Текст книги "Школа негодяев"

– Собираем гранаты, быстро! – скомандовал Сергеев. – Не стой, не стой! Все, что можем использовать – берем.

Некоторые трупы еще подергивались, но Умка не обращал на это никакого внимания. Он снова был тем, кем его делали столько лет – машиной для убийства людей. Одной их самых совершенных машин для убийства, большой удачей воспитателей давно исчезнувшей системы. У охранников на разгрузках крепились «дымовухи», «световые» заряды и обычные осколочные. Один из них, которому пуля Умки угодила в шею, так и не выпустил из рук снаряженный «шмель». Сергеев оскалился.

«Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое!» – банальщина из древнего мультфильма, которую он помнил с детства. Банальщина – но как к месту пришлась! Вот ведь как здорово – не тащили мы с собой эту смертоносную машинку! Сами, красавцы, нам принесли! Доставили из рук в руки! Сколько тут у вас охраны, говорите? Сколько готовых пятерок? Пять? Смотрите-ка, а у нас сюрприз, шефская помощь вашей школе – два «шмеля» в одной связке! Отличная штука, если умело использовать! И, можете не сомневаться, используем! Но для начала, нужно найти ясли… И Молчуна. А потом можно уже и «шмелем», который не разбирает, где свои, а где чужие, потому, что своих тут нет, тут все насквозь чужие!

На площадке снова загрохотал АК Подольского. Сергеев с Вадимом, волоча за собой трофеи, бросились к лестнице.

Матвея ранило еще раз – на этот раз в ногу. Пуля рикошетировала от перил и попала в икру левой ноги, пропоров мышцу, и остановилась, упершись в кость. Ирине лишь посекло лицо осколками бетона. Это было болезненно, но в сравнении с раной Подольского – сущие пустяки. Новый болевой шок привел Мотла в чувство, но по всему было видно, что он в полушаге от глубокого обморока. Шок бы уже и наступил, но Матвеева сила воли позволяла раненому даже улыбаться Умке с Вадимом, пока они переносили его на следующую позицию.

– Все нормально, ребята, – повторял он. – Все нормально. Все нормально…

На бетон ступеней падали крупные капли крови.

Сергеев вложил ему в руки горячий «калаш» и коснулся пальцами перепачканной алым, холодной шеки.

– Я в порядке, Миша, – повторил Подольский, словно мантру. – Я в норме!

Сергеев вывалил собранные только что гранаты на пол, перед Ириной.

– Держи. «Дымовухой» не пользуйся, я ее себе возьму, – он сунул два маркированных цилиндра в карманы разгрузки. – Это световые – шоковые. Знаешь, как работают?

Ирина кивнула.

– Держитесь ребята, мы пошли!

«Шмели» и РПГ тащил на себе Вадим. Тяжело, конечно. Ничего, молодость – хорошая штука, справится! Сергеев в несколько прыжков преодолел расстояние до первых слева дверей и уперся взглядом в самодельную табличку «Ясли» – лист писчей бумаги, криво прилепленный скотчем к крашеному дверному полотну.

В конце коридора мелькнул силуэт. Вадим выстрелил и, кажется, попал. Кто-то вскрикнул и загремел вниз по лестнице. Из темноты, с площадки, пальнули в ответ – вжикнуло совсем близко – Сергеев ощутил упругий след от пронесшейся возле щеки пули. Вступать в перестрелку в планы коммандоса не входило. Бумкнул подствольник, и граната, мотнув дымным хвостом, лопнула в конце коридора с неприятным, глухим звуком.

Сергеев юркнул в дверь ясель, не дожидаясь результата.

