Текст книги "Школа негодяев"

– Пойду, пойду… Если надо, то пойду!

– Полезный человек, – произнес Хасан, ухмыляясь своей фирменной зубастой улыбкой. – Смотри, как он тебя любит, Сергеев… Как отца!

– Я хочу жить, – вымолвил заискивающе Антон Тарасович. – Я просто хочу жить! Не убивайте меня…

Сергеев с трудом оторвал от себя руки Базилевича и отступил назад, чтобы не дать ухватить себя снова.

– Встань… – резко приказал он. – Если не хочешь, чтобы эти парни заволокли тебя за валун и изнасиловали – встань. Здесь не любят слабаков…

Базилевич поднялся с колен и оглянулся. Бойцы Исмаила смотрели на разыгравшуюся сцену почти в полном составе и посмеивались, показывая на Антона Тарасовича пальцами. Сам Моххамед Ахмат стоял поодаль, возле лодки, наполовину спущенной на воду, и поглядывал на вождя оппозиции в изгнании с недоумением и нескрываемой иронией.

«Знал бы он, – подумал Умка, – о том, сколько перьев сточили наши журналисты, чтобы рассказать народу, какой несгибаемый лидер всех недовольных властью и режимом живет в Лондоне! Как он мудр и отважен, и думает о людях, оставшихся на Украине, без перерывов на обед и сон, денно и нощно! И ведь народ верил! И не маргиналы верили, а вполне себе интеллигентные люди с образованием, политически активные. Оппозиция. Если выбирать лидера для оппозиции из двух вождей, стоящих на этом берегу, то я бы однозначно выбрал Исмаила».

– Едем? – спросил Хасан. – Или будем утешать?

Умка пожал плечами и двинулся к лодке.

Базилевич, подобрав автомат, засеменил вслед, то и дело опасливо поглядывая на публику. Секса Антону Тарасовичу явно не хотелось, несмотря на длительное воздержание.

Возле лодки лежала целая куча не очень чистых и, вдобавок, рваных шмоток, принесенных исполнительным посыльным Исмаила.

– Переодеваемся, – распорядился он и сам подал пример, стаскивая с себя пулеметные ленты. – Оружие тоже оставляем здесь…

Он передал свой М60 в руки ординарца-посыльного.

Хасан молча уселся на камни и принялся расшнуровывать ботинки десантного образца.

– Мы так и поедем – безоружными? – спросил Сергеев, следуя примеру араба.

– Возьмем пистолеты, – сообщил Исмаил. – Я, ты и он…

Палец указал на Аль-Фахри.

– Ему, – Моххамед Ахмат ткнул в Базилевича, – оружия не давать. Можешь взять его с собой, твое право, но только без оружия. Я не хочу, чтобы он кого-то случайно застрелил. Ничего с ним не случится. Присмотришь.

– Точно, – подтвердил Хасан, выслушав перевод, – а если и случится, невелика потеря. Закопаем.

Базилевич, натягивающий на себя растянутый трикотажный блейзер, затравленно стрельнул глазами.

В гражданской одежде они выглядели, мягко говоря, не респектабельно. Ботинки пришлось сменить на пляжные тапки, пистолеты (у Исмаила в запасе оказались старенькие, но ухоженные швейцарские «зиг-зауэры» и один пятнадцатизарядный «рюгер», который он без церемоний забрал себе) отправились за спину, под одетые навыпуск застиранные рубахи. При взгляде на Хасана Сергеев не удержался от улыбки – любой оборванец с палестинских территорий вызвал бы у полиции больше доверия. Обычная элегантность Аль-Фахри, который умудрялся выглядеть пристойно в любой ситуации, сменилась нарочитой неряшливостью собирателя пластиковых бутылок. Судя по ухмылке араба, сам Умка выглядел не лучше. Базилевич тоже смотрелся бомжом, только что одевшимся из мусорника. На их фоне драная футболка пирата казалась органичной – Исмаил привык носить такую одежду в повседневной жизни.

– Отлично, – похвалил маскарад Моххамед Ахмат, и первым запрыгнул в лодку.

Пока его ординарец уносил оружие и снятые вещи в сторону, их катер уже сталкивали на воду, еще секунда – и Исмаил рывком завел двигатель.

