Текст книги "Сказочники"

– Основываясь на докладе щупачей, можно сделать именно такой вывод, – осторожно ответил Моран, сверля преданным взглядом спину начальства.

– Но?

– Но вы прекрасно понимаете, что в таком шквале эмоций, который бушует во время представления, можно спрятать всё, что угодно. В том числе и использование дара.

– Понятно, – Глаас отошёл от окна и плавно опустился в своё рабочее кресло с высокой спинкой, обитое мягкой телячьей кожей. Он в задумчивости побарабанил тонкими пальцами по столу, на котором царил практически идеальный порядок, и посмотрел на своего подчиненного. – Значит, вы ничего не нашли.

– Так точно, господин Глаас! – вытянулся во фрунт Моран, у которого от этого взгляда по коже пробежала стая мурашек. Он-то знал, что этот спокойный, всегда аккуратно одетый человек был сам начисто лишен каких-либо слабостей и другим слабости не прощал. – Мы не обнаружили никаких следов запретных вмешательств в реальность во время всех трёх состоявшихся на данный момент представлений цирка Бориса Платократа. По моему мнению, это означает, что либо они были слишком хорошо скрыты, либо их совсем не было.

– И техническая документация на их фокусы тоже в порядке, – задумчиво добавил глава Надзорного департамента, глядя сквозь Алекса. Он снова побарабанил пальцами по столешнице. – Может быть, в этом стоге сена действительно нет никаких иголок?

– Возможно, что нет, господин Глаас, – слегка пожал плечами Алекс.

– Что? – Виктор вынырнул из своих мыслей и сосредоточил взгляд на ищущем. – Ладно, Алекс, оставим пока это. Если циркачи что-то скрывают, то рано или поздно мы об этом узнаем. Наблюдение за Борисом пока оставьте, посмотрим, с кем он встречается на досуге, но аккуратно, он не должен ничего заподозрить. Это понятно?

– Понятно!

– Ты о чём-то хотел спросить? – поинтересовался Виктор, увидев промелькнувшее в глазах Морана выражение.

– Мартин: что делать с ним?

– Две недели наблюдения принесли хоть какие-то результаты?

– Подозрительных контактов не было. Всех, с кем он встречался, мы проверили. Из странного только одно: накануне он провел вечер с Руной Рэнд.

– Даже так? – слегка заинтересовался Виктор, в задумчивости поглаживая узкий длинный подбородок. Девчонку, видимо, притягивает всё необычное, как когда-то её отца, которого подобное отношение к жизни до добра не довело, но в данном случае это даже хорошо. Если она влюбится в фокусника, то это вполне можно было бы использовать в будущем. Как – пока неизвестно, но можно. Председатель, не имевший своих детей, питал к Руне, с точки зрения Глааса, непозволительную слабость, а за них рано или поздно приходится платить. Особенно когда ты на вершине власти, склоны которой кишат ядовитыми пауками. – Пока что наблюдение снять, вернёмся к этому вопросу через пару-тройку месяцев, чтобы раньше времени не спугнуть нашу дичь. Если наши подозрения верны, то активные действия они начнут предпринимать ближе к концу сезона, вот тогда мы обложим циркачей со всех сторон. Они просто обязаны вывести нас на подпольщиков! – законник досадливо дёрнул щекой. Подполье было серьёзной проблемой для безопасности власти, которую он представлял и защищал, но подступиться к нему пока никак не получалось.

– Будет исполнено, господин Глаас.

– Пока же вернёмся к нашим гм… баранам. Как все прошло с новенькой? Она действительно та, кем мы её считали?

* * *

Элла всю свою жизнь провела в Ривергарде. Она любила Речной город и не представляла, что на земле есть место лучше него. Она любила его узкие улочки, заросшие кувшинками каналы и каменные мостики, переброшенные через них. Небольшие парки и скверы, в которые ты неожиданно выныривал из полумрака узких улиц, и тёплые жёлтые камни мостовых. Сегодня она парила над ними. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она оторвётся от земли и взлетит вверх, заглядывая в полукруглые окна домов, за которыми прятались многочисленные кадки с геранью и настурциями, оттолкнётся от кованых решёток небольших балкончиков, увитых лианами ипомеи, поднимется выше черепичных крыш и увидит весь свой прекрасный город.

