Текст книги "Сказочники"

– Они что, – сказать, что Рэм удивился, – это не сказать ничего, – просто записали все в книгу?!

– Некоторые считают, что да. Что существует Книга, в которую была записана великая сказка, в которой мы сейчас все и живём. Других примеров создания столь сложных Сказок до нас не дошло, и потому трудно сказать, так ли это на самом деле.

– Мы живём в проклятой сказке, записанной в проклятую книгу, – Рэм верил и не верил в то, что говорил учитель. С одной стороны, было бы неплохо, если бы она существовала. Точнее, было бы неплохо её найти и сжечь. С другой, получается, что миф, вот уже триста лет указывающий, как надо жить, будет существовать до тех пор, пока существует сама Книга? Если так, то она была бы самым оберегаемым сокровищем Дримии, и вряд ли в таком случае им удастся её найти. – Но если такой артефакт существует, то он должен храниться в главном Храме судьбы, чтобы все люди могли его видеть и верить ещё больше!

– Звучит разумно, – согласно кивнул Борис, – и, скорее всего, так бы оно и было, если бы она существовала на самом деле. Но… – он запнулся, – Кара и другие мечтатели из Подполья считают, что Сказочники предполагали, что их дар могут использовать не в тех целях, и решили не давать в руки новой власти такое оружие. Попросту говоря, они эту Книгу где-то припрятали.

– Какая-то половинчатая мера, которая не принесла никакого результата, – Рэм пожал плечами. – Всё равно в итоге произошло именно то, чего они боялись. Но если она действительно существует, то, найдя и уничтожив Книгу, можно разрушить и саму Сказку?

– Вот потому я и назвал их мечтателями, – пробурчал Борис, раскуривая трубку, и неодобрительно посмотрел в загоревшиеся глаза ученика. – Если тебе в твои двадцать пять ещё можно надеяться на чудо, которое одним махом изменит жизнь целой страны к лучшему, то им нужно заниматься реальными делами, а не мечтать о несбыточном.

– Ладно, оставим это пока что, – сказал Рэм, хотя сам уже представлял то, как найдёт эту проклятую Книгу и сожжёт к Старым богам! Он прекрасно помнил, как дрожали руки Бориса, когда тот держал пожелтевший листок из Стоунгарда. Да, он сомневался, что Книга существует, но всё равно помогал искать её. – Ты сказал, что такому сильному заклинанию нужен материальный носитель и постоянная подпитка. А откуда она берётся?

– Это как раз просто, и если бы ты активнее шевелил мозгами, а не мечтал о подвиге, то и сам додумался, – сказал Борис, глядя на ученика с невесёлой усмешкой. Мысли, сейчас активно крутящиеся в его голове, явно не были для учителя загадкой. – Ответ очень простой – вера. Сначала Сказке хватало силы, вложенной в неё создателями, затем многие люди начали верить в созданный миф, а затем уже и новые власти подсуетились. Ведь людская вера – она такая: сегодня мы верим в богов, а завтра в светлое будущее. Главное, грамотно использовать и направить эту веру в нужное русло. Тем более что ничего нового придумывать было не надо.

– Храмы судьбы, – поражённо прошептал Рэм. Верная мысль всё же смогла пробиться сквозь розовые облака видений сожжённой Книги.

– Именно. Храмы – это настоящие электростанции по выработке энергии верующих в светлое будущее. Как можно не верить в судьбу, если напоминание о её существовании каждый день маячит перед твоими глазами? И не просто маячит, а говорит, как нужно жить тебе, твоему соседу, бургомистру твоего города и даже самому Председателю Камышового совета. Даже если тебе и не нравится твоя жизнь, ты веришь, что это все ради прихода Эры. Веришь и кормишь своей верой созданный Сказочниками миф.

– И ваша… – Рэм бросил взгляд на хмурого учителя и оборвал себя, – и Кара считает, что единственный человек, который знает, где искать Книгу, находится в Тёмных башнях?

– Да, – кивнул Борис.

– И он находится там уже больше пяти лет?

– Да, – снова кивнул он.

