Текст книги "Три рэкетира"

– Это тот «Москвич», который с трофейного «Опеля» слизали? – спросил Протасов, делая страшное лицо, потому что Бандура засунул в рот новую сигарету.

Андрей представил громадную стену из жидкой глины, подминающую дома, сносящую телеграфные столбы и деревянные заборы, точно жалкие картонные декорации. Стена обрушивалась на застигнутых врасплох людей с чудовищным грохотом. Или, может, с омерзительным чавканьем, какое обыкновенно издает мокрая глина, когда после дождя вступаешь в нее ногой. Если высота оползня была десять метров, то что же это было за чавканье?

Мысли о трагедии, разыгравшейся где-то здесь, и не так уж, в сущности, давно, заставили Андрея поежиться. Так бывает, когда смотришь на гильотину, выставленную в историческом музее. Это теперь она прикидывается экспонатом. А ведь кто-то смотрел на ее гигантский нож при иных обстоятельствах. Под другим углом зрения. И входного музейного билетика в кармане у него не было.

– Армия сразу все оцепила, – рассказывал дальше Атасов. – Рты всем, как у нас, типа, положено, в два момента заткнули. Рассказывают, что и военных погибло немало. БТРы вверх колесами плавали. В конце концов грязищу утрамбовали кое-как, проложили дорожки, разбили парк на том месте. И, как ничего и не было. А козлу этому, который, типа, горкомом командовал или исполкомом там, я не знаю, еще и памятник поставили, неподалеку… – Атасов сделал паузу. – И ты мне тут, Протасов, типа, еще про порядок сказки рассказываешь?..

– Ты ж, в натуре, Атасов, единственный среди нас коммунист. А Атасов?

Ты мне свечку держал, когда я в КПСС записывался? – холодно поинтересовался Атасов и обернулся к Андрею. – Был грех, вступил на 4-м курсе училища. Вместе со всей ротой. Понимаешь, Андрюша, советский офицер без партбилета – все равно что нынешний депутат без «Мерседеса». Или без квартиры в «Царском селе».[46]46
  Не утвержденное официально наименование местности на Печерске, застроенной престижными многоэтажными домами. Сейчас в городе наситывается уже несколько «царских сел», конца и края этому процессу нет, к сожалению


[Закрыть]

Или без т-трехэ-этажной дачи в Конче-Заспе,[47]47
  Пригород, застроенный дорогими особняками. Въезд по пропускам. На картах традиционно не обозначается


[Закрыть] – добавил Армеец, нарушив собственное молчание.

– Вот и скажи, Эдик, этому бывшему коммуняке, что порядок в Союзе был.

– Все мы бы-бывшие, – задумчиво протянул Армеец, принимая вправо, чтоб пропустить вперед уже долгое время напиравший сзади джип, – давай, давай, тебе ну-нужнее.

– А порядок, Саня, все равно присутствовал! – не унимался Протасов.

– У греков среди рабов, которые веслами на галерах ворочали с порядком тоже, типа, нормально обстояло. И у римлян, в каменоломнях где нибудь, порядок был – будь здоров. Бичом получил по жопе – и порядок. Кто, Валерочка, спорит? Хотя, судя по последним годам советской власти, я бы про порядок болтать поостерегся. Такой, типа, порядок был идеальный, что атомный реактор в атмосферу высадили.

– С-сейчас, не п-приведи, Господи, такое, – ч-черта бы по-отушили…

– Это точно. Тут ты прав, Эдик. По нынешним временам за медаль никого с совковой лопатой в реактор, типа, не загонишь. Деньги все научились считать. Переучились даже. Из сугроба зимой никто, типа, за спасибо не вытянет.

– Вот я и говорю, бардак конкретный. Раньше между пацанами первый вопрос был: – «Ты в армии, блин, служил?». Не служил – иди гуляй, – гнул свою линию Протасов. – А нынче: «Ну и мудила, в натуре, раз ума не хватило отмазаться…».

– Вот и правильно делают, типа, что откручиваются. Есть значит из-за чего…

– Это, блин, бывший офицер говорит?! – возмутился Протасов.

– Бывший, типа. В Израиле, Протасов, мало кто откручивается. И каждый, твою мать, солдат каждую долбаную субботу отбывает, типа, домой. В краткосрочный, мать его, отпуск. С боевым оружием, между прочим. Это, Протасов, потому, что солдаты там родину защищают, а не генеральские дачи. И про «дедовщину» разве только от эмигрантов из СНГ слышали. Так что им, Протасов, есть, типа, чего защищать.