Сегодня сбылась ее мечта. Два месяца назад Элла на дрожащих ногах отправилась в Храм Судьбы, чтобы задать её хранителям самый главный вопрос: может ли она изменить свою судьбу и вместо того, чтобы продолжать семейную традицию, поступить в университет. Она хотела стать доктором, она хотела помогать людям, простым людям, таким, как её родители, всю свою жизнь работающие в небольшой овощной лавочке. Это был достойный труд, которым занималось вот уже седьмое поколение рода отца, но Элла хотела другого. Сегодня хранители сказали, что её мечта может стать реальностью – она не помешает приближению Предначертанного. Тем более, много раз повторяла себе Элла, что семейное дело может продолжить и Патрик, её младший братишка. Когда подрастёт, конечно. Спасибо Судьбе, родители ещё совсем не старые и со здоровьем у них всё в порядке, так что спешить некуда.

– Доброго дня, Элла!

– Доброго дня, Марджи! – улыбаясь помахала она рукой несущей корзину с чистым бельём Мардж Эванс – прачки с соседней улицы Трёх лебедей. Какие всё же разные люди. Марджи была вполне довольна своей Судьбой. Как и её мать, она стала прачкой, вышла замуж за Джима Торквуда, с которым Элла ходила в один класс, и, девушка в этом была абсолютно уверена, менять Марджи ничего не хотела. Ну, разве что домик побольше, наверняка скоро дети пойдут, и им станет тесновато в мансарде, оставшейся от деда Джима.

– Привет, Элла!

– Доброго дня, господин Родерик! – Элла помахала рукой зеленщику, опрыскивающему свой товар холодной водой. Здесь, на углу небольшой площади, на которой сходились сразу четыре улицы, было хорошее место для заработка, и проблем с покупателями у зеленщика не было. Да и им жаловаться не приходилось. Магазинчик семьи Вудс находился на первом этаже трёхэтажного дома, стоявшего на одной из самых широких и оживлённых улиц Речного города, упиравшейся своим дальним концом в Цирковой холм. Здесь всегда было полно народа, и выручки вполне хватало на достойную жизнь.

Элла впорхнула в магазин и, широко улыбнувшись Патрику, стоявшему за прилавком, поднялась на второй этаж, где располагалась жилая часть их дома. Улыбка сбежала с её губ, едва она открыла дверь. Родители сидели за широким обеденным столом, прижавшись друг к другу, а напротив них расположились два человека в чёрно-серебристой форме законников. Прижавшаяся к земле собака – эмблема ищущих Надзорного департамента – на плече сидевшего вполоборота к ней мужчине не оставляла сомнений в том, что за страшные гости пожаловали в их дом.

– М-мама, что случилось? – жалобно выдавила из себя девушка. Ей показалось, что за окном стремительно потемнело, а от утренней эйфории не осталось и следа.

– Вот, – отец беспомощно повел рукой в сторону законников, – Элла, эти люди говорят, что у тебя какие-то необычные способности.

– У м-меня? – повторила девушка, чьи ноги внезапно подкосились, и она почти рухнула на стульчик у двери.

– Добрый день, Элла. Я понимаю, что такие известия могут м-м-м… удивить человека, особенно если его к ним не подготовить. – Один из мужчин, тот, что постарше, плавно поднялся со стула и встал перед девушкой. Он неодобрительно посмотрел в сторону её отца и продолжил. – Тем более столь юную девушку. Но поверьте мне, бояться вам совершенно нечего.

– Но… как же, – девушка, пребывая в полной прострации, всё же помнила о том, что люди со «способностями», то бишь с даром, – враги Предначертанного, – я же не сделала ничего плохого…

– Конечно, не сделали, более того, вы можете сделать очень много хорошего для своей страны.

