Текст книги "Белая Лебедушка"

 
И Ветеран-отец гордился
За дочь, лелеял и берёг,
Делился с ней щепоткой риса,
Опорой был среди дорог;
 
 
Бойцам сестрой была родною,
Восторгом радостным для глаз…
Хотя была совсем седою,
Но чудом дивным, без прикрас!
 
 
С ней в бой идти всегда смелее,
Она как совесть, ратный клич,
Чтоб, жизни каждый не жалея,
Врага в медвежий взял бы клинч!
 
 
В глазах её чтоб отличиться,
Они в атаки шли стремглав,
Светились радостью их лица,
И вражий брали вмиг анклав!
 
 
Так и однажды это было,
Звучал победный их восторг!
…Не чуял каждый, что могила
Ведёт неравный с жизнью торг…
 
 
Была подлейшей то ловушкой —
Победа лёгкая их здесь,
Они попали в сети мушкой,
И враг-паук, взвинтивший спесь,
 
 
К ним подползал напиться кровью
Из многочисленных засад,
Себя хваля за ум с любовью,
Готовя бойни дикий ад,
 
 
Создавши в силах превосходство,
Донельзя этим бывши рад,
За что чинов, мол, руководство
Им даст сполна и тьму наград.
 
 
Пришлось бойцам с поспешной прытью
Из-под удара улизнуть,
Из добровольцев сбив Прикрытье,
Чтоб замести отхода путь…
 
 
Прикрытья тают уж патроны,
Ведёт оно тяжёлый бой,
От пуль всё чаще стали стоны,
А их вокруг – взъярённый рой!
 
 
И враг злорадно уж смеётся
И вяжет, вяжет всех подряд,
Знать, не видать им боле Солнца,
И смерть уж дышит на ребят,
 
 
И ночь зашторивает взоры,
На землю тьму кладёт внавал…
– С утра мы с вами разговоры
Уж поведём… Устроим бал
 
 
Преразвесёленькой потравы —
Извлечь из вас, где штаб есть ваш! —
И извергают снова лавы
Ударов, в дикий впавши раж…
 
 
И лишь один не ткнут и пальцем,
Он, разулыбя криво рот,
Всё смотрит гоголем, не зайцем…
Когда же стих вдруг пулемёт
 
 
Последний храброго Прикрытья
И редкий был уж автомат,
Помочь бойцам лишь можно прытью,
Примчав патронов и гранат!
 
 
Вот потому оперативно
Дал батальонный командир
Приказ – доставить быстро дивно,
Пока в иной не пали мир!
 
 
Фыонг взялась за это смело,
Порыв оправдан, верен, прав,
Ведь лишь она одна умела
Мчать на задания стремглав!
 
 
Боеприпасов понавешав,
Взвила, взмахнув крылами, ввысь!
А вкруг ночи тьма, будто леший,
А звёзды даже не зажглись…
 
 
Ей сердце, чуткость, состраданье,
Скорей, указывали путь,
Чтоб с честью выполнить заданье
И вспять бойцов – живых! – вернуть.
 
 
И оттого она уж скоро
Была у цели, но узря,
Что все они уж в лапах своры
Врагов, шепнула с болью: «Зря
 
 
Мои усилья, слишком поздно…» —
За куст припряталась – молчок! —
И из него глядит преслёзно:
Там за щелчком хлыста щелчок
 
 
В тела врезалися пленённых,
Но нет ни стона их, ни слёз —
Злодеев так презрели оных,
Как будто свинский те навоз,
 
 
В нём копошился червем гадким
Тот, не был кто и пальцем ткнут,
Зато в спесивом был припадке,
Какой умён-де он и крут,
 
 
Что план вьетконговцев был сорван,
И в пытках штабу будет крах,
И он отхватит «баксов» прорву
За смерть бойцов, их скорбный прах!
 
 
Как ловко влез он в их шеренги
И вот накинул уж аркан…
А всё за деньги, деньги, деньги,
Пробраться чтобы в высший клан,
 
 
Чтоб на него все гнули спины,
А он блаженничал всяк день,
И били спины те дубины
Его – на то ему не лень!
 
 
И трудовое к чёрту братство —
Ему служить лишь богачам —
Во власть ведёт всегда богатство,
Богатство, власть – бальзам очам!
 
 
«Таким, как я, у троеротов
За службу им – деньга, почёт;
Они спецы переворотов,
А их и войн – не в пересчёт…
 
 
Как оспа – базы их повсюду,
Имперский гонор, наглый взгляд,
И страны бьют, как бьют посуду,
Разбой внедряют, ложь и яд.
 
 
Вот потому и богатеи,
На мир насели, кровь сосут…».
– Вас ждут весёлые затеи:
Нрав троеротов тих, не крут! —
 
 
Уж вслух сказал бойцам предатель
И сунул им жетон под нос
Агента тайного: податель
Его приспешник был и пёс.
 
 
Ему тут дали приказанье,
Чтоб штаб вьетконговский найти,
Неисполненье – наказанье!
И псом он тотчас был в пути…
 
 
«Опередить!» – Фыонг влетела,
Неслась стрелой сквозь ночи ад
Без капли устали и смело,
Примчала тотчас в штаб доклад.
 
 
И меры приняты для встречи
Агента подлого врага,
Оперативно – напрочь речи! —
Бойцов ведь жизнь всем дорога.
 
 
То понял Тигр, ведь ум отличный:
В беде, в беде его друзья!
Прыжками мчал уже привычно
По следу их – его стезя!
 
 
Охрану сбил поочерёдно,
Загрыз – туда дорога им! —
Рвал путы. И бойцы свободно
Все обнялись друг с другом, с ним!
 