Техник не ошибся, когда назвал помещение залом. Квадратов сто – сто пятьдесят. Легкие стеклянные перегородки, похожие на офисные, сложные системы – как бы ни машины для гемодиализа, стойки капельниц, мониторы, беспорядочно мигающие светодиодами…

В сложных креслах лежали люди, подсоединенные ко всему этому оборудованию. Дети. Сергеев закрыл глаза, как будто бы то, что он зажмурился, могло изменить картину. Молчун. Только одна цель – Молчун. Запомни. Не хватит сил спасать всех. Ты не для того сюда пришел… Только Молчун – и все. Ты ради него наплевал на все, что задумывал, отдал в хорошие, но все-таки чужие руки весь финал операции с Али-Бабой. Нет шансов быть добреньким, совсем нет. И Молчуна вытащить – запредельный успех, будем радоваться, если в живых останемся! А остальным…

Он посмотрел на мертвое, лишенное всяческих эмоций лицо ближайшей к нему девочки-подростка, на трубки, снаряженные иглами, торчащие из ее вен, на катетер, введенный в шейную артерию, и перевел взгляд дальше, на крупного, широкого, как шкаф парня, лежащего с приоткрытым ртом, утыканного такими же иглами. Через десятки трубок в их тела вливались химикаты, стирающие личность, память, эмоции, чувства…

Остальным придется умереть. Оставить их в живых – это значит оставить школе шанс снова работать с «материалом». Здесь один вариант – после ухода сергеевской команды должно пылать все, даже бетон стен.

В первых двух выгородках Молчуна не было.

В третьей – одно из трех кресел оказалось пустым. На дерматине спинной подушки, таким же скотчем, что и табличка «ясли» на дверях, была прикреплена записка, сделанная синим фломастером:

«Миша, зайди в учительскую».

«Ну, вот и все, – подумал Умка. – Кажется, мы дошли до финала».

* * *

После того, как звучит выстрел, можно услышать много звуков, но не смех. У Сергеева на миг похолодела спина, и затылок словно облило ледяной водой. Он, как никто знал, что означает выстрел в набитом людьми помещении. Все-таки курс по освобождению заложников входил в список обязательных дисциплин, правда, в трактовке Мангуста курс был несколько видоизменен, и смерть гражданского не считалась чем-то крамольным. Что-то, а приоритеты Алексей Анатольевич расставлял мастерски – выполнение задачи в сравнении со смертью одного или нескольких человек превалировало.

Глядя на пробку от шампанского, прыгающую по столам, на пенную струю, наполняющую бокалы, Умка понял, что пришло время определиться. И не просто определиться, а определиться окончательно. Маринка и Вика – это приоритеты. Остальные – неизбежные потери. Это было так подло, что перехватывало дыхание, но сделать ничего было нельзя. Если кому-то придется погибнуть сегодня – он погибнет. Сергеев обвел взглядом толпу, мелькание незнакомых лиц, и оценил возможные жертвы при открытии огня в переполненном помещении. Картина получалась пугающая, особенно при применении сторонами конфликта крупного калибра. Но возможности избежать стрельбы Умка не видел. Как на духу. Совсем не видел. Оставалась надежда минимизировать потери, но думать об этом было преждевременно – первоочередной задачей было спасти девочек. А дальше – как получится. Прежде всего – то, чего при спасении заложников надо избегать, как черт ладана – паника. А сейчас она нужна позарез! Не панацея, конечно, но вполне разумный прием, чтобы прорвать первое кольцо. Сократить расстояние до любого из стрелков, завладеть оружием – этап номер один.

Ближе всего к Умке был тот, кого он окрестил Нервным: тот самый молодой парень с колючими, как морские ежи, глазами, неуравновешенность которого буквально выпирала наружу. Он был самым опасным и оказался самым досягаемым – судьба.

Сергеев ухватил Вику под локоть и ввинтился в толпу, контролируя перемещение восьмерых оппонентов, но в особенности – Нервного.

Тот потерял из виду Вику с Маринкой – группа «Интера»[62]62
  «Интер» – одна из крупнейших телестудий Украины, в свое время работавшая совместно с российским ОРТ.


[Закрыть] полностью перекрыла ему обзор, облегчая Умке перемещение. Плотникова попыталась упереться, но Сергеев прижал ей локтевой нерв и она, испуганно вздохнув, покорилась на несколько секунд, которых Михаилу вполне хватило. Маринка семенила рядом, прижимаясь к сергеевской спине, как испуганная уточка к маме.