– Но ведь я и хочу, – девушка зацепилась за последнюю фразу мужчины и немного приободрилась, – я и хочу делать хорошее! Я хочу стать врачом и помогать людям. Вот, – она принялась лихорадочно рыться в своей сумочке в поисках бумаг, которые ей вручили сегодня утром. – Вот! Я сегодня была в Университете и подала документы на медицинский факультет. В Храме судьбы мне разрешили.

Девушка замерла перед законником, протягивая ему несколько листков бумаги с вензелем Университета Ривергарда в верхнем правом уголке.

Мужчина несколько секунд смотрел в лицо Элле, затем небрежно взял бумаги.

– Элла, – мягко начал он, – нам все это прекрасно известно. Более того, именно благодаря тем тестам, которые вы как человек, желающий изменить свою судьбу, прошли в Храме Судьбы, мы и выяснили, что у вас особые способности.

– К-какие способности? – голос девушки сорвался. Сквозь непонятную пелену, закрывающую глаза, она видела тревогу в глазах матери и сжатые челюсти отца.

– Не надо этого бояться! – мужчина досадливо поморщился. Этот разговор его уже начинал утомлять. Второй законник, словно почувствовав настроение напарника, поднялся со своего стула, налил в стакан из стоящего на столе графина воды и подошёл к девушке. Она механически взяла, но пить не стала.

– Как мы уже говорили вашим родителям, которые слегка поспешили сообщить вам эту ошеломляющую новость, никаких претензий со стороны Закона к вам нет. Наоборот, благодаря своим способностям, вы сможете помочь всем нам. Элла, вы получите то, что хотели, вы измените свою судьбу и будете помогать людям приближать Эру Всеобщего благоденствия.

– У меня есть выбор? – собрав все свои силы, задала девушка самый главный в своей жизни вопрос.

– Нет.

Руна

Маленькая девочка горько плакала, поджав под себя ноги в белых чулочках. Айлы не было вот уже третий день, и теперь ей казалось, что она уже совсем никогда не вернётся. Котёнка подарил ей дядя Макс на прошлый день рождения, и она сразу его полюбила. Теперь он пропал. Дверь в комнату открылась, и вошёл отец. Он сел на кровать рядом с Руной, обнял и погладил по голове, от чего слёзы полились с новой силой. Серебряные кудри прилипли к мокрым щекам, почти полностью закрыв лицо девочки. Она прижалась к отцу, который продолжал осторожно гладить её по волосам, и постепенно рыдания затихли.

– Не плачь, мой ручеёк, – тихо сказал папа, – мы не знаем, что случилось с Айлой, и может быть, она еще вернётся.

– Не вернётся, – всё ещё всхлипывая, ответила Руна, – я это знаю.

Отец внимательно посмотрел на свою пятилетнюю дочь, и в его взгляде промелькнула печаль. Предчувствия Руны сбывались практически всегда. Некоторое время он колебался, но потом всё же спросил.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Сказку? А что это такое? – невольно заинтересовалась переживающая своё горе Руна и подняла глаза на отца. Она проигрывала своему любопытству все сражения до одного.

– Это такая история, которая случилась давным-давно, а может быть, её никогда и не было. Ты просто послушай, а потом скажешь, понравилось тебе или нет.

Дождавшись кивка дочери, он поднялся с кровати, пододвинул маленький столик так, чтобы стоявшая на нём свеча оказалась напротив стены, и сел обратно. Затем он вытянул свои руки между свечой и стеной, как-то хитро согнул пальцы, и Руна вдруг поняла, что видит на ней тени двух человечков.

– Как ты это сделал? – удивлённо прошептала она, широко раскрыв свои сине-зелёные глаза, слёзы в которых стремительно высыхали.

– Это волшебство, – улыбнулся отец, пошевелив пальцами, от чего теневые человечки заплясали на стене. – Смотри и слушай…

С того дня отец почти каждый вечер рассказывал новую сказку. Принцессы и драконы, смекалистые солдаты и жадные кабатчики, смелые лесорубы и коварные ведьмы – перед маленькой Руной открылся целый новый мир, который был куда интереснее того, что она видела вокруг. Она засыпала отца сотнями вопросов, ведь дети Радужной страны даже слов таких, как «волшебник» или «ковёр-самолет», не знали. Два мира – волшебный и реальный – полностью разделились в её сознании, пока однажды она не увидела, что и в настоящем мире существуют чудеса.

