Текст книги "Сказочники"

Местные жители встречали его с неизменной теплотой, особенно детвора, для которой Рэм всегда брал запас разноцветных леденцов и время от времени устраивал небольшие представления. Тогда вокруг собирались и взрослые, с удовольствием наблюдающие за фокусами поверх детских голов. Наверное, он олицетворял для них надежду на то, что в жизни ещё может произойти что-то неожиданное и прекрасное. Надежду на чудо. Это чувство жило внутри людей, несмотря на навязанную их предкам веру в неизменность судьбы. Оно робко поднимало голову, когда они видели его фокусы, и щекотало души людей мягкими лапками тайны. Тайн же в древних стенах Старого города скрывалось великое множество.

Новый город был его полной противоположностью. Вольготно раскинувшийся между тремя холмами западной половины Ривергарда, он был наполнен электрическим светом, шумом и не оставлял места для фантазий. От Дома Судьбы и Дворца Правительства вниз по широким проспектам и бульварам текли электрические реки, зажатые в берега помпезных зданий, каждое размером с квартал, с непременными колоннами, портиками и скульптурами по фасадам. Широкие улицы Нового города были вымощены серыми гранитными плитами с красными прожилками, а из окон шикарных магазинов, ресторанов, гостиниц и банков струился яркий свет электрических ламп. По кристально чистому Центральному бульвару вечерами прогуливалось высшее общество Ривергарда. Огромный фонтан, торчавший ровно посредине Площади Восстания, в который упирался бульвар, был их излюбленным местом для показа себя окружающим. Кавалеры хвастались дамами, дамы нарядами, и все старались так или иначе подчеркнуть свою важность и близость к небольшой касте людей, ведущей народ и страну в светлое будущее по предначертанному пути.

Рэм в ожидании своего визави сидел за уличным столиком одного из многочисленных кафе, окружавших главный городской фонтан, и наблюдал за неспешным фланированием представителей ривергардского высшего общества. Пока что немногочисленными. Некоторые узнавали его: кавалеры одаривали короткими кивками, а дамы стреляли глазами, прикрывая половину лица вновь вошедшими в моду по причине духоты веерами. Рэм вежливо кивал в ответ, неторопливо потягивая ароматный кофе, и чувствовал себя так, словно они поменялись местами. Теперь он был зрителем в их каждодневном спектакле.

– Господин Мартин? – У его столика остановился хорошо одетый мужчина слегка за тридцать, с ухоженной бородкой и в аккуратно выглаженном фланелевом костюме.

– Вы не ошиблись, господин… – он сделал паузу приподнявшись со своего стула, давая возможность ему назвать себя.

– Дэвид Корн, к вашим услугам, – подошедший вежливо поклонился, двумя пальцами приподняв лёгкую фетровую шляпу. – Моя тётушка Райя – ваша большая поклонница, и я прошу не отказать в любезности поставить свой автограф… да вот хотя бы на этой прекрасной салфетке.

– Ну зачем же на салфетке, – Рэм указал рукой на свободный стул. Фраза-пароль была произнесена, и теперь он точно знал, что ожидал именно этого человека. – Для таких случаев я ношу с собой эти фотографические карточки. – Он достал из внутреннего кармана пиджака стопку фотографий с его изображением на арене цирка. – Как, вы сказали, зовут вашу тётушку?

– Райя, – повторил он.

– Да, конечно. Должен заметить, что у вашей тётушки хороший вкус, – Рэм подписал одну из карточек и протянул мужчине. – Если вы никуда не торопитесь, то приглашаю вас отведать отличный кофе, который варят в этом заведении. Признаться, довольно скучно сидеть здесь одному. Вы первый, кто подошёл ко мне в течение того получаса, что я здесь нахожусь.

– С удовольствием, – ответил он, и присел, бросив быстрый взгляд по сторонам. Заказав выросшему как из-под земли официанту кофе и шарик мороженого, он улыбнулся. – Не обижайтесь на ривергардцев, они просто слегка побаиваются вас.