– И она верит, что после такого срока от него ещё что-то осталось?

– Похоже на то, – снова кивнул Борис, но уже не так уверенно.

– И ради этой сомнительной веры мы полезем в Тёмные башни?

– Это нам и предстоит решить.

* * *

Лето в Ривергарде – это жаркие дни и короткие ночи, приносящие долгожданную прохладу после пыльного дневного зноя. Ни величественные платаны, высаженные вдоль всех главных дорог Нового города, ни немногочисленные сады, разбитые во дворах и особняках высших слоев общества, не спасали горожан от жары и вездесущей пыли. Это единственное время в году, когда новоградцы, живущие в закованных в камень дорог и огромных помпезных зданий районах, завидовали «речникам» – жителям старой части Ривергарда, Речного города. Пронизанный многочисленными ручейками, речушками и рукотворными каналами, он, укутанный в зелёные облака обильно растущих у воды кустов и деревьев, дарил тишину и прохладу.

Была уже середина лета, и по улицам вовсю носился тополиных пух – вечное проклятие всех дворников. Рэм и Руна медленно прогуливались вдоль Тенистого канала, пересекающего Речной город с севера на юг. В последнее время эти прогулки стали традицией – каждую пятницу Цирк давал большое представление, после которого они оказывались здесь. Рэм стремительно влюблялся в племянницу главного врага и ничего не мог с эти поделать. Да и не хотел. Когда они были рядом, все посторонние мысли волшебным образом улетучились из головы, оставляя после себя радостную пустоту и спокойствие.

– Почему ты так смотришь? – Руна повернула голову, и на её губах появилась легкая улыбка.

– Любуюсь, – вылетело из его рта до того, как Рэм успел сообразить, что нужно отвечать. – Прости, если я тебя смутил.

– Ты уже должен был понять, что меня не так просто смутить, – теперь уже по-настоящему улыбнулась она. – Ты знаешь, мне кажется, сегодня какой-то необыкновенный вечер. Как будто что-то разлито в воздухе.

– Наверное, сегодня будет синяя ночь.

Они шли вдоль канала, освещённого газовыми фонарями, чей неяркий свет безвозвратно тонул в листве каштанов, тёмной стеной возвышающихся по обеим его сторонам. Немногочисленные лавочки в неосвещённых нишах были уже пусты, уличные торговцы и музыканты разошлись по домам, настало время традиционных для конца рабочей недели семейных ужинов, и Речной город практически опустел.

– Синяя ночь? – переспросила Руна.

– В середине лета бывают такие ночи: тихие, не слышно даже шелеста ветра, деревья замирают, как статуи, и тени становятся синими. В такие ночи случаются чудеса, только их никто не видит, потому что все спят.

– Правда? – мягко улыбнулась девушка, явно о чём-то раздумывая. – Тогда я хочу показать тебе одно место, в котором не была уже очень давно. Мне кажется, что оно как раз подходит для этой ночи.

Руна взяла его за руку и повела какими-то узкими незнакомыми улочками. Постоянно сворачивая, они проходили сквозь тёмные скверы, маленькие мостики, и, к своему удивлению, Рэм вскоре перестал понимать, где они находятся. Впереди возникло что-то большое и тёмное, и через секунду он понял, что это стена. Руна отворила незаметную дверь, практически полностью сливающуюся с кирпичной кладкой, и они оказались в слабо освещённом коридоре. В нише справа находилась винтовая лестница, теряющаяся в темноте.

– Нам туда, – тихо сказала Руна и первой начала подниматься по поскрипывающим ступенькам. В своем тёмно-синем брючном костюме, которые этим летом неожиданно вошли в моду, она ловко взбежала по ступенькам и быстро скрылась в темноте.

У Рэма не было ни одной версии, куда они пришли, но это было неважно. Он поднимался в темноте, слыша впереди глухой звон железных ступенек под ножками девушки, а затем сверху подул лёгкий ветерок. Поднявшись наверх, он понял, что дуло из открытого люка. Когда он выбрался на крышу дома, то замер от открывшегося над головой вида. Огромное, чёрное, с мириадами сверкающих звёзд, оно было волшебным.