– Мы высадимся у порта, – сказал Исмаил спутникам, лавируя в лагуне по направлению к выходу, – там есть человек, которому я плачу. Он же даст нам ночлег, если мы не найдем твой корабль в порту до заката. Если колоны еще нет, мы поищем твоих друзей утром. Будем ждать.

– Если придется ждать долго? – спросил Сергеев.

Исмаил пожал плечами.

– Если с караваном что-то случилось, мы узнаем. Слухи всегда приходят в порт. Если с ним ничего не случилось, то рано или поздно, твои друзья здесь появятся. Больше им некуда деваться. День. Два. Неделя. Они придут.

Лодка скользнула в проход.

– В городе мало белых, – продолжил Исмаил, посчитав предыдущую тему исчерпанной. – Арабов много, – он покосился на Хасана. – А белых можно пересчитать по пальцам. Не говори, что ты русский. Не надо. Скажи, что ты поляк. Что ты работал на приисках в Заире и сбежал из Мбужи-Майи во время войны.[52]52
  Мбужи-Майи – город в Демократической Республике Конго (Заире), центр добычи алмазов. Во время 2-й конголезской войны(1998–1999 г) за него шли упорные бои.


[Закрыть]

– Я не говорю по-польски, – сообщил Сергеев.

– Здесь никто не говорит по-польски, – возразил Исмаил. – У меня в деревне как—то жил парень из Польши. Он служил в Иностранном легионе, но был очень вспыльчив, когда выпьет. Ему пришлось выйти в запас, чтобы не повесили свои. Мы сотрудничали, пока его искали.

– Уехал? – спросил Умка, заранее зная ответ.

– Убили.

Катер выскочил на открытую воду, с шумом вспоров волну.

– Он был хороший боец. Говорил мне, что не встречал в Джибути соотечественников. Русские в Легионе есть, это точно, а поляков нет. Ладно… Теперь переводи то, что я буду говорить для них…

Михаил кивнул.

– Мы высадимся в портовом квартале. В центр города лучше не соваться. Там много военных и полиции, а их невнимание дорого стоит. Там же можно встретить белых. Мне на это наплевать, а вот вам – нет. Араб может туда пойти, если хочет посетить мечеть. Но лучше пусть пройдется по лавкам, и будет держать уши открытыми. На базаре много болтают – могут и полезное сказать. Вы, двое, – Исмаил кивнул подбородком в сторону Сергеева и Базилевича, – сходите с моим человеком в доки и смотрите там в оба. Я же встречусь с одним исса[53]53
  Исса – одна из коренных сомалийских народностей.


[Закрыть] из портовой конторы.

– Хочешь найти тех, кто грузит их судно? – спросил Хасан у негра на арабском, выслушав перевод.

Исмаил кивнул.

– И выяснить, куда они будут плыть. Если это Аден, то у нас совсем нет времени. До него меньше 250 километров. Грабить сухогруз, пока он не будет в 50 километрах от порта – чистое самоубийство!

– Корабль не надо грабить. Корабль надо потопить, – сказал Сергеев жестко.

– На этом корабле мои деньги, – заметил Исмаил, приподнимая бровь. – Я помогаю тебе только потому, что там мои деньги. После того, как я возьму их – можешь делать с кораблем все, что хочешь. Можешь топить. Можешь продать. Можешь требовать выкуп за команду. Мне все равно. Но только после того, как я возьму свои деньги. Ты понял меня, капитан?

Сергеев кивнул. Вступать в спор или тем более ссориться с человеком, который командовал операцией, было бы глупо. Так можно поступать только тогда, когда готов сам выполнить всю работу, а Михаил не рискнул бы возглавить процесс. Не сам абордаж, конечно – случалось в его жизни брать штурмом суда, и до сих пор, бывало, снилось ночами жаркое пламя, вырвавшееся из трюмов, и треск с которым пылает человеческая плоть. Но сейчас не время было проявлять гонор. Без Исмаила он не сможет выйти на цель. Без людей Исмаила захват судна в дневное время невозможен физически. А будет ли в его распоряжении хотя бы одна ночь, Умка не знал. Поэтому человеку умному надлежало пока молчать в тряпочку и со всем соглашаться. Будет день, будет пища. Проблемы придется решать по мере поступления.