– Побаиваются меня? – непритворно изумился Рэм.

– А вы думали, что человек, который на лету ловит пули, да к тому же окружён такой аурой таинственности, не будет внушать окружающим некоторые опасения?

– С трудом могу представить себе, что столичные жители могут чего-то или кого-то бояться. Это удел провинциалов, не выезжавших дальше околиц своих городков и знающих о мире лишь то, что рассказали в газетах или по радиопередачам.

– Вы удивитесь, как многого они боятся, – глядя Рэму прямо в глаза, со значением ответил Корн. – Предсказуемость пугает не меньше неизвестности, в особенности, если эта предсказуемость построена на лжи.

– Это опасные речи, – заметил тот после небольшого молчания. – Вы уверены, что нас никто не слышит?

– Уверен, – Корн проводил взглядом принесшего его заказ официанта, ещё раз внимательно огляделся вокруг и тихо продолжил: – У нас тоже есть свои секреты. Мы можем говорить абсолютно свободно.

– Поверю вам на слово.

На город медленно спускался тёплый вечер, и людей на площади у фонтана, рассыпавшего вокруг себя облака водяной пыли, заметно прибавилось. Столики кафе оккупировали многочисленные парочки и семьи с детьми, с удовольствием зарывавшимися носами в шарики с мороженым. На них, казалось, никто не обращал внимания, но почти десять лет нахождения за гранью закона приучили Рэма к осторожности.

– Нам нужна ваша помощь, господин Мартин, – закончив со вступлением, перешёл к главному его собеседник.

– Пожалуйста, просто Рэм, – он кивнул. – Вы же знаете, что до конца гастролей мы не сможем вам помочь с беглецами, так что, признаться, я не совсем понимаю необходимость этой встречи.

– Это мы знаем, но сейчас речь идёт не о них. Нам нужны другие ваши таланты, – он сделал особое ударение на слове «другие». Рэм резко напрягся, вновь оглядевшись вокруг. Борис работал с подпольем уже лет тридцать, но лишь несколько человек из тех, с кем им приходилось встречаться, знали о его и моих необычных талантах. Если же сидящий перед ним человек намекает именно на это знание, которого у него не должно было быть, то дело принимает очень скверный оборот. Всё это могло оказаться хитро устроенной ловушкой законников.

– Я не очень хорошо понимаю, о чём вы говорите, – осторожно заметил Рэм, прокручивая в голове схемы отступления. Применять свой дар в самом центре Ривергарада было очень рискованно, особенно если это действительно была ловушка.

– Конечно, – Корн вновь спокойно кивнул с видом человека, не ожидавшего услышать ничего иного. – Вы имеете полное права не доверять мне, тем более что вы первый раз меня видите. Сейчас я вас попрошу всего об одной маленькой услуге. Передайте, пожалуйста, Борису привет от Ночного мотылька.

– Ночного мотылька? Вы серьёзно?

– Абсолютно. Я прошу прощения за то, что несколько испортил вам этот прекрасный вечер лишними волнениями, но, поверьте, после разговора с вашим патроном вы посмотрите на ситуацию совсем с другой стороны и поймёте, что вам совершенно не нужно опасаться нас.

Произнеся эту длинную фразу, Дэвид Корн, если это, конечно, было его настоящее имя, залпом допил свой кофе, встал из-за стола, одёрнул полы пиджака и вежливо поклонился в знак прощания.

– Огромное спасибо вам, господин Мартин, за автограф. Моя тётушка будет счастлива!

– Не стоит благодарности, господин Корн, – так же вежливо ответил ему собеседник, поднимаясь со своего стула. – Помимо автографа, передавайте ей также большой привет от меня.

Он ещё раз кивнул и вскоре скрылся среди прогуливающейся по площади публики, оставив Рэма в серьёзных раздумьях.

