Текст книги "Эра счастливой охоты"

Наумиха

Прекрасные утиные и гусиные угодья, конечно, не заканчивались Кунручьём. На восток от села за островом Лобским начинался не сильно врезанный в береговую кромку залив, в дальнем углу которого впадала небольшая болотистая речушка, именуемая по карте Чижрекой. Со стороны моря залив частично прикрывался округлым по форме лесистым Омостровом. Он был таким мелким, что в отлив его восточная часть почти полностью обсыхала. Оставалась лишь большая лужа посредине и русло, промытое в няше Чижрекой. При сгонных ветрах, дующих от берега, вода отходила так далеко, что с восточного мыса можно было пешком перейти на Омостров. И вся это акватория с её окружением звалась по местному – губа.

На краю губы со стороны Лобского ставились убеги[6]6
  стационарная рыболовная снасть типа мерёжи.


[Закрыть] и сети, – в Чижреке по весне ловили корюшку, заходящую так же, как и в реку Колежму, на нерест. Но главное назначение губы состояло в том, что она являлась ягодным полигоном села. Заросшая тростником кромка моря снабжала всех желающих клюквой, заболоченный лес – морошкой, а недалёкие от берега старые вырубки предлагали чернику и бруснику, хотя для неё находились места и поудобней, и побогаче.

Я, естественно, слышал много разговоров и отзывов о губе. Ещё в первый год своей охоты в Лобском я улавливал иногда доносившиеся оттуда выстрелы. Особенно, когда на побережье прилетали гуси. Туда, в губу отвозили обычно немногочисленных в ту пору гостей-охотников, приезжающих в село к знакомым или родственникам. И когда у меня появилась лодка, после Кунручья я стал осваивать ещё и губу.

Она находилась даже немного ближе. Перспективные места для охоты и рыбалки я отыскивать уже научился, с ягодами там было даже лучше, но похуже с грибами. А вот со стоянками дело обстояло совсем плохо. Берега и прибрежный лес оказались настолько заболоченными, что найти сухое место для палатки не предоставлялось возможным. Во всяком случае, по ближнему берегу до устья Чижреки. Но буквально в ста метрах от неё, на чуть приподнятом и абсолютно голом, без единого кустика береговому урезу торчала бельмом на глазу старая, наполовину обрубленная на дрова изба.

Более нелепого зрелища даже трудно себе представить. Но потом я выяснил, что раньше было всё не так. Эту избу когда-то построил старший брат Степана Лёгкого, того самого, что нашёл для меня дом. Кроме этой избы здесь стоял ещё и обширный сарай, где строились лодки. А их строитель сбежал сюда по самой банальной причине: быть подальше от семейных хлопот и магазина с водкой. Но прожил этот отшельник там вроде бы недолго. После его смерти, и сарай, и чуть ли не половину избы изрубили на дрова.

Впоследствии нам с Леонидом пару раз пришлось в плохую осеннюю погоду останавливаться в этой избе, но каждый раз, и я, и он чувствовали себя в ней неуютно.

За Чижрекой тростник от жиденького леса «добегал» местами до самой воды. Но встречались и невысокие песчаные намывы, где куртинами рос густой и местами высокий ивняк с множеством сухостоя на дрова. В одном таком месте мы с женой облюбовали себе местечко для лагеря. Обнаружили случайно, собирая клюкву. Вряд ли бы оно нас привлекло, если бы не занесённый туда приливом плот размером в две-три наших палатки. Когда мы её ставили, оставалось ещё место для маленького столика, сооружённого мной из обломков досок, так что лагерь получился хотя и крохотный, но очень уютный и укрытый от всех глаз. Плотная стена тресты защищала от любых ветров, клюква почти в неограниченном количестве была буквально под ногами, а над головой летали утки и гуси. И всё бы хорошо, но охотиться на привычных вечерних зорях приходилось в сплошных тростниках, и упавшая туда утка даже утром не всегда находилась. Так что эти места мы с женой использовали в основном для сбора ягод.