По мере того, как лодка приближалась к низкому каменистому берегу, становилось все жарче. Ветер, дующий с континента, от массивной горной гряды, опоясывающей залив с севера, был удушлив, тяжел и пахнул раскаленной землей и пылью. Сергееву даже показалось, что он слышит запахи города, но на таком расстоянии это было сомнительно. Они уже могли рассмотреть мыс, за которым скрывался порт, низкие строения, рассыпанные по береговой линии, силуэты портовых кранов. С рейда в Джибути заходил большой сухогруз, выкрашенный в охряной цвет, с темными полосами на трубе. Два танкера и контейнеровоз, возле которого болтался длинный, как колбаса, лихтеровоз, ждали очереди.

Лодка Исмаила шла приблизительно в миле от берега. Сергеев, не отрываясь, смотрел на землю в бинокль. Он впервые был в Джибути и старался запомнить основные ориентиры. Мало ли что может случиться! Город казался небольшим по европейским меркам и совсем уж крошечным для единственного перевалочного порта в районе африканского рога. Более всего столица Джибути напоминала построенную безумным художником-эклектиком театральную декорацию. Взгляд Сергеева натыкался то на ветхие особнячки во французском стиле, то на некогда строгие двухэтажные здания центра, то, практически на пределе приближающей силы бинокля, на прикрытые кусками рубероида сараи о трех стенах, которые здесь звали домами.

Все познается в сравнении, так что для этой части Африки город был велик. Более того – в нем была работа, значит, он был и богат. Умка рассмотрел вагоны, которые тащил за собой длинный зелено-красный тепловоз, и понял, что видит ветку железной дороги, тянущуюся от границы в порт. Эти 100 километров рельсового пути были одним из достояний Джибути: по ней шли к морю грузы отрезанной от водного сообщения Эфиопии.

На скальном выступе, вдаваясь голубым пятном бассейна в море, примостился здешний «Шератон», вдалеке за ним виднелись контуры кораблей, прикорнувших у причальных стенок. А после того, как катер обогнул мыс, едва разминувшись с двумя рыбачьими шаландами (страшными и ветхими, словно сделанными из разобранного деревянного забора) перед Сергеевым и спутниками открылся вид на залив Таджура и порт.

Вид был феерическим: синяя, как аквамарин, вода, коричневые берега, горы, залитые желто-белым солнечным сиянием…

Сергеев подумал, что здорово было бы завалиться сюда с Викой и Маринкой, вот в тот самый «Шератон Джибути», нанять для дайвинг-сафари какую-нибудь приличную лодку и уйти куда подальше от суши, прочь из залива – в океан… Пить холодное белое сухое, валяться под тентом с книгой, смотреть на капли соленого моря на Викином плече да высматривать под водой огромные туши китовых акул…. Или исследовать обросшие водорослями да ветками кораллов тела затонувших кораблей. За тысячи лет тут их потонуло несчитанное количество. Но не судьба, не судьба…

Так случилось, что Сергеев умудрился повидать такие места, о которых бывалые туристы мечтают в новогоднюю ночь. Ну, и толку? Даже на Варадеро[54]54
  Варадеро – один из самых роскошных пляжей Кубы., на котором сосредоточено множество отелей.


[Закрыть] у него не было времени на то, чтобы расслабиться…

– Сухогрузы стоят здесь, – крикнул Исмаил, кивнув головой на длинные пирсы по левую руку, вдоль которых выстроились суда. – Танкеры там…

Далеко, там, куда ткнул рукой долговязый пират, был виден маленький, как коробочка, танкер, присосавшийся к неразличимой на этом расстоянии трубе терминала – зато выкрашенные в белый цвет громадные цилиндры нефтехранилища вздымались над плоским пустынным берегом и были, как на ладони.

Катер обогнул портовые пирсы по широкой дуге и нырнул во внутренний залив, напрямую к двухсотметровому бетонному бону, возле которого качались пришвартованные катера, шлюпки и даже совсем неплохие яхты. У пирса грузились в громадную лодку человек пятьдесят чернокожих – женщины, дети, мужчины всех возрастов. Шум стоял такой, что впору было уши затыкать. Пронзительней всех кричал хозяин судна, здоровенный негр в футболке с цветными рыбками на груди – его можно было понять. Толпа напирала так, что сходни могли соскочить с борта, суденышко раскачивалось.

