдейности.

И власть – это второй урок – не должна себя исключать из идейной сферы, из сферы духовности. Если она в этих сферах отсутствует, значит, народ оказывается без руля и без ветрил. И значит, он оказывается очень уязвим перед лицом любых внешних опасностей. Как оказались уязвимы и потеряли свое место в истории те народы, которые упустили свою идейную, духовную сферу, не сочтя ее важной.

Из выступления на «круглом столе» в агентстве «Россия сегодня», июль 2015 г.

Церковь Христова живет и свидетельствует о себе человеческими устами и человеческими делами даже тогда, когда истину Божию все отвергают. Не нужно бояться ее провозглашать, оглядываясь на то, скажет ли кто-то нечто хорошее или нечто плохое, понравимся ли мы, начнут ли нас приглашать или перестанут приглашать в разные собрания. Вне зависимости от всего этого истина Христова всегда одерживает победу – если только мы в своей жизни эту победу удостаиваемся разделить и принять, если только мы истине Христовой становимся и остаемся верны.

За последнее время было сказано немало слов о том, какие последствия имел чудовищный теракт в столице Франции и события, последовавшие за этим в одном из пригородов Парижа. Совершенно очевидно, что у террора нет оправдания. Совершенно очевидно, что событие, во время которого погибли люди – причем около половины жертв не имели никакого отношения к околокарикатурной истории, – это жестокое, хладнокровное, безнравственное убийство. Оно может быть только осуждено.

Конечно, нужно проявить солидарность и с государственным руководством Франции, и с ее народом в их борьбе с террором. Эта борьба сегодня объединяет самые разные страны и народы. Эта борьба касается и России, и многих других стран постсоветского пространства, в том числе стран Центральной Азии. Нужно противостоять попыткам под любыми лозунгами, в том числе под псевдорелигиозными, в частности, псевдоисламскими, беззаконно и безнравственно убивать людей.

В то же время для меня лично очевидно следующее: в ходе недавней дискуссии по поводу террористического акта во Франции и его последствий выявилось очень ясное, согласное, соборное мышление нашей Церкви. Люди, конечно, не солидаризировались с террористами, не злорадствовали. Они понимали, что было совершено ужасное преступление. Однако одновременно люди не солидаризировались и с теми, кто когда-то публиковал, или сейчас публикует, или завтра будет публиковать карикатуры, оскорбляющие живых или усопших, оскорбляющие религиозные чувства верующих или чувства неверующих людей, оскверняющие символы, почитаемые верующими или неверующими.

Никто также не хотел солидаризироваться с теми, кто призывал публиковать такие карикатуры все больше и больше. Да, было буквально несколько человек, которые злорадствовали, говоря: так и надо этой Франции, сами виноваты. Да, было среди активных православных публицистов и общественных деятелей несколько человек, в том числе буквально один священнослужитель, которые сказали: «Мы Шарли!» Большинство так не поступило.

Очень многие высказывались на эту тему, осудив теракт и одновременно заняв определенную дистанцию по отношению к карикатурам, которые сейчас широко обсуждаются. Посмотрите: отец Владимир Вигилянский, отец Андрей Ткачев, отец Андрей Лоргус, отец Георгий Максимов, многие другие священнослужители, равно как и активные миряне, известные православные публицисты: Владимир Легойда, Сергей Худиев, Анна Данилова – заняли именно такую позицию.

Люди разных убеждений, которые часто спорят друг с другом в интернете, оказались очень близки по оценке, которая, между прочим, существенно отличалась как от массовых хорошо аранжированных заявлений в пользу безусловной поддержки карикатуристов, так и от того, чтобы солидаризироваться с терроризмом и злорадствовать. Мышление Церкви, ее мировосприятие – показало себя совершенно иначе.