В возрасте семи лет родители впервые привели её в цирк. Летом они часто уезжали к морю, на Изумрудный берег, где у деда был большой дом на берегу. Руна обожала эти летние дни, наполненные солнечным светом, смехом друзей и приключениями. Но это лето запомнилось ей на всю жизнь.

– Иви, – занавески на ростовых окнах взметнулись, когда открылась уличная дверь и в обеденную залу вошёл отец. Мама как раз наливала Руне суп из большой эмалированной супницы. Она не любила, чтобы ей прислуживали, предпочитая самостоятельно кормить двух своих домочадцев. Готовила еду, впрочем, Марта – экономка и по совместительству жена управляющего этим имением. – В город приехала цирковая труппа Бориса Платократа. Я слышал о его искусстве много хороших отзывов. Почему бы нам не взять с собой юную леди и не сходить на представление, скажем, завтра?

– Почему бы и нет? – мама с улыбкой смотрела на расширившиеся глаза дочери, в которых заметались любопытные искорки. – Давайте сходим, только если эта самая юная леди пообещает мне хорошо себя вести как минимум всю следующую неделю. Сегодня опять пришла с ободранными коленками, – мама вздохнула, – это не девочка, а хулиганистый мальчишка!

– Никакой я не мальчишка! – возмутилась было Руна, но тут же прикусила язык, поняв, что не стоит сердить маму в такой ответственный момент. – Обещаю, мамочка, – она умильно улыбнулась ей, сверкнув зелёными глазищами.

– Ох, и трудно поверить этой маленькой лисичке, ну да ладно, – решила мама, с любовью глядя на замершую на стуле в образе примерного ребёнка дочь, – на этот раз поверим.

Цирк произвёл на Руну неизгладимое впечатление. Огромный разноцветный шатёр стоял на главной площади Зелёной бухты – самого крупного города побережья. Как все подобные южные городки, он имел свою небольшую крепость на горе, большую рыночную площадь с ратушей и неимоверное количество узеньких улочек, мощённых морским камнем и переплетающихся между собой совершенно непонятным образом. Под куполом цирка было прохладно, хотя за его стенами царил летний зной, пахло сеном, животными и ещё чем-то трудно уловимым. Маленькая Руна позже решила, что так пахнет тайна.

Представление началось с клоунов, затем были акробаты, вольтижировщики и даже укротители настоящих тигров! Ещё был смешной старичок с дрессированными пуделями, но Руна точно знала, что главного она ещё не увидела. Девочка ждала чуда и замерла в предвкушении, когда на песок арены легко вышел высокий статный мужчина в чёрном фраке и цилиндре, отливающем синевой, – Борис Платократ. Из этого самого цилиндра он доставал всевозможные предметы и даже кроликов, из него вылетали бабочки и мыльные шары. Затем прямо посреди арены выросло апельсиновое дерево, тут же зацвело, а ещё через несколько мгновений на нём появились оранжевые, словно закатное солнце, плоды. Фокусник сноровисто оборвал их и быстро побросал в зал так, что все они попали в руки ребятни. Один достался и Руне. Она потом долго хранила его дома. Это было удивительно, но настоящее волшебство произошло в самом конце представления, когда человек на сцене без всяких видимых усилий оторвался от песка арены и под изумлённый выдох зрителей завис в полуметре над ней. Он пролетел по кругу, разведя в стороны руки и глядя в замерший зал тёмными пронзительными глазами. Потом она спросила у отца, было ли это настоящее волшебство? Тогда он просто отшутился, что было совершенно непохоже на отца, всегда честно и обстоятельно отвечавшего на вопросы Руны с того момента, как она себя помнила. Потом спрашивать стало не у кого, но пришла уверенность, что в тот далёкий вечер своего счастливого детства на Изумрудном берегу она видела настоящую магию.