Есть мудрая русская пословица: «Не было бы счастья, да несчастье помогло…» Так получилось и у меня.

На третий год я лишился лодки. Она спокойно зимовала, вытащенная на берег ручья недалеко от моего дома, перевёрнутая и накрытая каким-то старым брезентом, что её и подвело. Недостаточно трезвый тракторист, не разглядев её под брезентом, протаранил ей борт гусеницей, да так, что ремонтировать было уже нечего.

Приехав, как всегда, весной, я был поставлен перед фактом. Ругаться и спрашивать что-либо с тракториста не имело никакого смысла. Вот, тогда-то я и задумал построить себе надёжное судно, но чтобы оно ходило не только под мотором, но и под парусом. И к тому же – имело каюту, где можно ночевать, встав на якорь или на осушку. Но об этом – позже.

В ту весну и лето я обходился знакомыми угодьями, пользуясь байдаркой, удивляя местных мореходов тем, что с женой уходил на ней даже в ближние острова, игнорируя иногда серьёзные ветра. Но пришла осень, а с ней и гуси. С местными охотниками, как и со многими односельчанами у меня сложились прекрасные отношения. И однажды, зная, что у меня нет серьёзной лодки, мне сделали предложение выбраться на несколько дней в ещё незнакомые мне места, за губу. Приглашали три брата, отправляющиеся туда пособирать ягод, порыбачить и поохотиться, если представится случай. Я с радостью согласился в надежде разведать новые гусиные места.

Я уже знал, что место это называется Чижнаволок, и что там есть большая промысловая изба, стоящая на скалах. А за избой, вроде бы, сразу начинался лес, где можно собирать грибы. Из ягод их интересовала в основном брусника, что росла на старых вырубках неподалёку от избы, и один из братьев мне рассказывал, что там всегда в это время держаться на ягоднике тетерева и глухари. Меня всё это устраивало, кроме житья в избе, и на всякий случай я решил взять с собой всё своё походное снаряжение. А заодно договорился, что потянем на буксире и мою байдарку.

В назначенный день, погрузив в неё всё что надо, я спустился по реке и причалил у нижних складов к их большому карбасу. Меня уже ждали. С их причала хорошо просматривалось устье реки и часть губы, где явственно гуляли волны с белыми барашками. Решили, что байдарку будем не буксировать, а, разгрузив, просто возьмём на борт. Уложенная вверх килём в носовой части семиметрового карбаса, она на треть торчала вперёд, нависая над водой и придавая лодке смешной, но боевой вид.

Не успели пройти и трети расстояния, как нас накрыла почти чёрная низкая туча. Налетел шквал, ещё больше взбаламутив море, и нас окропило сильнейшим, но по счастью коротким дождём. У моих компаньонов, естественно, под рукой нашлись взятые с собой роконы, и они тут же их одели. У меня, конечно, тоже была непромокаемая куртка, но в рюкзаке, а рюкзак под байдаркой. И когда я полез туда, чтобы её достать, сразу стало ясно, что она мне не нужна, надо просто отсидеться под байдаркой.

Что я и сделал под одобрительные возгласы братьев. Через десять минут барабанная дробь по днищу байдарки прекратилась, и когда я вылез из-под неё, уже из-за туч выглядывало солнце, стихал ветер, как это бывает после шквала, а во мне зародилось предчувствие, что эта поездка будет очень удачной.

Оставив слева по борту Омостров, наш необычный по виду карбас приближался к мысу, за которым я ещё не бывал. Достав из-за пазухи бинокль, я с интересом рассматривал его необычный вид.