 
И быстро, молча друг за другом
Пошли за Тигром, водрузя
Тех, с ран которым было туго,
На зверя спину: – В путь, друзья!
 
 
Вдруг штаб разнюхает предатель?
Не избежать тогда беды!
Тогда могилы всем копайте… —
Его ж простыли уж следы…
 
 
Чутьём каким—то штаб разнюхал…
На то и псинища он, пёс!
И уж командованию в ухо
Брехал взахлёб и лживо пёс,
 
 
Что-де Прикрытья нету боле,
В живых остался он один,
Страдает он от этой боли,
Но он судьбе не господин…
 
 
Скосил он уйму троеротов,
Был в штыковой – взъярённый бык!
Прикончил тьмищу танков, дотов,
Патроны кончились – кадык
 
 
Врага его хватали руки,
Живьём швыряли к чёрту в ад!
Какие нёс в борьбе он муки!..
И вот теперь своим он рад. —
 
 
Так лгал, конечно, он бы долго —
На то и подлое вражьё!
Но шум в лесу! Веленье долга
Призвало встать всех под ружьё
 
 
И быть готовым для отпора!
Псу тоже дали автомат.
Волненье ж стихло очень скоро,
Когда узнали все ребят —
 
 
Бойцов – товарищей Прикрытья,
Ведомых Тигром через ночь…
Ах, это чудное событье!
Печаль умчала сразу прочь.
 
 
– Но то нечистая уж сила! —
Вскричал предатель, ошалев, —
Их изрыгнула вспять могила! —
Рванулся к ним, как ярый лев,
 
 
И застрочил из автомата,
Скосить их чтобы, как траву.
Но шли… Идут вперёд ребята!
И то не сон, а наяву.
 
 
Уж пуст рожок стал быстро первый,
Другой был вставлен вмиг вослед…
Идут!.. Идут всё! – Сдали нервы,
И чуя, что спасенья нет,
 
 
Он заартачился, кривляясь,
Унизить враз желая всех:
– Вы кислой жизни вечно завязь,
Подстилка, вам ли из прорех
 
 
Да понапялиться во фраки,
Удел ваш – голод, горе, вошь…
Вам спустят с гор богатство раки,
Вам горло режет доли нож…
 
 
А я богат, в карманах баксы,
Да и за пазухой – сполна,
Похлёбку пьёте вы из ваксы,
Накроет вас судьбы волна! —
 
 
Молчат суровые мужчины,
Их мысли скачут средь голов!
И хоть уверен он в кончине
Своей, расстаться не готов
 
 
Не то, что с баком, даже с пенни,
А потому себе их в рот
Пихает жадно и без лени,
И уж от них раздут живот,
 
 
Как брюхо макси—бегемота,
И вдруг с натуги лопнул – Трах! —
И на куски! И всем охота
Сгрести быстрей и сжечь в кострах.
 
 
Что и исполнено брезгливо.
И все дивились на ребят:
– Что, пёс стрелял так косо—криво,
Что вас не срезал, как опят?
 
 
– Ну, и стрелок он, ну, мазила… —
На что улыбку командир
Свою скрывал невинно—мило
И тайно праздновал свой пир,
 
 
Ведь эти речи всех – пустые,
И нету в промахах вины:
Патроны были холостые!
Заране все заменены
 
 
До пса поганого прихода
В обоих тщательно рожках,
Чтоб не усёк ловушку—шкоду,
Себя вновь выдал и в руках
 
 
Уж был законно Правосудья,
На что и сдох, как мерзкий клоп.
В рядах бойцов уж нет ублюдья.
Чисты, врага бьют снова в лоб,
 
 
Не ждя подлейшей пули сзади!
 

VII

 
Фыонг от них не отстаёт
И за народ, Свободы ради
Идёт решительно вперёд!
 
 
Ну, а бойцы, в боях что раны
Вдруг получали иногда,
Её заботы и охраны
Не знали лучше никогда.
Кто без сознания, – отыщет,
Из боя вынесет всех в тыл.
Её забота – жизни пища,
А голос, взгляд – до слёз всем мил…
 
 
И вот в бою одном однажды
Боец, израненный, упал,
Струилась кровь из ран и жажда
Его пронзала сотней жал…
 
 
Он молод был и одногодок
С ней, храбрым, смелым слыл в бою
И не искал себе в нём брода,
Чтоб жизнь спасти, трясясь, свою.
 
 
Но до безумства одержимым
Мечтою жил – быть средь небес! —
И верил в то несокрушимо.
Всегда глазами в небо лез,
 
 
Когда армады самолётов
Над ним летели, зла полны, —
Вьетнам бомбить с баз троеротов,
И их встречали сверхорлы
 
 
Отважно – лётчики Отчизны,
Вступив в неравный сходу бой,
Не зная страха, дум о жизни,
Вцепясь в манёвры с головой!
 
 
И бомбоплюи, как попало,
Швыряли свой опасный груз…
И вспять армада та текала,
Трясясь за жизнь, – как гнусный трус…
 
 
В такой момент боец аж трясся,
Желая взмыть ввысь в тот же миг,
Очередей – за трассой трасса —
Дать по врагу! Но с стоном ник:
 
 
Земное давит притяженье,
Взмыть не даёт, как не спеши,
И все воздушные сраженья
В мечтах лишь, горечью души…
 
 
И он ходил всё, тих, понуро
И ничего не замечал,
Смыкались брови с горя хмуро,
Печаль брала – плохой причал…
 
 
Вот он—то был в бою том ранен
И без сознания лежал
К врагу лицом на поле брани,
Свалил его огня кинжал…
 
 
Вот так к нему, к другим как, – спешно
И подползла Фыонг в тот миг,
Забинтовала вмиг, конечно,
И в лазарет бы напрямик!
 