К недоумению Базилевича, приготовившегося было сходить на берег, Исмаил швартоваться не стал, а, мазнув взглядом по пирсу и ведущей к берегу асфальтированной дорожке-дамбе, проскочил мимо и, через полмили причалил лодку в самой дальней от входа в порт марине.[55]55
  Марина – стоянка для катеров и лодок в морском порту.


[Закрыть]

Еще через минуту все они стояли на раскаленном бетоне пирса, а еще через три – подошли к пикапу, возраст которого был сравним с возрастом Исмаила. Как и любая машина, проведшая свой век у берега океана, старый «форд» изрядно проржавел от соли и влаги, краска на нем шелушилась себорейной коркой, а, некогда хромированные ручки дверей, покрылись коррозией целиком.

За рулем форда сидел белый.

На первый взгляд ему можно было дать лет тридцать, но при более пристальном рассмотрении становилось видно, что он, как минимум, лет на 10 старше. Волосы у него выгорели до белизны, так что седой он или нет, было не разглядеть. Вдобавок водитель был коротко стрижен и загорел до черноты, так, как никогда не загорают туристы – чтобы приобрести столь радикальный оттенок, нужно прожить в тропиках полжизни. Или всю жизнь. На фоне загорелого лица выделялись глаза неприятного водянисто-голубого цвета, опушенные белесыми, словно тополиный пух ресницами. Под криво сросшимся носом природа посадила узкий рот с бесцветными губами, в которых торчала обмусоленная сигарета. Сергеев услышал характерный запах «Житана» и понял, что перед ним француз. Только их патриотизм простирается так далеко, чтобы в порто-франко курить отечественные сигареты.

– С прибытием, – выдохнул водитель вместе с сигаретным дымом и вышел из машины.

Несмотря на средний рост, он производил впечатление очень крепкого человека. Мощные руки с жилистыми предплечьями, толстая мощная шея, ни малейшего намека на живот, разве что слегка оплывшие бока подсказывали, что их хозяину уже за сорок.

– Давно не виделись, Исмаил…

– Спасибо, что приехал, – ответил негр, и они обнялись на мгновение. – Увези нас отсюда побыстрее.

– Кто они? – спросил француз, рассматривая стоящих перед ним людей. – Зачем они тебе понадобились, брат?

Исмаил повел могучими плечами.

– Тебе они понравятся. Особенно вот тот…

Базилевич, внимательно следивший за мимикой собеседников, съежился.

Трястись в грязном кузове, сидя задом на скользком, как лед, упаковочном картоне – удовольствие ниже среднего. Благо, ехать пришлось недалеко. Пока пикап катился по прибрежному шоссе под удивленными взглядами местных верблюдов, Сергеев еще пытался расслышать разговор между французом и Исмаилом, сидевшими в кабине, но мог разобрать только урывками: грохотал старый движок, гремел суставами разболтанный кузов и свистел ветер. Хасан сидел рядом с прежней невозмутимой миной на лице, Антон Тарасович на каждом повороте ездил по кузову на заднице и тихо матерился.

Когда пикап свернул с шоссе в путаницу городских окраин, началась настоящая тряска. Попытки послушать разговор пришлось оставить – главной задачей было не вылететь из кузова. Относительно приличные постройки, по мере продвижения авто от берега вглубь кварталов, превратились в некое подобие деревни Исмаила, а в некоторых местах – так даже пристанище сомалийских пиратов выглядело фешенебельнее. Но пикап продолжал ковылять по пыльному проселку – асфальт здесь был привилегией нескольких основных дорог, до тех пор, пока не заехал в тупик, к воротам небольшого обшарпанного домика, который среди царившей вокруг разрухи выглядел, словно дворец посреди свалки – просто непристойно роскошно. Ворота распахнулись, машина запрыгнула внутрь, выплюнув клуб черного выхлопа, и тут же остановилась. Выбираясь из кузова, Сергеев огляделся – ворота закрывали двое негров, одетых в шорты, с автоматами на плечах: охрана периметра, подумал Умка. Еще двое, стоящих у входа в дом, непринужденно держали гостей на мушках своих М16, и только когда француз, выйдя из кабины, махнул им рукой, опустили винтовки.

– Заходите в дом, – распорядился Исмаил, распрямляя спину.

Пикап явно жал ему в плечах.

– Мы не поедем в город? – спросил Сергеев.

– Поедем… – подтвердил пират. – Если вы захотите прогуляться и нажить неприятности. Но искать там нечего. Нет необходимости.