– Да в Отечественную войну!.. – начал Валера, распаляясь, но Атасов не дал ему договорить.

– И нашим, кстати, дедам, Протасов, защищать в 41-м было нечего. Оттого и катились до Волги. Если бы, Протасов, не против Фюрера и его гестаповцев воевали, а, к примеру, против Рузвельта с «кока-колой» и «МакДональдсами», война бы уже в следующем году закончилась. Во Владивостоке. Если бы с Бреста, типа, начали. Если ты мне, Протасов, поведаешь, кто еще в нашем веке воевал с загранотрядами НКВД за спиной, буду очень рад. Все потому, Валерочка, что защищать солдату было нечего. Как тогда, так и сейчас.

Атасов замолчал, угрюмо насупившись. Протасов какое-то время яростно вращал глазами, подбирая нужные слова. Но те, как на зло, куда-то от него попрятались. Андрею показалось даже, что он слышит хруст протасовских мозгов под черепом.

– При Союзе ветераны войны, блин… – наконец взорвался Протасов, – …по мусорным бакам не копались. Докажи, Эдик? От голода не дохли. И бутылок на улицах не подбирали, блин, за студентами.

– Что да, то да, – легко согласился Атасов, закуривая «Мальборо». – Дед мой к ветеранскому закрытому магазину был прикреплен. Как же, помню. Суповыми наборами отоваривался раз в две недели и блоком сигарет «Полет». Ух и гадость же это была – сигареты, типа, овальные. А в те времена – за счастье. Дед курево мне в армию высылал. Если бы не его паек, я бы в конце 80-х, пожалуй, курить бросил.

– Такого беспредела конкретного как сейчас, в Союзе, блин, не было, – не унимался Протасов.

Атасов пожал плечами: «По-разному, типа, было».

– Да не ссорьтесь вы, – встрял Андрей, заметив, что Протасов собирается опять открыть рот. – Ты мне лучше скажи, Саня, а кому тот памятник поставлен?

– Какой, типа?

Армеец вырулил с заправки и они покатились по Мельникова к перекрестку с улицей Телиги.

– Ну, тот, справа, в сквере?

– Нашим со-согражданам, у-убитым фашистами в войну, – отозвался вместо Атасова Армеец. – Это же урочище Бабий Яр. Ты, на-наверное, слышал?

Андрей отрицательно покачал головой:

– Ну, так, кругом-бегом…

– Т-ты на у-удивление темная ли-личность, Бандура, – продолжал Армеец с укоризной. – Бабий Яр известен не менее Майданека или Освенцима. Тут немцы не-несколько сотен тысяч людей убили…

– Военнопленных?

– Не только. В сентябре 41-го ф-фашисты согнали в Бабий Яр бо-больше пятидесяти тысяч ни в чем неповинных людей. Гражданских. В основном, евреев. Женщин, детей, стариков. И всех пе-перестреляли. У немцев эта о-операция называлась «шиссфест».

– Как-как? – не понял Андрей.

– В пе-переводе с немецкого – фестиваль стрелков…

Протасов мрачно хмыкнул.

– Мне бабушка рассказывала, – включился в разговор Атасов, – что они людей из пулеметов расстреливали. С холмов. Добивать раненых не спускались, спешили очень. Землей присыпали, и загоняли новую партию. Поэтому земля там еще долго дышала, как бы…

– Твоя бабка что, в оккупацию тут была? – удивился Протасов.

– Точно, – подтвердил Атасов. – С малолетним батей на руках.

– Куда же твой дед глядел, а, Атасов?

– Дед 22 июня на западной границе встретил. Что он вообще сделать мог? А эвакуироваться она не успела.

– Как же ее немцы не грохнули?

– Пряталась, типа. Соседи не выдали. Хотя, говорят, кое-кого выдавали.

– О-одни выдавали, д-другие с-спасали, ри-рискуя собственными головами, – сказал Армеец. – Завуч той ш-школы, где я ге-географию преподавал…

– Ты преподавал географию? – удивился Андрей.

– Б-было дело. Так вот… У него в Бабьем Яру всю семью убили. И отца, мать, старшую сестру. А он уцелел. Ему че-четырех не было, тогда. Его мама соседке отдала, как за ними фа-фашисты пришли…

Андрей не нашелся, что сказать. Просто смотрел в окно. Улицы выглядели мирными, за стеклами сырецких пятиэтажек уютно горел свет.