Папарацци, снимавший их с Викой поцелуй минуту назад, к своему несчастью оказался на выбранной Сергеевым траектории движения. Каблук сергеевской туфли ударил фотографа по пальцам правой ноги с такой силой, что тот заверещал по-заячьи, а тяжелый репортерский «Никон» на длинном ремне попал Умке в руки и, описав выверенную дугу, врезался в темя Нервного. Тело не успело рухнуть на пол, а Умка уже подхватил его, и в мановение ока выхватил из-за спины потерявшего сознание стрелка пистолет – композитный «Глок» с толстым коротким цилиндром глушителя на стволе.

Глушитель – это было плохо. Очень плохо. Сергееву нужен был шум, большой шум, а пока даже на визг покалеченного папарацци никто не успел отреагировать – мало ли кто может орать дурным голосом? Увлеченные общением и едой люди только начинали поворачивать головы в сторону кричащего.

Наибольшую опасность представляют те противники, которые находятся ближе – именно их нужно нейтрализовать в первую очередь. Остальные после первых же выстрелов обязательно будут отсечены толпой на несколько секунд, а то и минут.

Нервного можно было в учет не брать – фотокамера обездоленного папарацци оказалась увесистой, и минимум пара недель на больничной койке Сергеев неопытному стрелку обеспечил. Следующими целями боевой компьютер Умки обозначил двух боевиков, переодетых в охранников галереи: объекты «два» и «три», расстояние около пяти метров – рассчитал возможные варианты и выдал решение: стрелять на поражение! Первый – более пожилой, коренастый, уже находился на директрисе прицела, второй же – молодой с вертлявыми движениями и злым зеленоватым лицом, оказался наполовину скрыт оператором съемочной группы.

Сергеев, не колеблясь, выстрелил в объект номер «один», целя в ключицу – рана не смертельная, но на сто процентов выводящая из строя противника. Жилет под рубашкой коренастого не просматривался, поэтому Михаил в последний момент поменял прицел с переносицы на плечо, не стал брать лишний грех на душу. Второго, зеленолицого, придется бить наповал – это решение тоже было подсказано внутренним компьютером. Вертлявый – он же объект номер «два» – излучал нешуточное чувство опасности и некоторой сумасшедшинки. Он явно был опытен и жесток, а такого зверя подранить нельзя, нужно только убить.

9-тимиллиметровый «глок» с дистанции в 5 метров обладает очень наглядным останавливающим действием. Коренастый, правда, никуда не бежал, но оказался таки в жилете, и поэтому пуля не остановила его, а отбросила назад, словно ударом тяжеленной кувалды. Глушитель пистолета был свежим, ни разу не пользованным, выстрела не услышали даже в трех метрах от Сергеева: негромкий хлопок с шипением – и все. А вот грохот, с которым лжеохранник влетел в стеклянную дверь за спиной, был впечатляющим. Прикрывая Маришку спиной, Михаил крутнулся вокруг своей оси через правое плечо – Плотникова, с выражением бесконечного удивления на лице, была вынуждена повторить маневр, потому, что левая рука Умки сжимала ее локоть, как тисками.

Со своей оценкой зеленолицого Сергеев не ошибся. В тот момент, когда прицельная линия соединила ствол «глока» и лоб вертлявого стрелка, он уже успел на три четверти вытащить из кобуры пистолет, и этот пистолет был не «травматиком». Умка отметил и появившийся на узком лице прищур, и кошачью грацию, и быстроту движений, выдающую в противнике профессионала. У лжеохранника была хорошая школа, но у Сергеева она была лучше.

«Глок» фыркнул, и пуля с глухим утробным чавканьем ударила стрелка в лоб, и тут же, со столь же неприятным звуком, вылетела через затылок в ореоле из костяной крошки и розово-серых комковатых струй из разорванного мозга. Брызги рассыпались по холсту, на котором были изображены бегущие по заснеженной тундре ездовые собаки. Получилось живописно – капли украсили безжизненную белую поверхность. Зеленолицый никуда не улетел, а осел на землю, скрутившись вокруг коленей – точь-в-точь как убитый гитлеровец в старых фильмах про войну.