Низкий, заболоченный и весь в тростнике берег губы к мысу несколько повышался, образуя на повороте к Чижнаволоку небольшой скальный пятачок. А перед самым поворотом, обрываясь к воде трёхметровой скалой, возвышался бугор с куртинкой невысоких берёз, нескольких корявых сосен и можжевеловых кустов. Почему-то мне сразу приглянулось это место. Возможно, мы прошли бы его, не обращая внимания, но неожиданно, как это чаще всего и бывает, произошло событие, подсказавшее мне, что надо делать…

Небольшая стайка казары, видимо, до мыса шла низко над водой, и мы заметили её, только когда она с тревожными криками стала огибать его, набирая высоту почти у нас над лодкой. Двое братьев вмиг похватали ружья, как оказалось, заряженные и произвели недружный залп, результатом которого был один подранок, отставший от стаи и с трудом потянувший вдоль берега в сторону Чижреки. Тут-то ко мне и пришла идея. Ведь мыс, подумал я, идеальное стратегическое место для охоты. Его будут огибать и другие стаи. А этот бугор, что торчит почти на самом повороте, прекрасное место для лагеря, лишь бы только найти тут пресную воду. Но раз есть скалы, должны быть в них какие-то щели и углубления, а мы с Леонидом уже не раз пользовались такими «колодцами». Тем более, что дождей в последние дни хватало, и вода там будет свежая.

Мою просьбу высадить меня здесь братья выслушали с лёгким недоумением. Но я объяснил, что взял с собой всё походное снаряжение, которое обеспечит мне нормальное житьё. А если что, то до их избы, как я понял, от меня будет всего пара километров, и я смогу в случае необходимости в любое время перейти к ним. На всякий случай оговорили день и время возвращения, спустили на воду мою байду, и, погрузив свои вещи, я в прекрасном настроении погрёб осваивать новое место. На прощание мне поведали, что оно имеет даже своё название – Наумиха.

Так я открыл для себя второе «эльдорадо». Теперь, по прошествии почти трёх десятков лет, мне даже трудно сказать – какое из них было для меня важнее и милее. Пожалуй, всё же на Наумихе происходило больше ярких и запоминающихся событий. Там ловилась в сети самая крупная камбала, и больше всего попадалось кумжи. Там довелось сделать самые красивые дуплеты по казаре. Там к моей палатке прилетали и садились прямо над головой рябчики и тетерева. Туда я приезжал и подолгу жил вместе с женой и возил туда гостей. Там к нашей палатке, где мы ночевали с Левонтием, приходил ночью и доедал наш суп молодой медведь. А утиные и гусиные охоты в принципе так похожи друг на друга, что редко выделяются какими-то особыми деталями.

Второй номер в байдарке

Вспоминая свои дальние охотничьи вылазки по побережью, нельзя не упомянуть мою верную спутницу, ещё много лет назад зарекомендовавшую себя, как надёжного второго номера, рулевого в байдарке, заядлую и умелую рыбачку, помощницу на охоте – мою верную Наталию.

С самых первых лет нашего пребывания в Поморье мы не переставали удивлять местных, особенно женщин, то своими выходами на байдарке в море не в самую благоприятную погоду, то её самостоятельными рыбалками с постановкой сетей, а то и «прогулками» с собакой в лес – на охоту или за грибами – с ружьями за плечами у каждого.

Пожалуй, в первые три-пять лет – это было не исключением, а почти нормой. Особенно весной, если устанавливалась уже устойчивая тёплая погода и ещё не так осаждали нас предогородные хлопоты. А потом – осенью, в конце сентября, когда они заканчивались. Имея прекрасное лагерное снаряжение и экипировку, мы могли себе позволить не очень бояться капризов погоды.

Захватив всё необходимое, мы смело выезжали на мои уже обжитые береговые стоянки, но не боялись осваивать и новые места. Особенно это удавалось, когда к нам присоединялись друзья, приехавшие в гости, и особенно частым их них бывал, конечно, Леонид.

С появлением в моём хозяйстве большой лодки, процесс выезда в такие поездки и само их содержание значительно облегчалось и улучшалось. Выбрав уютное местечко, мы устанавливали мою большую каркасную палатку, в которой монтировалась ещё и печка – моё туристское наследство. Ещё одна пара ловких женских рук значительно облегчала налаживание быта. Оружие она в них обычно не брала, но с постановкой сетей, готовкой еды и прочими хозяйственными делами управлялась прекрасно.