– Тут, на Сырце, вообще ка-какое-то место п-плохое, – добавил Эдик задумчиво, – гиблое, что ли… Бабий Яр, Сырецкий концлагерь. Такое тут т-творилось…

– Мне можешь не рассказывать, – согласился Атасов, – я в «Авангарде» плаванием занимался. В семидесятые. Мы в Бабий Яр на зарядку бегали. Там и тогда найти череп с дыркой – большого труда не составляло, типа. Особенно, после того, как началось строительство телецентра. Верхний слой земли сняли, а там…

– Послушай, Саня, – перебил Андрей, – это что же выходит? Что озеро отходов в шестидесятые прямо на человеческих костях устроили?

– Выходит, что так, – Атасов озадаченно почесал затылок, – хм. Я как-то не задумывался, типа…

Хо-хороший сюжет для Стивена К-кинга, – сказал Армеец серьезно, – он такие истории собирает. Власть о-оскверняет могилы, и на-начинается ко-кошмар. Т-только Кинг с-свои скелеты ищет в шкафах, а у нас они п-прямо под ногами.[48]48
  Существует версия, по которой грязевое озеро на месте массовых захоронений в Бабьем Яру возникло не из-за головотяпства строителей. Власть, якобы, решила замыть колоссальную братскую могилу отходами производства, чтобы впоследствии возвести на этом месте жилой район! Такое сомнительное, мягко говоря, решение в узком кругу объяснялось необходимостью прекратить рейды мародеров, которые раскапывали могилы убитых фашистами соотечественников в поисках золота. Бабий Яр начали заполнять отработанной пульпой кирпичных заводов, сам кирпич шел на строительство хрущевок. Чтобы пульпа не стекала вниз, возвели дамбу, которую, в конце концов, прорвало. Тот факт, что козлами отпущения стали строители, а никто из партийных боссов не пострадал, доказывает, что решение санкционировали секретарь ЦК КПУ Н.Подгорный и лично Никита Хрущев.


[Закрыть] По-моему, это сю-сюжет для триллера.

– В этой, блин, стране вся жизнь, триллер, – подвел итог Протасов.

Они миновали Сырец и скатились с горы, въезжая в чудесный лес. Сразу за железно-дорожным мостом Эдик повернул влево, пересек двойную осевую, и они очутились на подъездной дорожке «Дубового гая». «Линкольн» легко преодолел подъем.

– П-п-приехали, – через минуту сообщил Армеец и выключил зажигание.

* * *

Если не считать смены декораций, события за столиком, немедленно предоставленным администратором кабака благодаря вмешательству Протасова (похоже, что здесь Валеру тоже знали) начали развиваться по сценарию, который Андрей уже успел изучить в мельчайших деталях. Атасов занялся разливанием водки, доставленной официантом в запотевшем графине, накачивая себя и Андрея с упорством, достойным лучшего применения. Протасов, опустошенный недавним спором с Атасовым, принялся строить глазки всем симпатичным женщинам, каких только мог отыскать в поле видимости. Армеец угрюмо помалкивал.

Часть столов в правом углу центрального зала оказались сдвинутыми в длинный паровоз. За ними сидела компания смуглых черноволосых мужчин, именуемых обыкновенно милицией «лицами кавказской национальности». Лица «лиц» были, мягко говоря, неприветливыми. В компании присутствовали и женщины – все молодые, в основном блондинки. Как натуральные, так и крашенные – с ходу не разберешь. Вторая похожая баррикада из столов, только созданная нашими соотечественниками, громоздилась в левой части зала. Беззаботно веселившиеся здесь мужчины и женщины были примерно одного возраста – около сорока. С разными степенями износа, конечно. Кого как кидало по жизни. Очевидно, совершенно разного достатка – кому как легло. Такая разношерстная компания, собравшаяся за одним столом, не оставила у Бандуры никаких сомнений в том, что это одноклассники, отмечающие пару десятков годиков, натикавших после последнего школьного звонка. Да и вели себя взрослые мужчины и женщины так, как можно вести только в одном случае – когда встречаешь друзей, вынырнувших из далекого детства. Тут ошибиться было невозможно. Бандура обернулся к Атасову.

– Да, старик, – Атасов ухмыльнулся, положив руку на плечо Андрею. – Ты абсолютно прав. Одноклассники. Мои одногодки. Плюс-минус два-три года.

Атасов смотрел слегка увлажнившимися глазами, свидетельствовавшими, что он уже здорово пьян. Иначе и быть не могло. Ведь он начал пить еще вечером, продолжал утром и не собирался останавливаться.