Сказать, что он был удивлён состоявшейся беседой, – это сильно приуменьшить терзавшие его чувства. Помощь Подполью – серьёзное преступление, за которое можно загреметь на каторгу лет на пятнадцать, но быть раскрытым в качестве одарённого означало пожизненное рабство или смерть…

– Господин Мартин! – Он уже обошёл фонтан и направлялся в сторону Центрального бульвара, когда услышал звонкий женский голос. Рэм повернул голову на звук и увидел Руну Рэнд, сидящую за столиком кафе у распахнутого настежь огромного окна. Судя по всему, она только пришла, так как перед ней не было ничего, кроме стакана воды с лимоном. – Господин Мартин, прошу вас, составьте одинокой девушке компанию на чашечку кофе, если вы не особенно торопитесь.

– Ммм, да, конечно, – чуть заторможенно ответил молодой человек, погружённый в свои мысли. – Добрый вечер, госпожа Рэнд.

– Но, кажется, вы совсем не рады меня видеть, – притворно вздохнула девушка, а в сине-зелёных глазах заплясали весёлые искорки. – Прошу прощения, если я помешала вашим раздумьям, господин Мартин.

– Наоборот, госпожа Рэнд, я очень рад! К тому же мне очень сложно представить человека, которому вы можете помешать, – он поднялся по ступенькам и зашёл внутрь кафе. Девушка с серебристыми волосами сидела за столиком у распахнутого настежь окна, наслаждаясь лёгким ветерком. День был довольно жарким. – Вы прекрасно выглядите, госпожа Рэнд, и я очень рад, что вы отвлекли меня от «серьёзных мыслей».

– Прошу вас, просто Руна. Я надеюсь, что мы с вами станем добрыми друзьями, а промеж друзей подобные формальности ни к чему.

– Я тоже на это надеюсь, хотя и не понимаю, чем заслужил ваше расположение, – абсолютно искренне сказал Рэм. В лёгком летнем платье, красиво облегающем её гибкую стройную фигурку, с лучиками солнца, запутавшимся в серебристых волосах, девушка казалась искусно выполненной статуэткой. Недосягаемой для простых смертных. Сегодня она явно была в приподнятом настроении. – Тогда и вы называйте меня просто Рэм.

– Подружиться с волшебником – мечта каждый девушки, – Руна кивнула в знак согласия, ироничные огоньки в её глазах погасли. Она вновь смотрела на него с тем непонятным выражением, что и при первой встрече, и у Рэма вновь не получилось его разгадать. – Как вы находите Ривергард этим летом?

– Здесь… – он замялся, подбирая слова, – здесь очень много людей, и складывается такое ощущение, что город не спит даже по ночам.

– Верно сказано, – усмехнулась девушка и сделала заказ угодливо согнувшемуся перед ней официанту. – Бокал белого ранжийского, и у вас остались еще те маленькие пирожные с ягодным муссом?

– Конечно, мисс Рэнд. Для вас они есть всегда.

– Тогда несите, – благосклонно кивнула она и вопросительно посмотрела на Рэма. Он заказал ещё одну чашку кофе и рюмку бренди с Южного берега. – Ривергард большой, помпезный и в нём очень много людей. Особенно в Новом городе. Я, честно говоря, не ожидала увидеть вас здесь. Мне представлялось, что вам больше нравится Старый город. Он вам подходит.

– Вы совершенно правы. – Ещё там, на балконе, он понял, что девушка, несмотря на свою юность, обладает острым умом. – Старый город – моя любимая часть Ривергарда, но, как говорит Борис, артист должен идти за своей публикой. Она же есть не только в тех местах, которые нравятся лично мне.

– Довольно цинично. Я думала, ваша профессия привлекает более м-м-м… романтичных людей, – она провела изящным тонким пальчиком по запотевшей стенке выросшего перед ней, как по волшебству, бокалу вина и посмотрела в окно на прогуливающихся вдоль бульвара разодетых горожан. – Мне кажется, это так необычно – жить вашей жизнью: проводить столько времени в дороге, быть свободным от условностей общества и городских стен. Заниматься тем, что вам по-настоящему нравится, а не тем, чем вы должны по воле судьбы.