 
Да приоткрылись слабо щёлки
Его бессильных, с дрожью, глаз…
И – диво! – на руки девчонке
Слеза мужская пролилась…
 
 
И вновь в беспамятство он канул
И был безволен, как мешок…
Неужто смерти он аркану
В свой болевой от ран всех шок
 
 
Поддался, – не было что сроду! —
Вон напрочь волю приглуша, —
И это в юные—то годы! —
Но нет! Сильна его душа
 
 
И организм, и он в сознанье
Пришёл опять, суха слеза,
И губы с слабым замираньем
Шепнули: – Дивные… глаза
 
 
Твои… какие! – Моментально
В сознанье врезалась стрела…
И по глазам вдруг машинально
Своим рукою провела
 
 
Она и густо покраснела,
С укором лишь сказала вслух,
Молчи, мол, видано ли дело
Шутить, когда здесь боя дух!
 
 
Потом, в тиши уж, после боя,
Осколок зеркальца сыскав, —
– Ну, вот и скажет же такое, —
Шепнула, – В смерти ж был тисках!..
 
 
Сама ж была безумно рада,
Что одолел он смерть и жив!
В душе – неясная отрада
И чувств неведомых прилив…
 
 
Быть может, выплеснет он счастье
И не слизнёт в момент опять!
И вновь в боях – её участье,
Его – здоровья набирать.
 
 
Вот после тяжкого сраженья,
Когда кромешный боя ад
Бойцов, врага бросал во тленье,
Дарил успехов ли каскад,
 
 
С себя чтоб снять вон напряженье
Его, Фыонг пошла к ручью,
Заране чуя наслажденье
От струй его: «Нырнуть хочу!»
 
 
Ступая мягко, по привычке,
Спустилась вниз, – где блажь воды,
Вокруг порхали, пели птички,
Как—будто нет вокруг беды…
 
 
Стремили губы к вод прохладе
Даль перехода, боя ад.
Не сняв «Калашникова», – клади,
Вперёд зовущей, не назад,
 
 
Она к воде припала страстно,
Не осаждая пыл глотков.
Картина эта распрекрасна,
Из мирных будто бы годов…
 
 
Все изумлённо стихли птицы,
Стреножил ветер прыткий нрав,
Сквозь полог туч лучи—ресницы
Тепло коснулись девы, трав…
 
 
Красы невиданной доселе
Расцвёл сухой, корявый куст,
Туманы в росы все осели,
И рос на деву взор не пуст…
 
 
И не помять чтоб – как то можно! —
Влюблённый взор не отводя,
Держа в ладонях осторожно.
Склонилась, мать как, над дитя
 
 
Над ней Вселенная—создатель
Всего и вся на разный вкус,
Забыв. что дикий пожиратель
В ней скрыт и бешеный укус…
 
 
О гимн Прекрасному! Ты вечно
Пленяешь души и сердца,
Восславив то, что человечно,
Его возвысивши творца.
 
 
Звучи от сердца, патетично
О поцелуях с влагой губ!
А прозвучишь, звучи вторично,
Взвей торжество фанфарных труб!
 
 
Вот утоливши жажду страстно,
Как благодарная душа.
Она ручью поклон прекрасный
С почтеньем дарит, чуть дыша…
 
 
И тот в ответ ей тоже ласку:
Порыв души в любви велик!
Но вдруг смущенье деву в краску
Ввело: в нём свой узнала лик…
 
 
Волна его чуть колыхала,
Красы боясь нарушить рай:
«Цветите, губы ало—ало,
Гори, свет глаз и не сгорай,
 
 
Цветы приколоты, не вяньте,
Ярки на фоне вы волос,
Глаза – в ресниц отменном канте…
Откуда, Диво, ты взялось?!
 
 
…В душе смотрящей зреет буря,
Волнует сердце мыслей новь:
«Ужели я?» – глаза зажмуря,
Открывши, видит… тоже вновь!
 
 
Да! Это ты, красы цветенье
В чудесной прелести, во всей.
Восторг тобой – в природы пенье,
Сомнений горечь прочь отсей!
 
 
Вот так приходит час бутона
Цветком—красой явиться вдруг!
Не отменял никто закона
Природы – вечен жизни круг.
 
 
Но дева спешною рукою,
Смутясь, разрушила тот лик,
Хоть краску щёк своих не скроя,
Так стыд свой пряча от улик…
 
 
Затем внимательнейшим взором
Окинув всё вокруг себя,
Не запятнаться чтоб позором
И честь, порядочность любя,
 
 
Освободилась от одежды,
Вступила спешно в лоно вод —
Осуществление надежды —
И вот она уже плывёт,
 
 
Отраду грудью рассекая,
Лицо лучит от милых брызг,
И вся счастливая такая,
Тихонько впавши в детский визг!
 
 
Ну, а боец, глаза назвавший
Такими дивными её,
Конечно жив, в бою не павший,
Хотя зловеще вороньё,
 
 
Галдя, над ним уже кружило…
Восстановительный он курс
Всё проходил, невольник тыла,
Что тяжелее всех обуз
 
 
Бойцу, живущему борьбою.
А ей претит всегда ничья!
И как—то так, само—собою,
Гуляя тихо вдоль ручья,
 
 
Он шум услышал в нём и всплески…
И, чуть раздвинув куст рукой,
Вмиг встрепенулся – повод веский,
Картины видел ли такой?
 
 
Плыла большая гордо птица,
Восторг души, отрада глаз.
Куда, зачем она стремится,
Да и откуда тут взялась?!
 