Я бы хотел привести одну цитату – высказывание священника, который служит не в Москве и не очень часто выступает в СМИ. Это протоиерей Александр Куцев, настоятель храма Преображения Господня в Орске, благочинный, ректор православной гимназии. В интервью сайту Regions.ru он сказал буквально следующее: «Как бы ни было велико религиозное заблуждение, нельзя его высмеивать, но и убивать тоже нельзя. Убийство за карикатуры – проявление религиозного фанатизма. Сколько карикатур ни рисовали на Православную Церковь, на Бога, на священнослужителей – никто за это не погиб. Конечно подобные действия, если они остаются без внимания и наказания, могут повториться. В нашей стране религиозные чувства верующих защищены. И в ситуации… с известной группой – я не хочу упоминать ее название, – участь девушек решалась в соответствии с российским законодательством. Церковные деятели не вмешивались в происходящее. Что же касается Франции, в реакции общества, защищающего так называемые демократические ценности, мне видится нечто показное. На самом деле, на Западе нет никакой демократии. С другой стороны, эти массовые выступления, возможно, заставят западное общество обратить внимание на ползучую исламизацию».

Возникает и более серьезный спор – о том, выгодно ли кому-то происходящее сейчас или нет. Об этом сложно сказать. Но совершенно очевидно, что в России и в других странах исторической Руси, странах постсоветского пространства очень серьезно нужно относиться к любым процессам, которые могут подорвать – может быть, в угоду внешним силам, а может быть, сами по себе – мирные, достойные, уважительные, цивилизованные, предупредительные отношения между людьми разных вер и разных национальностей.

Много раз приходилось говорить о том, почему и насколько этот мир важен для России и для всех стран исторической Руси. Сегодня нам нужно сделать все, чтобы, если сценарий намеренного провоцирования разделения между народами и между людьми разных вероисповеданий, между верующими и неверующими в Евразии действительно существует, – этот сценарий не осуществился бы на каноническом пространстве Русской Православной Церкви. А для этого следует избегать и провоцирующих, разжигающих вражду действий, и любых попыток ответа на какую бы то ни было общественную проблему при помощи террора и наглого запугивания людей.

Возникает еще одна проблема: проблема гармонизации ценности свободы и ценности святыни. Об этом также в последние дни многое говорится и, что удивительно, значительное количество людей, которые обычно идентифицируют себя с либеральным лагерем в России и в других странах постсоветского пространства, заявили, что они понимают границы ценностей свободы слова. Они боятся действий, из-за которых реализация так называемой безграничной свободы путем оскорбления людей, стравливания их, провоцирования розни – может кончиться большой кровью.

Слава Богу, что такое понимание приходит. Слава Богу, что люди, которые недавно говорили, что не может быть ограничений для свободы, – чувствуют на своем жизненном опыте, на опыте веков, что и богопросвещенная мудрость, в том числе выраженная в церковном Предании, и просто мудрость истории подсказывают: не может быть свободы, не ограниченной правом. Не может быть свободы, не ограниченной нравственностью. Не может быть свободы, не ограниченной соображениями сохранения жизни и мира между людьми, которые свободу понимают по-разному.

Я недавно слушал песню одного человека, которая исполняется на разных площадках. Вроде бы очень простая песня. Но там говорится о том, что человек, который в бытовом или политическом контексте по-своему прав, а по отношению к ближнему по-своему «лев», – опасен и для себя, и для окружающих. Общество, раздираемое частными правдами, неизбежно придет к тирании, а потом к хаосу, или наоборот. Нам нужно этого избежать – настолько, насколько возможно, насколько Господь дает нам возможности действовать.

Ценности свободы и святыни должны быть гармонизированы. Это важные ценности – и та, и другая. Без свободы человеческой жизни, свободы слова и свободы творчества люди очень быстро превращаются в сжатую пружину, которая потом разожмется, а общество оказывается лишено правды, мудрости, искренности, возможности свежим взглядом посмотреть на те или иные события.