– Что-то стало известно?

– Стало, – вмешался француз, закуривая новую сигарету. – Стало известно то, что не один ты интересуешься судами, которые станут под погрузку. Меня уже расспрашивали. У твоих бывших друзей очень сильные связи, но скрыть что-то в Джибути…

Он покачал головой.

– Так что у меня было время все разузнать еще до вашего приезда.

И француз протянул Сергееву руку.

Рукопожатие у него было, как стальные тиски. Впрочем, что еще ожидать от человека с такими мощными мышцами?

– Меня зовут Гю, приятель. Гю – это от Гюстава, – он улыбнулся, и во рту его неожиданно сверкнула сталь. С дантистами в Джибути, скорее всего, было неважно. – А тот корабль, что вы ищете, называется «Тень Земли». И он станет под погрузку на пятом пирсе завтра к трем. На него и погрузятся твои приятели, когда приедут. Остается дождаться.

– Надо подумать над тем, как перехватить корабль по выходу в море, – сказал Сергеев на английском, так, чтобы разговор стал понятен спутникам.

– А зачем? – спросил Гю, неторопливо затягиваясь, и, словно кот сощурился на солнце, висевшее в выгоревшем африканском небе. – Когда корабль покинет порт, мы уже будем на нем…

Глава 6

Радиомолчание пришлось нарушить.

В принципе, после того, что произошло, вопрос о скрытности практически не стоял. В любом случае, если ассенизаторы не вернутся домой через пятнадцать-двадцать минут, на базе поднимут тревогу.

Сергеев отдал команду в открытом эфире, потому что достаточно хорошо знал, как работает система. Если частоты сканируются, то появление в окрестностях ультракоротковолнового передатчика будет замечено, но всеобщей тревоги не вызовет. Даже перехода в другой режим охранения не будет – мало ли кто бродит в Пограничье? Если из-за каждого передатчика устраивать шум – устанешь перестраиваться. А вот после того, как вовремя не вернется посланная в лес труповозка – факт работы «уоки-токи» вблизи от стен, будет иметь совсем другой вес.

Вадим, надо отдать ему должное, на команду среагировал, как охотничий пес на выстрел – не прошло и трех минут, как «хувер», сминая кусты и молодые деревца, протаранил подлесок и стал у края просеки.

Умка уже слегка остыл от схватки, выровнял дыхание и оттер руки и одежду от крови. А вот адреналина в крови не убавилось, и сердце колотило гулко и тяжело. Годы, все-таки, брали свое. Завалить без стрельбы четверых откормленных парней, да еще и бывших настороже – задача не из простых и для более молодого бойца. Что говорить о битом жизнью бывшем вояке, возраст которого перевалил за полтинник несколько лет назад?

Но Сергеев справился.

Когда мотодрезина подъехала к пандусу возле складов, и начала останавливаться, Сергеев выскочил сзади, из-под гнилых досок чертиком, как умел выскакивать из засады недоброй памяти Мангуст: с тяжелым и острым, как бритва десантным ножом в правой руке и штык-ножом в левой. Он настиг дрезину в два прыжка – широких и, практически, бесшумных. Стучащий дизелек перекрывал своим стаккато все посторонние звуки. Мысль была одна – не оскользнуться. Потому что промах означал смерть – четыре ассенизатора были вооружены «Вихрями», а на небольших дистанциях эта машинка не менее эффективна, чем сергеевский АК. А вот «броников» на них не было, и это был «плюс».

Умка остался незамеченным до того момента, как оказался на задней платформе мотовоза и вогнал штык-нож в шею стоящего с краю невысокого парня с сигаретой в зубах. Тот даже не охнул, но звук от пронзившего плоть лезвия был таким, что его услышала даже Ирина, державшая дрезину на мушке с расстояния в тридцать шагов. Сергеев крутнулся, используя мах для того, чтобы освободить оружие из раны, и одновременно с убийственной точностью чиркнул острейшим лезвием по горлу второго охранника, который было начал поворачивать голову на звук – ровно над воротником бушлата. Кровь брызнула струей и залила глаза тому бойцу, что сидел рядом с водителем. Вытереть их он не успел. Штык-нож, еще покрытый кровью сослуживца, пробил ему темя, мозг, рассек хрящи и приколол язык к нижней челюсти. Взмахнув руками, словно пингвин крыльями, тот повалился на рычаги, отчего двигатель закашлял и заглох. Еще одно па, похожее на фуэте – Умка оказался вплотную к последнему из ассенизаторов, ухватил его под подбородок, и одним движением перерезав горло до позвоночника, сломал тому шею. Хрустнули позвонки, и наступила тишина. Заглохшая дрезина еще беззвучно катилась по рельсам, а Ирина, оставив позицию, уже бежала к Сергееву, увязая в снегу.