 
Не раз гулял ручья он мимо,
Но дива что—то не видал…
И как названье птицы – имя?
Но от догадки стал вдруг ал:
 
 
В лицо стыда плеснулась краска,
И он отпрянул от куста
Со сверхпоспешностью, опаской,
Что совесть станет не чиста —
 
 
Тайком подглядывать за девой…
«Что за лебёдушка! Ах, стать!
Фыонг, ты, просто. королева…
Что глаз вовек не оторвать!
 
 
Как удлиняют шею пряди
Белейших шёлковых волос…»
И… вновь стремит свой взор к отраде!
Но нет её уж… Вот вопрос!
 
 
Куда девалося виденье?!
Как пеленою скрыл туман…
– Здоровья, вижу, пополненье!
Как хорошо—то, Фам Туан! —
 
 
Да, так бойцы его все звали. —
– И ты покинешь скоро тыл! —
И вмиг, как полог из вуали,
Накрыл её, и след простыл…
 
 
Знать, заподозрила проказу…
О, да! Он встал чрез день уж в строй
И, повинуяся приказу,
На Север отбыл он родной,
 
 
Ведь командиры тоже люди:
Зачем губить его мечту,
Пусть в небесах сражаться будет,
Неся боёв в них маяту!
 
 
Был путь «Тропою Хо Ши Мина»,
Но мысль терзала: «Может, трус
Я? От боёв бегу? До тына
Перед опасностями гнусь?» —
 
 
Но цель тянула, как магнитом,
И растрясла ту мысль езда…
И был в полку он крепко сбитом,
Чьё имя – «Красная Звезда»!
 
 
Его прикрыл щитом народный,
Коммунистический Китай:
Чтоб жизнью жил Вьетнам свободной,
Сбивай врага, стремглав летай!
 
 
И Фам Туан сдружился с «МИГом»,
То был союз-конгломерат.
Не быть Отечеству под игом,
И, троерот, дрожи, пират!
 
 
Туан подъёмной силы силу,
Мгновенность действия рулей
И веру сильную в турбину
Познал, врага чтоб бить сильней —
 
 
Так дух неистов был и львиный!
Умел мишень взять на прицел,
Чтоб укротить вон нрав звериный,
Да сам бы был, при этом, цел.
 
 
Небесный фланг бойцов Свободы
Его радушно принял в строй,
И даже дальние народы
Узнали вскоре: он – Герой!
 
 
Он декабря двадцать шестого,
Когда в затылок тот дышал
Уж декабрю двадцать седьмого,
За сверхманёвр, мгновеньем мал,
 
 
«Б-52» сбил! Тот зловеще,
Под балаклавой ночи, шёл,
Бомбить Вьетнам чтоб хлеще, хлеще,
Тянувши бомбы, будто вол…
 
 
О землю грохнулся и – крышка!
Вон испустил поганый дух…
Вьетнаму это – передышка,
Без слёз хоть день, но будет сух.
 
 
Сияли взрослые и дети,
Звучали кхены, бил всласть гонг!
Не будут сечь нас рабства плети,
Бойцы сияли и Фыонг!
 
 
Но коль одна. во власти ночи,
Лицо уткнув в циновку, вдруг
Слезу её катили очи,
Тряслися плечи с тайных мук…
 
 
Но коли в бой шла и в разведку,
Где твёрдый шаг и меткий глаз,
Их запирала крепко в клетку,
Стараясь выполнить приказ.
 
 
А после… можно и мечтанья,
Что вот такой наступит день,
Когда все кончатся рыданья,
Тогда, уж будь добра, надень
 
 
И покрасуйся в аозае
И в туфлях чудненьких пройди!
«Ай, да Фыонг! – чтоб все сказали, —
Спеши! Вон счастье впереди».
 

VIII

 
Ну, а пока – сражений вихри,
Что и не снится всем покой.
Чужды Свободе, – чтобы стихли.
Вот в бой кровавевший такой
 
 
Один из банды троеротов
Вдруг добровольно сдался в плен.
С ним на допросе поработав
И приказавши встать с колен,
 
 
Допрос оформили, как надо,
Узнали званье и как звать —
Из речи быстрого каскада,
Его отец кто и кто мать
 
 
И массу сведений военных,
То не ловушка ли, не шпик?
Нет тайн от взоров наших бденных!
Стоял он гордо, не поник
 
 
Как—будто радуяся плену,
Как—будто в нём отрада есть,
Не гнал слезу и нюней – пену,
Чтоб жизнь спасти. Но знал он честь!
 
 
В глазах порядочности отблеск,
Стоял спокойно. Не трясясь.
А был прямым он русских отпрыск.
Видать, пред щукой не карась!
 
 
И выпирал повсюду мускул,
Видать, он в схватке богатырь,
И всё при нём и скроен русско,
Видать полёт натуры, ширь!
 
 
Был в состоянье помраченья
В бою от ран его отец
В сороковых и в заключенье
Попал к фашистам, наконец,
 
 
Потом в прекрасный День Победы
Был интернирован в страну,
Что смерть несёт Вьетнаму, беды
Сейчас, весь мир стремя ко дну.
 
 
Там, в Троеротии, женился,
Работы так и не нашёл,
Жизнь – на помойке будто, – крысья,
Ни крова, хмур, голоден, зол…
 
 
– С того не стало больше предков…
Наследство – бедность. Сирота,
Как и они, искал объедки,
Не жизнь – сплошная маята.
 
 
Бежать! Бежать в другие страны.
Но нету денег ни шиша.
Гнетут отчаянья бураны,
Для них, как мяч, моя душа,
 
 
Того гляди, влетит в ворота,
Вратарь где – жаждующая смерь,
И жить уж стало не охота,
Судьбы жестоко хлыщет плеть!
 
 
Жизнь – хуже драннейшего мопса,
Могильный ближе виден вал…
Но тут пропел всем как—то Робсен,
И мне надежду всё же дал
 
 
Быть «полноценным человеком»:
Советский даст всегда Союз!
И стал душой я не калека
И не отброс уж и не гнус.
 