– Десять лет школы, Андрюша, тянутся медленно. Это я по себе помню. Оно и понятно, – Атасов потянулся за графином. – Приходит в школу шкет по колено. Выходит взрослый парень, на радость военкоматам. Давай в руки автомат и посылай умирать в какую-нибудь гребаную дыру. – Атасов ловко наполнил стопку и тут же переправил содержимое в рот.

Бандура пододвинул Атасову вазочку с маслинами, но тот только махнул рукой.

– Так вот. Это первая десятка, в ходе которой у большинства из нас начинают работать мозги. Ясли, типа, не в счет. Вторая десятка движется быстрее первой. Третья – просто летит. Почему так, не знаю, но все обстоит именно таким образом. Ты мне поверь.

– Десять лет, Саша, это очень много…

– Тебе, ясен пень, что много. Потому, как ты, типа, зеленый еще… Мне, пожалуй, тоже червонец длинным покажется, если меня завтра на десять лет в тюрьму упекут. За Адольфа, к примеру. Поди доживи…

Андрея передернуло. Атасов продолжал, как ни в чем не бывало.

– М-да. Как наперед смотреть, это срок. А как назад оглянешься? Ничто. Как вчера было. Пшик – и нет. Сгорело быстрее бенгальского огня. Понимаешь, типа?

Андрей смотрел на Атасова прямо-таки влюбленными глазами. Знал того всего двое суток, а казалось – тысячу лет. За истекшие сорок восемь часов Бандура увидел Атасова в ролях – решительного командира, гостеприимного хозяина, прекрасного собеседника, заботливого товарища. Атасов словно на равных разговаривал с таким человеком-горой, каким в глазах Андрея представлялся Олег Правилов, а адольфовцев расстрелял, как мишени в тире – раз и нет никого. Пил, конечно, многовато, так кто в нашей стране не пьет? От водки у Андрея слегка кружилась голова, слова Атасова долетали с трудом, рассеиваясь где-то по дороге, как свет корабельного прожектора в тумане.

– Я смотрю, черножопым конкретно своих баб мало! – голос Протасова прозвучал справа, словно колокола громкого боя. Валерий уже сидел в пол-оборота развернувшись к «лицам кавказской национальности». Лицо самого Протасова не предвещало им ничего хорошего.

– Отклепался б ты от них, а? – Атасов легко, но требовательно постучал гиганта по плечу. Что-то было в этом жесте сродни действиям командира, барабанящего по броне: «эй, механик, глуши мотор и вылазь из танка. На сегодня никаких маневров».

– Протасов? Я к тебе, типа, обращаюсь. Что ты пялишься на черных, как Ленин на буржуев? Хочешь тут, типа, ледовое побоище устроить?

– Дубовое хочу.

– К-кончай, Валера.

– Да я, блин, еще не начал. Баба из той компании, видать, писать ходила. – Протасов указал пальцем в сторону «одноклассников», – а на обратном пути кто-то из этих черных «обезан» до нее, блин, доклепался. – Вот именно так и сказал – «обезан». «Обезьяна» было одним из любимых словечек Протасова, хоть и произносил он его неправильно.

– Т-там ребят достаточно. С-сами разберутся. Ты ч-чего лезешь?

– Хочу, в натуре, и лезу.

В пяти шагах от них действительно образовалась группа из пяти-шести человек, нервно размахивавших руками в бесплодных попытках достучаться друг до друга. Пока ничего страшного не происходило, хотя ситуация уже выглядела перспективно. Из левой и правой частей зала к группе потихоньку подтягивались подкрепления. Пока только препирались, кое-кто даже успокаивал, взвалив на себя нелегкую участь арбитра. Некоторый опыт, приобретенный Андреем на танцплощадке родного села, подсказывал, что маленькое недоразумение между одной из одноклассниц и слегка перебравшим сыном гор закончится неслабой групповой потасовкой, в ходе которой и стороннему наблюдателю бутылкой по уху схлопотать – раз плюнуть. Драться не хотелось, да и место было таким шикарным, не танцплощадка Дубечках, все-таки.

– Я на секунду отлучусь, а? – застенчиво проговорил Бандура, подумав, что: во-первых, неплохо пересидеть драку в туалете; во-вторых, в сортир можно сходить и на улице, плюс воздухом свежим подышать – тоже хорошо; и в-третьих, если принимать участие в драке, то с пустым мочевым пузырем, потому как полный вполне способен привести к таким крупным неприятностям, что и представлять страшно…»

– Не начинайте без меня, пожалуйста, а лучше вообще не начинайте.