– Законы Предначертанного распространяются на всех жителей Радужной страны, – осторожно заметил Рэм, несколько удивлённый услышанным. То, что говорила девушка, было на грани ереси отрицания Судьбы, а от этого недалеко и до трудовых лагерей. Хотя, наверное, племянница самого Председателя, коей, как просветил его Борис, и являлась его новая знакомая, могла себе позволить и не такие высказывания, но вот слушать их было опасно. – Цирковые артисты не исключение.

– Действительно? – Девушка сделала вид, что слегка удивлена, отвернулась от окна и пристально посмотрела на него. – Тем не менее вы осмеливаетесь, стоя посреди цирковой арены, на глазах у всех творить настоящее чудо. Прямо как настоящий волшебник из старых сказок.

…

– Быть одарённым, Рэми, не означает быть всемогущим, чего тебе, несомненно, хотелось бы. Мы не можем сдвигать горы или поднимать пароходы, – он едва заметно улыбнулся, вспомнив их первый разговор, – не можем мановением руки исцелять раны или вызывать дождь, бросив косой взгляд на безоблачное небо. Мы не приказываем реальности измениться, мы договариваемся с ней.

– Но в тех историях, что вы рассказывали нам, Сказочники были почти всемогущими.

– Но мы – лишь эхо от их силы. Да и кто теперь разберёт, как оно было на самом деле и что они действительно могли, а чего нет, – пожал плечами Борис. Они опять сидели в беседке, спрятавшейся в зарослях магнолий, где встречались теперь почти каждый день. Дримия была не самым безопасным местом для таких, как они, и, чтобы в один ужасный день не оказаться в Тёмных башнях, мальчику нужно было научиться контролировать свой непонятный дар и уметь скрывать его. – Это всего лишь истории, по большей части вымышленные. После принятия Предначертанного власти сильно постарались, чтобы даже память о Сказочниках стёрлась из людской памяти. Обычные сказки, и те не пощадили, лишь бы о них больше никто и никогда не вспоминал. Да и нет больше Сказочников. Прежние ушли, а новых нет. Люди с даром рождаются все реже, и грань у него, как правило, всего одна. Других, до тебя, я не встречал, и нам ещё предстоит разобраться, что с тобой не так.

– Но если мы так слабы, то почему они нас так боятся?

– Потому, что мы не вписываемся в их картину мира, посягаем на незыблемость власти и привилегий. Мы можем менять реальность, а для них она – расписанная на сотни лет вперед константа. Если ты родился в семье крестьянина – паши всю жизнь поля и не помышляй о переменах; ну а если тебе повезло родиться в большом доме с кучей слуг, то наслаждайся жизнью, как твои деды и прадеды, – ведь это твоя счастливая судьба. Достаточно сказать, что сейчас нами правят люди с теми же фамилиями, что и триста лет назад. И боятся они нас так же, как их предки боялись Сказочников. Боятся, что в конце концов мы снова изменим мир, но им в нём уже не будет места. Мы – их природные враги.

– А мы можем? – заинтересованно спросил Рэм. Несмотря на сказанное Борисом об ограниченности их сил, он уже видел себя разрушителем сковывающих страну Законов Предначертанного. Он и раньше подозревал, что с ними что-то не так, а теперь, после того что узнал за эти две недели от Бориса, был в этом просто убеждён. Нельзя заставлять человека быть тем, кем он быть не хочет, используя созданную триста лет назад глупую Сказку, в которую стараниями властей предержащих до сих пор вынужденно верит вся страна.

– Для целой страны – нет, на это не хватит сил ни одному из ныне живущих одарённых, но для отдельных людей – да. Мы можем изменить их мир к лучшему.

– Как я с тем мальчиком на скале?

– Да, именно так, – кивнул Борис, смотрящий куда-то вдаль. С моря дул прохладный ветер, перекатывающий барашки волн по тёмным осенним водам. – Тогда, сам не понимая своих действий, ты создал свою первую настоящую сказку, изменив мир для этого мальчика. Даже Сказочникам прошлого пришлось объединить силы, чтобы изменить реальность для целой страны, так что уж говорить про наши булавочные уколы. Собрав всех одарённых вместе, мы и для одной деревни ничего не изменим.