– Волшебно… – прохрипел он сжавшимся горлом.

– Я знала, что тебе понравится, – раздался рядом тихий голос Руны.

Девушка сидела на скате крыши, упираясь ногами в приколоченную к её ребру деревянную планку. Неподалёку в темноте Рэм разглядел кирпичную трубу. Он осторожно пробрался к девушке, сел рядом на нагретый за день металл крыши и посмотрел вниз. Там, в тёмных облаках древесных крон, тускло мерцали фонари, а от земли поднимался тёплый воздух, пахнущий пылью и цветами.

– Как ты узнала про это место? – шёпотом, чтобы не нарушать волшебство, спросил он.

– Это не я, – так же тихо и грустно ответила девушка, – это место нашёл мой отец. Мы с ним часто приходили сюда в детстве.

Рэм немного помолчал и произнёс утвердительно.

– Ты сильно скучаешь по нему.

– Да, я очень его любила, люблю, – тут же поправилась девушка, упрямо сжав губы. – Но дело не только в этом. Он был мечтателем и смотрел на этот мир совсем другими глазами. Он верил в чудеса и научил меня верить в них. Когда он пропал, из моей жизни ушёл не только отец, но и надежда на чудо.

– Почему ты рассказываешь об этом мне?

– Потому что, мне кажется, что ты на него похож. Когда я первый раз увидела тебя там, в цирке, я сразу поверила в то, что ты на самом деле можешь ловить пули, что ты настоящий волшебник. Не надо, – она подняла руку пытаясь остановить его возражения, – я знаю, что ты скажешь. Что это просто фокус и магии больше не существует. Не надо, не говори. Ты сам сказал, что сегодня волшебный вечер, пусть он таким и остается.

– Не буду, – тихо сказал он. Рэму было немного не по себе от откровений девушки, а ещё больше от того, что он не мог сказать ей то, что она так хотела услышать. Что чудеса случаются и что она не ошиблась в нём. А ещё где-то в глубине души всё сильнее разгорался тёплый огонёк от понимания того, что она доверяет ему свои тайны.

Рэм оперся рукой о край крыши и случайно прикоснулся к её руке. Она не отодвинулась.

– Как ты думаешь, – спросила Руна, глядя на звёзды, – другие миры существуют?

– Я не знаю, но очень надеюсь, – ответил он, замерев на месте.

– Почему?

– Мне бы хотелось открыть дверь в новый мир, – я усмехнулся, вспомнив наше знакомство, – я же привратник.

Так они и сидели: рассказывали друг другу истории из жизни, любовались ночным небом и огнями города, и он никак не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Хотя в Дримии и не было сословного права, но разделение на сами сословия было, и было оно довольно строгим. Поэтому мальчишка, родившийся в семье моряка в далёком городке на северо-западном побережье страны, точно не мог мечтать просто о встрече с племянницей всесильного Председателя, не то что о чём-то большем. Руна была для него недоступна, как вон та жёлтая звезда в центре созвездия Льва. Была. Он положил свою руку на руку девушки, и она снова не убрала её.

Ноги затекли, но он боялся пошевелиться, чтобы этот волшебный момент никогда не кончался. Рэм готов был сидеть на этой крыше вечно.

– Пойдём вниз, там теплее, – спустя какое-то время с лёгким вздохом произнесла девушка, зябко поведя плечами. Только тогда Рэм понял, что на крыше действительно стало довольно прохладно.

– Пойдём, – тихо согласился он, нехотя убирая свою руку с тёплого запястья девушки, и поднялся. Ноги покалывало от притока крови, и он осторожно двинулся к люку. Рэм был уже почти рядом с ним, когда сзади раздался треск ломающегося дерева, а затем сразу же испуганный крик Руны. Он ещё успел обернуться и увидеть, как она медленно падает вниз.