И вот тут одна из барышень, на глазах у которой за секунду с четвертью было расстреляно двое людей, завизжала так, что ее могли услышать и на Владимирской. Крик был пронзителен и вываливался в ультразвуковой диапазон. Будь где-то близко на Оболони собаки – они бы завыли в тот же момент. Но собак рядом не оказалось, а вот толпа крик услышала и качнулась из стороны в сторону, тяжело, как глицерин в бочке, сокращая расстояние между гостями, толкая их друг на друга, и предоставляя Сергееву столь необходимые спасительные секунды.

Он рванул по залу наискосок: не к главным дверям, через которые входил, а к тем, что вели во внутренние помещения, закрытым на электронный кодовый замок. Умка был уверен, что там есть второй выход – главный был оснащен закрывающимися изнутри роллетами, значит, тот, кто уходит последним, выходит не через него.

На бегу пришлось крепко приложить плечом оператора телегруппы, загораживающего путь, но под прицел объектива Михаил, все же, попал. Оператор рухнул под ноги стрелку в белой рубахе, рвавшемуся к Умке навстречу с оружием наизготовку, тот споткнулся, и Михаилу осталось только встретить его голову у самого пола ударом твердого, как сталь каблука. Каблук оказался прочнее черепа, стрелок затих.

Плотникова наконец-то перестала сопротивляться и помогала Сергееву, придерживая рядом Маришку. Из заметавшейся, забурлившей толпы навстречу вывалился тот самый, замеченный первым, мосластый рукопашник с гладкими волосами, но уже без фотоаппарата. Дистанция была так мала, что времени, чтобы поднять оружие у Михаила не было, и он атаковал противника сходу, ударив лбом в худое лицо, словно пробивающий мяч головой форвард.

Если кто-то будет рассказывать, что такой удар не болезнен для нападающей стороны – не верьте! Слезы брызнули у Умки из глаз, а в голове взорвался шершавый огненный шар, кровь из рассеченной брови хлынула на щеку. Но, как бы ни было плохо Сергееву, мосластому рукопашнику пришлось много хуже – он опрокинулся на спину, словно срубленное дерево, с разбитым в мясо лицом, булькая расплющенным носом, как закипающий чайник.

Паника нарастала по экспоненте. Казалось, что в зале не кричали дурным голосом только Мариша и Вика, и то, потому что испугались до потери чувств. Толпа уже не колыхалась студнем – она начала двигаться, сминая все, что не совпадало с направлением её движения.

Загрохотали переворачиваемые столы, обрушились вниз стеклянные стенды с непонятными металлическими скульптурками. Грудастая дама, которую Сергеев неоднократно видел в Министерстве культуры и туризма, неслась, сметая на своем пути все, что подворачивалось, напоминая разогнавшийся до предела паровоз без машиниста. Умка даже чуть притормозил, потому что попасть под даму означало практически попасть под поезд, а вот барышня с пистолетом и сумкой увернуться не успела. Могучий бюст стокилограммовой примадонны от культуры снес её легко, как пушинку. Министерская дама и сама не удержалась на ногах и рухнула на свою нечаянную жертву, изогнувшись в немыслимом пируэте. Из-под туши раздался сдавленный крик, но, судя по всему, барышня с пистолетом оказалась на удивление прочной, и умудрилась даже, полураздавленная, дважды выстрелить в сторону Сергеева. Стреляла она явно наугад, не видя мишени, по памяти, и в цель не попала, зато прострелила ногу одному из гостей – неопрятному мужчине в некогда белом костюме и замызганной широкополой шляпе: по всему видно – художнику.

Художник взвыл так, что перекрыл многоголосый ор толпы легко, как оперный певец перепевает дворового исполнителя шансона. Штанина его, вся в следах от многочисленных пьянок и обедов, моментально окрасилась красным.

Вторая пуля, просвистев в метре над головой раненого, угодила в стеклянную канитель дизайнерской люстры, и та взорвалась – распалась на мириады осколков, брызнувших во все стороны. Художник мотнул головой, шляпа взлетела высоко в воздух и, еще до того, как она упала в толпу, Сергеев со спутницами оказался рядом с упавшей женщиной—стрелком и, что было силы, ударил ее каблуком по пальцам, сжимавшим оружие. Хруста костей он не услышал, но то, что барышня этой рукой пистолет ближайший месяц взять не сможет, было понятно и так.

