Текст книги "Эра счастливой охоты"

Всё это случилось так внезапно и прошло так бурно, что потом какие-то детали вспоминались с трудом. Мы охотились весь день, не тратя времени на приготовление еды, перекусив днём лишь тем, что можно было съесть сразу и выпили символически по глотку за успех. Пытаясь впоследствии восстановить пережитое, я с ужасом обнаружил, что почти ничего не заснял на плёнку. Беспрерывное мелькание над головой гусиных стай, беспорядочная в ажиотаже стрельба по ним заслонили всё.

Помню, что сделал в тот день три красивых дуплета и что от одного из них мне чуть ли не на голову упал крупный гусак, когда я сидел между трёх валунов, словно в доте, где увернуться сложно. Ещё помню, как «пас» подранка, двигаясь в воде по колено и стараясь не выпустить его с мелководья на большую воду. В скорости движения он мне не уступал, и я долго не мог сократить расстояние для верного решающего выстрела. И в этот момент на меня низко, стелясь над самой водой, налетел табунок казары. Инстинктивно я присел, дабы выглядеть валуном, множество которых торчало вокруг из воды. И только почувствовав мокрый зад, сообразил, что я нахожусь выше колена в воде.

Впрочем, успешно стрелял не только я, у всех были отличные результаты, но я в душе гордился собой, что, впервые попав в такой серьёзный охотничий коллектив, не посрамил себя и вошёл в него на равных, как была потом поровну разделена и дичь, добытая всеми.

А на следующий день за нами приехал Володя, но до его приезда нам предстояло разобрать лагерь, упаковать снаряжение и приготовить в дорогу птицу. Так что было уже не до охоты.

На этом можно было бы и закончить рассказ, но неожиданно, спустя много лет эта история получила продолжение.

Кадры к задуманному слайдфильму я тогда, кое-как доснял, а когда вернулся домой и проявил плёнки – смонтировал. Только поначалу он мне не понравился, чего-то в нём не хватало, а я не мог понять чего, всё-таки мал ещё был опыт в таких делах. Поэтому я убрал его подальше и почти о нём забыл. Но не забросил своего увлечения, стал совершенствоваться, участвовать в различных конкурсах и фестивалях, завоёвывать призовые места. Однажды Географическое общество предложило мне участвовать в показе туристских слайдфильмов. Всё прошло удачно, и теперь уже я предложил им сделать специальный сеанс фильмов об охотничьих и рыболовных путешествиях. Было у меня к тому времени уже несколько таких сюжетов. Предложение было принято, и тут я вспомнил о забытом фильме «Гуси, гуси»! Время позволяло, я переделал его полностью и решил включить в показ. «Не раскрывая карт», пригласил на этот вечер всех трёх участников той беломорской поездки, с которыми с тех пор поддерживал приятельские отношения.

В тот вечер народу в Большом зале Российского Географического общества собралось много, в том числе приглашённые мной знакомые охотники и вся троица героев «гусиного» фильма. Пятнадцатиминутный фильм «Гуси, гуси – га, га, га» демонстрировался последним. Когда отзвучали заключительные аккорды фонограммы, и в зале зажёгся свет, я вышел к экрану и обратился к аплодирующему залу со словами:

– Друзья, давайте, попросим выйти сюда тех, кого мы только что видели на экране. Они живы, здоровы и находятся здесь. С того времени, когда снимался этот фильм, прошло всего каких-то десяток лет, но они увидели его впервые.

Зал загудел, зааплодировал ещё сильнее, и тогда поднялись со своих мест: Аркадий, Леонид, Лёша – чуть поседевшие, чуть постаревшие, но ещё жизнерадостные и готовые хоть сейчас отправиться на охоту к Белому морю. И, глядя на их взволнованные, но улыбающиеся лица, показалось мне вдруг, что только отошли мы от крыльца дома Анфеи Ивановны и идём по скрипучему нюхченскому тротуару к станции, слегка сгибаясь под тяжестью огромных рюкзаков с гусями.

С тех пор прошло ещё много лет. Но до сих пор друзья, собираясь у меня на дне рождения или на другом каком-нибудь празднике, просят меня показать ещё раз этот фильм. Последний раз – его и ещё одного, которого я назвал «Не повторяется такое никогда» мы смотрели совсем недавно, на одиннадцатой годовщине ухода от нас Левонтия.