Михаил стоял над теми, кого убил, и с рук его капала кровь. Густой и липкой жижей была густо залита вся одежда. Кровь парила на морозе, и ее терпкий, непохожий ни на что запах, забивал все остальные – даже хлорную вонь от ямы с телами.

Ира остановилась в двух шагах от насыпи, словно боялась подойти, и спросила негромко:

– Миша? Ты цел?

Сергеев и сам не знал, цел ли он – при таком адреналиновом всплеске можно не запросто не почувствовать резаную рану или порванное сухожилие – но, на всякий случай, кивнул.

Трое охранников были мертвы, как колоды, а вот четвертый, которому Умка вогнал штык в макушку, умер не до конца – его тело все еще сотрясала дрожь судорог. Словно к трупу лягушки подвели гальваническую батарею. Сергеев посмотрен на агонизирующего раненого, присел, и, закрыв спиной от Ирины отработанное некогда до автоматизма движение, вскрыл все еще пульсирующую яремную вену полутрупа.

А дальше… Дальше все закрутилось оставив Сергееву только три свободных минуты, пока хувер не оказался на опушке – их Михаил и использовал, чтобы придти в себя и смыть хотя бы часть чужой крови.

Еще за три минуты, пока Сергеев с Вадимом сбрасывали мертвых ассенизаторов под откос, Ирина с Подольским принесли ящик с ТНТ – той самой разряженной миной, на которую катер чуть было не наскочил на одном из съездов.

На платформе мотодрезины обнаружились еще тела. Умка, в принципе, подозревал, что именно лежит там, накрытое старым брезентом, но действительность, как всегда, оказалась значительно страшнее воображения. Шесть человек. Шестеро подростков – очередная отбраковка. Те, чьи мозги не выдержали «загрузки», те, кого выжгли медикаменты, те, чей организм не справился с гормональным перепрограммированием. Две девушки лет пятнадцати и четверо ребят, самому старшему из которых на вид было шестнадцать. Голые. С синими, как у замороженных цыплят, телами. Их перемерзшая плоть была тверда, словно камень.

Скорбеть было некогда, устраивать церемонии – тоже.

– Вернемся – похороним, – выдавил Умка сквозь зубы, и сбросил тела вниз, но не в яму, а под откос, с другой стороны пути. Последние два трупа настолько смерзлись, что так и остались лежать, словно сомкнув объятия, даже после удара о землю.

Ненависть кипела в Михаиле, как густое, пористое варево, булькающее под крышкой кастрюли, и то, что он сделал, не прибавило ему милосердия. Как и то, что он только что видел, не добавило ему злости.

Минировать мотовоз по всем правилам, не было времени, да и необходимости в этом Михаил не видел. Он закрепил ящик с взрывчаткой на грузовой платформе. В любом случае – мало не покажется. Особенно, если повезет взорвать заряд в закрытом помещении. Двадцать кило ТНТ – отличный подарок здешнему преподавательскому составу.

«Что у нас есть подходящего, думал Сергеев, накрывая ящик брезентом. Такого, чтобы детонировало наверняка. Второй попытки не будет, нужен стопроцентный вариант. Есть „Шмель“ с двумя выстрелами к нему, есть три „мухи“ и один РПГ-7. Вот с него и саданем. Что взять с собой? Автоматы. Гранаты. „Броники“. ПНВ[56]56
  ПНВ – прибор ночного видения.


[Закрыть] – подарок Бондарева – не забыть. Там, внутри, окон может и не быть – вон какой куб из бетона отгрохали. Обрез обязательно взять. Гранат побольше».