Много было их – в принципе очень похожих друг на друга поездок, и из них вспоминаются теперь только самые яркие эпизоды, и хорошо, что освежить память помогают сделанные тогда снимки.

В те – наши первые вёсны – гуси гуменники ещё не шарахались от поморских берегов. В тот раз, о котором я хочу вспомнить, нас было трое: мы с Наталией и Левонтий. В уютной бухточке Кимручья поставили лагерь, загнав в неё мою лодку и привезённую на буксире байдарку. Конец первой декады мая одарил нас чудесной погодой, первая же вечорка – парой красавцев-селезней, снабдив мясом на походный супец.

К ночи потеплело, и активнее заурчали по лужам лягушки. У Леонида за многие годы наблюдений накопилось изрядное количество примет, одна из которых говорила, что массовый «ход» гуменника начинается тогда, когда в полный голос заурчат влюблённые лягушки. И гуменник в ночи «пошёл»! Это мы поняли, слыша сквозь тонкие стенки палатки их призывные крики, не дающие нам уснуть. Гусиные ночи… Я слушал их на Свири, на Ладоге, а теперь слушаю их здесь – на беломорском берегу. Но сон сморил, и утреннюю зорьку мы проспали.

Разгоравшийся новый день встретил нас всей симфонией весенних песен и звуков: кричали невдалеке в азарте чайки, видимо, «пасли» косяк подошедшей к берегу сельди; протяжно свистел кроншнеп и ему вторили резкими криками кулики-сороки, с треском лопнула зависшая на валуне после ушедшей воды большая льдина. Над береговой лягой рассыпал свою трель прилетевший на родину жаворонок и, как главный аккорд, из-за мыса доносилось гоготание гусей.

Но мы всё-таки позволили себе сделать завтрак. Этим спокойным отношением к окружающей нас обстановке мы как бы подчёркивали всю ту надёжность своего положения здесь, как хозяев, пусть не полновластных, но разрешающих себе не торопиться взять что-то у природы, а сначала насладиться ею.

Как хорошо знал Левонтий трассы пролёта птиц вдоль побережья! Мы встали на место, прикрываясь невысокими, но густыми ёлочками на краю прогалка, так чётко, что первая же стая, летящая на небольшой высоте и спрямляющая свой путь над мыском, вдающимся в море, «накрыла» нас, проходя на верном выстреле. Пара чётко сбитых гусаков упала тут же на луговину, а третий – подранок, еле загребая надломанным крылом, дотянул до нашей, уменьшившейся в отлив гавани и приводнился там. Но это не могло укрыться от зорких глаз наблюдавшей за происходящим из лагеря Наталии. Она приняла решение даже раньше, чем я начал ей кричать. Схватив весло, она бросилась спускать на воду наше вспомогательное судно – байдарку.

– Отрезай его от выхода в море! – крикнул я, устремляясь туда же. Гусь, похоже, прекрасно сообразил в какой стороне его спасение и рванулся к выходу из заливчика, но ему мешало развить скорость болтающееся крыло. В тот раз Наталия развила на байдарке такую скорость, как будто шла на мировой рекорд. И она отсекла гусю путь к свободе. А дальше началось не совсем приятное с точки зрения охотничьей этики «сражение» с подранком при помощи весла… А что ей ещё оставалось делать? Но зато с каким это было азартом и даже с опасностью перевернуть от резких движений байдарку.

Осенью для таких вылазок мы предпочитали Наумиху. Наталии там очень нравилось. Мы ставили лагерь на верхушке скального мыска, прикрываясь от ветра с моря густыми можжевеловыми кустами. Рядом в трещинах скал находилось сколько угодно хорошей дождевой воды, весь мыс завален сухими плавниковыми дровами, для того, чтобы поставить сетки, достаточно было отойти на пару сотен метров. Рядом находились прекрасные угодья для утиной вечёрки, а гуси могли пролетать прямо над нашими головами. Днём, в свободное от хозяйственных хлопот время, мы могли в ближайшем леске собирать последние осенние грибы, и чуть дальше – в тростнике нас встречала созревшая клюква. Сюда я любил привозить гостей, к которым однажды присоединилась искавшая интересных мест туристская семья с друзьями, попавшая в Колежму и направленная односельчанами к нам во двор. Мы подружились и потом они неоднократно приезжали к нам снова, проводя на байдарках походы по островам.