Но теперь его не смог посмотреть уже и Аркаша…

Королевский дуплет

 
Два гуся-гуменника падали…
Красивых, больших, неживых,
Но им направление задали
Два выстрела метких – моих
 
 
И эхо, от скал отражённое,
И стая, оставив двоих,
Рванулись вперёд, а сражённые —
Безжизненно падали вниз.
 
 
Обмякшие, без напряжения…
Их крылья уже не несли.
То было теперь не движение,
А лишь притяженье земли
 
 
И, опережая событие,
Как крики, что ветер унёс,
Явившийся вдруг, по наитию,
Навстречу им рвался вопрос.
 
 
Вопрос этот вечный: – А надо ли,
И будет на что поменять?…
А гуси – стремительно падали, —
Падали…
на меня.
 

Не совсем удавшиеся именины

О беломорской весне бесполезно слушать рассказы. Чтобы её понять и прочувствовать, нужно обязательно увидеть всё своими глазами. И лучше всего делать это, когда у тебя за плечами рюкзак, а в нём палатка, спальный мешок, еда на дорогу и… кое-что ещё, но об этом пока никто не должен знать.

Уговорить Леонида на эту поездку тоже было не просто. В его родном ААНИИ ходили даже слухи, что существует негласная очередь к нему в компаньоны на такую весеннюю «прогулку» по побережью Белого моря, и злые языки утверждали, что в этой очереди стоят в основном молодые сотрудницы. Так что я был очень счастлив, когда апрельским ранним утром мы с Левонтием сошли с вологодского поезда на станции Сумпосад и бодро зашагали в сторону деревни и реки.

Не знаю, как мой напарник, но я, шагая по раскисшей весенней дороге, чувствовал себя так, как будто вырвался из какой-то липкой и грязной паутины, в которой барахтался уже почти год, и сейчас не иду, а просто лечу, подхваченный ласковым весенним ветром, лечу снова к Белому морю, которое успел полюбить за то, единственное короткое знакомство, что состоялось пару лет тому назад под Нюхчей. Но мне почему-то казалось, что это было так давно.

Два года, но как много изменений произошло за этот короткий отрезок времени…

Хорошо иметь компаньона, который понимает тебя. Леонид в этом отношении молодец, когда надо он умеет молчать. И теперь, как будто почувствовав моё настроение, он монотонно вышагивает километр за километром, предоставив мне возможность немного повспоминать…

На Городской Станции юных туристов я уже не работаю. Врачи предупредили меня, что, работая в такой нервной обстановке, я работаю «на износ» и это может закончиться инфарктом. И тут как раз случайно подвернулась освободившаяся должность начальника какой-то странной Учебно-методической базой на моей любимой Вуоксе, прямо напротив турбазы Яркое.

На той хитрой базе, носящей название «Белая дача», мне предлагалось за небольшой оклад круглогодично командовать непонятно пока чем, но имея почти полную свободу, комнату в зимнем доме, мощную моторную лодку для связи с Приозерском и небольшой флот деревянных лодок для походов. А ещё – снегоход «Буран», к которому непонятно где нужно было доставать бензин и приходящего тихого алкаша Мишу, живущего в Ярком, на должность «прислуги за всё».

Не разобравшись в ситуации, я согласился на это предложение. И только через год, построив себе уже отдельное жильё в виде маленького, но очень симпатичного домика, я понял, что влип в очень неприятное дело, что эта база, как мне объяснил один добрый человек, предназначалась для отдыха «белых людей», и моя должность при них скорее напоминала обязанности холуя или лакея.

Я уже решил, что не задержусь тут и, собираясь в поездку с Леонидом, просто потребовал себе десяток дней в счёт отпуска, тем более, что весна на Белой даче была самым глухим сезоном.

Так – в раздумьях и воспоминаниях и шагали мы, приближаясь к побережью и всё отчётливее чувствуя ни с чем не сравнимый запах моря, приносимый лёгким ветерком.

Пока что на вид мы обычные туристы, уже удалились на пяток километров от деревни и, шагая по тропе вдоль реки, дошли до её устья, подозревая при этом, но пока в тайне друг от друга, что на желанные «именины» мы, кажется, опаздываем. Причиной тому был вид открывшегося нашему взору морского побережья без снега и льда, который нас не только удивил, но и огорчил.