Вклинившись плечом между двумя околобогемными девушками, разрисованными, точно маски египетских мумий, Умка выставил вперед руку с «глоком» и всадил три пули подряд в цифровой блок на внутренней двери. Девушки с визгом бросились в разные стороны – с одной из них слетел парик, и она на бегу закрыла стриженную под ежик голову ладонями.

Сзади рявкнул чей-то пистолет, но стрелок явно брал выше голов – свинец впился в стену почти под потолком. Простреленный Сергеевым блок закашлялся искрами и сизым изоляционным дымом, и Михаил обрушил весь свой вес на двери – на всякий случай, если стрельба нужного эффекта не окажет. Но замок уже разблокировался, и Сергеев, в обнимку с Викой и Маринкой, влетел вовнутрь помещения, потеряв равновесие, тяжелый и неуправляемый, как пушечное ядро.

Умка, падая, успел выставить вперед локоть, который пришелся аккурат в грудину набегающему на них охраннику, вышибая из него дух, после чего обмякшее тело бодигарда послужило всем троим подушкой для приземления.

Сзади, уже совсем близко, снова грохнуло, и пуля прошла рядом с головой Михаила – дунуло горячим. Сергеев перевернулся, словно падающий с крыши кот, выкрутил тело (суставы хрустнули, но выдержали!) так, чтобы прикрывая спиной Плотникову с дочерью, увидеть противника, и, поймав на ствол стрелявшего, раздробил ему колено первой же пулей.

Это был напарник задавленной толстухой барышни с пистолетом. Школа у парня была еще та – наверное, бывший коллега: падая, он продолжал стрелять, и только вторая пуля из «глока», попавшая ему в пах, оборвала смертоносный свинцовый поток. Раненый свернулся на плиточном полу улиткой.

Сергеев вскочил на ноги и рывком заставил подняться шальную от потрясения Плотникову. Как ни странно, Маська держалась лучше, но это, скорее, от неопытности. Молодые по-другому воспринимают опасность.

Уже на бегу, Умка понял, что последней серией выстрелов его зацепило – свинец по касательной разорвал кожу и мышцу на левой руке и вгрызся в плечо, но кость не задел и рука двигалась, хоть и болела остро, как сломанный зуб. Странно было, что задело только сейчас: Плотникова с дочкой настолько сковывали движения, что Сергеев сам себе казался ростовой мишенью в 25-тиметровом тире. Спасали только паника и мечущаяся толпа. Не будь её, и Умку с его подопечными взяли бы тепленькими еще в зале.

За комнатой был коридор, за ним еще один – гораздо более узкий. Сзади топотала погоня, и, выскочив из черного хода, Михаил прижался к стене рядом с дверью. В тот момент, когда окованная железом створка распахнулась, он изо всех сил пнул её и выбегавший во дворы преследователь получил в лоб удар, способный вышибить мозги не хуже пули. Выпавшее из рук пистольеро оружие Сергеев успел подхватить еще до падения на асфальт, а трофейный «Глок» разрядил в проём дверей, прямо в неясное шевеление в конце коридора.

– Быстро! – закричал он. – Вперед! Бегите вперед!

Одна рука у Михаила была занята пистолетом, а вторая начинала терять чувствительность. Он просто не мог утащить на себе двух женщин. Нужно было заставить их двигаться, исполнять команды… И, самое главное, надо было успевать эти команды давать!

Из-за угла дома выбежал вооруженный человек, но стоило Сергееву на ходу поднять ствол, как неудавшийся стрелок опрометью бросился прочь.

Пуля сшибла каштановый пятилистник с ветки перед самым носом Умки, еще одна впилась в ствол молодой липы, пролетев между Михаилом и Викой. Сергеев выстрелил в ответ, не попал, но заставил стрелявшего спрятаться.

Машина! Нужна машина!

Выстрел.

Со звоном разлетелось стекло на первом этаже, слева от Маськи. Два выстрела в ответ – в белый свет, как в копеечку. Непонятно в кого целить, но каждый ответный шаг заставляет преследователей прятаться и снижать темп, а, значит, есть возможность выиграть у погони несколько секунд.