Рэм не раздумывал ни секунды. Время вокруг замедлилось по его воле, превратившись в тягучую каплю смолы, медленно ползущую по стволу дерева. Он нырнул в люк и побежал вниз по винтовой лестнице, чьи ступени прогибались и гулко стучали под ногами. Он успел. Руна была уже почти у самой земли, так что он бережно взял её прямо из воздуха и уже с ней на руках вернулся в привычный ход времени, сделав пару оборотов вокруг себя, гася инерцию падения. Девушка затихла, вздрагивая, а он понял, что больше не хочет её отпускать. Ни сейчас, ни потом, никогда. Будь что будет.

– Я знала, – тихо сказала Руна, поднимая голову и глядя на него огромными глазами, в глубине которых быстро таяли остатки пережитого ужаса, – я сразу поняла, что ты настоящий. Как он.

И тогда он её поцеловал, а она ответила.

Книга

– Здравствуй, Алекс, что у тебя?

Глава надзорного департамента Виктор Глаас стоял у широкого окна и смотрел на вялотекущую городскую жизнь Ривергарда. Середина лета традиционно была самым жарким и засушливым периодом в этой части Дримии, а в этом году дождей вообще не было уже несколько недель, что было своеобразным неприятным рекордом. Жители Нового города, которых несчастливая судьба выталкивала на раскалённые улицы днём, передвигались короткими перебежками от тени к тени. Остальная же, более счастливая часть выбиралась из своих домов лишь после заката. Виктор поймал себя на мысли, что завидует жителям Старого города, с его бесконечными каналами и зарослями акаций и тополей, дарящих прохладу даже в полдень в сердце лета.

– Добрый день, господин Глаас! – вежливо поклонился ищущий второй ступени Алекс Моран спине своего начальника. Говорят, что глаза у него имеются и на затылке, так что лучше перебдеть. – Один из моих агентов сообщил мне нечто странное, и… – замялся Моран, – я бы сказал, невероятное.

– Но ты решил всё же доложить об этом мне, – продолжил за него Глаас, поворачиваясь лицом к вошедшему. – А это значит, что ты доверяешь этому человеку.

– Да, господин Глаас, доверяю.

– Продолжай.

– По его словам, Подполье готовит проникновения в Тёмные башни с целью вызволения одного из узников.

– Да неужели? – поднял одну бровь глава ищущих, что было для него высшим проявлением удивления. – И кого же эти безумцы хотят вытащить из тюрьмы, в которой не было ни одного побега за два с лишним века?

– Неизвестно, – коротко ответил Алекс.

– Почему?

– Точной информацией мой агент не обладал, но должен был выяснить. Больше он на связь не выходил.

– Как давно? – коротко бросил Виктор. Не то чтобы он верил в эту затею окончательно потерявших чувство самосохранения подпольщиков, но весь его опыт говорил о том, что в любом, даже самом безумном предположении может находиться крупинка истины.

– Семь дней.

– Значит, уже и не выйдет, – кивнул в такт своим мыслям Глаас. – Интересно, что там за контрразведчик такой завёлся, что мы теряем уже пятого агента за последние полгода. Как, Алекс, нет мыслей?

– Возможно, – начал осторожно ищущий, который и сам много думал на эту тему, – у них завёлся не контрразведчик, а появился новый порченный?

– Чтение мыслей? – хмыкнул Виктор, обдумывая это предположение. – Дар крайне редкий, за всю историю известно всего пара случаев. И какова вероятность, что на этого порченного наткнулись именно подпольщики, а не мы?

– Крайне невысокая, но второе вероятное предположение ещё менее вероятно. – Алекс задержал дыхание как перед прыжком в воду и продолжил: – Крот.

– Да, – пожевал губами глава ищущих, – действительно, это предположение мне нравится еще меньше. Ладно, в конце концов, это был твой агент, вот и выясняй. Даю тебе десять дней.

– Вас понял, господин Глаас!

– Не тянись, – поморщился глава ищущих, не любивший подобного. – Теперь второй вопрос: как там наши голубки?

– Три дня назад убыли на Южный берег в летнее имение семьи Рэнд. Загорают, купаются, гуляют. Всё, как обычно. Никаких посторонних контактов не выявлено.