Но, с другой стороны, тоталитаризмом, а не свободой является попытка жестко навязать свою волю через оскорбление, через провокацию, через осквернение того, что для человека подчас дороже земной жизни. Вот в этих условиях и свободу, и святыню общество должно защищать, если оно хочет оставаться мирным. Мирное общество, как мне лично думается, это общество без террора, чем бы он ни прикрывался, но это одновременно и общество без кощунственных, оскорбительных, разделяющих действий, сталкивающих людей и провоцирующих кровь, – в том числе без провокаций в виде оскорбительных карикатур.

Будем надеяться, что общество действительно сможет сохранить мир между людьми разных вер и культур, гармонию разных ценностей, которые должны дополнять одна другую, а не вступать в противоречие.

Из выпуска программы «Комментарий недели» телеканала «Союз», январь 2015 г.

– Мария Алехина просит о смягчении наказания – на ваш взгляд, это было бы лучше для участниц группы «Pussy Riot»?

– Я не вижу прогресса в их духовном состоянии. И на отсутствие этого прогресса вряд ли повлияет что продолжение заключения, что освобождение. Мне приходилось объяснять в прямом письме госпоже Толоконниковой, в чем она не права. Совершенный ей грех – если не будет раскаян на исповеди, если она не пересмотрит свое к нему отношение, – наказывается Богом гораздо страшнее, чем наказание любого земного суда: наказывается вечными муками. Мы знаем из Евангелия – перечитайте хотя бы Нагорную проповедь – что даже мысленный грех обрекает человека на геенну. Об этом надо думать прежде всего. Позиция о том, что грех Богу безразличен, что Он способен с ним примириться, абсолютно антихристианская и прямо противоположная Евангелию, двух мнений тут быть не может. Люди, которые хотят, чтобы Бог одобрял или примирялся с кощунством, развратом, агрессивным безбожием, – верят в «бога», которого нет, и обращаются к несуществующему, придуманному ими фантому. Бог Библии, Бог Евангелия ясно обещает воздаяние за нераскаянный грех, и говорит о том, что за него будет наказание – иногда в земной жизни и обязательно в вечной. И об этом нужно сегодня не просто говорить, а кричать. Люди, которые считают, что Бог одобряет грех или примиряется с грехом, столь же опасны для самих себя и для общества, как те, кто считает, что любая болезнь сама пройдет и никогда не закончится трагически. Возмездие за грех – смерть, избежать этого возмездия мы можем только при условии покаяния и приобщения к жертве Христа через таинства Церкви.

– А как же «прощайте врагов ваших», «подставь другую щеку»?

– Мы должны прощать наших личных врагов, так говорит традиция Церкви. Но та же священная традиция, являющаяся голосом Бога, говорит, что защищать веру и святыню нужно, в том числе с оружием в руках. Не случайно Церковь освящала, освящает и будет освящать оружие, при этом говоря: «Благословение Бога да снидет и пребудет на оружие сие и на носящих его к защищению и заступлению истины Христовой». Пацифизм не имеет ничего общего с истинным христианством. Да, в Церкви могут быть люди пацифистских убеждений, мы с ними ведем дискуссию. Но и библейская традиция, в том числе новозаветная, и имена многих святых, и литургическое наследие Церкви, к которому я только что обратился, приведя цитату, говорят о том, что христианин обязан защищать свою веру, святыни, своих ближних, применяя силу закона, прося государство, чтобы закон был исполнен, когда это необходимо, и применяя физическую силу, силу оружия в рамках закона. Здесь тоже двух мнений нет, учение святых именно таково.

– Вы ранее уже говорили, что человек, нарушавший закон, как Надежда Толоконникова, должен был ожидать, что окажется не на курорте. Многим кажется, что Церковь все-таки могла бы «милость к павшим призывать». Какое у вас отношение к этой критике?