Не скажу, что мы жаждали барахтаться в снежных сугробах, но нам нужен был лёд, без которого срывался затеянный эксперимент. Дело в том, что к нашим рюкзакам приторочены лёгкие, но крепкие детские пластмассовые саночки, называемые почему-то ледянками, и на них мы собирались легко покатить по льду нашу солидную поклажу, разгрузив плечи для ружей.

На побережье Белого моря в тех местах, где на большие расстояния простирается отлогий, без скальных участков берег, за зимний период от приливов и осадков нарастает солидный, до метра толщиной, береговой припайный лёд. Он держится до позднего весеннего периода, оставаясь иногда на месте даже в том случае, когда основной массив льда отрывается от берега и уходит в своё последнее плавание. Ширина такой припайной кромки достигает сотни и более метров, снег к концу апреля с неё полностью сходит, и ходить по её крепкому шероховатому льду также легко и приятно, как по асфальту, но… – непредсказуемое по продолжительности время. Именно на такой лёд мы и рассчитывали, а, не увидев его, сильно огорчились.

Конечно, можно двигаться и по береговой кромке, освободившейся от снега, но это требует значительно большего времени и сил. Левонтию такие походы не в диковинку. Он много лет ходит этим маршрутом, иногда льдом, иногда берегом, – как повезёт. Но вариант с применением санок пришёл ему в голову только теперь. Раньше, давно он ходил в одиночку, но теперь предпочитает путешествовать вдвоём, – так веселее, выгоднее в плане загрузки походным снаряжением и безопасней. Попасть к нему в компанию нелегко, он очень разборчив и выбирает напарника, подходящего ему по многим критериям. Я напросился к нему, подкупив тем, что взялся во время путешествия вести репортажную фотосъёмку, поскольку у Леонида проблемы со зрением и ему трудно обращаться с фототехникой. И теперь, так тщательно продуманное и подготовленное путешествие с «комфортом», наше «ледовое сафари» по непредвиденным обстоятельствам находилось на грани срыва…

Но к счастью, оказалось, что желанный лёд всё-таки был! Только чуть поодаль и мы его от огорчения сразу не разглядели. Вскоре мы с облегчением сбросили на него наши рюкзаки с «новшенством», жадно пожирая глазами уходящие в даль белые поля. Отдохнув и наладив «упряжь», легко и весело покатили саночки по льду, так гостеприимно предоставившему нам возможность самого лёгкого передвижения. Радость и предвкушение новых удач переполняли наши сердца… Этому способствовало всё: ласковый лёгкий юго-восточный ветер, щедрое северное солнце, призывные крики чаек, удивлённо летающих над нашими головами и даже прошедшая над дальней кромкой леса весело перекликающаяся гусиная стая.

Однако прекрасное настроение вскоре было остужено и подмочено большими лужами солёной воды, трещинами, промоинами и наплывами илистого грунта, нанесённого на лёд приливами. В таких местах наши ледянки застревали, переворачивались или начинали зачёрпывать бортами воду, которая реально грозила не только вымочить, но и просолить всё наше снаряжение. Пришлось доставать имеющийся у запасливого Леонида полиэтилен и оборачивать им рюкзаки.

Но постепенно всё налаживалось. Мы начали внимательнее просматривать впереди лежащий путь, чтобы заранее обходить препятствия. На какое-то время я забываю о своих основных обязанностях, и строгий командир делает мне замечание, что я пропускаю без внимания важные «исторические» моменты. В отместку я начинаю гонять его по самым глубоким трещинам и промоинам, добиваясь наиболее эффектного кадра.

Отойдя в туристском облике несколько километров и убедившись в полном одиночестве, – распаковываемся, расчехляемся и, превратившись в охотников, жаждем первой встречи с дичью. Но она на свидание не торопится.

Над береговыми оттаявшими кромками кувыркаются в полёте с весёлыми криками чибисы, в небе звенят жаворонки, а с моря, издалека, доносятся весенние стенания гагунов, – самцов гаги, как будто повторяющих всё время одно и то же имя: «наум, наум, наум». Над поверхностью льда порою проносятся стайки нарядных светлых птичек – пуночек – полярных воробьёв, а на небольшой высоте, разглядывая нас с интересом, степенно пролетают большие морские чайки.

И лишь пара гусиных стай на недосягаемой для ружей дистанции проходят деловито и строго на север, раня наши души призывными криками.