– Не выявлено, значит, – задумчиво повторил Виктор.

Похоже, что взбалмошная племянница Первого решила, что достаточно взбесила столичное общество своим фокусником и теперь решила шокировать курортников. Нет, по закону, никаких сословий в Дримии не было, и она пока что могла встречаться с кем угодно, но общей судьбы у знатной горожанки и циркача с Северного моря быть не могло. О чём им и скажут в любом Храме судьбы, если парочка, не дай старые боги, всё же решит туда обратиться за разрешением на свадьбу. С другой стороны, девчонка была единственной слабостью бездетного Председателя, так что нужно быть последним глупцом, чтобы не воспользоваться такой оказией. Глупцом Виктор не был.

– Наблюдение с них не снимать. Докладывать обо всех контактах. И я хочу узнать первым, если они придут в Храм, – коротко распорядился Виктор, взмахом руки отпуская подчинённого.

Не нравился ему молодой фокусник, очень не нравился, впрочем, как и его учитель, но это было неважно. Виктор никогда не давал личным предпочтениям влиять на принимаемые решения. Тем более что в целом сложившаяся ситуация играла главе ищущих на руку. Глаас упрямо шёл к своей цели и не гнушался использовать любые слабости конкурентов, стоящих на его пути. Эту карту он тоже планировал разыграть, но позже. Оставалось надеяться, что парочка быстро не расстанется.

* * *

Этим летом Рэм понял, что никогда не знал, что такое настоящее счастье. В детстве ему приходилось притворяться таким, как все, так что и детства как такового у него не было; юность, когда он оказался в цирке Бориса, прошла в изнурительных тренировках, перемежающихся с попытками научиться управлять своим даром. Да, появился настоящий друг – Рико и Старая крепость, которая стала для него целым миром, но всё это быстро исчезло после того, как Рэм стал помогать Борису в его тайном деле. Теперь же он был счастлив по-настоящему, потому что у него была Руна.

С того вечера в Старом городе они не расставались больше, чем на день или два, их тянуло друг к другу, словно магнитом, и долго противиться этому притяжению они не могли. Не могли и не хотели. Во второй месяц лета цирк переехали в небольшой приморский городок Марна на Южном берегу. Здесь традиционно проводили самую жаркую пору сливки столичного общества, и не было ничего удивительного в том, что рядом с ним располагалось летнее имение семьи Рэнд. Выступления проходили только по выходным, так что всё оставшееся время влюблённые проводили вместе. Жаркими, пахнущими цветущими магнолиями и морской солью днями и тёплыми летними ночами. Образ Руны у открытого окна в ночной сад, одетой лишь в белую пену невесомого тюля, впечатался в память Рэма, словно выгравированный на куске железа. У Бориса когда-то была ночная бабочка, а у него теперь есть ночной мотылёк с серебряными волосами.

Днём они часто гуляли вдоль берега моря или по тенистым лесным тропинкам, забирались в горы и купались в прохладных озерах, вечерами ужинали в уютных ресторанчиках и танцевали вместе с местными жителями на многочисленных ярмарках и фестивалях. Он был счастлив впервые в жизни… они были счастливы.

– Что с тобой?

Они сидели на теплой деревянной скамье, которая стояла в тени платанов на высоком холме. Отсюда открывался прекрасный вид на город и бухту, заполненную белыми парусами прогулочных лодок.

– Мы часто сидели здесь с отцом, – рассеянно сказала Руна, невидяще глядя вдаль. – Он любил это место, а еще больше он любил море. – Девушка замолчала, вспоминая. – Он говорил, что море – это свобода и никакая судьба не властна над ним. На этой самой скамье он рассказал мне настоящую историю нашей страны.

– Настоящую? – осторожно переспросил Рэм. Ему вдруг стало грустно, потому что он понял, что «медовый месяц» подошёл к концу и жизнь снова предъявляет на них свои права. За все время, что они провели вместе, на серьёзные разговоры его не хватило. Они не говорили ни о магии, ни о прошлом, ни о будущем. Они нашли друг друга и теперь просто наслаждались, не думая ни о чём. Пусть их свобода и была ненастоящей, это не мешало им чувствовать себя по-настоящему счастливыми. А счастливые люди не ведут серьёзных разговоров, уж точно не в первый месяц настоящей любви.