Поднимаясь, он оперся на Протасова, как о глыбу базальта – Протасов не шелохнулся. Андрей нетвердой походкой отправился к выходу, старательно огибая попадавшиеся на пути столики.

Выйдя на открытую веранду, с наслаждением глотнул лесной воздух, относительно легко перелез через перила и очутился на автостоянке. Ни Правилова, ни тем более Ледового, Андрей по дороге не встретил. Это было совершенно исключено – Ледовой, Правилов и генеральный директор фабрики занимали отдельный кабинет, отгороженный от центрального зала зеркальными панелями и линией декоративных пальм, выстроенных по всем правилам дизайнерского искусства.

Беседа в отдельном кабинете как раз достигла кульминационной точки. Набитый деньгами дипломат перешел в собственность директора. Директор, смачно рыгнув, нетвердой рукой вытащил «паркер» и принялся подписывать необходимые бумаги. Все трое, вопреки деловому характеру встречи, были порядком навеселе. Двое головорезов, оставленных Правиловым в зале, времени даром тоже не теряли. Они сидели возле двери в кабинет с рожами, красными, как крымские помидоры, бросали в зал вялые косяки и подумывали главным образом о том, застукает ли их Правилов, или нет. А если застукает, то проявит ли снисходительность или, как всегда, по полной программе отымеет.

– Попалит – убьет, – сообщил один головорез другому. – Без базара.

– Хрена он попалит, – возразил другой. – Сам как пару раз выглядывал – резкость навести не мог. Еще тройку стопок опрокинет – дрова. Они там с Виктором Иванычем добряче набенькались.

– Отвечаешь?

– Без балды.

Тем временем Андрей озирался по сторонам, соображая, где бы пописать. Он пересек большую часть автостоянки, но от первоначального решения заходить в лесную чащу отказался еще по пути. И это было разумно. «Втаком состоянии, – сказал себе Андрей, – загреметь вближайший овраг и свернуть там шею – раз плюнуть». Он еще раз покрутил головой, выбирая подходящую машину, остановил выбор на 31-й «Волге», припаркованной с краю площадки. Направился к ней, стараясь избегать резких движений. Андрей находился в той стадии опьянения, когда кажется, будто земля под ногами ходит ходуном, сотрясаемая двенадцатибальным землетрясением. Пить-то он прекратил, – «хватит на сегодня», но алкоголь по-прежнему поступал в кровь из желудка, парализуя остатки вестибулярного аппарата.

Добравшись до «Волги», Бандура кое-как расстегнул ширинку и уперся, для верности, обеими руками в черную крышу машины.

– По закону водителя, – торжественно изрек Андрей заплетающимся языком.

– Это мурло нашу машину обсцыкает! – яростным шепотом сообщил Украинскому переодетый в гражданку майор. Возмущению его не было границ.

– Да тихо ты! – таким же змеиным шепотом отвечал Украинский. – Операцию сорвешь, мать твою! Запомни рожу, попозже всю машину языком вылижет, подонок.

В этот момент в салоне щелкнула и зашипела рация.

«Блин, – всплыло в затуманенном мозгу Андрея, – раз вмашине кто-то есть, сейчас получу по репе». Продолжая нелепо висеть на борту «Волги», с расстегнутой ширинкой и широко расставленными, – «чтобы не обмочить брюки», – ногами, он тихонько повернул голову вправо. На пару градусов. Заднее боковое стекло «волги» было закрыто и сильно затонировано, зато переднее оказалось приоткрытым. Оттуда снова раздались электрические щелчки и шипение, очень похожие на… – «На рацию, твою мать, – наконец до него дошло. – А рация, в комплекте с 31-й «Волгой» – это, ну очень напоминает ментов! А менты, блин, это такие вредные парни… В особенности, если им обоссать машину…Вот везет, так везет!..», – подумал Андрей, охваченный легкой паникой. Он представил себя в наручниках, залетающим головой вперед в обезьянник патрульного «Уазика» и, естественно, содрогнулся.

– И-и-звините, – Бандура оторвался от «Волги» и сделал пол-оборота, намереваясь уносить ноги, пока еще не поздно. При этом его взгляд упал на переднее сидение и в свете уличного фонаря оттуда сверкнул здоровенный золотой перстень, надетый на чью-то оставшуюся во мраке руку. Бандура неуверенно заковылял прочь.