Подольский с Вадимом сновали между хувером и платформой, словно муравьи, и с момента, как дрезина выехала на лесную поляну, до того как полностью экипированный отряд Умки уселся на мотовоз, прошло пятнадцать минут. Пока в Школе тревогу не подняли, во всяком случае, «уоки-токи» ассенизаторов молчали. Сколько времени между поверками? Двадцать минут? Тридцать? Но не более того…

Организация караулов оставляла желать много лучшего – охранники явно расслабились. Впрочем, находясь за толстыми стенами в сравнительно безопасности, расслабиться немудрено.

Сергеев с сожалением посмотрел на лежащие на рельсах трофейные «Вихри», но брать в бой незнакомое оружие может только дурак или тот у кого нет своего, и рывком запустил движок дрезины. Ухоженный дизелек плюнул дымком и завелся с пол-оборота. Переключив передачу на реверс, Умка еще раз поправил «лифчик»,[57]57
  Лифчик – жаргонное название разгрузочного жилета, специального предмета одежды, служащего для переноски запасного боеприпаса, гранат и т. д.


[Закрыть] устроил поудобнее на спине свой АК и обрез в набедренной кобуре и только потом ухватил длинную трубу РПГшки. Запасные «осколки»[58]58
  Осколок – боеприпас РПГ-7 осколочного действия.


[Закрыть] и один «танин»[59]59
  Танин – Боеприпас для РПГ-7 термобарического (объемного) действия.


[Закрыть] были за спиной у Вадима. Очень хорошо! Главное, чтобы коммандос держался рядом.

Дрезина покатилась по рельсам, оставляя за собой яму-кладбище, сгоревший лесхоз, припорошенный снегом, и брошенный на произвол судьбы хувер.

– Значит, так, – продолжил инструктаж Сергеев, – по моей команде – прыгаем. Мы с Вадимом остаемся на рельсах. Мотл – твоя сторона правая. Ира – твоя левая. Я стреляю, и после взрыва идем вовнутрь. Внутри порядок такой: первый я, в связке Вадим, Мотл и ты, Ира – позиция прежние, но дистанция десять шагов. Идем клином, не толпимся.

До края леса оставалось совсем ничего. Еще несколько секунд – и дрезина выедет на открытое пространство. Если за ее возвращением наблюдают, то есть шанс, что подмену не заметят. Камуфляж у покойных был очень похож. Не совсем такой же, как на сергеевском отряде, но с расстояния можно и не различить разницу. Четверо выехали, четверо возвращаются, а то, что брезент не откинут – так уж совсем неважная деталь. Вряд ли просекут. И не дай Бог, чтобы просекли.

На одном из стыков рельсы разболтались, и дрезину резко качнуло, но ящик с взрывчаткой с места не сдвинулся. Мотовоз выехал из леса, и Сергеев слегка наклонил голову, ровно настолько, чтобы не вызывая подозрений, убрать лицо из поля зрения бинокля противника. Остальные тоже расположились на платформе таким образом, чтобы не «светить» фас наблюдателям. Умка надеялся на то, что рутина сделает часовых беспечными, и не ошибся.

Стуча колесами, дрезина пересекла голое поле и неторопливо вкатилась в открытые ворота Школы. Чувства Сергеева обострились до предела. Он уже не слышал и не видел, а именно ощущал окружающий мир, словно в былые года. Дыхание Матвея рядом… Жесткое, с хрипами, прерывистое. Вадим дышит тише, но волнуется больше, он напряжен – это слышно по острому запаху, который от него исходит. У Ирины дыхание размеренное, сказывается снайперская привычка за ним следить. Но тоже боится. И я боюсь. Только страх будит во мне совершенно другого человека. Расчетливого, злого, беспощадного, у которого есть три задачи: выполнить задуманное, выжить самому и сделать так, чтобы выжили подчиненные. Некто, действующий на уровне рефлексов, предчувствий, интуиции – мое второе я. Это его руки сейчас испачканы чужой кровью. Его. Но что делать, если у нас с ним одни руки на двоих?

Двор базы был замусорен всяким хламом, вплоть до старого строительного, который так никто и не убрал еще с тех времен, как тут суетились гражданские строители. Те, кто перестраивали станцию, превращая ее в Школу, тоже уборкой не озаботились, добавив к прежним кучам битого кирпича и колотого бетона, свежие. Это было хорошо. Было где спрятаться, укрыться от огня и во время атаки, и во время отхода. Он еще раз прикинул расстояние до въезда во внутренние помещения – совсем чуть-чуть…

Вот и часовые – два темных силуэта в глубине зала.