– Ты когда-нибудь слышал про Сказочников?

– Понятно, – кивнул Рэм. Теперь он был уверен, что в их, теперь точно «их», жизни начинается новая глава. Какой она будет?

– Значит, ты тоже её знаешь, – искоса взглянула на задумавшегося Рэма девушка, одновременно убирая выбившуюся серебряную прядь за ушко. В лёгком голубом платье она была похожа на невесомое облако, зачем-то принявшее форму человека и спустившееся на землю.

– Знаю, – подтвердил тот. Смысла скрывать не было, и рано или поздно этот разговор должен был состояться. Если они хотели быть вместе по-настоящему, то нужно было избавиться от недоговорённостей. Понять, есть ли у них будущее, несмотря на все препоны и запреты. А для этого нужно было не просто любить, но и быть честными друг с другом.

Руна кивнула, видимо, подтверждая какие-то свои мысли.

– Когда ты узнал, что не такой, как все? – вдруг спросила она, резко меняя тему разговора.

– Мне кажется, я знал это всегда, – невесело усмехнулся Рэм, вспомнив школьные годы, научившие его притворяться. – Если же ты спрашиваешь про дар, то лет в семь я впервые услышал незнакомый язык и понял, что понимаю его, как и все остальные, что встречались мне потом.

– Язык? – удивлённо вскинула брови Руна. – Я думала, что дар может быть только один! Так мне говорил отец.

– Да, Борис тоже так говорил, но, как видишь, бывают и исключения.

Они с учителем много раз пытались понять, что с ним не так. Чужие языки, моментально превратившаяся в труху палка из железного дерева в том маленьком дворике из детства, спасённый прыгун, а потом время. Это всё никак не могло быть частью одного дара, а о том, что в одном человеке могло уживаться два и более, Борис никогда не слышал. Вот и отец Руны оказывается тоже.

– Каким он был, твой отец?

– Отец? – Руна вынырнула из своих мыслей. Её лицо разгладилось, а в глубине глаз появилось выражение нежной печали. – Он был для меня всем. Он был не таким, как люди, которые окружали меня с самого детства. Дядя, его друзья и их дети. Они всегда твёрдо знали, кто они, и кем станут в будущем, и что их ждёт в этом самом будущем, и были от этого счастливы, – Руна отколупнула ноготком кусочек засохшей краски от сиденья скамьи. – Отец преподавал историю в Университете Ривергарда, она была его страстью. Он мог днями сидеть в библиотеке, если у него возникала какая-то новая теория, требующая подтверждения. Он постоянно что-то исследовал, что-то искал в пыльных книгах, и вместе с тем он любил жизнь, как никто вокруг. Жизнь во всех её проявлениях, и ему жутко не нравилось, что мы живём в старой глупой сказке.

Рэм вздрогнул.

– Сказке? – осторожно переспросил он у Руны.

– Значит, ты тоже об этом знаешь, – удовлетворённо кивнула девушка и пристально посмотрела ему в глаза. – Да, в сказке, которая записана в какой-то Книге.

– Тебе рассказал об этом отец? – Рэм не стал скрывать, что эта тема его сильно интересовала. Он открыл Руне свой дар, и было глупо скрывать, что он уже многое знает из подлинной истории их страны и хочет знать ещё больше.

– Да, – коротко кивнула Руна, от которой не укрылся его интерес. – У него так же разгорались глаза, когда он говорил о ней. Книга, в которой записана могучая Сказка об Эре всеобщего благоденствия. Сказка, которая должна была закончиться ещё три столетия назад, но длится до сих пор.

– Значит, твой отец тоже считал, что это правда? – тихо спросил он, стараясь унять внутреннюю дрожь, несмотря на жаркий летний день, меня вдруг пробил озноб.