 
Стремясь в страну попасть ту – Диво,
Я стал наёмником, но здесь
Я «воевал» лукаво, лживо,
Вон отметая зло и спесь,
 
 
И всё ждал случая, момента,
Переметнуться чтобы к вам,
Уйти из подлого вон света,
Ведь боль он честным головам.
 
 
Я палачом его не стану,
Он мне и вам – ввек кровный враг,
Дам вам защиту и охрану,
Над вами чтоб развеять мрак —
 
 
То слово русского Ивана,
Не подведу, я не пижон,
Не троеротова я клана,
Иван! Иван я, а не Джон.
 
 
И вам, и мне один стремиться
Пройти тяжёлый в битвах путь,
В Победный час взмыть вольной птицей,
Вон расклевавши гнёта жуть. —
 
 
Тут речь закончилась насильно:
Напал, подкравшись, подлый враг,
Из всех орудий бил он сильно
И всё наращивал кулак…
 
 
Бойцы устроили защиту
Все круговую чётко, враз.
Но быть врагу – их цель – побиту!
В атаку масса поднялась!
 
 
Иван, сей массой увлечённый,
Схватил свободный автомат,
Никем в пылу не уличённый
(Так думал он, тому был рад!),
 
 
И мчал в атаку уж со всеми,
Отважно, только напрямик.
Знать, чести он ядрёно семя,
Хозяин слову не на миг.
 
 
И троероты побежали,
Бросая технику, тела,
Страшась, в неведомые дали!
Аль жизнь ценна им и мила?..
 
 
Всех командир за то поздравил,
Взгляд на Ивана обратя:
Всем пленным свод есть чётких правил.
То ж для Ивана был. Хотя…
 
 
Он был под чёткою опекой
И под контролем каждый миг,
Ведь, рядом был боец с ним некий,
Держась спины его впритык.
 
 
Так и остался в батальоне
Иван, себе сказавши, всем:
– Пока Вьетнам в страданьях, стоне,
Отправить – в просьбе, буду нем
 
 
В Союз, в желанную Россию.
Бороться – долг всегда со злом.
Смести с Земли вон Вампирию —
Всегда идя лишь напролом! —
 
 
Он был во всех сраженьях, схватках,
А их, как ран, не в пересчёт,
Бывало горько, но и сладко,
И уваженье и почёт
 
 
Он заслужил вполне законно,
Да, жаль, однажды в взрыве мин
Погиб. Желаннейшее лоно
Так не узря, его картин…
 
 
Когда же в скорбный путь, последний,
Его собрались проводить,
Был как живой он и не бледный,
К нему, как будто крепко нить
 
 
Пришила жизни сверхживучесть,
Держал так цепко он «АК»,
Его отнять – была лишь участь,
Но командирская рука
 
 
Такой порыв вон охладила,
И патетично он изрёк:
– Всегда за ним смотрел он мило,
Любил, как друг любить лишь мог,
 
 
Ему России был частицей,
И пусть останется навек, —
И горсть земли на гроб – десницей, —
– Прощай, наш друг и Человек!..
 
 
Твой автомат нам – не потеря,
Мы отобъём их у врага,
В Победу нашу твёрдо веря,
Его взметнувши на рога!
 

IX

 
И смело вновь его взметали
В кровопролитнейших боях
За честь Страны, не за медали,
И жизнь в родных своих краях.
 
 
В одном из них Фыонг, случайно
На троерота наскоча,
Хотела способ чрезвычайный
Уж применить, как встарь, – сплеча!
 
 
Но он был ранен очень тяжко,
От крови хлыщущей весь ал,
Таким был кротким, разбедняжка,
И очень жалобно стонал…
 
 
Взывал и к богу он и к «Mather»,
Катили слёзы в три ручья…
– Ах, миру подлая зараза!
Жизнь не свята тебе ничья.
 
 
Что! На своей узнал ты шкуре
Всю боль тобой чинимых бед?
Чинить всегда – в твоей натуре.
Теперь от наших вот Побед!
 
 
Жаль, нам не велено всех пленных
За зло кончать на месте враз!
Неси, теперь вот, здоровенных,
Корми, десерт дай – ананас…
 
 
Взвалила на спину, натужась,
Таким он грузным был, тяжёл,
Что не дотащишь… Просто ужас!
Но надо. Пёрла, будто вол…
 
 
Но на неё вдруг понасели
Два троерота, сбили с ног…
(Групп всех разрозненных доселе
Разведотряд найти не смог).
 
 
Ей крылья напрочь оторвали,
Чтоб ввысь ей больше не взлетать!
За ней охотилась, за кралей,
Вся троеротовская рать.
 
 
Она была неуловима
И наводила их на страх,
Летя хоть даже где—то мимо,
Мечтали сжечь, развеять в прах!
 
 
Теперь она в плену и в пытках
Должна им тайну всю открыть,
Вьетконг откуда бьёт не жидко?
Да, да! Откуда мощь и прыть?
 
 
Приволокли её и – в яму,
Для тигров что была – сюрприз,
Швырнули сходу, грубо прямо,
И полетела тяжко вниз…
 
 
Ну, и поставлена охрана.
А вкруг уж тьма, страшила ночь…
Допрос начнётся утром рано,
Ведь троерот поспать не прочь!
 
 
Сидит Фыонг на дне и клятву
Что не раскроет в пытках рот,
Не даст собрать злодеям жатву
Каких—то сведений, даёт!
 