Сзади медленно закрываются ворота – гудят электромоторы запирающего устройства.

Есть ли камеры? Есть. Видно две… Нет, три! Сколько еще?

Пора, скомандовал кто-то внутри Сергеева, и он мгновенно подчинился, как делал всегда, когда внутри него начинал работать «боевой» механизм.

– Пошли! – выдохнул он и краем глаза уловил, как тронулись с места Ирина с Мотлом, начал движение Вадим, и он сам, ухватив тяжеленную связку амуниции, тоже прыгнул с платформы мотовоза.

Оказалось, что мотовоз ехал вовсе не медленно – Сергеев не удержал равновесия на скользком ледке и загремел вперед физиономией на кирпичную крошку. Труба РПГ больно въехала ему по зубам, во рту стало солоно, но он, не обращая внимания на боль, улегся, уводя корпус с оси выстрела. Умка приблизил глаз к визиру, поймал в перекрестье дрезину, уже пересекающую линию въезда, и понял, что упал удачно во всех смыслах. Эта позиция давала ему возможность стрелять под небольшим углом, что увеличивало вероятность точного попадания.

Из глубины депо (очень похоже было, что внутри помещения расположено депо или железнодорожный цех) навстречу едущей дрезине спешили охранники. Их оказалось не двое, а четверо, двоих, до того скрывавшихся в глубине помещения, Михаил не заметил.

Сергеев задержал дыхание – будто бы стрелял не из гранатомета, а из снайперки – и плавно потянул спуск. РПГ-7 практически не имеет отдачи, и умелый стрелок попадет из него в цель 10 раз из 10, особенно на такой дистанции. Недаром это оружие так любят во всем мире – есть за что!

Реактивная струя выплеснулась через затыльник гранатомета, сметя ржавый железный лист за спиной Сергеева, как пылинку, а граната пошла к дрезине, словно по ниточке, и достигла ее через полсекунды. В этот момент мотовоз был уже в тридцати метрах от въезда и в семидесяти от Сергеева, приблизительно в середине основного зала депо.

«Тук-тук, – сказал Сергеев про себя, – кто-кто в теремочке живет?»

Граната не попала в ящик с толом, но угодила в кожух двигателя мотовоза, расположенный как раз за брезентовым горбом, и взорвалась. Взрывчатка детонировала в то же мгновение. Взрыв двадцатикилограммового безоболочечного заряд, произошедший на расстоянии семидесяти метров, едва не поднял сергеевскую команду в воздух, как порыв ветра поднимает сухие осенние листья. Этого просто не могло быть в реальности, и Умка понял, что рванул не только тол. А вот что именно – додумать не успел. Ударом взрывной волны воздух из него вышибло вместе с мыслями – словно кувалдой огрели.

Охранников, спешивших к выходу из зала, даже не разорвало в клочья – они просто исчезли в огненном вихре. Взрывная волна вынесла пятиметровые ворота и вместе с ними часть стены, в которую они были врезаны. Створки порхали словно бумажные, осколки бетона заполнили воздух, как пчелы, вырвавшиеся из улья. Сергеев на миг почувствовал дрожь земли, а потом с размаху ударился об нее грудью.

Мир стал беззвучен и двигался в рапиде: створки ворот все летели, летели, летели и никак не могли упасть. Небо посерело от бетонной крошки. Взрыв оглушил Умку и даже немного контузил, и поэтому первые несколько шагов вперед он сделал криво, словно пьяный. Створки наконец-то рухнули за его спиной, но грохота он не услышал – только слабый скрежет на самой границе восприятия.

Внутри здания что-то рвануло опять, и Сергеев понял, что первый взрыв был детскими играми на свежем воздухе. Если бы ворота к этому моменту уже не сорвало, атака их небольшого отряда была бы закончена по причине превращения атакующих в отдельные фрагменты, размазанные по ржавому металлу. А так, Сергеева и всех остальных смело горячим воздухом, словно мусор веником, и отшвырнуло на добрый десяток метров от входа. Лежа на спине, неуклюжий, словно перевернутая черепаха, Умка все пытался вдохнуть, но из этой затеи ничего не получалось. Рот был полон крови вперемешку с эмалевой крошкой, едкими парами бензина, жирным дизельным душком… Топливо. Так рвануть могло только топливо. Удачно стрельнули, нечего сказать…