После этого на побережье и вернувшись в Ривергард, они с отцом часто разыгрывали секретные цирковые представления с многочисленными куклами, которыми заваливали девочку родственники различной степени дальности и ищущие покровительства влиятельной семьи многочисленные знакомые. В то время её дядя был главой департамента Предначертанного и подольститься к нему пытались многие. Отец даже научился кое-каким фокусам: иногда её куклы начинали ходить сами собой, в кадках за минуту распускались цветы, а под потолком летал игрушечный самолетик. Её комната в родительском доме стала окном в другой, волшебный мир. Секретным окном.

Отец попросил Руну держать всё это в тайне, и она молчала, как бы ей ни хотелось рассказать о сказках своим школьным друзьям или поделиться своими восторгами с дядей или дедом. Знала об их увлечениях только мама, и её почему-то это сильно огорчало. Взрослея, Руна поняла, почему нельзя было никому об этом рассказывать и почему так реагировала мама.

Отец с матерью любили друг друга, что в аристократических семействах, где браки заключались по расчёту, было большой редкостью. Хотя, как позже узнала Руна, дед не одобрял выбор своей дочери, но все же позволил Иви – так зовут ее маму – выйти замуж за отца. Он родился в хорошей семье, но, как однажды сказал дед подросшей Руне, «всю свою жизнь был мечтателем, абсолютно лишённым каких-либо амбиций». В отличие от его собственного сына – маминого брата Максимилиана. Мечтать же в Дримии было делом опасным.

Если ты с самого рождения знаешь всю свою дальнейшую жизнь, то мечтать о чём-то другом было глупо. Нет, каждый житель страны мог прийти в Храм судьбы и, объяснив его хранителям, почему он не хочет быть, скажем, рыбаком, как его отец и дед, а хочет стать учителем, попытаться изменить свою судьбу. Хранители проверят линии будущего, и если такая смена профессии этого человека никак не отразится на приближении Эры Всеобщего благоденствия, то ему позволят сделать это. Хотя происходило такое крайне редко.

– Питер, зачем ты забиваешь голову Руне всеми этими сказками? – устало говорила мама. – Мало того, что это незаконно и, если об этом узнает сам знаешь кто, даже Макс не сможет тебе помочь, так ещё и самой девочке это не пойдёт на пользу.

– Почему? – голос отца, доносившийся из неплотно прикрытой двери, был тихим, но в интонациях слышалась твёрдость. Руна, уже засыпавшая после вечерней сказки, встала попить воды и, проходя мимо кабинета к лестнице, ведущей на первый этаж, услышала спор родителей. Ей было уже почти девять лет, и неуемное любопытство, всегда сопровождающее людей с хорошим воображением, толкало её на не совсем правильные поступки.

– Ты лучше меня знаешь, как непросто в нашем мире живётся таким, как она, – мама на секунду замолчала и тихо добавила: – Таким, как вы. Зачем мучить себя несбыточными надеждами, если и ты, и я прекрасно знаем, что ничего из того, о чём вы мечтаете, никогда не сбудется. За ней не прилетит прекрасный принц на летучем корабле, не приплывёт капитан на белоснежном фрегате, она выйдет замуж за того, кого ей укажут, и никогда не сможет покинуть страну. Я не хочу, чтобы жизнь разочаровала Руну ещё сильнее, чем она это итак сделает.

– Разве тебя разочаровала твоя жизнь? – мягко спросил отец. Руна представила, как он сейчас обнимает маму за плечи, а та кладет голову ему на плечо.

– Мне повезло, – тихо произнесла она, – мой принц жил на соседней улице, и он был предназначен мне судьбой.