– Вы знаете, самое главное – чтобы у человека что-то изменилось внутри. Наказание, которое сейчас не без Божией воли она несет, связано в том числе и с физическими трудностями, как любое наказание такого рода. Конечно, нужно добиться того, чтобы в тюрьмах ничего не происходило такого, что бы создавало намеренную угрозу здоровью человека, приводило бы к неоправданному насилию, не связанному с самообороной и поддержанием порядка. Но труд и стесненные обстоятельства – это, конечно же, часть наказания, которую должен нести любой, кто в значительной мере преступил закон. Сейчас, насколько я знаю, она находится в относительно благоприятных условиях, более благоприятных, чем у большинства заключенных. Послужит ли это ей к вразумлению или, наоборот, к ложному и вредному чувству якобы одержанной победы – большой вопрос.

– Но там же речь не только о Толоконниковой, а вещи совершенно страшные описываются, после которых женщины могут тяжело заболеть, никогда не иметь детей…

– Я сказал: любое преднамеренное нанесение вреда здоровью, конечно, должно быть исключено, в том числе в такого рода местах. Для этого и нужно, чтобы они были более человечными.

– У меня такое ощущение, что тут есть три пласта: отношения участниц группы со светским законом, с Богом и с Церковью. С Богом они, наверное, встретятся в другой жизни, а вот Церковь все-таки, наверное, могла бы…

– Бог им все сказал через Церковь. Церковь – это тело Христово, Его голос в мире. Когда мы что-то говорим, мы стараемся это соотносить с Евангелием, Библией в целом, с голосом святых. То есть со словом Самого Бога. И Он Сам сказал: «Я есмь истина». Особенно печально и опасно то, что сегодня некоторые люди настойчиво, с надрывом, с мукой пытаются выдать за Бога кого-то, кто Им не является – выдуманный ими самими образ некоего существа, одобряющего то, что Бог Библии карает. Поэтому очень важно расставить точки над «i». Важно сказать людям, утверждающим, что Бог одобряет грех: вы не христиане. То, что вы говорите, христианству прямо противоположно. Это дух Антихриста.

– А письмо Толоконниковой в целом вы можете прокомментировать?

– Письмо госпожи Толоконниковой, конечно, нужно рассматривать в контексте той политтехнологической команды, которая с ней связана. Почему это письмо появилось именно сейчас, и почему раньше она ничего подобного не писала, – огромный вопрос. Через жалость нас пытаются подвести к однозначным выводам: вот жертва, вот преступники. И перевернуть таким образом логику нормального человека. Так вот, неплохо представляя себе эту команду технологов и пиарщиков, я бы хотел сказать только одно: когда они вас к чему-то побуждают, сделайте ровно наоборот, чтобы не быть зависимыми от игр этой команды глупцами. Сделайте ровно наоборот – и если в ответ поднимется страшный визг, значит, все хорошо, значит, вы правы.

Газета «Московский комсомолец», сентябрь 2013 г.

Идеал симфонии – это не факультативный элемент православного мышления, не то, что мы должны оставить в прошлом. Идеал симфонии – это часть того Священного Предания, которое является откровением Божиим. <…> Идеал симфонии – это одновременно религиозный и государственный идеал. Он свидетельствует о том, что в православном создании нельзя отделить религию от общественного уклада, нельзя разделить религиозность и государственность. Для православного христианина устроение общественного порядка, устроение государства неотделимо от образа Царства Божия. И нельзя исключить Православие из общественной дискуссии о выборе между несколькими вариантами общественного идеала.

Да, Царство Божие нельзя построить на земле. Православные христиане не являются социальными оптимистами – они знают о конце мира, о пророчествах, изложенных в Откровении Иоанна Богослова, о том, что человеческая история достигнет своего конца, за которым последует конечная победа ангельских сил и Самого Господа над злом, которое, впрочем, и само истребляет себя и своих последователей. Тем не менее, мы все-таки стремимся воплотить идеал народа и государства, который связан с нашей картиной мира, изображенной на иконе Царства Божия.