А годы летели неудержимо, и всё реже Наталия садилась в байдарку за моей спиной. Здоровья с возрастом, как известно, не прибавляется, а скорее – наоборот. Больше становилось работы по дому, в саду и в огороде. Да и пропал, видимо, задор тех – первых – самых романтических лет… Теперь даже за грибами я чаще выезжал один, оставляя на неё хлопоты по их переработке. И только когда приезжали гости, она не отказывала себе в удовольствие составить нам компанию.

Теперь, рассматривая старые снимки, где она снята с грибами, гусями и прочей дичью у наших лагерных палаток и костров, я с лёгкой грустью и гордостью осознаю то, что, может быть, тогда не в полной мере понимал… Это то, что судьба умудрилась подарить мне очень надёжного друга, компаньона для охоты и лучшего Рулевого – второго номера в моей байдарке.

Байдарка на санях

Видимо, поэтому с приближением любого охотничьего сезона я с надеждой и нетерпением ждал кого-нибудь в гости – вторым номером в байдарку. Хотя была уже и надёжная лодка и не один мотор. Но байдарка, особенно весной, пока в море ещё носило лёд, оставалась самым удобным и надёжным плавсредством.

В тот год весна запаздывала. Леонид, с которым была предварительная договорённость, приехал в обычный срок, и погода, сменив гнев на милость, ласковым солнцем и тёплым южным ветерком заманивала на побережье, начинающее оттаивать.

Только море не торопилось открывать гладь воды. Да и река, понимая тщетность своих попыток расчистить хотя бы устье, погнало воду поверх льда, создавая иллюзию разлива.

Для нас с Леонидом такая обстановка была хуже некуда. Уйти пешком? А что потом делать, когда вскроется лёд и кругом будет одна вода. Ни подранка с воды не достать, ни на остров не перебраться.

И тут я вспомнил про сани. Были у меня такие – сделанные из прыжковых спортивных лыж самого большого размера. Когда-то я их, списанных, выпросил у друзей в спортшколе и сделал очень крепкие сани, на которых вывозил в первые годы дрова из леса. А однажды осенью вывез на них и байдарку с верховьев хабаришного ручья, куда затащил её ещё по осенней большой воде для промысла ондатры на разливах. И мы решили, что и теперь они смогут нас выручить.

Пока на море лёд, мы пойдём по нему с санями, на которые погрузим и рюкзаки, и байду. Уйдём сначала в острова, встретим там первых пролётных, а когда вскроется море, с саней пересядем в байдарку. В восторге от своей идеи стали собираться.

Ясным солнечным утром у последнего склада в устье реки мы загрузили сани и тронулись. Ну, что ж – вперёд наш вездеход! Делаю первые снимки. Я опять задумал снять фильм, тем более, что сюжет обещает быть необычным.

Идти поначалу легко, солнцем согнало со льда почти весь снег, местами лужи глубиной по щиколотку, и там, где вода, сани скользят своей тефлоновой поверхностью почти без сопротивления. Левонтий ликует, это даже лучше, чем сани-ледянки, с которыми мы когда-то шли вот так же по льду от Сумпосада. Часто меняемся, чтобы не уставать, и когда в упряжке Леонид я иду стороной, отыскивая ракурсы для интересных кадров. Особенно необычно смотрятся моменты, когда сани пересекают очередную широкую лужу. И у меня в голове слова уже начинают собираться в рифмованные строчки, из которых рождается песня к фильму:

 
К беломорским весенним контрастам
Нам давно уже не привыкать
И чтоб силы не тратить напрасно.
Любим мы кое-что применять…
 
 
Мы идём. То прохладно, то жарко,
Только что-то не можем понять, —
То ли сани плывут на байдарке,
То ль байдарка плывёт на санях…
 

К вечеру, обогнув с мористой стороны Берёзовец и Маникостров, добираемся до бухты, носящей имя – Лебяжье, где имеется большая рыбацкая изба.