– Судьба, – отец словно выплюнул главное в Радужной стране слово. Немного помолчал, задумавшись, и уже совсем другим, уверенным тоном произнес. – Мне почему-то кажется, что наша девочка тоже найдёт своего принца. Она сильнее, чем ты думаешь, а сказки помогут ей сделать правильный выбор…

Для Руны это были счастливые годы, особенно лето на Изумрудном берегу. Строгость законов и весьма строгие правила, регламентирующие жизнь людей, по которым Дримия жила вот уже почти триста лет, верхушки общества касались в меньшей степени, оставляя больше свободы. Но чем старше она становилась, тем больше понимала опасения матери – мечтать и хотеть большего в Стране Радуг было опасно.

– Папа, – спросила Руна отца, присев рядом на тёплые доски, – ты считаешь правильным то, что люди, которые жили триста лет назад, до сих пор решают, как мы должны жить сегодня?

Они сидели на скамейке возле тенистого пруда неподалеку от их летнего дома. В полдень только здесь можно было спастись от летней жары, и отец любил приходить в это место с новой книгой. Руна же сегодня была сама не своя: то ли из-за духоты, явно свидетельствующей о приближении грозы, то ли из-за слов этой глупышки Вивьен, предвкушающей будущую учебу в Высокой школе для благородных девиц. «Ой, Руна, это будет так прелестно, – щебетала Вивьен, когда они вчера гуляли компанией одноклассниц по узким улицам старого приморского городка, – нам там будет так весело!» Многие знатные фамилии имели летние дома на берегу Южного моря, особенно в окрестностях Зелёной бухты, и их дети проводили здесь всё лето, наслаждаясь солнцем, морем и относительной свободой действий.

– Это не совсем так, – вздохнув, ответил он и сорвал стебелёк, пробивающейся сквозь доски скамейки травы. – Выбор есть всегда.

– Какой выбор? – возмутилась Руна. – Ты же знаешь, что я не хочу идти в эту дурацкую школу для девиц, а хочу поступать в Университет. Я хочу изучать науки, а не то, как быть хорошей женой и вышивать крестиком! Но из-за того, что какой-то учёный три века назад увидел в будущем всеобщее благоденствие, я сейчас должна делать то, чего абсолютно не хочу!

– Рано или поздно, но нам нужно было поговорить об этом, – после недолгого молчания сказал отец, крутивший в пальцах сорванный стебель. Он оставлял на них зеленовато-жёлтые следы, и в воздухе поплыл терпкий запах. – Я хочу, чтобы ты запомнила всё, что я тебе сейчас скажу, но никому об этом не рассказывала. Даже маме. Договорились?

– Д-да, – кивнула девушка, немного заикаясь. У них с отцом был уже один секрет, о котором она никому не говорила. Сказки, которые он рассказывал и показывал ей в детстве. Только повзрослев, она поняла, почему он просил её держать это в тайне: мало того, что сами сказки давно были под запретом, так и то, как отец оживлял их героев, было очень-очень похоже на магию. Но мама о нём знала. Так что же тогда такое он расскажет ей сейчас?

– Будущего не существует, – твёрдо сказал он, пристально глядя дочке в глаза, – и нет никакой Эры Всеобщего Благоденствия, как бы кому-то ни хотелось обратного. Твоя мама будет очень недовольна тем, что я тебе говорю, но я хочу, чтобы ты жила с открытыми глазами. Понимая, как на самом деле устроен наш мир.

– Но… как же Предначертанное?! – Руна ожидала чего угодно, но только не того, что услышала, и была совершенно сбита с толку словами отца. Да, он всегда был довольно откровенным с ней и часто говорил вещи, которые могли бы вызвать некоторые вопросы у служителей Храма Судьбы, но отрицать предначертанность судьбы… Даже для него это было слишком, и, услышь такие вещи кто-то посторонний, всё могло закончиться в Тёмных башнях. – И как же Великий мастер и его звёздная машина? Ведь именно она позволила ему заглянуть в будущее и увидеть, что ждёт нашу страну!

– А кто-нибудь видел эту самую машину?

– Ну, наверное, – неуверенно протянула Руна. На уроках истории об этом почему-то не рассказывали. – Нам говорили, что она пропала во время Восстания.