– По его словам, Сказочники не были наивными мечтателями и прекрасно понимали, что кто-то мог использовать их дар в корыстных целях, благо они видели, на что способны люди. Поэтому они наполнили Книгу своей силой лишь на пятьдесят лет, – Руна сорвала травинку и теперь жевала её стебелёк. В воздухе поплыл слабый горьковатый запах сока. – С одной стороны, этого должно было хватить на то, чтобы люди успели создать новое крепкое государство, а с другой, оставить следующим поколениям свободу выбора, верить или не верить, жить так, как они решат сами. Если люди продолжили бы верить, то их вера стала бы питать Книгу и записанную в ней Сказку, а если нет, то она бы просто закончилась.

– Но появились Храмы судьбы, и выбора не осталось.

– Людская жажда власти способна на многое, она не способна только на одно – просто так отдать эту самую власть над другими. Так он говорил.

Рэм задумчиво покачал головой. В свете того, что он сейчас услышал, Книга больше не казалась выдумкой для глупцов или наживкой законников для тех же глупцов, а становилась реальным артефактом. Артефактом, найдя и уничтожив который можно было бы раз и навсегда выиграть войну, в которой ни им с Борисом, ни Подполью никогда не победить. Пока люди верят в Судьбу и Эру всеобщего благоденствия, они будут продолжать жить, как сейчас, кто бы ими ни управлял и что бы с ними ни творил.

– Откуда твой отец узнал всё это?

– Ты забыл, кто он. Он родился в одной из семей основателей Дримии, был наследником и имел доступ к тайнам, о которых даже и не слышало подавляющее число людей. Кроме того, он был профессором истории и до многого докопался сам.

– Но не как найти Книгу, – полуутвердительно заметил он. Ему слабо верилось, что такой человек, как отец Руны, оставил бы всё как есть, знай он, где находится проклятый артефакт.

– Нет, – тихо ответила Руна. – Я знаю, что он искал её, хотя мне никогда в этом и не признавался, но я не знаю, как близко подошёл он к разгадке этой тайны до того, как пропал.

– Ты очень сильно его любила.

– Да, очень, но его у меня отняли.

– Отняли? Ты говорила, что он погиб.

– Я не верю, что он погиб в море. Я… – Руна замолчала, явно подбирая слова, – я подслушала один разговор своего дяди и почти уверена, что он находится в Тёмных башнях.

Рэм вздрогнул. Да что за день такой? Почему всё крутится вокруг вещей, о которых он так много думал в последнее время? Совпадение, или ему самому пора начинать верить в судьбу?

– Тогда, в Речном городе, когда ты сказала, что я такой же, как он, ты говорила про своего отца? – спросил он ради того, чтобы прервать затянувшееся молчание, повисшее, пока каждый из них пребывал в своих собственных мыслях.

– Да, – тихо сказала Руна, её голос охрип от едва сдерживаемых слёз, – у него был дар иллюзии. Слабый, но этого хватило для того, чтобы делать моё детство волшебным.

– Раньше ты об этом не рассказывала.

– Ты мне тоже не говорил, что у тебя есть дар, – ответила она и грустно улыбнулась. – В этой стране слишком многие скрывают слишком многое, ведь правит ей не судьба, как принято считать, а страх.

– Почему ты решила рассказать сейчас? – тихо спросил Рэм.

– Мне надоело бояться, и мне нужен тот, кому я могу верить. Верить до конца, а не притворяться и жить так, как все, как должна жить из-за какой-то старой глупой Сказки.

– Я тоже этого хочу, – твёрдо ответил он и обнял девушку за плечи, привлекая к себе и поглаживая шелковистые волосы. – Так что случилось с твоим отцом?

– Я могу лишь догадываться. Наверное, будущий Председатель – это было ещё до того, как дядя им стал, – не мог себе позволить зятя с даром, но и просто убить его он тоже не мог. Семья отца очень влиятельная. Оставался один вариант.

– Но почему ты решила, что твой дядя вообще знал о даре?