 
Вдруг слышит хруст, потом паденья
Чего—то на землю… Опять!
Несёт охрана, может, бденье,
Ведь, до утра ей всё шагать…
 
 
Но вдруг ей талию, как пояс,
Жгут толстый крепко обхватил!
Она же, вздрогнув, беспокоясь,
Вон привлеча немало сил,
 
 
Стремится сбросить наважденье!
Но тщетен был её успех…
Вдруг поднял кто-то в сверхмгновенье
Её легонечко наверх!
 
 
К лицу приблизилася морда,
И пояс с талии пропал…
«Ну, всё! – уверовала твёрдо, —
Попала в смерти, видно, трал…
 
 
Глаза недвижные, шипенье…
Ползёт витками всё по ней,
Бросает в дрожь прикосновенье…
Дрожит Фыонг, да всё сильней!
 
 
«Так умереть… Какая жалость! —
И с уст слетает тяжкий стон… —
Постой! Постой!» – вмиг догадалась,
Спасённый ею то Питон!
 
 
– Да, я почувствовал опасность,
Тебе грозящую всерьёз,
И ты сама – за эту ясность.
Чтоб избежать мучений, слёз
 
 
Твоих, решил, мой исцелитель,
Ползти за вами тайно вслед…
Вот так и прибыл в штаб—обитель
Врага, в котором чести нет.
 
 
А дальше – техники лишь дело:
Поочерёдно горло всем
Сдавил. Охрана стало – тело,
Ну, неопасная совсем.
 
 
Затем в зёв ямы я поспешно
Свой понаправил длинный хвост,
Ну, и за талию, конечно…
Подъём был лёгок, быстр и прост.
 
 
Друг другу высказав признанье
За помощь в трудный жизни час,
Тепло прижавшись на прощанье,
Они исчезли оба враз!
 
 
Прибыв к бойцам в расположенье,
Они ей тут же вмиг вопрос:
– Где боевое оперенье? —
И гнев к врагу их грозно рос…
 
 
– Ну, ничего! – ей в утешенье, —
Не тужит пусть твоя душа.
Ты и без них, как украшенье,
Ты и без них, верь, хороша!
 
 
И Ветеран—отец особо
Был рад её увидеть вновь!
И обнялись в слезах вмиг оба…
 
 
X
Вот так, всю жизнь, судьбу воловь, —
Она и радость и подножка:
От них вовеки не уйти.
Забудешь горе понемножку…
А к счастью сам стреми пути!
 
 
Так и в борьбе: Успехи! Срывы…
На то есть множество причин.
Коль неуспех, – в душе нарывы,
Успех – вон с плеч все кирпичи!
 
 
Так и с отцом, бойцом бывалым:
Его всё пуля не брала,
Ходил в атаки без забрала!
И вдруг! Кровь брызнула, ала,
 
 
Вон из его большого сердца,
К земле родимой он припал,
Чтоб напоследок наглядеться,
В гробу обзор, ведь, будет мал…
 
 
– Вы не печальтесь, не скорбите,
Не плачь, моя родная дочь.
В борьбе на верной вы орбите,
И мук сомненья в этом – прочь!
 
 
Желаю славных вам успехов,
Чтоб был Свободы скор приход.
Моя в строю смерть – не прореха,
Её заштопает народ.
 
 
И всяк в Свободной – и Единой! —
Стране такую жизнь начнёт:
Счастливой, полной, долго—длинной
И сладко—сладкой, будто мёд!
 
 
Врагу за войны нет прощенья!
Учует только, что ты слаб,
Вилять хвостом не будет щеньим,
А вмиг примчит со всех злых лап,
 
 
Чтоб растерзать в клочки зверюгой,
Загнать всех псами в конуру,
Рассорит, грызть нацелит друга,
Возненавидя; кобуру
 
 
Всегда оставивши открытой,
В обойму власти – свой агент.
Сам – яства есть, а вам – корыто,
Ну, а за хрюканье в момент
 
 
Его вон выбьет из—под носа,
По спинам – свищущая плеть!
За зло с него не будет спроса,
Вы ничего, он – всё иметь.
 
 
Вот чтобы не было такого,
Нам славный вождь наш Хо Ши Мин
И КПВ создал – обнову,
Отраду душ, не горбность спин,
 
 
Пророка будущего счастья,
Вдаль Полководца наших душ
И маяка среди ненастья,
Тепло отрадное средь стуж
 
 
И безупречнейшую совесть
Во всём, везде и навсегда,
Наш путь прямой вперёд лишь, то есть.
Без КПВ нам – никуда!
 
 
Она опора, друг, учитель,
За ней идите смело в путь —
Придёте в добрую обитель,
Чтоб душу в счастье окунуть!
 
 
Не умаляйте то, что ценно —
Свою историю, дела,
На них не плюйте злобно, пенно,
Коль на порядочность хила —
 
 
Всё из-за выгоды! —душонка —
Её поддержит тут же враг,
Вас расхваля, трезвоня звонко,
Чтоб власть спихнуть с пути в овраг
 
 
Слепого типов недовольства
И власть имевших в прежний срок.
Мораль, культуру – напрочь в скотство,
Чтоб малолеток-сосунок,
 
 
Сырец, чтоб в жизни разобраться,
Взбесился напрочь, всё круша,
Невольный раб чужого танца,
Во всём заблудшая душа…
 
 
А если власть вдруг примет меры,
Чтоб мракобесие пресечь,
Тут сразу сэмы, пэры, сэры
Раздуют так на мир весь речь,
 
 
Что-де, свободу душат – гляньте!
Там демократии каюк!
И на протестных сразу – бантик,
А власть… Повесить бы на крюк!
 
 
Потом – тьму санкций и блокада:
Мол, диктатура там презла…
И… вдруг прямые канонады
По всей стране, как на козла, —
 
 
Из-за брехни их – отпущенья,
Себе – героя пьедестал!
И… снова в рабство обращенье.
В их мире правит капитал.
 