К вечеру добираемся до Вёхгубы, где встречаем местного охотника, тоже удивлённого пустотой этих обычно богатых охотничьих угодий. Пролетела птица, или всё ещё впереди? Немного портится погода, но ещё больше наше настроение. Вместе с последними лучами заходящего солнца слегка гаснут наши надежды на весёлые и шумные именины.

Заночевать пришлось в местной рыбацкой продымленной, прокуренной и неуютной избе. Но выбора нет, местность вокруг низкая, болотистая, кругом лужи, и палатку можно поставить разве что на плоту из сухостойных брёвен.

Утром снова в путь. Опять солнечно, и настроение вчерашнего вечера улетучивается вместе с ночным туманом. Вскоре попался участок берега безо льда, и пришлось одевать рюкзаки. Привязанные к ним ледянки ярко-жёлтого цвета, сверкая на солнце, конечно же, и спугнули стайку гусей, налетавшую низко из-за леса, хотя мы и пытались, упав ниц, изобразить из себя береговые кочки. Проводив гусей грустным взором, за мысом снова выбираемся на лёд, долго стоим, отдыхаем и опять катим вперёд. Но теперь чаще встречаются всякие препятствия. Хуже всего нам даются наплывы на лёд донного грунта, «нашпигованного» обломками ракушек, где санки категорически отказываются скользить. Хорошо, что мы уже приспособились не только к разным препятствиям, но и, как солдаты первогодки, чётким движением отрабатываем приём – на плечо! Зато на ровном чистом льду мы отдыхаем, – эксперимент удался, всё оправдалось, и дело только в сроках и характере весны. А эта – нынешняя, нам совершенно непонятна…

На подходе к Юкову преодолеваем совершенно раскисший залив, рискуя даже забираться на плавающие во время прилива и качающиеся под нашей тяжестью льдины. Смело прыгаем через трещины, но и эти вольные «шалости» благополучно сходят нам с рук.

Юково, – этот затерянный на беломорском побережье маленький рыбацкий посёлок, оторванный от мира шоссейных дорог, транспортной техники, почты и других благ цивилизации, находится в таком дивном месте, что кажется, – перенесли его сюда вместе с двуглавой горой «Медвежьи головы» и живописными ручьями, шумно спадающими с гор в море, откуда-нибудь из горной Швейцарии.

Мне всё здесь очень нравится, и я с удовольствием побыл бы тут денёк, чтобы осмотреть всё, как следует, но по настоянию Леонида мы проходим жильё почти без остановки, отказавшись от гостеприимства и угощения местных жителей, хорошо знающих его и зазывающих к себе в гости. Дело в том, что завтра праздник – Первое мая и, попав в праздничную компанию, будет трудно потом от неё избавиться.

Ещё несколько часов хода, и мы добираемся до первой традиционной Лёниной стоянки под кодовым названием – «На островке». Это действительно крохотный островок в зоне осушки, разделяющий на две протоки вход в узкий морской залив. На стоянке есть щит из плавниковых досок для палатки, обложенное валунами кострище, запас дров. Оживить такой лагерь дело нескольких минут.

К вечеру, разморённые теплом костра, сытной едой со стопкой, принятой в честь свидания с первой стоянкой, от усталости двух дней непривычной ходьбы «в упряжке», почти не сопротивляясь охотничьим позывам, пораньше забираемся в спальные мешки. На закате, в последние минуты перед забытьём, наш натренированный слух ещё ловит шорохи утиных крыльев над головой, надсадные вопли крякухи, шепелявый отзыв селезня и надо бы… Но «спальники» цепко держат нас в своих объятиях.

На утренней зорьке, обманутые звуками моего утиного манка, к резиновому чучелу, выпущенному мной в заливчик рядом с палаткой, с разных сторон налетают сразу два селезня. Дуплет, к сожалению, не получается, но один из них, подвешенный куском бечёвки за лапку, повисает над палаткой рядом с флажком, придуманным и изготовленным Левонтием из запасной красной футболки. И всё это, конечно, ради красивого кадра, а заодно и праздника, который мы отмечаем, сидя у походного стола, устроенного из толстой, найденной на берегу плахи, уложенной на два чурбака.

Но гусей и здесь нет. Напрасно Леонид простаивает две зори на пути их традиционного пролёта, и лишь ночью, совсем в темноте, с неба доносится редкое гоготанье.