С того памятного дня на пляже миновало уже больше двух недель, и природа стремительно начала брать своё. Хотя, по меркам родных Зелёных холмов, ещё было довольно тепло, было понятно, что это ненадолго. Листья на многочисленных платанах стремительно облетали, зарядили дожди, и местные жители подоставали из сундуков тёплые плащи с капюшонами и резиновые сапоги с ребристой подошвой. Иначе передвигаться по крутым скользким от воды улочкам расположенного на склоне холма города было просто невозможно. На некоторых из них во время сильного дождя ты рисковал быть смытым настоящим водопадом, бегущим по мостовой вниз к морю. Магнолии в саду Бориса тоже поредели, и сквозь их кроны хорошо был виден дом, в глубине которого теперь частенько разжигали камин.

– Получается, – Рэм угрюмо посмотрел на ставшее неласковым море, – они зря нас боятся? На самом деле мы способны лишь на всякие мелочи, вроде того цветка ромашки или сгнившей палки из железного дерева?

– А жизнь того мальчика и щенка – это тоже мелочь?

– Конечно же, нет, – смутился Рэм.

– Даже с нашими небольшими силами можно делать большие дела, Рэми, – Борис вздохнул и положил руку ему на плечо. – Ты должен понять это, так как на тебе, как на любом другом человеке, лежит ответственность за свои поступки. В отличие же от обычных людей, у тебя эти последствия могут быть гораздо значительнее, так как сделать ты можешь гораздо больше.

– Например, спасти чью-то жизнь, – прошептал мальчик.

– Да, – кивнул Борис. – Пусть мы лишь бледная копия Сказочников, но и мы можем менять этот мир в лучшую сторону, хотя бы для небольшого количества людей. Для этого даже не всегда нужен дар.

* * *

– Прошу прощения, Руна, но я не совсем понял, что вы имеете в виду.

– Я имею в виду сказки, – спокойно повторила она, продолжая смотреть своему собеседнику прямо в глаза и пристально наблюдая за его реакцией. – Вы же знаете, что раньше существовали такие вымышленные истории, которые рассказывали детям?

– З-знаю, – слегка запнулся Рэм, дважды за день, выбитый из колеи своими собеседниками. Да что происходит в этом городе? – Конечно, я знаю о том, что раньше детям рассказывали подобные истории, но они были признаны вредными для граждан страны и запрещены ещё лет двести назад.

– Даже больше.

– Тем более, – кивнул он, вновь обретая самообладание. Эта хрупкая девушка с грустными глазами действовала на него совершенно непонятным образом. С одной стороны, Рэм видел перед собой юную аристократку, не обременённую никакими жизненными заботами, кроме борьбы со скукой. С другой – в ней явно скрывалось что-то ещё, от чего ему следовало держаться подальше. У всех свои тайны и, узнавая чужие, ты невольно мог раскрыть свои. Он же делиться своими не планировал. – У вас, Руна, очень хорошее воображение, если вы рассмотрели в моем скромном номере какую-то историю и уж тем более сказку.

– Каждый видит то, что хочет, – спокойно ответила она и сделала небольшой глоток вина.

Рэм поднёс к губам пузатый бокал с бренди, принесённым официантом вместе с чашечкой чёрного кофе. Аромат чернослива и дубовой коры ударил в нос, прочищая сознание не хуже нашатыря, а огненный клубок, побежавший внутрь после сделанного глотка, окончательно привел в чувство. Теперь он был готов противостоять этой непонятной девушке, явно чего-то добивающейся. Хорошо, если она просто хотела развеять скуку.

– Я была совсем маленькой девочкой, когда отец привёл меня на представление цирка Бориса Платократа. Он думал, что я, – она грустно усмехнулась, – заинтересуюсь клоунами или львами, но меня поразили фокусы. Мне было пять лет, когда я увидела, как он достает из шляпы кролика, как карты летают вокруг его головы, как прямо на песке арены распускается апельсиновое дерево! – Она чуть помолчала. – Это было так, словно передо мной открылось окно в другой мир. Лучший, чем наш.