– Как и сам ученый, – кивнул отец, – а все, кто мог его знать или хотя бы видеть, давно умерли. Единственное доказательство существования Ромула и его машины, которое у нас есть, – это его Книга. Доказательство, которое никто никогда не видел, кроме служителей Храма Судьбы. Хотя, что-то мне подсказывает, что и они не видели, хотя очень бы хотели, – отец замолчал, глядя на круги, расходящиеся по зеленоватой глади пруда. – И на основе этого довольно хлипкого базиса была создана новая религия для целой страны: вера в Предначертанное будущее.

– Что ты хочешь сказать? – тихо спросил Руна, которой, несмотря на жаркий день, внезапно стало зябко.

– Я хочу сказать, дочь, что ложь, в которую верят миллионы, всё равно остаётся ложью, – твёрдо сказал отец, вновь глядя прямо ей в глаза. – Запомни мои слова на всю свою жизнь: будущего ещё не существует, кто бы ни убеждал тебя в обратном, а то, каким оно будет, зависит только от самого человека. Если ты готов подчиняться и жить так, как тебе говорят, то оно действительно будет в какой-то мере предначертано. Причем не тобой. Если же ты начнёшь принимать самостоятельные решения, то сам станешь его главным строителем.

– Ты хочешь сказать, – голос девушки опустился до шёпота, – что все, что нам говорят, – неправда, и Предначертанное тоже?

– Я не знаю, всё или нет. У меня нет конкретных доказательств. Знания о нашем прошлом тщательно вымарывались из всех книг. Даже сказки запретили. Так что сложно судить о том, что тогда произошло на самом деле, – уклонился от прямого ответа отец, и это не укрылось от внимания девушки. – Но я точно уверен, Руна, что ты можешь спокойно поступить в свой Университет, мир от этого не рухнет. Как не рухнет он и от того, что ты выйдешь замуж не за аристократа, как тебе якобы «предначертано судьбой», а, скажем, за фокусника, – усмехнулся отец. – Другое дело, что такие вещи нужно делать тонко, если ты не хочешь наткнуться на сопротивление. Люди, открыто идущие своим путем, в нашей стране оканчивают свои дни в трудовых лагерях или Тёмных башнях.

– Но что же было на самом деле тогда, триста лет назад, и почему нас заставляют верить в Судьбу? – начиная этот разговор с отцом, Руна совершенно не была готова к такому. Каждый житель Радужной страны с малолетства знал о её Судьбе, увиденной и записанной мастером Ромулом триста лет назад. Долгом каждого было всеми силами приближать её наступление, беспрекословно следуя своим маленьким судьбам. Да, ей это не нравилось, но разве можно бороться с Судьбой?

– На второй вопрос ответить очень легко: потому что любому правительству нужен покорный народ. Наша же вера в первую очередь учит именно покорности. Что же касается нашего прошлого, – отец слегка скривился. Он надеялся, что Руна не вернётся к этому вопросу, так как не любил бездоказательных заявлений, – то у меня есть только предположения.

– Ты мне расскажешь? – с надеждой спросила Руна, у которой за последние минуты полностью перевернулся весь привычный мир, и она хотела знать правду.

– Да, но никому и никогда не повторяй мои слова, если только не будешь полностью уверенной в этом человеке. Хотя даже тогда лучше не повторяй, – он задумчиво посмотрел на пруд, по которому расходились круги от игравшей в глубине рыбы. – Я изучал этот вопрос, насколько, конечно, это было возможно. Повторюсь, это только мои предположения, но, по косвенным данным, можно предположить, что Ромул был не учёным, а Сказочником.

– Этого не может быть! Они же были против Восстания, – о Сказочниках в гимназиях рассказывали вскользь. Дескать, были такие люди с великим даром, но жили только ради себя, Восстанию не помогли и ушли из страны после его победы.

– Правда, девочка моя, зачастую кажется невозможнее вымысла. Скорее всего, это было именно так. Скорее всего, он один или с другими магами решил прекратить гражданскую войну, терзавшую нашу несчастную землю. Тогда они создали глобальную Сказку о великом будущем нашей страны, которая помогла сплотить людей, поверить в свои силы и поднять Восстание. После победы эта их идея и была использована для утверждения новой веры в Судьбу, согласно которой наша страна и живёт вот уже триста лет. Живёт, надо признать, без войн.