Известно, что сегодня в Конституции закреплен принцип отделения религиозных объединений от государства. Еще раз подчеркну, что это не ленинский принцип «отделения церкви от государства» – это принцип отделения от государства именно религиозных объединений, то есть, если хотите, организационных структур религиозных общин – религиозных организаций или религиозных групп (как мы знаем, это два вида религиозных объединений). Принцип светскости государства, если следовать Закону «О свободе совести и о религиозных объединениях», главным образом, предполагает, что религиозные объединения не являются органами власти, а государство не несет религиозных функций. Принцип светскости государства означает именно это и только это, и значит, все его расширительные трактовки достаточно искусственны. Они являются отражением попытки изгнать значительную часть общества, то есть православных христиан, которые составляют Церковь, из общественных процессов.

Народ нельзя отделить от Церкви. Народ, в большинстве своем, – это Церковь, и народ – это государство. Без народа государства быть не может. Поэтому, при верном понимании присутствия в нашем праве принципа отделения религиозных объединений от государства, нельзя говорить об отделении от государства Церкви, которая и составляет большинство граждан этого государства. Сегодня мы должны достаточно ясно говорить о том, что даже в рамках действующего права, действующей Конституции, идеал симфонии государства, Церкви и народа может быть осуществлен, и этот идеал для нас – не прошлое, а будущее.

Известно, что этот идеал не всегда соблюдался. Известно, что он переживал определенные искажения – как в виде захвата Церковью государственной власти, так и в виде вмешательства государственной власти, царей, императоров в раскрытие Церковью своей веры, в избрание служителей Церкви. Искажения этого идеала имели место и в православных государствах – в частности, в Восточной Римской империи. Тем не менее мы видим, что православная цивилизация пронесла этот идеал через самые серьезные испытания, включая искажения этого идеала и включая полное отвержение этого идеала, которое имело место в советский период.

Этот идеал действительно помог нам выжить. Этот идеал сделал для нашей цивилизации возможным не только физическое существование, но и понимание своих отличий, своих особенностей по отношению к иным цивилизациям. Новое тысячелетие, с одной стороны, сегодня бросает вызов этому идеалу, но, с другой стороны, дает прекрасные возможности для его развития. Исторический спор о том, каким быть государству – светским или религиозным, капиталистическим или некапиталистическим, – сегодня только начинается. «Конец истории» прошел, история начинается вновь. И в этих условиях, я убежден: чтобы смотреть действительно вперед на целое тысячелетие, нам не нужно – отдавая всю дань уважения современным политическим реалиям, политической конкретике момента, – слишком ограничивать свое стратегическое мышление, свой взгляд на многие века вперед соображениями, связанными с тем, кто и что думает в тех или иных коридорах.

Я уверен, что новое тысячелетие будет тысячелетием религии, отказавшейся от компромиссов, от политкорректности и толерантности. Это будет тысячелетие религии, имеющей глобальную претензию на истину, ведущей проповедь по всему миру. Сегодня абсолютно невозможны и бессмысленны какие бы то ни было разделения религиозных территорий, какие бы то ни было попытки достичь компромисса относительно того, что одна религиозная община проповедует в одной земле, а другая в другой – это не про сегодняшнюю жизнь. Это образ мышления и образ действия, который имеет отношение к давно ушедшим в прошлое историческим реалиям. Сегодня пространство слова, а значит и пространство проповеди в мире одно и то же. Децентрализованы не только территориально-административные элементы общественного устройства.

Децентрализованы и принципы формирования власти. Сегодня власть не там, где силовой ресурс, деньги или политический статус. Сегодня власть там, где формируются идеи, там, где появляются послания, в наибольшей степени приемлемые для самых разных категорий населения.

В этих условиях, конечно, религиозный дискурс, лишенный политкорректности и толерантности, приобретает впервые в истории больше шансов быть услышанным, чем те или иные секулярные умопостроения. Я считаю, что секуляризм нежизнеспособен: он не может дать ответа на самый главный вопрос – на вопрос о смысле жизни. Этот вопрос гораздо более важен, чем все рассуждения о том, как будет устроена экономика, как будет устроена политическая механика, как будет делиться или изменяться власть в том или ином конкретном участке территориально-географического пространства.