В руках Сергеева оказался самый обычный тринадцатизарядный «чезет-100», из которого уже сделали неизвестное количество выстрелов, но беречь боеприпас – означало дать противнику вцепиться себе в загривок.

Искать брошенную во дворах собственную машину он не стал – явно не самая лучшая мысль! Убежать же далеко с двумя испуганными женщинами «в прицепе» не смог бы никто – подранят или застрелят по дороге. А вот у парадного… Машины с водителями у парадного!

– Направо! – скомандовал Умка, и выпустил еще одну пулю в сторону черного входа в арт-галерею. Попасть – не попал, но двое преследователей залегли в низких, подстриженных кустах.

Идея оказалась неплоха.

У самого выезда со стоянки стоял черный «лендкрузер» кого-то из припозднившихся нуворишей. Возле него метался в тревоге водитель-телохранитель с модной «береттой» в руках. Увидев Сергеева, он попробовал, было, прицелится, но стремительно приближающийся Умка выстрелил, направив пулю впритирку, со стриженым черепом бодигарда, и заорал так, что чуть не испугался сам:

– Ложись! Оружие на землю!

Бодигард оказался не дураком – защищать, собственно, было некого, хозяин отсутствовал, а класть свою жизнь для того, чтобы показать крутизну незнакомому человеку с висящими на нем двумя дамочками водитель не захотел. Тем более, что человек этот стрелял очень быстро и очень метко. Мочку правого уха водителя срезало, как лезвием.

После короткой паузы, водитель рухнул на асфальт, словно расстрелянный мародер, и, уткнувшись носом в землю, сцепил на затылке руки. Сергеев даже не стал его бить, только подхватил «берету» и сунул ее в карман пиджака.

«Крузер» стоял с заведенным по случаю жары мотором – хозяин не желал ждать пока салон охладиться, а водитель, видать, исполнял хозяйские желания с немалым удовольствием – ему тоже потеть не хотелось. Умка зашвырнул Плотникову с дочкой на заднее сидение, а сам прыгнул за руль.

Свинец хлестнул по капоту, Сергеев выстрелил в ответ и краем глаза увидел, как обезоруженный бодигард удирает из зоны обстрела на четвереньках с поражающей воображение скоростью. Сам Сергеев так никогда бы не смог. Для такого галопа нужно было иметь особую конструкцию спины.

– На пол! – приказал Сергеев своим женщинам хриплым, страшным голосом. – На пол между сидениями! Быстррро! И не вставать!

Низкую оградку «лендкрузер» снес, как утюг детские кубики. Умка увидел несколько бегущих наперерез фигур, но детали рассматривать не стал – огромный, словно тяжелый танк, «двухсотый» прыгнул вперед, скрежеща бортом по металлическому заборчику, заросшему диким виноградом. Пули отстучали дробь по борту, выбили боковое стекло и отметили дырками стекло лобовое.

Одна из них впилась в подголовник рядом с виском Михаила с противным хрустким звуком. Но тяжелый джип уже набирал скорость, и Сергеев успел подумать, что противники должны понимать – по стеклам и пассажирам стрелять не надо, потому что поздно. Стрелять пора по колесам и быстро, потому что и это станет бесполезным занятием через пару секунд. Выглядывая краем глаза из-за приборной доски, Умка направил машину на дорожку между домами. С трудом проскочив в узкий проем между двумя припаркованными машинами, «Тойота» подпрыгнула на бетонном поребрике, распахнула колесом перекошенный канализационный люк и выскочила на Набережную.

Людей тут было столько, что у Сергеева появилось колоссальное желание десантироваться из «крузера» и продолжить побег на своих двоих – проехать, никого не задавив насмерть, не представлялось возможным. Несмотря на будний день, пляж был полон, в ресторанчиках сидели отдыхающие, по Набережной бродили сотни праздных прохожих. Умка надавил на клаксон, и, заметив на панели клавишу «мигалки», ткнул в нее пальцем. Джип взвыл сиренами, словно заводской гудок! Под решеткой радиатора заплясали огни, превращая и без того злобную физиономию внедорожника в морду мистического сине-красноглазого чудовища. Гуляющие прыснули из-под колес, как перепуганные голуби! Сергеев надавил на газ и, увидев в зеркале заднего вида круглые, как блюдца глаза Плотниковой зашипел не нее, словно кипплинговский Наг: «Внизззз!».