Всё-таки мы изрядно устали. Местами встречались участки льда с каким-то грязевым налётом, где наш вездеход проходил с трудом. А ещё попадались нерастаявшие снежные заструги, что тоже не было подарком.

Хорошо, что за печкой оказалось достаточное количество сухих дров, оставшихся с осени. Натопить основательно простывшую за зиму избу, конечно, за один вечер не удалось, но всё же спали почти в комфортных условиях.

А утром было первое мая. Уже который раз встречаем мы с Левонтием этот любимый нами праздник в Беломорских островах. И обычно мы отмечали его первыми охотничьими успехами. Но в этот раз, кажется, природа не торопится нам помочь. Здесь – в островах – весна делает только первые робкие шаги, не слышно даже певчих птиц, весну провозглашает только яркое, уже ощутимо греющее солнце и очень нежный, пряно пахнущий морем тёплый ветерок.

Решаем пожить тут денёк, осмотреться, посмотреть, что будет вечером на протоке, образовавшейся между островов. С подветренной стороны от нагретых солнцем тёмных брёвен стены исходит такое тепло, что Леонид, сняв с себя всё до пояса, пытается загорать, но выдерживает не более получаса, солнце такое активное, что можно получить солнечный ожог.

А снег тает прямо на глазах, не образуя влаги, но с явлением сухой возгонки мы уже знакомы.

Всё-таки и этот первомайский праздник мы отметили трофеем. Вечером возле протоки, промытой морским приливным течением, мой напарник красивым выстрелом добывает из вылетевшей из-за мыса пары – селезня шилохвости, и вечером с хорошим настроением мы устраиваем праздничный ужин. Нашлась в избе и керосиновая лампа. И хотя она заправлена соляркой и даёт тусклый жёлтый свет, мы добавляем к ней одну из взятых с собой свечей, и такого освещения вполне достаточно. У Левонтия с собой очень маленький и лёгкий транзисторный приёмничек, он любит быть в курсе последних известий, а после них мы наслаждаемся хорошей эстрадной музыкой.

У нас прекрасный стол. Поскольку рюкзаки ехали не на плечах, мы взяли с собой хороший набор продуктов и небольшую фляжечку. Ведь охота должна приносить праздничные ощущения, где бы она не проходила. А мы у себя – в своих любимых охотничьих угодьях…

Утро свежее и ясное. Видимо, ночью был лёгкий морозец, и остатки снега вокруг избы превратились в корку, по прочности напоминающую асфальт.

После завтрака Леониду приходит в голову идея: перебраться на следующий остров – Хребтовый, заложить там базовый лагерь и, поднявшись на вершину (есть там такая, отчего и название острова), осмотреть сверху всю морскую обстановку. Поскольку альтернативы у меня нет, снова грузим сани, добавляя небольшое количество дров на первый костёр. Замечаю, что он засовывает под байдарку небольшой еловый шест метра полтора длиной.

«Лёня – говорю – Зачем тебе этот посох?»

«Да так, есть одна задумка» – с неохотой отвечает он, явно не собираясь продолжать разговор. А я и не настаиваю, знаю, что он потом всё равно не удержится и расскажет.

Сегодня поверхность льда напоминает наждак, который при скольжении саней вызывает не то скрип, не то свист, и я боюсь, что от пластмассовой подошвы лыж к вечеру ничего не останется. Но идти надо.

Меняемся в упряжи чаще. Сегодня так жарит солнце, что мы уже освободились от свитеров, но снимать куртки опасно, иногда налетают порывы холодного ветра, всё-таки лёд вокруг, и ничего не стоит простудиться. И хорошо, что у обоих солнцезащитные очки, – солнце, отражаясь ото льда, сильно бьёт по глазам, но нам это не в диковинку, Леонид опытный полярник, и я всё это испытал на себе во время весенних лыжных походов по Хибинам.