На следующий день во время отлива напрямик от мыса к мысу пересекаем Кунагубу. Уже привычно прыгаем с льдины на льдину, где только можно спускаем ледянки. К двум рыбацким избам, стоящим на её восточном берегу, подходим, осторожно осматриваясь, во избежание случайных и ненужных нам встреч. Но в них пусто. Нам тут делать нечего, и мы отправляемся дальше, к следующему лагерю Леонида, находящемуся неподалёку и носящему название – «В соснячке». Он находится возле самого берега, приподнятого в этом месте над кромкой самой высокой в прилив воды, внутри группы низкорослых, но зато пышных сосёнок в окружении можжевеловых кустов, не пропускающих ветер. А в стороне от моря, до коренного леса широко простирается открытое заболоченное пространство «ляги», как Левонтий называет такие угодья. Оно с пресными лужами, ручьём, вытекающим из болота, небольшими зарослями тростника и ивовых кустов, – прекрасный гусиный «присад». Здесь повеселей. Ещё на подходе мы неоднократно наблюдали стайки уток, перемещающихся по лужам, а вдалеке и гусей. Я рвусь «в бой», но Леонид спокоен, как сфинкс. У нас в плане пожить в этом лагере несколько дней, и командир настоятельно требует обеспечить сначала достойное жильё и быт.

Эта стоянка тоже имеет все необходимые атрибуты бытия, и уже через час рядом с капитально поставленной палаткой горит костёр, и котелок над огнём вкусно булькает утиным супом. За это небольшое время над нами и невдалеке на слуху прошло несколько гусиных стаек. Меня уже не удержать… Подметив трассу их перемещений, спешно сооружаю скрадок из подручных материалов: стаскиваю в кучу несколько тонких плавниковых брёвнышек, рублю ветки ивняка, приношу охапку сухого прошлогоднего тростника. Главное, – это я уже знаю, чтобы «сооружение» не выделялось инородным пятном на однообразной местности. Левонтий, прекрасно знающий местную обстановку, не утруждает себя «строительством» и, не суетясь, спокойно валит первого гусака почти не отходя от палатки. А затем и другого… Но и я не отстаю и возвращаюсь к ужину с хорошими трофеями. Мы оба ликуем! Про аппарат я уже не забываю, – какие кадры!

Посмотрели бы вы в этот момент на моего командира… Неужели это он ещё совсем недавно мрачно месил сапогами няшу, чертыхаясь и грозно сверкая очками, перебирался через трещины во льду, проклинал неудачную весну, зори без выстрела… Может быть, – но сейчас он счастлив, и его охотничье сердце празднует именины!

Теперь он спокойно ожидает на вечерней заре возможного пролёта птичьих стай, но не это сейчас главное. А то, что он уже вобрал, впитал в себя все трудности и прелести ещё одной охотничьей, звонкой беломорской весны.

Он сидит на берегу, уютно устроившись среди крупных валунов, сливаясь с ними серой шинельной курткой, перед ним открывшееся в отлив морское дно, с которого высокая вода уже утащила припай, нашу ледовую дорогу, а дальше, на западе, раскинувшись на полнеба, догорает чудесными красками северная беломорская заря, красиво отражаясь в стёклах его очков.

У нас затеян ещё один эксперимент, – мы делаем колбасу. Это не каприз и не праздное развлечение. В таких походах проблема не только добыть дичь, но и донести её до дома, поскольку вес рюкзака всегда лимитирован твоими возможностями. Но главное – сохранить, поскольку может наступить резкое потопление и тогда пропадёт с трудом добытая дичь.

Леонид, вооружённый острым ножом, старинными рецептами и современной белказиновой плёнкой, сосредоточенно превращает красивых птиц в мясное крошево. Забегая вперёд, скажу, что и эта затея нам прекрасно удалась.

В увлекательных охотах и заботах пролетели три самых счастливых дня этого путешествия. Погода днём чудесная, и только к вечеру откуда-то наползают облака, благополучно исчезая к утру. Рядом с нами в море впадает ручей, образуя в часы приливов, так удачно совпавших в эти дни с вечерними зорями, обширную мелководную заводь, где отлично стреляем селезней, приманивая их к чучелам.

Жаль, но приходится покидать и этот прекрасный уголок. Нам осталось уже немного дней, отпущенных на праздник, и впереди ещё два трудных перехода до конца маршрута.

Последний лагерь решаем разбить напротив пролива «Железные ворота», где в отлив между обсыхающими каменистыми островками и берегом остаётся неширокая полоса стремительной, как в горной реке, воды, давно унёсшей весь окрестный лёд. Леонид считает это место одним из лучших, поскольку по весне здесь появляется, первая вода, притягивающая к себе всех пролётных водоплавающих.