 
Но злу его всё ж есть преграда
В лице соцстран и стран-друзей,
Союз их крепок, то, что надо,
Чтоб сдать капстрой, как хлам, в музей.
 
 
А посему во всём – быть бденью,
Порядок чёткий всем блюсти,
За поколеньем поколенью
Дерзать и строить, и с пути
 
 
Уж не сворачивать с испуга,
Что не похвалит в чём-то враг,
Не лебезить пред ним, за друга
Чтоб быть ему, и он в овраг
 
 
Уж не найдёт в себе силёнок
Свалить вдруг иль из-под тишка,
И шаг страны вдаль будет звонок
И прям, как чёткого стежка.
 
 
Во всём контроль лишь остроокий
И совесть, правда и отчёт,
Тогда коррупции глубокой
И воровству не повезёт.
 
 
Держать страна бразды правленья
Должна во всём, всегда, везде,
Тогда не будет искушенья
Её повесить на гвозде.
 
 
Ввек троерот не даст ни пенса
Чтоб возместить разруху нам.
Плечо подставит друг наш – Льенсо.
«Данг» возродит, народ Вьетнам!
 
 
Но подлый враг, сломавши зубы
О нашу волю, честь, кулак,
Нагрянет вновь, целуя в губы,
Экономический просак
 
 
Чтоб подвести под нашу кровлю,
Сверхкорпораций чтобы глаз
Узрел беспошлинной торговлю,
Да чтоб закон наш – не указ!
 
 
Завалит доверху товаром,
И обыватель будет сыт…
Но плесканётся то в нас варом,
Когда прискорбным будет вид
 
 
Всех производств родных-банкротов —
За су лишь скупит их вмиг сэр.
Уж будет пир здесь землеглотов!
Мор, беды, слёзы – не в пример…
 
 
Свои условия торговли,
Как к горлу нож, предъявит вдруг,
В воде он мутной мастер ловли,
Пенс донгу сделает каюк…
 
 
Людей ненужных будут драмы,
И ропот их сильней кипеть!..
И социальные программы
Не будут жаловать их впредь.
 
 
Экономическую хилость
Ждёт политический диктат,
Ввек наша честь врагу – не в милость,
Люб раб ему и плутократ.
 
 
Настороже с коварным будьте,
Сыр в мышеловке неспроста.
Всегда, во всём стремитесь к сути,
Ведь совесть подлых нечиста.
 
 
Остерегайтесь, как заразы,
В бюджет вливаний пенсов в счёт
Оплаты за агрессий базы,
Суют что миру. Отсечёт
 
 
Вмиг эта подлая афера
То, что мы носим на плечах.
Коня Троянского вон сэра,
Чтоб наш Вьетнам ввек не зачах!
 
 
Родную Землю-Мать излечим
Мы от напалма, газов, бомб —
То долг сыновний, человечий,
Любви, заботы сверхапломб!
 
 
Наживы цель – безумство мира.
В нём беспощаден он, жесток.
Пора Земле сменить кумира,
Другой системы взять исток,
 
 
Чтоб пеплом Землю не засыпал
Раз-з-капиталовый маньяк,
И чтоб Вселенная ввек всхлипа
Её не слышала никак! —
 
 
Тут Ветеран свой безотказный
«АК», достойный автомат,
Тому вручил, кто без боязни
Пойдёт в бой, дальше даже – в ад!
 
 
– Прощайте… Банду троеротов
Вон из Страны швырните вспять,
Чтоб неповадно, не охота
Здесь зверства дико нагнетать! —
 
 
И тут навек закрылись очи…
Всяк с уваженьем отдал честь —
Все так его ценили очень —
И за него взыграет месть!
 
 
Могильный холмик неприметен…
И зарастёт совсем травой…
Таких, как он, уж тьма на свете…
В народе ж память – не изгой:
 
 
Поставит памятник великий
Борцам Свободы на века,
И будут видеть все их лики,
Любовь к ним будет глубока.
 
 
Фыонг всё плакала горюче,
Опять вдруг ставши сиротой…
Вот так всё в жизни: солнце, тучи,
И день, и ночь – всё чередой…
 
 
Но надо жить! Стремиться к цели
И закаляться в бедах лишь.
Жизнь, обходи препоны, мели,
Не будь, пред кошкою как, мышь!
 
 
Ну, а бойцам в боях – тем боле!
А потому Фыонг опять,
Вновь зарядившись силой воли,
Громя врага, за пядью пядь
 
 
Земле Свободу добывала,
Сердечно радуяся всласть,
Что прибавлялось той немало,
И там народ вступал во власть!
 

XI

 
Но были также неудачи,
Когда враг больно тоже бил,
И шли понуро вспять, как клячи,
Не сосчитать тогда могил…
 
 
Так и Фыонг в беду попала,
Когда, отстав от всех других,
Она, опешивши немало,
Вдруг оказалася в тугих
 
 
Руках врагов остервенелых…
– Вон утопить! – решили враз.
А море было в волнах пенных…
Её швырнули на баркас,
 
 
Связав верёвкой туго ноги,
Отплыв, где глубже, глубже дно.
Фыонг, за жизнь свою в тревоге, —
«Эх, помирать так заодно!» —
 
 
Вдруг распрямилась, как пружина, —
Толчком стремительнейших ног,
Что сей прыжок тупой вражина
Заметить даже и не смог,
 
 
Швырнула за борт резво тело,
И тут же волны скрыли враз…
И как вражина уж шумела!
Пропала пленница из глаз…
 
 
Стрельбу открыли ей вдогонку,
Но не смогли уже попасть —
Так глубоко была девчонка,
Спускаясь глубже морю в пасть…
 