– Вы меня простите, Руна, – Рэм помедлил, подбирая слова, – но мне всегда представлялось, что к детям, появившимся на свет на холмах Верхнего города, окружающий мир вполне благосклонен. Зачем же искать лучший?

– Да, это так, хотя везде есть свои нюансы, – она будто вынырнула из своих воспоминаний, посмотрела на меня и вдруг беззаботно улыбнулась. Эта улыбка полностью преобразила её лицо, и молодой фокусник с удивлением понял, что напротив сидит совсем юная девушка, а не какая-то опасная интриганка. Просто он, давно привыкший жить двойной жизнью, напридумывал себе невесть чего. Очаровательная представительница золотой молодёжи ищет развлечений, возможно, чуть-чуть запретных, ну и что с того? Даже если она придёт в Тёмные башни и попросит у главы Надзорного департамента почитать на вечерок книгу со сказками, вряд ли ей будет что-то грозить. Максимум дядя погрозит пальчиком, но книгу всё же даст. – Но что-то я вас совсем заболтала. Когда я вижу фокусника, почему-то сразу вспоминаю детство.

– Разве это плохо? – вежливо поинтересовался Рэм, решив не акцентировать внимание на том, что воспоминания эти у девушки её возраста должны быть весьма свежи. Он просто был рад сменить тему.

Остальную часть вечера они болтали о разных пустяках, и Рэм почти забыл странное начало разговора. Руна много смеялась, рассказывала забавные случаи из жизни Ривергарда и с удовольствием слушала истории, которые происходили за время его цирковой карьеры, коих за десять лет скопилось предостаточно. Затем он проводил Руну до её небольшого, но, видимо, очень быстрого и очень дорогого авто и, условившись как-нибудь устроить ей экскурсию по его любимым местам в Речном городе, распрощался с зеленоглазой красавицей.

По мере того как Рэм шёл по ночному городу в сторону Циркового холма, вокруг и внутри него происходили изменения. Широкие улицы, мощённые плотно подогнанными друг к другу гранитными плитами, утопающие в электрическом свете витрин, постепенно сменяли узкие улочки, на которых едва могли разъехаться два экипажа. Многочисленные мостики, перекинутые через каналы Речного города, освещались рассеянным светом газовых фонарей, окрашивая окружающую ночь в колдовские синие цвета. Помпезные монументальные здания сменились двух-трёхэтажными домиками с остроконечными крышами, огромные ухоженные парки – небольшими уютными сквериками, внутри которых на клумбах призрачно белели своими наконечниками стрелы нарциссов. В меня проникало сладко-тревожное ожидание какого-то чуда, которое обязательно должно было произойти в таком месте. Реальность растворялась, а вместе с ней приходило понимание, что пусть красавица с волосами цвета серебра и жила в мире, который я ненавидел, но было похоже, что она ему не принадлежала.

* * *

Небольшой городок под названием Ивовый пруд появился как-то сразу. Секунду назад его ещё не было видно, и вот он уже лежит перед глазами путешественников во всей своей уютной красоте. В центре Дримии, представляющем из себя пологую местность с большим количеством озёр и долин с небольшими вкраплениями лесов, довольно много подобных городков. Этот не был исключением и располагался в живописной долине на берегу большого озера, в водах которого отражалось летнее небо с проплывающими по нему барашками облаков. В воздухе пахло полевыми травами, дымом и рыбой – на берегу были видны многочисленные коптильни. Медленно спустившись с холма, цирковые повозки по одной втягивались сквозь городские ворота внутрь городских стен. Цирк не планировали здесь задерживаться надолго, но им с Борисом нужно было забрать здесь одного человека, указанного связным Подполья.