– Но в клетке, – тихо прошептала Руна.

– Да, – кивнул отец.

– Но что же мне делать? – тихо спросила шестнадцатилетняя девочка… девушка. – Как жить в этой стране?

– Просто жить, Руна, но жить с открытыми глазами и свободным разумом. Будет тяжело, и тебе ещё очень многое предстоит узнать и понять. Может быть, ты сделаешь то, чего не сделал я, – он немного помолчал, глядя вниз на застывшую гладь пруда. – Я хочу в это верить, но этот путь принесёт много боли тому, кто по нему пойдёт. Я очень люблю тебя, девочка моя, я очень тобой горжусь и… очень боюсь за тебя.

А через два дня папа пропал. Он любил выходить в море на небольшом ялике, и Руна часто составляла ему компанию, но в то утро она долго нежилась в постели, прячась в белой пене простыней от щекочущих кожу солнечных зайчиков. Отец её не дождался. Море было спокойным, а у него был большой опыт хождения под парусом, но из той прогулки он не вернулся. На этом детство Руны закончилось.

* * *

Со дня пропажи папы Руна отказывалась признавать его погибшим, прошло ровно полгода. Всё это время они жили в загородном поместье маминого брата – дяди Макса. В их собственном всё напоминала о нём, и ни мать, ни дочь не могли находиться там. Они, словно две тени, бродили по этому огромному особняку, выстроенному в зелёной долине, на западной границе Ривергарда. Здесь свои загородные поместья имели все знатные столичные семейства.

Руна пропустила первый месяц обучения в Ривергардском университете – ни мать, ни дядя в текущих обстоятельствах решили не противиться ее желанию, но затем всё же была вынуждена начать ходить на занятия. Лекции, семинары и коллоквиумы не могли отвлечь её от горестных мыслей, и все задания она выполняла на автомате. Сразу после занятий она садилась в присланный за ней парамобиль и отправлялась за город, совсем перестав встречаться со своими школьными подругами и не заводя новых в Университете. Дядя, который собственной семьёй так и не обзавелся, как мог пытался привести в чувства сестру и любимую племянницу, которой даже подарил собственный мобиль, доставленный на большом корабле из-за границы. Он надеялся, что хотя бы чуть-чуть вернёт ей вкус к жизни, но не преуспел. Похожий на вытянутую каплю автомобиль так и остался стоять в гараже, а девушка всё свободное время проводила в одиночестве, гуляя по огромному парку или бесцельно слоняясь по многочисленным комнатам особняка. Постепенно все так привыкли к этому зрелищу, что на неё перестала обращать внимание даже прислуга. Мама тоже редко выходила из своей комнаты, предоставив дочь самой себе.

В тот вечер в особняк приехало несколько гостей, но Руну это не заинтересовало, как не интересовало её ничего из происходящего вокруг. Все эти месяцы она смотрела лишь внутрь себя.

В глубине парка было озеро, на берегу которого стоял двухэтажный дом из грубого камня, стилизованный под охотничий домик. Девушка не знала, зачем дядя, не имевший пристрастия ни к охоте, ни к рыбалке, выстроил это сооружение, но гулять здесь любила. От особняка к дому сквозь лес вела вымощенная осколками гранитных плит дорожка, но сюда можно было попасть и по тропинке, расположенной с другой стороны озера, от небольшого песчаного пляжа. Совсем неприметная, она петляла по кипарисовой роще, вплотную примыкавшей к берегу озера и надёжно скрывавшей её от глаз остальных людей. Руна любила гулять в этой части парка, порой больше напоминавшего лес, и сегодня задержалась на дальнем от охотничьего домика берегу озера дольше обычного. Домой она возвращалась уже после захода солнца, но заблудиться не боялась – за те месяцы, что Руна провела в поместье, ей здесь была знакома каждая кочка.