Вика юркнула обратно, в промежуток между сидениями, и очень вовремя: в след за джипом Умки на пешеходную Набережную вывалились несколько машин преследования. Из головной, по-вороньи черного «Форрестера», высунувшись из приоткрытого окна, застрочил вслед «Лендкрузеру» из автомата невысокий парень в желтой «гавайке». Он целил в колеса, но ствол гулял вверх-вниз и свинец заколотил по кузову градом. Один из задних фонарей «крузера» разлетелся вдребезги, с треском раскололось на куски правое зеркало.

Изнывающая от жары публика, еще минуту назад фланировавшая по Набережной неспешно и степенно, метнулась в стороны от новой опасности, словно ночные тараканы от включенного света.

Когда одна из сторон начинает применять автоматическое оружие при скоплении народа, сомневаться в серьезности полученного ею приказа моветон. Происходящее означало, что отдан приказ стрелять на поражение. Скорее всего, у тех, кто послал за Плотниковой команду захвата, не было сомнений, как надо решать ситуацию в случае появления Сергеева. Он нужен был либо покорным, либо мертвым.

Уводя джип от следующей автоматной очереди, Умка заскакал козлом по клумбам, выскочил на Приречную, где едва не столкнулся в лобовую с малышом «Пежо», и, практически став на два колеса, направил машину влево, к проспекту.

Пули не повредили двигатель, восемь цилиндров с ревом метнули двухтонное авто от перекрестка к перекрестку. Преследователи только выруливали из пешеходной зоны, когда Сергеев, так и не выключив «мигалки», вклинился в несущийся по многополосной магистрали поток.

Ехать в город было бы безумием. Михаил, только что проделавший путь на Оболонь, знал, что встрянет в пробку через несколько кварталов и станет легкой добычей для команды преследователей. Оставалось два варианта – либо гнать «лендкрузер» на Московский мост и пытаться оторваться от преследователей на Левобережье, либо вырулить в сторону Вышгорода, направляясь на север, к дамбе, где вероятность угодить в «тянучку» была минимальной.

Сергеев направил джип на север.

* * *

Городские развалины всегда представляют собой грустное зрелище. Развалины некогда величественного города – вдвойне. Несмотря на то, что многие районы на Правобережье не пострадали в день Потопа, сейчас, побитые стрельбой и безлюдьем, они выглядели ничуть не привлекательнее, чем уничтоженное волной Левобережье. Просто Левый берег выглядел, как давно истлевший труп, а правый, как все еще гниющий.

После катастрофы Днепр стал намного уже и граниты набережных более не подпирали его бока. Кое-где эти граниты все еще можно было рассмотреть под слоями окаменевшего речного ила, излучавшего тяжелые частицы по сей день.

Вниз, с холмов Правобережья, спускаться к реке не рекомендовалось. Это знали и местные бандиты, и, иногда прочесывающие развалины, ООНовцы, и российские группы зачистки, которые шерстили киевские улицы по распоряжению «Управления по функционированию газо– и нефтепроводов». Другие российские подразделения сюда не совались, предпочитая оставаться за северными границами Зоны и лупить по опасным территориям из установок залпового огня, не рискуя людьми и техникой.

В крайнем случае, над развалинами проносились боевые вертолеты или звено штурмовиков, и тогда горела земля, обугливались и плавились камни. Но случалось, что из развалин навстречу стремительной «сушке» молнией взлетала ракета ПЗРК или бил в упор по зависшему над точкой «чопперу» незаменимый друг партизан РПГ-7.