Но обжитой стоянки у него здесь пока что нет. Быстро находим уютное местечко под защитой раскидистой ели и можжевеловых кустов, да вот, незадача – поставить палатку так, как нам хочется, мешает торчащий из земли и показавшийся нам вначале небольшим – валун. Сгоряча принимаем решение его убрать и потом, в азарте и упрямстве, уже не можем отказаться… Не помню, кем было больше высказано по этому поводу витиеватых выражений, но эта, вновь оборудованная стоянка носит с тех пор название – «У камня». А сам камень, вытащенный с таким трудом, долго потом служил надёжным сиденьем у походного стола и его вид тешил нас воспоминаниями о былых «богатырских» подвигах.

«У камня» мы прожили ещё два счастливых дня. На вечерней заре, очарованный манком, на меня налетел шилохвостый красавец селезень, носивший на лапе голландское кольцо, а Леонид, посиживая у костра, долго не мог налюбоваться добытым им кроншнепом, редким для нас охотничьим трофеем. Гордость его состояла в том, что он сумел вычислить траекторию его брачного полёта над побережьем и засесть в нужном месте.

И был последний переход до Красной щельи. Выброшенная на берег штормом старая, уже не нужная людям лодка, которую по каким-то приметам узнал Леонид, вдруг с особой остротой напомнила нам, что в жизни всё так быстротечно, что нет уже в живых мастера, построившего её, что кончился наш праздник. И сразу отяжелели рюкзаки, стали раздражать и казаться совсем ненужными бездельничавшие из-за отсутствия льда ледянки.

К нашей радости в Красной щелье, колхозном пункте складирования и обработки водорослей, оказались местные рыбаки, промышлявшие селёдку. Леонида сразу узнали, с нами поздоровались и любезно предложили «подкинуть» до деревни, куда вскоре собирались пойти.

Монотонно журчит мотор, убегает от винта назад белая пенная полоса, а там, за мысом, остались запечатлённые нашей памятью и моим фотоаппаратом – такие уютные лагерные стоянки, удачные выстрелы, ещё одна прошедшая в нашей жизни скоротечная охотничья весна. С интересом всматривался я в очертания приближающихся незнакомых берегов, ещё не зная, что очень скоро они станут мне близки и любимы на долгие годы.

Из чистой и гладкой, без единой морщинки в это тихое утро, воды словно всплывала и разворачивалась перед нами панорама устья реки и села Колежма. Это был конец нашего пути, но почему-то он казался мне немножечко грустным.

Когда под нашими ногами вздрогнул пол железнодорожного вагона, и замелькали за окном скромные северо-карельские пейзажи, я приник лицом к стеклу, так захотелось мне ещё раз увидеть море! И оно мелькнуло вдали, как бы подтверждая мысли о том, что я обязательно вернусь сюда… А иначе, зачем у меня в голове уже бродят слова, рифмуясь и складываясь в строки, и стук колёс подсказывает мелодию рождающейся песни:

 
– Только, знаю я, – год пройдёт,
Вновь в ручьях вода запоёт,
Снова будут ночи без сна,
Позовёт в дорогу весна…
 

Гуси, гуси – га, га, га!

Здесь всё называется Нюхчей: станция, река, деревня…

Вид на деревню от дома Титовых

«Ну, здравствуй, Белое море, вот ты какое!»

«Мы строим лагерь в расчете на ближайшие холода…»

Наш вождь и организатор – Левонтий

Главный рыболов – Лёша

Невозмутимый Аркаша

Фоторепортёр Всеволод

«Мы ждём моряны, снегопада, как…»

«Нам утки, зайцы куропатки – надоели…»,

«И всё-таки, мы их дождались…»

Не совсем удавшиеся именины

«Желанный лёд всё-таки был…»

Пешком по морю

Первая Лёнина стоянка – В островке

Первая дичь к 1 мая

«Подметив трассу их перемещения, срочно делаю скрадок…»

«И его охотничье сердце празднует именины…»

«И я не отстаю…»

«Нам осталось ещё два перехода до конца маршрута…»

 «И сразу потяжелели рюкзаки, стали казаться ненужными бездельничавшие сейчас ледянки…»

«Передо мной разворачивалась панорама устья реки и села Колежма…»