Августовский полдень располагал к лени и созерцанию, чем двадцатилетний Рэм и занимался, сидя на облучке головной повозки. Цирковой табор медленно въезжал на центральную площадь города, окружённую разноцветными домами в два-три этажа с белыми решётчатыми окнами и коричневыми черепичными крышами. На верхушке каждой из них вяло покачивался из стороны в сторону непременный флюгер. Посредине круглой площади стоял старый каменный колодец, сейчас закрытый большим деревянным щитом. Не рабочий, что ли? Рэм с вялым интересом рассматривал окружающий пейзаж – таких городков на их бесконечном пути встречалось уйма, когда с другой стороны площади послышались какие-то крики и топот множества ног.

Неожиданно из-за домов выскочил молодой человек и со всех ног бросился бежать в сторону повозок. Чем ближе он становился, тем отчётливее Рэм мог рассмотреть его, теряясь в догадках происходящего.

– Борис! – позвал он и сразу почувствовал, как полог позади откинулся и из повозки выглянул хозяин цирка.

– О, Старые боги! – выругался Борис, явно не ожидая ничего хорошего от происходящего, и что-то зашептал себе под нос. Волоски на затылке юноши тут же зашевелились, а это было верным признаком того, что рядом начал работать чей-то дар.

Тем временем, беглец, которым оказался юноша примерно такого же, как и сам Рэм, возраста, увидел их, и его измученное лицо озарилось вспыхнувшей безумной надеждой. Казалось, у него открылось второе дыхание, и он даже немного надбавил, спеша в сторону цирка. Беглец был уже на середине площади, когда с той стороны, откуда он выбежал, показался ещё один человек, тут же припал на одно колено и спустя пару мгновений послышался громкий хлопок, эхо которого заметалось среди разноцветных домов, постепенно угасая. Поднявшийся ветерок принес с собой запах пороха, и Рэм успел увидеть, как бегущий человек спотыкается и сломанной куклой падает на серые камни площади. Вокруг воцарилась полная тишина. Бесполезный теперь шёпот Бориса затих, а спустя несколько ударов сердца, гулко бившегося прямо в ушах, послышался приближающийся топот копыт. На площадь на полном скаку вылетели трое всадников в серебристо-чёрной форме Надзорного департамента, быстро подъехали к упавшему и спешились рядом с ним. Один наклонился, проверил пульс у несостоявшегося беглеца и, подняв взгляд, отрицательно покачал головой.

– Идиот! – прошипел тот, на форме которого красовались три серебристые полоски, и повернулся к подошедшему солдату, одетому в армейскую форму. – Ты зачем стрелял, придурок?!

– Иначе бы он убежал, а у нас был приказ: не выпускать его из города, – неуверенно произнёс солдат – сельского вида парень, на пару лет старше Рэма, крепко сжимая винтовку. Он не мог оторвать взгляда от лежащего на мостовой тела. Под ним на камнях уже расплывалась рубиновая лужица.

– Куда бы он делся? – старший еле сдерживался от того, чтобы не прибить солдата прямо на месте. – Тут до ближайшего леса полдня бежать!

– Да я как-то не подумал, – окончательно стушевался солдат, – у нас-то в Полесье уже за околицей заблудиться можно.

– За околицей, – зло передразнил сельский выговор солдата старший, с бессильной яростью глядя на лежащее тело. – Уйди с глаз моих и доложи командиру, что ты отправляешься на неделю, нет, на две, на гауптвахту. Всё понятно?

– Так точно, господин капитан! – козырнул солдат, начавший всерьёз бояться того, что страшный законник отправит его вслед за беглецом, и, стремительно развернувшись, чуть ли не бегом скрылся из глаз.

Тем временем вокруг троих ищеек Надзорного департамента, стоящих над лежащим телом, начал собираться народ. Обычно люди старались держаться подальше от законников, но убийство посреди белого дня было случаем из ряда вон выходящим, тем более для тихого сонного городка, и люди хотели знать, что здесь произошло. Троицу в чёрном это явно не обрадовало.

– Бездна, – прошипел старший, сплюнув на мостовую и только тут обратил внимание на нас. – А вам-то что тут надо?