Нежизнеспособен как основа государства и гуманизм. Гуманизм имеет религиозные корни – только не христианские, а антихристианские. Последние 40–50 лет некоторые христианские конфессии старались «примазаться» к гуманизму, объявив его христианским. Действительно, очень многое в отдельных элементах гуманизма созвучно христианскому миропониманию. Однако нужно делать различия между гуманизмом и гуманностью – то есть тем чувством, тем настроем, который всегда был присущ христианским общинам. В отличие от гуманности, которая является одной из христианских ценностей – хотя и не самой главной, например, по сравнению с ценностью истинной веры, гуманизм – это действительно новая религия, это попытка создать картину мира, сконцентрированную вокруг грешного человека. Именно эту картину сегодня представляют якобы имеющей монополию на общественное устройство. Корни гуманизма – это, конечно же, не традиционные христианские церкви, даже не секулярное сознание в чистом виде, это разного рода тайные ордена.

Можно говорить сколько угодно о том, что наука, медицина, педагогика имеют христианские корни, но, если быть честными, давайте признаемся себе, что по многим историческим линиям наука возникла из оккультизма, медицина – из колдовства, педагогика – из педерастии, а гуманизм – из псевдорелигиозных сект. Об этом не нужно бояться говорить. Пусть историки спорят об этом, – но для нас эти споры небезразличны, потому что многие из гуманистических идей легли в основу современных базовых принципов политического устройства.

Идеал симфонии Церкви, государства и народа вполне можно считать преимуществом в условиях нового тысячелетия, которое, бесспорно, очень скоро покажет несостоятельность секуляризма и гуманизма как основ общественного устройства. И это тысячелетие либо не состоится вообще, увидев конечное торжество зла и затем конечную победу над этим злом, – либо станет тысячелетием религии, тысячелетием симфонии. Симфония – это свободное сотрудничество государства и религиозных общин. Такое сотрудничество не нужно пытаться представлять диктатом государства или Церкви. Договорная форма этого сотрудничества – одна из оптимальных форм.<…>

Государственность, конечно, не будет такой, какой она мыслилась в ХХ веке, такой, какой она является сейчас. Как я уже сказал, она меняется. Информационная власть, идейная власть становится главной. Акценты в различных идеях в одночасье могут изменить биржевые курсы, разного рода рейтинги, стоимости тех или иных валют, привести к войнам или, наоборот, к миру. Все это показывает, что на самом деле становится главным. Главными становятся информационные послания, которые касаются центральных вопросов человеческой жизни, в том числе вопросов, связанных с личной жизнью политиков.

И поэтому новой государственностью можно считать ту реальность, в которой одна реплика может утвердить или низложить государственную власть, одна реплика может обрушить и вознести экономику, одна реплика может изменить настроения миллионов людей. В этих условиях новой государственности нам нужно утвердить идеал симфонии. И иметь в виду этот идеал, рассуждая над тем, какими должны быть перспективы и основы устройства государства.

Значительное количество людей сегодня думают о том, какой бы могла быть идейная основа будущей Конституции. Мы знаем, что этим занимаются множество групп ученых, общественных деятелей. Только что было сказано о том, что наши юристы также ищут пути обсуждения возможных изменений. Я убежден, что нам нужно вести эту работу системно, поднимая вопросы, касающиеся конкретных статей Основного закона и конкретных идейных основ, заложенных в этот документ, готовить проекты новых положений, предлагать их власти и при этом помнить, что идеал симфонии может обрести гораздо более значимое место в системе нашего права, в том числе конституционного.

Выступление на конференции «Государство, Церковь, право: конституционно-правовые и богословские проблемы», апрель 2016 г.