Между тем его мозги, взбодренные свежим ночным воздухом и пережитым испугом, начали усиленно работать. «Эту гайку я ужегде-то видел. И я даже помню где. У того мента-бегемота, который на днях надрал мне задницу – вот где! Хотя, хрен его знает, этот гребаный город. Может тут такие „гайки“ у каждого второго или, хотя бы, у каждого пятого?»

Довольный тем, что совершенно безнаказанно описал чужое колесо, Бандура взобрался на террасу ресторана. «Надо быстрее предупредить Атасова», – бухало у него в голове. Это была единственная дельная мысль. Но не успел Андрей потянуться к двери, как та с грохотом сорвалась с петель. Андрею чудом удалось избежать столкновения, неизбежным следствием которого наверняка бы стало сотрясение мозга, в лучшем случае. Зато несшийся вслед за дверью крупный мужчина врезался в него с невероятной силой. Чувствуя себя сбитым автопоездом пешеходом, Андрей покатился по полу. Столкновение с Андреем никак не отразилось на траектории незнакомца. Видимо, кинетическая энергия, сообщенная ему в зале, была столь велика, что он, опрокинув по пути несколько столиков, вписался в балюстраду, ограждающую террасу, перевалился через нее и с жалобным всхлипом исчез из поля зрения.

Растирая ушибленное плечо, Андрей поднялся на ноги и заглянул в осиротевший дверной проем. Весь зал ресторана погрузился в хаос. То тут то там мелькали кулаки, сыпались сочные удары, отовсюду неслись воинственные крики победителей и страдальческие вопли жертв. «Гребаная Куликовская битва, – пробормотал Андрей. – Я в шоке». В самом центре побоища, лицом к двери, возвышалась исполинская фигура Протасова. Протасов вращал в воздухе тело одного из «кавказцев», держа того за шиворот и ремень брюк. «Кавказец» отчаянно брыкался. Его глаза были вытаращены, как у выброшенной на поверхность глубоководной рыбы. На мгновение оба застыли, так и запечатлевшись навсегда в памяти Андрея – потому что есть картины, перед которыми бессильно время. «Илья Муромец и Соловей-разбойник, готовящийся получить по заслугам». Затем пальцы Валерия разжались, его противник полетел по воздуху и врезался в деревянную раму высокого стрельчатого окна. Стекло лопнуло и вся конструкция, вместе с застрявшим посередине страдальцем, со звоном вывалилась наружу.

– Давай, помогай! – заорал Протасов, завидев Андрея, и с разворота выдал великолепный хук правой следующему «кавказцу». Тот крутанулся волчком, угодил головой в спину одного из «одноклассников» и растянулся на паркете. Хозяин спины душераздирающе охнул и повалился сверху.

Протасов размашисто и методично работал руками, на деле доказывая, что выступление хорошего боксера-супертяжеловеса – всегда захватывающее зрелище. Внезапно из толчеи вывернулся Атасов – рубашка разорвана, глаз подбит, на левом кулаке – отпечатки чьих-то зубов. Поймал за руку Андрея и, обернувшись к Протасову, крикнул зычным голосом строевого офицера:

– Протасов, где Армеец?

– Только что тут крутился. И-и – н-на!!! – сокрушительный удар и звук падения бездыханного тела.

– Милиция, идиот! Облава! Тащи сюда Армейца и уходим! –

Атасов поволок Андрея к выходу.

Вскоре они вчетвером уже неслись по лесу, убираясь подальше от «Дубового Гая», откуда теперь неслись звуки настоящего побоища. Это спецподразделения Украинского брали ресторан приступом.

– Эдик, машину утром заберешь! – Атасов перешел на шаг. За ним последовали остальные.

– А если милиция приклепается? – поинтересовался Бандура. Он относительно протрезвел.

– За что это? Человек хватил лишнего, уехал, типа, с друзьями. Или на такси. Задолго до драки. Какие, типа, вопросы?

Они спустились в долину и шли теперь вдоль мелководной речки.

– Темно, в натуре, как у негра в жопе. Тут копыта обломать – реально пара пустяков.

– Хватит болтать, Протасов. Ты всех задрал со своими копытами. Лучше б ты себе шею, типа, свернул, честное слово! Я же тебе говорил – не приставай к этим черным. Так нет. И теперь ты еще чем-то недоволен, типа?

– Та-такой вечер перегадил. У-убить тебя, ду-дурака, мало.