 
А воздух вскоре на исходе
В пустых уж лёгочных мехах…
«Ну, вот, и смерть моя уж, вроде, —
Мелькнула мысль тут впопыхах, —
 
 
– Всплывать наверх – застрелят мигом,
А, значит, надо плыть лишь вглубь!
Чем от врага погибнуть ига,
Меня, пучина, приголубь…»
 
 
Плывёт всё медленней… О, чудо! —
Узрели в тьме глаза, зорки,
Из глубины… Ну, да оттуда
Всплывают… струйкой пузырьки,
 
 
Как будто воздух кто пускает
Вверх изо рта и из ноздрей…
Лиха в беде вдруг – мысль людская!
Фыонг их ртом, да поскорей
 
 
Ловить, глотать почаще стала,
Даривши лёгким благодать,
Хоть мысль терзала, и немало:
«А вдруг морской то дышит тать,
 
 
В свою ловушку завлекая,
Чтоб растерзать и проглотить?
Ну, значит, смерть моя такая,
И я вовсю спешу к ней прыть!..»
 
 
И, точно, чудище, как глыба,
Всему, что знала, не в пример,
Не осьминог то и не рыба,
Имело бешеный размер,
 
 
Спиною горбясь – великаном,
Ракушкой густо обрастя…
Оно влекло к себе арканом
На дно Фыонг, людей дитя,
 
 
Готовя страшные напасти
И испуская пузырьки
Из глубины змеиной пасти,
Но не в движенье-кувырке
 
 
Не находилося ретиво,
Две ж пары толстых, цепких ног
Обвили крепко косо-криво,
Чтоб сей субъект уплыть не смог,
 
 
Густые водорослей нити.
Дышало тяжко существо…
В таком плену уж не до прыти!
К тому же, илом занесло…
 
 
Тут глаз открылись грузно веки,
И голос грузно зазвучал:
– Не бойся! Я не леший некий.
На дне уж долог мой причал…
 
 
Я Золотая Черепаха,
Я от рожденья Ким Куи.
Да, видно, здесь моя уж плаха,
И сочтены века мои…
 
 
Всё потому, что грея мило
Свой нос и панцирь, и бока,
Что душу напрочь растопило,
Узрела я: знать высока —
 
 
Выонг! – спешила вдаль с делами.
Рыбак попался ей во взор,
Был не с пустыми он руками,
Он ожерелье, как узор,
 
 
Держал в руках красы прелестной!
Тот излучал волшебный свет…
– Ах, требуха ты, вор бесчестный!
Раз у меня такого нет,
 
 
Отдай сейчас же мне с поклоном.
Эй, слуги! Вон отнять, сказал! —
Но тот с глубоким, нервным стоном,
Что заслезилися глаза,
 
 
Швырнул в момент его в пучину
И горько-горько зарыдал…
На то сердечную причину
Имел уж многие года.
 
 
Он по жемчужине, ныряя
В сташенный ад морских пучин,
Собрал то чудо, чудо рая,
И это подвиг всех мужчин!
 
 
Хотел вручить уже невесте,
Да вышло вот наоборот…
Не замарал пред нею чести
Зато, – такой в чести народ!
 
 
И порубили слуги зверско
Того беднягу на куски…
Вот беспредел! И это – мерзко.
Умрёт невеста от тоски…
 
 
Ныряли слуги, но напрасно:
Пучина тайну ввек хранит
И, в данном случае, прекрасно:
Выонг был чисто вон обрит!
 
 
И что лежу, узрев, поодаль, —
– Вмиг ожерелье мне достать! —
Выонг воскликнул, но я в воду
Лезть отказалась; злобно тать
 
 
Воскликнул: – Тоже на тушонку! —
Но крепок панцирь, и мечи
Ломались напрочь с треском звонким,
Хоть слуги были силачи!
 
 
Тогда к ногам моим надёжно
Огромной массы валуны
Вмиг приторочили, и можно
Лишь удивляться, как сильны
 
 
Так были слуги в этом деле,
Коль бросить в море всё ж смогли.
Теперь на дне дышу я еле,
От Солнца, берега вдали,
 
 
Который век, терпя мученья,
И гаснет, гаснет жизни луч
Без пользы людям, истощенье —
Враг беспощадный и могуч.
 
 
– Постой! – Фыонг в ответ вскричала, —
Я помогу тебе в беде,
И от гнетущего причала
Ты отойдёшь и уж нигде
 
 
Не вспомнишь боле ты о плене! —
Чтоб воду в ступе не толочь,
Ракушки с панциря каменьем
Все посбивала тотчас прочь!
 
 
Он заблестел вновь позолотой!
С ног отвязала валуны…
– За это мне тебе охота, —
От благодарности волны,
 
 
Воспрянув жизнью, Черепаха
Фыонг сказала, – подарить
Того труд, сгинул кто на плахе,
Кто нанизал его на нить,
 
 
Что засиял он чудным светом,
Сравни став Солнцу и Луне!
Невеста с горя сгибла где-то,
И в пепел дом сгорел в огне…
 
 
Но, знай, наденешь лишь на шею,
А, верь, придёт такой черёд,
Оно, подобно чародею,
Тебе вмиг Счастье принесёт!
 
 
Садись на панцирь мне скорее,
Мы к Солнцу двинемся вперёд,
Под ним себя я уж погрею… —
И тут же выплыли из вод.
 
 
Расстались, будто две подруги.
И добралась Фыонг к своим —
Шаги быстры её, упруги…
«Пока Страну не отстоим,
 
 
Зачем кощунственное счастье
На фоне слёз, смертей и бед,
Когда другим одни несчастья,
И нет конца им, нет как нет…» —
 
 
И ожерелье завернула
В лоскутик тряпочки и – в схрон.
 

XII