– После того как отец пропал, за мной очень пристально следили. В доме поменяли всех слуг, и они явно имели отношение к Надзорному департаменту. Дядя говорил, что это ради моей безопасности, но было совершенно понятно, что они хотели выяснить, есть ли дар у меня. Как у моего отца.

Он помолчал. Звучало всё логично и наводило на не очень приятную мысль. Единственный человек, которому Руна доверяла в своей жизни, был её отец, и у него был дар.

– Поэтому тебя так привлекает магия? – ровным тоном спросил Рэм.

– Дурак! – Она подняла на него свое лицо с повлажневшими глазами, в которых теперь сверкала ярость. – Да, я ходила в цирк ради того, чтобы хотя бы на мгновение попытаться вернуть те ощущения, которые были у меня в детстве. Обычно это не получалось, а ты смог. Да, сначала меня привлекло к тебе именно это, но я с тобой не из-за твоего дара, а из-за тебя!

– Прости, – тихо сказал он, глядя на разъярённую девушку. В гневе она была ещё прекраснее. Чуть тронутое загаром лицо с высокими скулами, аккуратным, чуть вздёрнутым носиком, красиво очерченными полными губами и позеленевшими от злости огромными глазами. – Я люблю тебя.

Руна моргнула, раз, другой, напряжение ушло из её тела, а злость из глаз, которые стали ещё больше.

– Я тоже тебя люблю, – сказал она, прижалась к нему изо всех сил и заплакала, уже не сдерживаясь. – Пожалуйста, не оставляй меня никогда. Второй раз я этого не переживу.

– Обещаю.

* * *

– Как ты спаслась?

В первую встречу Борис был настолько ошеломлён, увидев Кару, что о личном они практически не говорили. Они говорили о делах, боясь начать этот разговор, но оба понимали, что он должен был состояться. И вот они сидели в летнем кафе, на берегу Большого канала. Развесистые кроны каштанов с огромными листьями закрывали столики от летнего зноя, от воды тянуло прохладой и чуть-чуть тиной, а лёгкий ветерок пах нагретым камнем мостовых и немного цветами. Старый город навевал сонную дрёму летнего полдня.

– Не спаслась, меня спасли, – тихо сказала Кара. Ей не хотелось вспоминать о тех страшных днях, когда её жизнь полностью перевернулась, но она должна была рассказать. – Когда всё случилось, я собирала ягоды, хотела сделать тебе сюрприз и испечь твой любимый черничный пирог, – она грустно усмехнулась и отпила маленький глоток кофе. – Хорошая у нас тогда была жизнь, и заботы были… хорошие.

– Были, – кивнул Борис. В сидящей напротив женщине он узнавал и не узнавал свою Кару. Фигура? Она стала круглее, женственнее, волосы – длиннее, и теперь она собирала их в большой пучок. Лицо? Его черты почти не изменились, но стали гораздо жёстче. У Кары всегда был сильный характер, но теперь она была словно меч, который прошёл закалку. Глаза остались прежними. Глаза, в которые он уже никогда не надеялся посмотреть.

– Подходя к посёлку, я услышала шум и лязг металла, – от Кары не укрылся его взгляд, но она понимала, что время говорить о них самих ещё не пришло. – Твой отец был самым прагматичным из наших взрослых мечтателей. Ты помнишь, как он рассказывал нам, детям, что делать, если на посёлок нападут плохие люди? Я всегда была хорошей ученицей и слушала его очень внимательно, так что не пыталась бежать, а затаилась. Мне повезло, – она криво усмехнулась, – патрули егерей были очень заняты поимкой беглецов, так что у них не оставалось времени на чтение следов. Потом, видимо, их хозяева решили, что захватили отличную добычу – никто из взрослых не ушёл, а остальные им были не так уж и нужны.

– Я все это время был на поляне, до вечера.

– Я просидела в тех кустах весь день, а когда наступил вечер, пробралась на поляну, но тебя там не было. Значит, мы просто разминулись. Судьба. – Она усмехнулась горько и зло. – Я решила, что тебя тоже поймали, и ушла. Потом было много всего, но у меня получилось добраться до Ривергарда.