Протасов оскорблено засопел.

– Ладно, – скомандовал Атасов по прошествии непродолжительного времени. – Давайте на дорогу какую-нибудь выбираться. И по домам. На сегодня приключений достаточно.

Они дружно зашлепали по высокому откосу железнодорожного полотна, и, в конце концов, выбрались на автомобильную дорогу. Атасов энергично замахал показавшемуся невдалеке такси, которое и доставило, всех четверых, в уже знакомую Андрею трехкомнатную атасовскую «сталинку».

До квартиры Протасова, занимавшей, по словам самого Валерия, два последних этажа нового высотного дома у метро «Большевик» было гораздо ближе. Однако, когда Атасов в такси вопросительно взглянул на Протасова: «Валерка, может, типа, к тебе?», тот затянул хорошо знакомую приятелям песню:

– И еще, типа, не закончил?

– Да там, слышь, для бильярдной обшивку жду, из Испании. Из этого, как его…?

– Из па-палисандра? – подсказал Армеец.

– Ага, из него…

– Так мы на первом, типа, этаже разместимся.

– Да не получится, блин. На первом козлы повсюду стоят, конкретно, лопаты там, шайки разные, цемент… В общем, все эти вещи… Куда? И это, кстати, работяги у меня там ночуют, «вуйки» с Западной. Я разрешил.

– Какой ты добрый, – съязвил Атасов.

В квартире Протасова, ради которой год назад он влез в долги по уши, был должен практически всем знакомым и друзьям, а отдавать не спешил, побывать, пока, не удалось никому. Не выгорело и в этот раз. Так и поехали к Атасову.

Гримо встретил четверку счастливым громким хрюканьем и удивительно высокими прыжками. Тем более удивительными, принимая во внимание его короткие и кривые ножки.

– Если в этом до-долбанном мире еще остались существа, с-способные кому-то и-искренне радоваться, – задыхаясь, сообщил Армеец, отброшенный одним из прыжков Гримо в прихожую, – то это со-собаки.

– Моя, моя собака, – выдохнул Атасов, защищаясь от Гримо, наступающего, болтая толстым слюнявым языком. – Я тебя тоже люблю. Ну, все. Хватит! Не строй из себя дурака…

* * *

Поздним вечером того-же дня, подводя итоги милицейской спецоперации, Украинский рвал и метал.

– Замечательно! Кабак разнесли вдребезги, три машины разбито, восемь человек госпитализированы. Из них четверо – наши! А где, я спрашиваю, Ледовой?!

– Ни Ледовой, ни Правилов, ни директор фабрики среди задержанных не выявлены, Сергей Михайлович.

– Чтоб вы все сгорели, майор!

– Видимо, скрылись они, товарищ полковник, как только драка началась. Деньги с собой прихватили, понятное дело, – майор вздохнул, разводя руками – ушли, сволочи…

– Зачинщики драки?

– Разбираемся, Сергей Михайлович. Вы же знаете, как оно бывает, в таких случаях. Черта лысого докопаешься, кто кому первым это… по уху заехал.

– Вот гребаная непруха… – Украинский ожесточенно прочистил нос, – вот дерьмо собачье… Ну, а как с задержанными?

– Пока по камерам сидят. Человек тридцать выпускников 73-го года, да целая орда кавказцев. Да шалав с отделение набралось.

Поймав непонимающий взгляд Украинского, майор быстро поправился:

– Ну, полтора десятка девок. Это, явных. Да… Ну и так, по мелочи, кретины разные.

– Слушай, майор?.. – в голосе Украинского засквозила злорадная надежда. – Ты хоть ту образину паскудную нашел, что нам машину обоссала?

– Похоже, Сергей Михайлович, что и он смылся, урод проклятый, – майор сокрушенно покачал головой.

– Ну и лажа… – подвел итоги Украинский. – Я же говорю, гребаная непруха.

* * *

Утро понедельника выдалось мглистым и омерзительно промозглым. Моросил мелкий нудный, чисто осенний дождь. Небо сделалось абсолютно серым от горизонта до горизонта, словно поверх голубой пастели кто-то насыпал толстый слой грифельного порошка. Словом, вполне подходящая погода для понедельника.

– В такую погоду только перед камином сидеть в кресле. С книжкой и бутылочкой коньячка, – мечтательно заметил Атасов. – Но не светит нам.