Замечаю впереди тёмную полосу на льду, простирающуюся в обе стороны перпендикулярно нашему движению. Это оказывается трещиной, шириной всего 15–20 сантиметров, но старой и уже замёрзшей свежим голубовато-зелёным льдом, резко отличающимся по цвету от старого грязно-белого. Перешагиваю её без всякого интереса, но вдруг Левонтий, шедший в это время с санями, останавливается, бросает вожжи и обращается ко мне с неожиданным вопросом:

«А как бы ты отнёсся к свежей жареной рыбке?»

«Положительно – мечтательно отвечаю я, – Но только кто нам её подарит?»

«А нам и не нужны подарки, я собираюсь её поймать сам, если ты не возражаешь, конечно…» И с этими словами он начинает отвязывать один край байдарки, чтобы добраться до своего рюкзака. Я молча и в недоумении наблюдаю эту сцену.

На свет появляется тот самый шестик, о котором он умолчал при отходе, а из рюкзака он извлекает обычную зимнюю удочку и предмет очень напоминающий большое столярное долото, где вместо штыря приварено широкое кольцо. Так это же – компактная пешня – соображаю я, а шестик – рукоятка для неё. Так вот, из-за чего он перед выходом из дома проторчал полчаса на чердаке…

Там у него есть личный сундучок со всякими мелочами снаряжения, где чего только нет: и старые перемёты с ржавыми крючками, и поплавки для сетей, разные баночки и коробочки для продуктов. Значит, он всё предусмотрел заранее!

«А на что ты собираешься ловить?» – недоумеваю я.

«На утиные потроха – невозмутимо отвечает он – Я их подержал на тёплой печке, чтобы они усилили аромат, и теперь это отличная наживка!»

Лёд трещины, как и ожидал Леонид, оказался значительно тоньше. И вскоре, соорудив из поленьев что-то вроде табуретки и удобно устроившись на ней, он начинает выдёргивать из подо льда симпатичных наважин, но, к нашему сожалению, размером чуть больше ладони.

«А что же ты, злодей, взял только одну удочку?» – попытался я рассердиться на него.

«А кто бы тогда их стал чистить? – ловко парировал он – Не таскать же лишним грузом их головы и потроха!»

Буркнув что-то невразумительное, я полез за ножом.

И тут, как по волшебству, появились две чайки – какие-то грязные и небольшого размера. Они явно увидели бьющуюся на льду навагу и стали кричать жалобными и явно голодными голосами. Левонтий, не выдержав их стенаний, швырнул им в сторону по самой мелкой рыбине, которые были тут же схвачены.

– Они потом тут всё подберут – обратился он ко мне, – Видишь, как всё хорошо оборачивается, в природе ничего не должно пропадать даром».

А потом был ещё сильно занесённый снегом остров Хребтовый. Найдя в густом ельнике под горой уютное и почти без снега местечко, мы быстро и привычно соорудили добротный лагерь. И была на обед, хотя и мелкая, но очень вкусная жареная рыбка. Теперь по плану предстоял нелёгкий подъём на вершину острова, где маячил белой выветренной треногой геодезический пункт.

С вершины открылся не весёлый вид. Сколько смогли охватить линзы бинокля – везде простирались ещё нетронутые весной ледяные поля, и только материковый берег выделялся на фоне этой белизны рыжей полосой оттаявших кое-где ляг и полёгших прошлогодних тростников. Эх, зря мы залезли в острова, в эту запоздалую весну здесь ещё всё мертво. Надо уходить на берег, – только там, где уже текут первые ручьи и оттаяли первые полянки, можно дождаться первых пролётных стай.