Среди членов местных бандформирований часто встречались люди военных профессий, умеющие и засаду организовать, и охранение развернуть – в общем, разные были люди. Над развалинами пилоты предпочитали не летать, и упрекнуть их в трусости ни у кого язык не поворачивался. Степень риска понимал любой, даже самый тупой командир и пилотов зря на город не гонял. И те, кто бродил по мертвым кварталам, знал, что вероятность получить пулю в голову от снайпера из стана конкурентов в тысячи раз выше, чем нарваться на звено боевых вертолетов.

Поэтому гурт из отряда атамана с классической кличкой Бурнаш передвигался по бывшему бульвару Леси Украинки, достаточно свободно, к стенам не прижимаясь. Под стенами банда конкурентов уже несколько раз ставила противопехотные мины, а кормить раненых у Бурнаша было не принято.

Атаман Бурнаш – бывший школьный учитель из Запорожья, человек образованный, прошедший перед учебой в ВУЗе Афганскую войну, наделенный жестокостью и проницательностью в нужной пропорции, вдобавок ко всему обладал потрясающей интуицией, благодаря которой выживал в Зоне уже который год.

Жаль, оценить изящество принятого псевдонима, помимо самого Бурнаша, названного при рождении Василием Панасенко, могли лишь двое-трое из банды числом в семьдесят пять сабель. Остальные – возрастом не вышли и «Приключений неуловимых» просто не видели.

Сам атаман редко позволял себе отлучаться с базы, оборудованной в полуразрушенном здании – некогда бывшем Управлении железных дорог. И сегодня в его планы не входили какие-либо перемещения по Киеву, губернатором которого он объявил себя полгода назад. Объявить себя Бурнаш мог и президентом, и премьер-министром – все заявления никаких экономических последствий не имели, но недругов-соперников злили страшно. Свойство такое, что ли, было у матери городов русских – вызывать к жизни властные амбиции у самого разношерстного люда, болтающегося по Зоне Совместного Влияния? Заявивший о своем протекторате над бывшей столицей, моментально становился всеобщим врагом, и отправить такого вот «царя горы» в небытие, становилось первостепенным делом для всех настоящих врагов и бывших друзей.

Разведка атамана донесла, что соседи по району – отряд Настоящих Людей, как гордо называл свою банду бывший вертухай из Воронежа по кличке Прапор, убивший в пьяной драке офицера и сбежавший в Зону от расстрельной статьи, раздобыл миномет с несколькими ящиками мин и вечерком собирался поставить точку в многолетнем споре о лидерстве.

Бурнаш же решил возглавить карательную экспедицию против наглеца, не от лишней смелости, таковой не имелось, а потому, что получил информацию о том, что минометным обстрелом собирается руководить никто иной, как его заклятый враг, предводитель Настоящих Людей – Прапор. Бойцов своих Бурнаш рассредоточил, расставил на точках вокруг места предполагаемой засады, а сам решил осчастливить своим руководством группу, которая должна была дать первый залп в спину минометчикам. По расчетам Бурнаша, именно там, в тылу врага, и было самое безопасное место в этой операции.

До начала зачистки оставалось минимум пять часов, гурт из десяти человек продвигался по разминированному коридору посреди бульвара и никаких подвохов не ожидал. Над Киевом висело низкое, как мокрый подвальный потолок, серое небо. Вчерашнее потепление превратило снег в хлюпающую кашу, но к ночи все обещало замерзнуть в камень.

Три боевых вертолета в полярной раскраске неизвестной ему конструкции, оснащенные глушителями турбин высокой эффективности, вынырнули из облаков в четырехстах метрах впереди. Возглавлявший отряд гуртовой Сергей успел обернуться, и в тот момент, когда шедший третьим Бурнаш увидел, как он начал раскрывать рот, снаряд из 20-тимиллиметровой автоматической пушки распылил грудную гуртового клетку на молекулы. ГоловаСергея, одетая в трофейный спецназовский шлем, взлетела в воздух свечкой, как футбольный мяч. Снаряд и осколки костей пронзили жилет и тело идущего вторым снайпера по кличке Глазастый, убив его наповал, а Бурнаша контузило кусками винтовки убитого и ещё добавило фрагментами тела – кисть бывшего снайпера, украшенная широким браслетом из червонного золота, выбила атаману верхние зубы с легкостью профессионального вышибалы.