– Ничего, господин капитан, – спокойно и с достоинством ответил Борис, к тому моменту полностью выбравшийся наружу и стоявший рядом с лошадьми. – Меня зовут Борис Платократ, и это мой цирк. Мы здесь проездом, движемся в сторону Старой крепости на зимовку.

Капитан, который явно собирался сорвать злость на циркачах, вдруг передумал. Видимо, это имя было ему известно.

– Ну и двигайтесь себе дальше, – буркнул он, с трудом сдерживая гнев.

– Простите, господин капитан, но сейчас это вряд ли возможно, – вежливо сказал Борис, на лице которого не дрогнул ни один мускул, и подбородком указал законнику за спину. Людей на площади стремительно прибывало, и проехать через неё уже не представлялось возможным.

– Да будь оно все проклято! – вновь выругался капитан, обернувшись. Пару секунд он разглядывал молчащую толпу, а затем лихо вскочил на крышку закрытого колодца. – Добрые граждане Ивового пруда! Меня зовут Алекс Моран, и я капитан Ищущих Надзорного департамента. Только что на ваших глазах был убит житель вашего славного города, и я понимаю ваше волнение. Дело в том, что тот, кого вы считали одним из вас, оказался предателем. Он был одним из отрицающих судьбу!

По толпе пронёсся шелестящий вздох. Конечно, местные жители слышали о подобных людях, но поверить в то, что выросший на их глазах мальчишка оказался одним из «этих», им было непросто.

– Да-да, – возвысил голос Моран, – вы не ослышались, и мы в этом полностью уверены. Он был одним из тех, из-за кого Эра Всеобщего благоденствия всё ещё не наступила. Именно отрицающие, идя против своей судьбы, не дают воплотиться Предначертанному! Не жалейте о нём, не плачьте и не поминайте его – этот человек не был одним из вас, он предал всё то, во что вы верите и к чему стремитесь! – Капитан, оказавшийся неплохим оратором, перевел дух, оглядывая собравшихся. – Но даже такие люди должны быть судимы по закону, и даже если их приговорят к смерти, то сделать это должен суд, так как мы живём в государстве, где правят Судьба и её законы, а людей не убивают на улицах! То, что произошло сейчас, – прискорбная случайность, – продолжил законник и добавил уже спокойнее, видя, что его речь произвела нужный эффект. – Расходитесь по домам, добрые граждане Ивового пруда и помните, что Надзорный департамент всегда будет стоять на страже вашего покоя и делать всё, чтобы Предначертанное свершилось как можно скорее.

* * *

Виктор Глас не любил цирк. Он не любил его, когда был маленьким мальчиком, но был вынужден ходить на представления, потому что так хотели родители. Сейчас он всё так же не любил цирк, но был вынужден ходить, потому что туда ходил Председатель и другие высшие чиновники государства. Виктор Глас, будучи человеком спокойным и рассудительным, допускал, что эта его нелюбовь могла повлиять на его суждения и подозрения в отношении циркачей, кочующих по стране, как тараканы по грязной кухне. Поэтому он решил не торопить события: если он прав, то рано или поздно эта парочка совершит ошибку и тут же окажется в Тёмных башнях.

– Значит, никаких следов искажения реальности?

– Никаких, – кивнул стоящий перед его столом ищущий второй ступени Алекс Моран. Внутри департамента предпочитали использовать собственные ранги, в то время как снаружи для большего понимания граждан они пользовались общеармейскими. По ним Моран носил звание капитана и был у Виктора на хорошем счету. – Щупачи ничего не смогли почувствовать, хотя в цирк отправили лучших из лучших.

– И ты согласен с их выводами? – уточнил Глас. Он стоял у сводчатого окна, спиной к своему подчинённому, и его вытянутая худощавая фигура отбрасывала причудливую тень на зелёный ковер кабинета. Алексу показалось, что на полу притаился огромный паук-копьеносец, обитающий в южных лесах. Он был известен свой крайней ядовитостью и стремительностью, с которой выбрасывал передние лапы-копья, насаживая на них зазевавшихся насекомых.