Конечно, жалко потерянных трёх дней. Ведь отсюда видно большую полынью в проливе Железные ворота, а это значит, что есть там и утки и наверняка кулики-сороки, которые прилетают очень рано… Да и гуси не будут дожидаться тепла, их поджимают сроки, а им до Таймыра ещё махать и махать крыльями…

Мы снова на льду. Но сегодня нас уже не балует солнце. Его плотно закрыли мрачные облака, и, похоже, ждут нас испытания. Усиливается ветер, в небе замелькали первые крупные снежинки, а облака начинают окрашиваться в жуткий красно-коричневый цвет. Леонид знаком с такими явлениями и «обещает» нам хороший снежный заряд. Надо уходить со льда, но как назло ближе к берегу начинается полоса торосов. Сани тащим уже вдвоём, выбиваясь из сил. И только одна мысль: – скорее в лес, под защиту деревьев, а там уже будет всё привычно и понятно. Скорее к костру, к горячей похлёбке, к крепкому чаю, а природа – пусть беснуется, мы привыкли быть с нею на ты.

Заряд пришёл мощный и надолго. Всю ночь у нас над головой скрипели, гудели и шуршали хвоей на ветру могучие береговые ели, под которыми мы устроили лагерь. А под утро к шуму ветра стал добавляться треск ломающегося льда, вероятно ветром с открытой всегда средней части моря погнало сильную волну, и лёд, уже ослабленный весной, – не выдержал.

Почти сутки дула моряна, достаточно редкая в это время года. На вторую ночь ветер стих. Заметно потеплело, и сразу в ночном небе зашумели, загалдели птичьи стаи. Отсидевшие непогоду где-нибудь в карельских болотах, птицы спешили наверстать потерянное время и спешили к гнездовьям. И мы с грустью понимали, что обычной – спокойной весенней охоты нынче не будет…

Побережье представляло собой безрадостную картину. Почти всюду нагромождения битого льда, а там, где и оставался ещё примёрзший ко дну донник – на него нанесло всякой грязи, ила, старых водорослей. А пролив против нас забит плавающим льдом, и нет путей ни для саней, ни для байдарки… И всего два дня осталось Леониду до возвращения на работу, ведь он не свободная птица, как я.

Затаскиваем сани и байдарку на приметный мысок, потом, когда будет свободное время, я приеду на большой лодке и всё заберу. А сейчас – полегчавшие рюкзаки на плечи и домой – пешком, самым надёжным способом передвижения.

Не добыли мы в эту весну гусей, но нет огорчения и обиды ни на природу, ни на погоду, потому что знаем, что охота, как и сама жизнь, состоит не только из удач. А в памяти всё равно останутся эти чудесные дни, ледовый поход с байдаркой на санях, не совсем обычная рыбалка.

Мы идём в Колежму, как когда-то – десяток лет тому назад шли с ледянками. Только теперь мне знаком тут каждый мысок, каждый впадающий в море ручей, каждая береговая ляга.

Завтра я провожу Леонида, но весна ещё не кончится, и я успею ещё посидеть с чучелами, поманить селезней на разливах нашей реки, сходить на тока, потому что счастливая охота здесь возможна не только на море.

В поисках рая

На Псковском озере…

На Водлозере…

Первый скрадок

Мой беломорский покровитель Степан Лёгкий

Дом у моря

Село Колежма

Купленный дом до ремонта – вид сзади…

После ремонта. Левая часть – чужая, пустующая

Краснокнижная

Белощёкая казарка – главный объект охоты

Эльдорадо по имени Кунручей

Устье Кунручья.

Левонтий тренируется в стрельбе по чиркам.

Не супом утиным единым

Хорошая рыбалка вносит разнообразие в наш рацион

Главное – присад

Присад в полукилометре за моей спиной, с палатки снята маскировка.

Из скрадка и нагоном

Левонтий в засаде. Иногда для облегчения снаряжения он брал на охоту только лёгкую одностволку с поличоком.

Наумиха

Капитальный лагерь в берёзовом колке на Наумихе.

Второй номер в байдарке

Наталия – мой верный помощник и рулевой

Байдарка на санях

«То ли сани плывут на байдарке, то ль байдарка плывёт на санях…»