Атасов управлял своим ярко-желтым 190-м «Мерседесом» легко и непринужденно. В салоне сидели Протасов и Бандура. Этот «мерседес», уже здорово потрепанный жизнью, появился у Атасова больше двух лет назад. Долгое время служил предметом ехидных нападок Протасова, утверждавшего, что машина напоминает желтый милицейский «УАЗ» начала восьмидесятых. «Ты б еще двери синей краской вымазал и ништяк, – не унимался Протасов. – Ну вылитый луноход, чтобы мне подохнуть. Что за тачку ты взял неумную? Я не врубаюсь, в натуре». Атасов едкие шуточки пропускал мимо ушей, и машина у него прижилась.

Итак, они ехали к Правилову, как и было приказано еще в пятницу вечером: «Чтобы в понедельник в девять у меня. Ясно?». Исключение составлял Армеец, отправившийся за своим «Линкольном» в «Дубовый гай».

* * *

Атасов свернул с Воровского в знакомую Андрею кишкообразную аллею и притормозил перед шлагбаумом, за которым Бандура впервые увидел Олега Правилова всего трое суток назад. «А как год пролетел», – почему-то подумалось Андрею.

Не прошло и десяти минут, как они уже стояли посреди Правиловского кабинета, вытянувшись во фронт. Атасов докладывал сжато и четко, по-военному. Начал с маленького недоразумения в сауне Бонасюка и был только единожды прерван на этом этапе повествования Правиловым:

– Бонасюка ко мне. Тут что-то нечисто.

Атасов сказал шефу, что банщика – след простыл

– Бонасюк как в воду канул, Олег Петрович. Так напугали, что третий день где-то бегает.

– Найти, – распорядился Правилов. – Хоть из-под земли мне его вытащи. Ясно?

Атасов сдал выручку, полученную с торговых точек на КПИ и Львовской площади.

– Что-то не густо, – проворчал Правилов, окинув троицу подозрительным взглядом. – Ладно, дальше давай.

Атасов принялся выкладывать историю столкновения с адольфовцами, причем красок для описания этого фатального для Адольфа эпизода не жалел. Приплел липовое ранение Протасова – в субботу брякнул сгоряча, чтоб отделаться от дальнейших поручений Правилова, теперь пришлось врать дальше. А поскольку, если врать, то по-крупному, в рассказе Атасова «Ниссан» Протасова получил втрое больше повреждений, чем было в действительности.

– С «джипом» надо что-то решать, Олег Петрович, – развивал наступление Атасов, идя ва-банк. – Компенсировать деньгами, типа. Валера в штуку только по запчастям влетел, типа, на службе родине.

– Да? – протянул Правилов, на лице которого отразились большие сомнения. – Возможно, возможно. Он вплотную подступил к Протасову:

– Что-то я не вижу по твоей красной роже, Валерий, чтобы ты был присмерти.

– Олег Петрович… – обиженным басом загудел Протасов, но Правилов сделал нетерпеливый знак – «умолкни».

– Ну, хорошо, хорошо. Допустим, мобильники у вас сели одновременно. Бывает. Нет вопросов. Вечером в субботу кровь сдавали, чтобы Протасова с того света вытянуть. Верно. Молодцы. «Сам погибай, товарища выручай», – говаривал генералиссимус Суворов, и это правильно. Ну а в воскресенье вы, я полагаю, зализывали раны? Реабилитационный период, так сказать?

– Ну, где-то так, типа, – процедил сквозь зубы Атасов, закипая от приторно-ласкового тона Правилова, не обещавшего всем троим ничего хорошего.

– Не в «Дубовом гаю», часом, реабилитировались, а, Атасов? – совсем нежно поинтересовался Правилов и внезапно взорвался. – Не отпирайся. Вас всех видели! Вас узнали! Ладно бы я, вас опознали телохранители Ледового! Понимаешь, Атасов, о чем речь? Мы с Виктором Ивановичем были там, в ресторане, решали серьезные вопросы. И вот, четверо совершенно безответственных дурагонов, которых я ищу второй день, и найти не могу, вламываются в ресторан, как какие-то обкурившиеся дегенераты, устраивают пьяную драку, ставят на грань срыва серьезное мероприятие! Серьезнейшее, дошло до вас?! Провоцируют своей выходкой милицейскую облаву!.. – Правилов заметался по кабинету, как посаженный за решетку тигр. – Вы знаете, что мне сказал Виктор Иванович?! Чтобы я привез с собой скальпы всех четверых недоношеных беспредельщиков. Ваши поганые скальпы, Атасов, Протасов и прибившийся к вам Бандура.